Реанимация

       — Чем будете шить?       Стас посмотрел на сестру вопросительно — чего это она?        — Чем будете шить? — шепотом.       Стас посмотрел по сторонам и понял, что находится в оперблоке. В руках у него был инструмент, название которого никак не приходило на ум. Щипцы? Спица? Металлическая хреновина?        — Чем будете шить? — шепот стал многозначительным и угрожающим.       Стас откашлялся:        — Шелком.       В коридоре его догнала сестра и сделала строгий выговор. Стас вспомнил, как ее зовут — Тамара Михайловна. Работала в травматологии больше двадцати лет. Он извинился и пошел пить кофе.        — Вид у тебя паршивый, — заметила Вика, размешивая сливки и сахар — черный она никогда не пила. Говорила, что горько.        — Я с ним поговорил, — сказал ей Стас.        — С Лешкой этим?        — С Лешкой, ага, — подтвердил Стас. Выпил порцию в пару глотков и выбросил одноразовый стаканчик.        — И как?        — Хрен знает, — Стас забросил еще монет в автомат и попросил у него новую порцию.        — Не выспался?        — На ходу засыпаю, не знаю, в чем дело, — он сделал небольшой глоток и поболтал в кружке остатки.        — Не спали? — многозначительно спросила Вика. Стасу стало тошно, то ли от кофе, то ли от ее тона.        — Я думал.        — О чем думал?        — О том, как не думать.        — Да ты прямо сильно влип, — Вика достала из кармана пачку печенья и поделилась со Стасом. — Провинциальная романтика, да?        — Не знаю, — ответил Стас, — задница, наверное, красивая.        — Зря ты так.        — Как «так»?        — Про задницу. С «задницей» поговорить проще простого, а ты маешься вон сколько, — она невозмутимо хрустела печеньем и прихлебывала кофе.        — Я поговорил, — возразил Стас. — Толку — ноль.        — Он шарахнулся?        — Нет.        — Послал тебя?        — Послал, но не по этому поводу.        — А по какому?        — Я сказал ему, что поспорил с одним типом, что он со мной переспит.       Вика подавилась кофе и облила его халат.        — Спасибо тебе большое!        — Ты совсем дурной? — спросила Вика. Достала из второго кармана пачку салфеток и протянула Стасу.        — Так случайно вышло.        — Ты случайно поспорил с одним типом? Или случайно сказал? Ты не заболел?        — Не знаю, — ответил Стас и пошел переодеваться, сжимая в руке пачку салфеток от Вики.

***

      Дома ждал Виктор, которого кинула новая пассия — Люба. Стас цедил пиво, перебирал пакеты от Костика, надеясь, что не отравится едой недельной давности.        — Она такая красивая, — говорил Виктор, — умная, добрая. Честная даже, представляешь? Мы в кино, а она за себя платит. Я ей в ресторан предложил, она говорит, этот дорогой, пошли попроще — там музыка хорошая.        — Здорово, — обронил Стас, но тут же пожалел об этом.        — Здорово?! — накинулся Виктор. — Вот я с ней вожусь, катаю туда-сюда, а она мне: «Я занята, Витенька, давай завтра?». Завтра у меня собрание, я вареный буду, мне или сегодня, или лучше вообще никогда.        — Как ты людьми-то руководишь, — пробормотал Стас, но этого Виктор уже не услышал. Он продолжил рассказывать о распрекрасной Любе, которая отказалась войти в его положение.        — Поехали расслабимся, а?        — Мне завтра работать.        — Поехали, что ты как… С Лёхой пересечемся, выпьем, поедим чего.        — Ты бы завязывал, — Стас остановил выбор на позавчерашнем пакете.        — С чем?        — Со всем: с выпивкой, с едой этой, с клубами. Найди себе нормальную бабу и женись — тебе полезно будет.        — Жениться?       Стас не заметил, когда сам вырулил на серьезную тему, но отступать было поздно:        — Да, жениться. Маешься, бегаешь по всей Москве, как маленький.        — Я-то как маленький?! Да ты вообще про будущее не думаешь. У меня хоть Люба есть, у тебя и таких отношений за всю жизнь не было.        — У меня Вика есть, — возразил Стас, используя старую байку.        — Вика твоя тут даже не появляется, — ответил Виктор, — живешь бобылем, ни хозяйства, ни уюта — одни пакеты.        — Сам-то свое хозяйство давно видел? Как ни зайду, у тебя там пять мешков мусора, икебана какая-нибудь и разбитая посуда посреди кухни.        — Да у меня хоть посуда есть, а ты жрешь из этого вторсырья, сколько я тебя помню. Учит еще, ты смотри. Взрослый стал. Правильно мама Нина говорит, надо было тебе за границу валить.        — Куда? — про за границу Стас услышал впервые.        — Не бери в голову, — отмахнулся Виктор, — это мы с ней раньше думали, кого куда жизнь забросит.        — Мне-то не забыли сказать? — Стас злился.        — Ты для этого города слишком честный, — ответил Виктор. — Тебе в Европу надо или еще куда, где таким платят много, а тут пропадешь.        — Ты мне это как коррупционер со стажем говоришь, да?        — Ну зачем ты так, Стасик? Я же не со зла. Начал мне тут про женитьбу, я и ответил. Все у тебя хорошо будет, и у меня тоже.        — Не будет! — Стас вышел в коридор и указал рукой на входную дверь. — Давай, иди к своей Любе. Или Наташе, или Маше, или кто там у тебя следующий вариант. Иди и жалуйся им на свою жизнь. Нужен будет мудрый совет от брата — поезжай к Косте. У вас с ним много общего, будет о чем поговорить. Все, хватит с меня.       Виктор никуда не пошел, а вместо этого стал разглядывать кухонный гарнитур:        — Вот я раньше понять не мог, как люди одни живут, — заметил он глубокомысленно. — Приду к тебе, у тебя тут спокойно, тихо. Никто не орет. Сижу, думаю, как тебе повезло. Характер, наверное. Я вот не могу к себе не позвать, душа, наверное, гостеприимная. А у тебя порядок. Один раз притащил этого своего Лёху сбитого, и все. И я вот так сижу, слушаю, как у тебя тихо, успокоюсь, а потом домой тянет. Или в клуб. Там люди, жизнь. У тебя тут как в склепе. Вроде и хорошо заглянуть, а жить так — нет, я бы не стал.        — Ты меня не слышал? — Стас еще раз указал на дверь. — Выход там, иди и философствуй, сколько душе угодно. Я устал, хочу отдохнуть и мне не нужны твои клубы.        — Клубы, Стасик, всем нужны, — ответил Виктор. Медленно со значением поднялся со своего места, прошел по коридору и стал неторопливо проверять ключи, мобильник, барсетку. — Успокоишься — звони, — сказал он на прощание.       Стас хлопнул дверью, закрыл ее на два замка и пошел в комнату: есть, пить и смотреть телевизор.       Шла передача, смысл которой Стас никак не мог уловить, поэтому он переключил канал. Потом еще раз, еще, пока не понял, что допивает вторую бутылку, щелкая каналы. Выключил телевизор и пошел на балкон курить.       В серебряном портсигаре лежали ровным рядком любимые сигареты. На зажигалке можно было прощупать гладкую гравировку: «Палата №6». Коллеги скинулись, не пожалели времени найти мастера. Наверняка, Вика подала идею. Нина Валерьевна никогда бы такой подарок не сделала — все повторяла, что курить вредно. Заботилась о них, как могла, старалась напомнить, что хорошо, что плохо, детдомовцам, которые научились обманывать и воровать раньше, чем различать буквы.        — За границей, значит, — вздохнул он, выпуская сигаретный дым. — Конспираторы херовы.       Зазвенел телефон — он поднял трубку, не глядя, и стряхнул пепел в банку из-под кофе. Пепельницу ему никто не дарил.        — Привет, — голос в трубке был вроде бы знакомым, но Стас долго не мог примерить его к коллегам и братьям.        — Привет, — автоматически-нейтрально ответил он.        — Сегодня работал?       Стас убрал от уха трубку и посмотрел на номер: «Алексей Петренко». Он перехватил трубку поудобней, вернул к уху, затянулся и ответил:        — Работал.        — Я извиниться хотел.       Стас тяжело вздохнул:        — Валяй.        — Я не должен был соглашаться, — сказал Алексей Петренко, — надо было сказать Вику, чтоб шел куда подальше. Он просто все так подал, как будто… Не знаю, как будто я должен. И я вспомнил, я же правда тебе должен. По-хорошему в смысле должен. За больницу, квартиру и все такое. Спасибо.        — Пожалуйста, — Стас выбросил окурок в банку и достал еще одну сигарету.        — Завтра конец недели, мне зарплату дадут, — Алексея Петренко явно несло, — я тебя хочу пригласить поесть. Чтоб извиниться. Ладно?       Стас проглотил улыбку и ответил как можно серьезней:        — Ладно.        — Окей, — обрадовался Алексей Петренко, — вечером позвоню.        — Слушай, давай я в клуб к тебе приеду? — предложил Стас. — Чего мы мотаться будем по всей Москве? Ты после работы, я после работы. Поедим там, отдашь свой очень страшный долг, извинишься и замнем. Окей?       Алексей Петренко долго обрабатывал информацию, но все-таки выдал:        — Окей.        — Закажу омара с красной икрой, — пошутил напоследок Стас и повесил трубку. За тридцать три года жизни в амплуа гея он выучил только одно правило — не прощаться слишком долго. Как только это превращается в долгий обмен любезностями, человек включает логику и здравый смысл, а допускать этого нельзя. Потому что с включенной логикой и здравым смыслом адекватный человек геем в Москве не будет. За границей, как правильно сказала Нина Валерьевна Виктору. Только он, конечно, ни черта не понял за своими Любами и Машами.

***

       — Повеселел вроде, — сказала Вика перед сменой.        — Да вроде, — ответил Стас. — Брата вчера прогнал.        — Брата прогнал?        — Он у меня считай поселился, я ему вчера все высказал.       Вика прокашлялась. Стас оглянулся посмотреть, что с ней, и увидел Нину Валерьевну.        — Чаю будешь? — спросила та, сурово сдвигая седые брови.       В ординаторской, где Нина Валерьевна владела не только чужим вниманием, но еще и парой шкафов, напичканных упаковками чая, печеньями, шоколадом и сервизами, Стас приготовился слушать нравоучения.        — Жениться ему надо, — сказала Нина Валерьевна, разлив в две кружки горячий напиток. У нее он получался всегда нужной крепости и приятного вкуса. Она утверждала, что дело в чайнике, но Стас верил, что дело в Нине Валерьевне.        — Я так и сказал.        — Не надо было, — Нина Валерьевна размешала сахар и начала неторопливо пить.        — Почему?        — Он тебе и так завидует, а ты его еще жизни учить будешь.        — Завидует? Мне?        — Еще бы, — она поставила кружку на блюдце и серьезно посмотрела на Стаса. — Послушай меня внимательно, не перебивай и дай договорить. У Виктора кризис среднего возраста. Жениться он боится — ему подавай свободу. Карьера такая, что сиди и жди, а он любит вперед. Ходит, обивает пороги, то ко мне, то к девочкам, то к Костику. К тебе вот пристал. Не бери в голову, Станислав, у него пройдет. Он добрый — это главное, а остальное приложится. Найдет хорошую женщину, она ему покажет, как хорошо, когда дома ждут, и все у них сложится. За него я не волнуюсь, я за тебя волнуюсь. Работу ты себе выбрал хорошую, я и не мечтала. Горжусь, — она хлебнула чаю, — но в меру. Тебе семья нужна.        — Нина Валерьевна, я…        — Просила же, дай договорить. Вы у меня все разные: ты, Костик, Витя. Я больше мальчиков забирать не стала — поняла, что не справлюсь. Старая слишком за вами бегать. С девочками проще, они на меня смотрят и повторяют. Им мама нужна была, а вам — полевой фельдшер. Ты когда в детском доме жил, ни с кем не дружил особенно. Няньки мне жаловались, замкнутый мальчик, не поймешь, что на уме. С Костиком и Витей вы общий язык нашли. Учиться стал хорошо, поступил. Сейчас опять замыкаешься. Работа, сон — это до тридцати хорошо, Станислав. Потом надо что-то еще. Мне вы помогли. Костику чем помочь, я не знаю. Виктор ищет — найдет, я и не сомневаюсь особенно. Он переборчивый, ему все и сразу давай, без компромиссов. У тебя другое.        — Нина Валерьевна…        — Заладил! Говорю, дай сказать. На смену отпущу, не помрет там никто, я смотрела. Все плановые. Ты на себе крест зря поставил. Геи ведь разные. Есть кто всю жизнь один бегает, а тебе одному нельзя. Сопьешься или хуже. Ты же всех спасать хочешь. Того, этого — так не бывает, Стасик. Ты врач, а не волшебник.       Она замолчала, но Стас не мог выдавить из себя ни звука — врос в стул.        — Вот о чем подумай, Стасик. Пройдет десять лет, сколько у тебя их будет? С кем «не получилось». Десять, двадцать, тридцать? Больше будет — каждый день аварии. Будешь хорошо работать, так до сотни счет дойдет. Придешь домой, и что? Пить? Никакого спирта не хватит. Ты-то про это не думаешь. Отработал — хорошо. Упустил кого — можно расслабиться. Знаешь сколько их вокруг меня? Этих «расслабляющихся». Тамара Михайловна сказала, у тебя руки дрожали. Пил?       Стас помотал было головой, а потом кивнул. Пил. Немного — куда там. Но пил.        — Знаешь, что нельзя, а уже никак, — сказала Нина Валерьевна. — Я знаю, что тяжело, Стасик, но ты молодой, красивый. Сейчас проще, чем через десять лет. Кому ты тогда будешь нужен?       Он удивленно посмотрел на нее. Она, конечно, редко церемонилась с ними, но чтоб вот так?        — Найди себе кого-нибудь, — ответила Нина Валерьевна, — хоть этого твоего из аварии. Он дурной, как черт, зато честный.        — Нина Валерьевна, да откуда вы все это… Вы как шпион, — улыбнулся Стас.        — Будет тебе столько же лет, сам шпионом станешь, — отрезала она, — иди работать. И чтоб больше никаких дрожащих рук.        — Не будет, — пообещал он.        — И хватит впутывать в это Викусю.        — Хорошо.       Из ординаторской он вышел смеясь. Вика перехватила его на углу и спросила, как прошло, а он ответил ей:        — У меня мама супер агент КГБ.        — Чего?!        — Работать пора, — и подмигнул ей, чувствуя себя семнадцатилетним мальчишкой.