Будь со мной. Танцуй со мной.

Юра снова честно прогуливает уроки, отобрав у сторожа ключи и взлетая в зал. - Мог бы и не уходить, - смеется мужчина ему вслед. Блондин бросает взгляд на часы. Отабек будет не раньше, чем через три часа, а значит, у него есть время. Юрий падает на маты, достает блокнот и ручку, включает видео. Он пересматривает запись снова и снова, ставя паузу, кусая губы, иногда поднимаясь и делая элементы, чтобы что-то вычеркнуть или записать. Через пару часов блокнот весь в схемах движения, понятных только Плисецкому, а на губах парня довольная улыбка. Он успевает переодеться и сделать растяжку, прежде чем дверь распахивается и влетает казах, принося с собой холод и решимость. Плисецкому стоит больших усилий сдержать смех. Он просто выгибает бровь и усмехается: - Не хочешь переодеться в свой мешок и размяться? Пока парень разминает мышцы, Юра роется в рюкзаке, доставая пуанты, попутно объясняя: - Давай попробуем сделать поддержку, а потом подвигаться вместе. Надо почувствовать друг друга. Фраза звучит очень двусмысленно. Плисецкий краснеет, обматывает ленты вокруг щиколотки, встает, потягиваясь. Антраша, коркскру тёрн, тир бушон... чтобы размяться, дать привыкнуть пальцам. Парень ловит взгляд партнера и заливается краской. - Что?! Он боится, что выглядит смешно. Еще бы! Такой маленький, тонкий, в узких штанах и футболке, в этих нелепых пуантах. Юрий подходит к Отабеку, смотрит снизу вверх, хмурится, понимая, какие они разные. Отчего-то ему неловко. Прикусывает губу, кладет руки на плечи парню, чувствуя, как грохочет сердце в ушах: - На три я подпрыгиваю, и ты поднимаешь. Раз, два, три... Оп! Отабек лишь усмехается и стягивает с себя толстовку, оставаясь в узких спортивных штанах и майке – он чувствовал себя комфортнее с открытыми плечами и свободными руками. Он оглядывает зал и застывает в нерешительности. Это место не очень отличалось от его родного – тот же простор, зеркала и свет, но ему все равно не по себе. Тут совсем другая атмосфера, и это не может не сбивать с толку. «Почувствовать друг друга» - как раскаленным железом, эта фраза с дрожью отпечатывается в его сознании. Он судорожно втягивает воздух, отводя взгляд. Алтын начинает разминаться. Лицо – каменное, но от нагрузок постепенно щеки краснеют, а сам Отабек немного расслабляется. Работа мышц всегда приводила его мысли в порядок – лучшее чувство. Отабек сосредоточен и мало что замечает, когда работает, но, зацепившись взглядом за тонкую фигуру, поднятую на самые кончики пальцев, он сбивается с ритма и замирает. Алтын поражен. Юра и на полупальцах был до безумия внеземным и изящным, а теперь он походил на прекрасное божество. Хрупкий, тонкий и воздушный. Отабеку даже страшно двигаться – кажется, что, дрогнув, этот чудесный образ испарится. Услышав возмущенный голос, брюнет приходит в себя и всеми силами старается не смотреть на ноги Плисецкого – очаровательное и изящное зрелище. Отабек едва заметно улыбается, когда Юра подходит вплотную. Он спокойно смотрит на блондина и ощущает дикое желание дотронуться: провести по волосам, проследовать пальцами по линии подбородка, очертить худые плечи и спуститься по талии. Он сжал зубы и приказал себе успокоиться, но сердце начало биться только сильнее, когда он почувствовал теплые ладошки на своих плечах. Он кивает и устраивает горячие руки на талии Плисецкого, чувствуя волнение. Смотрит на Юру и понимает, что просто не может облажаться, только не с ним. Голос Юрия заставляет успокоиться. На «три» он, устойчиво стоя на ногах, поднимает Плисецкого над полом. Легкий. Он легкий, как и думал Отабек. Все получается достаточно плавно, и Алтын едва заметно улыбается. Его руки, которые он оставил на талии Юрия, напряжены, сам он тяжело дышит, но выглядит даже довольным. Казах, не отнимая ладоней от тела Плисецкого, говорит тихо: -Ты красивый. На пуантах, - он говорит об этом совершенно без стеснения и спокойно, потому что в его сердце – решимость. Он хочет сказать об этом – он говорит. Знает, что Юрий будет злиться, знает, что он сам потом будет смущаться, но сейчас ему просто нужно это произнести. Юра отталкивается, не обращая внимания на горячие ладони на талии, обжигающие даже через одежду, вытягивается, сводя лопатки и прогибаясь, ноги - как две струны, руки - вверх, над головой, сам - стремление ввысь, умоляя и заставляя смотреть на себя. Отабек действует четко. Оп - и блондин наверху, надежно зафиксирован, пальцы не давят, не причиняют боль. Видимо, сказывается опыт поддержек девочкам в группе. Плисецкий уже собирается сказать, что первый и второй этапы выполнены отлично и надо переходить к третьему - опусканию, как казах выдает очередную несвоевременную глупость. -Ты красивый. На пуантах. Это так внезапно, так смущающе и так невовремя - ни тебе ударить, ни возмутиться, ничего не сделаешь, полностью зависишь от партнера. Юру бросает в жар, лицо пылает, он никогда не чувствовал себя так... Мысли проносятся в голове за мгновение, парень вздрагивает и теряет равновесие, взмахивает руками, не падает, но ноги резко опускаются вниз, врезаясь в грудь Отабеку. Плисецкий тут же оказывается на полу, отталкивая парня, зло шипит: - Дурак, что ли?! А если я тебя так травмирую? Или сам упаду? Ты такой... такой... придурок! Не делай так, слышишь? Он трет глаза, пару раз становится на пальцы, взмах руками, простые движения, чтобы успокоиться. Сердце колотится уже не так сильно. Блондин снова подходит к казаху, смотрит сурово в глаза. - Раз - поднимаешь. Два - фиксируешь. Три - опускаешь. Потом - все разговоры. Понял? Шумно выдохнув, Юра берет руки Алтына, стараясь не думать о том, какие они обжигающие, не думать о том, что он делает. Осторожно кладет их на талию. - Сначала пробуем такую поддержку. Потом - такую... Он передвигает руки на бедра, умирая от смущения и странного сжигающего чувства, от которого мурашки и тяжесть внизу живота. Голова кружится. Плисецкий нервно сглатывает и каким-то срывающимся голосом продолжает, двигая руки парня по своему телу: - Третья поддержка - ты сгибаешь руку и сажаешь меня на нее, прижимая к себе, понял? Руку - ниже по бедру, по ногам, чуть задевая ягодицы, заставляя обхватить себя. Это невыносимо. Невозможно. Юра разжимает пальцы, отпуская руку Отабека, делает шаг назад, ловя ртом воздух и заставляя себя сфокусировать взгляд на парне. - Давай каждый вариант несколько раз, а потом решим, как нам обоим удобнее. Что скажешь? Отабеку жарко - не оттого, что работает его тело, а оттого, что делают его мысли - он и не представлял, что кто-то может буквально сводить с ума одним только взглядом, одним только касанием. Это было неправильно - думать о том, как красиво смотрятся светлые худые руки на смуглых плечах Отабека, не думать о том, что теперь многое будет зависеть от Алтына, не думать, что больше Юрий не будет танцевать один. Когда Плисецкий, явно смущенный и злой, выпадает из рук Отабека, он почему-то не чувствует себя виноватым - просто смотрит спокойно, потому что знает, что ни за что не позволит Юрию упасть. Нужно только взять себя в руки и стараться не думать о красивом теле Плисецкого - но это для обычно сдержанного казаха слишком сложная задачка. Он молча слушал возмущающегося Юрия и не мог оторвать взгляда от его ног. Он и раньше видел Плисецкого в одежде, которая ничего не скрывала, но теперь, когда на блондине были пуанты... Отабек едва отрывал себя от мыслей об этих прекрасных ногах. Алтын кивнул и постарался расслабиться - если он будет забивать голову ненужными и отвлекающими мыслями, то снова сделает что-нибудь глупое. Он неосознанно задержал дыхание, когда Юрий положил его руки себе на талию - напряженное, но доверчивое движение. Отабек не ожидал, что его руки Плисецкий спустит ниже - Алтын напрягся и все силы направил на то, чтобы сдержать вздох и не думать о том, как горячо внутри. Он часто находился в более волнующих позах с девушками из команды, но так бешено сердце не билось никогда. Ниже, едва касаясь - брюнет судорожно вздохнул и сжал зубы. Главное - держать себя в руках. Это было сложнее, чем он думал, хотя Отабек ожидал такой реакции от самого себя. Спасибо, что не стояк. Когда Юрий сделал шаг назад, казах тихо и как-то неожиданно для себя разочарованно вздохнул. Плисецкий заставлял его ощущать себя совершенно беспомощным, ломал привычную жизнь - и это сносило крышу. Отабек всегда был одиночкой - хулиганом в детстве и холодным в своем спокойствии сейчас. Ему никогда не хотелось дружбы, не хотелось отношений - всегда хорошо одному. До того момента, пока он не встретил Юру - сначала в детстве, когда он отчаянно хотел заговорить с ним, но боялся; и совсем недавно. Восхищение и желание длиной в пять лет. Отабек тряхнул головой, сжимая зубы и успокаивая себя. Он пришел работать, все остальное – наедине с собой. Он снова поднял Юрия – на этот раз удачно, стараясь думать только о технике, о ценности того, кого он держал в руках. Он обещал не подводить – он делал все, что мог. Последняя поддержка оказалась сложнее, чем он думал, но не от техники, а оттого, как близко к нему оказывался Плисецкий – Отабек мог дотронуться губами, мог прижать к себе и не отпускать – осознание этого кружило голову. Только с такими мыслями у них точно ничего не получится, а потому Отабек мысленно ругал себя и старался, старался, старался. Опустив Юру после последней поддержки, он, совершенно вымотанный эмоционально, сделал два шага назад и шумно выдохнул, отводя взгляд. Да, они должны были показывать желание, но его оказалось так много, что лилось через край – и Отабеку было страшно, откровенно страшно, потому что он не знал, что делать с этими чувствами – их не получалось отогнать, не выходило игнорировать. А если последовать им… Он был растерян. Конечно, внешне – немного покрасневший от напряжения, но камень. -Сложнее, чем я думал, - признался он тихо, имея в виду совсем не физическую сторону их предстоящего танца. Держать Плисецкого на руках он мог, больше того – он хотел. Он перевел смущенный взгляд на Юрия и едва заметно улыбнулся. Сложно было судить по первым движениям, но у них получалось. -Снова поддержки? Или попробуем что-то другое? – с холодной готовностью произнес он, морально готовясь к новым испытаниям на выдержку. Ему хочется сказать "Да, еще, еще поддержек!", но Юрий только прикусывает губу, стараясь болью вернуть холодный разум. Но он хочет продолжать. Чувствовать руки по телу, прижиматься к Отабеку, медленно скользить вниз, иногда задевая пальцами его волосы, плечи, грудь, ловя разгоряченное дыхание кожей, слушая, как в такт стучат сердца. Но у них слишком много дел. Слишком много проблем. И одна из них - Юре надо справиться с эмоциями. Чувствовать такое к партнеру - неправильно. К другу - тем более. К парню - недопустимо. Он открывает рот, чтобы предложить повторять танец с самого начала, но тут телефон казаха начинает разрываться. - Твою мать! Это то, что нужно. Выплеснуть эмоции на ни в чем не повинный кусок металла и пластика. Плисецкий хватает чужой телефон, не глядя, кто звонит, нажимает на трубку и орет: - Не звони ему! Не звони еще часа три! Алтын не может разговаривать! Он занят! Мной! Пошел на хрен! Закончить вызов, выключить телефон и швырнуть его на сумки, зло глядя на партнера. - Учись выключать телефон на время репетиций. Здесь есть только я, ты и танец. Все остальное - потом. Глубокий вдох. По крайней мере, странные пугающие чувства ушли. Плисецкий берет свой телефон, отыскивает видео и подходит к Алтыну, включает запись. - Давай с начала. Вот до этого момента. Сначала на раз-два-три, а потом под музыку. И я не буду извиняться. Ни перед тобой, ни перед тем, кто звонил. Блондин хватает толстовку Отабека, накидывает на плечи и становится перед зеркалом, качнув метроном. Кивает. Раз-два-три-четыре, раз-два... метроном и стук сердец. Шаги по паркету. Тяжелое дыхание в полутьме. Юрий видит в зеркале, как парень медленно подходит к нему, стягивая толстовку с плеч, чувствует его нежное прикосновение, пальцы скользят по руке, пытаются сжать запястье, тянут к себе, но Плисецкий вскидывает голову, отбирая руку, прижимая ее к груди. Смотрит, как казах отходит, опустив голову и чуть ссутулившись. В груди колко. Бросается за ним, утыкается лбом в спину, вдыхая запах разгоряченного тела. Раз-два-три... Поворот на кончиках пальцев, руки вверх, позволить Отабеку страховать, пока он бесстрашно откидывается назад. Лицо казаха так близко, он видит, как блестят его глаза. Пару мгновений они смотрят друг на друга, сбиваясь с темпа, Алтын пытается осторожно поднять Юру, а тот - перешагнуть через его ногу, но они путаются, не в силах отвести друг от друга глаз, блондин чуть не падает, а казах молниеносно реагирует, прижимая его к груди. Сердце застряло где-то в горле. Глаза в глаза, близко-близко, сердца в такт, раз-два-три, так близко... "Я его сейчас поцелую..." И в абсолютной тишине Юрино "Блядь. С начала поддержки. Мы справимся, Бека". Они должны справиться. И с танцем, и с чувствами. - Бека, не тупи. Давай! Отабек смотрит на Юрия и не понимает, как он мог согласиться на это – знал, что одно только присутствие Плисецкого выбивает из колеи. Самоуверенно полагал, что сможет справиться с тем, что росло и бережно хранилось в нем все пять лет – он осознал свои чувства лишь тогда, когда увидел Юрия в темном зале. Теперь нужно было держать это в себе. Плисецкому знать об этом не обязательно, лучше даже не догадываться. Отабек только испортит все своими дикими желаниями. Он пришел сюда танцевать. Алтын вздрагивает, когда слышит писк собственного телефона, делает шаг, чтобы отключить его, но не успевает – Юрий оказывается быстрее. И Отабеку кажется, что блондин лишь выключит надоедливый аппарат, поэтому, когда Плисецкий отвечает, казах не может скрыть удивления. Он пораженно вздыхает и наблюдает, как его телефон летит на сумки. А потом – тихо смеется. Сейчас ему плевать, кто звонил: мать, Мадина, Крис или надоедливый Леруа – Отабек почему-то восхищен и взволнован такой реакцией, словами, которые произнес Юрий. Эта темпераментность, эта злость – ее хотелось направить в другое русло, хотелось большего. Но расслабленное состояние тут же сменяется сосредоточением. Алтын привычно кивает и глубоко вдыхает, пытаясь привести мысли в порядок. «Только я, ты и танец» - звучит у него в голове, и брюнет старается держаться за эту фразу. Отабек смотрит на то, как Юрий накидывает его толстовку и зависает – это выглядит так уютно, что Плисецкого хочется обнять, сжать и не отпускать. Такое ощущение, что каждое движение Юры – вызов самообладанию казаха. Он смог взять себя в руки. Кажется. Раз-два-три – он идет к Плисецкому, смотрит, как в полумраке плавно двигается тонкое тело, очерченное тенями. Прикосновение обжигает. Эмоции через край. Он всегда отдается танцу с головой – в жизни холодный, но страстный в танце, он всегда производил впечатление контрастом, раскрывая горячую душу. Теперь он ощущал диссонанс – с Юрием он чувствовал себя так, как никогда раньше – свободным и способным выражать свои эмоции. Это сбивало с толку, пугало, но добавляло огня. Танец и Плисецкий вместе – Отабек задыхался от того, как колотилось его сердце. Отабек теряется в себе, совершенно не осознавая, что делает – им руководили эмоции и это плохо – не знать танца и пытаться раствориться в партере – совсем глупо. Но он не может ничего сделать, просто смотрит, пытаясь поймать взгляд Плисецкого, слушает шаги и сбивчивое дыхание, идет на поводу у эмоций. Он никогда не думал, что внутри может роиться так много всего – обжигающего, болезненно-сладкого и волнующего. Он не может справиться с собой – останавливается, глядя в глаза партнеру, слышит стук собственного сердца, ощущает жар в теле. Он готов стоять так целую вечность – медленно умирать от желания прижать к себе, сжимать зубы и не думать больше ни о чем, кроме как о глазах Юрия. Он едва успевает подхватить его, прижать к груди, уберегая от падения. Чем ближе, тем хуже. Он смотрит на Плисецкого – вот он, в его руках, горячий и красивый, красивый, красивый. Нежность мешается с животным желанием обладать. Еще немного, чуть ближе – он не сможет вернуться. Отабек моргает, слыша голос Юры. Пару секунд смотрит на него, осознавая произошедшее, а потом выпускает его из рук, чувствуя неприятное и скребущее разочарование. Алтын шумно выдыхает и поднимает руку, прося у Юрия секунду, чтобы перевести дыхание. Он ведет себя слишком глупо – нужно прекратить. Они партнеры. Друзья. Не больше. Ничего не должно случиться – только танец. Отабек запускает пальцы в волосы и сжимает, дергая. Легкая боль не приносит никакого облегчения. Казах лишь проводит языком по пересохшим губам, на пару секунд закрывает глаза. -«Не смей даже думать об этом» - твердит он себе мысленно, повторяет, как мантру. Ему кажется, что он готов, что эти эмоции останутся внутри. Что же, осталось только проверить это. Юра мерил зал шагами, пока Отабек приходил в себя. Плисецкий видел, что его партнеру неловко. Неважно от чего - от того, что он танцует не свой стиль, от того, что Юра - парень или от того, что он слишком жесткий и много командует, черт знает. Но с этим надо что-то делать. Чтобы Отабек чувствовал себя с ним также, как с ребятами из его группы. Хотя... он не хочет, чтобы Алтын относился к нему также. Нет уж. Но ситуацию надо исправлять. Плисецкий кусает губы, ища решение, и вдруг замирает. Смеется, подбегает - да что там! - подлетает на кончиках пальцев к Отабеку, смеется. - Слушай! Наша проблема в том, что мы не привыкли друг к другу. Надо сделать так, чтобы прикосновения и присутствие были постоянными, тогда мы сможем спокойно репетировать. Поэтому - идем к тебе домой! Собираешь необходимые вещи и говоришь родителям, что будешь жить у меня. Что скажешь? Наверное, Плисецкий слишком юн и наивен, чтобы понимать последствия этого поступка, или просто не хочет видеть, к чему это приведет, но именно в этот момент решение кажется совершенно верным. Парень довольно смеется, делает пару движений, довольный собой. - Мы даже сможем вместе обсуждать танец и решать, как лучше сделать движения. Ч-черт,я гениален! Мы еще порепетируем или сразу пойдем к тебе? Что скажешь, Бек?.. Бека?..