Будь со мной. Танцуй со мной.

Юра занимается долго и бестолково. Раздражение не уходит, занозой застряв где-то в груди. Он постоянно сбивается с ритма, словно не чувствует его, но все равно танцует. Заставляет себя. До боли в пальцах и закушенных в кровь губ. За окном уже темно, когда Юрий устало присаживается на скамейку и с шипением стягивает пуанты. - Пиздец. Криво улыбнувшись - красота и правда требует жертв - и вспомнив, что пластырь остался дома, Плисецкий цветисто матерится. Смотрит на телефон, чтобы проверить время, и замечает сообщение. Этот придурок, друг Отабека. Снова мат. Сколько его было за сегодняшний вечер? Слишком много. Блондин открывает сообщение, ждет, пока загрузится фотография. Отабек красивый. Он и так привлекает суровой мужской красотой, но с подведенными выразительными глазами и взглядом, прожигающим и смотрящим в душу, просто завораживает. Плисецкий неосознанно проводит пальцем по экрану, словно пытаясь погладить парня по лицу. Откидывается к стене спиной и закрывает глаза. Все это неправильно. Плохо. Они оба становятся слабыми, портят друг друга. Юре нельзя - они станцуют, и он останется один. А в одиночку в этом мире нельзя быть слабым, если хочешь чего-то добиться. А Отабек... У него есть семья и команда, он отличный танцор, а балет будет прекрасным опытом. К тому же, Юра видел, как на него смотрят девушки. Смешок, в котором так много горечи. Блондин собирает вещи и медленно идет домой. Ноги ноют. Он приходит первым и долго сидит в ванной, морщась от боли в израненных ногах, пытаясь расслабиться. Вытирается и успевает одеться, даже достать бинты и пластырь. Кот вьется вокруг, пытается пожалеть, и Юра благодарно обнимает его, утыкаясь лицом в мягкую шерсть. Он не знает, сколько они сидят так. Но потом щелкает замок, и Плисецкий собирается. Не быть слабым. Встает и отправляется на кухню. Непривычно молча делает чай и накладывает в блюдце малинового варенья. Он держит слово. Всегда. Когда парень возвращается в комнату, Отабек устало сидит на кровати, закрыв лицо руками. Юра ставит чай и варенье на тумбочку, бурчит: - Живо. Пока горячий. Потом в ванну и спать. Отдав приказ, он снова забирается в кресло и принимается заклеивать и бинтовать ноги. Вряд ли этим напугаешь Алтына. Ему нравится это чувство – когда тело настолько устало, что словно отключается, чтобы чуть позднее начать болеть и жутко ныть. А пока ощущаешь себя так, словно ты в невесомости. Знак того, что ты прекрасно поработал. Только немного ноет рука, которую сначала атаковал Юрий, а потом Отабек потянул ее, поднимая одну из девушек. Остальная усталость в голове. Он слушает, как что-то делает на кухне Плисецкий, и невольно вспоминает их объятия, а еще думает о предстоящей ночи – ему лучше засунуть мысли о теплом и красивом Юре куда подальше, чтобы не оказаться на полу. Это будет трудно. Он открывает глаза и удивленно смотрит на чай и варенье – он думал, что Плисецкий тогда пошутил, а теперь перед ним стояла кружка, от которой поднимался пар. -Спасибо, - удивленно и тихо говорит он, легко улыбаясь. Помнится, когда он приходил домой в таком состоянии, о нем никто не заботился – только Мадина повисала на уставшем брате, рассказывая о балете. Алтын удобнее устраивается на кровати и поднимает чашку, делая большой глоток. Тепло разливается по телу, и Отабек прикрывает глаза от удовольствия – самое то после холодной улицы. Он ест варенье, запивает чаем, и ощущает себя самым счастливым человеком на планете. И ему хочется поблагодарить Юрия снова – он поднимает голову, смотрит на блондина и замирает. Видит его ноги. И чувствует, как от волнения замирает сердце. Конечно, Отабек знал о таком, видел пару раз мучения девушек из команды, но никогда это не вызывало в нем такой боли. Они, танцуя, тоже стирали ноги, ломались и получали синяки, но это… это другое. Это Юрий, который сидит совсем рядом, которому больно. Алтыну хочется подойти. Обнять. Аккуратно взять эти изящные ноги в свои ладони. Но он знает, что Плисецкому не понравится, что тот его жалеет. А потому казах просто смотрит, нахмурившись и забыв про чай. -Давай себе отдыхать хотя бы иногда, ладно? – произносит он тихо, стараясь сохранять спокойное выражение лица. - Ты мне нужен. Лучше, если не в таком состоянии. Он знает, что это – часть жизни Плисецкого, но ничего не может с собой сделать. Не может это видеть, потому что в нем растет желание поцеловать каждый израненный палец, а это просто глупо и дико. Он допивает чай в один большой глоток и уходит на кухню, где тяжело вздыхает, споласкивая чашку и блюдце. Внутри что-то неприятно тянет, и он рывком открывает дверь в ванную. Рассматривает себя в зеркале. Уставший, немного бледный, кое-где вокруг глаз остались следы подводки – он был слишком измотан, чтобы смыть все хорошенько. Он тут же вспоминает фотографию, которую Джей-Джей грозился послать Юре. Спрашивать о ней он не станет, пусть ему и интересно. Он долго стоит под теплыми струями воды, расслабляя тело, которое начинает ныть. Это чувство такое родное, что уже и не ощущается – Отабек живет так много лет. Как и Юрий. Жалость к себе недопустима. Они оба слишком упрямые, чтобы дать себе расслабиться хотя бы немного. Живут болью и танцами. Отабек не помнил, когда в последний раз был в кино или просто гулял по городу, смотрел на звезды или солнце – всегда только вперед, спешащий или слишком уставший. Он выходит в одном нижнем белье – забыл про майку, да и надевать что-то ему совсем не хотелось – он просто забил, даже не подумав о реакции Юрия. Сразу же падает на кровать, потому что жутко хочет спать. Сегодняшний день снова был богат на события, которые морально измотали его. Отабек не привык к такому темпу жизни. У него всегда все было распланировано и одинаково. Юрий добавлял в этот день сурка новые краски, и это заставляло его радоваться каждой минуте, пусть и утомляло. Он тяжело вздыхает и берет в руки телефон. Сообщение от Мадины, которая пишет, что Мерлин теперь спит только на кровати Отабека и никак не идет к ней в комнату, а еще от Криса, который пишет о фотографиях в инстаграме Джей-Джея, на которых Алтын «просто очаровательный». Друг советует казаху подводить глаза почаще, на что Отабек отвечает беззлобным «пошел к черту». Он ставит будильник на обычное время, хотя завтра может поспать подольше – ему ко второй паре, а потом откладывает его и закрывает глаза. Кровь шумит в ушах, а желание спать вдруг испаряется – он вспоминает, как они с Плисецким обнимались ночью, как ему было удобно и тепло, и пытается заставить глупые мысли замолчать. -Пойдешь завтра на последнюю тренировку? – спрашивает неожиданно для самого себя Отабек, не открывая глаз, - Мы прогоним танец один раз. А потом будем сидеть при свечах, слушать музыку. Будет здорово, если ты придешь. Он знает, что делать Юрию вместе с ним там, в темноте, нечего. Скорее всего, ему будет скучно, и это немного эгоистично – звать его. К тому же, там будет надоедливый Жан и девчонки, которые захотят поговорить с Плисецким. Но при мысли о том, чтобы сидеть с ним в свете огня, просто слушая музыку и смех ребят, сердце Отабека бьется быстрее. - Зачем нужен? - Юрий не дожидается ответа, потому что знает, он никому не нужен. Нет, нужен деду, тот его любит. Нужен тренерам, чтобы они смогли через него достичь того, чего не достигли сами. Нужен родителям, чтобы и дальше помогать. Если бы не его выступления и призы за них, неизвестно, как бы они выжили. А еще он нужен коту. Смешок, и парень хмыкает, резко бросая: - Не говори мне, что делать. Плисецкий вытягивает измученные ноги, морщась, шевелит пальцами, разглядывая разноцветный пластырь на пальцах и бинты на ступнях. Завтра не забыть обуться в ботинки попросторнее. С этими мыслями он поднимает глаза и тут же со стоном закрывает глаза руками, чтобы не видеть проходящего мимо Отабека, который, видимо, настолько устал или привык, что спокойно ходит по квартире в одном белье. Выругавшись под нос, Юрий дает себе обещание завтра с утра поговорить со своим соседом по этому поводу. Если так пойдет, казах еще чего доброго решит спать без одежды. Он же горячий парень. Смешок. Но щеки почему-то на мгновение вспыхивают. Рядом с ним и правда "горячо", эмоции зашкаливают, хотя появляется странная уверенность и спокойствие, к которому Юра совсем не привык. - Не пойду. Звучит крайне резко. Обидел. Точно. Плисецкий кривит губы в улыбке и довольно продолжает: - Это ваша семья, ваша последняя репетиция, ваш мир и ваши традиции. Я буду лишним. Буду чувствовать себя не на своем месте, ребята будут отвлекаться, этот придурок - беситься, а ты переживать. Думаешь, я смогу отказать себе в удовольствии испортить вечер? Конечно, я пойду. Парень смеется, встает и начинает раздеваться. Он тоже так может, как Отабек. И за челкой почти не видно, как он смущается, стягивая штаны. А уж от мысли, что они опять будут спать вместе, совсем не по себе, хотя... да, это было тепло, уютно и спокойно. Он бы хотел снова так заснуть, но...Юрий прикусывает губу, выключает свет и, включив фонарик на телефоне, забирается на кровать, перешагивая через Алтына. Следом запрыгивает кот, устраивается в ногах. Юра забирается под одеяло, тянет его к себе. - Не жадничай. Сегодня у нас одно большое одеяло, вместо двух маленьких. Я решил, что так лучше. Все равно я у тебя его отберу. Плисецкий нервно смеется, пытаясь устроиться. Неудобно. Холодно. Так хочется к нему, крепких уютных объятий! Сердце так колотится, дышать тяжело. Юра поворачивается к Отабеку, легонько касается пальцами его руки, серьезно спрашивая: - Бека, мы же друзья? Друзья могут спать, обнявшись, правда? Потому что это тепло и удобно. И тогда я не стащу с тебя одеяло. Я же... я же прав? Ему так страшно и стыдно. Только бы казах не рассмеялся над ним или не решил, что он идиот. Юра ничего не понимает в отношениях, боится ошибиться, но больше ворочаться он не может. «Не пойду» - так резко, что Отабек открывает глаза. Он понимал, что Юрий может отказаться, но никак не был к этому готов. Одно дело – предполагать, но другое – слышать своими ушами. И пусть это было не так уж и важно, но Алтын почувствовал, как его наполняет разочарование. С каждым словом казах расстраивался все больше. Ему хотелось сказать, что для Отабека Плисецкий не будет лишним никогда, потому что за то короткое время, пока они общаются, Юрий стал для него кем-то по-особенному родным. Ему хотелось сказать, как ему хочется, чтобы Юра пошел с ним, а потом он смеется и… наконец-то Алтын понимает, что это была шутка. Он улыбается, чувствуя облегчение и радость. Он приподнимается на локтях, чтобы посмотреть на Юрия. И снова ловит момент, когда тот начинает раздеваться. Это происходит быстро, но Отабеку кажется, что время замедляется. Брюнет не может оторвать взгляд от стройного тела. Да, он уже видел это, но, кажется, к этому невозможно будет привыкнуть. Слишком красиво и волнующе. Алтын чувствует, как внизу живота собирается тепло, и больно кусает губу, заставляя себя отвести взгляд. К счастью, тут же Юрий выключает свет. Отабек смотрит, как Плисецкий перешагивает через него и устраивается на кровати, пытаясь успокоить сердце. Он не может перестать думать о приятном запахе волос, о том, как Юра прижимается к нему и обжигает кожу горячим дыханием – ему хотелось ощутить все это снова. Он, не сопротивляясь, позволяет тянуть одеяло – все равно ему слишком жарко от близости Юрия. Он лишь хмыкает, отвечая на слова Плисецкого. Ему слишком неуютно. Он лежит на спине, рассматривая потолок, и просто не знает, куда себя деть. Ему хочется хотя бы легко коснуться Юрия, почувствовать его кожу под пальцами, но, вспоминая утреннюю реакцию Плисецкого, он приказывает себе не делать лишних движений. Но прикосновение, едва ощутимое, холодное, по сравнению с жаром кожи Отабека, заставляет его повернуть голову, а навязчивые мысли вмиг просыпаются в голове. Он слушает Юрия, и ему кажется, что это неправда. Это словно приглашение прижать его к себе. Не отпускать всю ночь. Алтын едва сдерживается, чтобы не обнять Юрия прямо сейчас. Он поворачивается на бок и смотрит на блондина, черты лица которого в темноте кажутся мягкими, совсем детскими, и оттого Отабек легко улыбается. -Ты… - его голос дрожит. - Ты прав. Ты слишком холодный, так что… грейся об меня. Алтын чувствует, как к щекам приливает кровь, и благодарит Бога за то, что сейчас в комнате темно. Он задерживает дыхание и двигается ближе к Плисецкому, устраивая свою напряженную руку на талии Юрия. Лицом к лицу. Слишком откровенно. Отабек думает о словах Юры. «Друзья»? Как-то Алтын спал вместе с Крисом после их совместной пьянки – тогда Отабек впервые серьезно напился. Они лежали с Джакометти в одной постели, обнимались, потому что в доме было жутко холодно, Крис признавался Беку в глубокой братской любви, а тот лишь смеялся. Да, они остались друзьями, и не было даже смущения после той ночи. Но это совсем другое. Кристофф никогда не вызывал у Отабека таких сильных чувств, как этот кусающийся, но одновременно и нежный кот, который лежал в объятиях Алтына. Отабек судорожно вздохнул и сильнее прижал к себе Юру, стараясь не думать о том, что они оба почти обнажены, что чувствуют друг друга буквально кожей. Это просто невероятно. Руки Отабека обжигают, плавят кожу. Прикосновения легкие, но от этого совершенно не легче. Как-то слишком близко. Слишком нервно. До безумного стука сердца и внезапно сбившегося дыхания. Разница в росте слишком мала, а потому - глаза в глаза, стараясь не выдать смущения взглядом. Да что там - смущения, всех странных, непривычных и пугающих чувств. Шумно выдохнув, Плисецкий упирается лбом в лоб Алтына, закрывает глаза. Кажется, что когда не видишь, не так смущающе. Только кажется. Потому что воображение рисует такие картинки, от которых стыдно, плохо и так хорошо. Казах прижимает крепче, держит увереннее, и сразу слабость и мурашки по коже, скапливающиеся внизу живота. Руки - на грудь, едва касаясь. То ли лаская, то ли отталкивая, все неосознанно, словно тело не принадлежит ему. Невыносимо. Хочется еще ближе, еще крепче, еще, еще, еще... Юра судорожно всхлипывает и резко разворачивается, оказываясь спиной к Отабеку. Горячие ладони скользят по телу, вызывая судорожный вздох. Плисецкий сжимает пальцами край одеяла, прикусывает губу до боли и звездочек перед глазами. Холодно. Плохо. Трясет. Блондин чуть сдвигается назад, прижимаясь спиной к груди Алтына. Что это? До головокружения. До невозможности дышать. Когда чувствуешь телом лежащего рядом... друга? Парень закрывает глаза и хриплым, чужим, ломающимся голосом выдыхает: - Доброй ночи, Бека. Хочется ли ему чего-то большего? Отабек не может ответить самому себе на этот вопрос. Ему чертовски хорошо. И плохо – потому что теперь по-другому засыпать он просто не сможет. Обнимать Юрия – самое лучшее, самое приятное, что вообще можно делать - так кажется Алтыну. Он не думает ни о чем другом, потому что судорожного дыхания и ощущения его тела, его кожи и легкого запаха, хватает для того, чтобы разум заволокло туманом. Ему кажется, что он держит в своих руках бесценное сокровище, которое обещает никогда не отпускать. Существуют только они. Взволнованные, тяжело дышащие и оба сгорающие изнутри. Так не должно быть. Так просто не бывает. «Это не дружба» - мелькает в его мыслях, и Отабек отчаянно давит в себе беспокойство, потому что сейчас он мог держаться только за эту призрачную «дружбу», которая спасла бы от неловкости и проблем. Потому что Отабек не готов открывать глубокие чувства даже для самого себя, а тем более – сваливать все на Плисецкого, который даже о дружбе знает меньше, чем привыкший к отчуждению казах. Лицо Юрия совсем близко, Отабек чувствует его дыхание и сжимает зубы. Спускает руку чуть ниже по спине блондина – одного только ощущения, как его горячая рука скользит по холодной коже Плисецкого, достаточно для того, чтобы из груди вырвался судорожный вздох – Отабек думает о том, что хочет касаться этой гладкой кожи губами, чувствовать биение сердца и прижимать к себе сильнее, сильнее, сильнее. Это настолько откровенно и горячо, что Отабеку кажется, будто они делают что-то безумное и невероятное, а не просто обнимаются… как друзья. Всего лишь друзья. А потом, на периферии сознания рождаются мысли о том, что «друзей» не хочется целовать и обнимать так, словно в последний раз, словно хочешь раствориться в этих ощущениях. Он не может пугать или смущать своим поведением совершенно неопытного, а оттого еще более очаровательного Плисецкого. Он должен быть ему другом, хорошим другом. Да, который дрожит от одного только прикосновения. Но другом. Он вздрагивает, когда Юрий неожиданно разворачивается. Его ладонь неосознанно скользит по крепкому животу, двигая к себе, прижимая, чтобы быть ближе, чтобы чувствовать больше. Слишком горячо, пусть Юрий и холодный. Кровь шумит в ушах, и Отабек решает поддаться чувствам: зарывается в мягкие светлые волосы и легко целует в макушку, сильнее прижимаясь обнаженной грудью к спине Плисецкого. -Спокойной ночи, Юрий, - шепчет он сбивчиво, закрывая глаза. Отабек ощущает себя так, словно он нашел настоящий дом. Ему тепло, удобно и хорошо. И пусть сердце колотится как сумасшедшее, пусть дыхание сбивается, а в висках пульсирует легкая боль – он счастлив. Уже засыпая, он тихо-тихо шепчет: «Юра» и улыбается, забываясь сном. Отабек не помнит, что ему снилось, но ощущение такое, словно он видел самый приятный сон в своей жизни. И кто будет отрицать, что это благодаря Плисецкому, который всю ночь прижимался к Алтыну? Он просыпается раньше будильника – за окном темно, но сон сразу испаряется, когда он понимает, что прижимает к себе мирно спящего Юру. Слушая его спокойное дыхание, легко, стараясь не разбудить, он поглаживает гладкую кожу и обнаруживает, что широко и совсем глупо улыбается. Он лежит так еще долго. Дышит в такт с Юрием, улыбается и старается не думать о том, как будет спать, когда их тренировки закончатся, а Плисецкий попросит освободить его квартиру. Это ведь… временно? Отабек сомневается, что их дружба выйдет за рамки танцев, но очень хочет, чтобы так оно и было. Он просто не сможет потерять его. Наконец, Алтын встает с постели. Аккуратно, медленно и абсолютно бесшумно, чтобы не тревожить сон Юрия. Отабек плотнее кутает его в одеяло и хочет идти готовить завтрак, но замирает. Плисецкий красивый, красивый по-особенному, красивый до дрожи и мурашек. Он такой непривычно расслабленный и спокойный, что Алтын зависает – стоит над кроватью и просто смотрит, стараясь сохранить этот образ в своей памяти. Он смотрит на время – полчаса до будильника. Брюнет вздыхает и тихо выходит из комнаты, даже не подумав надеть футболку – так и остается в темных боксерах. Он быстро умывается, но долго воюет с жесткими волосами, не переставая думать о прошедшей ночи. Бек яростно краснеет, вспоминая сбивчивое дыхание и легкие прикосновения, отчаянно желая повторить это и сегодня. Алтын, полуголый, стоит у плиты с лопаточкой и переворачивает румяные блины, когда слышит сигнал будильника. Казах невольно улыбается и уговаривает сердце перестать так биться – ему нельзя отвлекаться от завтрака, а он зависает, вспоминая мягкие волосы Юрия и запах его кожи. Сигнал будильника. Юрий с неохотой и трудом выныривает из сна, ворчит, шарит руками по кровати, находит кота и прижимает его к себе. Почему так не хочется вставать? Он хорошо спал, просто прекрасно, и сон словно не хочет отпускать. Будильник все звонит. В комнате пахнет едой. Звук шагов, воды и шкворчащего масла с кухни. Юрий отбрасывает одеяло, отпускает кота и орет: - Как вы меня все заебали! Выключить телефон. Заправить постель? К черту ее. Подхватить с кресла штаны и футболку. Направиться в ванну. Его не хватает на душ. Блондин вяло чистит зубы, сидя на краю ванной. Сознание ворочается медленно, словно что-то пряча. И внезапно тело обжигает. Вспомнило, черт возьми. Руки Отабека, его дыхание, так близко, глаза в глаза. Плисецкий на пару секунд даже чувствует, как горячие ладони скользят по телу, давится пастой, кашляет. Сон уходит, но не раздражение. Умыться, одеться и в кухню. - Бека, какого хрена! Он не смущается. Раздражен. Хватает одежду парня и швыряет в него. - Выходишь на улицу не одетый, дома ходишь почти голый, горячий парень, твою мать... Заболеешь и сдохнешь... Юра наливает чай, как всегда без сахара, смотрит новости в телефоне, бездумно, чтобы занять время и собраться с мыслями. - Какие планы? Отабек чувствует себя комфортно, словно все так, как и должно было быть всегда: он готовит завтрак, улыбается и слушает, как совсем недалеко просыпается Юрий. Ему слишком хорошо, и пусть это всего лишь второе совместное с Плисецким утро, Отабеку кажется, словно все на своих местах. Может, он делал поспешные выводы и слишком радовался одной спокойной ночи, но… Он просто не мог не улыбаться, ощущая, как замирает сердце, стоит только подумать об уютных объятиях. Алтын почти заканчивает с завтраком, когда заходит Юрий, а в казаха летит его же одежда. Он едва ловит все одной рукой, потому что в другой он крепко держит лопаточку. -Доброе утро, - отвечает Отабек на возмущение Плисецкого и, удобнее перехватывая одежду, ловко переворачивает последние блины – почти готовы. - До твоего кастинга умирать не собираюсь точно. Обещаю. Он усмехается и выключает под сковородкой огонь, перекладывая румяные блины на тарелку – тут же ставит ее перед Юрой, а рядом – варенье, ощущая себя хорошей женой – от этой глупой мысли хочется смеяться. Успел же вжиться в роль. Алтын все же натягивает одежду, понимая, что он не у себя дома, а потом наливает себе чай тоже и садится за стол. Он смотрит на Плисецкого поверх чашки и тут же в его сознании всплывают картины, заставляющие смущаться, чего Отабек, конечно, не показывает. Он видит фигуру в темноте, ощущает судорожное дыхание, чувствует под пальцами гладкую кожу, вспоминает спокойное и невероятное красивое лицо спящего Юрия, и едва не давится чаем. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. -На учебу ко второй паре. К шести на тренировку. С тобой. Если ты не передумал, - Отабек прикусывает губу и отводит взгляд, представляя, во что превратится их обычный «ритуал», если люди вдруг решат обратить внимание на Плисецкого. Но Алтыну жутко хотелось посидеть в спокойствии с Юрием. Побыть друзьями, которые просто проводят время вместе. Д р у з ь я м и. Алтыну совсем не хочется есть – его мысли занимает предстоящая тренировка, и казах молит всех богов о том, чтобы все это не превратилось в катастрофу. С помощью, например, Джей-Джея, слишком загадочного и активного в последнее время. -Как… - Отабек смотрит на Плисецкого, спокойный снаружи, но смущенный внутри, - Как тебе спалось? Он не знает, зачем задает этот вопрос. Возможно, хочет убедиться, что не придумал все эти теплые ночные сцены, что он действительно прижимал к себе Юру. Потому что он до сих пор не может поверить, что этот дикий кот дал ему дотронуться до себя, даже не шипел, а сам просил ласки. Это волновало, удивляло, это заводило. - Не передумал, не надейся. Юрий косится на блины. Выглядит неплохо. Но ему нельзя. Как бы ненавязчиво объяснить Отабеку, что у него диета? Что многое под запретом? Так, чтобы не обидеть... - Я не голодный. Он допивает чай, встает и ставит чашку в раковину, собираясь уже уйти в комнату, как Алтыну приходит в голову задать самый тупой вопрос. Юрий медленно разворачивается, смотрит в глаза парню и спокойно произносит: - Отвратительно. Именно поэтому у меня такое поганое настроение. Я не пойду на учебу. Посплю немного, пока никто не мешает. Потом немного потренируюсь. Можешь забрать меня из зала. Плисецкий уходит из кухни в еще более ужасном настроении, прямо в одежде заползает под одеяло, снимает с подоконника плюшевого кота Отабека и, крепко его обняв и уткнувшись в мех, закрывает глаза, натянув одеяло до самого носа. Кот также сурово смотрит на гостя, задирает хвост и сбегает следом за хозяином, чтобы лечь рядом и охранять его покой. Юра врет. Он спал спокойно и сладко. Но от каждого движения жгло кожу. Иногда ему казалось, что он задохнется или сердце остановится. Два желания - сбежать и прижаться крепче - разрывали на части. Именно поэтому он проснулся настолько злой, вымотанный внутренними терзаниями, которые не отпускали даже во сне. Но Отабеку об этом знать не обязательно.