Будь со мной. Танцуй со мной.

Снова стал сильным? Отабек вздрагивает, как от удара и, сжимая зубы до скрежета, убирает руки от лица Юры. Ему не хочется этого, не хочется, черт возьми. Потому что «стать сильным» - опять закрыться, опять выскользнуть из рук Алтына, словно изворотливый кот. Отабек не хотел, чтобы Плисецкий переживал все внутри, не хотел оставлять его наедине с неприятными мыслями, но сейчас он не мог ничего сделать, потому что биться о закрытую дверь – глупо и больно. Он обещал ждать у этой самой двери – он будет ждать, но он ощущал что-то похожее на разочарование, болезненное и заставляющее со злостью отступать. Если Юрий хочет быть сильным – пусть будет. Отабек не хочет причинять ему еще больше боли, пытаясь силой раскрыть его раковину. Конечно, все это не могло не расстраивать. Алтын больно кусает губу, вслушиваясь в слова Юрия. Почему так больно, почему он чувствует такое дикое желание закрыть Плисецкого от всего мира хотя бы на несколько минут, чтобы были только они – никаких воспоминаний, заставляющих сердце болезненно сжиматься, никакой злости, никакой слабости, которую так ненавидит Юра? «Друзья делают слабыми» - словно тяжелые руки сжимают легкие. Значит, Отабека смело можно назвать слабым? Это все вгоняет в отчаяние. Только Алтыну кажется, что все налаживается – их хрупкий мирок, который они только начинают строить, вновь рушится. Им придется начинать почти заново – аккуратно и медленно выстраивать мостики между их совершенно разными мирами. Отабеку кажется, что сегодня хуже быть не может, потому что точка болезненной безысходности уже пройдена. Но одно лишь имя, которое даже не было названо, словно толкает его к самому краю обрыва. Алтын смотрит в одну точку тяжелым взглядом, неосознанно сжимая кулаки. Да, что-то нужно было делать. Джей-Джей точно именно дружить с Юрой не собирался. Кажется, Жан не видел в Отабеке того, кто мог составить конкуренцию. Казах – особенный, но лишь друг для Юрия, тот, кто медлит, стараясь сгладить углы. А Жан мог дать все и сразу, и Алтын на секунду даже подумал, что, может, с этим открытым и настойчивым королем, который готов был сделать Юру своей принцессой, ему будет лучше. Но он тут же вспоминает слезы, вспоминает слова Плисецкого, вспоминает тот первый поцелуй на кухне, полной звезд, и едва удерживается от того, чтобы ударить себя за глупые мысли. Может, Юрий и закрывался, отталкивал Отабека и так часто раздражался, но если бы ему нужен был Жан, то стояли бы они сейчас в этом зале? Алтын облизывает пересохшие губы, думая о том, что поможет успокоить канадца. Может, ему стоит принять предложение и пойти на эту «дружескую встречу», но только без Плисецкого? Они начинают танец, и казах всеми силами старается не думать обо всем, что произошло, потому что мысли о Жане рождают в нем иррациональную ревность и желание защитить того, кого уже считал своим, а еще эта глупая боль после их эмоционального разговора с Юрой. Господи, Отабек сейчас чувствует себя таким опустошенным и полным эмоций одновременно, что это все, кажется, разорвет его изнутри. Касаться Юры – словно получать болезненные разряды тока, потому что он все никак не может успокоиться, все думает, думает, думает. Но не позволяет этому отразиться на их танце, потому что понимает, какая на его плечах лежит ответственность, вспоминает, что завтра должны прийти Яков и Лилия. Это сложно – отправить свои неприятные чувства куда подальше, но он справляется. Справляется ровно до того момента, пока не приходит время повторять сцену в телефонной будке. Нет, сначала все идет просто прекрасно, Отабеку даже кажется, что он сможет спокойно перенести это, но как же он ошибался. Отабек тянет Юру к стене – им ведь нужно хотя бы мизинцем тронуть эту почву, пока у них нет ничего, что походило бы на телефонную будку. Он буквально впечатывает хрупкое тело в стену, у которой они стояли недавно. Губы на нежной шее, а рука сжимает бедро – на этом моменте Алтын должен оторваться от Юрия, но что-то идет не так. Все обиды, вся боль и недопонимание вмиг сгорают в пожаре, который разгорается моментально. Слишком близко, слишком откровенно и соблазнительно, лучше, чем он мог себе представить. И эти новые ощущения пьянят, затуманивают разум. Хочется еще, еще, еще. Отабек задерживает губы на шее Юры, а руку ведет выше – медленно и с нажимом. А потом отшатывается, потому что знает, что просто не может позволять себе такие вольности, только не сейчас. Но тело протестует, хочет продолжения, и по спине Алтына пробегают мурашки. Отвратительно, о чем он только думает? -Извини, - выдыхает он, ероша волосы и стараясь успокоить сердце. - Заново? Они танцуют, пытаясь успокоиться и откинуть мешающие мысли. Юра – нервно, вздрагивая, словно бабочка, Отабек – рвано, с едва сдерживаемой злостью. Руки держат крепко, словно утверждая - «мое». И это красиво. Не так, как раньше, но красиво. Эмоционально. Не умеют они без эмоций. А потом его буквально швыряют к стене, прижимая всем телом. И хотя Плисецкий знал, что так будет, готовился, помнил все движения наизусть, он оказывается не готов. Не готов к такому напору, к силе, к горячей руке на бедре, собственнически сжимающей, обжигающей, властной, к нежному плавящему прикосновению губ, впивающихся в кожу, словно пытающихся оставить метку. Рука выше, сильнее. Он упирается руками в плечи казаха, помня, что должен оттолкнуть его, вывернуться из-под ласк, но отчего-то только прикрывает глаза, сдавленно стонет и прижимает его крепче. Все катится к чертям. Все слова о силе и самостоятельности. Юра слаб. В руках Отабека – беспомощен и жалок, как котенок. - Извини. Заново? Пара ударов сердца, чтобы осознать, что они пропустили музыку, чтобы слова отпечатались в сознании. Заново? Алтын шутит? Разве сможет Юрий выдержать это еще раз? И ответ приходит сразу – сможет. Придется. Он должен. - Да. Заново. Он подходит к двери в зал, закрывая ее на ключ. Не хватало, чтобы кто-то это увидел. Это - их. Сейчас – только их. Не для чужих глаз. Краснея и отводя глаза, блондин стаскивает с себя футболку и бросает ее на скамейку. Подходит к Отабеку, неловкими пальцами цепляет его футболку и тянет вверх, предательски дрожащим голосом сообщает: - У меня будут голые плечи. Не знаю, в чем будешь ты. Поэтому – привыкай. Пытается говорить уверенно и грубовато, в своей обычной манере, но выходит как-то соблазняюще и двусмысленно. Смущает. Потому Юрий цепляется за мысль об отсутствии костюма у Алтына. Надо бы пройтись по магазинам. Или подобрать что-то в гримерке у Лилии. Или прошерстить вещи Отабека. Снова музыка. Снова заученные движения, которые теперь какие-то слишком интимные. Снова руки на талии в поддержке, которые плавят кожу и мешают сосредоточиться. Спасает то, что все отработано до автоматизма. Спасает вплоть до момента, когда его снова впечатывают телом в стену. Белоснежная кожа и тонкие руки на смуглой коже, тонкие пальцы на перекатывающихся напряженных мышцах. Губы на шее, скользнув на плечо. Рука на бедре, на талии, на ребрах. Плисецкий задыхается, отталкивает, до крови впиваясь зубами в губу, приводя себя в чувство, выворачиваясь, и сам толкает партнера к стене, прижимаясь к груди обнаженной спиной, чувствуя горячее дыхание, до мурашек, до дрожи в коленях, до стонов, которые приходится глотать, от рук по телу. Невозможно. Невыполнимо. Юра отшатывается, забывая про носки и правильность позиции, выдыхая каким-то жалким голосом, словно умоляя: «Еще…» И Отабек кивает, глядя странным взглядом. И они повторяют. Еще и еще. И с каждым разом прикосновения увереннее и настойчивей, прикосновения губ горячее, а Юрий все слабее и беспомощнее, все больше хочет сдаться, послать к черту танец и пробы в приму и просто стоять так, прижавшись всем телом и сгорая от непривычных чувств. Еще. Плисецкий танцует, закрывая глаза и отдаваясь чувствам и движениям без остатка. Отабек снова впечатывает его в стену, и в блондине что-то ломается. Он прикрывает глаза, тихий выдох-полустон, дрожь по телу и слабость в ногах, пальцы царапают по плечам, отталкивают, чтобы вывернуться и тут же прижаться спиной к сильной груди. Не понимая, что делает, поддаваясь эмоциям и желанию, Юра накрывает руки казаха своими, ведет их. Одна рука – вверх, по животу, ребрам, груди, задевая сосок и вызывая хриплый стон и мурашки, скапливающиеся внизу живота. Вторая рука – вниз, по бедру, по ноге, до щекочущего ощущения и слабости в коленях, а потом обратно, вверх, по внутренней стороне бедра, выше, накрывая ладонью уже изрядно выпирающий бугорок на штанах. Бедра сами двигаются вперед, толкаясь в обжигающую ладонь. Юрий поворачивает голову, смотрит мутным взглядом в глаза казаха, выдыхая умоляюще: - Помоги мне. Возвращение к реальности становится слишком трудной задачей – такое ощущение, словно все существо Отабека противится тому, чтобы он отрывался от Юры, сознание, подогретое мимолетным удовольствием, отчаянно просит продолжения. Но Алтын знает, что не должен. Пусть он чувствовал, как поддается его напору Юра, пусть замечал схожие чувства, но он видел в самом себе то, что невозможно будет остановить, если продолжить. Им нужно думать о другом. Брюнет смотрит, как Плисецкий запирает дверь, и это отдается мурашками, пробегающими по спине – он понимает, что это только лишь для того, чтобы им никто не помешал, но ему кажется, что обстановка вмиг становится еще интимнее и напряженнее. А потом Юрий снимает с себя футболку, и Отабек тяжело сглатывает, просто не имея возможности оторвать взгляда от худого тела. Он видел полуобнаженного Плисецкого, но сейчас все воспринимается по-другому. Это так притягательно, что Алтын чувствует дрожь, изучая тяжелым взглядом каждый изгиб мальчишеского тела. А то, как Юра поднимает футболку Отабека, заставляет его замереть и задержать дыхание. Сексуально. Алтын позволяет стянуть с себя футболку. Стоя полуобнаженным перед Юрием, таким же открытым и смущенным, он ощущает жар и дикое желание провести смуглыми ладонями по плоскому животу, сосчитать горячими губами ребра... Сразу же в голове звучат все обещания, что он себе давал. Кажется, сейчас он как никогда близко к тому, чтобы нарушить их. Танцевать так сложнее, особенно оттого, что это намного приятнее – кожа к коже, тепло к теплу, горячее дыхание, бешеное сердцебиение и новые ощущения – словно этот танец абсолютно личный, только для них двоих. Каждый раз кажется первым. Ощущения настолько острые, что Отабек задыхается, едва держит себя в руках, чтобы не послать все к черту и не позволить Юре оттолкнуть себя, чтобы хотя бы на недолгое время задержать губы на нежной коже, чтобы ощущать близость и опьяняющую власть – Юрий в его руках, такой податливый, отвечающий на ласки, смущающийся и горячий. Но каждый раз он твердит себе, что не будет давить на Юру, обрушивая на него свое желание, пусть сдерживаться было все сложнее, пусть он возбуждался от тяжелого дыхания и ощущения, что их ничто не разделяет, что они так близко. Он вновь прижимается губами к шее Юрия, с трудом сдерживая желание прикусить, оставляя собственническую метку, делая приятно-больно, когда слышит стон. Это сильнее их обоих. Их так сильно тянет друг к другу, Отабек ощущает желание обоих, думая о том, что если запрут это сейчас, привычно проигнорируют, то будет только хуже. Он готов поддаться этому. Он не ожидает этих прикосновений, в первую секунду позволяя вести свои ладони по худому телу просто инстинктивно. Но как только к нему приходит осознание, он шумно выдыхает, не пытаясь перехватить инициативу. Это чертовски сексуально, так возбуждающе – Юрий хочет этого настолько, что, переступая через смущение, прижимается к нему, позволяет трогать себя. Мурашки по спине, жар и теснота внизу живота, бешено бьющееся сердце и абсолютное отсутствие желания думать о последствиях. Отабек позволяет Юре потянуть его за собой в это безумие. Когда его ладонь, ведомая Плисецким, накрывает бугорок на штанах, Алтын вздрагивает и замирает. Он не ожидал этого, но так хотел... Только вот в нем снова заговорил голос разума – тихо, но настойчиво твердя, что так нельзя, что это слишком, он ведь обещал. Но этот взгляд, этот умоляющий тон... Как он может отказать? Он ведь и сам так сильно этого хочет. Отабек шумно выдыхает, легко сжимая член Юрия через ткань штанов. Тяжелое дыхание Плисецкого отдается жаром во всем теле. Хорошо. Он опускает голову, прижимаясь губами к нежной коже на шее Юрия, покрывая ее влажными поцелуями, едва справляясь с желанием оставить засосы – нельзя. Алтын слышит, как на сумках, совсем недалеко, вибрирует его телефон, и он почему-то думает, что то звонит Леруа, не оставляющий попыток вытащить их с Плисецким на встречу, и злость, смешанная с ревностью и возбуждением, заставляют Отабека бесстыдно скользнуть пальцами под нижнее белье Юрия, лишь легко касаясь горячей плоти. Эти ощущения – прижимающийся к нему, стонущий Плисецкий, ощущение его кожи под губами, рука в штанах Юрия, жар и запах кожи – все это настолько чудесно, что у Алтына кружится голова, и он инстинктивно двигает бедрами, стараясь хоть немного снять болезненное напряжение. Телефон звонит снова и снова, и Отабек, хрипло выдыхая и свободной рукой прижимая мальчика плотнее, прикусывает светлую кожу у самого основания шеи – легко, но ощутимо, тут же втягивая кожу и оставляя светлую метку. Они принадлежат друг другу, хотя бы сейчас. И это чувство самое лучшее. Он не может больше ждать. Они снова меняются местами – Юрий прижат к стене, а Отабек разводит его ноги коленом, прижимается, с вожделением глядя в глаза. Плисецкий, покрасневший и возбужденный, выглядит так прекрасно, что Алтын не может не поцеловать его – нежно, не углубляя поцелуй, одновременно оглаживая горячими ладонями его бока. Это лучше, чем он мог себе представить. Отабек, ненавязчиво раскрывая губы Юрия языком, чтобы углубить поцелуй, начинает стягивать плохо поддающиеся штаны Плисецкого вместе с нижним бельем – получается слишком нетерпеливо и резко, а потому казах останавливается, отдаваясь поцелую и исследуя подрагивающими руками тело блондина, задевая соски и иногда спускаясь к паху, но не касаясь возбужденного члена – дразняще медленно, осторожно и нежно. Отабек понимает, что все эти ощущения для Юрия новы и непривычны, а потому старается не спешить, чтобы тот почувствовал как можно больше, хотя сдерживаться уже нет сил. Он отрывается от губ Плисецкого и осыпает легкими поцелуями его плечи, спускается ниже и наклоняется к груди, замирая на секунду. Его вдруг пронзает мысль о том, что ничего уже не вернуть, и от этого продолжить хочется еще сильнее. Закрывая глаза, он касается языком нежного соска, оглаживает его, удовлетворенно ловя стоны. Он и не думал, что услышит их не через дверь ванной, а доставляя Юре удовольствие сам. Отабек краснеет, смущается, но желание сделать приятно, вновь услышать стоны сильнее, оно заставляет брюнета продолжать. И тот ласкает грудь Юрия, наслаждаясь его голосом и дрожащим телом. Наконец, он поднимает голову и снова целует Плисецкого – на этот раз горячо, сразу же проникая языком в его рот, и решается обхватить его напряженный член. Кажется, Отабек может кончить только лишь от стонов Юрия, которые он ловит поцелуями, медленно и осторожно двигая рукой, поддразнивая и позволяя привыкнуть к этим ощущениям. Он сам стонет в поцелуй и, внезапно останавливая медленные движения, спускает свои штаны, обнажая собственный болезненно напряженный член. Это смущает, но вид возбужденного и покрасневшего Юрия вызывает в Отабеке большее желание, и он, прижимаясь лбом ко лбу Плисецкого, обхватывает ладонью член Юры и свой, начиная двигаться. Это невероятно. Он закрывает глаза и хрипло стонет вместе с Юрием, чувствуя невероятный жар и удовольствие. Плисецкий, прижимающийся к нему, стонущий и двигающий бедрами, получающий удовольствие благодаря Отабеку – все это наполнят Алтына жгучими чувствами, которым он не может дать названия. Слишком хорошо. Тяжело дыша, он перехватывает ладонь Юрия и устраивает ее на их плоти, накрывая своей рукой и помогая сделать медленное движение. Это чувствуется еще лучше, и Отабек не может сдержать стона. -Попробуешь сам? – шепчет он, прижимаясь губами к шее Юры и неосознанно толкаясь в горячую ладонь. Сила, независимость, гордость – сейчас все принципы Юры летят к черту. Он всего лишь мальчишка, послушный, податливый, пьянеющий от непривычных эмоций в уверенных руках Отабека. Руках? Ха! Руки, пальцы, губы, ладони, зубы, язык, дыхание, кожа – блондин не понимает, что именно сводит его с ума, но это… Он даже не может подобрать слово. Прекрасно? Великолепно? Удивительно? Непередаваемо? Нет, это все так мелко и обыденно. Чувство гораздо глубже, ярче, насыщенней. До этого момента Юрий даже не подозревал, что можно испытывать т а к о е. Но одно из чувств, мерцающих где-то на периферии сознания он узнает. Стыд. Не от слабости или того, что он позволил такое, а стыд за то, что не знает, как доставить Алтыну такие же эмоции. Казах достаточно опытен, он словно читает Плисецкого, как открытую книгу, зная, где прикоснуться нежно, а где сильно, так искусно смешивая легкую боль и ласку, что Юре остается только цепляться за него, чтобы не упасть от слабости. Он дает себе обещание научиться. Не всему, так многому. Юра упорный, он сможет. Но это потом. А сейчас он задыхается от поцелуев и сжигающих тело ласк. Его снова, уже привычно, прижимают спиной к стене. Совсем не то, что с Жаном, нет, иначе, совсем иначе. Снова – руки, губы, поцелуи-укусы. Одуряющая тянущая боль, и Юрий понимает, что вечером или завтра на шее будет засос. Тело вспыхивает с новой силой. Не стыд – гордость. Метка. Он – Отабека. Словно кольцо. Словно дорогой подарок. И Плисецкий благодарно отодвигает голову в сторону, подставляясь под ласку, признавая – твой. Сейчас – твой. Соска касаются горячие губы, язык, зубы легонько царапают. И он задыхается, дрожит всем телом, оставляя на плечах и спине Отабека полосы от коротких ногтей. Это его подарок, его отметка. Пальцы почти невесомо касаются напряженного, болезненно ноющего члена, и все тело пронзает ток, заставляя выгнуться и запрокинуть голову, пальцы сжимаются, оставляя синяки на коже казаха. Это слишком. Перед глазами все плывет, не хватает воздуха. Прикосновения увереннее, вверх-вниз, невозможно, невыносимо. Юрий судорожно всхлипывает, а потом… потом… Член Отабека прижимается к его члену, и в голове возникают ужасные, пугающие, возбуждающие до мурашек мысли. Разве он сможет войти в него? Стыдно за себя. Он еще раз признал собственную слабость перед Алтыном, понимая, что будет… как это называется?.. Нижним? Пассивом? Юра закрывает глаза, прижимаясь лбом ко лбу Отабека, цепляется за него, толкаясь в руку, судорожно всхлипывая и с шумом втягивая воздух. А потом Алтын осторожно накрывает два напряженных органа тонкими нервными пальцами Плисецкого и шепчет: - Попробуешь сам? И он пробует. Неумело, смущаясь, но очень старательно. Нервно, сбиваясь, двигает рукой, размазывает большим пальцем смазку по головке, кусает губы. Это похоже на танец на краю бездны на кончиках пальцев. Неловкий шаг – и сорвешься. А удерживаться все труднее, потому что перед глазами все расплывается, сердце дико колотится, а с губ срываются слишком откровенные протяжные стоны. Чертова акустика! И Юра сдается. Резкое движение – и сознание ускользает. Он умирает, захлебываясь невыносимой, болезненной волной удовольствия, выдыхает предательское «Бе-е-ка-а-ах..» и с силой впивается зубами в плечо Алтына, чтобы не закричать. У него нет сил, ноги подкашиваются, и он действительно готов встать на колени перед казахом с вполне определенной целью. Плисецкий хочет, чтобы его партнеру было также хорошо. Вот только... он не умеет. Он видел, как мужчины делают это языком и губами, но слишком страшно сделать что-то не так, а потому он продолжает двигать рукой, пока не слышит то ли стон, то ли удовлетворенный рык Отабека. Вот тогда Юра чуть отодвигается, легко целует казаха в уголок губ и шепчет: «Спасибо». Наваливаются осознание произошедшего, блондин вспыхивает и поспешно отходит к сумке, доставая влажные салфетки. Приводит себя в порядок и кидает пачку Алтыну. Подбирает его дурацкий мешающий телефон, не глядя на то, кто мешал им успокаиваться, подходит, когда его партнер уже натянул штаны обратно, и вкладывает телефон ему в руку. - Ответь уже, а то решат, что я тебя убил. А потом продолжим. Надо закончить танец. Думаю, теперь будет легче.