Будь со мной. Танцуй со мной.

Юре страшно. Это бывает крайне редко, а потому это чувство непривычно для него. Как и многие чувства, вызываемые Отабеком. А сейчас – страшно. Очень. И когда дверь за парнями закрывается, он, словно нервный кот, мечется по квартире, не зная, что делать. Бежать за ними? Глупо, это их разговор. Он уже и так сделал, что мог. Сделал, черт возьми. Плисецкий невесело смеется. Натворил дел. Ненавидит девчонок, а сам хуже них. Если из-за него два друга поссорятся, он не простит себе. Сделает все, чтобы они помирились. Устранит проблему. Себя. Исчезнет из их жизни. От одной мысли об этом больно, но так будет лучше. Всем. А потом он успокаивается. Или это смирение? Он не знает. Уходит на кухню, чтобы закончить готовку. Гладит кота и дает ему пару кусочков мяса. Накрывает на стол, прислушиваясь к шагам за дверью. Шагов много, но все они – не те. Не его. Не Алтына. Когда уже все готово, Юра садится на табурет и прикрывает глаза. Да какого черта ему так страшно? Они взрослые мальчики, разберутся. Поговорят. Поговорят, ага. Хах. Наконец, дверь открывается. Плисецкий срывается с места, замирает. Разбитое лицо. Куртка в снегу. И глаза. Такие печальные… Он не успевает ничего сказать, как его сгребают и прижимают к холодной влажной куртке. Запах сигарет. Юрий фырчит, отталкивает, расстегивает молнию на куртке казаха. - Накурился, блядь. Подрался. Как мальчишка. Что не напился-то? Как завтра тебя в таком виде моим показывать? Бестолочь, баран упертый. Волноваться из-за него. Ненавижу. Еда стынет, блядь. А он… Махнув рукой, блондин уходит на кухню, грохочет посудой, показывая свое недовольство, накладывает еду, орет: - Живо в душ и переодеваться. Пять минут. Урою. Пока Отабек шумит водой на кухне, Юра достает из аптечки мазь от ушибов. Как раз вовремя, чтобы раздраженно швырнуть ее на колени парню. Следом швырнуть «Намажься». Не выдержать, отобрать крем – слишком медленно – намазать разбитое лицо самому, заглянуть под футболку деловито, нет ли синяков там. Довольно кивнуть и устроиться с ногами на табурете. - Ешь. Они едят молча и быстро. Юра так же резко забирает посуду, швыряет в раковину. К счастью, посуда не бьется. Зато блондин разворачивается и с силой бьет Отабека в плечо, кричит: - О чем ты думал? Зачем? Ты же обещал! Обещал не делать глупости! Я что, должен всегда следить за тобой?! Кто, блядь, из нас ребенок? А потом сознание словно отключается. Потому что когда Плисецкий начинает осознавать происходящее, он уже сидит на коленях Алтына, горячо и жадно целуя его, глубоко, страстно, ероша короткие волосы. Как? Почему? Шумно дыша, парень отшатывается, чуть не падая. Опять это странное чувство, тягучее, липкое. Он тянет казаха за руку, заставляя встать, снова целует. Мелкие, легкие поцелуи. Невесомые. По синякам и разбитому лицу. Жалея. Если поцеловать – пройдет. Тянет за собой, пока кровать не врезается в колени. Юра падает, увлекая за собой парня, смотрит в глаза серьезно. - Докажи, что я не ошибся. Чувствовать тяжесть тела на себе, сжимать его бедра ногами – почему это так до головокружения хорошо и правильно? Что с ним происходит? Плисецкий чуть приподнимается, стягивая с себя футболку, смотрит снизу вверх. Сердце бьется слишком быстро. - Давай. Доказывай. Я жду. Это приятно. Каким бы уставшим, грустным и растерянным ни был Отабек, волнение в голосе Юрия, смешанное со злостью, поднимали дух. Он молчит, только усмехается едва заметно, когда Плисецкий расстегивает его куртку. Сейчас даже такие мелочи вызывают у него улыбку. Отабеку не нужно было доказывать, что Юра заботится о нем, просто сейчас это необходимо ему намного сильнее, чем когда-либо. Он слушает, как шумит на кухне Юрий и улыбается, когда тот кричит ему идти в душ. Он раздевается медленно, потому что каждая клеточка тела, кажется, против движения. Он неспешно плетется в ванную, захватив с собой чистую одежду. Смотрит на себя в зеркало. Все не так плохо, как ему думалось. Он аккуратно умывается – лицо ноет, протестуя прикосновениям, но Отабек упрямо оттирает запекшуюся кровь, ерошит волосы, а потом, со вздохом сбрасывая одежду, включает горячий душ. Моется быстро – просто смывает с себя боль и воспоминания о кулаках Жана. Старается не вспоминать тот разговор, потому что на кухне его ждет Юрий – е г о котенок, который готовил ужин е м у, который переживал и ждал. Чего еще можно желать? Юра злится, но Алтын не чувствует дискомфорта. Может, его немного колет вина. Но это, черт возьми, так приятно и так мило, что он едва может сдержать улыбку. Он открывает брошенную ему мазь и проводит пальцами по скуле, медленно и аккуратно. Так неудобно. Казах уже хочет встать и уйти в ванную, чтобы видеть свое лицо, как Плисецкий выхватывает тюбик из рук. Тонкие пальцы скользят по коже. Совсем не больно. Это так приятно, что Отабек на пару секунд закрывает глаза, прислушиваясь к ощущениям. Отличное успокоение. Но все заканчивается слишком быстро, и Алтын неосознанно разочарованно вздыхает, когда Юрий закрывает мазь. Отабек чувствует себя провинившимся ребенком – молчит, пока мамочка злится. Эти мысли вызывают у него улыбку, и он спешит укрыться за едой, чтобы не вызывать еще больше злости. Молчание. Отабек, задумавшись, скрипит вилкой о тарелку и тут же перед глазами возникает грустное лицо Жана. Алтын понимает, что ни он, ни Юрий не смогут ему помочь, но внутри скребется чувство, словно он должен был что-то сделать. Правильно говорят, что когда двое счастливы, несчастен третий. И Отабек не может перестать думать о них с Юрой как о паре. Эти глупые мысли смущают, но и заставляют сердце биться быстрее от приятного обжигающего чувства. А потом его больно бьют в плечо, и он вздрагивает, пусть и ожидал чего-то подобного. Отабек молчит, смотрит серьезно на Юрия, слушает. Да, он обещал. Но по-другому поступить не смог бы. Когда Плисецкий приближается, Отабек неосознанно раскрывает руки, тянет на себя, помогая устроиться на своих коленях, прижимает. Поцелуй отдается болью в разбитой губе, но он и не думает отталкивать Юру – углубляет поцелуй, забираясь горячими ладонями под футболку блондина, оглаживая талию. Страстные, жаждущие, они оба задыхаются, погружаясь в эти чувства. Слишком хорошо, так просто не может быть. Потом его тянут, заставляя встать, осыпают лицо нежными поцелуями, и каждое прикосновение, каждая эмоция – настоящий ураган. Юрий такой разный, такой непредсказуемый, и это просто сводит с ума, заставляет сердце приятно болеть. Отабек не помнит, как они падают на кровать, не помнит, как сам стягивает футболку, повинуясь требовательному тону Плисецкого. Он готов сделать все, о чем он только попросит, он сам х о ч е т этого. Но потом что-то словно щелкает. Алтын смотрит на лежащего под ним Юрия – открытого, ждущего его действий, с обнаженной грудью – и почему-то чувствует дикую нежность, которая словно разрывает его сердце изнутри, заставляя желать обнять и никуда не отпускать. Казах целует Юру нежно, легко и невесомо, а потом отстраняется и поднимается на колени, теперь возвышаясь над Плисецким. Снова смотрит. Такой красивый, такой желанный. Отабек и не знал, что можно чувствовать себя настолько хорошо, только наблюдая за кем-то. Он не хочет ничего доказывать Юре страстью, потому что она мимолетна. И... это будет не тот момент, когда будет легко сдержаться от чего-то большего, если они продолжат. А Отабек не хочет этого, только не сейчас. Не думает о том, что это неправильно, что Юре всего пятнадцать, нет. Просто сейчас ему хочется выразить свои чувства через что-то большее, чем страсть. Отабек улыбается и опускается на кровать рядом с Юрием. Может, он будет злиться за то, что Алтын ничего не сделал, но ему все равно. Он обнимает Плисецкого, прижимает к себе. Не слишком сильно, чтобы Юра мог оттолкнуть его, если захочет. Они оба сегодня слишком устали, слишком много потрясений пережили, а завтрашний день обещает быть еще напряженнее. А потому Отабек успокаивающе гладит Юрия по плечу, ощущая щекочущее тепло внутри. Алтын не сдерживает улыбку. Держа Юру в своих руках, словно ограждая его от остального мира, он чувствует себя как никогда спокойно. Правильно. Словно так всегда и должно быть, словно они создавались именно для того, чтобы лежать так, прижимаясь друг к другу. -Вечно бы тебя обнимал, - шепчет Отабек едва слышно, замечая, как притих Юра. Он просто смотрит. Смотрит на него сверху вниз, на раскрасневшегося, ерзающего от нетерпения, смущенно-разгоряченного. А потом обнимает. И Юре кажется, что это конец. Его словно обливают холодной водой. Весь запал пропадает. Плисецкий тупо лежит, позволяя себя обнимать, смотрит в стену. Как это вообще возможно? Почему Отабек не чувствует его, не понимает? Юра через свою гордость переступил, предлагая себя, признавая свою слабость. А ему вежливо сказали "Не сейчас". "Сука, какой же ты правильный". Юра не знает, почему это так обидно. Обидно до колющих глаз и едва сдерживаемых слез.Он сглатывает горечь и сжимает руки так, что на ладонях остаются полумесяцы от ногтей. Закрывает глаза. - Ночи. Он не спит. Так и лежит, глядя в стену. В голове ворочаются тяжелые мысли. Отабек поступил так, как счел нужным. Правильным. И, Юра уверен, Виктор бы одобрил. Вот только пошли они все к черту! Да, возможно, Плисецкий - всего лишь капризный ребенок, но, черт, этот шаг, он был для него очень важен. Это словно подняться на одну ступень. Сам ты не сможешь, а помочь вот некоторые отказались. "Жан бы не отказался..." Юра сжимает зубы крепче, жмурится. Думать так нельзя, неправильно. Но эти чертовы мысли не уходят. "Ничего, это только до отбора. А потом я уеду. И не будет ни одного, ни другого. Я разберусь в себе". За окном светлеет. Юра встает. Душ. Покормить кота. Есть не хочется. Он быстро выпивает чай, жует грушу. Одевается и толкает в бок Алтына. - Собирайся. Я пошел встречать моих. Надо разобраться с костюмом. Ждем в десять. Давай. Юрий гладит кота, бросает мрачный взгляд на партнера и уходит, хлопнув дверью. Отабек вздыхает. Понимает, что снова сделал все не так, пошел против желаний Юрия. Но ему казалось, что это правильно, черт возьми. Он был рад освободиться от тяжелых мыслей об этом прекрасном теле, потому что пока он не мог ничего делать – обещал. А сдерживаться, когда это было так близко, так желанно... слишком трудно. Потому свое решение Алтын считал верным. Это было так странно... До этого откровенные желания Отабека плескались где-то на периферии, практически не вмешиваясь в его жизнь и чувства. Физическое удовлетворение никогда не занимало столько места в его мыслях, а теперь... Казах, конечно, думал о близости с Юрой как о чем-то более приятном, чем просто самоудовлетворение. Юру хотелось любить, Юре хотелось показать, как сильно Отабек х о ч е т его. Но такое обилие мыслей и желаний смешивалось внутри с отрицанием и желанием делать правильно, постепенно – такого внутреннего конфликта брюнет не переживал никогда. Отабек чувствовал напряжение Юрия, а потому сам не мог заснуть. Лежал без движения и просто наблюдал. Он не хотел, чтобы Плисецкий чувствовал себя так, но что он мог сделать? Поступить иначе он просто не имел права. Алтын думает над тем, не поговорить ли ему с Юрой об этом, но пока он решает, усталость наваливается мертвым грузом – он засыпает, так ничего и не сказав. Отабек вздрагивает, когда Юрий толкает его, раскрывает глаза и судорожно вздыхает. Не самое лучшее пробуждение. Да еще и это напряжение, тяжелый взгляд... Плохо. Неужели им снова придется начинать все заново? А ведь сегодня важный день, когда хорошо бы танцевать без лишних мыслей и груза. Алтын, потягиваясь, вылезает из кровати и со вздохом направляется в ванную. Казах с замиранием сердца заглядывает в зеркало и выдыхает – не так плохо, как он думал. Выглядит вполне прилично, но, конечно, без следов драка не прошла – запекшаяся кровь на разбитой губе и неяркий, но все же заметный синяк на скуле. Отабек усмехается. Быстро готовит себе завтрак и варит кофе, стараясь не думать обо всем, что произошло вчера. Нужно сконцентрироваться на других вещах. Но не успевает Алтын допить кофе, как ему приходит сообщение от Криса – спрашивает, как все вчера прошло. Отабек отвечает одним предложением, нехотя нажимая на «отправить». Знает, что друг будет просить о подробностях, но казаху не очень хочется вспоминать все это. Он ставит телефон на беззвучку и собирается. Было бы глупо говорить, что он не волновался. Конечно, первая встреча с тренерами Юрия, с самой Лилией Барановской... это не могло не пугать. Сомнения насчет него самого, страх, тягостное ожидание, неприятные эмоции после вчерашнего вечера – все это складывалось в сильное чувство «попробуй только облажаться». За обещаниями сделать все идеально проходит вся дорога до балетной школы. Отабек приходит раньше назначенного. Здоровается с охранником, который встречает его с улыбкой, и поднимается по лестнице. Кажется, сегодня его сестра должна заниматься как раз утром. Интересно, узнает ли она, какие люди будут смотреть на то, как они с Юрием танцуют? Наверное, она будет в восторге. Алтын толкает дверь в их зал, ожидая, что пока придется побыть одному. Но он видит Юрия, а затем и его тренеров. Все оборачиваются к нему и в его голове лишь одно: «вот черт». Ужасное чувство – ощущать на себе изучающие взгляды, которые тут же, кажется, делают выводы о его пригодности. Отабек сжимает пальцы в кулак. Он знает, что они с Юрой идеально смотрятся вместе, что их дуэт – нечто прекрасное. И, конечно, никому не будет казаться иначе. -Здравствуйте. Отабек Алтын, приятно познакомиться, - спокойный и ровный голос. Казах уверен в себе. Уверен в них с Юрием.