Будь со мной. Танцуй со мной.

Отабек выглядит совершенно спокойным. Холодный камень снаружи, а внутри пылает обжигающий огонь, который грозит сжечь изнутри. Эти легкие прикосновения вызывают мурашки, а желание перехватить руку, чтобы прижать к разбитым губам в легком поцелуе, так сильно, что отдается болью в кончиках пальцев. Но он себе не позволит. Стоит, не двигаясь, и смотрит на Юрия, стараясь ухватиться за его эмоции, но читать в глазах сейчас оказывается невозможно – ощущение пальцев на коже отвлекает, и Отабек едва не закрывает глаза, растворяясь в этой неожиданной близости. Это даже больно – чувствовать холод между ними, но бездумно поддаваться мимолетному теплу, зная, что это едва ли повторится в скором времени. Идеален. Отабек старается не заострять на этом внимание, не запоминать. Пусть это замечание будет сугубо деловым – так легче справиться с желанием забить на все внутренние запреты и страх, чтобы обнять Плисецкого. Нельзя. Нужно дать им обоим пространство. Держаться на дистанции. Не поддаваться желаниям. Алтын вздыхает, когда, отвернувшись, натыкается на взгляд девушки. Это лестно, но совершенно не нужно Отабеку. Потому что он не Жан, потому что лишнее внимание его не особо привлекает, потому что мысли заняты одним-единственным человеком. Переодевшись, казах медлит, задержавшись у зеркала. Он долго смотрит в собственные глаза, пытаясь найти то, за что можно зацепиться, но там лишь плоская темнота. Отабек вздыхает, чувствуя себя неудовлетворенным, и подходит к Юре. Он вздрагивает, слыша слова Плисецкого. Да уж, большая заслуга – нравиться девушкам благодаря внешности. Это внимание не нужно ему сейчас и никогда и не было нужно. Не потому что девушки, не из-за того, что сейчас его волнует внимание одного лишь человека, нет. Просто это все кажется каким-то неправильным и... да, Отабека так и тянет ответить, что он р а д, что на Юрия не смотрят такими взглядами, но разве он может обнажить свой странный для него самого эгоизм? Алтын не спрашивает о деньгах. Не хочет злить Юрия, решая, что он тихонько вернет деньги за свои вещи. Потому что это и его танец тоже, потому что они делают это вместе, и ладно, надо признать, что он просто не привык, чтобы за него платили. Отабек лишь перехватывает пакеты, не давая Юре и возможности подумать о том, чтобы взять их. Снова идут в тишине. И если раньше молчание создавало между ними доверительную и уютную атмосферу, то сейчас это напрягает. Может, это из-за того, что все вокруг такие неожиданно счастливые, а они идут на расстоянии и даже не смотрят друг на друга? Отабек устало вздыхает. Это все из-за его ограничений. Он хочет, знает, что Юрий хочет тоже, но не может себе позволить. Знает, что будет мучить совесть. Это похоже на забор из колючей проволоки, сквозь прутья которого он пытается пролезть – своего добьется, но это больно и вряд ли правильно. Но быть с Юрием – то, что кажется невероятно естественным. Касаться его, обнимать ночью, согревая, целовать страстно, доставлять удовольствие – это все стало больше жизненной необходимостью, болезненной зависимостью, чем просто желанием. Разве такие чувства могут быть неправильными? Но Отабек все равно не может позволить себе выйти за рамки дозволенного. Он слишком погружен в собственные мысли, поэтому вздрагивает, когда Юрий трогает его за локоть. Казах смотрит на Плисецкого и сердце сжимается от желания заставить его улыбаться. Отабек только и делает, что причиняет боль и заставляет злиться. Нужно это менять. -Пойдем, - только и отвечает брюнет. Сразу вспоминается разговор с матерью, и Отабеку кажется, что им обоим нужно время перед встречей. Хотя, конечно, он слишком давно не заходил и слишком соскучился по семье, а особенно по мелкой, которая теперь, кажется, вынуждена ходить с простыми хвостиками – мать не умеет заплетать косички, которые так нравятся девочке, а Отабека теперь нет рядом. Он обязательно зайдет к ним. Только сначала нужно решить их с Юрием проблемы. Идут за дальний столик, чтобы скрыться от взглядов, потому что время идет и народу все больше и больше. Спокойствие им сейчас, кажется, не помешает. Снова улыбающаяся девушка и чашка кофе – аппетита нет совсем, и Отабек чувствует себя разбитым и уставшим, но старается держать себя в руках. Потому что больше, чем лечь в постель и укрыться одеялом, ему хочется провести время с Юрой. Чтобы быть... друзьями. Нормальными. Обычными. Которые ходят в кафе и по магазинам, не целуются и совсем не хотят друг друга. Это лучше, чем обижаться и искать виноватого. Молчат. Не смотрят друг на друга, занятые каждый своими мыслями. Так странно, как от страсти они пришли вот к этому... Время пролетает почему-то слишком быстро, и в кафе уже много народу. Отабек смотрит на свою пустую чашку, потом поднимает взгляд на Юрия. Сейчас они вернутся домой, где рассядутся по углам и будут по-дурацки молчать. Алтына это не устраивает. Он не знает, готов ли Юрий склеивать то, что они ломают не в первый раз, но им нельзя домой, чтобы все не застряло на этом этапе растерянной отчужденности. Отабек подзывает снующую от столика к столику официантку и расплачивается за обоих. Все ведь справедливо. Ну, почти, ведь он еще должен Плисецкому. Для верности казах кидает серьезный взгляд на Юрия. -Завернем кое-куда по пути, - говорит Алтын, застегивая куртку. Он не знает, что будет говорить и чего вообще ждет. Он просто хочет. И надеется, что Юрий не откажется от обычной прогулки. На улице светит солнце, и брюнет с каким-то странным внутренним облегчением подставляет лицо еще холодным, но ярким лучам. До места, которое вдруг пришло на ум Отабеку, не так далеко – они идут в молчании, окруженные людьми, машинами и звуками города. Наконец, они заходят в безлюдный двор. Последний подъезд. Дверь открывается с приглашающей войти внутрь трелью, и Отабек пропускает Юрия вперед. Лифт приходится долго ждать, и это ожидание наполнено нервозностью. Кабина, ползущая до последнего этажа со скрипами и страшными стонами, кажется маленькой даже для двоих. Или это Алтыну просто хочется быть ближе к Плисецкому. Ключи лежат на их законном месте – в нише под подоконником, где они с друзьями всегда их оставляют. Отабек помнит, как парни, неизвестно откуда доставшие эти ключи, хлопали его по плечам и смеялись, показывая тайник. «Когда-нибудь приведешь сюда свою девушку» - говорили они. Ну, похоже, этот момент настал. Замок решетчатой двери, ведущей на крышу, поддается с трудом, но Отабек все же перебарывает его. Несмазанные петли душераздирающе скрипят, открывая путь к лестнице наверх. Когда они выходят, в лицо бьет холодный ветер, пробирающий до костей. Но оно того стоит. Потому что вид просто прекрасен. Город, окружающий со всех сторон, утопает в море золотистых лучей уже заходящего солнца. Лучи отражаются от стекол, которые блестят как бриллианты. Наверху – чистое небо, внизу – белый снег, машины и серые дороги. А они с Юрием находятся словно в своем мирке, отделенные от всех. Тихо, холодно и ярко. Отабек любит это место. Он приходил сюда с друзьями, приходил и один. И не сказать, что было в этой крыше или виде с нее что-то особенное. Но почему-то тянуло именно сюда. Алтын поворачивается к Юре. В солнечных лучах его волосы так красиво блестят, что сами кажутся солнцем, а глаза такие яркие, такие красивые... Он не может сдержаться. Легкое касание, едва заметное движение – он поднимает руку и, почти не дотрагиваясь, убирает мягкие волосы от лица, открывая зеленые глаза, задерживая пальцы на холодной коже дольше, чем нужно. Сам он, кажется, горит – от близости Юрия, от его красоты и невысказанных слов, которыми Отабек просто задыхается. Опять эта чертова тишина. Отабек давится кофе, Юра перемешивает несуществующий сахар в чае, а потом заказывает яблочный штрудель. Это нарушение всех правил и диет, завтра будет сидеть на воде, но ему так горько, что хочется хоть немного такого... запрещенного. От этой мысли - нервный смешок и беглый взгляд на партнера по танцам, которого он считает своим особенным другом и который живет правилами. Десерт отвратителен и не приносит удовольствия. Плисецкому хватает всего пары ложечек, чтобы понять это. Он отодвигает тарелку и снова сжимает в руках чашку, смотрит на рисунок на ручке. Ему хочется заорать, что он не знает, что делать и как себя вести, что это невыносимо, но он молчит. -Завернем кое-куда по пути. Юрий безразлично пожимает плечами. Все лучше, чем быть запертыми друг с другом в четырех стенах. Они идут дворами и переулками, где почти нет людей, заходят в странный подъезд, скрипящий лифт... Все это порядком раздражает блондина, и тот едва держится, чтобы не высказать все Алтыну. Отчего-то все хуже и хуже. Остается надеяться, что идут они не зря. Не хочется окончательно все разрушить. Крыша. Снег и солнце. Белый снег, играющий тысячами красок. Закатное небо, поражающее и завораживающее. Прикосновение Отабека. Его молчание, красноречивее всех слов. Его глаза. Его взгляд. Все это настолько невыносимо больно, что Плисецкому приходится до крови прикусить губу, глотая рвущиеся наружу колючие слова. Он понимает. Казах пытается все наладить. Делится своим тайным. Сокровищем. Словно новую грань себя открывает. Вот только... в такие места приводят девушек, чтобы их очаровать. Приводят свою половинку, чтобы вместе проводить день и целоваться под уютным покрывалом ночи. Чтобы держаться за руки. Чтобы плечом к плечу. Чтобы сердца в такт. А не так... как у них. Юра встряхивает головой, снова роняя челку на глаза, прячась за ней, отходит, становится на край крыши, ссутулившись, надвинув капюшон, засунув руки в карманы. Ничего от примы. Уставший раздавленный подросток, вот и все. - Тут красиво. Спасибо. Ох, если бы Алтын знал, чего ему стоят эти слова! Как хочется уйти отсюда, потому что не сейчас они должны быть здесь, не так, не с таким настроением. Плисецкий не знает, куда им идти. Снова хочется сбежать, спрятаться. Нет, не от проблем, их он привык решать. А от этого обмана Отабека и себя самого, что они друзья и не нужно себя постоянно сдерживать и контролировать. Это как постоянная игра в "мы просто потанцуем вместе". Он не хочет притворяться. Не может. Не желает. Зачем врать, если они оба знают, чего хотят? Ах да... правила. Он все еще чертов ребенок. Юра смотрит на закат и нервно смеется, закашливается и быстро вытирает слезы. - Ненавижу твои правила. Я вниз. Тут очень холодно. Можешь не торопиться. Он сбегает. Первый раз сбегает от проблем, потому что понятия не имеет, как их решать. Отабек смотрит на Юрия. Лучи закатного солнца путаются в его волосах, а светлую кожу превращают в мёд, и Алтыну все это кажется сном. Прекрасный момент, который бы хотелось продлить. Но только не с такими чувствами. Эта красота отдаётся такой болезненной грустью в груди, что хочется сжаться, убежать, исчезнуть. Почему так происходит? Почему так сложно? Почему так больно? Это "спасибо" заставляет Отабека судорожно вздохнуть. Все не так. Все ломается прямо в руках. И если иногда Алтыну кажется, что он преувеличивает, хотя никогда не ловил себя на этом, то сейчас все по-настоящему, все именно так, как ощущается. Он старается, но этого не хватает. И чувство такое, словно Юра медленно отдаляется. Позволить? Слишком глупо ведёт себя Отабек, слишком много боли он причинит в будущем, слишком много причинил в прошлом. Он понимал, что действительно отойти от этого будет трудно. Но сейчас ему хочется хмыкнуть и просто сказать "ладно". Потому что мысли о "без этого ему будет лучше" слишком надоедливые и убедительные. Он смотрит на ссутулившегося Юру, и сердце сжимается. Может, он не хочет прощать? Противится тому, чего так сильно хочет Отабек? Может, ему это и не нужно? Юрий кажется таким невероятно далеким, что до него не дойти за целую жизнь. Стоит так близко, но коснуться его невозможно. Алтын словно перенесся в далекое прошлое, где совсем рядом стоял красивый мальчик, которого ужасно хотелось позвать по имени, но он просто не мог. Неужели так и должно быть? Отабек поднимает взгляд к небу. Не смотрит на Плисецкого, когда тот говорит. Это сейчас кажется непосильной задачей. Пусть идёт? Отпустить? Будет ли так лучше для них? Они причиняют друг другу так много боли, с трудом существуют вместе. Так может... оставить все так? Это происходит слишком быстро, чтобы сам Отабек успел осознать и обдумать. Просто что-то внутри него настойчиво и очень болезненно заскреблось - "нет". Нет, черт возьми, нет. Если отпустит сейчас, то больше не сможет вернуть, как бы ни старался. Словно падение вниз, которое можно остановить лишь на краю обрыва. И Отабек дергается - хватает Юрия за руку, вцепляется пальцами в куртку, сминает ткань так судорожно и с такой силой, словно от этого зависит его жизнь. Наверное, так и есть. Единственное желание - удержать. Словно инстинкт, которому он повинуется. Он не хочет терять, не хочет отпускать. Пусть сложно, пусть больно. Неужели смогут друг без друга? Казах точно знает, что уже не сможет заснуть, если этого злого котёнка не будет рядом. Алтын дергает Юрия на себя и тут же ловит за плечи, уберегая от падения. Держит крепко, не давая и возможности помыслить о том, чтобы вырываться. -Нет. Не отпущу, - не просьба, не "не уходи". Отабек уверенно говорит это, глядя Плисецкому в глаза. Потому что Юрий - единственный человек, за которого брюнет действительно хочет бороться. Бороться с самим собой. Юра такой сильный, такой самостоятельный и храбрый, но Алтын видит, как ему сложно. И он хочет защищать, хочет помогать и подавать руку, на которую можно опереться. Быть его слабостью и силой. Быть рядом. Отабек обнимает Юрия за талию одной рукой, а другой приподнимает подбородок. Все происходит так быстро, но Алтыну это кажется вечностью. Он целует. Целует с болью, с грустью, с упрямой страстью и нуждой. Он хотел этого, так хотел, что теперь поцелуй сладкий, полный невысказанных чувств. Плевать, если Юрий разозлится, плевать, если ему это не понравится. Этот поцелуй словно жизненно необходим. Отабек отстраняется и прижимается лбом ко лбу Юры, едва касаясь пальцами его щеки. -Не хочу без тебя, - шепчет он честно и немного смущённо, но чувствует облегчение от этих слов. Холодно, их ударяет ветер, а солнце постепенно тонет за высокими домами, но Отабек лишь сильнее прижимает к себе Юру, уберегая от холода. Все кувырком. Все так быстро, внезапно. До широко распахнутых глаз. До боли в крепко сжатой руке. До подкашивающихся колен от руках на плечах. До замершего сердца от взгляда и уверенной руки, заставляющей смотреть в глаза. До перехватившего дыхания от горячих губ. До слабости, слез и смеха радости, которые он глотает, заталкивая поглубже от слов. "Не отпущу". "Не хочу без тебя". Губы приоткрываются, и он почти начинает говорить, но внезапно осознает Ч Т О собирался сказать и в ужасе отшатывается, зажимая рукой рот. Нет, неправда. Просто такой момент. Просто юношеский максимализм. Просто... - Не хочешь, так пойдем уже домой. Губы кривятся в насмешливой улыбке, а внутри все равно страшно-жутко. И сердце - тук-тук-тук. Невозможно. Юра выходит первым, дает закрыть дверь и спрятать ключ, а потом хватает Отабека за руку, переплетая пальцы, с вызовом смотрит в глаза. Если казах не отпускает, то и он не отпустит. В маршрутке они снова молчат. Но Плисецкий, позволяя Алтыну держать сумки с покупками, включает музыку и сует один наушник парню. Они так и едут - прижавшись друг к другу, молча, стискивая пальцы друг друга и слушая одну музыку на двоих. Дома кот бросается под ноги, фырчит и что-то недовольно мяукает. Юра косится на Отабека: - Кормил? И не дожидаясь ответа спешит на кухню, чтобы дать пушистому нахалу что-нибудь вкусное. Заглядывает в холодильник. - Так, кот накормлен, а я негодую. Почему я без вкусностей? Он смеется, подходит к Алтыну, забирая сумки, и легко целует в губы. - Живо на кухню. Все страхи надежно спрятаны и забыты.