Будь со мной. Танцуй со мной.

Отабек в отличном настроении. Пусть Юрий разозлился, пусть тут же ушёл. Они вместе, эта злость чисто символическая, и никто ни на кого не обижается. Черт возьми, он должен беречь это - спокойную атмосферу, этот домашний уют, пусть сейчас немного и подмоченный. Это так хорошо - просто быть рядом. Алтын улыбается, глядя вслед раздраженному Плисецкому. Настоящий кот, которого так и тянет почесать за ушком, а если повезёт - услышать мурлыканье. Казах с улыбкой устраняет последствия мини-потопа. В голове снова столько мыслей - картинки, пропитанные такой неожиданной для самого Отабека нежностью, что становится стыдно, мысли о танце, редкие и болезненно-колкие воспоминания о ссоре и размышления о предстоящем и совсем близком дне рождения. У Алтына есть несколько идей, но это все нужно хорошенько обдумать... Брюнет смотрит на зашедшего на кухню Юру немного растерянно, все ещё пребывая в раздумьях. Ягодный пирог? Отабек не отвечает, потому что, подумав, решает, что он в таком совершенный ноль. Никогда не пробовал, только наблюдая иногда, как мать и бабушка пекут. От воспоминания о матери внутри неприятно колет - давно пора навестить родителей. А ещё тот разговор... Алтын хозяйничает на кухне, пока Юра сидит в телефоне. Отабек убирает то, что они не съели, моет посуду и вытирает со стола, выглядя при этом совершенно сосредоточенно и сурово, словно это какое-то важное задание. Просто ему кажется, что раз уж Юрий пустил его в свою квартиру, позволил пользоваться всем и хозяйничать, то порядок - меньшее, чем он может отплатить. Вообще, мысли о том, что он просто живет в чужой квартире, практически в неё не вкладываясь, очень смущают, но Отабек даже помыслить не может о том, чтобы уйти. По крайней мере... не сейчас, да. Алтын идёт в комнату, чтобы найти сухую одежду - он так и ходил без футболки, совсем забывшись. Смотрит на лежащего на кровати Юру и едва подавляет желание устроиться рядом и обнять. На "отдохнём" он отвечает лишь удивленным взглядом и, кивнув, уходит обратно на кухню, попутно натягивая футболку. На кухне снова находит себе работу. Ему нужно чем-то занять руки, чтобы не думать о том, что между ними было буквально сегодня утром. Прошло, стерлось. Но разве они решили проблему? Что это вообще было, черт возьми? Что за реакция у обоих, откуда в Отабеке столько горькой ревности? Что это за тянущее чувство в груди? Неужели Отабек такой собственник? Неужели... Его раздумья прерывает звонок в дверь. Он подрывается открыть, но, услышав голос Юрия, остаётся на месте, нахмурившись. Они ведь никого не ждали, да? Главное, чтобы это был не тот, кого сейчас видеть хотелось меньше всего... Но Отабек ничего не слышит и двигается к двери, напряженный. Но, кажется, все обходится. Дверь закрывается, а Юрий уходит в комнату с коробкой пиццы - Алтын облегченно и удивленно вздыхает и возвращается на кухню за телефоном с улыбкой. Отдохнём, да? Плисецкий встречается в самых дверях кухни, и Отабек замирает, наблюдая за ним. Что скажет? Почему-то Алтын смущён и приятно удивлён. Юра, который устраивает им вечер с пиццей... Отабек не может не улыбаться. Чуть помедлив, он выключает на кухне свет и идёт в комнату за Юрием. Сидеть перед ноутбуком со стаканом колы и пиццей - это ведь так по-дружески, да? Обычный вечер обычных друзей, которые просто наслаждаются обществом друг друга. Но разве у них все может быть так легко?.. Алтын косится на Юрия, когда фильм начинается - мрак, страшные звуки и явно не комедийное название... ужастик - то, что нужно. Главное - помнить, что это просто дружеские посиделки. Они даже сидят друг от друга далеко, разделённые странным повисшим между ними смущением. И да, Отабека совсем не веселит будущая прима с абсолютно вредной едой, нет. И усмехается он по другим причинам, конечно. И совсем он не рад тому, что Юра позволяет себе немного расслабиться. Начало фильма кажется даже скучным - Отабек жуёт пиццу, иногда косясь на Плисецкого и отвлекаясь на сурового кота, который наблюдает за ним, сидя у ног хозяина. Но потом начинается страх. Надо сказать, что Отабека ужастики в большинстве веселят, чем пугают. А особенно интересно смотреть такие фильмы с друзьями, которые визжат и закрывают глаза. И то ли Отабек скучный, то ли скептицизма в нем много, но ужастики - настоящее развлечение для него. Но Алтын все же вздрагивает на особо напряженном моменте. Он поворачивается к Юре и едва заметно усмехается. Неужели ему страшно? Отабек немного двигается к Плисецкому и тянет от ног плед, чтобы накинуть его на их плечи. Иллюзия безопасности и близости. Глупо, но Алтыну хочется защитить Юру, обнимая и кутая в плед. Он отворачивается к экрану, словно и не заметив, что Юрий напуган. Фильм хорош, действительно хорош. Жуткий, до мурашек. Юра сжимает руки, ерзает и кутается в одеяло. Словно оно может защитить. Словно действительно есть угроза. А Отабек улыбается. Ест пиццу. Зараза. Бесстрашный, что ли? Главное, чтобы смеяться над ним не начал. Напряженная музыка, и Плисецкий превращается в комок нервов, ждет. Сейчас, сейчас... Ничего не происходит. Как всегда. Он хмыкает, поражаясь себе. Взрослый человек, сам выбрал этот фильм, а пугается, как ребенок. Верит. Как спать-то будет? Впрочем, рядом будет Алтын. Можно будет прижаться к нему, спрятаться. Пусть сначала утащат его. А уж Юра как-нибудь отобьется. Спрячется. Девушка идет по темному коридору. Абсолютная тишина. Жутковато. И шаги за спиной. Тихое дыхание. Она оборачивается... Юра вздрагивает. И через секунду понимает, что сидит, прижавшись к Отабеку. Краснеет. Но не отодвигается. Идиот, мог бы понять и обнять его, что ли. Так было бы спокойнее. Вроде бы спокойнее. Плисецкий тянется за пиццей, жует. Берет стакан с колой. Глоток. Снова "страшная музыка". Он быстро ставит стакан обратно, кутается в плед, напряженно смотрит. Нет, он не будет закрывать глаза. Не покажет, что страшно. Показывает. Вздрагивает, хватает казаха за руку, только что не вскрикивает. - Знаешь что... Плевать, что подумает Отабек. Так ему будет спокойнее. Юра пересаживается, устраиваясь между ног Алтына, прижимаясь спиной к его груди. Вот. Так хорошо. Можно даже пиццу поесть. - Это чтобы тебе не было страшно. Голос полон великодушия. Юрочка добрый, хороший и заботливый. Даже протягивает руку с куском пиццы. - Ешь. Это вызывает в нем отчего-то болезненные чувства нежности и умиления, сдавливающие сердце в горячих тисках. Так много он хочет сделать, но так мало может себе позволить. А Юрий, сидящий совсем рядом, прижимающийся к боку испуганно, словно маленький ребёнок, вызывает дикое желание обнять и защитить от всех угроз, что существуют в этом мире. Но он не сделает этого. Сжав зубы, будет смотреть в экран и пытаться сосредоточиться на фильме, потому что это, черт возьми, нужно сдерживать. Они переступили все границы, позволяли себе так много, не думая о последствиях, но теперь... на секунду Отабек чувствует странное чувство, сжимающее желудок - ему самому противно от своей правильности. Всего на секунду. Мимолетное чувство, остающееся внутри лишь легкой горечью. Нет, он должен держать себя в руках. Они смотрят фильм как совершенно обычные друзья, да? Он не хочет это разрушать. Тонкие пальцы с силой сжимают ладонь брюнета, а тот вздрагивает от неожиданности и поворачивается к Юре. Мурашки по спине совсем не от страха. Он сильнее сжимает ладонь Плисецкого, невольно улыбаясь. "Я рядом" - как бы говорит он, поглаживая пальцем кожу на ладони блондина. Он отчаянно хочет быть для него защитой и чувствует удовлетворение от того, что Юрий ищет успокоение в нем. Иллюзия "обычных" друзей исчезает вместе с надеждами на то, что этот вечер обойдётся без особых случаев. Алтын напрягается, когда Юра уверенно усаживается между его ног так, словно они для того и созданы. Ощущение именно такое. Руки сами тянутся вперёд, и он обнимает Плисецкого, укрывая его пледом, чтобы согреть и спрятать от страхов. Снова эгоистичным колоколом в сознании звучит это болезненно-приятное "мой", словно это все, что нужно Отабеку в этом мире. Этот хрупкий, но такой сильный мальчишка в его руках, которого так и тянет назвать котёнком - он совершенно необходим, а прижиматься к нему, обнимать, пусть и при таких обстоятельствах - лучшее из удовольствий. -Так намного лучше, - шепчет казах с лёгкой улыбкой, подыгрывая этому милому котику. Он принимает еду из рук Юры, доверчиво тянется вперёд, прижимаясь ещё сильнее, а сердце почему-то стучит совершенно бешено и абсолютно счастливо. Одна только близость Юрия может так воодушевить Отабека, что уж говорить о чем-то большем. Снова напряжённый момент. Страшная музыка, тяжелое дыхание, давящее и ужасно липкое ощущение приближения чего-то ужасного... Алтын замечает, как сжимается в его руках Плисецкий, и не может сдержать улыбку. Сам выбрал этот фильм, а теперь чуть ли не трясётся от страха. Это чертовски мило. Но, кажется, Юре совсем плохо. Отабек знает, что если предложит выключить фильм, совершенно не напрягающий его нервы, а лишь заставляющий переживать за будущую приму, то Плисецкий не захочет показывать страх так открыто. Отвлечь его? Отабек кидает взгляд на экран, услышав истошные вопли жертвы , загнанной в угол. Он ощущает, как напрягается Юра. И не может придумать ничего лучше. Легкий поцелуй в шею, смешанный с горячим дыханием, опаляющим кожу. Это ведь отвлечет, да? Поможет, конечно. Ещё один поцелуй, ещё один и ещё - с каждым разом Алтын все сильнее прикусывает нежную кожу, уже не в силах справиться с тем, что сам и начал. Какая глупость... Ещё один болезненный поцелуй, оставляющий новую метку - и Отабек утыкается лбом в плечо Юры, тяжело дыша. Это слишком. Нужно остановиться. Страшно, слишком страшно, слишком велико напряжение от ожидания чего-то плохого в фильме. Юра сжимается, один сплошной комок нервов, только что не впивается пальцами в руки Отабека, которые до этого момента дарили ощущения надежности, а потом... потом он забывает про фильм. Смотрит пустым взглядом в экран, не до конца понимая происходящее. Дыхание щекочет кожу, горячие губы обжигают, прикосновения сначала нежные, все настойчивей, в какой-то момент стало немного больно, сознание обжег стыд, что обязательно останется след. Чертов Бека! Со своим правилами, нарушать которые может только он сам. Казах утыкается в плечо Юры, шумно выдыхает, словно коря себя за слабость, и тот неосознанно поднимает руку, гладит его волосы, успокаивая. Фильм забыт, страх - тоже. А вот напряжение не оставляет. Какого черта он всегда так делает?! Словно дразнит. Как в танце - шаг вперед, прижаться, отступить на пару шагов, и снова, по кругу. Вот только Плисецкий не привык быть ведомым. Продолжая поглаживать темные волосы, он поворачивает голову, касается губами щеки парня, дожидается, пока тот посмотрит на него, и целует. Мягко, нежно, но настойчиво, сминая губы и сжимая обнимающие его руки. Поворачивается, плед падает на пол, ну и черт с ним, обнять Отабека за шею, целуя настойчивей, усесться удобнее, сжимая коленями его бедра. Шумно выдохнув, Юра все-таки заставляет себя разорвать поцелуй, прижимается лбом ко лбу казаха, закрывает глаза. Тяжелый вздох. Кривая улыбка. - Все, мне не страшно. Оборачивается через плечо и фыркает, глядя на титры. - Посмотрели кино.. Там хоть кто-нибудь выжил? Не имеет значения. Надо бы выключить ноут, убрать еду и посуду. Надо бы, но к черту. Невозможно встать, невозможно оторваться от... - Надо ложиться... Он не встает. Смотрит в глаза Алтына. Ловит его руки, устраивает их на бедрах. Дыхание сбитое. Юрий нервно облизывает губы. Нельзя продолжать. Невозможно остановиться. Чертов Отабек со своими чертовыми правилами! Осторожно надавить ему на плечи, заставляя лечь, устроиться сверху. Все так же - глаза в глаза. Руки жгут бедра даже через одежду. Ну же! Нет, кремень. И блондин сам передвигает их, устраивая на ягодицах, тая и дрожа от ощущений. Шепчет в губы: - Не отталкивай меня, понял? Тянется к губам, но успевает сдержаться, с каким-то жалким всхлипом, за который ему стыдно, утыкается в плечо, жмурит глаза. Как же тяжело, как сладко и стыдно, как неудобно упираться в Отабека, давая ему понять, чего он хочет. - Не отталкивай... Судорожный выдох. Нога Отабека между колен, руки осторожно, едва ощутимо поглаживают. Или ему кажется, потому что так хочется этого? Плевать, на все плевать. Сбито дышать на ухо Алтыну, мягко двигать бедрами, толкаясь в его ладони, тереться о него, выдохи больше похожи на стоны. Безумие. Такое сладкое и невыносимое. Отабек будет ненавидеть его. Потому что он заставляет его нарушать правила. Плисецкий резко вскакивает, отворачивается, сидя на краю кровати и закрыв лицо руками. - Извини. Я не хотел. Наглая ложь. Он хотел. И хочет до сих пор. Но сдержится. Потому что нельзя. Потому что так надо. Потому что он больше не хочет таких дней без Отабека. - Извини меня.