Будь со мной. Танцуй со мной.

Отабек действительно растерян. Когда Юра тянется к тумбочке, он тяжело вздыхает, ощущая, как подрагивают руки. Он хочет. Но это страшно. Необычно. Первый раз с парнем, и они уже заходят так далеко. Алтыну нужно держать себя в руках, чтобы никак не навредить, чтобы не испугать. Быть осторожным и... он осознает происходящее только тогда, когда его рука уже привязана к изголовью. Отабек инстинктивно дёргает ей, но ткань врезается в запястье, не пускает. -Юра? - его голос хриплый. Конечно, казах понимает, что Плисецкий делает. Но оттого и страшнее, потому что... черт возьми, почему он даже не попытался вырваться? Настолько доверился Юре, что не ставил ни одно движение под сомнение? Так сильно возбуждён, что ни о чем другом думать не мог? Нет, нет. Отабек думал, что это он должен быть... главным. Что он будет вести, а Юра, маленький и невинный, будет смущаться и пугаться. Но, естественно, Алтын и подумать не мог, что этот котёнок может быть настолько решительным... в таких вещах. Сначала Отабек ощущает, как приливает к щекам кровь. Чувство беспомощности и приятное ощущение власти Юрия заставляют его смущаться. И это кажется классным. Всего на секунду. Потому что потом, когда мальчишка тянет с него штаны вместе с бельём, становится страшно. Страшно, черт возьми, потому что Отабек о таком даже подумать не мог. Страшно, потому что Юрий может сделать что угодно, пусть Алтын и способен сопротивляться. Страшно, потому что явная растерянность Плисецкого вместе с решительностью - что-то невероятное, вызывающее сладкую дрожь по телу. И это неправильно. Разве так должно быть? Он лежит под Юрой, подчинившийся и не смеющий даже и слова сказать, хотя это он должен был делать Юре приятно, должен был помогать и готовить... должен был? И он, конечно, осознаёт, что будет дальше, а потому дёргает бёдрами, поражённый чувствами стыда и возбуждения, накрывающими волнами, стоит только представить светлую голову Плисецкого между своих ног. -Юра, хватит, - слишком неубедительно, пусть и сурово. Он и сам не понимает, почему противится. Но ощущение, что он не владеет ситуацией, смешанное со странным смущением и совершенно непонятной ему самому обидой, заставляют его ерзать и дергать ногами. Уже не смешно. Он не может позволить Юре сделать это... Может. Он понимает это сразу же, как только ощущает горячий язык, скользящий по члену. С шумом Отабек втягивает воздух сквозь зубы и замирает, ожидая следующих действий. Хорошо, непозволительно хорошо. Только вот неправильно. И Алтын не двигается, старается сдерживать тяжелое дыхание и не смотреть. Но возбуждение сильнее чертовых правил, а потому казах приподнимает голову, смотрит, как Юра обхватывает красными от поцелуев губами его член, и не может сдержать позорного судорожного вздоха. Хорошо. Дальше все для Отабека сливается в одно сплошное "блядь", и как бы он ни старался сдерживаться, это выше его сил. Он дышит тяжело и двигает немного бёдрами - это происходит словно против его воли. Движения Юры неумелые и не совсем уверенные, но он так старается и... да, это так приятно. Насколько же это лучше кулака, насколько лучше всего, что он ощущал. Алтын сжимает зубы, натягивает ткань, сковывающую руки и стонет тихо, совершенно себя не контролируя. И если до этого от судорожных вздохов и рывков бёдрами его сдерживало то чувство злости и растерянности, когда все идёт не по плану, то теперь он совершенно не думает об этом. Потому что руки ноют от желания прикоснуться к светлой коже, сжать мягкие волосы, помочь поймать ритм. И чертово "нет" меняется на "хочу больше". Сейчас ему совсем не стыдно за своё шумное дыхание и тот факт, что он действительно наслаждается. И большее удовольствие ему приносит даже не сами действия и горячие губы, сжимающиеся вокруг члена, а тот факт, что это... Юрий. Блядь, что же они делают... Отабек шумно, словно задушено выдыхает, когда Юра отстраняется. Он был почти готов кончить, а потому, прикрыв глаза, кусает губу. Открывает глаза. И встречается взглядом с Юрой, который перекидывает через него ногу. Паника всего на секунду. Что он делает? Вместе с осознанием ситуации в нем словно снова просыпается скребущее чувство неправильности. И Отабек смотрит сурово, сдвигая брови к переносице, как бы предупреждая, чтобы Юра не делал глупостей, хотя понимает, что Плисецкий не сделает ничего, против чего будет Алтын. Не сделает ведь?... И да, сейчас бессмысленно отрицать, что Отабек хочет. И к черту тот факт, что его привязали, а руки затекли и ноют от желания коснуться, к черту то, что все пошло не так, как казах планировал. Сейчас главное - получить удовольствие. И Юра, голый, раскрасневшийся и такой уверенный, оседлавший его и даже шутящий - слишком красивая картина, и отказать ему, попросить перестать - разве он сможет? Слабак, думается Отабеку, когда он, сжимая пальцы на закованных руках, едва давит "ох", какой же слабак. Как легко он попирает свои принципы ради удовольствия. Как он готов заткнуть все "нельзя", лишь бы Юра, такой сексуальный, стонал громче, выгибаясь на нем. И как легко, оказывается, отдаться желаниям, как это хорошо - нарушать свои собственные правила. Отабек смотрит на Юру, жадно изучает взглядом худое тело и чувствует, что ему мало. Он хочет трогать, хочет ощущать под пальцами горячую кожу, хочет вызывать мурашки и стоны, хочет целовать, кусать и... черт, как же хорошо и как же хочется большего. Все это похоже на бессовестную и бесстыдную издевку, потому что вот оно, удовольствие, так близко, а дотянуться невозможно. Алтын усмехается сквозь судорожные выдохи. До чего же этот мальчишка дерзкий. Дыхание тяжелое, Отабек вздыхает задушено, ощущая, как скользит его член между ягодиц Юры и это так приятно, так правильно, и сейчас нет никакого смущения, никаких "нельзя", одно только в голове - "Юра, Юра, Юра". Такой красивый, такой невероятно горячий, а его стоны отдаются жаркой дрожью во всем теле. Развяжи меня, дай коснуться. Юра, Юра... Боль от царапающих ногтей мешается с удовольствием, опьяняет, путает мысли, и Отабек хватается лишь за одну, когда Плисецкий вновь больно царапает его: "дикий кот". Настоящий. Своенравный, чертовски красивый и до безумия изящный, выгибающийся от удовольствия. Алтын выдыхает тяжело, моргает медленно, когда Юрий тянется к изголовью, касается пальцами запястья, распутывает. Неужели так хочет прикосновений? Казах неосознанно раз крутит запястьем, разгоняя кровь. Замирает неуверенно, когда Юрий тянет его руку к своему члену. Смотрит сурово. Всего секунда задержки, а сколько мыслей в голове, сколько сомнений, снова это "так не должно было случиться". Все решает глубокое "умоляю" со взглядом глаза в глаза. Просит с таким видом... и словно что-то щёлкает внутри - Отабек обхватывает член плотнее, двигает рукой быстро. Потому что стыд - потом. Сейчас так важно сделать приятно Юре, так важно заставить его наслаждаться. Все остальное может подождать, потому что его мальчик так хочет. И нет ничего, кроме его тела, его приятной тяжести и горячего ощущения голой кожи. Последние движения рваные, Алтын сбивает с ритма и рука соскальзывает, он совершенно забывает про себя, про свой собственный член, который так горячо сжимают ягодицы Юры. К черту все. Юрий, Юрий, один лишь Юрий. Отабек сжимается сам, когда Плисецкий напрягается, стонет протяжно и так сладко, что становится совсем жарко, а потом изливается в кулак Алтына и ему на живот. Он задерживает дыхание, смотрит, как Юра закрывает глаза, как раскрываются его губы, и чувствует себя, кажется, лучше всех на свете. А потом Плисецкий падает казаху на грудь и говорит то, что заставляет его вспомнить про себя. А ещё про затёкшую и все ещё привязанную к изголовью руку. Тянется свободной рукой, ковыряет узел и справляется, откидывая чертов галстук подальше. Сейчас он не думает об этих "играх", сейчас ему тоже слишком сильно хочется кончить. Юру Алтын двигает немного, устраивая удобнее, обхватывает одной рукой поперёк талии, прижимает к себе, сильно сжимая пальцы на светлой коже. -Тогда помоги мне, - шепчет Отабек едва слышно и отрывисто, перехватывая тонкое запястье Юры. Его горячую ладошку - на свой член, накрывая собственной ладонью. Задаёт темп, сжимает пальцы и, не стесняясь хрипло стонать, поворачивается лицом к Юре. Блядь. Хорошо, слишком хорошо. Юра прижимается, такой горячий, водит послушно ладонью по члену, и это намного лучше, чем Отабек мог себе представить. Ради такого стоило поддаться своим запретным желаниям. Напряжение все сильнее, а движения быстрее, хотя обычно Алтын любит помедленнее. Но сейчас просто... охуенно, как бы грубо ни звучало. По-другому и не описать то, что он чувствует. И с каждым движением все лучше и лучше. -Юра-а, - выдыхает Отабек коротко, сильно-сильно прижимая к себе худое тело. Мышцы напрягаются настолько, что, кажется, сейчас порвутся... и в голове пусто, а узел внизу живота словно развязывается вмиг - Отабек, тяжело дыша, кончает в кулак Юрия. Дышит тяжело. Молчит, закрыв глаза. Не двигается, все также сильно сжимая талию Юрия. Не хочет упускать этот момент, когда так легко и тепло. А потом приходит осознание. То, от чего Отабек бежал, что пытался оттянуть, только что произошло. Конечно, он сам все начал, сам подтолкнул Юрия, позволив и не став сопротивляться. Но Алтыну думалось, что он не даст вырваться из своих рук, что начнут с малого... Отабек вздыхает измученно и выпускает Юрия из объятий. Садится на кровати, приваливаясь к изголовью, к которому пару минут назад был привязан. Когда Юра лишил его власти над ситуацией. Маленький чертёнок. Ещё ведь совсем ребёнок, а уже такое вытворяет... -Юра, - получается слишком зло и холодно. Отабек поворачивается к мальчику, смотрит, нахмурившись, а внутри снова глупая злость. Только вот что он собирается сейчас сказать? "Не делай так больше"? Но почему? Глупо было бы говорить, что Отабеку не понравилось. Он наслаждался и бесстыдно стонал. Унизительно ли, что его привязали? Ни разу. Секс - это про наслаждение в любых его формах. И тут это работало. К тому же... Юрий ведь так хотел сделать Отабеку приятно. И что? "Не делай так больше", да? Отабек склоняется над лежащим Юрием, опускаясь на локоть. И целует. Жадно, влажно, потому что хотел этого, но не мог, потому что сейчас хочет сказать "спасибо". А ещё "делай все, что захочешь". Он ложится рядом, чувствуя саднящую боль на груди от царапин, тянет Юрия к себе и обнимает одной рукой. К черту все его планы. Это было лучшее в его жизни. Так зачем переживать? Правда ведь?.. Отабек дышит ещё тяжело, поворачивается на бок, тянет Юрия и устраивает немного трясущуюся ладонь на его голой спине. Поглаживает нежную кожу. И ощущает распирающие изнутри чувства, сложные и совершенно ему непонятные. Плисецкий похож на огонёк - яркий, горячий и ослепляющий. Дикий кот, который в руках Отабека неожиданно становится спокойным котёнком. И столько нежности сейчас в Алтыне, столько желания л ю б и т ь, что он глупо улыбается собственным мыслям, медленно вырисовывая на спине Плисецкого круги и ощущая его дыхание у собственной шеи. -Мой, - шепчет Отабек едва понимая, что говорит. Слишком много чувств внутри, - мой маленький котёнок. Хочется ударить себя по губам. Что он только что сказал? Как назвал Юрия? Он себе и в мыслях такие вольности позволял редко, но чтобы произнести это вслух... Алтын чувствует, как к щекам приливает кровь, а сердце стучит быстрее и громче. Пальцы, выписывающие узоры на мягкой коже, замирают, и сам Отабек весь напрягается. Слишком смущён. И на языке "прости", но сказать он этого не может. Да ведь Юра в самом деле котёнок. Его котёнок. С яркими засосами на светлой шее, которые наверняка не заживут до выступления, котёнок, царапающий его грудь, полный страсти, а ещё, каким бы грубым ни был иногда, он милый и даже ласковый - вот как сейчас, доверчиво прижимающийся к Отабеку и ещё не осознающий сказанного. Черт возьми.