Будь со мной. Танцуй со мной.

Отабек слишком расслаблен, чтобы сразу понять, что произошло. Ему кажется, что сейчас-то все хорошо, что после дурацких ссор у них с Юрой хотя бы на вечер все установилось. Ведь им было так хорошо вместе. И Алтыну совсем не страшно думать о том, что они начали, только не сейчас. Никакого стыда, никаких сожалений. Только желание быть рядом. И приятная усталость - жутко хочется тепла и отдыха. Но секс - вряд ли решение проблем. Не в их случае. И Отабек осознаёт это все больше с каждым словом Юрия, с каждым его раздражённым движением, когда он пытается словно сбежать. Они путаются ещё больше. Каждый их шаг вперёд похож на попытку пробраться сквозь густой терновник. Чем дальше, тем больнее. Отабек тут же поднимается на локтях, наблюдая за Юрием. И если сначала в Алтыне вспыхивает дурацкое чувство обиды, - да почему же он всегда все делает не так?! -то оно тут же гасится оглушающим чувством вины. Потому что голос Юрия дрожит, потому что слезы на щеках, потому что сейчас он выглядит таким маленьким и беззащитным в этой тёмной комнате. И внутри все сжимается, а воздуха не хватает. Зубы скрипят от напряжения. Чертово чувство беспомощности - почему оно стало таким родным? Отабек знал, что так будет. Понимал, что Юре не будет легко, потому что, блять, он всего лишь ребёнок, как бы он ни отрицал этого. Маленький котёнок, который никому никогда не давался в руки. А теперь появился Отабек - свалился, как снег на голову. Парень. Казах. Партнёр. Друг. Или кто-то ещё? И Отабек понимал, что ко всему нужно подходить медленно. А они не знают, что такое "медленно", потому что так сдерживают себя, успевают так соскучиться по этим ощущениям, что не могут по-другому. Юра оседает на пол, а Алтын садится на кровати. Смотрит, как его котёнок, плачущий, прислоняется к кровати, и не может сделать ничего - внутри все сжимается от боли. "Мне страшно" - и Отабек осознаёт, как страшно ему самому. Страшно настолько, что трясутся руки. Страшно путать его. Страшно, что не может защитить его от всех переживаний. Страшно, что причиняет боль. Но страшнее всего осознание, которое приходит только сейчас. Сейчас, когда Юра плачет, уткнувшись лбом в край кровати. Сейчас, когда ему так нужна поддержка, а Отабек ощущает себя совершенно не способным помочь ему. Сейчас, когда для этого такой неподходящий момент. Осознание того, что это она. Чертова любовь. И теперь от этого никуда не денешься. Да как он вообще мог называть это чувство как-то по-другому?.. Но тут же становится так спокойно. Потому что... да, точно. Он ощущал именно это. Ничего ведь не меняется, да? Это не похоже ни на лавину, ни на волну, ни на озарение. Просто "да, точно". Тёплое и до безобразия приятное "точно". Точно - я хочу защищать его. Точно - я хочу видеть его улыбку и быть её причиной. Точно - я хочу помогать ему расти и развиваться. Точно - я хочу поддерживать его. Точно - я хочу, чтобы он чувствовал, что у него есть человек, на которого он может положиться. Точно - я х о ч у его. Точно - я его люблю. Только вот легче не становится совсем. Потому что боль и слезы - они тут. И любовь ничего не решает, не становится спасением. Любовь все только усложняет. Но без этого уже и не выжить. Отабек откидывает одеяло, нечаянно накрывая им кота, успевшего подползти ближе, и тут же спускается с кровати. Опускается рядом с Юрой. Не плачь, не плачь, не плачь. Мне так больно, когда ты плачешь. Котёнок, ну же. И Отабек вдруг понимает все громкие высказывания своих друзей о "готов порвать любого, из-за кого она плачет", которые казались глупыми и выпендрежными. Только вот что делать, когда причина слез - ты сам? Отабек садится лицом к Юре. Сам облокачивается о кровать. Не знает, что делать. У него нет ответов. Все, что он сейчас может дать Юре - он сам, глупый, причиняющий боль, все усложняющий. Но любящий. Все эти пять лет был только Юрий. -Юра, - тихо зовёт Отабек. Получается на удивление уверенно. - Посмотри на меня. Пожалуйста. Посмотри. Отабек двигается ближе. Не дожидается ответа от Юрия - протягивает руку и кладёт её на мокрую от слез щеку, сдерживая дрожь. Сердце сжимается от боли за этого малыша, сжимается от нежности и от... да, любви. Сейчас признавать это почему-то очень легко. Отабек мягко, но уверенно поворачивает лицо Юры к себе. И он рад, что сейчас темно, потому что знает, что краснеет. Тут же он кладёт на другую щеку Плисецкого вторую ладонь. Гладит мокрую кожу большими пальцами и смотрит совершенно серьезно. -Я тоже совсем запутался, Юра, - честно говорит он. Потому что осознание любви не решило ровным счетом ничего, - но я точно знаю две вещи. Я знаю, что хочу быть с тобой. И как партнёр, и как сосед, и как друг, и как любовник. А ещё я знаю, что стал самым счастливым человеком, когда встретил тебя. Ни капли сомнения или смеха в голосе. Ледяная уверенность. Отабек знает, что говорит. И совсем не врет. -Какая разница, как называть свои чувства? Какая разница - плохо это или хорошо? Теперь я это понимаю. Если хочешь - делай. И нет ничего плохого в том, чтобы чувствовать себя так. Твои чувства - твои, и в них нет ничего неправильного. У тебя всегда будет время, чтобы разобраться в них, Юра. А я буду рядом, чтобы помочь. Отабек отнимает руки от лица Юрия, чтобы тут же найти его ладони и сжать тонкие пальцы. Он не решается на большее, даёт котёнку пространство и возможность самому решить, чего хочет. Но и не отпускает, как бы говоря, что он рядом, всегда рядом. Пусть не умеет находить правильные слова, пусть не умеет успокаивать. Но рядом будет всегда. -У нас все будет хорошо. Лучше всех. И я готов сделать для этого все, что потребуется. Ты со мной или нет? Отабек прикусывает губу. Смотрит серьезно, потому что последний вопрос прозвучал как что-то большее. Как предложение руки и сердца, как признание в любви и обещание вечной дружбы одновременно. Этого и хочет Отабек. Его любовь - не детская "хотелка". Он точно уверен в этом, пусть и страстно желает Юру. Но после пяти - черт возьми, так долго он не мог называть вещи своими именами - лет безусловных чувств... как это может быть чем-то несерьёзным?