And it's over now, We got the love, There's no secret now
Лев нелепый, думает Яку, когда видит первогодку первый раз. То есть абсолютно, совершенно нелепый: слишком высокий, вечно восторженный, таскающийся хвостиком за семпаями и, ну слишком громкий. Вот только это впечатление остаётся первым, поверхностным, потому что потом оно смывается знанием того, что Лев — самое доброе и безобидное на свете существо — он не может пройти мимо кошки и не погладить её, он легко заводит друзей и остаётся очень искренним всегда. Яку думает, что, вот же чёрт, он хочет узнать его лучше.***
Лев редко думает над тем, что говорит. Точнее, он совсем не думает, и это, кажется, главная его проблема — правда, вряд ли он сам так считает. Зато, когда Яку слышит от него: — Я вас так уважаю! Он может с точностью думать, что именно это Лев и чувствует, не больше, но и не меньше. Яку не может не думать о том, что ему интересно: а как это, когда больше?***
Когда Яку встречает Льва возле спортзала перед тренировкой, нервно кружащего на пятачке перед входом, он начинает подозревать неладное, так что он спрашивает: — Что случилось? Лев крупно вздрагивает, нелепо взмахнув конечностями, поворачивается к Яку и смотрит широко раскрытыми зелёными глазами: — Я только что видел капитана и… Яку только ухмыляется, поправляет сползшую с плеча сумку, походит к Льву вплотную и с удовольствием отмечает, что тот судорожно ловит ртом воздух — смущается. — Не переживай, — снисходительно отвечает Яку и добавляет: — Если бы они хотели скрываться, то ты бы точно ничего не заметил, поверь мне. Потом он хлопает ошарашенного первогодку по плечу и говорит преувеличенно громко: — Пойдём, тренировка скоро начнётся! Яку изо всех сил старается не думать о том, что впервые в жизни он не смущается своего невысокого роста.***
Лев начинает проводить вместе с ним обеды. Яку понятия не имеет, почему, хотя и не против совсем, вот только у них совсем не так уж и много общих тем для разговора. Яку знает, какой неловкой может быть тишина, он знает это, потому боится, что и сейчас будет что-то подобное: тяжёлый воздух, клочьями забивающий лёгкие и не дающий сказать ни слова. Однако ничего подобного не происходит. Лев обладает удивительной способностью забивать тишину непринуждённой болтовнёй, которая почему-то не раздражает, и Яку обычно сидит, жуёт свой обед и слушает его, подперев щёку рукой.***
Яку разминается в углу зала, когда к нему подходит Куроо, загораживая вид на Льва, который приседает и треплется о чём-то с Инуокой. Куроо ухмыляется и говорит: — Глаза сломаешь так на него смотреть, полегче. Яку закатывает глаза и отвечает: — Тебе-то что, личную жизнь наладил и всё, теперь думаешь, что можешь меня дразнить? Куроо пожимает плечами и говорит (бросив перед этим взгляд на Кенму, очевидно же): — Не могу. Но ты должен сказать ему. Яку фыркает: — Не имеет смысла. У него душа нараспашку, я бы заметил, если можно было бы на что-то надеяться. Куроо подозрительно смотрит и спрашивает: — И как много времени вы проводите вместе, что ты уже считаешь, что знаешь его достаточно хорошо? Яку не хочет отвечать, он знает, что это видно, но если Куроо напал на что-то интересное, то его не под силу остановить никому, разве что Козуме мог бы — вот только Яку не хочет привлекать к себе внимание. Он морщит нос и говорит: — Достаточно много, чтобы сделать этот вывод, я же не дурак. Куроо фыркает, говорит: — Ещё какой дурак, — а потом уходит к тренеру.***
Когда Яку выходит из школы, он видит стоящего возле ворот Льва. Яку не уверен, ждёт ли он его или ещё кого-то, но замечает, как тот оживляется, когда видит его. Мориске думает, что ему хотелось бы, чтобы Хайба ждал его. Лев шагает ему навстречу, говорит: — А я вас ждал! И Яку не может удержаться от мягкой улыбки, он говорит: — Я рад. И глаза Льва буквально сияют воодушевлением.***
Они ходят со школы вместе, проводят вместе перерывы на ланч, а потом встречаются после уроков и идут на тренировку. Яку думает, похоже ли это больше на крепкую дружбу или что-то, что может стать чем-то иным, чем-то, чего он каждый раз затаённо ждёт. Куроо больше не разговаривает с ним на эту тему и, кажется, полностью забыл об этом, вот только Яку периодически ловит себя на том, что ему хотелось бы, чтобы Куроо снова поговорил с ним на этот счёт — возможно, так он решился бы на что-то.***
Лев обнимает его на прощание. То есть реально обнимает, и Яку думает: «чтозафигня», когда это происходит впервые. Но Лев, кажется, совсем не обращает внимание на то, что Яку замирает ледяной статуей — он прижимает его к себе крепко, прижимается щекой к макушке Мориске и мягко выдыхает. Они стоят так недолго, а потом Лев его отпускает — и Яку очень хочется, чтобы его краснеющие щёки видно не было. Лев стоит довольный, он говорит: — До завтра! А потом резко разворачивается и убегает. Яку недоверчиво улыбается, когда смотрит ему вслед, он выдыхает холодный воздух и думает о том, что, возможно, Куроо прав.***
На следующий день Лев на тренировке кажется ещё более гиперактивным, чем раньше, и Яку обеспокоенно на него посматривает — такое поведение может нехорошо сказаться на контроле, а потеря контроля часто означает травму. Лев разгоняется, собирается прыгнуть, и Мориске видит, как у него подворачивается нога, он делает шаг вперёд и нервно вздрагивает, когда Лев оступается и падает. В итоге Яку оказывается к нему ближе всех, он быстро приседает на корточки рядом с по-детски обхватившим больную лодыжку Львом и говорит: — Давай, я отведу тебя в медпункт. Тренер согласно кивает и отпускает их, Яку помогает Льву подняться, и они медленно бредут в медкабинет. Яку еле сдерживается, чтобы не отчитать бестолкового первогодку, однако жалобное выражение его лица останавливает — Яку совсем не хочет делать ещё хуже. В итоге врач, осмотрев повреждённую лодыжку Льва, диагностирует лёгкое растяжение, говорит, что на недельку придётся забыть про тренировки в клубе и отпускает их, прописав обезболивающую мазь.***
Они сидят на лавочке в холле, потому что на тренировку возвращаться нет смысла — осталось минут десять от силы, и отвлекать всех своим появлением вовсе не хочется. Яку говорит: — Какой же ты идиот, Лев. Тот вскидывается и смотрит обиженно, спрашивает: — Но почему? И Яку устало вздыхает и говорит: — Потому что нельзя так, понимаешь? Ты слишком эмоциональный, так реагировать… ты себе вредишь. Лев жалобно хмурится, отворачивается и бормочет: — Но вы же знаете, в чём дело. Яку кивает и пальцами касается подбородка Льва, поворачивая его к себе: — Знаю. Поэтому ты и идиот, — и, прежде чем, тот начинает дуться, добавляет: — И я идиот. Надо было просто сказать. Лев широко раскрывает глаза и смотрит поражённо, словно всё это время не замечал очевидного, а теперь вдруг понял, и это знание не свалилось на него, как снег на голову, а всего лишь дало объяснение всему, что происходило до этого. Лев кажется очень счастливым и совсем не может сдержать нелепую улыбку. Так что Яку просто тянется навстречу ему и легонько целует, по-детски немного, но и этого уже достаточно, чтобы Лев начал учащённо дышать. Яку отстраняется и говорит: — Теперь всё в порядке? Лев выглядит как человек, у которого выдернули почву из-под ног, но он кивает и тянется за новым поцелуем, Яку смеётся и касается его губ своими. Лев оказывается внезапно жадным: он горячо прижимается своим ртом ко рту Мориске, неловко толкается языком и прикусывает аккуратно его нижнюю губу, и скоро Яку ловит себя на мысли, что задыхается уже он. Но он продолжает целовать Льва, а когда тот отстраняется, выглядя при этом очень довольным, легонько щёлкает того по носу и говорит: — Не увлекайся. Но когда Лев смущённо хмурит брови, уточняет со смешком: — Не здесь, по крайней мере. Лев с готовностью кивает и сгребает Мориске в объятья, проводит губами по волосам и твёрдо произносит: — Я, кажется, влюбился. Яку утыкается носом в грудь Льва и отвечает: — Кажется, я тоже.