The sky's the limit

Так больше продолжаться не может. Чувство дискомфорта достигает такого пика, что становится почти осязаемым, его практически можно потрогать руками, и Чонгук понимает, что сил терпеть это у него уже не осталось. Да, он определился, что хочет помочь Тэхёну, но уж точно не стоит делать это в ущерб себе и своей шаткой психике. С этим он тоже определился. Нужно всё исправить, сделать что-то, хотя бы попытаться совершить какие-то шаги навстречу. Если не подружиться с ним (это вряд ли), то хотя бы достаточно узнать друг друга, чтобы не жаться по углам дома всё оставшееся время. Отлично. Чонгук видит проблему — Чонгук ищет пути для её решения, он же умный мальчик. Для начала он думает, что им с Тэхёном нужно перестать есть поодиночке. Думает и тут же говорит, что сегодня им лучше пообедать вместе, отрезая себе пути отхода. Тэхён очень удивляется и выглядит откровенно сбитым с толку. Топчется на месте, а затем всё-таки кивает. Обед у них скудный, но это лучше, чем ничего. Тэхён молча соскребает консервированные листья кунжута с тарелки и смотрит куда угодно, только не на Чонгука. Знакомое напряжение чувствуется в первые десять минут, а затем совсем немного уступает. Чонгук тяжело вздыхает. Слишком это всё энергозатратно. Они будто поменялись местами и это даже немного забавно, потому что теперь Чонгук разглядывает сидящего за противоположной стороной стола парня, не отрывая глаз. Он сам не понимает, но он впервые смотрит на него не как на носителя страшных синяков и источник проблем, а как на простого малознакомого человека. Волосы у Тэхёна отрасли ещё больше, чем с момента их первой встречи, и длинная чёлка теперь постоянно лезет в глаза и мешает, из-за чего ему постоянно приходится либо сдувать её, либо откидывать голову назад. Чонгук смотрит и замечает, что Тэхён, возможно, старше, чем он. Не намного, но при детальном рассмотрении он выглядит чуть взрослее. Он ему, скорее всего, хён. Ну и ладно, тот всё равно ни разу об этом не упоминал и не просил к себе так обращаться. Как-то не до этого было. Он вообще никак не просил, если честно. Чонгук на секунду задумывается о том, что в жизни Тэхёна и раньше были люди, которым он приходился хёном. Были друзья, близкие и родные люди и, наверное, вторая половинка. С таким лицом она у него точно была. Чонгук тут не единственный, у кого всё отобрали и разрушили, Тэхён ведь тоже как-то до их встречи выживал. Ему, возможно, тоже сейчас несладко не только в плане физического здоровья. Осознание этой простой истины позволяет посмотреть на ситуацию под другим углом, и это немного смягчает Чонгука. Он честно пытается идти на контакт, даже предлагает налить Тэхёну немного кофе (разведённый водой из-под крана, но всё равно огромная роскошь), но тот от него отказывается и осторожно уточняет, что предпочитает чай. Чая у Чона нет. Как и желания всё это продолжать, но он делает глубокий вдох и возвращается за стол. Ничего страшного. Никто и не говорил, что будет легко. Он будет продолжать. Так проходит неделя или около того. На самом деле Чонгук слабо верил, что совместные приёмы пищи им хоть чем-то помогут, но они помогают. Они до сих пор не ведут задушевных бесед и вообще толком не разговаривают, но Чон больше не чувствует себя так, будто поблизости опасность и ему нужно обороняться. Тэхён, кажется, тоже начинает понемногу расслабляться в его присутствии. Чонгук определяет это скорее по тому, как тот постепенно перестаёт избегать его, когда они случайно сталкиваются где-то в доме, чем по их молчаливым посиделкам с едой. Однажды Тэхён заводит разговор первым: — Для чего это всё? Почему мы теперь едим вместе? — спрашивает он и от неожиданно прерванной тишины Чон заметно вздрагивает. Он пытается избавиться от этого и не дёргаться от резких звуков, но получается у него с переменным успехом. Тэхён это игнорирует. — Я просто подумал, что раз мы вынуждены находиться вместе, то будет здорово, если мы поладим или что-то вроде того. Тэхён смотрит в ответ, а затем внезапно согласно кивает. — Это… логично. Чонгук глубоко вздыхает, облокачивается о стол и зарывается пятернёй в волосы, пытаясь собраться с мыслями. — Послушай, — сглатывает он и смотрит исподлобья. — Я очень много времени пробыл один и из-за этого стал социально… неловким. Я понимаю, что махание пушкой не плюсует в мою сторону, но я не хотел тебе навредить. И в магазине, когда мы встретились, тоже. Ну, вернее, хотел, но только из-за того, что там было опасно и я защищался, — он облизывает враз пересохшие губы. — И раз уж мы оказались в одной лодке, будет очень круто, если ты тоже пойдёшь мне навстречу, потому что для меня одного это очень тяжело. От такого потока откровений у Чонгука начинает пылать лицо. Он сам от себя не ожидал, но всё же рад, что смог это сказать. Обличать свои мысли в слова оказалось не так уж и сложно. Теперь настала очередь Тэхёна тяжело вздыхать. Он трёт свое лицо забинтованными ладонями и смотрит очень задумчиво. Чонгуку очень хочется узнать, что происходит в чужой голове. — Хорошо, — отвечает он. — Я тебя понимаю, за магазин никаких обид. Если бы не ты, я бы валялся сейчас где-нибудь как минимум дохлый, а как максимум дохлый и обглоданный. Больше он ничего не говорит, но Чонгук вновь чувствует, что он всё делает правильно. Это приятное чувство. Так проходит еще одна неделя и постепенно приходят изменения. У Чонгука вырабатывается привычка и теперь чужое присутствие даже вызывает некое подобие комфорта. Это странно и непривычно. Они по-прежнему почти не говорят, но дела налаживаются, и это видно. Синяки Тэхёна всё-таки почти сходят и он сам вместе с этим потихоньку будто бы оживает. Словно пережившее холодную зиму дерево, дождавшееся теплую весну, он выздоравливает, распускается и дышит полной грудью. С каждым днём он чувствует себя всё свободнее и это так удивительно, но самым потрясающим открытием для Чонгука становится не это, а чужая улыбка. Он уже сталкивался с ней, Тэхён улыбался ему ещё в их первую встречу, нелепо и кроваво, такое не забудешь. Он видит её вновь, когда становится ясно, что ладони Тэхёна зажили достаточно для того, чтобы снять с них бинты. Они сидят на тёмно-бордовом диване в плохо освещённой гостиной. За окном стоит ослепляющий солнцем день, в комнате привычно жарко, но несмотря на то, что Чонгук легко одет, волосы на его висках всё равно мокрые и неприятно липнут к коже. Он медленно распутывает белый бинт, осторожно держа в руках чужую ладонь. Сидящий напротив Тэхён наблюдает за этим и привычно дует на свой лоб, пытаясь убрать с глаз мешающуюся чёлку. Она у него даже близко не мокрая, он, в отличие от Чонгука, даже не вспотел. — Давай вторую, — говорит Чон, закончив с левой ладошкой. Тэхён послушно тянет к нему руку. Освобождая ее от белых пут, он медленно осматривает чужую кожу на предмет повреждений. Та очень мягкая, розовая, но уже зажившая. Даже шрамов не осталось. Чонгук почти завидует. — Готово. Он складывает один из использованных бинтов и смотрит на Тэхёна. Тот любопытно рассматривает собственные руки, будто они не его вовсе. Подносит их к лицу, а затем на пробу несколько раз полностью сжимает и разжимает пальцы. — Господи, наконец-то, — облегчённо выдыхает он. — Знал бы ты, как с этими тряпками неудобно. Чонгук незаметно усмехается себе под нос, начиная складывать второй бинт. Затем он вновь поднимает глаза и видит это. Тэхён продолжает сгибать и разгибать пальцы и его губы медленно растягиваются в улыбке. Он поднимает взгляд и, наверное, сам того не понимая, улыбается шире и повторяет: — Наконец-то. Он уже видел её и тогда ему было плевать, а сейчас от чужого проявления чувств Чонгук чувствует себя растерянным и не знает, как реагировать. Он заторможенно моргает, глядя в чужое улыбающееся лицо. Боже, каким же эмоционально отсталым он стал, раз на него так действует обычная улыбка? Тэхён его реакции не замечает потому что, видимо, очень уж рад своим вернувшим обычную подвижность рукам. Чонгук не отводит взгляда, на пробу пытаясь улыбнуться в ответ. Очевидно, выходит у него неплохо, потому что Тэхён практически смеётся, его глаза превращаются в улыбки-полумесяцы и он подносит ладонь к его лицу. — Смотри, сжимаются. Именно в этот момент, на тёмно-бордовом диване, лёд внутри Чонгука трогается по-настоящему. * Глубокой ночью, роясь в кладовке, Чонгук с досадой понимает, что запасы еды начинают заканчиваться. Кое-что осталось, он не слишком поздно хватился, но питаться остатками получится дня три-четыре, не больше. Это было предсказуемо: их ведь теперь двое, еда улетает быстрее. Это проблема. Вторая проблема состоит в том, что пока он был занят налаживанием отношений с Тэхёном, первая проблема никуда не исчезла. Чонгука никогда нельзя было назвать человеком, который неправильно расставляет приоритеты, но именно это с ним, кажется, сейчас и произошло. Он тяжело выдыхает, закрывая дверь в кладовку. Сегодня ночью он будет голодным. Ему не тяжело, перетерпит, это же не в первый раз, но неприятно всё равно. Он сжимает губы в полоску и берёт в руку свечу, стоящую на столе, недовольно вспоминая, что хозяйственные свечи тоже закончились, потому что в руке у него зажата оранжевая — ароматическая. Толстые стенки стакана приятно греют ладонь, но резко пахнет химозным цитрусом, и это раздражает. Чонгук возвращается в гостиную, ставит свечу на кофейный столик и тяжело валится на диван. Где-то в глубине дома слышится шелест страниц и он понимает, что Тэхён тоже не спит. Он добрался до коробки с книгами и теперь целыми днями читает. Чонгук такого времяпрепровождения не понимает: он привык забивать собственный досуг физической работой. Тут подлатать, там прибрать, в другом месте что-то починить. Он понимает, что не сможет остаться в этом доме навсегда, но все равно постоянно наводит в нём порядок и поддерживает пригодное для проживания состояние. Так уж у него повелось: постоянно что-то делать руками, из-за этого занятие Тэхёна кажется непродуктивным и бесполезным, но он ничего ему не говорит. Какое он имеет право что-то от него требовать? Чонгук переворачивается на спину, складывая руки под головой, и смотрит в потолок. Пламя свечи подрагивает, отбрасывая тени. Чонгук слышит приглушённый шорох очередной страницы и прикрывает глаза. Ощущение чужого присутствия в доме теперь и правда не напрягает. Ему практически уютно и в кои-то веки спокойно. Он так соскучился по этому чувству. Хочется завернуться в этот уют и уснуть, но не получается, потому что в голове бардак. Он не может перестать думать. Потому что… что теперь? Между ним и Тэхёном всё… нормально? Даже неплохо. Они не лучшие друзья на свете, но теперь могут нормально общаться. Это всё равно рано или поздно бы произошло, потому что не могут два человека, запертых в одном пространстве, не начать контактировать, но Чонгук очень горд, что именно он стал инициатором. Просто Тэхён ведь теперь здоров. Чонгук видит, как тот украдкой от него иногда потирает недавно болевшие колени, но в целом с ним всё в полном порядке. Чонгук не понимает, что он должен делать дальше, потому что теперь Тэхён может уйти. Никто из них не произносит этого вслух, но оба понимают, что ему незачем тут оставаться, он не при смерти, он может это сделать. А должен ли он остаться? С чего ему это делать? Хочет ли он этого? Хочет ли этого сам Чонгук? Ох, у него столько вопросов. У Чонгука нет на них ответов, а выдумывать и обманываться ему не хочется. Он с таким трудом буквально выдрал себя из раковины, что мысль о старом добром одиночестве повергает его если не в ужас, то во что-то очень к нему близкое. Практика показала, что он может приспособиться практически к любым условиям, но где-то в глубине души он боится, что снова оставшись один, он просто сломается и сойдёт с ума. Ему только двадцать один, он был обычным студентом, никто не прокачивал его психику до непробиваемого состояния, его вообще в жизни мало чему учили. То, что он оказался довольно стойким и не помер еще в самом начале — это либо какая-то нелепая случайность, либо необъяснимое чудо. В любом случае… — Тебе тоже нужно начать читать. Ты явно слишком много думаешь. То, что Чонгук не вздрагивает — фантастика. Тэхён стоит у изголовья дивана. Под мышкой у него зажата раскрытая книга, а в руке практически такая же свеча, как у Чонгука на столе, только цвет нежно-фиолетовый, и от нее невыносимо несёт лавандой. Все эти арома-свечи на удивление мерзко пахнут. — Есть такое, — отвечает Чонгук, задрав голову. — Ты поэтому ударился в чтение? — Ага, что-то вроде этого. Еще из-за того, что наконец-то могу листать страницы, — звучит в ответ. Тэхён проходит мимо и останавливается возле его ног, после чего глядит выжидающе. Это немного удивляет. Ладно, не немного. Сначала Чонгук хочет подобраться и сесть, но затем понимает, что слишком устал и переворачивается на бок, отодвигая ноги, освобождая тем самым место. Тэхён ставит свою свечу по-соседству с оранжевой и садится. Чонгук смотрит на них и представляет какофонию запахов, которая сейчас приключится, ну да ладно, он чувствовал вещи и похуже. Футболка на тэхёновой пояснице задирается и тёплая кожа прижимается к тыльной поверхности его стоп. Чонгук ждёт, когда Тэхён отстранится, но тот почему-то этого не делает. — Так о чем ты думаешь? — спрашивает он, раскладывая книгу на своих коленях. Света для чтения явно маловато, но его, видимо, это не заботит. Чонгук очень хочет ответить правдиво, но он не готов, поэтому выкладывает правду, но не ту: — У нас заканчивается еда. — О, — Тэхён удивлённо моргает. — Значит, пойдём её искать. Вдвоем будет легче, да и унести сможем больше. У тебя есть второй рюкзак? — Я не уверен, но вроде где-то видел в детской комнате, — медленно проговаривает Чон, опуская глаза. Вдвоём? Значит, Тэхён пока не собирается уходить? Это хорошая новость. Им нужно об этом поговорить, Чонгук это понимает. Просто не сегодня. И не завтра, наверное. — Хорошо, поищу утром. В ответ Чонгук кивает. Тэхён опускает глаза к книге. На его щеки мягко опускаются тени от длинных ресниц. В приглушенном свете он выглядит очень расслабленным и спокойным. По-домашнему. Будто бы он и правда дома. — Хочешь, я тебе почитаю? — внезапно предлагает он. Чонгук, явно не ожидавший такого предложения, удивлённо поднимает бровь. — Нет уж, спасибо. — Почему? Книга интересная. Постапокалиптика. Сечёшь иронию? — Секу. Уверен, что так и есть, но, насколько я помню, мне не пять лет, чтобы читать мне перед сном, — отвечает Чонгук и ему становится очень приятно от того, что теперь общаться с Тэхёном у него получается легко. — Правда? Прости, я думал, тебе десять. Чонгук в ответ фыркает, качая головой, а Тэхён улыбается. Чон не понимает, но почему-то чужая улыбка его… обезоруживает? Наверное, он просто всё ещё не привык. Тэхён улыбается зубасто и очень солнечно. Чонгук считает, что для того, чтобы улыбаться так, когда за окном всё ещё творится сущий пиздец, нужно быть либо ангелом небесным, либо отбитым идиотом. Думает и склоняется ко второму варианту, но где-то между пятой и шестой улыбкой, ему адресованной, ловит себя на мысли, что поступил правильно, не дав Тэхёну умереть.