Город огней

      Сентябрь заскучал.       Рыжая Гелла варит свой восхитительный кофе, и вся улица вокруг «Лисы» пропахла корицей и сдобой. Ребекка, покачиваясь в такт внутренней музыке, бормочет что-то ласковое кошкам на заднем дворе и кормит их крошащимися печениями.       Сентябрь только-только начался, пёстрый поток студентов наполнял здание вуза, а старый профессор уже совершенно запутался во всех своих бумажках и проверочных работах. В его кабинете как всегда тихо и пыльно. Кажется, что эти книжные стопки лежат тут с самого основания университета.       Магда сидит на порожках старого театра. Как всегда проматывает ленту на своём телефоне. Ветер рядом свивает из золотистой листвы и пыли быстрый хоровод. У театра удивительно тихо. Вскрикивает ворона, где-то за парком по улице с воплем сирены мчится скорая. Магда оборачивается в сторону входа пустующего театра. Ясно и чисто с мраморных лепнин на неё смотрят шуты и короли, люди и боги, страдальцы и счастливцы. Печальный Дафнис склоняет в горькой тоске буйную голову, Сатана лукаво хмурится, сверкая тёмными глазами. Разводящий руками Гамлет с пробитой грудью, плачущая Татьяна рука об руку с тенью Онегина. Память о чём-то несбывшемся.       Старший фон Кролок торопливо просматривает документы, кивает секретарю, отдаёт какие-то приказания. Поминутно посматривает на тёмный экран телефона. Нет, он не загорится. Мужчина изучает статистику продаж, а перед глазами гнев и ненависть ребёнка изо льда. Он вспоминает свои последующие походы в «Бал», равнодушную неприязнь большеглазой Сары, её холод и презрение, вспоминает перепуганный взгляд мальчишки с сумасшедшими синими глазами. И тогда только фон Кролок понимает, насколько он слаб перед гневом юных, прекрасных своей молодостью.       Но сентябрь всё же заскучал.       Бывает так, что только в осени и выход. И когда некуда бежать, то листва опадает, в небесах прорастают дожди, зацветают туманы и лёгкий морозец с утра. Красным и жёлтым горят парки и сады. Приходит осень. Мы находим выход.       А бывает и немного по-другому. Но только тогда, когда печальный сентябрь грустит.       Руки Гера призрачно-белые. Глаза подведены тёмно-бордовыми стрелками из клюквенного сока. У Гера очень красивые волосы. Он что-то с ними сделал, и теперь они ложатся на плечи плавными завитками на кончиках локонов. В горле першит от начавшейся осени и мимолётной простуды. Лето ещё лежит загаром на хрупких плечах.       Все сегодня в зале. Нет, не эти люди, чьи лица запоминаешь, но не хочешь знать. В зале собрались все свои.       Их всего-то трое, и они радуются долгожданным выходным. Одиночество легко объединяет даже самых разных людей. И теперь Магда что-то втолковывает Альфреду под насмешливое фырканье Сары.       Сара — слабое звено. У Сары нет друга, от взгляда на которого сходишь с ума, и нет бывшего, с которым она, в конце концов, помирится после долгого скандала.       Сара молода, красива и талантлива. Но она уже очень устала, ничего не хочет и никто её не разбудит от этого ужасного сна.       Магда дразнит бывшего показными фотографиями со своими поцелуями с Сарой и мило улыбающимся Альфредом на заднем плане. Она знает, насколько его бесит эта парочка из смущённого студента и равнодушной танцовщицы.       Геру хочется смеяться и обнимать их. И сегодня для него смена короче, чем обычно.       Они быстро выходят из клуба. Внутри музыка громче, для тех, кто там остался, ночь продолжается.       Для них тоже, но немного по-другому.       Магда хочет праздника, но не здесь. Здесь они работают, а не отдыхают.       Магда сегодня красивая, с удивительно длинными ресницами и губами-цветком, будто это розовый бутон распускается. Модная футболка с Микки Маусом, потёртые светлые джинсы и очки в тёмной оправе — фотографии в инстаграм, комментарии, смайлики и поцелуи. Внутри неё уже играет музыка.       Герберт пытается спрятать завитые локоны в неряшливый пучок. Альфред думает, что и так очень красиво. Стрелки с век Герберта плохо смылись, и Магда смеётся, шутит о том, что он похож на девушку. Подобные шутки никогда не наскучат ей.       Чужая квартира, шумная вписка, толпа народа, где половина — курс Альфреда из универа. Хозяин квартиры всплёскивает руками, удивляясь появлению Альфреда и тому, что не обманул, пришёл сам и привёл компанию. Путает Гера с девушкой, отпускает комплимент, удивляется, когда его посылают, и смеётся, когда приветливая Магда всё ему объясняет.       Очень громкая музыка. Легко заблудиться среди всех этих людей. Оголяются чувства, накаляются градусы. В воздухе пахнет дымом и сладостью.       Магда сразу исчезает в толпе. Она всегда быстро находила общий язык даже с незнакомыми людьми. И Герберт с Сарой знают, что уходить отсюда можно без неё. Магда найдет, на чём добраться домой и, в случае чего, где переночевать.       Взрослая девочка.       Альфред не то что бы в критической ситуации, но в общей толкучке хочет больше тишины, чем громкой музыки. Он, было, заскакивает в тёмную кухню, но, натолкнувшись там на парочку, со смущёнными извинениями удаляется. Он не может найти ни Сару, ни Гера. Каким-то чудесным образом он попадает в ванну. Там — горит свет, говорят неторопливо люди.       Для танцующих время летит быстро, для Альфреда же оно еле-еле двигается. Они провели здесь всего час, но он уже коротает вечность.       В светлой белой комнатке, обложенной бирюзовой плиткой, трое шумных говорливых парней, неожиданно Сара, сидящая на бортике ванной и вейп, идущий уже, наверное, по сотому кругу.       В воздухе пахнет клубникой, Сара вдыхает глубоко и выпускает изо рта клуб слепяще-белоснежного пара, пускает в воздух кольца. Парни одобрительно шумят. Альфред удивлён, чувствует себя неприятно лишним. Сара высоко и звонко смеётся, парни толкают и зовут к себе Альфреда, суют ему в руки вейп. Он вдыхает, а потом кашляет громко и аж до слёз. Парни хлопают по спине. Подают запить бутылку красного полусухого.       Все пьяные, суетливые, музыкальный бит отлетает от стен ванной. Много дыма, Альфред уже не понимает, где и чьи руки. Не сказать, что это так уж его беспокоит. Он не знает, кто его обнимает за плечи, да и не хочет этим интересоваться. Сара наклоняется так близко, что Альфред может легко различить запах её духов от клубничного запаха пара. Она что-то говорит, но он не разбирает — красное полусухое туманит разум.       Очень обидно. Это пустая, пропитая ночь.       Какой-то парень рядом с Сарой обнимает её за талию, очень близко. Альфред закусывает губу, между шестым и седьмым ребром ноет, а между лицами Сары и Альфреда всего пара сантиметров. Парень со стороны Альфреда толкает его к Саре, держит его за шею, очень властно, направляя. Сара что-то говорит этим молодым людям, звонко смеётся и сама наклоняется к удивлённому студенту.       Её губы очень горькие. Может, из-за вейпа, а может, потому что они такие и есть. Альфред в последний раз целовался на первом курсе, случайно, на студенческой пирушке. Теперь он на третьем. И поцелуи — это не его.       Но Сара, хоть и младше его, делает это на порядок выше. И поцелуй получается у них очень глубокий, мокрый и горький. Сара отрывается от Альфреда только тогда, когда им нечем дышать.       Студент не успевает надышаться, а парень с его стороны, который направлял Альфреда, уже прижимает его к краю ванной. Заставляет поднять лицо вверх и открыть рот. Отпивает из бутылки сам и даёт отпить Альфреду. Альфред пьян и позволяет целовать себя, делать с собой всё, что угодно. Парень быстро расстегивает пуговицы на джинсовой рубашке Альфреда, скользит руками по голому телу, задевает соски, гладит острые косточки под тканью тёмных джинсов. У Альфреда перепутаны волосы, на щеках румянец. И когда Сара снова даёт ему затянуться, то он уже не кашляет, а легко вдыхает и выпускает пар изо рта. И, чёрт, в этот момент он выглядит очень сексуально.       Музыка кажется громче, чем она есть. Тот парень перед Альфредом на коленях, рубашка сползает с плеч, Сара целует так, будто выпивает жизнь.       Герберт должен открыть дверь и войти, потому что сентябрь веселится. И я с ним.       Геру вся эта шелуха не в радость. Геру пора домой, потому что карета очень скоро превратится в тыкву, кучера — в мышей, а платье станет лохмотьями.       И Гер открывает двери и входит. Он не говорит ни слова, молчит только красноречиво, разворачивается и уходит.       Альфред резко трезвеет, хмель слетает, внутри дрожит тревожная струна. Он отталкивает парня. Саре уже на всё плевать.       Гер вылетает в прихожую. Эта ночь не понравилась ему сразу.       К черту всё. И ночь, и Сару, и этот проклятый сентябрь. Пусть догорает.       Гер перепрыгивает через несколько ступенек, спешит уйти отсюда подальше. Альфред ловит его тень, хлопает дверью квартиры, пытается на ходу запахнуть рубашку.       Герберт выдыхает уже на улице. Да только без облегчения. Альфред следом за ним. Ночь больно ударяет в лицо не летней прохладой. Герберт идёт очень быстро, почти бежит, за ним не угнаться. — Гер! Герберт! — Голос Альфреда пронзает ночь серебряной стрелой.       Парень не оборачивается на его голос. — Подожди! Не бросай меня! — жалобно кричит Альфред, никак не поспевая за Гером.       Гер зло фыркает. Холодно бросает из-за плеча: — Прикройся лучше.       Альфред торопливо запахивается. — Да что я сделал?! — всплёскивает руками он. — Ничего, — заводясь, произносит Герберт, — можешь возвращаться обратно, продолжать. — Нет, нет же, — бессильно кричит Альфред.       Он запутался, потерялся в координатах. Он не знает, чего хочет.       Наконец, он кричит после болезненной паузы: — Я же не твоя собственность!       Тут уже Гер не в силах не обернуться. Он делает этот так неожиданно, что Альфред, разогнавшийся до предела, еле успевает затормозить и не врезаться в парня. — Тогда почему ты сейчас не там, а здесь, и смотришь на меня так виновато? — спрашивает Гер.       Альфред замолкает. Он понятия не имеет, что же ответить. Как же он запутался. Ну почему всё должно быть настолько сложно? — Я... я не хотел так поступать, — произносит Альфред. — Но ты поступил так, — жестоко чеканит Гер.       В темноте его глаза словно становятся больше, горят зелёным огнём. Будто это сова мигает выпуклым глазом. — Ты поступил жестоко и безответственно, — продолжает Гер, — ты приручил меня и кинул. — Да я даже не думал, что так получится! — воскликнул студент. — А надо было, — резко бросил Герберт, — потому что я ебучая истеричка, которая бежит вскрываться чуть что! И не надо говорить, что ты не знал. Я, блять, псих больной! Не хочешь проблем — не связывайся! — Откуда я мог знать?! — Да ниоткуда, — оборвал Гер. Отвернулся и побежал в сторону тёмного парка.       Альфред никак не отставал.       Никто из них и слова не мог сказать. Оставалось только в напряжённо молчании преследовать друг друга. Альфред и сам не мог понять, кто его дёрнул зайти в эту ванну, взять эту бутылку. Кто его вообще дёрнул пойти два месяца назад за незнакомым парнем, чтобы теперь расхлёбывать всё это дерьмо.       Они были уже глубоко в парке, мчались мимо аллей и дорожек по тропинке, ведущей наискосок. Так можно было быстрее добраться до выхода из парка и добежать до остановки.       Гер снова обернулся. — Вали домой, — грубо бросил он Альфреду. — Мне на остановку, — оправдался парень. — Ты совсем отмороженный? — серьёзно спросил Гер. — Хочешь, чтобы я тебя прямо тут разложил?       Альфред сглотнул вязкую слюну. Глаза его были широко распахнуты, в них горели десятки огней, как в гранях бриллианта. Парень рефлекторно отступил на пару шагов к широкому тёмному стволу дерева.       Герберт преодолевал расстояние между ними широкими шагами. Альфред весь сжался, спрятал лицо в ладонях, в ужасе ожидая удара. Он не убегал, прекрасно зная, что заслужил этот удар.       Герберт остановился очень близко. Альфред сглотнул снова, не открывая глаз. Он с удивлением почувствовал вместо боли нежное прикосновение тёплых рук к своим плечам. От этого внутри всё заныло. Герберт прислонился своим лбом ко лбу Альфреда и задышал так тихо, что, кажется, и вовсе прекратит делать это сейчас.       Это тот момент, когда кажется, что сердце сейчас остановится.       Альфред приоткрыл глаза и увидел, что Гер смотрит на него в упор. Альфред робко, очень осторожно взял в свои руки лицо Гера. И Гер счастливо закрыл глаза.       Было холодно.       Альфред сильнее прижался к парню, придвинулся бёдрами. Гер скользнул руками ниже, опустился до самой поясницы и подтолкнул студента своей ладонью ещё ближе к себе. И тогда Альфред словно с катушек слетел. Порывисто обнял парня за шею, быстро поднял голову, заглянул в глаза, уткнулся холодным носом в шею, тут же отпрянул и придвинулся вновь.       Гер сжал Альфреда в своих руках, словно желая вдавить его в себя, поглотить, растворить в себе без остатка. И от пронзительности этого момента очень хотелось плакать.       Герберт не разбирая искал в ночной темноте губы Альфреда своими, целовал нос, щёки, кажется, солёные от слёз, подбородок и, наконец, губы.       Губы у Гера были, как лимонный сироп. И Альфред позволил себя целовать, отдал себя. Своим языком коснулся языка Герберта, робко тронул кончиком и тут же страстно оттолкнул. Герберт целовал студента больно, сминая губы, толкаясь языком, будто занимался сексом, слизывая соль с уголков губ, стукаясь зубами и задыхаясь. Руками схватывал лопатки под рубашкой, впивался ногтями, проскальзывал под пояс джинсов, хватая, царапая, сжимая.       Руки Альфреда были нежными, столько в них было ласки. Она лилась, как мёд.       И воздух вокруг них теплел.       Наконец, они замерли. Дыхания смешивались, и они вдыхали воздух друг друга. — Господи… — тихо прошептал Гер. Альфред коснулся своими губами кончика его носа. Поцеловал.       Руки Гера скользнули по плечами Альфреда, расставаясь с ними. — Надо перестать, — ещё тише прошептал Герберт.       Альфред молчал. Он начал осознавать то, что произошло.       Гер коснулся скулы Альфреда очень нежно, осторожно, так, как касаются нового хрустального бокала. Он постоял так немного, вздохнул и отступил в темноту, исчезая во мраке.       Альфред остался в темноте один. Ему хотелось кричать.