Город огней

Гер уже ничего не чувствует. Ни боли, ни счастья, ни радости. Что осталось? Сосущая пустота. Он равнодушно смотрит в потолок, чувствует, как тёплые руки успокаивающе гладят по волосам, дышит ещё надрывно, всхлипывая. Однако волна уже отхлынула. Стало ровно, тихо, безветренно. У него слёзы по щекам катятся, а ему всё равно. Не больно. Не страшно. Пусто просто. Кончилась буря. Горят и наливаются красным места сильных ушибов, саднят содранные костяшки на руках и запоздало кружится голова. Зато больше не хочется метаться, биться и орать. Вообще ничего не хочется. Ни умереть, ни дальше жить. Пофигу уже даже то, что дальше будет. Пусть делают, что хотят. У Гера батарейка села. Можете теперь на утиль сдать. Лучше бы больно было, лучше бы опять плакать и орать, чем просто безвольно принимать свой удел. Да хватит с него уже всего этого. Устал драться, устал сопротивляться. Идите вы все куда подальше. Вечно вам что-то нужно, всё шумите, мелькаете, суматоху устраиваете. Хватит уже, уймитесь. Будь, что будет. Гер сначала почувствовал — инстинкты не отменить — а потом заметил, что кто-то вошёл. Но ему было это совсем не интересно. После бури, грозы и шквалистого ветра всё стихло. Это забрало все оставшиеся силы. Это вылезало само, когда совсем уж было невтерпёж. Чего уж горевать, если всё, что могло случиться, уже случилось. Вообще-то, ещё нет. Но кто ж меня станет слушать. Эх. Герберту даже шевелиться не хотелось. Он обессилено прикрыл глаза. Слёзы оставляли за собой голубоватые звёздные дорожки. Мокрые ресницы слипались и блестели, словно обсыпанные алмазной пылью. Вселенская, вековечная усталость многих тысячелетий легла Геру на плечи. Легла и раздавила, мокрого места не оставив. Елена тихо баюкала его, произнося что-то совершенно сказочное, нечеловеческое даже. Она не знала, откуда в ней это. Оно просто было, и всё. На кухне скулил Аз, проклинал долбанного психа и нерасторопную мамушку. Бедняга, ему действительно досталось. Перед глазами летали тёмные метаморфические круги. Гер сильнее зажмурил глаза, но медлительный танец теней превратился в бесконечный хоровод. Господи, сколько же дадено слов. Сколько с ними пришло боли и слёз. Это горький подарок. От него хочется кричать и жалеть себя. Но это не наша история. Их. Мы просто смотрим фильм про чужую жизнь. Герберт открыл глаза, он устал смотреть бессмысленные цветные картинки под веками. Он вообще устал. Белый шум в ушах, тело болит и просит отдыха. Гер просит отдыха. Хоть часок. Отстаньте все. Сейчас бы отключиться, и всё. Темнота. Тишина. И нет никого. — Это что такое? — наконец вымолвил вошедший, оценив масштаб разрушений. Елена выдохнула. — Помогите лучше, — поднимаясь, ответила она. Женщина аккуратно приподняла Гера за плечи. Тело парня было слабым и безвольным. Вошедший, очевидно мужчина, сразу всё понял и подхватил Гера, ставшего удивительно лёгким. Парень даже не удосужился взглянуть в лицо этому человеку, лишь передёрнул плечами, вырываясь, и толкнул его ладонью, отойди, мол, сам справлюсь. Мужчина спокойно отпустил парня. Тот сделал шаг и покачнулся влево. Он мог упасть прямо перед диваном, но вошедший мужчина успел его подхватить. Гер даже на миг почувствовал, как чужое дыхание качнуло пряди его волос. Всего на один миг. Гер вновь толкнул мужчину от себя, тот вновь послушно отпустил его, и получилось, что парень рухнул на мягкий плюш дивана. Елена осуждающе цокнула языком. Гер предпринял попытку подняться, однако вотще. Что-то в нём вечно сопротивлялось, говорило: «Или борись, или умри». У Герберта в самом подсознании была заложена ненависть к пушечному мясу. И сейчас потихоньку парень начинал чувствовать неприязнь к самому себе за свою немощность. Однако это неприязнь сама была ещё так слаба, что не могла заставить волю Гера действовать в одном направлении, поэтому он позволял делать с собой всё, что делали. Одна только гордость покоя не давала. Заставляла отказываться, идти всё наперекор. — Тихо, — жёстко бросила Елена. Она произнесла это негромко, но один её взгляд говорил о многом. Геру почему-то не хотелось её разочаровывать, и он послушно замер. Женщина зарылась в свою потрёпанную сумку, выискивала какие-то таблетки, мимоходом бросила: — Принеси воды. Очевидно, это было сказано незнакомцу. Его худая, как чёрная трость, фигура, направилась в сторону кухни. Вскоре он вернулся, отдал стакан с водой Елене, которая уже отыскала успокоительное. Гер почти безропотно принял его, подумав, что если пропадать, так совсем, чего мелочиться-то. Успокоительное больше, чем успокоило. Скоро захотелось спать. Веки отяжелели и закрывались уже сами собой. Но даже за то время, что было у Гера между принятием лекарства и её действием, он всё же успел разглядеть лицо незнакомого ему доселе человека. Серое, запыленное какое-то, со слегка раскосыми глазами, что было удивительно для тех мест, где жил Гер. У этого существа были пустые глаза. Из них не выглядывала душа. Вокруг бездна чёрных голодных глаз. Даже не так, его глаза были тусклые. Один светлый, бесцветный какой-то, второй точь-в-точь такой же, но в эту минуту Гер мог поклясться, что он был темнее. Ни радостного блеска жизни, ни беспокойства, ни удивления или раздражения в них. Но они не были пусты. Было в них всё-таки что-то затаённое, неразгаданное. Будто великая тайна, знание чего-то, что мы сможем узнать только после смерти. Геру в сонном тумане даже на секунду показалось, что у этого незнакомца подпалены ресницы и светлые брови. Он, этот странный господин, был очень высок, до болезненности худ, так, что кожа обтягивала скулы, лоб и подбородок, выделяла суставы на пальцах и истончала запястья. Впалые щёки, провалы мёртвых глаз, синяки от недосыпа и осанка старого горбатого ворона. Весь бесцветный, унылый, весь, как тень, как пыль. Даже его волосы, должно быть, когда-то густого сладкого оттенка горького шоколада, были покрыты белой дымкой седины. Её было так много, что Геру, уже закрывающему глаза, окутанному дремотой, показалось, что эта седина смешивается с тем, что ещё не потеряло свой цвет, как молоко с горячим шоколадом. Гер провалился во тьму. Человек широким шагами приблизился к уснувшему Геру и требовательно взглянул на Елену. Впервые за ночь она потупилась. — Объясни, — сухим и хлёстким голосом приказал мужчина. Мамушка повиновалась и выложила все события этой ночи как на духу. — Я не знаю, что делать с ним, — наконец закончила она, — думала, что такой красоте нельзя попадать зря. Ну, ты понимаешь, о чём я. Но он, видишь, немного пришибленный. Мужчина молчал. Он сосредоточено рассматривал лицо Герберта. Он очень хорошо знал это лицо. Каждую его чёрточку, чаще всего искажённую гримом и краской, на которые покупались остальные, но он считал это совершенно лишним. Так необычно было видеть этого юношу в повседневной одежде, без капли косметики на лице. Но тем приятнее. Когда Гер перестал появляться в «Бале», он насторожился, только и всего, но когда закрылся сам «Бал», мужчина потерял покой. Казалось, что лицо белокурого мальчика было вырезано под его веками. Именно мальчика, ему Герберт казался ещё ребёнком. Его призрак не желал покидать мужчину, никак не оставлял. Он помнил, с какой завистью следил за тем, как Гер улыбался Альфреду прямо там, у шеста, и смотрел только на него. И всего на секунду ему показалось в тот день, что он почувствовал абсолютное счастье, когда рука Гера скользнула вниз по его пиджаку. Мимолётное, случайное прикосновение. И больше ничего. Но этого хватило, он запомнил его надолго. И сейчас мужчина торжествовал. Вот этого удача. Невиданная! Птичка сама залетела в клетку. Он просто ловил не там. И судьба, словно насмехаясь, оставила ему подарок совсем не у той двери. Но мужчина не сетовал, нет. Ему было плевать на судьбу и двери. Теперь Герберт был в его руках. Надо же, с ума сойти. Бывает же такое. — Хм, — протянул мужчина, словно раздумывая. — Оставим его. Елена удивлённо воззрела на него. — У нас нет места, — произнесла мамушка, — пусть работает в городе. — Нет, — как отрезал, — он останется здесь. — Но свободных мест нет, — повторила Елена. — Значит, надо освободить, — с нажимом произнёс мужчина. — Перевести кого-то в город? — негромко спросила мамка. — Да. — Но одну девочку там просто заклюют, — продолжала возражать женщина. — Так отправим туда двоих, — потеря терпения, — пятерых, если понадобится! — Ладно-ладно, — залепетала Елена. — Собирай их вещи, — бросил он, подхватывая Гера себе на руки, — и пусть уматывают. — Прямо сейчас? — Да. Елена покивала. Мужчина прошёл мимо кухни, откуда его проводил удивлённым взглядом Азазелло. Елена сама уже вступила в тень коридора, как вздрогнула от произнесенных их главным, замершем на лестнице, слов: — И не смей его ни под кого подкладывать. Скажи, чтобы его никто не трогал. Елена с удивлением взглянула на мужчину. — Ты поняла? — Да-да, — вновь закивала мамушка. Ей нужно было поскорее осмотреть недовольного и злого Аза, который неуклюже пытался вытереть руками кровь, опять текущую из носа, но всё же нашёл полотенце и додумался таки использовать его вместо руки. На втором этаже дома были комнаты для девочек. Двери в них располагались друг напротив друга, их разделял коридор, который заканчивался небольшим окошком, прикрытым сейчас шторой. Мужчина толкнул первую из дверей, которую увидел. Зашёл в чисто убранную небольшую комнатку с тремя кроватями. Опустил Герберта на первую попавшуюся. В полумраке лицо Гера было особенно бледным, и он выглядел действительно, как призрак. Мужчина вынул из заднего кармана брюк наручники. Как знал, последнюю неделю носил их с собой. Думал, так, на всякий случай. Мало ли отморозков ходит по свету. А оно вот как вышло. Вдруг он услышал шум внизу. Это Ричард привёз девушек, которые работали по трассе. Можно почти детально представить, как Елена просит остаться всех внизу и дождаться хозяина, ведь сегодня кто-то из них уедет работать в город и будем жить там. Хозяин дома вздыхает и пристёгивает Гера за тонкое запястье наручниками к железному изголовью кровати. Замирает на миг, любуясь прекрасным лицом, проводит костистой холодной рукой по его тёплой щеке. И, наконец, уходит. Спустившись вниз, он видит человек пятнадцать девушек, облюбовавших гостиную. Все они одеты довольно открыто для такого холодного времени года. Все они, эти девушки, умолкают, увидев, как их ужасный хозяин выступает из тени коридора. — Кто из вас живёт в первой комнате? — спрашивает он в наступившей тишине. Тройка девушек подаёт признаки жизни. — Отлично, — сухо бросает хозяин, — собирайте вещи, вы уезжаете. Он замолчал на секунду. — Ричард, — обратился мужчина к водителю. — Да? — Ты отвезёшь их прямо сейчас. — Угу. Наступила небольшая пауза. Никто не знал, что будет дальше. Может, хозяин скажет что-то ещё? Но нет, он быстро пересёк комнату и вышел в прихожую, хлопнув дверью. Он намеривался покинуть это место. Всё-таки дела, есть дела. — Чего ждём? — осмелела Елена после ухода главного. — Деньги на стол и расходитесь. Смотрите, чтобы всё на месте было. И, немного подумав, она добавила: — Я проверю. Девушки повиновались.