Город огней

Первый день он не помнит, потому что проспал его. Во второй день он не говорил ни с кем, не отвечал на вопросы и не смотрел в глаза. А на третий день он вывихнул большой палец, чтобы вынуть ноющую ладонь из железного кольца наручников. Он швырялся в дверь вещами и бил её ногами. Он хотел выбить окно, но оно было забрано решёткой. Он бил посуду и орал, что устраивает голодовку. На четвёртый день он так устал, что ему уже стало плевать. Он позволял делать с собой всё, что угодно. На пятый день он пришёл в себя и успокоился. Он не стал ждать помощи. И решил бежать. Не опять, а снова. Сбегать умел он мастерски, а вот прятаться не очень. Но он полагался на то, что не попробуешь - не узнаешь. Если бы вы знали, сколько раз он так пробовал, то расплакались бы. На шестой день он сделал вид, что продолжает злиться. На седьмой он тоже сделал вид, будто он потихоньку оттаивает. Свобода за забранным решёткой окном стала поводом вожделения. Попытки найти выход продолжались. Единственный раз, когда Герберт видел главного после того злополучного вечера и драки с Азом, случился на четвёртый день. Он пришёл рано утром, тихо и неслышно. Стоял у двери, смотрел холодно и свысока. Он был похож на тощего чёрного стервятника. От него пахло угрозой. Гер не спал. Не мог уснуть. Не хотел. Боялся спать. В полумраке комнаты над скрюченной фигуркой измученного человека наклонился чёрный тонкий силуэт. Глаза Гера были открыты. Он смотрел в одну точку на стене. И, когда он перевёл взгляд на страшную чёрную тень, которая склонилась над ним, то его глаза встретились с глазами мужчины напротив. По спине пробежал холодок. Гер не смог выдержать взгляда холодных колючих глаз. Музыка кончилась. — Ты выглядишь ужасно. Гер напряжённо молчал. Сердце в тревоге металось в груди. Этот человек. Монстр в человеческом теле. Чудовище. За ним страх стелется шлейфом. Будто души у него нет вовсе. Гер, привыкший быть резким, бросаться гордостью, как ядом, быть выше и не поддаваться, теперь боялся. Теперь ему казалось, что он вот-вот сломается, что ещё минута присутствия это человека в комнате сделает из Герберта безвольную куклу с бессмысленным взглядом. И почему-то именно в этот миг Гер, привыкший полагаться только на себя, отметающий всё лишнее, отвыкший от веры в Бога, взмолился, только чтобы этот человек ушёл прочь. Он, чёрный человек, кошмар поэта в пьяном угаре, жуткая тень пожирателя младенцев из немецких сказок, это существо из пепла и льда. «Господи. Господи, прошу тебя. Если Ты есть, так услышь меня, услышь меня… Помоги, помоги, помоги… Убери его, умоляю, только убери его». Гер повторял про себя одно и тоже, и было страшно до темноты в глазах. Гер понимал, что что-то с ним неладное творится, это не он, он бы не стал ползать на коленках и скулить. Он ведь ещё не сломан. Ещё нет. Нет, ведь правда?! Сломан?.. Как старая кукла с переломанной фарфоровой ножкой, с выбитыми стеклянными глазами, покрытая пылью и трещинами. Нельзя сдаваться. Либо дерёшься до самого конца, либо — смерть. Гер не знает, что можно жить как-то по-другому, что можно жить в покое, можно быть счастливым. Герберт не знает, что в мире есть мир. Согласие. Взаимоуважение. Что зло не всепоглощающе, что кроме сволоты на земле есть кто-то, кто протянул бы руку. Герберт привык не жить, а выживать. Если тронуть страсти в человеке, то, конечно, правды не найдёшь. — Ты ведёшь себя ужасно. В тебе нет ни крупицы смирения или послушания. Будь я на твоём месте, то сидел бы тихо. Герберт дёрнулся от его слов и резко подскочил на смятом покрывале кровати. Взгляд у парня потемнел от ярости, спина выпрямилась, а скулы не просто напряглись, а, казалось, стали бритвенно острыми. — Но вы не на моём месте, — Гер говорил, и яд лился с его губ, — о каком, к чертям собачьим, смирении вы говорите?! Какое смирение?! Я не знаю, что будет дальше. Я не могу делать вид, что мне плевать на это. Главный вздохнул. С Гербертом было трудно. Смотреть и не вмешиваться совсем не то, что говорить, быть рядом и взаимодействовать. Он ещё раз внимательно оглядел помятого Гера. — За тобой плохо смотрят, — заключил он. — Если не нравится, можете свернуть мне шею и выбросить. В том то и дело, что нравился. Чертовски, нечеловечески. В любом виде. От корней волос и до кончиков пальцев. Весь. Он не отвечал ни на одну из реплик Гера. Он просто комментировал увиденное. Единственная фраза, которая была действительно обращена к парню, была короткой и вполне предсказуемой: — Я скажу, чтобы тебе уделяли больше времени. Он ушёл. И с того дня пошло по накатанной. Елена действительно стала много проводить времени с Гером. Она почти насильно заставляла его есть, сначала терпеливо, сохраняя спокойствие и холоднокровие, а потом потихоньку раздражаясь. Доходило даже до того, что она вылетала из комнаты парня с рассерженными воплями о том, что кто-то несговорчивый отбитый кретин, которому своя же жизнь не дорога. Однако она постепенно справлялась с собой, привыкая к тяжёлому характеру Герберта. И поняла, что уговорами делу не поможешь, либо силой, либо никак. Герберт потужил о том, что мамушка так быстро об этом догадалась. Елена отстёгивала наручники от спинки кровати и, застегнув их на обеих руках упирающегося парня, почти за шкирку таскала его в просторную ванную, предназначенную для девушек, живущих в этом доме. Елена мучилась с длинными волосами Гера, который отчаянно не хотел, чтобы к нему кто-либо прикасался, кроме него самого. И однажды на вопрос Гера, почему она ещё не отстригла эти волосы, чтобы не мучиться с ними, женщина пробурчала: — Наш главный сказал не трогать. И тогда-то Гер и понял, что слабость этого жуткого человека перед ним можно использовать себе на пользу. Он стал клянчить какие-то безобидные мелочи, жизнь с которыми становилась приятней. Однажды, всего один раз он даже попросил дать ему телефон всего на пять минут. Не то чтобы он был уверен в удачный исход своей затеи, но проверить всё же стоило. Герберт почти не расстроился из-за отказа. За ещё одну неделю, проведённую в этом месте с Еленой, Герберт только убедился, что ей тут не место. Не сказать, что он проникся к ней особой симпатией, но уважением точно. И в его голове зрел план побега. Герберту пришла идея, что если бежать, то нужно заручиться чьей-то помощью. Он понимал, что то место, куда он попал, это совсем не особняк фон Кролока, где его не считали ни придурком, ни отморозком, только немного вздорным юношей, где слуг было не так-то просто увидеть где-то, кроме обычных мест их работы, где ложились спать чуть ли не в десять вечера. Этот дом в небольшом дачном посёлке был полон в любое время суток. Днём сюда приезжали какие-то чужие люди, собирались, что-то обсуждали, планировали и вечером уезжали. И, наоборот, вечером же приезжал Аз со своими ребятами, они проводили тут время до рассвета, Рич еженощно привозил и отвозил девочек на работу. И парни уезжали уже под утро. В этом месте был странный режим, в котором почти не найти было лазейку, которую можно было так легко отыскать в особняке фон Кролоков. Гер полностью убедился, что без чужой поддержки ему совсем не обойтись. Очень кстати он заметил, что не смотря на то, что в дом кто-то постоянно приезжает и уезжает, один человек находится тут постоянно. Почти безвылазно, будто ему вообще нельзя покидать эту территорию. Елена с утра до ночи, с ночи до утра хлопотала по делам и совсем никуда не выбиралась. Гер как-то даже подумал, что ей некуда выбираться или вообще запрещено это делать. С тех пор эта мысль всё чаще и чаще посещала его. Он решил не просто поступиться своими принципами и попросить у кого-то помощи, он решил, что если уж бежать, то не в одиночку. Гер хорошо знал, что если прячешься от кого-то, то легче прятаться одному и не заводить ни с кем знакомства. Отец-то выходил на его убежища каждый раз то через друзей из универа, то через знакомых или даже преподавателей, однако Гер до сих пор не мог взять в толк, как отец догадался, что он поступил в филологический. Видимо, Герберт просто слишком мало знал о поисках, хоть и неплохо разбирался в том, как потеряться. Так или иначе, но Гер успокоился, подумал и понял, что если он предложит Елене сбежать, она вряд ли откажется. Конечно же, с учётом того, что этой уже немолодой, но вполне живой женщине уже совсем нечего терять. Гер понял, что чувствует вину перед Сарой и Магдой, которые очень долгое время были его, пожалуй, самыми близкими людьми. И теперь никто уже не сможет заменить их ему. Они всегда были рядом, их присутствие дарило покой и ощущение того, что это ещё не конец, и мы ещё поборемся. И какой же монетой отплатил им Гер? Это и мучило парня. Совесть настырно шептала что-то на ухо, а червь вины подтачивал его самообладание. Ещё Герберт всё чаще начал ловить себя на мыслях об… Альфреде. Этот мальчишка для него был, как отдушина. Мысли о нём успокаивали, приводили внутренний мир Гера в порядок. И, засыпая, разум Гера скатывался в практически подростковые мечты о смешном парнишке с космически-синими глазами. Гер почему-то начинал смущаться от этих мыслей, гнал прочь, однако именно они словно второе дыхание ему подарили, и он потихоньку начинал верить в то, что жить на этом свете ещё можно. И, наверное, не всё так плохо. Воспоминания именно об Альфреде всё больше подстрекали его к побегу. Чем чаще парень думал об этом, тем сильнее верил в удачный исход своего мероприятия. Ну что ж, не будем его разочаровывать.

***

С того дня, как новые знакомые господина фон Кролока впервые побывали в его нескромном обиталище, они как-то зачастили к нему. Хм, немного не так. Они были единственными людьми, рядом с которыми он мог сохранять хоть какое-то подобие спокойствия. Единственным человеком, которого снедала не просто тревога, а полноценный панический ужас, по-прежнему оставался Альфред. Он будто чувствовал, что Гер постоянно о нём думает. Ему снились кровавые кошмары, он боялся засыпать, забросил учёбу и полностью отдался поискам Герберта. Поздним вечером Альфреду позвонила Магда и, спросив, где он, получила ответ о том, что он у Сары. Тогда Магда странным для неё тоном, не терпящим возражений, сказала, чтобы Сара звонила старшему фон Кролоку, и они всем вместе подъезжали к закрытому на достаточно продолжительное время «Балу». Альфред, который практически переехал к Саре, потому что дома в одиночестве он был оставаться не в силах, передал ей слова подруги в точности. Девушка же набрала номер графа и всё рассказала. Тот не стал даже спрашивать, что нужно Магде, он и так прекрасно всё понимал. Уже очень скоро они мчались к «Балу вампиров», опустевшему и закрытому, но с продолжающей гореть в надежде на возвращение клыкастой неоновой вывеской. К слову, затея с поисками в другом ближайшем к ним городе совсем не увенчалась успехом. Пусто. Судя по виду Магды, она поджидала чёрного Ягуара у клуба уже давно, потому что девушка переминалась с ноги на ногу и растирала замёрзшие ладони. Действительно, на улице начались уже не шуточные заморозки. Как только дверь в машину приглашающее отворилась, девушка быстро забралась на заднее сидение. — Что? — требовательно спросил граф. — Я была в одном местечке, — Магда быстро назвала адрес, намекая, что туда пора ехать, — и нашла одного молодого человека, который, видимо, знаком с Гером. Граф посмотрел на Магду так, будто она превратилась из простого человека в, по меньшей мере, единорога. — Чего стоим? — вновь проговорила она. — Едем. Пока этот молодчик копыта не откинул. Сара вопросительно хмыкнула, удивлённо поднимая брови. — И кто это? Что сказал? — начала расспрашивать она. — Не знаю, торч какой-то, — поморщившись, махнула рукой Магда в ответ. — Нёс чудовищный бред, но, если я не ошибаюсь, а я никогда не ошибаюсь, то о человеке он говорил всем нам близком. Сара дёрнула уголком рта, услышав знакомую фразу, которую так любил их общий знакомый Тод. — А говорил-то что? — вновь поинтересовалась она. — Боюсь, что это я не смогу повторить, — Магда, словно в доказательство своих слов, развела руками. Машина уже мчалась вперёд по главной дороге. — Вот сейчас сверните вон на ту улицу слева, — произнесла она, обращаясь, к графу. — Первый или второй поворот? — Первый. Долго молчавший Альфред наконец открыл рот: — Ты всё-таки выполнила своё обещание и прошлась по притонам? Магда кивнула. — Только в таком гадюшнике я не была со времён буйной юности, — поделилась она и обратилась уже к графу: — Сейчас направо вот в этот проулок. Так, ведомые Магдой, они добрались до какой-то чудовищно обшарпанной серой двухэтажки, огороженной провисшей в некоторых местах сеткой. По всей видимости, дом был частный, под окнами находилась жалкая пародия на клумбу, напротив сетки было припарковано несколько машин. Магда уверено направилась к когда-то аккуратной парадной, распахнула дверь, свободную от домофона, и помчалась по лестнице на второй этаж. Как не удивительно, но дверь в искомую квартиру была не то что не заперта, а даже приоткрыта. Девушка услужливо распахнула дверь перед остальными. Помещение встретило их неприятной вонью, будто тут жгли старые тряпки. Было холодно и затхло. Прихожая пустовала. Подошвы ботинок липли к грязным полам. Граф прошёл дальше и поразился тому, что было на месте бывшей гостиной. В центре комнаты стоял, очевидно, в прошлом журнальный столик, заплеванный, закиданный бумажкам, с пустыми пачками, в которых, судя по всему, были когда-то новые шприцы. Из другой комнатки, поменьше, вход в которую был только лишь занавешен замусоленной шторой, ещё сильнее тянуло горелым и чем-то ещё, что не поддаётся никакому описанию. Альфред сделал было шаг в сторону этого очага мерзости, но споткнулся обо что-то мягкое, приглядевшись в темноте, ему подумалось, что это грязный тюфяк, но тот вдруг шевельнулся у его ноги, и парень понял, что это человек. И не единственный. У стены, склонив головы друг другу, словно спали две девушки, одна из них — полуобнажённая. А Магда уже стояла в тёмном углу, призывно кивнув в сторону слабого тела, распростёртого на полу. Альфред, отскочивший, как ужаленный, от своей чудовищной находки, отправился за Сарой и графом к Магде. Та присела на корточки, знаком показывая остальным, чтобы сделали то же самое. Они окружили человека с огромными лихорадочно блестящими глазами. Человек то метался, то вновь успокаивался и вообще не мог двинуться. Казалось, будто только тело тут, а остальное его существо видит совсем иной мир. — Ты..! — гаркнул человек, увидев Магду. — Ты опять, да? Я не пойду. Ты что не видишь? Я ещё не всё… не всё… не до конца… Ты… ты не смерть. Я знаю тебя. Ты забёрешь меня, правда? Правда ведь? Но ведь я ещё не мёртв. Жди меня, ангел. Давай, жди… Человек вдруг рассмеялся. Он был доволен тем, что заставляет ангела Господня ждать. — И что? — тихо спросила Сара. — Слушай, — одними губами ответила Магда. Умирающий человек заплакал. — Я тебя не убивал. Я… я не убивал, — человек скулил, пытался закрыть лицо руками, но руки слабые, немощные, съеденные ядом его не слушались. — Он сам, он не сопротивлялся. Это не я. Не я! — умирающий, бешено вращая глазами, то кричал, то опускался до шёпота. — Он такой маленький… Красивый… Как ты. Такое смешное имя. Не наше… Рудольф. Глаза огромные, волосики мягкие. Ка-карамелью пахли. Слышишь, как ты! Это не я… Слышишь, да? А он на него похож. Только ударил. Аза. В ухо… в челюсть что ли? Он ему волосы на руку намотал. Золотые… золото… От него свет. Он не мёртв. Наверное. Жив… Клянусь, жив! Не бей только! — О ком ты говоришь? — граф встряхнул мятущегося в бреду парня. — Хааа… — вдохнул хрипло человек раззявленным ртом и произнёс тихо, спокойно уже: — Ещё свет… сколько вас собралось посмотреть. Простите... Я вашего продал! — зло выкрикнул человек. Судя, по тому, что из маленькой комнаты, в которой тоже говорили и шуршали, никто не вышел, такое тут происходило достаточно часто. — Какого брата? — старший фон Кролок мёртвой хваткой вцепился в бредившего. Человек вдруг перевёл на него удивительно ясный взгляд и гортанно произнёс: — Я не знаю его имя. И только граф вновь открыл рот, чтобы что-то спросить, умирающий вновь начал бубнить свой бред: — А он спрашивает, помним мы номер машины? А Аз соврал. Он плохой, страшный… Вокруг темнота… Это ты. Мы тебя тогда обманули… Большой красный дом, в нём темно. Там… Что мы натворили! — тихонько завыл парень. Высохшие было щёки парня, опять намокли от крупных горошин слёз. Он заметался бешено и страшно. Откуда только силы взялись? Совсем недавно он и руки поднять не мог. Неожиданно умирающий затих. Его посветлевший взгляд огромных хрустальных глаз смотрел за спины окруживших его людей. Туда, где было пусто и темно. — Аа… Ты пришёл. Пришёл, — ласково и тихо зашептал человек. — За мною. Ты. На картинках не такой… возьми меня на руки. Человек умер. Его больше нет.