— Послушай, — друзья говорят мне на ухо,
— Все будет отлично, не падай лишь духом.
— Все будет отлично, — киваю им сухо.
И падаю, падаю, падаю духом… ©
Т. Шубина
Я сидела за самым дальним столиком в «Золотых Страницах», и с улыбкой наблюдала через окно за, как всегда спешащими куда-то, людьми. Несмотря на разгар лета и довольно тёплый день, меня бил лёгкий озноб, и горячий ванильный капучино не то, чтобы спасал от него. Прошло почти две недели с моих попыток медитировать, я старалась навести порядок в сознании как дома, сидя в тишине и смотря в одну точку, так и в компании Александрин. Сестра Натана демонстрировала максимальное недовольство при каждой нашей встречи, однако, терпеливо и развернуто отвечала на все мои вопросы. Это было странно и удивительно комфортно: пока девушка тщательно прятала в своей голове силу, что забрала у брата и сбегала от личного безумия, я тщательно замуровывала арку в конце своего коридора. Раз за разом мысленно вколачивая гвозди в доски, надеялась, что мне никогда не придется вновь перешагнуть её порог. Однако, лицезрящее все это альтер-эго лишь посмеивалось, передразнивая призраков прошлого. По крайне мере, у меня больше не случалось приступов ярости и желания проткнуть кого-нибудь клинков Азраила. Я сделала очередной глоток и прикрыла глаза от удовольствия, когда колокольчик на входе издал звон, оповещая о новом посетителе. Лениво повернув голову на звук, я едва не выплюнула любимой напиток обратно в чашку. На пороге стоял Кай. Только сейчас я осознала, что не видела гребаного вампира две недели, с момента приезда Семенхары, кременианец ни разу не показался на моем пороге. Не то, чтобы я скучала… А, впрочем, к черту, безумно скучала, до дрожи в пальцах, до искусанных губ, то, что висело между нами нельзя было оставлять в таком состоянии. Подобные чувства нужно немедля препарировать, сжигать, да что угодно, лишь бы оно ни смело разрастаться. Вампир выглядел немного потеряно, замерев у входа и проигнорировав приветствие как всегда чрезмерно жизнерадостной Норы, он сделал глубокий вдох и направился в мою сторону. — Привет. — максимально беспечно, стоило мужчине сесть напротив. — Привет. — выдохнул кременианец, как-то слишком пристально меня изучая. — Желаете сделать заказ? — мелодичный голос справа, заставил нас обоих вскинуть головы, официантка подарила Каю очевидно самую обворожительную улыбку из своего арсенала. — Марокканский чай с двойной порцией тростникового сиропа. Знаете, бывают такие странные моменты, когда время внезапно останавливается, стрелки замедляют бег, и ты видишь танец пылинок, ощущаешь колебание воздуха, и все, на что тебе хватает сил — это пару раз моргнуть, а после залиться истеричным хохотом. Видимо и я, наконец, познала всю прелесть подобного мига. Тяжесть последних лет, проблем с Кремено, боли и отчаяния собрались в один огромный ком из гнили и крови и для него больше не хватило место внутри меня, он разорвался адской бомбой, выходя наружу откровенным смехом. Кто бы мог подумать, что последней, контрольной точкой станет такой глупый и несуразный момент. Хохот звенит в ушах, дробит мою реальность, срываясь и делая ситуацию все более и более абсурдной, но я не могла остановиться, выплескивая на поверхность все то, что так давно сдерживала внутри. И в коем-то веке не слезами, а смехом. Официантка принесла Каю его заказ, бросила на меня взгляд, с которым обычно провожают тех, кого увозят в психушку и быстро удалилась от нашего столика. Вампир сделал пару глотков, продолжая наблюдать за мной с приподнятой бровью. И, быть может, я бредила, сходила с ума, но за чашкой кременианец прятал искреннюю улыбку, а в глазах мерцало веселое любопытство. Он словно любовался мной. — Прости… Боже… Прости…! — смахивая пальцем выступившие от смеха слезы, я едва могла говорить, борясь с почти истерикой. — Ты… Ты всегда так пьешь чай? — У мертвецов притуплены вкусы к человеческой еде, — выдохнул Кай, ставя чашку на стол и, казалось, погружая все пространство в аромат тростникового сахара, — так что, в данном случае, чем слаще чай, тем явственнее я чувствую его вкус. Я покачала головой, пытаясь восстановить дыхание, что ж, главная загадка запаха этого вампира благополучно разгадана. Видимо, если шесть сотен лет подряд пить чай с тростниковым сиропом, этот запах проникает под твою кожу и ставится неотъемлемой частью тебя. — Прости, я просто, — подавляя смешки, достала салфетку и осторожно промокнула уголки глаз, надеясь не смазать и без того пострадавшую тушь, — ты что-то хотел? — Да, — Кай перевел взгляд на окно, — извиниться. — А?! — и вот уже во второй раз я едва не выплюнула только что сделанный глоток капучино. Нужно взять за правило ничего не есть и не пить в его присутствии. — Гретель рассказала мне, — мужчина качнул головой, словно пытаясь прогнать какую-то нежелательную мысль, — о том, что ты приходила к ней, и попросила дать тебе время. — О, как чудесно, что хоть кто-то слушает Александрин и следует ее советам. — я демонстративно закатила глаза. — Как ты себя чувствуешь? — проигнорировав мой язвительный выпад, мужчина почти мило улыбнулся. — Могло быть и лучше, — пожала плечами, — ну, по крайне я никого не зарезала. — Семенхара завтра покинет Бриджпорт, — Кай устало потёр переносицу, — он настаивает на встрече с тобой сегодня ночью. — Боже, какое недвусмысленное предложение. — хохотнула я, закидывая ногу на ногу и делая глоток уже изрядно остывшего напитка. На миг в голубых глазах мелькнули изумрудные искры, но это было так быстро, так неуловимо, что вполне можно списать на неудачно упавший солнечный блик. — Большую часть своей жизни Семенхара был частью Египетской культуры, божественные артефакты, реликвии и магия тех времён — его личная страсть. — Божечки, только не говори, что он чаек с Гором и Тутанхамоном распивал вечерами. В ледяных голубых глазах замерла насмешка, Кай поджал губы, явно сдерживая смешок, вынуждая меня чуть прищуриться. Словно это могло помочь мне рассмотреть тайный смысл и разгадать хотя бы одну из загадок мира Кремено. — Вряд ли он когда-нибудь стал бы что-то пить в компании Гора. — и то, как Кай это произнес заставило меня задуматься о том, что тут могла быть какая-то супер интересная и, вероятно, трагичная история, которая, разумеется, меня не касалась. — И его интерес к тебе сопоставим разве что с интересом учёных к лабораторным крысам. — равнодушно закончил вампир. — Потрясающе! — я демонстративно надула губы. — Семенхара считает, что если ты заключила сделку с демоном и получила власть над клинком… — Кто над кем, это ещё вопрос. — перебила угрюмо, чем заслужила раздраженный колючий взгляд мужчины. — Он хочет привязать клинок к тебе, так, чтобы он точно всегда был рядом, — вампир закатывает глаза, — это темная магия, завязанная на крови, если тебе интересно мое мнение, я категорически против. — Но пришел, чтобы рассказать? — я нахмурилась, с чрезмерно напускным интересом изучая остатки напитка в своей чашке. — Он все ещё мой сир, — Кай запустил пальцы в как всегда находящуюся в беспорядке челку, — так или иначе я давал ему клятву и обязан хотя бы иногда подчиняться. — тонких губ коснулась привычная усмешка. — Он не станет ничего делать без твоего личного согласия. — И чем чревата будет неудача? — выдохнула я. — Как обычно, когда имеешь дело с чем-нибудь темным, — пожатие плечами, — безумие, неуправляемость, быть может смерть. — А ты против потому, что волнуешься за меня? — я иронично хмыкнула. — Что происходит, Кай? Ты заявляешься сюда, извиняешься, высказываешь свои опасения, я ведь вполне могу неправильно тебя понять. — И что ты сделаешь? — вампир слегка подался вперёд, нагло ухмыляясь. — Что если ты понимаешь правильно? — изумруд заплясал в ледяных глазах. — Вдруг я волнуюсь и ревную, что ты предпримешь? Каждый, кто сейчас посмотрел бы на нас, увидела бы лишь беспечно флиртующую пару, но ровно до тех пор, пока не поймал бы взгляд вампира. Греховно подрагивающие пламя прожигало меня насквозь, обещало скомканные простыни и алые отметины на шеи. Что-то ласково, словно атласная алая лента, связывающая запястья, скользит в мой разум, рассказывает об удовольствии, шепчет о наслаждение. Глаза вампира потеряли природный голубой оттенок, став насыщенно — зелеными, моё дыхание сбилось, пульс участился, а в недрах создания раздался смех альтер-эго: — Дорогая, тебя только что отымели, даже не прикоснувшись. Крепче сжимаю зубы, сосредотачиваюсь на своем подсознании, я больше не позволю, черт побери, поступать с собой подобным образом! Растягиваю губы в наглой улыбке, поддаюсь навстречу кременианцу и выдыхаю полушепотом: — Если бы это оказалось правдой, я бы я удовольствием провела ночь в компании с Семенхарой, позволяя ему сделать с моим телом, все, что он захочет. — мягкий смешок, который обычно коварные соблазнительницы дарят своим жертвам и тихое уточнение. — В плане темной магии и привязки кинжала, разумеется. А потом дерзко, нагло, выхватываю из подсознания воспоминания о губах и чертовых простынях, тащу за шкирку и швыряю в одну из клеток своего коридора, запираю на три замка для верности и выключаю свет, хороня все чувства, в коем-то веки ощущая безоговорочную победу. Взгляд вампира меняется, покрывается коркой льда, пытаясь скрыть явный интерес. Замки на клетке звонко брякнули, вынуждая меня напрячься, мужчина качнул головой, и отклонился назад, облокачиваясь на спинку дивана. — Красивое место. — выдыхает устало. — М? — непонимающе хлопаю глазами. — Коридор. — поясняет с мягкой улыбкой. — Там… Как-то по-особенному уютно, да и попроще, чем в абсолютно хаосе, как было раньше. — заметив мое ошарашенное лицо, поясняет. — Да, видел, Гретель справилась со своей задачей, теперь, я хотя бы склоняюсь к тому, что ты сможешь совладать с тем, что хочет сделать Семенхара. Однако, я все ещё рекомендовал бы отказаться. — поднялся с дивана, зачесывая темные волосы назад. — Я буду у тебя ближе к двум ночи. — Серьезно? — я почти шипела от негодования. — Я все ещё человек, и мне все ещё требуется спать ночами! — Как жаль, что жизнь несправедлива. — смеётся мужчина и, оплатив как свой, так и мой заказ, покинул кафе. Я сидела, сжимая пустую чашку, пока мысли лихорадочным потоком блуждали по коридорам, натыкаясь на одну единственную очевидную истину. Кай знал, что я пойду к Ксани. Более того, теперь я была уверена, что это было частью его плана, вполне возможно, что он самолично внушил мне эту идею. Мне хотелось верить именно в эту теорию, потому что иначе все сводилось к тому, что он знал меня настолько хорошо, что без проблем мог просчитать несколько шагов наперед. Я спрятала лицо в ладонях. Это объясняло лояльность сестры Натана, то, как быстро она согласилась мне помочь, как старалась научить контролировать себя. Я всей душой ненавидела Кая за его способность манипулировать моей жизнью. Я от всего сердца была ему благодарна. И эти гребаные противоречия разрывали меня на части. Но было еще одно громогласное «НО», вампир ясно дал понять, что теперь, когда в моей голове все стало более упорядоченно, читать мысли стало проще. При первой встрече, он заявил, что в моей голове хрен пойми что, и от этого ему сложно влиять на меня, значит, пора узнать, как создать иллюзию полного безумия и сохранить приватность моих коридоров.* * *
— При всем уважении, Захария, я бы хотел обсудить этот момент наедине с Венди, — Семенхара терпеливо улыбнулся, повторяя эту фразу вероятно уже раз пятый. Очевидно, сегодня тараканы в голове Кая решили устроить полномасштабный бунт, иначе как этим, оправдать чрезмерную даже для этого вампира вредность, я не могла. Кай перенес меня в свою квартиру к назначенному времени, где его сир и красноволосый вампир беззаботно вкушали растворимый кофе. Семенхаре даже говорить ничего не пришлось, один взгляд в сторону Айзека и тот, слегка склонив голову в знак уважения поспешил покинуть наше общество, Кай же, упорно делал вид, что не понимает намеков и, видимо, языка, на котором Семенхара прямым текстом говорил о нежелательности его присутствия. — Я даю слово, что не зависимо от ответа Венди, без твоего присутствия, я ничего предпринимать не стану. — с едва заметными нотками раздражения предпринял еще одну попытку сир. И это, наконец, возымело эффект, темноволосый кременианец сдался, шикнул что-то похожее на «оправдай моё доверие» и растворился в воздухе, оставив после себя лишь легкий шлейф аромата тростникового сахара. — Давно я не видел, чтобы Захария о ком-то так волновался, — губы древнего вампира расплылись в по-отцовски мягкой улыбке, — что он успел тебе рассказать? — Только то, что вы хотите каким-то образом привязать клинок Азраила ко мне. — Видишь ли, — мужчина устало потер виски, — реликвии Старого Света обладают уникальными структурами и со своими обладателями они способны создать особую связь. — Семенхара медленно выставил руку вперед, перевернул ее ладонью вверх и что-то шепнул. Вены на его запястье вздулись, потемнели, открывая ровную рану, словно стигмат, но кровь не хлынула из нее бесконтрольным потоком, наоборот, образовав тонкие, едва заметные нити, поползла вверх и, через несколько мгновений, в руке мужчины материализовался длинный посох с раздвоенным концом и навершие в виде головы какого-то животного. — Это что за хрень?! — я аж рот раскрыла от изумления. — Это жезл Уас *, — пояснил мужчина, снисходительно улыбаясь, — мой маленький секрет. — и, лукаво подмигнув, сир Кая разжал пальцы, жезл ту же вновь стал скоплением нитей крови, которые плавно заскользив по пальцам, проникли обратно в рану. — Благодаря своей способности власти над металлом, я могу преобразовывать реликвии во что угодно, однако, это не работает с обычным оружием. — мужчина сложил руки в замок и водрузил на них подбородок. — Поэтому, я хотел бы провести эксперимент с клинком Азраила. — То есть, вы хотите сказать, что я точно также смогу в любой момент призвать оружие? — я все еще пялилась на запястье мужчины, которое довольно быстро затянулась. — В идеале — да, пока реликвия в непосредственной близости от тебя, ты сможешь поглощать ее, однако, если у тебя её заберут, либо ты будешь без сознания и без возможности сосредоточиться, ничего не выйдет. — Ну, теперь я понимаю, что имел ввиду Кай, говоря, что ваш интерес ко мне аналогичен интересу ученого к лабораторной крысе. — я недовольно, скорее для демонстрации своего характера, закатила глаза. — Кремено уже впилось в тебя своими клыками. — мужчина слегка склонил голову набок отчего светлые волосы почти закрыли правую часть лица. — Тебе решать, что делать дальше, сдаться, став лёгкой добычей или бороться до конца всеми доступными тебе способами. — Почему он так категорически против? — я сложила руки на груди, внимательно следя за тем, как лицо вампира становится чуть более отрешенным. — Из-за боли, полагаю, — наконец выдохнул Семенхара, — процесс внедрения реликвии очень болезненный, и я сейчас совсем не утрирую. — вампир провел пальцами по месту, где недавно красовалась рана. — Боюсь, что ты ощутишь ее в куда больше степени, чем я когда-то, Захария боится, что ты не выдержишь. — внимательные синие глаза замерли, рассматривая меня. — Однако, если у тебя есть место, в котором ты сможешь спрятать свои чувства, я уверен в успехе. Я выдохнула, прокручивая в голове полученную информацию, все это имело смысл, вероятно, риск был оправдан, всегда иметь при себе оружие, учитывая мою сверх способность влипать в неприятности — огромная роскошь. Да и так вероятность того, что клинок попадет в руки папаши будет минимальной. В тот момент, я не понимала на что подписываюсь, лелеяла мечты о том, что стану сильнее, стану самостоятельнее, что перестану зависеть от Кая. Хоть в чем-то. Тогда я думала, что знаю, что из себя представляет боль, была уверена, что мне все по плечу. В ту минуту я не понимала насколько сильно ошибалась. Если жизнь и научила меня чему-то, то это однозначное правило: дают-бери. Особенно, если то, что тебе дают может оказаться очень полезным. Видимо, именно поэтому, не став долго раздумывать, я ответила на предложение Семенхары положительно. Кременианец был доволен и, кажется, заинтригован, в отличие от вернувшегося через несколько минут Кая. Темноволосому вампиру хватило лишь одного взгляда на улыбку своего сира, чтобы все понять, к моему огромному удивлению, он не пытался меня отговорить, да и в принципе, никак не прокомментировал ситуацию, лишь заявил, что Айзек должен находиться тут на случай «Форс-Мажора». Вампир с волосами цвета красной меди не заставил себя долго жать, Семенхара пытался дать мне пару советов, один из которых состоял в объяснении, что в подсознании людей, есть безопасное место, то, куда можно спрятаться даже от боли. Наконец, все инструкции были озвучены, необходимые люди собраны, место для ритуала подготовлено. Древний вампир начертил на полу круг с изящными выглядящими весьма впечатляюще рунами, показал, куда положить клинок и, как и Айзек при первой встрече, попросил разрешения прикасаться к оружию. Когда спустя четыре попытки, реликвия наконец позволила мужчине поднять себя, Семенхара взял меня за правую руку, развернул ладонью кверху и, порезав об заострившийся клык палец, вычертил рисунок животного, напоминающего то ли сидящего шакала, то ли осла с телом пса. Невольно вспомнились учебники по Истории. Авторы почему-то любили украшать подобной живописью параграфы, касающиеся Древнего Египта. Меня усадили в центр круга, Кай устроился сзади, привлекая меня к себе и укладывая мою голову на свою грудь, Айзек занял позицию справа от меня. — Захария, держи ее руки. — голос древнего вампира исказился, стал более сухим, устрашающим, невольно вызывая мысли о взбунтовавшихся песках в сердце пустыни. Я фыркнула, прогоняя странный образ и попыталась расслабиться. Семенхара выдохнул, закрыл глаза, что-то пробормотал, а затем впился в меня изумрудным взглядом. Не было жутких напеваний, чтений заклинания или еще какой-то магической хрени, лишь тишина, жуткая, поглощающая всё вокруг, словно создавая вакуум. Воздух вокруг нас стал нагреваться, как и рисунок на запястье, вновь навевая ассоциации с мертвой пустыней. Впервые меня посетила мысль, что дружелюбие и забота сира — иллюзия, фарс, как и слова о том, что его способность ограничивается возможностью изменения металлов. Кременианец сидящий напротив меня обладал чем-то колоссальным, диким, жестоким, беспощадным и всепоглощающим. И впрямь как песчаная буря. Яростный и неотвратимый хаос. А затем цепь размышлений оборвалась, тело выгнулось дугой от дикой боли, словно сотни голодных шакалов одновременно вгрызались вплоть, смыкая челюсти на костях. Поначалу удавалось держаться за мысль, что это не по-настоящему, лишь воздействие сил, темная магия. На самом деле я в безопасности, в квартире Кая, в его объятиях. Но с каждой секундой, с каждым новым псевдоукусом мысли расплывались, оставляя лишь жар и агонию. Легкие жгло, горло саднило, я словно наелась битого стекла и запила все это раскаленным песком. Боль ржавым гвоздем вкручивалась в сознание. Тебе больно? Больно? А если повернуть еще?! Вероятно, мое тело бьется в конвульсиях, брыкается, надеясь сбежать от агонии, от разъяренных обозлившихся шакалов. И каждый раз, когда голову пронзает мысль, что хуже быть не может, меня накрывает новой волной, создавая отчаянное ощущение, словно я только — только добралась до начальной точки и весь ад ждет меня впереди. Тотальное, гибельное бессилие уничтожает меня, разрывает на кусочки, чтобы вновь срастить, каждую кость нарочно криво, ведь так ломать ее будет веселее. Кажется, один из призрачных шакалов укусил слишком сильно, зубы пронзили плоть, высвобождая нечто светлое, привлекая внимание остальных, сосредотачивая апогей агонии в одной единственной точке. Но я должна (Кому? Зачем?) преодолеть это, выжить, несмотря ни на что. Нельзя сдаваться, лежать подыхая. Я обязана двигаться, продолжать играть свою роль. Даже если сценарий откровенно дерьмо, даже если автор конченный садист. Я сама не поняла, как оказалась в коридорах своего подсознания, просто в один миг квартиру Кая накрыл густой смог, медленно преобразовавшись в уже знакомые мне темные стены. Возле заколоченной немыслимым количеством слоев арки стояла темная фигура, все его тело покрывала дымка, существо было словно соткано из тьмы, тонкие костлявые пальцы сжимали глотку испуганной девушки, чье лицо вибрировало, будто от помех на старом телевизоре, что не позволяло мне рассмотреть ее, но что-то внутри меня точно знало, девица — прообраз моего альтер-эго эго. Хрипя и извиваясь, кусочек подсознания пытался выбраться из хватки тьмы, но существо лишь скалилось, наслаждаясь бесполезными брыканиями. А затем оно повернулось ко мне, темные зеркала глаз словно поглотили меня, намереваясь забрать и без того ничтожные остатки света внутри. Движение в мою сторону и жуткий могильный хохот, плавно перерастающий в скрипучий голос: — Забавно. Баррикада за спиной существа жалобно задребезжала, словно озеро по ту сторону арки вновь закипело, сущность растворилась, оставив после себя лишь оскал на манеру чеширского кота из сказки Льюиса Кэрролла. Альтер-эго дрожа и все ещё фоня упало на пол, задыхаясь в рыданиях, но, прежде, чем я успела подскочить к нему, меня выдернули в реальность очередным потоком раздирающей на части боли. Сквозь отчаянные хриплые крики (судя по саднящему горлу, принадлежащие мне), улавливаю обеспокоенные голоса, что-то холодное, дико контрастирующие на фоне дьявольского жара касается моей руки, распространяя по телу могильную прохладу. Боль медленно притупляется. Или я просто привыкла к ней? Чувствую, как кто-то еще сжимает мою руку и с каждой секундой хватка становится сильнее, как и резонирующий на кончиках пальцев тремор. — Это слишком! — рычит кто-то за пределами моего ада. — Я сказал еще! — огрызается второй голос. — Отдай мне ее боль! Тело трясет от нехватки кислорода и сдавленного хрипа, кричать возможности больше не было, видимо, я повредила голосовые связки. Словно со стороны наблюдаю за всем происходящим. Это что, я? Согнувшаяся в три погибели, с закатившимися глазами, скрюченными пальцами, что отчаянно тянутся к глотке, в надежде…что? Разорвать её? Высвободить гниющую боль? Кай прижимает меня к себе, так отчаянно, словно я последний спасательный круг, который швырнули выпавшему за борт прямо посередине бушующего моря. Айзек положил одну руку на меня, а вторую на темноволосого вампира и там, где их кожа соприкасалась вздувались темные вены, очевидно, именно они вызывали дрожь в теле того, кого прозвали Неистовым. Семенхара все так же сидел в районе моих ног с абсолютно безмятежным лицом, словно весь происходящий вокруг хаос не то, что не задевал его, а, наоборот, подпитывал. Последний ожег ледяного прикосновения и боль исчезла. Твари, созданные тьмой, взвыли, исчезая и оставляя шрамы глубоко под кожей, на каждой кости и особо яркие на запястье правой руки. Я снова могла дышать, постепенно возвращая контроль телу. Сознание же категорически отказывалось функционировать и норовило покинуть меня в любую секунду. — Ей нужен отдых. — голос древнего кременианца раздражающе спокоен. — Позволь мне… — Сам! –рыкнул Кай, беря меня на все ещё дрожащие руки. Я чувствую, как ему тяжело, как каждый шаг дается с немыслимым трудом, пытаюсь сказать, что справлюсь сама, но боль в горле не позволяет выдать что-то больше жалобного хрипа. На дорогу до спальни ушло куда больше времени, я ощутила, как ослабевшее тело коснулось мягких простыней. Все позади. Теплится мысль в подсознании. Кай делает шаг в сторону, и я слышу звук падения. Попытка подскочить и помочь вампиру не увенчалась успехом, от резкого движения сознание окончательно сдалось, погружая меня в безмолвную тьму.* * *
Первое, что ты осознаешь, возвращаясь в сознание — это тьма. Всегда одна. Великая, неоспоримая, неизбежная, всепоглощающая. Такая неправильная, абсолютно испорченная, непоправимо сломанная. Это потом уже ты ощущаешь свое тело, чувствуешь его тяжесть, подмечаешь работу мозга, приказываешь глазам открыться, носу — вдохнуть воздух. Но изначально всегда она: соблазняющая, обещающая вечный покой, псевдобезопасная, почти обсидиановая. Я жар. Я жажда. Я боль. Я агония, состроченная в зоне запястья. Поток мыслей разлетается дикими птицами, не позволяя мне сосредоточиться на чем-то одном. А потом я слышу грохот. Далекое эхо воспоминаний, то последнее, что я осознала, прежде, чем отключиться. Кай. Холодное имя разливается льдом по венам, раскрашивая мою тьму новыми оттенками. Я слишком быстро приняла сидячее положение, проигнорировала головокружение и ужасную слабость в теле, спрыгнула с кровати, запнулась, чудом не пропахав пол комнаты носом. Кай. Его имя звенело под коркой головного мозга, беспокойство за гребаного вампира затмило все чувства, я буквально вылетела к лестнице, чуть ли не кубарем скатилась с нее, врываясь на кухню. Семенхара сидел за столом и что-то внимательно изучал на лежащем перед ним планшете, изредка отвлекаясь, чтобы сделать глоток наверняка отвратного растворимого кофе. — Кай?! — я не узнавала свой голос, вместо имени с губ сорвался хрип, срикошетивший адской болью в горле из-за, очевидно, надорванных голосовых связок. Древний вампир оторвался от своего девайса, выдавливая мягкую улыбку: — Рад, что ты очнулась, Венди, как самочувствие? — Кай?! — повторяю все таким же неразборчивым хрипом. — Сознание?! Кажется, в ближайшее время мой лимит: одно слово в несколько минут. — Захария в порядке. — осведомил кременианец, отодвигая стул возле себя и жестом предлагая сесть. — Ему нужны кровь и сон, уверен, к вечеру он будет, как огурчик. Я выдыхаю слишком облегченно и ловлю на себе мягкий, почти отцовский взгляд. — Что. Произошло?! — снова нелепые паузы, держу пари, мужчина понимал меня исключительно за счет интонации. Повторный кивок на стул рядом, я нехотя, на все еще трясущихся ногах, подошла и буквально рухнула на указанный предмет мебели. На мои плечи тут же лег темный пиджак, только сейчас я осознала, что выбежала из комнаты в одной мятой, слишком откровенной, пропитанной потом ночнушке. Вероятно, выглядела я сейчас примерзко, но это совершенно не волновало. Через пару минут передо мной стоял чай, от которого безумно вкусно пахло медом, посильнее укутавшись в любезно предоставленный пиджак, я с наслаждением сделала первый глоток. Горячая жидкость заскользила по глотке, уменьшая боль и першение. — Что случилось? — уже более внятно обратилась к сиру Кая. — Как я и предполагал, слишком сильная концентрация боли для человека. — Семенхара вздохнул, отодвигая от себя планшет и поворачиваясь ко мне. — Прости меня, Венди, мне не следовало рисковать тобой. Я качаю головой и выдаю тихое, хриплое «мой выбор». Мужчина несколько секунд внимательно изучает меня, словно видит впервые, от подобного взгляда по телу пробежали неприятные ледяные мурашки. — Способность Айзека — поглощать или передавать чужую боль. — мрачно начинает пояснять древний кременианец. — Захария принял на себя большую часть. — замолкает, внимательно следя за моей реакцией, а я не могу подавить дрожь от воспоминаний о трясущихся руках Кая, когда он нес меня в спальню. — Но даже та часть, что осталась тебе, оказалась куда сильнее, чем я мог предположить. К сожалению, даже такие вампиры, как Захария имеют ограниченный резерв. Я пытался предложить свою помощь, но он ужасно упрям и категоричен, особенно, когда дело касается тебя. Как ты, вероятно, догадалась, он донес тебя до кровати и потерял сознание. — Сколько. Я была. В. Отключке? — все еще делаю паузы, в которых умещался глоток чая. — Почти сутки. — кеменианец прикрывает глаза и устало трет переносицу. — Когда Захария очнулся, то потребовал напоить тебя своей кровью, чтобы ускорить процесс заживления горла. Я принял решение немного задержаться в городе, чтобы удостовериться, что вы оба в порядке. Я киваю в знак благодарности и опускаю взгляд на свое запястье. Размазанное изображение застывшего в сидящей позе шакала с длинными ослиными ушами почернело, впитываясь в мою кожу. Мужчина рядом со мной не просто вампир, управляющий металлом, он нечто куда более древнее и могущественное, от осознания этого стало не по себе, вспомнилась дурацкая ассоциация с пустыней. Безмятежный океан золотых песков: ничего не обещает, ничего не требует, но стоит тебе довериться, залюбоваться бескрайней красотой, как беспощадная буря поглотит тебя, высосет остатки жизни, разрушит смысл твоего существования. Поежилась, ловя на себе задумчивый взгляд синих глаз и выпалила то единственное, что вертелось сейчас на языке: — Что ты такое? Мрачная улыбка исказила черты лица кременианца. — Не враг, и пока этого достаточно. — видя, что ответ меня не удовлетворил, смеётся, протягивая руку и взглядом указывая на запястье. — Позволь, я посмотрю. Я неуверенно протягиваю вампиру руку, чуть теплые пальцы скользят по рисунку, вызывая во мне странный приступ необоснованной дрожи, мужчина следит за моей реакцией слишком пристально, вызывая глупые порывы отвести взгляд, нервно сглотнуть, а то и вовсе сбежать от греха подальше. — Хорошо, — довольный кивок, — я ощущаю в тебе клинок, реликвия приняла тебя, думаю, эксперимент можно считать успешным. — И когда. Я смогу его. Использовать? — выдаю осипшим голосом и осторожно высвобождаю руку. — Да хоть сейчас. — Семенхара беспечно пожал плечами. — Я покажу тебе как это должно быть, но тактику тебе придется выработать и натренировать самостоятельно, сначала будет дискомфортно и, вероятно, болезненно, но впоследствии ты приноровишься. — Спасибо. — бормочу неуверенно, потирая запястье, рисунок чувствуется объемно, словно шрам. — Тебе не за что благодарить меня, — мягкая почти отцовская улыбка снова искажает черты лица вампира, — создав связь с Захарией, ты стала частью моего клана, и теперь я должен хотя бы попытаться защитить тебя. — мужчина, хмурясь, опускает взгляд на свой недопитый кофе. — А, учитывая какой опасности я тебя подверг, попытка научить пользоваться клинком — меньшее, что я могу сделать. Получив понимающий кивок, вампир поднимается со своего места и встает за моей спиной, чуть теплые руки ложатся на плечи и тихий голос приказывает: — Закрой глаза. Начинай считать до десяти. Я хмурюсь, но подчиняюсь. — Раз. Темнота окружает меня со всех сторон, поглощая все звуки и все ощущения. — Два. Легкая пульсирующая боль на запястье правой руки привлекает внимание. — Три. Терпкий аромат раскаленного солнцем песка проникает глубоко внутрь меня, сбивая дыхание. — Четыре. Я стою в своём мрачном коридоре и смотрю на пестрящий неестественно алый ковер, который ведет и манит к заколоченной арке. — Пять. Я ощущаю рядом чье-то присутствие, легкое, почти неуловимое, мягко подталкивающее меня вперед, прямиком к затаившейся поляне, к пока еще безмятежному озеру. — Шесть. Мой первый шаг выходим слишком шатким и неуверенным, сущность рядом мурлычет шуршащим голосом пустынь о том, что это мой разум и лишь я над ним властвую. — Семь. Я стою возле арки не в силах унять дрожь. Каждая клетка, окружающая меня звенит и дребезжит, норовя распахнуться. — Восемь. Сущность берет меня за руку, кладет ладонь поверх шершавых досок, что служили баррикадой между мной и мрачной поляной с шафранами и обсидиановым озером. Нечто просит меня не бояться, довериться, не вбирать все и сразу. Клинок больше не отдельная реликвия, теперь он — часть меня, смешанный с кровью, подчиняющийся воли, нужно лишь отринуть страх, позволить обсидиановым волнам лизнуть кончики пальцев. — Девять. Мой компаньон тянет мою руку к небольшой щели, прохлада обжигает кожу, все вокруг заполняет аромат цветов. Сквозь баррикаду и темную завесу, я вижу, как оживает озеро, как яростным поток выплескиваются волны, утаскивая на дно, вырванные с корнем шафраны. Сущность держит меня крепко, не позволяет отскочить, поток воды тонкими нитями, стремится от сердца водоема, преодолевает то небольшое расстояние между нами и опоясывает мои пальцы, проникая под кожу на запястье. — Десять. Я не могу кричать, глотку все еще саднит, резко дергаюсь, распахиваю глаза, оказавшись на кухне в квартире Кая. Семенхара стоит за моей спиной, крепко сжимая руку в районе предплечья и развернув ее ладонью вверх. Аккуратная рана, словно разрез, сделанный профессиональным хирургом, рассекает кожу на запястье, в том, месте, где еще остались следы от рисунка застывшего в сидящей позе шакала. Тонкие нити крови преобразовались в уже знакомое мне оружие, я сжимаю пальцы и ощущаю холод металла, отзывающийся тандемом безграничной власти и абсолютной покорности. — Ох-ри-неть. — выдаю надломившимся голосом, изучая реликвию с нескрываемым восхищением. — Ты умница, Венди. — в голосе древнего вампира столько гордости и тепла, что на мгновение становится неуютно. — Это. Был. Гипноз? — фразу длиной более одного слова все еще давались мне с огромным трудом. — Я не так хорош в этом, как Захария, — с улыбкой поясняет кременианец, — я смог лишь подтолкнуть тебя. — заметив моё замешательство, добавляет, — чтоб клинок вернулся в твое тело, раскрой ладонь, представь, что реликвия часть тебя, позволь ей слиться с тобой, откройся, не отвергай. Я выполнила указания Семенхары, даже закрыла глаза, представляя, как оружие вливается в рану, но… Облом. Вес метала по-прежнему ощущался. Я предприняла еще несколько безуспешных попыток, а, затем, вновь ощутила это. Безмятежность песочного океана. Легкий и ненавязчивый. Расправляющий все мои мысли, словно мятую бумагу, предавая нужную форму. Рана на запястье стала нагреваться, отдавая ноющей болью, словно ее облили перекисью водорода. А затем я поняла, что моя ладонь пуста. Изумленно открыв глаза, пару раз моргнула, кожа вокруг пореза белеет, затягивается, оставляя лишь смазанные очертания рисунка. — Нужно время, чтобы научиться делать это самостоятельно, — мужчина возвращается на свое место и, сложив руки в замок, кладет на них подбородок, — теперь, примерно понимая, как это должно быть, я уверен, ты достигнешь удовлетворяющих результатов. — задумчивый взгляд синих глаз устремился куда-то за мою спину. — Не спеши с тренировками, Венди, дай своему телу передохнуть и восстановиться, не создавай нам всем поводы для беспокойства. Семенхара прав, мне точно нужна передышка, я не спорю, молча поднимаюсь в спальню, чтобы принять душ и переодеться, а, после, вызвать такси и вернуться в родную квартиру. В голове набатом на повторе слышится звук, с которым обессиленный вампир падает на пол, а я беспомощно тону в пустоте. Сжимаю руки в кулаки, согревая идею сделать для Кая хоть что-нибудь приятное. После такого, я однозначно стала его должницей.* * *
Я измеряю гостиную шагами в хрен знает какой раз, то, что еще вчера казалось гениальной идеей, сегодня было пиком абсурда. Жаль отступать уже было поздно. Острое ощущение, что я буду сожалеть о содеянном, проклинать каждую мысль в своей голове, которая в итоге привела меня к подобному решению в этот день, в эту минуту, в эту гребаную кухню, не давало покоя. Я бросаю взгляд на праздничный торт — шоколадный мусс, украшенный декором из карамели с ароматом тростникового сахара и каллиграфически выведенной надписью: «С Днем Рождения!». Он был идеален. В отличии от моего состояния. Дейвис сидел на диване, что-то быстро печатая в телефоне, непосильных трудов мне стоило отговорить этот безумный ураган от идеи устроить вечеринку. Даже представить страшно, как отреагировал бы вампир, заявись он в мою квартиру и лицезрей полчище наших знакомых, выскакивающих из своих укрытий и хором орущих: СЮРПРИИЗ! Кай появился прямо в центре комнаты и как-то мало походил на счастливого именинника: волосы всклочены, глаза горят зеленым, мятая футболка, явно накинутая впопыхах, а, самое главное, под руку с Алетой. — Где она? Что случилось?! — вампир метнулся к мальчишке, явно не сразу замечая замеревшую с тортом в руках меня. А вот гадалка, видимо, моментально оценила ситуацию и, одновременно с тем, как девушка, поджимая губы и с катастрофическим ужасом покачала головой, кременианец повернулся ко мне. — Ну наконец-то! — расцвел Дейвис, словно не замечая возникшего вмиг напряжения. –Дорогуша, — цепкий взгляд Лоила прошелся по Алете, — а вы по руке гадать умеете? И, прежде чем опешившая от такого нахальства девушка смогла ответить, мальчишка схватил ее под локоть и утащил в сторону кухни. И мы остались в комнате вчетвером: я, Кай, торт и угнетающая атмосфера. — Что это? — сухо интересуется мужчина, изучая меня с ног до головы. И, знаете, по-моему, именинники, которым делают сюрпризы должны выглядеть чуточку иначе. Например, не помешала бы благодарная улыбка, быть может даже легкое смущение. От вампира же буквально сквозило холодом и равнодушием. Он не выглядел взбудораженным или радостным, видимо, ситуация абсолютно его не позабавила. Чтож, видит Бог, я пыталась. — Торт. — выдаю, слегка пожимая плечами. — Торт? — переспросил мужчина, его лицо при этом наводило абсолютный ужас, излучая ледяное обаяние, с которым обычно волки перегрызают глотки своим жертвам. — Кажется, на нем не хватает свечей. Я моргнула, но не растерялась и, достав из кармана свечу, подожгла ее лежавшей на столе зажигалкой и варварски впихнула прямо в центр кулинарного шедевра. Кай посмотрел на меня так, словно у меня выросли рога, и я вот-вот возглавлю Всадников Апокалипсиса. На этом этапе я серьезно забеспокоилась. Выбирая торт, я думала об этом, как о маленькой шалости, попытке отвлечься от происходящего вокруг кабздеца, поблагодарить вампира за все, что он сделал и заявить, мол: Старость — не радость, ты давно не человек, но это все еще твой день! — Задувать будешь? — нервно переступаю с ноги на ногу. Кременианец делает шаг вперед, едва заметным движением губ задувает свечу, а затем меня буквально сносит волной ледяного отчаянья и гнева. В какой-то момент, я просто осознаю, что стою на носочках зажатая между стеной и телом Кая, а его пальцы сжимают мою глотку. Слишком громкое «шлеп» в могильной тишине привлекает внимание, краем глаза замечаю впечатанный в стену торт, часть которого, отвалившись и издала звук. — НЕ СМЕЙ. ТАК. ДЕЛАТЬ! — шипит мужчина, наклоняясь ближе к моему лицу. — прекрати меня очеловечивать! Я не один из твоих любвеобильных дружков, косящих под смертных! — Это просто торт! — хриплю едва слышно, отчаянно пытаясь удержаться на носочках и с остервенением царапая сжимающую меня руку. — Уничтожать его было необязательно! — Это, блять, не просто торт! — рычит в миллиметре от моих губ, ещё сильнее сдавливая горло, заставляя буквально задыхаться, оставляя на коже синяки и гематомы. — это ебанный ритуал, доказывающий значимости человека! Бесполезная трата времени! Я из кожи вон лезу в попытках тебя защитить, а ты, вместо того, чтобы разбираться с проблемами страдаешь этой откровенной херней! — мужчина кивает в сторону размазанного по стене торта. — Я начинаю задаваться вопросом, может это то, чего ты хочешь? То, что тебя возбуждает? — колено мужчины бесстыдно устраивается между моих ног. — Тащишься от ощущения опасности? От угрозы жизни? Так может нахуй задание Матиаса, закончим все здесь и сейчас?! — изумрудные глаза опускаются на вздымающуюся от слишком частого дыхания грудь, язык скользит по заострившимся клыкам. — Мне всего-то надо ещё чуть сильнее нажать, и ты сдохнешь, Венди Бэйт, избавив меня от чуть ли не половины всех проблем! Вампир опустил голову ослабляя хватку на моей шее, позволяя мне нормально встать на пол. Я не успела отследить момент, когда кременианец перенесся к темноволосой девушке и протянул ей руку. Очередной судорожный от сдавленной глотки вдох сменился долгим и протяжным выдохом, позволяя воздуху беспрепятственно проникнуть в легкие. Они даже не повернулись в мою сторону. Чертов вампир нарочно встал ко мне спиной, позволяя Алете, так же явно избегавшей моего взгляда, взяться за его локоть. Обворожительная парочка. Пелена отчаянной злобы обволакивает сердце. Удар по грудкой клетке, всплеск волн в темном озере. Резкий, громкий, такой, что закладывает уши. Очередной синяк где-то внутри. Ещё удар, волны обозленно слизывают шафраны с берега. Я чувствовала, как что-то внутри меня ломается. Почти без боли. Совсем без крика. Моя ярость слишком велика, чтобы оставаться под коркой головного мозга, в гребаном обсидиановом озере, она вырвалась и заструилась по венам, смешиваясь с кровью, наполняя каждый уголок, каждую трещину. И неожиданно для себя я ощутила облегчение, медленно закрыла глаза, принимая свою злость, приглашая ее продолжить, преклоняясь перед ней, молясь, словно новому богу, предлагая всю себя. И она берет. С очередным ударом сердца, с громким всплеском волн о берег. Ярость подчиняет меня, поглощает, обращаясь в темную мрачную мелодию, я слышу тихое напевание альтер-эго. О свободе. О силе. Я не жертва. Я никогда не позволю себе вновь стать беспомощным, загнанным зверьком. Запястье в месте, где не так давно красовался рисунок шакала, начинает саднить, влажные нити крови опоясывают пальцы, сжимаю их, ощущая, как они становятся тверже, обращаясь в сталь, принимая форму клинка. Ярость внутри меня заливается хохотом, никто больше не посмеет вытирать об меня ноги. Я делаю выпад вперед, слишком ловко, слишком отточенный, в ту секунду я ощущала все свое тело совершенно иначе, каждый нерв был натянут и работал исключительно так, как хотела я. Так, как хотела злость внутри меня. Лезвие почти достигает своей цели, но вампир успевает среагировать и в самый последний момент, использовав свои силы, отшвыривает Алету на диван и отскакивает в сторону, запинаясь о ковер и сам того не желая, дает мне фору. Я больше не думаю. Доверяю. Я двигаюсь так, как приказывает мое новое божество. Четко. Резко. Без лишнего анализа, лишь холодный моментальный расчет. Это ТЫ научил меня. Это ТВОЯ гребаная заслуга. Новый выпад вновь вынуждает Кая использовать скорость вампира, клинок успевает сделать надрез на футболке, но не достигает его кожи. Кременианец подается назад, теряет равновесие, налетев на стеклянный стол и тот разбивается вдребезги. В точности как моя душа. Я делаю шаг вперед, под ногами хрустит стекло. Все мои мысли как патока — сунься и застрянешь в ней навсегда. Мужчина стоит напротив меня и рвано дышит. Я замечаю несколько дыр на джинсах, из которых торчат окровавленные осколки некогда любимого столика, задаюсь смешным вопросом, врастут ли они в кожу вампира, если он вовремя их не извлечет или его тело само их вытолкнет. Встречаюсь с ним взглядом. Завораживающий изумруд, пропитанный… нет-нет, не злостью, а диким желанием, почти выплескивающейся страстью, и мне хочется расхохотаться, громко, отчаянно, потому что я знаю, что Кай видит в моих глазах, ведь вся моя ярость и злоба медленно обратилась в сумасшедшее желание и до тошноты очевидную похоть. — Приблизься ко мне! — провоцирует альтер-эго. — Я окажу тебе достойное сопротивление, я сведу тебя с ума, я утоплю тебя в своей гребаном омуте, я прикажу своим чертям никогда тебя не выпускать. — Прекратите, оба! — Алета возникает между нами, почти мгновенно разрежая наэлектризовавшийся воздух. Я все еще сжимаю клинок, все еще жажду всадить его в ублюдка, и я, мать вашу, непременно наслажусь каждой секундой его беспомощности! Кай выпрямляется, небрежно отряхивает одежду, бросает в мою сторону последний слишком многообещающий взгляд и, схватив гадалку под руку, перемещается. Я тяжело дышу, металл обжигает пальцы. Камень на рукояти переливается, словно рубин *. Наверное, именно это меня отрезвляет, я вскрикиваю, понимая — крохотная царапина и Кай был бы мертв. Клинок Азраила не дал бы ему ни единого шанса. Пальцы медленно разжимаются, ярость во мне разочарованно стонет, облизываясь, топит себя в проклятом озере, металл в моих руках меняет структуру и вливается обратно в аккуратный разрез на запястье, который моментально затягивается. — Подруга, нам явно надо выпить. — доносится до ушей ошарашенный голос Дейвиса. Я перевожу взгляд на мальчишку, Лоил, сжимая в руках бутылку вина, с видом эксперта в области современного искусства, рассматривал стену, на которой красовался шедевр именуемый, как «Торт на стене» или «День рождение — грустный праздник». Тыкнув в прилипшие остатки пальцем, коллега, не скрывая разочарования, облизал его, после чего выдал: — Какая жалость. Прекрасный был торт. — Тебе лучше уйти. — прошипела едва слышно, пытаясь восстановить все ещё сбивающиеся дыхание. — И упустить возможность продегустировать это замечательное вино в компании очаровательной девушки? — фыркает Дейвис, при этом потрясывая бутылкой. — Не дождешься, Бэйт! Губы сами расползлись в улыбке, напоминая мне почему я так дорожила Лоилом, коллега обладал уникальным чутьем, пониманием и умением поддержать в нужный момент. Это был человек, способный вести себя так, словно не происходит ничего особенного, даже если мимо него проскачет Иисус верхом на единороге, превращая всю воду в вино. Мальчишка исчез на кухне на пару минут, а после вернулся с двумя бокалами, которые тут же наполнил, протянув один мне, задорно улыбнулся: — За нас красивых, за нас, любимых! И залпом осушил свое пойло. Я знала, что мне стоило остановиться, не поддаваться на провокации Дейви, не соблазниться идеей забыться и отпустить все проблемы хотя бы до завтра. Я должна была отшвырнуть бокал на моменте, когда ощутила знакомый лёгкий аромат винограда и меда, в крайнем случае, в миг, когда на губах остался знакомый привкус. Но я этого не сделала, вместо столь логичного действия, прикрыла глаза, последовав примеру коллеги, выпивая помесь вина и демонической настойки. Алкоголь обжёг гордо, согревая нутро, наполняя разум мягкой дымкой, вдохновляя на безумные и абсурдные подвиги. Я никогда не умела пить. И в очередной раз доказала это. Бокал за бокалом, смех становился громче, истории откровеннее, мы не касались тем, которые могли создать хоть толику напряжения. Сегодня мы во власти меда и винограда и, черт побери, это было словно глоток свежего воздуха, для заключённого на пожизненный срок.* * *
POV автор. Поместье Блэкмор. ________ Давным — давно, в небольшом поселение далеко за городом жили люди, они были уникальны, умели радоваться мелочам, ценили каждый момент своей бессмертной жизни, наполняя ее любовью, танцами и верой в нечто совершенное. Эти люди не знали бед, у них не было разногласий, они существовали в гармонии с собой и с природой. Они были не просто соседями, они были семьёй, ковеном, где каждый готов был пожертвовать собой ради счастья и благополучия остальных. Другие люди не понимали их, тыкали пальцами, кривили лица, обзывали цыганами, крепче держались за кошельки. Но особенных людей это не волновало, они не злились, всегда были милосердны и с пониманием относились к невеждам. Среди особенных людей жили принц и принцесса, как и все в ковене они не знали зла, были дружны и любили свой народ. Но принцесса унаследовала могущественный дар, который не достался ее брату, и в сердце принца зародилась зависть. Зависть, которая в последствии отравила ковен и разрушила ту прекрасную гармонию, в которой они прибывали. Особенные люди больше не были семьёй, теперь каждый был за себя, развращенные тьмой, утонувшие в собственных пороках. Принцесса не вынесла боли, а, в последствии и смерти родных людей и сбежала. И дар ее стал проклятьем. Если бы Алета рассказывая эту сказку могла повлиять на события, она бы моментально предстала перед принцессой и молила бы ее не покидать брата, она нашла бы способ поделить великий дар пополам и сохранить чистоту особенных людей. Она запретила бы принцессе сбегать и, уж тем более, влюбляться в холодного принца из дальних земель. Она убедила бы девочку, что отогреть замёрзшее сердце — не ее судьба. И тогда в мире не было бы угнетениях, запуганных особенных людей, они не назвали бы себя пророками, они бы не отказывались от своего дара. И дар не стал бы проклятьем. Но, увы, эта сказка давно написана, ее исход печален и трагичен. Принцесса сидит на старом пыльном честерфилде * в давно покинутом, поросшим плющом замке, а на коленях ее покоится голова холодного принца, сердце которого она никогда не сможет отогреть. — Насколько увиденный тобой исход вероятен? — голос Кая выдергивает Алету из раздумий. — Я не знаю. — шепчет тихо, словно боясь нарушить существующую в этом месте священную тишину. Девушка не думала, что когда-нибудь окажется тут, не представляла, что в итоге жизнь приведет ее в этот самый момент. Мужчина, которого она так долго и так искренне любила сейчас совсем рядом, лежит на диване, устроив голову на ее коленях, а пальцы кременианки путаются в щелке его черных волос. Буквально пару лет назад, Алета не раздумывая продала бы душу за подобный момент искреннего доверия, а сейчас, она, кажется, покрывается коркой льда, навсегда забывая и хороня тепло своего народа. Опустошенный взгляд янтарных глаз мечется от одной, покрытой слоем грязи и обросшей плющом стены к другой. Даже спустя столетия, покинутый и забытый особняк рода Блэкмор умудрялся сохранять вековое величие, казалось, оно замуровано в стенах, заточено под полом и выгравировано на потолке. Алета больше не питала иллюзий, не дрожала в предвкушение, она тут лишь потому, что Кай не готов остаться наедине с собой. Она лишь декор, иллюзия для создания ощущения, что вампир не погряз в бездне одиночества. Девушка почти жалела о своем эмоциональном порыве сразу все выложить Каю, она не дала себе время подумать, проанализировать, решить, как лучше преподнести информацию, это был взрыв чувств, паническая атака, и лишь один человек во вселенной мог предсказать подобное поведение, и от этого становилось только печальнее. — Значит, я буду последним, кого она увидит перед смертью. Ледяные голубые глаза продолжили изучать ветвистые узоры на потолке. Пророк поджала губы и едва заметно кивнула. Это произошло ровно день назад, Алета приводила шатер в порядок, когда одна из карт выпала из аккуратно сложенной колоды. Гадалка не должна была ее трогать, даже смотреть в сторону гребаной картонки. Но она посмотрела. И сердце громко ухнуло, стоило взгляду уловить знакомый силуэт джокера. Почему-то первая мысль была самой смешной, наивной и от этого особо горькой, девушка посмела допустить, что ее брат наконец соизволил пойти на контакт. Стоило пальцам коснуться ламинированного картона, как мир вокруг сделал резкий кувырок, все вокруг заполнил отвратительный запах гнилого ладана и сырости. По коже побежали мурашки, она чувствовала, как тело сотрясается в предметных судорогах, а над головой лишь грязный полуразрушенный свод давно покинутой людьми и богом церкви. Задыхаясь и тратя остаток сил, девушка поворачивает голову и видит его. Нет, это уже не Кай, перед ней был разъяренный, взлохмаченный и покрытый пятнами крови зверь, глаза которого мерцали точно заледеневшие изумруды. Алета чувствовала, как жизнь покидает тело, она видела, как безумная улыбка расползается по некогда милому личику, она слышала, как замирает сердце той, что получила прозвище Проклятая Лисица. Ее не обратили. Ее не спасли. В потухших фиолетовых глазах застыло отражение Неистового. Венди Бэйт была мертва. Очнувшись от видения, Алета упала на пол, сказать, что девушку тошнило, не сказать ничего, гадалку буквально вывернуло наизнанку, казалось она до сих пор чувствует мерзкий запах гнилого ладана, сырости и смерти. Несмотря ни на что, кременианке нравилась эта безумная рыжая бестия, она словно воплощала в себе все то, на что сама Алета никогда бы не решилась. Девушка понимала почему выбор ее холодного принца пал именно на Венди Бэйт. Она была словно пламя для его льда. Стабилизатор для его безумия. Тогда она едва справилась с телефоном (лучше бы не справилась, если честно), набрала его номер и сквозь всхлипы попыталась объяснить увиденное. Он оказался в ее шатре быстрее, чем кременианка закончила рассказ. Долго молчал, смотря куда-то сквозь стены и саму Алету. Она знала, что изнутри его разрывали чувства, слишком давно они с вампиром были знакомы, слишком многое пережили вместе. Гадалка долго не могла выбросить из головы то, что увидела при первой встрече с Венди, и дело было не в том, как переплетались из тела (она часто видела Кая между ног других девушек), а в его взгляде, в бесконечно-нежной уязвимости, которая сияла в нем и отражалась в ней. Словно две давным — давно заплутавших половинки, вновь слившиеся воедино. Девчонка, стоящая тогда рядом с ней, не видела этого, отрицала очевидное, для нее на кровати происходило немыслимое, едва ли не насилие, она настолько сильно зациклилась на самом факте полового акта, что упустила всю суть. В тот день, Алета поняла, что навсегда потеряла Кая. Их отношения переросли плотскую потребность, они больше не нуждались друг в друге, лишь вечная поддержка и опора. — Мне не стоило так резко реагировать и провоцировать её. — выдыхает вампир, прикрывая глаза. Не стоило — не то слово. Девушке до сих пор было не по себе от увиденного, она не понимала, как два существа так нежно любящие в будущем, могут так люто ненавидеть друг друга в настоящем. Неужели, они все испортили? Неужели, то будущее потеряла свою актуальность? Алета опустила голову, нежно убирая с лица вампира упавшие темные локоны. Что если это она запустила цепочку событий, которые в итоге приведут этих двоих в старую полуразрушенную церковь? Навязчивая мысль била набатом по вискам, все тело девушки покрылось холодным потом, от настырно пестрящего «я все запорола» невозможно было скрыться. Очевидно, что-то из своих мыслей пророк озвучила вслух, потому как Кай резко выпрямился и занял сидящее положение. — Прости. — кременианку уже откровенно трясло, не было больше сил сдерживаться, Алета устала. Она слишком, мать его, от всего устала. Слезы, что гадалка всегда глотала молча, задыхаясь собственными трагедиями ручьем хлынули из янтарных глаз. — Я виновата, я так виновата я все испортила! Боже, я просто хотела, хотела… — и тише, почти беззвучно, позорно хныкая и не имея возможности сформировать мысль. — Я лишь хотела, чтобы ты был счастлив. Мужчина подается вперёд и крепко прижимает к себе сотрясающиеся от рыданий родное тело. Всегда смелая, дерзкая и бесстрашная кременианка сейчас по хрупкости могла посоперничать с хрустальной вазой. Сожми чуть сильнее — разобьётся. Кай бережно приподнимает лицо Алеты, обхватывая ладонями чуть пухловатые щеки, заставляя девушку смотреть на него. — Боже, Ал, хватит, — и в его голосе, в его движениях столько трепета и нежности, что порок задыхается, проваливая попытку взять себя в руки. — тише. — целует в висок, без намека на интимность, лишь преданность и немое обещание, всегда быть рядом. — Хватит пытаться меня спасти, я не твой брат, Алета, и никогда им не был, перестань винить себя за выбор, который сделал он. — девушка пытается отвернуться, но вампир надёжно фиксирует её лицо, вынуждая смотреть в небесно-голубые глаза, в которых она неизбежно тонет. — Ты не виновата, что Андель свернул не на ту дорогу, ты не обязана искупать этот грех и пытаться всех спасти. Как бы долговечна не была твоя жизнь, ни один ее день не стоит того, чтобы тратить его на кого-то помимо себя. — И это говорит мне тот, кто тратит всю свою жизнь на месть за то, что произошло больше шести сотен лет назад? — кременианка ворчит обиженно, понимая, насколько прав сидящий напротив нее вампир. Способность читать мысли людей превратила его в опасного врага или, если повезёт, в самого верного друга. Купаясь столько лет в водовороте чувств, эмоций и мыслей смертных, он отточил свое мастерство и теперь ему достаточно лишь взгляда, чтобы разгадать загадку любого существа. Алета знала, что ничто и никто не оставит этого вампира, если она окажется в беде. Кай понимал, что пророк пожертвует всем, если ему потребуется ее помощь. Она винила себя за выбор, сделанный тем, кого называют Черным Вороном, за то, что вовремя не увидела его одержимость идеей превзойти ее, за ревность и зависть, растущую в его душе. Она сделала бы все, чтобы изменить это. — Я трачу жизнь на попытки исправить свои ошибки, а не чужие решения. — он снова касается губами виска девушки и прижимает к себе, кременианка сворачивается клубочком в колыбели его рук и слышит тихий потерянный шепот. — Что мне делать, Ал? — Быть может в коем-то веке нам пожить для себя? — шепчет пророк, крепче прижимаясь к вампиру, словно в попытке согреться о холодное тело. — Она умрет на моих глазах. — выдыхает тихо. — Но сейчас она жива, Кай, воспользуйся своим же советом, прекрати наказывать себя и побудь счастливым. Мужчина закрывает глаза, ласково гладит старую подругу по спине. Так правильно. Здесь комфортно. Но раз за разом видит перед собой образ, который отныне, казалось, выжжен на обратной стороне его век: рыжеволосая бестия с глазами цвета фиолетовых шафранов, в которых плескалась так знакомая ему ярость вперемешку с почти животной похотью. Давно застывшее сердце, разрывая оковы контроля, пропускает удар*, вызывая у вампира обреченную ухмылку.