Однажды ты наконец поймешь,
что все кончено.
Это и будет начало.
© Луис Ламур
Существует прекрасное поверье, мол, утро вечера мудренее, якобы с рассветом все становится проще, понятнее. По-летнему яркое солнце призвано излечить покалеченные души, собрать вас по кусочкам. Новый день — новая жизнь, новый шанс. Если кто-то из высших, тех, кто внемлет человеческим мольбам слышит меня, прошу, пристрелите придурка, придумавшего этот стереотип. Для меня гребаное утро почти никогда не бывает добрым. Первое, что я ощутила — адски затекшее тело и ужасный сушняк. Итак, экспериментально доказано: смешивание демонической настойки с вином совершенно не облегчает утренних последствий. Под боком кто-то зашевелился, забурчал, бесцеремонно закинул на меня ногу, а, затем, устроив руку на талии, подмял под себя, явно намекая, что час пробуждения еще не наступил. Идея остаться в таком положении была чертовски соблазнительной, но что-то мерзко зудящее в голове, все же вынудило меня приоткрыть глаза. Сон, как ветром сдуло. Я подскочила с кровати, попутно скидывая с себя недовольно бурчащее тело, которое на деле оказалось Дейвисом. Комната была мне абсолютно незнакома. Небольшое, по-домашнему уютное, отделанное преимущественно деревом помещение вызывала крайне нехорошее предчувствие. Бесцеремонно встряхнув уже успевшего уютно устроиться на моей половине кровати друга, я прошипела: — Скажи мне, что ты помнишь хоть что-то из вчерашнего и знаешь где мы. Блондин что-то сонно пробурчал, поднял голову, недовольно пробежался взглядом по деревянным стенам, задержался на большом занавешенном плотными шторами окне и уже более разборчиво выдохнул: — Ну ёп твою мать, опять эта спальня! — Чья спальня-то? — сиплым, очевидно после вчерашних пьяных завываний, голосом поинтересовалась я. Ответить собутыльник не успел, так как нас отвлек звук открывающейся двери, я напряглась, сжимая правую руку в кулак, словно это позволило бы мне быстрее призвать кинжал в случае необходимости. К счастью, столь радикальные меры были ни к чему, на пороге выросла знакомая фигура рыжеволосого оборотня. — Доброе утро. — с максимально демонстративным раздражением поприветствовал нас Ранди. — Видывали и подобрее. — простонал Дейвис, наконец занимая сидячее положение, расфокусированный взгляд карих глаз пробежался по физиономии кременианца. — Полагаю, тот факт, что мы до сих пор живы, означает, что нам удалось пробраться на территорию стаи и не попасться твоему отцу на глаза. — Стоп. — я нервно сглотнула. — В смысле на территорию стаи?! — О, ты, Дейв, успел удрать, а вот Вен произвела настоящий фурор! Особенно впечатлили танцы вокруг костра и приглашение вожака присоединиться. — глаза оборотня поменяли цвет на золотистый. — И, слава Амароку, Неистовый шатается вокруг тебя достаточно часто, чтобы ты стала пахнуть практически как он! Страх навлечь на стаю его гнев — единственная причина, по которой мне дали возможность тебя мирно увести! — Так значит содомита ты решил спрятать в собственной постели. — рычащий бас, вынудил кеменианца моментально побледнеть и отступить от двери, через пару мгновений я смогла лицезреть высокого подкаченного мужчину с внимательными карими глазами, рыжими, как и у Ранди волосами и небольшой аккуратной бородой. — Аделфус*. — прошипел блондин, аккуратно оттесняя меня плечом в сторону, очевидно, давая понять, чтобы я не вмешивалась. Что же, добро пожаловать в дурдом, вам тут не рады, но деваться некуда. Я нервно хихикнула, моментально привлекая внимание троицы и, не придумав ничего умнее, выдала: — Здрасти, погодка сегодня отпад, не находите? Огненно — рыжие брови мужчины поползли вверх. — Отец. — Ран встал между кроватью, на которой восседали мы с собутыльником и, очевидно, вожаком стаи. — Дай мне десять минут, и они покинут нашу территорию. — Боюсь, мое терпение иссякло, — глаза Аделфуса поменяли цвет на золотой, — мальчишка — содомит неоднократно оскорблял стаю и меня лично, в этот раз он притащил сюда еще и подстилку вампира! — делает шаг вперед и рычит. — С дороги! — Нет! — оборотень двигается синхронно с отцом, продолжая попытки нас закрыть. — Они мои друзья, позволь им уйти в этот раз, они дадут клятву, что впредь не потревожат покой стаи. — Брось, Ран, — Лоил поднялся с кровати, поправляя помятую после сна одежду, — с такими, как твой отец разговаривать бесполезно, я бы сказал, что его только могила исправит, но с вами, кременианцами, эта хрень не работает, — краем глаза замечаю, как пальцы Дейвиса скользят к ремню, где, наверняка, пристегнут пистолет. — Кстати, всегда хотел спросить, Аделфус, ваш преобладающий зверь — это случайно не осел? А дальше произошла череда безумных событий: одновременно с тем, как зарычавший вожак стаи метнулся в сторону Дейвиса, мальчишка вытащил оружие, я, сумев среагировать, бросилась на Лоила, в надежде сбить прицел, Ранди же, в свою очередь, попытался заслонить отца, в результате чего, выпущенная пуля оцарапала ему плечо. — Достаточно! — зарычал полукровный как раз в тот момент, когда мне удалось выбить из рук ошарашенного Дейвиса пистолет. Одним, кажется, слишком сильным толчком, Ран буквально откинул своего отца к стене. Я тихо отползла в сторону, потянув за собой идиота — коллегу, замечая, как нечто черное и густое подобно слезам из нефти сочится из глаза Рана, образовывая печать. Мне уже приходилось видеть такое однажды, когда Леит вышел из себя, кажется, мы пробудили силу всадника Войны. — Только не говори мне, что ты решил принять сторону мальчишки — содомита! — рычит вожак стаи, по-волчьи отряхиваясь. — Нет никакой стороны, отец. — почти в той же манере отрезает Ран. — Есть ты, твои предрассудки и попытки надеть на меня поводок. — Разве ты не видишь?! — движения старшего оборотня меняются, становятся более гибкими, звериными. — Мальчишка развращает твой ум, путает твои мысли, настраивает тебя против твоей стаи! Твоей семьи! — Ты всерьез считаешь, что я лишь ведомый щенок? Что побегу за тем, кто рыкнет громче? — не уступает друг. — Он оскорбил меня! Выстрелил, будучи на моей территории! — Аделфус бросает на нас с Дейви обозленный взгляд. — И это я не говорю обо всем, что происходило до этого. — ни шаг — легкое скольжение в нашу сторону, которое тут же пресекается его сыном. — Я потратил столько сил, чтобы сделать из тебя хоть что-то стоящие, а ты предпочел мужеложство! И тут Ранди расхохотался, заливисто так, вовсю глотку, демонстрируя заострившиеся зубы, мы с Лоилом ошарашенно перегнулись, кажется, кто-то тут окончательно потерял рассудок. — И теперь ты беспомощен! — прекратив смеяться фыркнул кременианец. — Какая досада. Еще одна попытка старшего оборотня сделать шаг в нашу сторону и вновь путь ему преграждают. — Позволь мне уничтожить твою слабость, — Аделфус скалит пасть на нас, — пусть подстилка Неистового живет, содомит расплатится за обоих. — Они мои гости. — я невольно замираю, залюбовавшись оборотнем, он больше не казался милым и дружелюбным песиком, сейчас передо мной стоял сын вожака стаи оборотней, решительный, обозленный, готовый бросить вызову даже своему отцу. — Они оба покинут нашу территорию в целости и сохранности. — Думаешь, я допущу это? — мужчина сжимает руки в кулаки и слегка склоняет голову набок. — Допустишь. — отзывается Ранди, прожигая своего отца решительным взглядом. — Потому, что иначе, ты вынудишь меня бросить тебе вызов, — делает шаг вперед, оттесняя кременианца к стене, — и ты знаешь, что победа будет за мной. — еще шаг. — Я с легкостью одержу над тобой верх. — шаг. — Опозорю тебя перед всеми. — шаг. — Ведь я один из Всадников Апокалипсиса, — в глазах старшего оборотня отчетливо виден страх, — я — Война, гребаный раздор! — мужчине больше некуда отступать. — Как насчет вожака — гея, а, отец? Сможешь такое принять? Ситуация явно закатилась туда, куда не должна была, подхватив со стола графин с водой и гордо продефилировав, я вылила содержимое на застывших отца с сыночком. Аделфус с Ранди почти синхронно рыкнули, отскочили друг от друга и по-собачьи попытались стряхнуть с себя воду. Ну, по крайне мере, обстановку я разрядить смогла, и мы вновь могли спокойно дышать, развернувшись к вожаку лицом, я выдала: — Пожалуйста, простите нам нашу выходку, это была моя вина, из-за моей глупости, мы с Дейвисом переборщили с дозировкой демонической настойки, поэтому, и очутились тут, дайте нам возможность покинуть территорию стаи мирно и, даю слово, что впредь ничего подобного не повторится. Старший оборотень буквально препарировал меня взглядом, в карих глазах золотой отблеск выглядел почти естественно, в каждом его движении читалось нечто первобытное, звериное. И как каждый пес, вожак стаи знал на кого не стоит лаять. В этот раз в качестве опасного хищника, очевидно, выступал его собственный сын. — Десять минут, — рычит, скрывая волчий оскал усмешкой, — или я начну охоту. Бросив последний полный презрения взгляд в сторону Дейвиса, Аделфус покинул помещение и все оставшиеся громко выдохнул. Лоил нервно переступил с ноги на ногу, я аккуратно переплела наши пальцы. Он не поднимает глаз, но губы дёргаются в благодарной улыбке. — За мной, — командует Ранди, нервно смотря на часы, — поговорим за пределами территории стаи. И мы с коллегой не спорим, покорно следуем, ловя толи заинтересованные, то ли обозленные взгляды встречающихся на пути оборотней. Словно осуждённые по дороге на эшафот. Вскоре мы вышли к небольшой поляне, которая, видимо, осуществляла роль парковки. Весь путь Ран молчал, напряжённо ступая вперёд, изредка притормаживая, чтобы мы могли его догнать. В такой же угнетающей тишине мы залезли в машину, кременианец — за руль, а мы с Дейви сзади, по-прежнему держась за руки. Я первая разрушила вакуум, задав один из самых насущных, по моему мнению, вопрос: — Так вы, ребята, это…ну… — НЕТ! — хором взвизгнули парни, переглядываясь. Я выгнула бровь, поймав мой взгляд в отражении зеркала, оборотень тяжело вздохнул. — У моего отца богатая фантазия, во всех промахах он винит Дейвиса, — Ранди хмыкнул, — а сегодня впервые озвучил свои мысли относительно моей личной жизни. — Отчасти я его понимаю, — вступил в разговор Лоил, — ты раз за разом отлыниваешь от женитьбы и избегаешь смотрин, на его месте я бы тоже пришел к подобному выводу. — Смотрин? — я нахмурилась. — У нас часто практикуются браки по расчёту, вожаки подбирают своим детям наиболее выигрышные варианты. — Ран повел плечами, продолжая следить за дорогой. Я замолчала, переваривая информацию и подбирая слова для извинений. Это всегда казалось слишком сложным, люди так устроены, признать себя виноватым — акт недопустимого унижения. Нервно кусая губы, изучаю затылок оборотня, мы с Дейвисом доставили ему кучу проблем, а Ран даже не пытается продемонстрировать свою злость и от того становится тошно от самой себя. Машина остановилась, наша троица вышла, кременианец скользнул в сторону ларька с кофе и через пять минут вернулся к нам с тремя дымящимися стаканами. Я с благодарностью приняла напиток, сделала глоток, набрала в лёгкие побольше воздуха и, когда уже собиралась вымолвить банальное «прости, мы придурки и облажались», оборотень улыбнулся: — Спасибо вам. Я давлюсь кофе, ошарашенно перевожу взгляд на буквально расцветшего Дейвиса и выдыхаю ошарашенное: — ЧТО?! — Спасибо, — смеётся Ранди, осторожно похлопывая меня по спине, — я впервые ответил отцу, не испугался, дал отпор, это… Это как глоток свежего воздуха, я словно и не жил до этого момента. — Но, мы же… Мы тебе столько проблем обеспечили! — я стыдливо отвожу глаза. — Вы вынудили меня противостоять отцу, я впервые могу собой гордиться, всю жизнь, я следовал за ним в надежде получить одобрение, а, оказывается, всего-то надо было бросить ему вызов. Ничего не понимая, я, как идиотка, хлопала глазами. Как говорится: чужая душа — потёмки и нехрен в нее со своим фонарем лезть. Сделав про себя вывод, что устои оборотней — та ещё срань господня, я все же нашла силы пролепетать: — В любом случае, мы очень перед тобой виноваты, прости, я совершенно не помню того, что произошло вчера, но мне очень жаль, что в итоге это привело к неприятностям для тебя. Ничего не отвечая, оборотень сделал шаг вперёд и заключил меня в теплые объятия, я неуверенно уткнулись носом в ключицу, вдыхая аромат полевых трав и леса, губы против воли расплылись в улыбке. Вероятно, это была суперспособность Ранди, он буквально высасывал из тебя негатив, наполняя тело радостью и лёгкостью. — Я заставил отца испугаться и отступить, вы оба дали мне возможность увидеть в нем старого волка, а не богоподобного и всемогущего вожака. Непривычно горячие пальцы ласковым движением заправили выбившуюся прядь мне за ухо, скользнули по скуле, замерли на шее, там, где должны были остаться следы от вчерашней стычки с Каем. Но кожа была идеально гладкой, словно и не было нечего. Я убедилась в этом стоило утром натолкнуться на собственное отражение. — Он причинил тебе боль. — выдыхает тихо, и в зелёных глазах начинают подрагивать золотые искры, словно в подтверждение его слов, озеро по ту сторону моего сознания всколыхнулось. — И пахнуть ты стала иначе. — мужчина хмурится, приподнимает мою правую руку, переворачивает ее ладонью кверху и с интересом рассматривает остатки изображения шакала. — это…? — Маленький апгрейд, — нервно одергиваю конечность и прячу ее за спину, — очередная историю, которую лучше не рассказывать. — У нее оттуда клинок вылезает. — фыркает Дейви, допивая остатки кофе и выбрасывая стаканчик в стоящую рядом урну. — Не знаю, что это было за дерьмо, но Неистовый знатно напрягся, когда Вен съехала с катушек и набросилась на него. — Они назвали это клинком Азраила. — неуверенно отзываюсь я. Лоил в любом случае видел уже достаточно и проще будет, если он доложит Матиасу пару крупиц правды, нежели кучу догадок, которые вполне могут привести к куда более худшему исходу. — Один очень древний вампир заявил, что я заключила сделку с демоном и теперь этот клинок очередная заноза в моей заднице. — выдыхаю, протягиваю руку вперед, рассматриваю ставший совсем блеклым шрам. Ранди не комментирует, лишь устало трет переносицу, Дейвис, видя мое состояние, видимо решает отложить разговор. Так мы и разошлись, погруженные в собственные мысли и проблемы. Знай я тогда, что это были последние минуты моей относительно спокойно жизни, непременно выпила бы еще хотя бы один стаканчик кофе.* * *
Весь оставшийся день я провела, как это говорят: «не в своей тарелке». Кожа, кости и, кажется, какая-то часть мозга нестерпимо зудели, все тело словно готовилось к чему-то. Предчувствие ужасающего не позволяло расслабиться, любая попытка отвлечься — словно жрать анальгин, вместо того, чтобы вырвать гнилой зуб. Я ходила из угла в угол, пытаясь убедить себя и неестественно притихшее альтер-эго в том, что это всего лишь последствия вчерашней пьянки. Этакое эхо похмелья. Раздавшийся звонок телефона мягко говоря удивил, я несколько секунд изучала высветившееся на экране «Голубой слоник», прежде, чем решилась ответить. — Даже не думай! — выпалила сходу. — Больше я с тобой пить не буду! — Даже так? — раздался в трубке хрипловатый смех совершенно точно не принадлежавший владелицу мобильника. — Неужели даже бокал вина не разделишь с родным отцом? Я застываю на несколько секунд, медленно сползаю на пол, словно птица, сбитая камнем, забываю, как дышать, как мыслить, что говорить. Озеро внутри меня моментально закипает. Я закрываю глаза, считаю до десяти, заставляя себя собраться. — Что ты сделал с Дейвисом? — мой голос — точно лед. Твердый, решительный, стойкий. Кай непременно гордился был. — Ничего, — кажется, разочарованно выдыхает Бальдерик, — по крайне мере пока. — Чего ты хочешь? — Думаю, нам давно пора поболтать по душам. — гуль звучит устало, даже, кажется, чуть апатично, словно ему наскучила эта битва, будто он хищник, играющий с жертвой. Я сжимаю руки в кулаки, проглатываю рвущуюся наружу ярость, позволяя ему продолжить. — Мальчишка для меня ценности не имеет, выполнишь мои условия и, клянусь Кремено, отпущу его живым и невредимым. — Какие условия? — рычу сквозь зубы. — На окраине города, рядом со старым заводом, недалеко от квартиры, где ты убила свою мать, есть заброшенная церковь. Я буду ждать тебя там. — кременианец выдерживает драматичную паузу. — Сообщишь кому-нибудь, приедешь не одна или еще каких глупостей наделаешь, и я убью твоего дружка. Наша игра в салочки подошла к концу, пора поставить точку. — Бальд драматично вздыхает. — Это только между мной и тобой, отцом и дочерью. Не втягивай в этот конфликт посторонних, ты же не хочешь, чтобы кто-нибудь еще пострадал. — Откуда мне знать, что Дейвис в порядке? Что ты не убил его сразу? — О, Венделина, не делай из меня бесчестного монстра. — фыркает в ответ папаша, и через несколько секунд я слышу надрывистый голос Лоила. — НЕ СМЕЙ СЮДА ПРИЕЗЖАТЬ! СЛЫШИШЬ, БЭЙТ?! НЕ ВЗДУ… Разговор прерывается, я закрываю глаза, мальчишка доставил мне кучу неприятностей: он манипулировал мной, играл, не задумываясь убил бы, прикажи ему Матиас. Но я любила его. Несмотря ни на что этот чокнутый неконтролируемый белобрысый ураган был мне дорог, и я не позволю ему погибнуть от рук моего ублюдка- отца. — Скоро буду. — обреченно рычу в трубку и, сбросив звонок, молнией несусь к двери. Бальдерик прав, наша игра затянулась. Пора в ней поставить точку. Альтер-эго любуется непокорными обсидиановыми волнами моей ярости. Нам обои до парализующего ужаса страшно. Но отступать больше некуда. Я оставила машину чуть в стороне и теперь смело шла вперед, замедлив шаг лишь возле старого трехэтажного здания, на которое, наконец, соизволили прицепить пестрящую алыми буквами надпись: «Не пригоден для жилья. Подлежит сносу». Взгляд сам собой нашел разбитое окно на третьем этаже и торчащие железные прутья, которые когда-то служили пожарной лестницей. — «Мама и папа больше не святое, помни.» — словно в трансе бормочет альтер-эго. Я так устала быть неправильной, чувствовать себя испорченной, осознавать насколько я сломанная. Отравленный чужими амбициями ребенок, средство для достижения эгоистичных целей. Я бы хотела, чтобы все было иначе. Каждый мой некогда твердый шаг теперь был пропитан сомнениями. Над деревьями возвышается церковный шпиль с давно сломанным крестом, то, что когда-то было святым теперь опорочено и служит пристанищем для нежити. Стоило мне приблизиться к покосившимся от времени дверям, как по бокам начали загораться алые огни. Здесь была чертова куча гулей. Я крепче сжимаю кулаки, готовая в любую секунду призвать клинок и бороться, даже если исход очевиден. Но кременианцы не двигаются, не атакуют, лишь наблюдают за каждым моим движением. Здесь душно, воздух тяжелый и липкий словно патока, запах сгнившего ладана вызывает рвотный рефлекс. Бальдерик стоит в центре зала, лучи заходящего солнца, пробиваясь сквозь остатки разбитого витража, красиво играют на огненно-рыжих волосах. Точно таких же, как у меня. Я замечаю связанного Дейвиса в углу, рядом с ним стоит незнаковый гуль, карие глаза друга расширяются от ужаса при виде меня. — Я рад, что ты так быстро смогла добраться. — Бальд поворачивается ко мне лицом и выдает подобие улыбки. — Я думала, что это «только наша проблема», и нам не стоит привлекать посторонних. — бросаю злобный взгляд на кременианца возле Лоила. — Никто из них не станет вмешиваться. — поясняет отец, подходя к разбитому алтарю, на котором стояла чаша и деревянная шкатулка. — Для начала, тебе следует вернуть то, что ты стащила на маскараде. Сердце громко ухает, внутри все сжимается, мысли в панике разлетаются по закоулкам сознания. Я собираю их воедино, запираю в клетках, вешаю массивные замки. Мне нельзя поддаваться чувствам, я должна мыслить трезво. В конце коридора моего сознания дрожит баррикада, удерживающая озеро. Обсидиановые волны уже облизывают порог, пачкая алый пол. Клинок Азраила принадлежит мне, как он — часть меня, так и я — часть его. Мы едины. Мы неразлучны. Мы — сила. Мы — власть. Видя, что я медлю, Эранс потирает переносицу и отдает приказ: — Сломай мальчишке руку. — Нет, стой! — сознание, словно сорвавшийся с цепи пёс, несется прямиком в объятия моей ярости, отталкивает мешающее альтер-эго и ныряет, наполняя тело силой. Я ощущаю вес металла в руках, клинок поет лишь мне понятным языком, молит довериться, приказывает обратить всех в прах. Гули ждут моего решения, я прикрываю глаза в надежде собраться. Пальцы подчиняются моей воли, разжимаются, возвращая контроль, реликвия рыдает, пытаясь убедить меня в превосходстве нашего союза, но я решительно возвращаю оружие в старую деревянную шкатулку. Папаша выдыхает с облегчением, поднимает подмеченную мной ранее чашу и протягивает. — Сок осины, — поясняет гуль скучающим тоном, — если выпьешь его, тебя не смогут вернуть к жизни как кременианку. — дрожащие пальцы покорно обхватывают предмет, пока Бальд продолжает говорить. — Сделай это, и я отпущу мальчишку. Обречённый взгляд натыкается на испуганного до чертиков Дейвиса, он отчаянно качает головой, словно это должно меня переубедить. Глупый, я уже тут, не важно выпью я эту дрянь или нет, живой мне не выбраться. Эта истина, которую понимает каждый. Теперь, вопрос лишь в том, погибну я одна или заберу с собой парочку ублюдков и дражайшего папашу. Привкус у напитка горький, терпкий, нутро сжимается, альтер-эго носится в панике по коридорам разума, но чем больше во мне сока осины, тем тише становится голос кусочка подсознания. И вот оно немое, отчаянное, наблюдает за тем, как я заражаю себя по глотку. Понимание того, что обратной дороги нет приходит вместе с рвотным позывом, не в силах противиться, я падаю на колени. Каждый мускул моего тела сводит спазмом, я осознаю, что практически не могу дышать, сплевывая со слюной сгустки крови. — Все хорошо, — улыбается нависший надо мню гуль, — все так и должно быть, не переживай, ты исцеляешься. Я поднимаю голову с желанием харкнуть в самодовольную рожу, но замираю, уловив на дне горящих алым глаз тоску. Новый рвотный позыв скручивает пополам. — Все было бы проще, не употребляй ты кровь вампира так часто. — качает головой Бальдерик, опускается передо мной на колено и осторожно собирает волосы в импровизированный хвост, словно пытаясь проявить заботу. — Отвези мальчишку в лес, так, чтобы он был в пешей доступности от города, убедись, что при нем нет никаких гаджетов и отпусти. — отдает приказ не глядя, любуясь моим скрюченным телом. Я пытаюсь возразить, вскидываю голову, силуэт отца расплывается от назревающих слез. Если открою рот, из него вырвутся рыдания. Это была безнадежная битва, но ведь именно так и должно было случиться, это смерть, которой я заслужила. Позорно всхлипнуть и дышать? Или сдержаться и задохнуться? Новый позыв вынуждает уронить голову и сплюнуть очередную порцию гнили и крови. — Не волнуйся, с твоим другом все будет хорошо, — голос Эранса обманчиво нежен, — я просто не хочу, чтобы он привел сюда кого-нибудь, кто смог бы нам помешать. С трудом удается проморгаться, поднять голову, проводить отчаявшегося и сопротивляющегося Дейвиса взглядом. В карих глазах плещется безумие, сожаление и дикая ненависть. В небольшой перерыв между рвотными позывами помещается мягкая улыбка, губы шепчут: — Ты не виноват. — откашлявшись. — Я люблю тебя, мой Голубой Слоник. По впалым щекам парнишки текут смешавшиеся с грязью слезы. Боже, как же ему это не шло. Мысль кажется глупой и оттого забавной, чертов Лоил всегда умел посмеяться и разрядить обстановку. Жаль, в этот раз не удалось. Шаги за дверью церкви стихли, меня снова стошнило сгустком крови, но в этот раз боль не была такой сильной. В этот раз, я смогла удержать мысли, сосредоточиться, начать анализировать. Либо тело начало привыкать к этому состоянию, либо крови Кая во мне больше не осталось. Соскребаю остатки сил, их хватит на последний выпад, на маловероятную, но охренеть насколько необходимую попытку вмазать ублюдку. Бальд отвлекся. Мгновение достаточное для того, чтобы мозг надрессированный на причинение вреда, смог сориентироваться. Я попыталась вспомнить то ощущение безграничной ярости, что испытала, сжимая клинок. Не думать — чувствовать. Своды давно покинутой церкви угрожающе склонялись над моим ослабевшим телом. Я бы хотела получить хоть какой-нибудь знак, подтверждение правильности моих постукав, доказательство, что я не одна, что на моей стороне есть еще хоть кто-нибудь. Но боги немы. Быть может, именно поэтому, кровь смешивается с яростью, с безграничной вседозволенностью последнего шага. Пальцы смыкаются на доске с торчащими гвоздями, что когда-то служила частью скамьи. Быть может однажды, сидящий на ней воспевал богов и молил их о помощи. Но боги глухи. Движение вперед, слишком резкое, отточенное до автоматизма, гуль едва успевает среагировать, уходит из зоны поражения, совершает еще одну ошибку. Торчащий заржавевший гвоздь раздирает мужчине плечо. Бальд взвыл, словно животное, метнулся ко мне с нечеловеческой скоростью и обхватив здоровой рукой шею, швырнул на пол с ноги ударяя в живот. Я скручиваюсь пополам в надежде защитить жизненно важные органы, глаза кременианца мерцают словно рубины, очевидно игнорируя боль в кровоточащем плече, Эранс наносит удары. Поясница, копчик, между лопатками. С хрипом я выгибаюсь дугой, опрометчиво подставляя новые зоны для ударов. Живот, грудная клетка, голова. Агония распространяется по всему телу. Я борюсь за последние остатки сознания, дожидаюсь, когда Бальд вновь приблизится и пинаю его в колено. Очередной сокрушительный рев, мужчина падает рядом со мной. Я старалась, честно, очень старалась. Я так не хотела уходить. Я не готова была умирать. На чистом адреналине, кидаюсь на отца, чтобы нанести еще один удар, причинить как можно больше вреда. Я уже не жилец, но и ты, ублюдок, сухим из воды не выйдешь! Мне стоило чаще слушать Кая, следовать его советам, особенно, той части, где он утверждал, что человек кременианцу не соперник. Эранс швыряет меня к стене, словно тряпичную куклу, адская боль разрывает спину. Я больше не могу пошевелиться. Ледяное чувство неизбежности растекается внутри. Коридор моего разума погружается в темноту, я наблюдаю за тем, как поочередно в клетках гаснет свет. Упырь медленно приближается ко мне, небрежно стирает струйку крови в уголке губ, разминает раненное плечо, достает переливающийся в лунном свете клинок. Все, чего я хотела, о чем мечтала, обращается в прах. Бессмысленные слова, бездушное горе, нахрен никому несдавшиеся обиды. Очевидно, моему телу уже были нанесены несовместимые с жизнью повреждения. Звуки вокруг стихли, погружая меня в вакуум. Остались лишь отголоски поступи моего убийцы. Кажется, я почти перестала чувствовать боль, глаза жгло лишь от обиды. Я не хотела, чтобы он побеждал, я не могла позволить, чтобы последним, что увидят мои глаза был ублюдок отец и своды гребаной давно покинутой всеми церкви. Лезвие кинжала слишком плавно входит в мой живот, я задыхаюсь криком, кашляя и харкаясь кровью. — Прости, — шепчет Эранс, — вынимая оружие из моего тела, раскрывая рану, не оставляя мне шансов на спасение, — в следующий раз я обязательно все сделаю иначе, я все исправлю. — перепачканные кровью пальцы приподнимают моё лицо за подбородок, вынуждая смотреть в алые глаза. — Она назначила слишком высокую цену, я не мог поступить иначе. — ПОШЁЛ.НА.ХУЙ! — уже не крик, не оскорбление, скорее постскриптум. В моем сознании совсем темно, пропала поляна, усыпанная шафранами, затих голос альтер-эго. Кровь растекается алым цветком на грязном полу, словно пытаясь украсить старую церковь, придать ей этакую эстетику мучеников. И вроде как получается. Выходит довольно красиво. Как жаль, что боги слепы. От боли и страха ничего не осталось, на новый вдох нет сил. Бальдерик Эранс горд своей победой, он выполнил чертову миссию. Девчонка, разрушавшая его жизнь, умирала в одиночестве в старом храме, где все провоняло сгнившим ладаном. Меня привлекает движение справа, возле окна, знакомая фигура скользит быстро, плавно, четко. До боли родные губы что-то шепчут, Бальд с беспомощным ужасом делает несколько шагов назад, вытаскивает клинок Азраила из деревянной шкатулки и вгоняет себе в шею. Я смеюсь, словно одержимая. Трачу остатки сил, чтобы поймать одну единственную мысль. Мысль, которая придает моей смерти смысл. Мысль, которая делает меня счастливый. Я, черт побери, победила! Тот, кого в Кремено прозвали Неистовым, падает на колени, мое отражение в его глазах искажается изумрудным племенем. Тот, кого я знала, как Кая, отчаянно сжимает моё тело в объятиях. Слишком поздно. Меня не обратить. Меня не спасти. Сердце по инерции выдает два последних удара, чтобы навечно замереть в груди. Но я спокойна, я счастлива, вопреки обещанием отца, я умерла в объятиях того, кого любила. Я умерла в объятиях того, кто любил меня.* * *
POV АВТОР Немного ранее. _____________ Вампир стоял на окраине леса, там, где заканчивалась условно — свободная территория и начинались владения оборотней. Справа раздался шелест, пара золотых глаз лихорадочно поблескивала, Кай слышал, как перекатываются мускулы под звериной кожей, как лоснится шерсть от холодного вечернего ветра. Оборотень сидел в засаде, выжидал, когда его враг оступится, пересечёт границу и подпишет себе приговор. Один шаг, и ты добыча. Губы вампира расползлись в улыбке, щенок в кустах был ему не соперник, и он доказал бы это, не появись на горизонте рыжий пёс. Ранди скользил по лесу так, словно всегда был его частью, огибал вековые деревья, перепрыгивал колючие кустарники. Достигнув границы территории стаи, остановился, встряхнулся, выгнул спину под неестественным углом, обращаясь, принимая человеческую ипостась. Не стесняйтесь наготы, кременианец приблизился к темноволосому мужчине, махнул рукой в сторону, откуда за ними наблюдал, очевидно, патрулирующий, и тот покорно скрылся в кустах, отдаляясь от места встречи. — Неистовый, — приветливо кивнул оборотень, — что произошло? — Ты мне расскажи. — раздражённо закатывает глаза вампир. — Встреча — твоя инициатива. — Прости? — лицо Ранди меняется, в глазах мелькает обеспокоенность. — Сообщение, — нетерпеливо поясняет Кай, протягивая свой мобильник, — ты сказал, что это срочно. Я здесь, и я тебя слушаю. — Я не присылал тебе никаких сообщений. — оборотень хмурится. — Это ты попросил о встрече. — У меня нет на это вре… — фраза оборвалась на полуслове, вампир резко выдохнул, сгибаясь пополам. Пара шагов назад, дрожащая рука упирается в дерево, позволяя кременианцу оставаться на ногах. Глаза вмиг стали изумрудно-зелеными, а зрачки запульсировали, словно мужчина принял внушительную дозу. Ранди моментально рванул к собеседнику, пытаясь протянуть руку помощи, но, встретив обозленный взгляд, попятился в противоположную сторону, нерешительно вопрошая: — Неистовый? Ты в порядке? Ещё один тяжёлый вздох, Кай смотрит себе под ноги, крутит головой, пытаясь сосредоточиться на голосе оборотня, лишь спустя несколько секунд, что для рыжеволосого кажутся вечностью, выдает отчаянное: — Лисенок. Не было смысла объяснять, оба мужчины прекрасно знали об уникальной способности Венди влипать в самые дерьмовые ситуации и, очевидно, в этот раз, она переплюнула все свои предыдущие заслуги. Кай отталкивается от дерева, делает несколько нерешительных шагов, зажмуривает глаза, сосредотачиваясь на их с девчонкой связи. Попытка переместиться с треском проваливается, когда вампир едва не падает на колени, выдавая ещё один позорный вздох. — В таком состоянии ты не сможешь попасть к ней. — неуверенно бормочет Ран, все ещё не решаясь нарушить личное пространство вампира. — Смогу. — фыркает в ответ темноволосый и, сжав руки в кулаки, выпрямляется. — Если буду перемещаться на небольшие расстояния. — Я буду идти по твоему следу. — выдает оборотень, обращаясь обратно в пса. Изумрудный взгляд пристально следит за тем, как изламываются кости, как кожа покрывается рыжей шерстью, как меняются человеческие глаза, выдавая звериную натуру. Кай никогда не признает и, уж тем более, не произнесет вслух тот факт, что благодарен оборотню, Ранди без слов готов броситься в самое пекло, даже несмотря на то, что его проклятие спало. Собрав остатки силы, вампир сосредоточился на том, что связывало его с чертовой бестией, алая нить дрожала, изгибалась, с каждым мгновением становясь все тоньше. Не тратя больше времени, Кай сделал первый «прыжок» сквозь пространство. Оборотень тут же втянул носом воздух и помчался вслед за Неистовым. Каждое перемещение давалось с трудом, боль сковывала, выворачивала наизнанку, казалось, кременианец шевелился на одном лишь энтузиазме. Однако, вопреки логике, вампир облегчённо выдыхал после каждого адского спазма. Боль означала, что она ещё жива. Он успеет. Он спасет. Он обязан. Ноги коснулись влажной от недавнего дождя травы на небольшой лужайке рядом с давно заброшенной церковью, мужчина закрыл глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. От агонии, что чувствовалась буквально несколько минут назад остались лишь тихие отголоски, едва различимое эхо. Она слабела. Стоило Каю сделать шаг, как все вокруг озарилось мерцанием алых глаз, добавляя и без того мрачному пейзажу какой-то дьявольский фильтр. Кременианец сжимает руки в кулаки, у него нет на это времени, сейчас на счету каждая секунда, пульс его рыжеволосой бестии становился все слабее и тише. Что-то внутри с хрустом сломалось, осознание того, что вампир может потерять ее обрушилось подобно ядерной бомбе облучая мысли, отравляя их страхом. Ледяной ужас сковал все тело, хихикая в недрах сознания, подкидывая воспоминания о телах с разодранными глотками, о пустых стеклянных глазах, в которых застыло отражение неистового зверя. Живые, счастливые, со своими проблемами и заботами, ещё несколько мгновений назад имеющие будущие, они все стали извращённой версией кровавого ковра в зале, украшенном фиолетовыми шафранами. Он не мог позволить истории повториться. Он не потеряет ее. Ту, что столкнула его в бездну, с размаху окунула в водоворот эмоций и чувств. Кай был уверен, что замёрз навечно, но Венди поставила под сомнения все его аксиомы, со смехом разбила стены, словно они были хрупкими, как стекло, а не бетонными массивами, что укреплялись веками. Ощущение того, что он попросту не справится, не сможет жить без нее оглушало, оставляя звенеть лишь одну мысль: он обязан успеть. Давно позабытое безумие тенью заскользило по сознанию, зашептало жутким эхом, убеждая в своей необходимости, в своем совершенстве. Когда-то давно, Кай дал слово не использовать свой истинный дар, прятать его от посторонних глаз, похоронить глубоко в недрах сознания. То, чего на самом деле боялись кременианцы. То, чему не мог противиться даже Саменхара. То, за что его прозвали Неистовым. Темная, тягучая словно нефть мощь поглощала рассудок, вскрывала каждую рану, наполняя её искусственным смыслом. Лишь гарь, копоть и гниль внутри. Он обещал отказаться от этой силы, но сегодня ему не оставили выбора. Незримая тень вырвалась из тела вампира, разлетелась тысячами частиц, проникая в разум каждого присутствующего. Теперь, все они в его власти. Теперь, он их божество. Тихий приказ «убить» срывается с губ, достигая ушей всех находящихся на поляне, первый гуль рычит, скалится, демонстрируя ряд нечеловеческих зубов и бросается на близстоящего товарища, разрывая ему глотку. Его примеру следуют остальные. Затаившийся чуть дальше в кустах оборотень с нескрываемым ужасом наблюдал, как Захария Блэкмор скользил по заросшей тропе к старой давно покинутой церкви, а вокруг него бывшие друзья и союзники, подчиняясь приказу, беспощадно убивали друг друга и себя, оставляя лишь разодранные в клочья трупы. Никто не мог ослушаться приказа того, кого однажды нарекли Неистовым Богом. Теперь вампир находился достаточно близко, чтобы слышать яростный шепот непокорной девчонки. Сердцебиение было слишком тихим. Последнее, что помнил Кай — прижатое к стене тело, спутанные рыжие волосы, пустой обозленный взгляд глаз цвета фиолетовых шафранов, смотрящий вперед и слишком сильный запах крови. Её крови. Нить, связывающая их, дрогнула, словно случайно задетая струна, почти оборвалась на тихом выдохе девчонки, успевая срезонировать в рассудке вампира, отключая его от реальности. Все, случившееся потом, происходило практически на автомате. Кровь. Боль. Тьма. Ярость. Под ногами скрепит гнилой пол церкви, ужас отражается в глазах упыря, стоящего над ЕГО бестией. Приказ срывается с губ рычанием, Бальдерик делает несколько пошатывающихся шагов в сторону алтаря, хватает деревянную шкатулку и, достав из нее клинок, переливающийся неестественно голубым оттенком, вгоняет себе в шею. Обездвиженное тело сползает на пол. Венди медленно переводит взгляд и смеется. Отчаянно, дерзко, задыхаясь. «Я, черт побери, победила!» Нежность в фиолетовые глазах топит Кая в водах безумия, вампир падает на колени. Ей слишком идет смерть. Тело в его объятиях чересчур холодное. Девушка улыбается, последний раз вздрагивает, еще два удара сердца и тишина. Нить их связи с тихим звоном разрывается. Захария Блэкмор потерял ту, в кого посмел влюбиться. Одна, две, три, шесть, тысяча… Секунды растягивались в минуты, возможно, даже в часы. Агония, застрявшая в сознании вампира, не прекращалась. — Лисенок… — онемевшие от дикого звериного воя губы теперь едва слышно нашептывали. — Венди, прошу, открой глаза. — Дрожащие пальцы убирают грязный локон с лица. — Прошу, очнись, — голос дрожал в едва слышной молитве, — ты не можешь умереть, только не ты, слышишь? — Кай бережно прижимает к себе холодное тело. — Не оставляй меня, не смей, я не смогу… Не без тебя… Стойкий запах осины лишь добавлял отчаянья, он не должен был оставлять её одну, не должен был срываться и сбегать, особенно, после того, что ему рассказала Алета. — Я не прощу тебя! — рычит отчаянно. — Ты слышишь?! Мы не закончили! Очнись, черт тебя дери! Ты слишком упряма, чтобы просто умереть здесь! В ответ звучит лишь тишина. — Я себя не прощу, Лисенок… Тихая осторожная поступь привлекает внимание, Кай не оборачивается, рычит «пошла прочь», вкладывая в каждое слово свою силу. Очередной жнец, что должен был освободить душу девушки хнычет, трусливо отступает, растворяется, оставаясь больше никем не замеченной. Вампир не позволит забрать ЕЁ, он найдет способ. Он обязан. — Захария Блэкмор, — раздался за спиной спокойный тихий голос, — или мне следует называть тебя Каем? Вампир поднял голову с наглой усмешкой рассматривая мужчину перед собой. Мор был почти одного роста с кременианцем, если бы тот поднялся с колен, платиновые волосы Всадника Смерти были аккуратно уложены, черные глаза неодобрительно поблескивали в едва проникающем сюда свете луны. — Тебе не следовало прогонять моих жнецов, они лишь выполняют свою работу. — не дождавшись ответа, произнес мужчина. — Верни её. — словно не слыша, потребовал Кай, кивая на тело девушки в своих руках. — Я не могу. — Мор опускает глаза в пол. — Мне жаль. — Серьезно? — вампир фыркает, осторожно кладет свою ношу на пол и поднимается, смело встречая взгляд Смерти. — Значит, вернуть оборотня полукровку, чье существование нарушает закон Кремено, тебе под силу, а её… Нет? — Все не так. — устало отзывается мужчина, нервно оглядывая помещения. — В таком случае, я просто прикажу тебе. — глаза Кая становятся изумрудно — зелеными, ужасающая тьма вновь начинает накапливаться в теле, чтобы выплеснуться наружу и поставить их всех на колени. — Это не поможет, — Мор устало закрывает глаза, — я поменял нити судьбы оборотня и его матери. — Чтож, вот тебе её отец. — раздраженно перебивает Неистовый, кивая на обездвиженного Бальдерика. — Прошу, послушай меня, — всадник начинает ощутимо нервничать, в таком состоянии он не сможет противиться вампиру второго поколения, обращенному лично Кайном. — В прошлый раз я был при полной силе, сейчас мое тело едва держится, если ты прикажешь мне обменять их судьбы, мощь смерти разрушит эту оболочку и вырвется на свободу. Весь мир будет обречен. — Думаешь, мне есть дело до этого мира? — ужасающий оскал искривил губы кременианца. Вся ненависть и злость, копившиеся веками внезапно перестали быть значимыми. Кай отчетливо осознал, что умер вместе с Венди и, если ему не удастся её вернуть, он обратит весь этот мир в прах. — МНЕ это не под силу! — предпринимает еще одну попытку достучаться до вампира Мор. Неистовый замирает, хмурится, анализируя сказанное, слишком явно Всадник Смерти выделил слово «мне», понимание отразилось в изумрудных глазах, разрывая тишину церкви ядовитым хохотом. — Ты надеешься, что я займу твое место?! — Но ты ведь хочешь ее вернуть, — Мор опускает глаза в пол, — это единственный способ, забрав мою силу, ты обретешь шанс встретиться с Белой Смертью, лишь получив её согласие и объединившись, можно обменять нити судьбы. — Очень интересно, — кременианец делает шаг вперед, — и как ты собираешься это провернуть? Ваш агнец мертв, вы не потрудились и пальцем шевельнуть, чтобы спасти её! А, насколько мне помнится, все попытки передачи сил без её участия заканчивались охринеть как плачевно. Пауза затянулась, Кай равнодушно наблюдал за тем, как хмурится Всадник Смерти, как отчаянно пытается подобрать правильные слова. А внутри вампира громыхала пустота. Здесь больше не было идей, не было будущего, жажды мести, желания жить, лишь ледяная бездонность в своей первозданной чистоте. Он никогда не планировал оставаться с девчонкой дольше, чем это было необходимо, но существовать вдали, зная, что она жива — это одно, принять факт её смерти — совсем другое. — Агнец замкнула свой круг. — наконец выдает Мор, обреченно прикрывая глаза. — Она познала саму смерть. Отчаянный хохот разрушает вакуум святой тишины. Наконец, все встало на свои места. Наконец, обрело смысл. Изумрудное пламя в глазах сжигает остатки надежды. — Вы сделали это намеренно. Вы спланировали её смерть. Всадник молчит. И молчание это лучше любых слов подтверждает правоту вампира. Агнец должен был умереть, искупив тем самым человеческие грехи. Такова была её судьба. — Мне жаль, — наконец отзывается мужчина с платиновыми волосами, — никто из вас не должен был всерьез привязываться к ней, Венди Бейт — лишь проводник. Для этого она пришла в этот мир и, исполнив свою миссию, должна была покинуть его. — Кем она будет, если я верну её с помощью твоей силы? — Человеком. — моментально отвечает Мор. — С очищенной душой. Больше никакой связи с Кремено, никаких миссией по искуплению грехов. — нервный взгляд всадника обращается к разбитому витражу, его края уже начали окрашиваться в предрассветные тона. — У нас мало времени. — щелчок пальцами, и в руках появляется древний фолиант, Смерть опустился на колени возле тела Венди и, осторожно положив её руку поверх обложки, поднял черные глаза на замеревшего над ним Кая. — Пришло время сделать выбор, Захария Блэкмор. Вампир повторил движение Мора и прошипел, не сдерживая ярости и раздражения: — Иди и смотри. И ад последовал за ними.