Неужели ты думаешь,
что Всевышний мог создать что-то, помимо Рая?
Понимаешь ли ты,
что Грехопадение — это неспособность осознать,
что мы в Раю?
© Хорхе Луис Борхес
Объятия пустоты казались родными, почти уютными. Тьма, что рвалась из бездны, наконец поглотила меня, окружила и убаюкала, словно младенца в колыбели. Все закончилось. Ты сделала свой последний шаг. Ты сама нырнула в смерть. Будь у меня губы, я бы улыбнулась, наслаждаясь чистым покоем. Здесь нет радости. Нет скорби. Нет тепла, и нет холода. Вечная тюрьма и дворец одновременно. Тихая мелодия обволакивала меня, погружая в мечты о чем-то прекрасном, о чем-то совершенном, непостижимом… СТОП! МЕЛОДИЯ? Я раскрыла глаза, которых, по всем законам мироздания, у меня быть не должно, тело обрело тяжесть, от которой я отвыкла, под ногами появилось что-то смутно напоминающее пол. Но разве это возможно? Я ведь уже стала ничем, лишенной жизни частицей великой пустоты. Осознание навалилось подобно бушующему урагану, забилось на уровне где когда-то были легкие, отчаянно требуя сделать вдох. И я делаю. Первый, судорожно — отчаянный, испуганный, почти иллюзорный. Мелодия становится громче, плавно перетекает от ноты к ноте, играющий явно был мастером своего дела. Нечто невидимое слегка подталкивает меня вперед, туда откуда раздаются звуки. Пустота больше не желает меня, я вновь обрела собственное мышление. Хмурясь и ничего не понимая, на дрожащих, отвыкших от движения ногах, я делает робкие шаги. Мелодия текла по воздуху, заполняя всё пространство, будучи осторожной и бесконечно нежной, делясь тоской и, вместе с тем, поражая легкостью, она вела вперед. Помещение вокруг слишком резко заполнилось светом, я зажмурилась, пытаясь привыкнуть к такому контрасту с уже ставшей родной тьмой. Лишь спустя несколько секунд, проморгавшись, смогла оглядеться. Высокий белоснежный потолок, отполированный до блеска пол, величественные колонны и рояль, за которым виднелась женская фигурка. Длинные темные волосы, слегка спутавшиеся на концах, красивым каскадом спадают вдоль тонких плеч и спины, глаза незнакомки закрыты, губы подрагивают, словно подпевая роялю, тонкие пальцы безошибочно скользят по черно — белым клавишам. Я застываю лишь на мгновение, образ женщины кажется мне отдаленно знакомым, делаю шаг в её сторону, открываю рот, чтобы привлечь внимание, но кто-то останавливает меня, впившись в запястье пальцам. Ошарашенно обернувшись, я встречаюсь взглядом с еще одной девушкой, задорно подмигнув и приложив палец к губам, та прошептала: — Мелодия должна быть закончена, прошу, позволь ей эту вольность. Сделав пару шагов в сторону и поправив белоснежные волосы, заплетенные в две косы, незнакомка начала пританцовывать, прикрыв ярко — синие глаза от наслаждения. Не посмев перечить, я вернула взгляд к играющей. Тона, полутона, интервалы и трезвучия звучали невероятно гармонично, пробирали до самой души и очищали её от грязи и пороков мира за стенами белоснежного зала. Наконец последнее движение кистью руки, мягкая улыбка, протяжность последней ноты и тишина… Блондинка, стоящая рядом со мной, захлопала в ладоши, выкрикивая похвалу и восхищение, женщина медленно поднялась из-за рояля, слегка смущаясь кивнула. Вновь начавшее биться сердце пропускает удар. Я смотрю на незнакомку и отчетливо осознаю, что знаю её. Черный шёлк волос до боли знакомо переливается на свету, слегка прищуренный взгляд оценивающе скользит по моей физиономии. Все внутри буквально вопит, но я в ужасе, я не могу признать очевидного, пока справа не раздается смеющийся голос. — Боже, прости меня, пожалуйста, это ужасно не вежливо, но я просто не могла позволить тебе прервать столь замечательную композицию. — блондинка перестает аплодировать. — Позволь представиться, Гвендолин Лайт, но ты можешь звать меня просто Гвен. Я медленно, слишком, мать вашу, медленно, поворачиваюсь в сторону девушки, она буквально сияет от счастья, вероятно, будучи довольной произведенным эффектом. До меня наконец доходит, кто стоит рядом — девочка, спасшая Кая, та, что дала ему надежду и новое имя. Его Гвен. Та, которую он так молил вернуть однажды. Блондинка, не церемонясь, бросилась мне на шею, крепко сжимая в объятиях и не переставая тараторить что-то о том, как же она счастлива встретиться со мной. — Гвендолин. — осадила девицу подошедшая женщина. — Ох, прошу меня простить! — отойдя на пару шагов и указав на брюнетку, девчонка выдала. — Позволь представить, Аннелиса Блэкмор. Я выдыхаю слишком громко, отступаю очевидно, внезапно становится ужасно стыдно за незнание элементарных манер, за внешний вид, за боязнь сказать хоть что-то. Трусливо отвожу взгляд, не в силах больше смотреть в ледяные пасмурно — серые глаза. Все меняется практически в одно мгновение, напряжение достигает контрольной точки и разбивается на мелкие кусочки, я чувствую на себе чуть теплые руки, аромат цветущих шафранов заполняет пространство вокруг. А, затем, слышу тихий всхлип. Аннелиса сжимает меня в объятиях, едва ощутимых, но настолько отчаянных, что становится не по себе, я перевожу взгляд на Гвен, но та лишь пожимает плечами, не придумав ничего лучше, растерянно похлопываю мать Кая по спине. Ощущение времени теряется, три почти неподвижные фигуры впитывали в себя чувство внезапно возникшего комфорта. Руки темноволосой женщины то сжимались сильнее, крепче обнимая меня, то расслаблялись, ведомые желанием своей хозяйки вернуть самоконтроль. — Миссис Блэкмор, — голос Гвен, уже не такой звонкий и смеющийся, нарушил иллюзию тепла и уюта, — у нас не так много времени. — темно-синие глаза с опаской смотрели в сторону одной из высоких белоснежных колонн. — Её ждут. — О, Боже, мисс Бэйт, прошу, простите мне мою бесцеремонность. — Аннелиса отступила на несколько шагов, и я неосознанно потянулась к ней. Еще немного. Еще пару мгновений. Мне так нужны были эти объятия, я так мечтала ощутить давно утраченное и непознанное материнское тепло. Мой порыв не укрылся от внимательных серых глаз, едва уловимая улыбка коснулась тонких губ, только сейчас я осознала насколько сильно Кай похож на свою мать: идеально ровная осанка, прямой уверенный взгляд, и невероятная способность буквально по щелчку пальцев адаптироваться к любой ситуации. — Я и мечтать не смела, что однажды смогу обнять вас, — едва уловим движением руки, миссис Блэкмор вытирает слезу со щеки, — но Гвендолин права, у нас не так много времени, поэтому, прошу вас, выслушайте меня, передайте сказанное моему мальчику, не дайте ему снова утонуть во тьме, он не сможет выкарабкаться из нее на этот раз. — Я не смогу. — шаг назад, как бессмысленная попытка бегства. — Я бы очень хотела помочь вам, но это не в моих силах. — нервно сглатываю, вспоминая, как родной отец вонзает мне клинок в живот и шепчет несуразицу, бросаясь до тошноты наивными обещаниями. — Я мертва. — О, все не так. — перебивает меня блондинка, подходя ближе. — Кай не даст тебе умереть. — грустная улыбка застывает на лице. — Только не тебе, Венди Бэйт. — Простите, — я нервно опускаю голову и рассматриваю свое отражение в отполированном до блеска белоснежном полу, — вы, вероятно, не так поняли, у нас с Каем не такие отношения, он меня не лю… — Какая глупость, — мягко улыбается Аннелиса, — вы так молоды и слепы, мисс Бэйт. — женщина поправляет темные волосы и бросает нервный взгляд в ту же сторону, куда совсем недавно смотрела Гвен. — Не мне рассказывать вам о чувствах. Все, что я могу сейчас — это умолять вас передать моему мальчику, чтобы он прекратил уничтожать свою жизнь, месть не принесет ему покой, лишь отберет драгоценное время. — Миссис Блэкмор подходит ближе, сторожено протягивает руку, мягко сжимает мою ладонь. — Я так люблю его, всегда любила, Захария — самое дорогое, что у меня есть, и мне ужасно жаль за то, что я не смогла стать для него хорошей матерью. — В уголках глаз собеседницы вновь блеснули слезы. — Мой мальчик был достоин большего, но я так зациклилась на своих проблемах, а когда осознала это, стало слишком поздно. — Гвендолин подошла к нам и ободряюще положила руку на плечо темноволосой женщины. — Прошу вас, мисс Бэйт, скажите, что я не виню его, я знаю, что мой дорогой сын никогда бы никому не причинил вреда, чтобы с ним не произошло в тот день, он не виноват. Прошу, Захария должен жить дальше, приняв нового себя. — От тихого всхлипа разрывается сердце, я борюсь с отчаянным желанием обнять трясущуюся фигурку брюнетки. — Не важно кем он станет, что сотворит, он мой сын и я всем сердцем буду любить его и гордиться им. Даже будучи давно умершей. Гвендолин совершенно бестактно шмыгнула носом, вытирая блестящие от слез щеки и ненавязчиво подтолкнула миссис Блэкмор ко мне, та, недолго думая, вновь заключила меня в объятия. — Вы невероятны, мисс Бэйт, никогда не сомневайтесь в себе. — слегка отстранившись Аннелиса улыбается, заправляя выбившийся локон мне за ухо. — Ваши глаза точно цветущие шафраны, никогда не видела ничего прекраснее. — женщина делает шаг назад, позволяя Гвен подойти ближе и также обнять меня. — Пора, — бормочет блондинка и кивает в сторону одной из колон, только сейчас я замечаю одиноко стоящую фигуру в черном плаще, — тебя ждут. Я послушно киваю, сдерживая новый поток слёз, мне так много хочется сказать этим девушкам о том, как сильно Кай дорожит ими, как не смирился с их уходом, как много отдал бы даже за мимолетную встречу. — Венди! — оклик Гвендолин заставляет замереть, обернуться. — Я рада, что именно ты смогла растопить сердце моего Кая, пожалуйста, береги его. Я растерянно киваю не пряча улыбки и спешу в сторону явно раздраженной ожиданием фигуры в черном плаще. Однако, стоило мне приблизиться, неизвестный демонстративно отвернулся и торопливо зашагал вперед. Спустя несколько минут молчаливого преследования, я сделала вывод, что впереди шагает девушка все попытки догнать её были позорно провалены, не выдержав я остановилась. — Может соизволишь сказать хоть что-то? Фигурка застывает, я вижу, как её длинные пальцы зло сжимаются в кулаки, а из-под капюшона звучит до боли знакомый голос, который вливается в меня волной едкого ужаса. — Ты разочаровала меня, с чего бы мне с тобой говорить?! Страх острым клинок впивается в спину, пронизывает позвоночник, растекается ядовитым металлом по венам. Девушка медленно поворачивается ко мне, сбрасывает накидку и хохочет. Белоснежные кудри сотрясаются от каждого надменного смешка, а в фиолетовых глазах застыла почти звериная ярость. — В чем дело, Бэйт? — шипит девчонка, смело шагая ко мне. — Надеешься, что это ведение? Хочешь, чтобы меня не стало? Чтобы совсем, навсегда не стало?! — её голос резонирует где-то внутри меня, словно является частью моих мыслей. — Конечно хочешь, — фыркает собеседница, — а знаешь, мне даже чуточку жаль. Каждое движение, каждое слово кажутся отражением меня самой, борясь с почти первобытным ужасом я выдаю очевидное: — Ты моё альтер — эго. Блондинка вновь хохочет и кружится вокруг меня в лишь ей понятном ритме. — У меня есть имя, Бэйт. — замирает лишь на мгновение, слишком близко к моему лицу, настолько, что я могу разглядеть в ее фиолетовых глазах свое отражение. — Всегда было, но ты его игнорировала. — Девица отходит от меня, сумасшедший оскал уродует симпатичное и, возможно, даже миловидное личико. — Пришло время назвать его! Назови моё имя, Венди! Я пытаюсь сделать шаг назад, но ноги не двигаются, тело словно окаменело, а с губ срывается против воли: — Алиса. Вмиг белоснежные стены начинают темнеть, словно плющ по ним поползли ветви, усыпанные фиолетовыми бутонами распустившихся шафранов. Воздуха становится слишком мало, я понимаю, что сил не хватает на новый вздох, закрываю глаза, пытаясь проанализировать ситуацию, придумать, что делать дальше, но необходимость в этом пропадает, когда над головой смыкаются верхушки хвойного леса, а до ушей доносится тихая мелодия и звук разбивающихся о камни волн обсидианового озера. Вдвоем мы стоим в моем кошмаре, прямо по середине уже знакомой поляны. — Ты разочаровала меня. — повторяет блондинка, уныло рассматривая пейзаж. — Как ты могла так просто позволить нам умереть? — Это невозможно, — я хмурюсь, смотря на дочку Матиса, мою свободную сестру, — тебя давно нет. — Да. — беспечно бросает Алиса, повернувшись ко мне. — Но наша дражайшая мамочка настолько уверовала, что ты моя реинкарнация, что, по сути, так оно и вышло. — Девица медленно обошла меня по кругу. — Человеческая вера — ужасная вещь, она вынудила часть моей души остаться в этом мире, обрекая на вечное заточение внутри тебя. — Бред! — я оглядываюсь, пытаясь найти спасительную арку, через которую я попала сюда впервые. — Ты — лишь кусочек моего подсознания, якорь, за который я цеплялась, чтобы не сойти с ума! Девушка ухмыляется, но в этот раз без злобы и издёвки, скорее рефлекторно повторяя мои движения, медленно опускается на колени и тянет руку к озеру. Обсидиановая гладь моментально оживает, ластится, облизывает бледные пальцы. Слишком долго до меня доходит смысл происходящего, ужас буквально парализовывает, выбивая набатом в голове ускользающую до этого истину. — Ты собираешься уйти? — дрожащие губы шепчут едва различимо, но Алиса слышит, понимает, на миловидном лице появляются признаки усталости, фиолетовые глаза с толикой грусти изучают меня снизу-вверх. — Да. Больно. Словно кинжалом в самое сердце. Одинокая. Покинутая. Пустая. Кто я без той, кого считала своим альтер — эго? Как выжить без насмешек и противоречивых советов в собственной голове? Что делать, если ответом на все вопросы отныне будет тишина? Паника накрывает резко, словно вой раненного зверя, смех мёртвой птицы, давлюсь воздухом, пряча рвущиеся на волю слезы отчаянья. — О, не стоит, — Алиса замечает моё состояние, поднимается, медленно подходит, — мы славно провели время, но у всего есть конец. — Я не могу остаться одна, не в этом… — не найдя подходящего слова, обвожу взглядом поляну, и цветы шафрана, словно поняв, что речь о них зашуршали, обращаясь бутонами ко мне. — Ты и не останешься. — девушка вновь кружится вокруг меня, вдыхая полной грудью и, кажется, наслаждаясь ароматом цветов. — Больше — нет. Алиса замирает напротив, от осознания насколько мы похожи по коже бегут мурашки, сестра, о существовании которой я узнала совсем недавно, та, кто, не смотря на смерть, всегда была рядом, поддерживала, учила, направляла. — Но ты нужна мне. — Ты больше не агнец, Венди, твоя великая миссия подошла к концу, ты замкнула этот круг, игра пришла к логическому завершению, Кремено более не претендует на тебя. — Алиса протягивает руки, её прикосновения лёгкие, едва ощутимые, словно и нематериальные совсем. — Я разочарована в тебе, мне хотелось бы побыть здесь ещё немного, но время пришло. Мы стоим друг напротив друга, я вижу себя в отражении её глаз, что практически идентичны моим. В голове пусто, хочется так о многом прокричать, но слова путаются, застревают на уровне глотки, не позволяя мне нарушить тишину. Сложно сказать сколько времени прошло, прежде, чем Алиса мягко улыбнулась, разрывая контакт, все так же пританцовывая и кружась, девушка подошла к озеру, окинула меня последним печальным взглядом, шепнула едва различимым движением губ: — Прощай. И смело шагнула в воду. Обсидиановые волны моментально ожили, окружили ту, кого я так долго считала кусочком своего подсознания, то ли утаскивая, то ли сопровождая к центру. Алиса подняла голову, прикрыла глаза и, расправив руки, позволила волнам накрыть себя. Озеро взволновано забурлило, шафраны зашелестели, напевая реквием о сестре, которой не суждено было жить. Я обнимаю себя руками, ощущая ужасный холод и пустоту, словно что-то с корнем выдрали из самого сердца, оставляя меня подыхать в одиночестве. Погрузившись в свои мысли, я упустила момент, когда пространство вокруг вновь начало меняться, стих ветер, замерли цветы и деревья, погружая меня в леденящую тьму. Я очнулась слишком поздно. Парализованная. Немая. Существует лишь страх. Холод. Звук, что до ужаса похож на передвижение шахматных фигур по доске. И детский смех. Впереди вижу две фигуры, малышка в белоснежном платье ведёт за руку мужчину в черном. Глаза обоих — отражение моего обсидианового озера. Девочка останавливается, отпускает руку и кивает на меня: — Она твоя, как я и обещала. Мужчина не отвечает, ускоряет шаг, буквально за пару секунд уничтожая расстояние между нами. — Идём. — протягивает руку, и я замечаю на губах до боли знакомую ухмылку. Сомнений не остаётся, смело шагаю навстречу. В момент, когда наши руки соприкоснулись, тьма рассеялась, и я осознала, что стою посреди темного коридора в неестественно красных тонах. — Поторопись, — мягкая улыбка касается губ Кая, — они готовы уйти. Я срываюсь со всех ног, не смотря на боль и дикую усталость, навязчивая мысль «должна успеть» набатом разрывает виски. Замираю лишь перед расписной дверью, делаю глубокий вздох и смело распахиваю ее. Комната как всегда утопает в мягких красно — оранжевых тонах, возле окна замечаю одинокий силуэт, мужчина поворачивается ко мне и улыбается. Легко. Свободно. Платиновые волосы уже не лежат волосок к волоску, в чёрных глазах таится предвкушение и лёгкая грусть. — Рад, что ты пришла попрощаться. За спиной Всадника Смерти проявляются ещё три силуэта. Сердце отчего-то замирает, не верится, что все закончилось, что больше не будет всей этой библейской чуши. — Спасибо, малышка агнец. — Чума смеётся вопреки трагичности момента и протягивает руки, приглашая в объятия. Я не сдерживаю эмоций, по щеке течет слеза, я ненавидела этих четверых, но сейчас осознала, что не готова была с ними прощаться. Объятия мужчины лёгкие, почти невесомые, даже немного уютные, и лишь едва уловимый сладкий аромат смерти, напоминает о неотвратимости момента. Поочередно меня обнимает каждый, Война ерошит волосы, словно маленькому ребенку, а Голод желает терпения и спокойной жизни. Все это время Кай в несвойственной себе манере молча стоит у входа, опустив голову и сверля взглядом пол. Лишь после того, как последний из всадников попрощался и пожелал удачи, вампир поднял глаза, протягивая мне руку. Силуэты четырех мужчин завибрировали, пошли рябью, ясно давая понять, что это наша заключительная встреча. Обвожу комнату в неестественно красных тонах печальным взглядом, вероятно, в последний раз и смело шагаю к Каю. Мужчина ловко притягивает меня к себе, заключает в объятия, и ощущение реальности растворяется. Я вновь погружаюсь во тьму, с той лишь разницей, что она больше не ощущается как неизбежный конец, готовый меня поглотить. В этот раз, тьма предстоит передо мной мягким пледом, пряча от невзгод, принуждая к столь необходимому отдыху.* * *
Первый осознанный вздох вышел слишком тяжелым, хриплым. Я открыла глаза и приподнялась на локти, занимая сидячее положение, тело моментально ответило слабостью, затекшие конечности подчинялись с трудом. Боже. Какой идиот придумал делать больничные палаты стерильно белоснежными. Я часто заморгала, пытаясь привыкнуть к через чур яркому свету. — Доброе утро. — раздался откуда-то справа усталый голос. Я медленно обернулась, невольно задерживая и так еще не пришедшее в норму дыхание. Сидящий рядом с моей кроватью Кай совершенно не вписывался в атмосферу помещения. Этакое чернильное пятно на альбом листе. — Я живая. — нахмурившись, словно ища подтверждения очевидному факту, выставляю перед собой ладонь и поочередно шевелю каждым пальцем. — Как? Мужчина не отвечает, лишь одаривает меня насмешливой ухмылкой, позволяя прийти к верному выводу самостоятельно. — Ты стал последним всадником. — не вопрос, очевидное оглашение факта. Кременианец все так же молча следит за моей реакцией, я опускаю голову, пытаясь побороть вибрацию где-то на уровне грудной клетки, что рикошетит болью в сердце и дрожью в пальцах. Конец. Сердце пропускает удар. Это гребаный конец. — Почему ты здесь? Подними глаза, Бэйт! Взгляни на него! Позволь впитать этот образ в последний чертов раз. — Хотел убедиться, что Мор не солгал, и ты очнешься человеком. — голос ровный, спокойный, ни намека на былое безумие. Видимо, это было то, чего не хватало Каю, последний пазл, стабилизирующий его состояние. Жаль сил не хватает оценить это, посмотреть на вампира, чьи чувства больше не заражены проклятьем. — Спасибо. — голос все еще хрипит, в поле зрения возникает стакан воды, все так же не поднимая глаз, я принимаю столь необходимый и желанный сейчас напиток. Тишина оглушает, оседает на барабанных перепонках и гниет, не давая никому из нас начать разговор. Да и был ли в нем сейчас смысл? Кем я была теперь? Очередной ничего незначащей? Раздражающим мигом в его вечности? Мужчина поднимается со стула и медленной направляется к двери, я сжимаю бокал крепче, осознавая, что другого шанса не будет, мне не удержать Кая, но просьбу тех, кто его любил, я исполнить была обязана. Так будет правильно. Это будет честно. — Она восхитительно играла на фортепиано. — поджимаю губы, замечая, как кременианец замер почти у самого выхода. — Твоя мама, — поясняю едва слышно, — никогда не видела, чтобы кто-то настолько отдавался музыке. Вампир поворачивается ко мне, и с губ слетает почти рычащий шепот: — Что ты только что сказала?! — Прости, — я нервно прячу глаза, — я бы предположила, что это был просто сон, но… Это ведь не так? Все, что случилось со мной на той стороне, — я нахмурилась, — или где и что это было, произошло на самом деле. — Вздох, сейчас я просто обязана встретить с ним взглядом. — Миссис Блэкмор просила передать тебе, что любит тебя, чтобы не произошло и никогда не винила в произошедшем. — Знакомое изумрудное пламя как по щелчку вспыхивает в ледяных голубых глазах. — Она умоляла, чтобы ты простил себя и жил дальше. И этого хочет не только она, но и Гвен… — Ты серьезно, пушистик? — звериный оскал искажает аристократические черты лица, мужчина делает шаг вперед, вынуждая меня сильнее вжаться в подушки и крепче сжать опустевший стакан. — Я лишь передаю то, что… — А ты бы простила? — Кременианец не дает мне договорить, замирает у самой кровати и сжимает руки в кулаки, так, что они бледнеют даже на фоне его и так нездорового оттенка кожи. — Или ты всерьёз решила, что я забью на цель своего существования только потому, что какая-то смертная передала мне волю моей давно почившей матушки?! — паузу затянулась, мужчина фыркнул, очевидно, понимая, что ответа он не дождется, да он и не был нужен. — Мне пора уходить, я и так задержался здесь дольше, чем следовало. Звук отдаляющихся шагов, скрип, тихий хлопок. — Прощай. — я всхлипнула, роняя треклятый стакан на пол, звук разбивающегося стекла вошел в резонанс с реквиемом моего умирающего сердца.* * *
В тот день, когда Кай вышел из моей палаты, осторожно прикрыв за собой дверь я ощутила всю горечь утраты. Я хотела, чтобы он злился, чтобы назвал меня идиоткой, зло хлопнул проклятым куском помеси дерева и пластика. Хотела, чтобы он оставил хотя бы намек на недосказанность, чтобы было за что зацепиться, где точку исправить на многоточие. Но, увы, он вышел тихо. Кай попрощался со мной и, в этот раз, окончательно, ведь оправдание для его возвращения растаяло как дым, вместе с остатками сущности всадников. Несмотря на окружающие меня светлые стены, я ощущала себя запертой в темной комнате с заколоченными окнами. Мой личный палач только что покинул ее, оставив меня гнить в одиночестве. Я ненавидела долбанного вампира всей душой, казалось, он создал в моём подсознании свою личную камеру пыток и на славу тут поразвлекался. Но даже так, пока он был здесь, пока был рядом пока истязал моё сознание и мою волю, тут было интересно, по-жуткому впечатляюще. Я чувствовала себя живой, ощущая боль, таяла от осознания, что я не одна, истошно вопила после очередного удара: вернись, вернись, останься со мной, даже если пытки продолжатся, даже если окончательно истлеет душа, не бросай, не оставляй меня одну! Подари мне эту гребанную, грязную, порочную надежду на нечто светлое! Это страшнее бездны, падая в бездну, ты живёшь верой в то, что рано или поздно это закончится, что в конечном итоге, достигнув дна, ты разобьешься. У запертых в карцере такой роскоши нет. Что же за твари мы такие, если самое жуткое для нас — это остаться в одиночестве, наедине с собой, без возможности отвлечься хоть на что-то. В пустоте быстро забываешь кто ты, кем ты был, чего добился, к чему стремился, кем мечтал стать. Не за что больше цепляться, ты выжжен изнутри и это отражается в твоём взгляде. В мыслях больше не было даже альтер — эго, душа Алисы растворилась, дав мне возможность идти дальше, но идти оказалось некуда. Тут лишь четыре стены, я и нескончаемое количество боли, запертой в клетках с воспоминаниями. Я помню, как ощутила первые признаки псевдожизни, дверь палаты раскрылась, впуская внутрь белокурый ураган, а, следом, как всегда мрачного Матиаса. Они хотела подбодрить меня, убедиться, что во мне осталось хоть что-то, что можно было бы идентифицировать, как Венди. Они назвали это очищением, я бы назвала это освежеванием. Появление, казалось бы, близких людей, было подобно огромной дыре на свободу в моей личной тюрьме, вот только сил и желания выскочить из неё у меня, увы, не осталось. Мне понадобился два месяца, прежде, чем Орабель позволила покинуть чёртову палату, я не знала зачем она так долго меня держала, ведь было очевидно — физически я здорова. Порой я ловила себя на том, что считаю эту женщину гением и это был её способ позволить мне адаптироваться К_МИРУ_БЕЗ_НЕГО. Иллюзия необходимости и важности существования походила на гребаный маяк. — Ты здесь! — кричали стены. — Ты нужна! — отзывались эхом аппараты, к которым я зачем-то была подключена. Чем больше проходило времени, тем сильнее я пыталась заставить себя идти дальше, покинуть тюрьму самобичевания и продолжить свой пусть и никчёмный путь. У меня был шанс начать с нуля, жить так, как я жила до всего этого. Ведь это то, чего я так хотела, верно? Первая неделя в родной квартире превратила в ад. Я ненавидела себя за это состояние, за глупое чувство внутри, словно в меня вновь вдохнули душу, а она оказалась слишком чистой и невинной для моих мыслей. Спасала, как ни странно, работа. Матиас не подпускал меня к делам подразделения, Дейви технично сливался со всех тем, касающихся организации, мне не оставалось ничего, кроме как заняться самой Фетидой. Это, на удивление, увлекло, я полностью переделала одну из зон, немного сменила барное меню и даже начала заниматься организаций всевозможных мероприятий на территории клуба. Порой меня накрывало странным чувством, глупым ощущением, что впервые Матиас искренне мной гордится. Забавным стало и то, что большую часть преображения клуба я проделала вместе с Кими, мы даже, с позволения сказать, немного сдружились. Днём она собачкой бегала за Орабель, подобно губке впитывая максимальное количество информации, а вечерами, вместе со мной, рассматривала варианты улучшения старой доброй Фетиды. Близился Хэллоуин, я сидела за барной стойкой в третьей зоне клуба и калякала на планшете примерный план украшения зала. Днём двери для посетителей были закрыты, поэтому, в Фетиде царили тишина и покой, однако, сосредоточиться на деле это не очень помогало. Время от времени, так или иначе, мои мысли все равно возвращались к событиям, произошедшим больше года назад. За это время я видела разве что только Ранди, да и то мельком, прежде, чем милый добрый и чрезмерно заботливый Лоил куда-то его утащил. Ксани забрала Натаниэля и умотала на юг, решив, что им с братом срочно нужно море и солнце, Нора заикалась, что писатель обещал вернуться, но время шло, лето закончилось, а мистер Скилл так и не почтил Бриджпорт своим присутствием. Впрочем, что-то подсказывало мне, что их с Претти история на этом не закончится, и даже Александрин не сможет так долго прятать Натана от вечно преследующих его неприятностей. — Венди! — Кими спешила ко мне через весь зал, за ней следовала темная фигура. Сердце внезапно ускорило ритм, я соскочила со стула, всматриваясь в силуэт. Высокий мужчина с тёмными, словно воронье крыло волосами, зачесанными назад, одетый в лёгкий светлый свитер и темные джинсы приближался медленно и неотвратимо. Глаза цвета летнего безоблачного неба застыли на мне, изучая слишком внимательно, почти откровенно, тонкие губы изогнулись во вроде как приветливой улыбке. Я мысленно дала себе пощёчину. Черт побери, Бэйт, это не он, приди в себя, ты выглядишь как полная идиотка, отвернись, прекрати таращиться, он похож на гребанного вампира лишь издали. Его кожа куда смуглее, черты лица мягче, улыбка теплее, в голубых глазах ни намека на зелёные всполохи. Кай не вернётся. Хватит душить себя наивным ожиданием. Смирись уже, дура. — Знакомься, это Гейл Эледж. — Кими кивнула в сторону своего спутника. — Он занимался декором Фетиды до того, как мы его слегка подрезали. — Оу, — я неловко повела плечами, — прости, наверное… — Наверное? — мужчина расплылся в улыбке. — Вы сама любезность, мисс Бэйт. — Венди, — я нервно заправила прядь волос за ухо. — формальности тут ни к чему. — Так, ребята, Орабель разрывает мой телефон, если я не являюсь через пять минут, то стану её следующей подопытной, поверьте, это не самая радужная перспектива. — девушка махнула нам рукой и метнулась в сторону лифта. — Кими сказала, что ты любишь ванильный капучино. — мужчина протянул мне стаканчик с кофе. — Я заскочил по пути сюда в «Золотые страницы», считаю, что там делают лучший кофе в городе. Удивлённо моргнув, я приняла напиток, кивком подтверждая его слова. — Ты же не пытаешься меня отравить за то, что я «подсидела» тебя? — нервный смешок сам по себе слетает с губ. — Моя специализация огнестрел, Венди, а не яды. — мужчина расплылся в улыбке, делая глоток из своего стакана, идентичного моему. — Так ты из подразделения? — я выдохнула, занимая прежнее место за барной стойкой. — Я тебя не помню. — Не удивительно, — Гейл занял место рядом, — дочке Матиаса явно не до штатных рядовых. — Ты шутишь? — я выгнула бровь. Мужчина пожал плечами. — Прости, ещё не понял, как с тобой общаться, чтобы не вызвать негатива и раздражения. — снова слишком теплая улыбка. — Кими предупредила, что я могу кого-то тебе напомнить и ты, возможно, будешь относиться ко мне с лёгкой предвзятостью. — Это не имеет значения. — я покачала головой. — Все в прошлом. — Ты меня, конечно, извини, но, когда «все в прошлом», Венди, людей не сверлят таким взглядом. — Гейл отпил из своего стаканчика. — Ты не подумай, я не пытаюсь залезть к тебе в душу или что-то ещё, просто хочу наладить нашу работу и по возможности избежать неловкостей. — С губ мужчины сорвался смешок, голос перешёл на шепот. — Если тебе станет легче, могу перекраситься в блондина. Я спрятала улыбку, делая глоток капучино, напиток и вправду был просто божественным. — Подобные жертвы ни к чему, просто мне нужно немного времени, чтобы привыкнуть. — Слава богу, — мужчина выдыхает, — я не фанат блондинов, они как чёртовы детишки из деревни Мидвич*. В этот раз все попытки не рассмеяться были провалены, Гейл изучил мои наброски и предложил пару своих вариантов. Вынуждена признать, он был крайне приятным молодым человеком, работать с ним было легко и весело. Да, я долго вздрагивала, завидев его силуэт издалека, мне не удавалось отделаться от мысли, что он слишком похож на Кая, для того, чтобы это оказалось просто совпадением. Возможно, знакомство с ним было планом Кими меня отвлечь и, должна признать, он удался. Гейл не обладал той смертоносной (порой, в прямом смысле слова) вампирской харизмой, он ни разу не нарушил моё личное пространство, не пытался флиртовать или как-либо намекать на симпатию, от этого наша команда была дружна именно в том смысле, в котором должна была быть. Программа на Хэллоуин, наконец, была завершена, осталось получить согласование Матиаса и можно было приступать к осуществлению задуманного. Разумеется, было принято единогласное решение отпраздновать это. Ничего хорошего от бара с названием «Мираж Устрицы» я не ждала, но Гейл отчаянно настаивал на его посещение, апеллируя тем, что таких шотов, как там нам никто и нигде не намешает. В конечном итоге, мы с Кими сдались и к назначенному времени заняли заранее забронированный мужчиной столик. Местечко на окраине города с видом на промышленную часть порта, явно было «чисто для своих», улыбчивые бармены называли практически каждого пересекающего порог по имени, отчего мы с коллегой чувствовали себя мягко сказать неуютно. Однако, все изменилось с появлением недостающего члена нашей компании, мужчина ворвался в здание, словно к себе домой, с порога окликнул бармена, заказывая «фирменный сет» и продефилировал к нашему столу. Стоило напитку появится в поле зрения, как я моментально влила его в себя, не важен ни вкус, ни внешний вид — это была попытка сконцентрировать сознание на чем-то помимо гребаного Гейла, потому что сегодня он словно нарочно решил косплеить одну небезызвестную мне личность. Всегда аккуратно уложенные темные волосы сегодня находились в легком беспорядке, клетчатая рубашка и темные джинсы вызывали желание проклясть все и всех на свете. — Ты в порядке, Вен? — коллеге пришлось придвинуться чуть ближе, чем следовало, с целью перекричать музыку. — В полном! — прошипела я, протягивая второй шот к центру стола, намекая, что нужно чокнуться, Кими моментально меня поддержала, Гейл же сдержано улыбнулся, посоветовал «не увлекаться», но к тосту присоединился. Как итог, через два часа, признающуюся всем в любви девушку, мы с Эледжем еле-еле запихали в такси. — А я была уверена, что это меня нельзя подпускать к алкоголю. — ухмыльнулась, ёжась от осеннего ветра. — Ты крепче, чем кажешься, — хмыкнул брюнет, протягивая мне руку и кивая в сторону входа в бар, — потанцуем? Я знала, что мне следовало отказаться, нужно было последовать примеру коллеги, вызвать такси и умчаться в родную квартиру, чтобы продолжить самобичевание в одиночестве. Однако, спустя всего несколько минут, я уже отплясывала рядом с Гейлом на танцполе, позволяя какой-то быстрой популярной мелодии унести сознание как можно дальше. Все пошло наперекосяк с нелепого пресечения взглядов, вспышки осознания и ломоты в пальцах. Два грёбаных астероида наконец столкнулись и отразились в глазах друг друга. Гейл первым делает шаг ко мне, слишком натянутый, неоправданно осторожный, он не давит, не принуждает, предоставляет выбор, даёт возможность сбежать. Но я остаюсь. Я имею на это право. Горячие пальцы обжигают запястье, он кивает куда-то в сторону туалетов, а в следующую минуту, я слышу, щелчок замка, запирающего нас в слишком маленьком для двоих пространстве. Мужчина наклоняется, сначала несмело, почти невинно касаясь губ, после, не ощутив сопротивления, углубляет поцелуй, запуская пальцы в растрепавшуюся копну рыжих волос. Я отвечала, отчаянно игнорируя воспоминания и мысли, язык Гейла был горьким, как качественный, но дешевый алкоголь, он пьянил, сводил с ума, подчинял. Мужчина приподнял меня, усаживая на тумбу с раковиной, губы сместились ниже, по подбородку, к шее, ниже, к ключицам. Я хотела, правда, очень хотела забыться, оставить прошлое в прошлом, но в какой- то момент, осознала, что все это кажется пустым, ненужным, бессмысленным. Никакой боли. Никакого отчаянья. Никаких чувств. Холодная неприступная стена внутри. Неправильная. Испорченная. Сломанная. Скользящие под майку горячие руки замерли, так и не продолжив движение, мужчина поднял голову, вопросительно ловя мой взгляд. — Венди? — Гейл, я…ты…- язык заплетается, лихорадочно дышу, пряча глаза. — Что? — смеётся мужчина, как и я пытаясь восстановить дыхание, но все еще находясь неприлично близко. — Слишком хорош для тебя? — Я выгибаю бровь, ошарашенно таращась на коллегу. — Ой, да расслабься ты, Вен, я все понимаю. — Теплый нос утыкается в щеку, опухшие от поцелуев губы последний раз касаются скулы, прежде, чем Гейл отстраняется, освобождая моё личное пространство. — Мы же оба понимаем, что нами управляют не чувства, это лишь эмоции, всплеск некогда подавленных желаний, не меньше — не больше. Я отчаянно качаю головой. — Если бы мы встретились раньше… — То, что? — очевидно подмечая моё подавленное состояние, он качает головой, тянет ко мне руку и заправляет упавший на лицо рыжий локон за ухо. — Влюбилась бы в меня? — Смеётся. — Брось, Вен, мы слишком искалеченные и порочные для такого светлого чувства. Тебе ли не знать, что в Подразделение люди попадают не от хорошей жизни. — Мне жаль. — трясущимися пальцами пытаюсь привести себя в подобие порядка, поправляя майку и юбку. — Нет-нет, Венди, не стоит, — Гейл кладет ладони на мои щёки и все так же тепло улыбается, — никогда не жалей о содеянном, каким бы глупым не казался поступок. Людям свойственно ошибаться и наши жизни слишком коротки, чтобы тратить их на такую ерунду, как сожаление. К тому же, я рад, что мы остановились. Сохранения дистанции позволит нам и дальше работать вместе без недосказанности и излишней неловкости. — Тогда зачем вообще начал, если… — Ты мне нравишься, — перебил мужчина, поправляя ворот своей рубашки, — то, как ты мыслишь, как действуешь, это завораживает, и мне больно видеть, как с каждым днём ты все больше чахнешь. — Я нахмурилась, пытаясь сделать вид, что не понимаю, о чем речь. — Я решил, что смогу тебя взбодрить и самый лучший способ, ну, по-моему, — Гейл очаровательно улыбнулся, — это лёгкая интрижка без каких-либо обязательств. — А если бы я прониклась к тебе симпатией? — я спрыгнула с тумбы, ловя мысль о том, что неловкость между нами как-то слишком легко улетучивается. — Не прониклась бы, — мужчина хмыкает, застегивая ремень, я же тем временем пытаюсь вспомнить в какой момент добралась до него, — в твоём сердце явно засел другой, да так прочно, что ты готова бросить на шею к тому, кто хотя бы отдаленного его напоминает. — Видимо, заметив, как округлились мои глаза, а затем напряглось все тело, автоматически принимая угрожающую позу, Гейл сделал несколько шагов назад и поднял руки вверх в импровизированном жесте «сдаюсь». — Ой, нет, я не в коем случае не осуждаю, — зачесал темные волосы назад, — к тому же, тот факт, что ты не позволила мне продолжить, позиционирует тебя как сильную девушку, а не помешанную влюбленную идиотку. — Ну спасибо. — прошипела сквозь зубы, окончательно приходя в себя. — Обращайся, — подмигивает коллега, одной рукой доставая мобильник из заднего кармана, а второй отпирая дверь туалета, — полагаю, теперь, точно по домам?