Люди сходят с ума не потому,
что они сами по себе сумасшедшие,
а потому, что в какой-то момент
безумие — лучший выбор.
© Габриэль Зевин
Утро бывает добрым лишь в том случае, если начинается в обед. Великая мудрость, в которой я в очередной раз убедилась. Поднявшись с кровати и добравшись до душа, я с удивлением обнаружила отсутствие старого доброго похмелья, то ли алкоголь в жуткой забегаловке действительно был хорош, то ли пережитый стресс настолько меня отрезвил. Предстоящая встреча с Гейлом, пусть и ради доклада Матиасу, нервировала, хоть мы и обсудили все произошедшее на месте, осадочек, как говорится, остался. К счастью, все мои переживая были напрасны и неловкость в общении исчезла после первого же стаканчика любимого ванильного капучино из «Золотых страниц» и очередной действительно забавной шутки. Помятая и явно невыспавшаяся Кими встретила нас по пути к кабинету, не переставая зевать, девушка сообщила, что в очередной раз вынуждена покинуть нашу компанию и, к сожалению, не сможет присутствовать на докладе, так что к моему «папаше» мы отправились вдвоем. Я часто вспоминала этот момент после, анализировала последствия, которые вытекут от нашего следующего шага. Стоило ли мне идти дальше? Знай я к чему это приведет, не лучше было бы сбежать? А, может, наоборот? Следовало мчаться в кабинет главы спец. Подразделения сломя голову? Тем не менее, тогда я думала, что день выдался удачным, ничего не предвещало поворота колеса судьбы, но, то что должно было пройти гладко, разумеется ринулось в противоположную от плана сторону. Я пересекла порог кабинета задорно смеясь, первым звоночком, что что-то не так стало удивление, а, после, полная обескураженность на лице моего коллеги. Если при первой встрече с Гейлом мое сердце пустилось вскачь, то в этот раз оно просто замерло, обрастая ледяной коркой. Я перестала дышать, мыслить, чувствовать, весь мир внезапно остановился, позволяя мне переключить внимание на собеседника Матиаса. Идеально ровная спина, расправленные крепкие плечи, до ломоты в пальцах родной шелк черных волос. Мужчина, сидевший напротив приемного отца, явно растягивал удовольствие, с грацией, которой могло обладать лишь одно существо в этом проклятом мире, он повернулся ко мне, открывая вид на татуировку в виде изящной буквы «V» у основания шеи. Привычная усмешка коснулась тонких губ мужчины, ледяной взгляд скользнул по моей скромной персоне, а, затем, зацепился за моего коллегу. Появление изумрудных искр не заставило себя ждать, ухмылка стала больше походить на оскал. — Что, лисенок, с писакой не срослось, и ты решила подыскать более похожий на меня вариант? Мир крошится в моих глазах. Я чувствую, как снова разрушаются небеса. Мне хочется, как гребаному Цыпленку Цыпе из детского мультика бегать и истошно кричать «НЕБО ПАДАЕТ! НЕБО ПАДАЕТ! НЕУЖЕЛИ ВЫ НЕ ЗАМЕЧАЕТЕ?!». Если в этой вселенной существует бог, у него явно хреновое чувство юмора. Я думала, что мертва внутри, была уверена, что все то, что могло выгореть, давно истлело, но стоило услышать его чертов бас, как пламя внутри вновь разгорелось, завело все шестерни, вынудило действовать, заставило дышать. Я вновь почувствовала себя живой и от этого мне нихрена не стало легче. Я натягиваю на губы презрительную усмешку, ловлю взгляд вампира, любуюсь своим отражением в его глазах. — Я решила, что это будет менее унизительно, чем искать инкуба и просить его превратиться в тебя. — Вот, черт! — Гейл рассмеялся. — Серьезно? Убов?! Это, конечно, не мое дело, но… — Вот именно, не твое! — перебил Кай, зло скалясь. Мой коллега поднял руки вверх в жесть «сдаюсь», не сдерживая откровенный смех. — Как скажешь, но, попрошу, не впутывать в это меня. — мужчина приблизился к столу Матиаса и положил на край разработанный нами план. — Вен, позвони мне, как освободишься. — Не думаю, что у нее будет время на звонки тебе. — ледяные глаза с лёгким прищуром следили за Гейлом. — Тебе бы чая с ромашкой, или чем там вампиры нервишки успокаивают. — хихикнул мужчина, предусмотрительно отступая на пару шагов. — Я не хочу влезать в ваши разборки. Во-первых, ты немного опоздал, мы с Венди уже выяснили все, что касается наших взаимоотношений. — Коллега пожал плечами. — Во вторых, даже не смотря на мой крохотный возраст и ничтожный в сравнении с тобой опыт, я точно знаю, что если ты хочешь быть с девушкой, последнее, что стоит делать, это бросать ее в одиночестве с разбитым сердцем. Всего доброго! — махнув рукой на прощание сотрудник спец. Подразделения покинул кабинет, оставив нас в нелепом и наэлектризованном молчание. По мере того, как дверь за Гейлом закрывалась, во мне копилась почти звериная ярость, насыщала каждую клеточку тела, крича о том, что я ещё жива, я ещё чувствую и чувства мои — вулкан, готовый рвануть. Гнев, подобно лаве, которой не хватало место, выплеснулся наружу одновременно со щелчком замка. — Итак, — чертов вампир стоял напротив, как ни в чем не бывало, словно он не уходил, не бросал меня, не отказывался, слишком спокойный, слишком расслабленный, и я готова была на все, чтобы нахрен стереть эту ухмылку, бить до тех пор, пока все его лицо не превратится в кровавое месиво, пока он не ощутит все то, что гноится внутри меня. Не думать — чувствовать, действовать. Как он учил. Одним громким выстрелом, пугающим сотни птиц, неотвратимо летящим ядром, я срываюсь с места и врезаюсь в него. Первый удар приходится в идеальную скулу, Кай принимает его, как и каждый последующий, не уклоняется, не пытается отразить. Заслужил! Ты все это заслужил! Потому, что я без тебя ничто! Потому, что ты не имел права возвращаться! Слезы текут по щекам, обжигая, попадая в рот, отравляя слюну солью. Ненавижу! Как же я ненавижу! Я замахиваюсь рукой, чтобы нанести очередной удар, но что-то идёт не так, не по плану, не по тому сценарию. Кулак соскальзывает, пальцы цепляются за футболку, притягивают гребаного кременианца ближе, чтобы впиваться губами в его губы. Поцелуй — ненависть. Поцелуй — агония, насилие, травма. Он калечит сильнее, чем все мои предыдущие попытки, проникая глубже, искажая ярость и злость, обращая их в похоть, крича истошно о том, как скучала, о том, как хотела вновь его почувствовать. Поцелуй со вкусом крови и слез, надежд и обещаний. Больше не уходи. Не смей. Мужчина отступает назад, позволяет прижать себя к книжному шкафу, его пальцы скользят по позвоночнику резонируя с дрожью во всем теле. Я буквально вгрызаюсь в его губы, тону в ощущениях, теряю связь с реальностью. Это то, что не должно было повторяться, то, чего мы не должны были допускать. — Тише, — ухмылка смещается в район щеки, скользит ненавязчиво, слишком мягко, слишком нежно, — мы же не одни. Осознание, как ушат ледяной воды, я отскакиваю от мужчины, словно от прокаженного, вытираю лицо, осознавая, что вся в его крови. Раны кременианца уже почти зажили, он небрежно повторяет движения, стирая остатки моей ярости. — Я тоже очень рад тебя видеть, лисенок. — Как ты посмел сюда явиться?! — я сжимаю руки в кулаки, упорно пытаясь восстановить дыхание — После того, как исчез? Как бросил меня! — Бросил? — темные брови ползут вверх. — Я не… — Хватит! — я бросаю взгляд на молча наблюдавшего за всем Матиаса. — Какого хрена он здесь забыл? Глава спец. Подразделения открыл рот, намереваясь ответить, но вампир его перебил. — Я не бросал тебя. — в глазах кременианца застыло очевидное раздражение. — О, ну точно, — я фыркаю в ответ, — мы ведь не были вместе, так что и о расставании речи быть не может. Захотел — пришел, захотел — ушел. Типичная бессмертная мразь, которой нет дела до чувств жалких людишек! — Может ты замолчишь и дашь мне сказать? — Кай прищурился, слишком внимательно меня изучая. — У тебя засос справа, прикрой. — Еще чего? — складываю руки на груди, поджимаю губы. — Ты же не думал, что я буду сидеть и ждать тебя, после того, как ты ясно дал понять, что все кончено? — Лисенок… — кременианец застонал, облокачиваясь на стол Матиаса и закатывая глаза. — Хватит! У меня есть имя! — практически рычу, мечтая врезать ему еще пару раз, просто, чтобы убедиться, что это не сон, что он снова здесь, рядом. Отвратительное чувство абсолютной двойственности, разрывало меня пополам, насыщая яростью и совершенно глупым детским восторгом. — Я не лисенок, ни пушистик, ни зве… — Я понятия не имел сколько прошло времени, прости. — вампир не дает мне договорить, дарит мягкую улыбку, подпитывая ту часть, что радостно повизгивает, моля его продолжить говорить, ведь каждое слово — неоспоримое доказательство его присутствия. Я не спятила. Я не брежу. — И как это понимать? — вопреки желанию, из голоса пропадают нотки злости, я звучу слишком мягко, и он это видит, чувствует. Очевидно, после исчезновения души Алисы мой разум перестал быть для него чем-то сложно достигаемым, теперь я — очередная открытая, влюбленная в своего читателя книга, которую он непременно выпотрошит и забудет в дальнем пыльном углу. Но есть надежда. Гребаная мелкая сука, которая никогда не подыхает вовремя. Её вырезают, уродуют, калечат, но она продолжает пробиваться на поверхность, укутывая все мысли мягким пледом. Именно она сковывает моё тело, не позволяет убежать, вынуждает ловить каждое брошенное мужчиной слово. — Мор предупреждал меня, что если я использую все силы разом, то для восстановления мне понадобится куда больше времени, чем остальным. — Кай бросил раздраженный взгляд на Матиаса, явно надеясь, что глава спец. Подразделения поймет намек и оставит нас наедине, однако, у моего приемного папаши, кажется, были иные планы. Да и, в конце-то концов, когда этот мужчина мог добровольно отказаться от получения новой информации. — Весь этот год я находился в их «комнате баланса», адаптируя тело и разум к новой силе. — Все же продолжил кременианец. — Время там течет иначе, я правда понятия не имел сколько прошло и, соответственно, не имел возможности связаться с кем-либо. — И? — приходится сжать кулаки, впиться ногтями в ладони, чтобы не допустить ещё одной ошибки, не броситься к вампиру раньше времени, сохранить хотя бы прах от собственной гордости. — Зачем ты явился сюда? — Он хочет забрать тебя. — вмешивается Матиас, потирая виски. — Считает, что ты выполнила условия контракта с подразделением и теперь свободна. — Не понимаю. — Ты принадлежишь подразделению, пока не умрешь. — поясняет Кай. — А я умирала. — заканчиваю задумчиво. — До подписания нового договора ты не принадлежишь подразделению, — кременианец делает шаг в мою сторону, — твоя душа полностью очищена, у тебя, в коем-то веке, появился выбор, Лисенок. Здесь и сейчас никто не властен над тобой, ты имеешь полное право послать все к чертям и начать новую, обычную, человеческую жизнь. — Губы мужчины дрогнули, искажаясь в мягкой, чуждой ему улыбке. — Однако, ты так же вправе вернуться к старой жизни, снова стать цепным зверьком этого недочеловека и продолжить выполнять его приказы или… — еще одно плавное движение в мою сторону, — ты можешь выбрать Кремено и меня. Я медленно хлопаю глазами, выгибаю бровь и смотрю на вампира так, словно он окончательно рехнулся. Два шага ему навстречу, непозволительная близость, тычок в плечо. Вампир непонимающе следит за моими действиями. — Прости, — смеясь тыкаю еще раз, теперь, во все еще заживающую скулу, — я должна убедиться, что ты не галлюцинация. Кай скалится, ловит мою руку до того, как я повторю дурацкий жест, кажется, хочет что-то прорычать, но вместо этого делает глубокий вдох, пытаясь создать так знакомую мне иллюзию равнодушия. — Я пытаюсь дать тебе то, о чем ты так мечтала. — голубые глаза обжигают льдом. — Право выбора, которого ты была лишена едва ли ни с рождения. — Мужчина отпускает меня, делает шаг назад, освобождая личное пространства, подтверждая свои слова. — самое время решить, чего ты действительно хочешь от этой жизни, лисенок. — Я не понимаю — в голове полнейший хаос. Ядовитая усмешка искажает идеальные черты лица, словно наглый, самоуверенный кот, вампир огибает меня, застывая за спиной, противореча своим же словам, словно не может определиться как себя вести, проводит пальцами вдоль позвоночника едва задевая одежду и смеётся: — Лгунья. Я уже говорил тебе однажды, вместо того, чтобы путаться в догадках, просто задай мне вопрос. — С чего бы вдруг мне выбирать тебя? — я прищуриваюсь, упорно пытаясь остановить извечную кровопролитную борьбу разума и сердца. Сейчас не время спонтанных решений, Кай прав, возможно впервые я являюсь полноценной хозяйкой своей жизни, глупо будет самовольно сдаться в рабство, точно зная глубину бездны, в которую тебя с легкостью столкнут, стоит лишь расслабиться. Слишком нежно, почти невесомо, словно шелковой нитью разум обволакивают воспоминание. Я чувствую ужас, страх, абсолютную беспомощность, вижу над собой отчаянный изумрудный взгляд и слышу обреченный шепот «…еще один ставший дорогим мне человек… ». Пошатываюсь, отхожу к столу, используя его в качестве опоры, чтобы не свалиться на пол, трясу головой, в надежде избавиться от едва ли не исповеди «… я теряю себя, весь мир перестает быть значимым… ». — Венди? — Матиас огибает свое рабочее место и осторожно кладет руку на плечо, в попытке помочь прийти в себя. — Ты! — я поднимаю глаза на, кажется, растерянного и в коем-то веке не уверенного в своих действиях вампира. — Да как ты посмел?! — Я ошибся, полагая, что стереть из твоей памяти тот инцидент будет верным решением. — кременианец устало трет виски. — Клянусь Кремено, что подобное не повторится. Между нами больше нет связи, в тебе даже крови моей не осталось, — Мужчина переступает с ноги на ногу, словно и впрямь волнуется, — очень непривычно знать твои мысли и при этом не чувствовать эмоций. — Хмурится, привычным жестом зачесывая челку назад. — Ты дорога мне, Венди, я хотел бы быть частью твоей жизни, если ты позволишь. — В этот раз мое имя звучит нежно, почти правильно, безупречно, без боли и отчаяния, без ненависти и упрека. — Мне нужно время, чтобы принять решение. — голос звучит почти ровно, будь здесь моё альтер — эго, наверняка бы гордилось. От воспоминаний об Алисе сжимается сердце, я отвожу взгляд. Неловкую паузу прерывает Матиас. — Я остался в долгу перед тобой, Кай. — мужчина подходит к одной из полок, набирает комбинацию клавиш на выдвижной панели, и я удивленно наблюдаю за тем, как раскрывается небольшой сейф. — Так или иначе, ты выполнил условия нашей сделки, Венди здесь, цела и невредима, а, значит, пришло время расплатиться с тобой. — глава спец. подразделения достает тонкую папку и, раскрыв, кладет ее на стол. Внутри лишь несколько фотографий огромной каменной плиты с разных ракурсов и непонятными мне надписями. Вампир молча изучает изображения, а, затем, поднимает голову с усмешкой смотря на моего приемного отца: — За идиота меня держишь? Это енохианский*, язык доступный только ангелам, с чего ты взял, что написанное на этой плите имеет ко мне отношение? — Мне удалось выяснить, что не только ангелы способны понимать смысл написанного. — губы Матиаса дернулись в улыбке. — Эта информация за владение которой убивают. — глаза Кая вмиг приобрели изумрудный оттенок. — Я знаю, — настороженно бросил глава спец. Подразделения, — та, кто раскрыл мне данный секрет смогла прочесть лишь одно словосочетание, после чего покончила с собой. — Назови мне причину, недочеловек, почему я не должен прикончить тебя здесь и сейчас? — Я делал ставку на твою привязанность к Венди. — губ коснулась наглая улыбка, я же лишь ошарашенно заморгала. — Ну и, если убьешь меня здесь и сейчас так и останешься неосведомленным. — Говори. — скрипнул зубами кременианец, бросив на Матиаса раздраженный взгляд, после чего вернулся к изучению фотографий. — Мы нашли эту плиту там, где предположительно находилась земля Нод до потопа, если верить Библии, именно туда был изгнан Кайн после того, как был проклят. — Матиас сложил руки на груди. — Я рискнул предположить, что в этих письменах скрыт секрет проклятия первого убийцы и способ его снять. — Но? — явно раздраженный медленным повествованием, вампир поднял голову на главу спец. подразделения. — Но, как ты подметил, енохианский язык способен прочесть лишь ангел, я потратил много времени пытаясь найти способ расшифровать хоть что-то. — вернувшись в свое кресло и подперев подбородок руками, мужчина продолжил. — Как оказалось, в Кремено есть существа, силы которым дарит непосредственно бывший небожитель. Падший ангел Касикандриэра — прародительница убов. Дальше было проще, необходимо было просто найти суккуба, которая, пусть и не сразу, но согласилась оказать помощь. — Ты пытал кременианку? — кажется, чем больше рассказывал Матиас, тем злее становился Кай. — Назовем это не «пытками», а «уговорами» и всем нам станет проще. — приемный папаша нервно поправил воротник рубашки. — Цель оправдывает средства, разве нет? В любом случае, девчонка не смогла дать достаточно информации, ей удалось расшифровать лишь крохотную часть, где говорилось о том, что «Черная Смерть сопроводит к покою раскаявшегося первого убийцу». — искусственный глаз мужчины издал жужжащий звук, фокусируясь сначала на мне, затем на кременианце. — Я не предал этому значения и отложил пророчество, или что это такое, «на потом», однако, вскоре услышал твою фамилию. Блэкмор, верно? Что дословно звучит, как «Черная Смерть». — Хочешь сказать, что я имею какое-то отношение к снятию проклятия прародителя вампиров? — Кай даже не пытается скрыть ироничную усмешку, в то время как я неуверенно делаю шаг ближе к Матиасу, так некстати вспоминая разговор с Семенхарой, который происходил в буквально моей прошлой жизни. Кременианец ловит мой испуганный взгляд, наклоняет голову вбок и демонстративно выгибает бровь. — Лисенок? При чем здесь Семенхера? — Я навел кое-какие справки о твоей семье. — осторожно начинает приемный папаша, даруя мне возможность оставить вопрос без ответа. — Это было сложно, учитывая, сколько тебе лет и как мало сведений тогда фиксировалось хоть на каких-то носителях. — Мужчина достал еще одну папку, в этот раз более внушительных размеров. — Оказывается, долгое время род Блэкморов считался проклятым, вряд ли тебя в это посвящали, но едва ли не в каждом поколении из вашей семьи пропадали мужчины. Никто не мог вычислить периодичность или понять принцип, по которому выбирали «жертву», поэтому, главы семей старались как можно раньше организовать брачные союзы и обеспечить род наследниками. — Звучит, как страшная сказка на ночь, и попытка оправдать алчность моих предков — Кай закатывает глаза. — Возможно, — кивает Матиас, поджимая губы, что выдает его очевидную нервозность, — однако, меня заинтересовало еще кое-что. В последствии, всех пропавших находили мертвыми, обескровленными. — Их пытались обратить? — неуверенно выдала я догадку и мгновенна заслужила внимание мужчин. — Я тоже так думаю, — кивает глава спец. подразделения, — и, вероятно, никто кроме тебя не смог стать вампиром. — Вы же оба понимаете какой это бред? — кременианец складывает руки на груди. — Мой род был настолько уникальным, что лишь он на всем белом свете имел иммунитет? Что же за придурком тогда был тот вампир, который… Кай не заканчивает очевидно очередной саркастичный вывод, глаза вмиг становятся изумрудными и застывают на Матиасе, тот же, видимо наученный горьким опытом, выдает свои мысли до того, как их нахально прочтут: — Вероятно, это был очень отчаявшийся вампир, который во что бы то не стало хотел обратить именно «Черную Смерть». Слишком многозначащие молчание топит кабинет в волнах отчаянного осознания, сердце с яростным усердием отбивает ритм, вынуждая меня нервно сглатывать слюну и тихонько отступать ближе к Матиасу. Разумеется, подобная реакция не могла скрыться от вампира, он щурится, наклоняет голову набок, и я чувствую, как ласково, почти нежно, не спеша, но достаточно целеустремленно что-то постороннее льнет к моим мыслям, изучает мою память, задумчиво ощупывает стену, что, очевидно, была создана клятвой. — Лисенок, — звон его голоса парализует, каждая буква словно осколок вскрывает барабанные перепонки, зарождая почти животный страх, — меня обратил Кайн? Зачем я в это ввязалась? Почему не выбрала спокойную жизнь и не покинула кабинет в ту же секунду? Я закрываю глаза, погружаясь в липкие, вязкие воспоминания, мысленно толкаю стену, пытаясь понять, смогу ли ответить кременианцу и, не обнаружив препятствий, выдыхаю: — Это теория Семенхары. — мужчина взглядом приказывает продолжать, я поджимаю губы, нервно переступаю с ноги на ноги и поясняю. — Он сказал, что твое обращение не было нормальным, ты слишком быстро очнулся и обрел силу, более того, Семенхара пытался убить твоего создателя, но повернутый в сердце серебреный кинжал не причинил ему никакого вреда. Тогда, как я поняла, и появилась теория о том, что это был сам Кайн. — Почему я узнаю об это только сейчас? — изумрудные глаза источают ледяную ярость. — Он не был уверен и не хотел, чтоб ты сломя голову, рванул мстить прародителю расы, поэтому, взял с меня клятву, что я ничего тебе не скажу, но подтвержу, если появятся доказательства. Вновь в кабинет ворвалась тишина, все такая же гнетущая, бьющая наотмашь, вампир качает головой, буквально падает в кресло, облокачивается на спинку и трет переносицу. И вид у него при этом до ужаса усталый, словно все тягости мира вмиг обрушились на недостаточно крепкие для всего этого плечи. Я изучаю родной силуэт, подмечаю насколько сильно этот мужчина отличается от того, кого я встретила четыре года назад. И, вроде, те же очертания, та же чрезмерная напыщенность, только взгляд, направленный на меня стал чуть более теплым, ухмылка менее ядовитой, движения не столь уверенные. Все вокруг кажется таким глупым, смешным, совершенно ничего не значащим. Есть ли смысл придумывать смысл? Приписывать оправдания кривым почерком на полях? Я прячу ухмылку. Ты это ты. Мы не заметили, как прожитые годы, сковав прочные цепи, связали нас, с громким щелчком застегнули на шеях ошейники. Лишь теперь, когда прятаться больше не за что это стало таким очевидным. В недрах коридора моего разума всегда была клетка с той частью меня, что влюблена в тебя грязно, извращенно, неправильно, сломано, без остатка. Я с завидной упертостью прятала туда твои взгляды, свои надежды, но никогда не находила в себе силы запереть все это по-настоящему. Наивная. Думала пройдет, исчезнет, отпущу. А что в итоге? Часть меня хохочет, называет глупой, простодушной, а и не спорю. Подумать, взять перерыв, покопаться в себе, а зачем? Лишь бессмысленная отсрочка очевидного. Я потеряла права выбора, когда посмела посмотреть на Кая, когда допустила мысль о том, что мы можем быть небезразличны друг другу. Моя жизнь уже никогда не будет прежней, как ни старайся, в ней не будет тишины, спокойствия и, упаси Бог, стабильности. Я утратила это право при рождении и не обрела его воскреснув. Ирония в том, что я никогда к этому и не стремилась. Не зря в латинском языке слова «влюбленные» и «безумные» отличаются лишь на одну букву. Это ведь про нас с тобой, верно? Про нашу историю. Я помешана на тебе, больна тобой и это не исправить, не излечить. Я готова прыгнуть в бездну, тебе решать, что встретит меня там: твои руки или дно, о которое я разобьюсь, разлечусь на миллион осколков. Наивность — мой главный порок. Матиас и Кай продолжают что-то устало обсуждать, изредка бросая в мою сторону обеспокоенные взгляды, забавно как этих двоих может напрягать одно лишь мое молчание. Я закрываю глаза, считаю до десяти, осталось сделать лишь шаг. Тихо встаю со своего места и направляюсь к двери из кабинета, оба мужчины замолкают, удивлённо следят за каждым моим движением. Я замираю у самого выхода, касаюсь пальцами ручки и поворачиваюсь к собеседникам. Иллюзия выбора, попытка подарить мне свободу. Губы непроизвольно растягиваются в улыбку от осознания, что сейчас Кай не лезет в мои мысли, словно боится найти там ответы. Ждём. Нервничает. — Ну, так… мы идём? — я ухмыляюсь, ловя на себе обескураженный взгляд Матиаса и отмечая дернувшуюся в удивлении бровь Кременианца, который, моментально взяв себя в руки, интересуется: — Куда? — Как куда? — уже не скрывая очевидно обреченного веселья. — Искать Каина, очевидно. Или ты передумал мстить? Ровно один вдох и холодные руки сомкнулись на моих плечах, скользнули по позвоночнику, прижимая ближе, разгоняя кровь, вызывая идиотскую улыбку очевидно окончательно съехавшей с катушек. Кай зарывается носом в мои волосы, шепчет что-то неразборчивое, взволнованное, похожее на благодарность и топит в надеждах и мечтах, о которых я однажды вероятнее всего пожалею. Мы оба погибаем от обилия чувств, кажется, эти объятия самое чистое и искреннее, что было с нами за все это время. И я обмякла, отдавая ему всю себя, подписывая смертельный приговор, доверяя и смеясь от собственной наивности. Я твоя. Я хочу быть твоей. Я буду твоей, пока нужна тебе. Пусть это кажется неправильным, глупым с моей стороны, но лишь рядом с тобой я чувствую себя живой, лишь рядом с тобой, мне кажется, что я способна всё. Мужчина мягко целует меня в висок, не выпуская из объятий и кажется, вот он, наш долгожданный happy end. Пусть хрупкий, словно хрусталь, построенный на боли и отчаянье, недолгий в сравнении с твоей вечностью, но, обещаю, он будет запоминающимся. Матиас качает головой, прячет улыбку, скрывая ее за показным недовольством и выдыхает: — Я не вправе больше тебя задерживать бамбина, однако, вынужден попросить скрыться хотя бы на год. Я сделаю все, чтобы обезопасить тебя от подразделения, уничтожить все данные о твоей персоне, но мне нужно время. — Механический глаз главы спец. подразделения замирает на Кае. — Ты уж позаботься о ней, Неистовый. Чтобы не произошло, в первую очередь она мне дочь, и я на многое готов ради нее. Вампир, вопреки ожиданиям, не ерничает, лишь ухмыляется, кивает, прижимает меня крепче. Мы выходим из кабинета вместе, навстречу новой не менее захватывающей жизни, в которой будет место как любви и нежности, так и боли с отчаяньем. Это мог быть наш эпилог, если бы где-то далеко - далеко на юге, не сжимала в приступе ярости кулаки девушка с белоснежными волосами, проклиная меня и обещая в следующий раз все сделать иначе. Она исправит эту ошибку. Она добьется своего, чего бы ей это не стоило, ведь терять ей давно уже нечего.