История одного самоубийства

      Еще целую неделю я пребывала в состоянии полной апатии, толком не осознавая, что со мной и как это побороть. После нескольких дней без нормального сна моя кожа приобрела болезненно-бледный оттенок, а под глазами образовались достаточно большие синяки, так что теперь я напоминала самой себе вампиршу из какого-нибудь старого фэнтезийного фильма, где вампиров изображали именно такими: ужасно бледными и с огромными синяками под глазами. Также мне редко удавалось хорошо поесть. Под всякими разными предлогами я время от времени пропускала семейные ужины и другие приемы пищи. Родители все это время думали, что я просто решила сесть на диету и даже не обращали внимания, когда я в очередной раз оставляла тарелку практически полной или вообще не являлась к ужину.       Стоит ли говорить, что мое настроение за неделю стало хуже некуда? Я стала жутко вспыльчивой и раздражительной. Меня бесила каждая мелочь, а от веселых людей, от которых так и веяло позитивом, я старалась держаться подальше не то от зависти, не то от боли. А может, от всего сразу. От родителей никакой поддержки я так и не получила. Мое плохое настроение не воспринималось ими всерьез. Они думали, что это такая игра на публику, попытка привлечь к себе внимание, и постепенно это стало их жутко раздражать. Каждый раз, когда я проводила с ними время задумчивой и грустной, они то и дело советовали сделать лицо попроще и перестать стоить из себя мученицу. В это время родители окончательно стали мне неприятны, и я все больше времени проводила на улице, где-нибудь в тихом и малолюдном парке, лишь бы меньше встречаться с ними.       Отразилась моя депрессия и на школьной жизни. Успеваемость стремительно катилась вниз. Учителя не понимали моего отсутствия интереса к учебе, и многие стали предлагать дополнительные занятия, от которых я отказывалась под предлогом, что мне не хватает времени. С одной стороны, я все еще волновалась по поводу своих отметок и время от времени пыталась заниматься, а с другой - мне казалось, что ситуация уже настолько безнадежна, что выкрутиться из нее практически нереально.       Наши отношения с Дайан стали гораздо холоднее. Буквально через пару дней после нашей с ней размолвки она вновь стала разговаривать со мной, вернее, рассказывать мне о всех событиях, произошедших с ней. Только теперь мы встречались максимум на одну перемену и не каждый день. Я по-прежнему не слушала ее и даже не притворялась, что мне интересно. Тем не менее, она упорно говорила о своем, пока наконец не замечала, что я совсем не обращаю на нее внимание. Тогда она гордо задирала подбородок, отворачивалась и растворялась в толпе школьников, а я оставалась одна.       Активно пыталась поднять настроение и вывести меня из такого ужасного состояния одна только Лиза. Хотя, стоит сказать, что и наши с ней беседы значительно сократились. Часто у меня просто не было настроения писать, поэтому я, несмотря на то что изо всех сил старалась не огорчать Лизу своим молчанием, отвечала ей кратко, а в некоторые особенно унылые дни вовсе ничего не писала. Подругу это все очень тревожило. Буквально в каждом ее сообщение читалось волнение и забота, и я очень ценила это, но моя неспособность написать ей что-то такое же теплое и ободряющее порой расстраивала меня слишком сильно.       Сегодня Дайан решила раз и навсегда разобраться в наших с ней отношениях.       - Лив, - строго произнесла она, подойдя ко мне в школьном коридоре. - Можешь объяснить, пожалуйста, что не так? Почему ты меня игнорируешь? Еще неделю назад все было прекрасно, и тут ты абсолютно перестаешь меня слушать.       Я устало взглянула на нее и произнесла:       - Вот именно, Дайан, слушать! Я всегда тебя слушала, а ты меня никогда. И, знаешь, это мне надоело.       Дайан нахмурилась и скрестила руки на груди.       - Хочешь сказать, что я никогда не даю тебе высказаться? - сказала она, глядя мне в глаза. - Но это же неправда! Я всегда тебя слушала. Мне не плевать.       Я грустно вздохнула.       - Ты ведь даже не знаешь ничего обо мне, Дай, - сказала я, глядя куда-то сквозь нее. - Совершенно ничего.       - И снова неправда! - заявила Дайан. В ее глазах ясно читалась обида на мои слова. - Я знаю о тебе... - Она на пару секунд задумалась. - Ну, в общем, многое.       Я скептически посмотрела на нее.       - Напомни мне, какое у меня хобби?       Дайан тут же отвела взгляд в сторону.       - Музыка? - попыталась она.       Я отрицательно покачала головой и перевела взгляд на окно. Сегодня там было облачно, а легкий ветерок время от времени покачивал ветви деревьев.       - Фотография? Писательство? - продолжала пробовать отгадать Дайан. - Ты ведь что-то писала в детстве.       - "Писала" здесь - ключевое слово, - устало произнесла я, продолжая изучать пейзаж за окном.       Дайан начала злиться. Она расцепила руки, которые все это время были сложены на груди, и встала прямо у меня перед лицом.       - Да ты сама ни о чем таком не говорила, а теперь спрашиваешь меня! - повысив голос, сказала Дайан. - Конечно, как я могу знать о тебе что-то, когда ты никогда не говоришь о себе!       Здесь на меня нахлынула внезапная волна раздражения. Мне вдруг захотелось высказать ей все, что накопилось у меня за все то время, когда она старательно игнорировала мои слова и мысли, отводя в нашей беседе для меня лишь роль слушательницы. Я набрала в легкие побольше воздуха.       - Никогда не говорила? Уж поверь мне, я пыталась, - раздраженно сказала я, так же повысив голос, что для меня было в новинку. Я никогда прежде не позволяла себе кричать или даже слегка повышать тон на людей, тем более в общественных местах. - Я пыталась донести до тебя, что мне тоже есть о чем сказать, что у меня есть свои мысли и интересы и что, представь себе, я умею говорить. Я пыталась хотя бы время от времени заявлять тебе о своем существовании, о том, что я живой человек, а не объект для выслушивания. Но знаешь что? Тебе было плевать. Было плевать на меня, на мои слова, на мои проблемы. Я до сих пор помню, как три года назад рассказывала тебе о том, что серьезно поссорилась с родителями, с которыми впоследствии не разговаривала еще дня два. Я сильно переживала и поделилась этим с тобой, потому что я больше не знала, к кому обратиться. А что ты? Нет, ты не поддержала меня, даже не попыталась успокоить этим банальным "все будет хорошо". Вместо этого ты просто сказала "угу" и принялась болтать о том, как здорово ты погуляла вчера с друзьями. Думаешь, мне тогда классно было это слушать? Но плевать на проблемы, ты не выслушивала даже моих собственных историй и моего мнения. Как ты вообще можешь говорить что-то о моем неуважении к твоей персоне, когда сама проявляешь его ко мне еще дольше, чем я к тебе?       Под конец я повысила голос буквально до крика, а на моих глазах стали появляться слезы, с которыми я обычно веду споры. Закончив свою тираду, я еще секунду гневно смотрела на Дайан, которая стояла как вкопанная передо мной с широко распахнутыми глазами и раскрытым ртом, явно напуганная или шокированная, а затем медленно стала осматривать школьный коридор и заметила, что некоторые школьники, проходившие мимо, застыли и смотрят на нас. От такого большого количества внимания я залилась краской и тут же осознала, что наделала. Я снова посмотрела на Дайан, но теперь, скорее, испуганным и сожалеющим взглядом. Она все так же стояла, не в силах пошевелиться или что-то ответить.       От всего происходящего мне сильно захотелось плакать, и слезы огромным потоком тут же вырвались наружу. На меня навалилось чувство стыда за все, что я сказала Дайан, и я больше не могла его выдержать, поэтому, резко развернувшись, я побежала к выходу, оставив бывшую подругу и наблюдающих за ситуацией школьников. Задыхаясь от слез, я сбежала по лестнице на первый этаж и, толкнув тяжелую входную дверь, выбежала на улицу. Пока я была на территории школы, я то и дело бежала, несмотря на то что слезы застилали глаза, а грудная клетка разрывалась от слишком активной работы сердца, вызванной бегом и моей истерикой.       Лишь оказавшись за пределами школьного двора, я смогла остановиться и, немного отдышавшись, продолжить путь, но уже пешком. Возвращаться домой сейчас было слишком рано, да и мне не особо хотелось видеть маму, а еще больше - объяснять ей, почему я вся в слезах. Побродив по улицам, я решила посидеть в своем любимом парке. Людей там практически никогда не было, а высокие деревья, посаженные в большом количестве, отлично отгораживали это место от всего остального мира. Мне показалось, этот парк просто идеален, чтобы спрятаться в нем и спокойно выплакаться среди зеленеющих кустов и деревьев.       Стараясь унять слезы и привести лицо в более-менее нормальное состояние, чтобы не привлекать к себе внимания, я быстро шагала в сторону парка. Когда наконец показались знакомые места, я ускорила шаг практически до бега и притормозила только тогда, когда оказалась на тропинке глубоко в парке среди высоких стволов деревьев. Немного отдышавшись, я пошла прямо через них и, остановившись на небольшой полянке, полностью скрытой от остального мира, присела около одного огромного ствола на ковер из молодой зеленой травы и сухих листьев, оставшихся здесь еще с осени. Закрыв лицо руками, я позволила чувствам вылезти наружу и заплакала.       На самом деле я даже не знала точную причину своих слез. Может, меня расстроило то, что я поругалась с Дайан, и теперь это почти наверняка означало конец нашему общению. Хоть я и так давно хотела разорвать между нами связь, я всегда планировала сделать это как-то более мягко. Тот факт, что я явно огорчила или, скорее, ошарашила ее, заставлял меня чувствовать себя отвратительно. Или же, возможно, я плакала оттого, что привлекла слишком много нежелательного внимания. Как интровертку, меня это тоже заставляло чувствовать себя ужасно, порой даже действительно доходило до слез. В любом случае сейчас я не хотела думать ни о чем: ни о Дайан, ни о своем поведении, ни о том, что теперь думают обо мне люди, наблюдавшие за взрывом моего раздражения. Мне просто нужно было выпустить весь негатив, накопившийся за это утро.       Когда я снова пришла в себя, я стала бродить по парку. Уроки еще не закончились, поэтому мне нужно было еще два часа где-то побыть вне дома. Любуясь ранневесенними пейзажами, я обошла весь парк. Людей здесь сегодня практически не было, по дороге мне встретилось не больше пяти человек. Зато природа здесь была невероятная. Ветви деревьев и кустов были усеяны небольшими листочками, выбивавшимися из почек. В воздухе чувствовались свежесть и сумасшедший аромат цветов, раскрывшихся на деревьях и цветущих на полянках. В некоторых местах ветви деревьев как будто переплетались друг с другом, почти полностью скрывая небо, затянутое облаками, и образовывая загадочный зеленый коридор, находиться в котором было удивительно. Весенняя прохлада только дополняла эту прекрасную картину.       В двадцать минут четвертого я уже была дома. У меня было только желание: лечь на кровать и лежать так долго-долго, пока все жизненные силы, затраченные на происшествие сегодня утром и двухчасовую ходьбу по узким парковым тропинкам, не восполнятся. Поэтому, открыв входную дверь своего дома, я сразу же поднялась наверх и прямо в школьной форме упала на кровать, которая сейчас казалась мне самым мягким предметом во всей вселенной.       Однако пролежать так мне удалось недолго. Только я расслабилась, как в комнату вошла мама. Около двух секунд она молчала, а затем произнесла:       - Чем ты занимаешься?       Лежа лицом к кровати, я не могла видеть выражение маминого лица, но тон ее голоса говорил о том, что она явно не в настроении.       - Лежу, - спокойно ответила я, уже заранее зная, что маму такой ответ не устроит. И да, он ее не устроил.       - Все время лежишь, - раздраженно ответила мама. - Целыми днями ерундой страдаешь, ничего полезного не делаешь. В комнате бардак, а тебе плевать. И да, почему ты валяешься на кровати в школьной форме? Совсем разленилась, что даже переодеться не в состоянии? Встань немедленно!       - Ну, мама, - простонала я, нехотя поднимаясь с кровати. - У меня был трудный день, я хочу отдохнуть.       Мама только усмехнулась.       - А кому сейчас легко? - она смотрела на меня в упор, пока я, сидя на кровати, стягивала с себя школьные черные брюки. - Ты думаешь, тебе одной здесь тяжело? Посмотрите на нее, какая бедненькая!       Я старалась игнорировать ее пламенную речь, стиснув зубы и боясь, что повторится ситуация, произошедшая в школе. Только теперь, боюсь, если я дам волю эмоциям, то меня ждет такой скандал, после которого я еще неделю буду жалеть, что решила высказаться. Я продолжала молча переодеваться, пока мама рассказывала о том, что мои трудности (причем говорила она об этом, даже не узнав, из-за чего я так устала) - мелкие, незначительные по сравнению с трудностями ее и отца, а также миллионов людей на планете. Меня всегда бесили подобные высказывания, и я упорно старалась не слышать всего, что она говорит. Нет, ну серьезно! Неужели мне должно стать легче только оттого, что мне рассказали о существовании людей, страдающих больше меня?       - Совсем от рук отбилась! - воскликнула мама, взмахнув рукой. Секунду она смотрела на меня, а потом начала оглядывать комнату и вернулась к первоначальной теме разговора. - Как вообще можно жить среди такого бардака? Здесь же абсолютно нельзя ничего отыскать! Вот надо будет тебе что-то очень срочно найти, и будешь копаться здесь полдня. Почему нельзя все организовать, чтобы было красиво и аккуратно? Лив, ну ты же девочка! Как так можно?       От этого "ты же девочка" я стала еще более раздраженной. Эту фразу можно по праву считать одной из самых ужасных в мире, потому что она способна вмиг вывести из себя. "И что с того? Я от этого меньше человеком становлюсь?" - подумала я про себя, но, не став спорить по этому поводу, произнесла следующее:       - Все и так на своих местах. Мне так удобно.       Мама посмотрела на меня так, словно я раскрыла ей страшную, шокирующую тайну.       - Удобно? - повторила она. - Да как здесь вообще может быть удобно? Это же дурдом какой-то! Ты только посмотри на свой письменный стол! - она решительно направилась в другой конец комнаты, остановившись у моего стола, как обычно, заваленного бумагами. - Вот что это такое? Это уже даже не неприлично, это отвратительно. Стыдно должно быть девочке иметь такое рабочее место. Просто ужас, - она начала рыться в листах бумаги, наложенных друг на друга. Я все это время стояла позади нее с крепко сжатыми кулаками и, вновь стиснув зубы, наблюдала, как мама перебирает мои рисунки на моем собственном письменной столе. - Да что же это такое! Сплошной мусор! Ну почему ты не можешь быть, как все нормальные дети? Почему надо постоянно разгребать этот хлам вместо тебя?       Я терпела до последнего, но, когда мама смяла и бросила в мусорную корзину, стоявшую около стола, один из моих самых любимых и, как мне казалось, самых успешных рисунков, раздражение достигло максимальной отметки, и я перестала себя контролировать.       - Прекрати, мама, прекрати это! - неожиданно даже для себя громко закричала я и, бросившись к ней, встала перед мамой, закрыв тем самым часть моего письменного стола, над которым она стояла. Мама неудоменно посмотрела на меня.       - Отойди немедленно, - раздражительно попросила она, повысив тон. Мама двинулась вправо, и я сделала шаг в ту же сторону, дополнительно расставив руки в стороны, как бы закрывая стол.       - Да что ты делаешь?! - крикнула мама. - Быстро отойди или прибирайся тогда сама!       - Это моя комната, мама. Моя, понимаешь? - я говорила громко, почти срываясь на крик. До последнего я надеялась, что у меня получится поговорить с ней без слез, но они, как обычно, так и хлынули из глаз. - Моя. И я сама разберусь, что здесь лежит на месте, а что - нет. Если я считаю нужным кидать на стол разные бумаги, то я буду продолжать это делать, потому что мне так удобно, мне так нравится. И нет, мама, мне не стыдно. Я, в первую очередь, человек. Обычный человек со своими потребностями, взглядами, вкусами и интересами, и уже в-десятых девочка. Пойми уже, не влияет пол на тягу к уборке. Он вообще ни на что не влияет, кроме физиологических особенностей. И да, это, - я указала пальцем на мусорную корзину, в которой лежал смятый комок бумаги, - это не мусор. Это мой рисунок, мама. Мое творчество, мой смысл жизни, который благодаря вам с папой я теряю с каждым днем. Вместе с этой бумажкой ты выкинула часть меня.       К концу моей тирады я снова захлебывалась слезами, а мама стояла передо мной с точно таким же шокированным лицом, какое было сегодня у Дайан. Она в упор смотрела на меня, пока я пыталась восстановить дыхание и прекратить слезы, а потом тихо произнесла:       - Я все расскажу отцу. Даже не надейся, что он не узнает. Вечером тебе мало не покажется.       С этими словами она медленно обернулась и вышла из комнаты, осторожно прикрыв дверь. Казалось, она совсем не слышала меня, того, что я хотела до нее донести, просто приняла во внимание тот факт, что я, возможно, впервые в своей жизни повысила на нее голос. Пару минут я еще стояла около письменного стола, оперевшись на него обеими руками, а затем опустилась на корточки, достала рисунок из мусорной корзины и развернула его. Он был дорог мне тем, что на нем я изобразила себя. Но не ту себя, которая сейчас, а ту, которая была раньше, и ту, которую я надеялась видеть в будущем. На этом автопортрете я была по-настоящему счастлива, и об этом говорила каждая часть моего лица: радостно блестящие голубые глаза, растянутые в широкой искренней улыбке губы и буквально каждый мускул. Занимаясь этим рисунком, я постаралась изобразить каждую мелочь, сделать каждую деталь идеальной, и, мне казалось, что вышло вполне хорошо. Получилось очень иронично, что мама смяла именно этот рисунок, потому что счастливого будущего - ближайшего уж точно - я больше для себя не видела.       Положив рисунок на стол и разгладив его ладонью, я вдруг еще сильнее залилась слезами. Оставив помятый листок на столе, я присела на край кровати и закрыла лицо руками. "Что ж за день сегодня такой" - подумала я, растирая слезы по лицу. Я бросила взгляд на закрытую дверь, и в голову мне пришла мысль. "Хуже уже все равно не будет, если я сейчас сбегу, - подумала я. - Меня так или иначе ждет серьезный разговор с родителями, который наверняка закончится плохо. А так я хотя бы смогу немного отсрочить его."       Не успев толком обдумать, куда я пойду и что буду делать, я вытерла слезы, встала с кровати, схватила небольшую серебристую сумочку с длинным ремешком и покинула комнату. Тихо спустившись по лестнице, я пробралась ко входной двери. Мама сидела в гостиной, откуда доносились громкие звуки ее любимой мыльной оперы. Она не обратила на меня никакого внимания, видимо, сильно увлекшись серией. Накинув куртку и повесив сумку через плечо, я постаралась как можно тише раскрыть дверь, и у меня это прекрасно получилось. Так же осторожно закрыв за собой дверь, я оказалась на улице и быстрым шагом направилась в случайном направлении.