Бэл

Заку-Умум ступал по плитам пола, устланным толстыми коврами. Он покинул общую половину и теперь находился на той стороне дома, где держали гарем Бэла. Всё же, по его мнению, и этих бездельников принц окончательно разбаловал. Здесь вся обстановка в точности повторяла ту, что была во дворце в Аккаде, только в уменьшенном виде: не так много комнат, не так много обитателей и не больше семи евнухов на всех. С принцем в Нью-Амстер отправились только самые любимые наложники и наложницы, причём вторых было гораздо больше. Они постоянно жаловались на холодный воздух, ветреную погоду, головные боли и прочие недомогания, целыми днями заседая в парных, чтобы «разгонять стывшую кровь». Жители гарема маялись от безделья, так как Энлиль не так уж и часто пользовался их услугами, учитывая, сколько всего их было. Некоторые из наложниц, оставшихся в Аккаде, вообще никогда в жизни не видели принца близко, а только на официальных праздниках гарема, где он обязан был присутствовать. Доктор Ур-Лугаль-Эдинне, хоть и не был евнухом, проживал на запретной половине, как раз по причине частых хворей её обитателей. Его могли среди ночи поднять, потому что у очередной девушки «кошмары» или «головокружение», и отправить к заболевшей. Именно он отпаивал несчастного Баэни снотворными травами, принимая на свою немощную иссохшую грудь потоки юношеских слёз, когда на незадачливого наложника один-единственный раз за всё время его проживания в гареме сорвался Бэл. Так что жить в другой половине дома у почтенного Ур-Лугаль-Эдинне не было никакой возможности, иначе он полночи бегал бы туда-сюда и совершенно не высыпался. Ко всему прочему, после определённого возраста доктора перестали причислять к мужчинам, способным «угрожать» благопристойности принца и «портить» его эротическую собственность. Обычно со своими принц не позволял себе жестокости, и все его знали, как заботливого и чуткого хозяина, но тем не менее прекрасно были осведомлены и о его «тёмной» стороне. Кто был поумнее, боялся Бэла, как огня, и ни в чём ему не перечил. Особенно после того, как один за другим умерли два его старших брата. Дежурившие у дверей запретной половины евнухи с опущенной головой старательно отводили от вошедшего лугаля глаза. Забавно. Ни один другой мужчина не имел права здесь находиться, кроме его высочества Бэл-Энлиль-Уцура и прислужниц, но по негласному правилу дворецкому позволялось пользоваться этим гаремом, точно своим, поэтому «блюстители порядка» не смотрели в его сторону. В Аккаде евнухи годами делали вид, что никого в упор не видят. Вроде как отвернулся и совесть чиста. Мол, не заметил лугаля, потому что глядел в другую сторону, и любой суд это примет. Вообще, за последнее время в Аккаде связанные с традициями запреты существенно ослабели, уступая здравому смыслу. На многое смотрели сквозь пальцы. Особенно заметны стали эти изменения, когда Аккад открылся для Содружества Миров. И всё же послаблений было недостаточно, чтобы окончательно сменить образ жизни и мышления. Недостаточно, чтобы отпрыск царских кровей мог жить так, как ему вздумается, не прикрываясь «услугами» лугаля. Заку был экспертом по устранению неофициальных любовников Бэла, и теперь не понимал толком, что происходит, раз за разом «получая» из-за Антона. — Вечер добрый, Ур-Лугаль-Эдинне, — небольшим наклоном головы поприветствовал заспанного доктора Заку-Умум. Пожилой мужчина, шаркая сандалиями, подслеповато озирался в поисках графина с водой. Он вышел в комнату, служившую ему приёмной, прямо из спальни в одной белой нижней канди до пят. В услужении у доктора была молодая амтум*, которая его и разбудила, а теперь в поклоне стояла тихонечко у дверей, не смея поднять глаз на дворецкого. — Ила, солнце, выйди-ка. Наши дела не для женских глаз, — ласково обратился к амтум Ур-Лугаль, и девушка с благодарностью попятилась на выход. В её представлении Заку-Умум был настоящей чумой, поэтому, увидев посреди ночи в дверях дворецкого с полуобнажённым торсом и кровоточащими плечами, она чуть не лишилась дара речи. Ему достаточно было молча глянуть на неё, чтобы амтум сорвалась с места и побежала будить своего доброго господина. — И тебе добрый вечер, Кинум Заку-Умум, — тактично поздоровался пожилой мужчина, провожая взглядом амтум. Доктор умело опустил в обращении к дворецкому слово «вардум». Он всегда называл его либо лугалем, что было правдой, либо кинумом, ведь в слове «верный» ничего обидного не было, если не произносить слова «раб». Авиил Ур-Лугаль никогда не заблуждался насчёт статуса Заку-Умума, понимая, что, несмотря на приставку «вардум», такому служителю дворца, как он, — простому доктору, следует склоняться перед Заку-Умумом. Эдинне был стар по меркам Аккада — ему стукнуло девяносто, но при этом пожилой мужчина сохранял ясную голову и пытливый ум, да и внешне он неплохо выглядел, хотя отпущенные на аккадский манер волосы его старили. Из-за серебристой курчавой бороды он походил на древнего мага, хоть и пользовался в работе отнюдь не магией, а новейшими медицинскими разработками. Доктор указал лугалю на кушетку и велел сесть. Заку-Умум послушно опустился на край, поворачиваясь к Эдинне спиной: — Посмотри, что можно там сделать, а то у меня с утра тренировка. Ур-Лугаль достал сканнер и осторожно поднёс к коже дворецкого: — Поссорились с Данн-Ум-Руби? — с участием спросил старик и поцокал. — Не расстраивал бы ты его, Кинум Заку-Умум. В ответ лугаль лишь фыркнул: — Ты пытаешься меня учить, доктор Эдинне? Это что-то новенькое. — Упаси меня Энки давать тебе советы, мой мудрый друг, — примирительно ответил Ур-Лугаль, старательно мотая головой из стороны в сторону. — Ну что там? — нетерпеливо передёрнул плечами дворецкий. — М-да, выглядит не очень, да и по данным сканера тоже, честно-то говоря. А нельзя ли отменить ваш спарринг? Всё-таки в нескольких местах кожа была рассечена основательно. Принц не зря метил в одно и то же место. В противном случае раны были бы не такими глубокими. Заку повернул голову и так глянул на бедного старика через разбитое плечо, что тот сглотнул: — Всего пару царапин… — тихо, но с плохо скрываемой яростью в голосе, процедил дворецкий. — Ты что, не видишь? — Конечно-конечно, Кинум Заку. Пара царапин! Я сейчас вколю клеточную сыворотку для регенерации и надо будет зашить. Следов… мало останется, — доктор деликатно кашлянул. — Нужен покой, и… — Делай уже что-нибудь! — закатил глаза дворецкий. — Я не буду тут торчать всю ночь! — Всенепременно, Кинум Заку, всенепременно, — почтительно поклонился Эдинне и, отходя к боксу с лекарствами, чуть слышно пробормотал себе под нос: — Глупая молодёжь, заняться нечем! — В этой комнате стар только ты! — с раздражением заметил Заку-Умум. — Так что со слухом у меня всё в порядке, Эдинне. Доктор порылся в боксе, затем принёс нужные инструменты и пару шприцов с содержимым сомнительного вида. Осторожно промакивая и очищая вспухшие раны, старик отбрасывал в металлический поддон перепачканные тампоны с антисептиком. Спину дворецкого пришлось зашивать лазерным скальпелем, выставив его в режим скрепления. Доктор быстро проходился по краям сжатой пальцами раны. Едва заметный короткий луч одновременно дезинфицировал и соединял ткани с тихими щелчками, будто по коже бегало статическое электричество. От обезболивающего Заку отказался. Унизительные, досадные, как он их назвал, «царапины» от царской плети, полученные не в бою, а в наказание, уязвляли его самолюбие. Он попал во дворец юным воином, пленённым сыном выдающегося генерала, который почти что стал царём, и спустя добрый десяток лет всё ещё не мог смириться со своим положением. И Бэл это знал прекрасно. Принц всегда знал, куда «бить». — Почти готово, — сообщил старик, выключая скальпель и всаживая ему микроиглу куда-то в район плеча. Мутно-бежевая сыворотка медленно убывала в автоматическом шприце. Следом пошёл второй с антибиотиком. Натягивая рубашку, дворецкий усмехнулся и как бы между прочим заметил: — Как выросла амат Илу — хоть завтра замуж. Да, достопочтенный Ур-Лугаль? Старик замер напротив дворецкого, побледнел и невнятно пробормотал: — Твоя правда, Кинум Заку-Умум. Ещё её мать служила мне, но время никого не щадит… Он суетливо начал складывать свои склянки, пытаясь скрыть дрожь в руках. Дворецкий рассмеялся и фамильярно похлопал Эдинне по плечу, наплевав на всякий этикет: — Да не бойся ты, старик. Я не стану трогать твою амтум, но и ты, — лугаль стал серьёзным, — держи замечания свои при себе. Ты же меня знаешь. Спокойной ночи, достопочтенный! — Спокойной! Да будут легки твои сны, — кивком попрощался с ним доктор и с облегчением выдохнул, когда за дворецким закрылась дверь. — Илу! Выходи. Кинум Заку-Умум ушёл. Девушка робко выглянула из-за занавеси, ведущей во внутренние комнаты, и, удостоверившись, что кроме господина никого больше нет, с поклоном подошла к нему. — Опять с Данн-Ум-Руби чего-то не поделили, а собак спустить не на кого, — посетовал старик, обнимая девушку за талию и по-отечески касаясь губами её щеки. Он был очень привязан к своей юной амат Илу. И отнюдь не как к собственности. — Кинум Вардум — сложный человек, — тихо ответила амтум, пожимая сморщенную старческую руку. — Вернёмся в Аккад, и я дам тебе вольную, — улыбнулся старик, но против всякой логики на лице девушки обозначился страх. — Не гони меня, баал Эдинне, — печально ответила она. — Я что-то не так сделала? Я чем-то виновата перед тобой? Прости презренную. Она попыталась упасть к ногам старика, но тот её удержал, ласково погладив по голове: — Успокойся, девочка. Успокойся… ничего такого. Ничего. Ты прекрасно служишь! Доктор выпустил её из рук и кивнул на разбросанные инструменты, чтобы она прибрала их. Глядя, как молоденькая амтум с поджатыми губами убирается, он думал, что девушка права в своём страхе. Родственников у неё нет. Она совершенно беззащитна. Даже если Эдинне даст ей вольную, то найти надёжного мужа авиила будет сложно, особенно, если Заку-Умум обозлится на старика и решит поиграться с Илу. Вот бы только упросить Владыку Набу-Кудурри-Уцура поспособствовать ему в благом начинании, и после вольной пристроить её в храм! Тогда положение Илу упрочится. Старик всё чаще задумывался о единственно возможном варианте, при котором его амтум будет в безопасности: он может дать ей своё имя. Тогда со временем, когда его не станет, даже Заку-Умум не посмеет приставать к вдове достопочтенного авиила, хорошо известного при дворе доктора Ур-Лугаль-Эдинне. Но для этого нужно сперва вернуться в Аккад…

* * *

Утро Антона началось с громогласного будильника, встроенного в интерактивную панель. Она лежала на кровати в метре от его головы. Парень совершенно не выспался. Ощущение было такое, будто под веки насыпали песка. Жутко хотелось пить. Тут же воспоминания о вчерашнем ужине ворвались цветным калейдоскопом в его тяжёлую голову и заставили покраснеть. Такое поведение было ему несвойственно. — Вот идиот, — пробормотал Эдер, с ужасом понимая, что волочащий его на себе принц ему не приснился. И ещё почему-то вспоминалось теперь со стыдом бесконтрольное желание, охватившее его по отношению к Бэлу, когда аттарийское начало действовать. Антон натянул выделенные ему хлопковые брюки, свою футболку и наспех умылся. Будильник трезвонил не просто так — его установил Энлиль в ответ на просьбу посетить его ежедневную утреннюю тренировку с лугалем. Правда, чем ближе студент подходил к дверям зала, тем больше сомневался в уместности своего там присутствия. Вслед за шуршащим белой одеждой вардумом Ишей, взявшимся его проводить до места, Антон неслышно скользнул внутрь. Сам не понимая, почему робеет, он сделал несколько шагов и остановился. Его появления даже не заметили. Вардум с улыбкой склонился и исчез за спиной Антона, оставив скарца наедине с хозяевами. Раздавался сухой треск ударявшихся друг о друга палок и редкие выкрики, эхом отражавшиеся от стен огромного помещения. Голоса принца и дворецкого Антон сразу же узнал, но вот слова были незнакомы. Видимо, Заку и Бэл были слишком заняты друг другом, и в пылу борьбы не утруждали себя разговорами на всеобщем. Эдер, стараясь особо не шуметь, решил подойти поближе, выставив интерактивную панель в режим фотографии. В тренировочном зале вдоль стен стояли вполне современные тренажёры. Создавалось такое впечатление, что их задвинули туда за ненадобностью, хотя, конечно, это было не так. По центру помещения находилось «поле боя», на котором кружили друг против друга лугаль и принц. На полу белой краской был начерчен огромный круг, внутри которого они сошлись, а рядом стояла стойка с бамбуковыми палками. Множество разбитых в щепки уже валялось за кругом, и Эдер аккуратно переступил несколько штук, чтобы не поскользнуться. Он уселся в позе лотоса в паре метров от круга и принялся щёлкать кадр за кадром. — Ра! — выкрик принца на чужом языке. Антон включил приближение, чтобы снимать крупным планом: покрытые каплями пота напряжённые тела с узлами перекатывающихся мышц, горящие глаза, влажные волосы, прилипшие ко лбу и вискам — застывшая навеки в фотографии пластика хищных зверей. Эдер вообще забыл, где находится, настолько красиво и дико выглядело то, что он видел. И выкрики на аккадском как нельзя лучше подходили к этому нечаянному «представлению». Казалось, он попал на съёмки фильма или в сказку. Ощущение реальности происходящего ускользало. Принц и дворецкий были босиком, с обнажёнными торсами и в чёрных широких штанах, не стесняющих движений. При этом Антон с удивлением отметил, что оба были покрыты отнюдь не «тренировочными» синяками и ссадинами, а у Бэла даже на горле присутствовали пожелтевшие застарелые следы от прошлых «тренировок». Теперь студент понял, почему принцу так нравились последнее время водолазки с высоким горлом, и лишний раз поразился тому, что такое вообще возможно — так бесцеремонно охаживать дубинкой особу царских кровей. Не было похоже, чтобы Заку-Умум сдерживался, гоняя младшего товарища по кругу. Бэл злился, падал, но тем не менее вставал снова и снова, и в какой-то момент Антон понял, что уже Энлиль оттесняет лугаля к краю, а не наоборот. Резкий удар, подсечка, выпад, и дворецкий потерял равновесие. Отлетевший в сторону Заку-Умум прикатился практически к Антону под скрещённые ноги, и в последний момент затормозил себя руками, отшвырнув палку в сторону. По всей вероятности, он старался не выкатиться за линию «ринга». Подняв совершенно шальные, тёмные глаза на Эдера, он почти что счастливо улыбнулся ему и сказал: — О! Авиил-Антон! Приветствую… Как спалось? И тут же одним движением вскочил со спины на ноги и, мягко ступая, пошёл по дуге до стойки с палками, не выпуская принца из виду. Бэл тоже улыбался с маниакальным выражением лица и лишь коротко кивнул Антону, сосредоточив всё своё внимание на противнике. Сейчас укатившийся Заку-Умум интересовал его гораздо больше гостя. Оно и понятно. Лугаль был покрепче и повыше принца, да и опытнее. Зато ярости и упрямства Энлилю было не занимать. Рассекая двумя палками, на манер коротких мечей, воздух, он также двигался вслед за лугалем, повторяя его траекторию, и пристально следил за движениями. Впрочем, выбирая себе новые бамбуковые «мечи», Заку-Умум ни разу не повернулся к Бэлу спиной. Он, наконец, выбрал, что хотел, усмехнулся и крутанул пару раз в воздухе новыми орудиями боя. — Ра! — крикнул принц. — Ну зачем же так невежливо, Данн-Ум-Руби, — медленно приближаясь к принцу, точно большая кошка, проговорил Заку, — у нас же гости. Где твои манеры? — Бей, — перешёл на всеобщий принц, и Заку-Умум рванулся вперёд. Если бы Антон умел рисовать, он бы непременно изобразил монументальное полотно с названием «Битва титанов» или что-то в этом роде, увековечив его на холсте, но увы, таланта к рисованию не имел, и поэтому всё, что ему оставалось, — это нажимать на спуск и заворожённо следить за аккадцами. Удар за ударом обрушивались на принца, и тот, казалось, еле успевал ставить блоки и уворачиваться. Это продолжалось около минуты, но для Антона время растягивалось в вечность. В какой-то момент бамбук с сухим треском несколько раз достал Бэла, и он отшатнулся, зажимая рукой рассечённую бровь. — Нергал тебя дери! — зашипел Бэл, смахивая капавшую кровь. — Только не лицо! Заку-Умум издевательски усмехнулся и подкинул в воздух палки, которые, перевернувшись, послушно упали обратно в подставленные ладони. — О, Энки, только не моё прекрасное лицо! — передразнил он принца противным голосочком. — Не забудь сказать своим врагам, что шрамы не подходят к пурпурной бахроме! ** Глаза Бэла опасно сузились. Видно было, как он сдерживает рвущийся наружу гнев, усилием воли переплавляя его в холодную, точно сталь, управляемую боевую ярость. — Ладно, — неестественно мягко ответил Энлиль и, сменив стойку, начал раскручивать перед собой одну из палок, точно она была гибкой цепью. Впечатление тем больше усиливалось, чем быстрее её раскручивал принц. — Ра! — выкрикнул Бэл, и лугаль сорвался с места, нападая. Но вместо того, чтобы встретить его выпад очередным блоком, Энлиль пригнулся и поднырнул под занесённую руку. Сильнейший удар в верхнюю часть спины вырвал из Заку-Умума глухой вскрик. Он быстро отпрыгнул в сторону, разворачиваясь лицом к противнику, но поморщился от боли. Бэл выглядел жутковато: криво улыбаясь, со стекающей по щеке через глаз кровью, он больше напоминал демона, а не человека из плоти и крови. Антон уже забыл о том, что фотографировал, и, как загипнотизированный, следил за схваткой. Дворецкий встряхнулся и с хрустом размял шею, потянувшись головой сначала к одному, а затем к другому плечу. Сделав несколько круговых движений лопатками, Заку встал в боевую стойку. На сей раз принц атаковал молча. Заку был более опытным воином, а Бэл более юрким и мастерски уворачивался от тяжёлых ударов, от которых бамбук точно бы разлетелся в щепки, попади он в цель. Один из обманных манёвров Бэл не сразу разгадал и еле успел поставить блок. Мощный удар Кинум-Вардума пробил непродуманную защиту под испуганный возглас Антона, который не привык к такому жёсткому зрелищу. Гладкий бамбук, соскользнув с выставленной вперёд палки, с характерным треском попал принцу лишь на пару сантиметров выше виска, и Бэл, теряя равновесие и встряхивая головой, точно отравленная лошадь, на подгибающихся ногах отступил в сторону. Но дворецкий даже и не думал останавливаться. Он отбросил в сторону один испорченный «меч» и шагнул следом за принцем. Эдер поймал себя на том, что вскочил на ноги, не в силах оставаться безучастным — его, воспитанного в гуманистических традициях Содружества, открывшаяся картина испугала. — Сдавайся, пока можешь, — почти пропел Заку-Умум. — Не смей жалеть меня! — процедил сквозь зубы Бэл, вставая на исходную. — И в мыслях не было… — хмыкнул лугаль. Но тут качавшийся и, казалось, из последних сил стоявший на ногах Энлиль кинулся на пол и в подкате сбил отвлёкшегося Заку. Дворецкий перекувыркнулся и, точно кошка, упал «на четыре лапы», но секунды были упущены, и вновь оказавшийся у него за спиной принц несколькими короткими ударами попал ему туда же, куда и прежде — в район лопаток. Заку-Умум хрипло закашлялся и завалился на бок, потеряв ориентацию в пространстве. Бэл ладонью стёр заливающую глаз кровь, шагнул к лугалю и пихнул его ногой, чтобы он не смог встать. Дальше Антон как в замедленной съёмке наблюдал, как Заку на четвереньках пытается подняться, а Энлиль снова и снова ударяет его, вышибая из лёгких последний воздух. Когда дворецкий уже начал хрипеть, Эдер не выдержал и, совершенно не думая, что делает, подскочил к принцу и вцепился в занесённую для очередного удара руку. —Бэл!!! Бэл! Хватит!!! Резкий тычок в область пресса откинул его метра на два, и Антон увидел искажённое гневом лицо принца. Это длилось всего лишь долю секунды. Он даже не почувствовал боли, приземлившись на спину, настолько сильным был шок от удара. Но удивительнее всего было то, что от тигриного, яростного взгляда Бэла Эдера точно током прошибло. — Нергал тебя дери! — выругался принц, с беспокойством глядя на него. Он отмахнулся от чужака на автомате, среагировав прежде, чем понял, кто его схватил за руку. — Авиил-Антон, ты как? Парень приподнялся на локтях, фокусируясь на принце. У ног Энлиля, получив передышку, Заку-Умум наконец перекатился с живота на бок. — Всё нормально, — махнул рукой Эдер, и в этот момент дворецкий дёрнул Бэла за ноги, роняя на пол. Тяжёлый хук справа припечатал голову Бэла к полу, и дворецкий уселся на него верхом, зажав точно в тисках. — Заку!!! — сказать, что Антон был удивлён, ничего не сказать, настолько подлым было нападение. — Вот тебе урок первый, мальчик, — глядя чёрными как ночь глазами на Бэла, обратился Заку к Антону, — если видишь скорпиона, дави его сразу! Не жди, когда он тебя ужалит! — Слезь с меня, — прохрипел Энлиль. — Сдаёшься, Данн-Ум-Руби? — тряхнув его как следует и приложив затылком о деревянный пол, поинтересовался дворецкий. — Да пошёл ты к Нергалу! — плюнув в истерично посмеивающегося Заку-Умума кровью, рыкнул Бэл. Дворецкий попытался увернуться, и плевок прилетел ему на грудь. — Гляди-ка. А вот и яд… — поддел его Заку-Умум. На самом деле, он хоть и удерживал принца на полу, было заметно, что это даётся мужчине с трудом. Руки у него дрожали от перенапряжения, и пот струился со лба. Только сейчас Антон заметил аккуратные оранжевые полосы на плечах Кинум-Вардума, как после медицинского лазера, и понял, почему принц метил исключительно туда для большего эффекта. Бэл знал, где у Заку-Умума недавняя травма, и аналогия с жалящим скорпионом была подходящей. — Я согласен на ничью, как тебе такое предложение? — прошипел из-под Заку принц, не прекращая попыток скинуть противника с себя. — Или ты ждёшь, когда я тебе хребет на хрен сломаю?! Лугаль рассмеялся, покачал головой и выпустил Бэла из захвата. Тот встал, отряхиваясь и утирая кровь с лица, бормоча себе под нос какие-то проклятия на аккадском. Несколько коротких выкриков Заку-Умума на чужом языке, и в зал вбежали два вардума с влажными полотенцами и водой в бутылках. Бэл откупорил одну и жадными глотками выпил до половины, а оставшуюся часть вылил себе на голову, чтобы смыть последствия «тренировки». Антон отмер и нажал на спуск интерактивной панели, сделав несколько удачных кадров с разлетающимися каплями. Заку стоял поодаль, скруглив спину и растирая её влажным полотенцем, при этом плотно сжав бледные губы. Дворецкому было больно, хоть он и старался этого не показывать. Антон бы ни за что не угадал, кому из них досталось больше. И тут, поймав на себе растерянный взгляд чужака, Заку-Умум улыбнулся краешком губ и незаметно для окружающих подмигнул ему. От этого незамысловатого жеста Антон вздрогнул. Один из вардумов подошёл к Заку и теперь распылял ему на спину обезболивающее. Подобные спреи применяли для спортсменов во время соревнований, и как это выглядит вблизи, Эдер видел впервые. — Ну, а ты, — почти над ухом раздался голос Бэла, и на сей раз Антон всё-таки дёрнулся. Бровь принцу уже залепили, и кровь с лица он вытер, — сам не хочешь попробовать? Нервы у студента были и так натянуты от увиденного, поэтому он был рад, что всё закончилось: — О, нет-нет! Что ты, Бэл, — Эдер всплеснул руками, — я совершенно ничего не умею. — Так уж и ничего? — Сам видишь, отлетаю в сторону от одного удара, — неловко улыбнулся Антон: — Я как-то больше специализируюсь на уличных драках, если таковые случаются. Подготовка вашего уровня мне и не снилась. — Как же ты тогда поддерживаешь своё тело в таком состоянии? — подошедший Заку-Умум хлопнул его по плечу, отчего Антона качнуло вперёд, и с интересом разглядывал чужака, ожидая ответа на свой вопрос. Он знал, что без своих горячо любимых бесформенных курток и толстовок юноша выглядит совершенно иначе, и для этого недостаточно быть всего лишь умным пай-мальчиком. — Ребята, — Антон никак не мог понять, издеваются они или на полном серьёзе, — вы что, ничего не слышали о комплексах физических упражнений? Это, знаете, когда не надо никого избивать… — А ты покажи нам. Вот мы и скажем: видели или нет, — присоединился к дворецкому Бэл, также с любопытством уставившись на Антона. Эти двое стояли рядом друг с другом, побитые, все в ссадинах и синяках, как ни в чём не бывало, точно не они тут пару минут назад чуть ли не горло друг другу грызли. — Я — простой человек, — пожал плечами Эдер, стягивая майку, — ничего сверхъестественного от меня не ждите. Он отошёл на пару шагов от своих «зрителей» и опустился на пол, упёршись в него ладонями. Сначала Антон перенёс вес вперёд, на согнутые в локтях руки, и начал приподнимать ноги, почти упираясь лбом в пол. Затем медленно распрямил колени, прогнувшись и расположив корпус в воздухе параллельно полу. Повисев так какое-то время, он начал прогибаться сильнее и поднимать ноги все выше, пока они не оказались у него над головой. Бэл приподнял бровь, а Заку-Умум хмыкнул. Изменив положение ладоней, Антон стал медленно распрямлять руки, вставая в вертикальную стойку на руках. Он не видел, как принц откровенно пожирает его глазами, пока никто не замечает, и как Заку прищурился, глядя на то, что чужак делает. Достигнув необходимого равновесия, юноша оторвал левую руку от пола, оставшись «стоять» всего лишь на одной руке, отведя вторую в сторону. Медленно опустив выпрямленные ноги вбок, Антон выгнулся и остался балансировать в такой позе, застыв на полминуты, точно статуя. Бэл судорожно сглотнул. Это было красиво и сложно. Вены на жилистом худощавом теле вздулись от напряжения, оплетая канаты мышц. Развитая мускулатура проступала под кожей. Появившийся пот совсем немного заставлял поблёскивать тело чужака, казавшееся от этого ещё более рельефным. Антон напоминал сейчас произведение искусства: живую скульптуру, танцора, застывшего в наиболее драматический момент, захваченный в ракурс. Некстати как-то принцу полезли в голову мысли о том, как бы чужак сейчас смотрелся обнажённым и натёртым маслом. Эдер поменял руку, поднял ноги вертикально вверх, а затем развёл в стороны в шпагате, и Бэл закашлялся. Заку-Умум понял, что произошло, и услужливо ткнул его в бок скрученным полотенцем. Энлиль с благодарностью принял его, закрываясь спереди, чтобы утаить от Антоновых глаз свой откровенный стояк. Такого завершения сегодняшнего утра принц не ожидал. — В общем, как-то так, — переворачиваясь с головы обратно на ноги, смущённо пробормотал Эдер. Принц почему-то закусил губу и сосредоточенно искал что-то глазами в стороне. Может, очередную бутылку с водой? А вот Заку, наоборот, сверлил его тяжёлым взглядом, от которого становилось душно. Лугалю про себя пришлось признать, что раскрасневшийся и растрёпанный чужак, на чьём бледном лице красиво проступал румянец после физической нагрузки, выглядел… неплохо, а для Бэла, который грезил им, увидеть такое гибкое и крепкое тело было равносильно удару ниже пояса. — Мы сейчас придём, — почему-то вдруг сообщил Энлиль севшим голосом, — а ты иди, Авиил-Антон. Завтрак подали в большом зале. Тебя проводят. Скоро выезжать, и нам ещё переодеться надо. В общем, не жди… — Ээ… Ну хорошо. Заку-Умум практически подтолкнул его к одному из вардумов, который, склонившись, предлагал следовать за ним. Антон в недоумении вышел следом за провожатым, и тот уверенным шагом повёл его в большой зал для приёмов. Стоявший там длинный стол, точно из средневекового замка, действительно уже был накрыт. Принц с Заку всё не спешили появляться, и от безделья Антон торчал в сети через свою панель, попивая кофе. Зачитавшись, он не сразу заметил вошедшего Заку-Умума. Дворецкий был после душа, с зачёсанными волосами, одетый в привычную рубашку и простые брюки, в которых обычно выезжал в город. — Доволен собой? — ехидно спросил он, падая на место рядом с Антоном, хотя в его распоряжении был сервированный на целую роту «километровый» стол. — О чём ты? — нахмурился Эдер, вечно ожидавший от него подвоха. — Да вот я всё думал, пойти мне подрочить на тебя до завтрака или после… Антон поперхнулся и чуть не облился кофе. Юноша с неприязнью глянул на ухмыляющегося дворецкого. Лугаль похоже окончательно растерял всякое уважение к нему. — Зак, что-то я тебя никак не пойму… — Он не должен тебя касаться! — резко отрезал лугаль. — Только не делай вид, Авиил-Антон, будто ты не знаешь, насколько нравишься Бэл-Уцуру! Юноша хмыкнул и осторожно поставил чашку на стол. Уже хоть что-то, а не угрозы и вечные разговоры вокруг да около. — Даже если ты прав, Зак… Даже если и нравлюсь… То какое твоё собачье дело?! — тихо спросил Антон. — Собачье дело? — мужчина взял с тарелки Эдера хрустящую булку и ополовинил её, распространяя вокруг аромат свежеиспечённого ячменного хлеба. — Видишь ли, я знаю, о чём говорю. У меня нет ни малейшего желания потом, когда всё зайдёт слишком далеко, марать о тебя руки. Я просто предупреждаю… Антон холодно улыбнулся и покачал головой: — Ты бы уж определился, Зак. То ты развлечься со мной хочешь «после принца», запугиваешь меня, то хочешь дать мне всё то, чего не даст Бэл. Я даже уже запутался в твоих предложениях и угрозах. Прям не знаю, из чего выбирать! В ответ лугаль, совершенно не смущаясь Эдера, отхватил ещё кусок булки и развёл руками: — Ну, если ты по-хорошему не понимаешь и продолжаешь вертеть у Бэл-Энлиля под носом своей крепкой попкой, — Заку окинул его сальным взглядом, — то мне только и остаётся, что пускать в ход хитрость. Это такой тактический ход. — И когда же ты лжёшь, Зак? — подперев подбородок кулаком, поинтересовался Антон, без малейшего страха разглядывая мужчину, жевавшего его порцию ячменного хлеба. — Да я уже и сам не знаю, — сальная улыбочка не сходила с губ аккадца, — но шпагат сегодня был просто отличный! Антон задохнулся от возмущения, когда дворецкий, вставая из-за стола, ущипнул его за зад, точно девицу. В дверях Заку повернулся и снова подмигнул ему, и Эдер почувствовал, что пошёл пятнами. Чёртов аккадец заставил его смутиться! Ничего не изменилось — Заку, как и прежде, не терял надежды прижать его где-нибудь в тёмном углу. Антон подумал, что глупо было сегодня так выпендриваться. Можно же отжаться пару раз и сказать, что на этом возможности его организма заканчиваются, а он зачем-то начал красоваться перед принцем и лугалем. Неужели Эдер почувствовал себя настолько убого, глядя на то, как красиво они сражаются, что ему захотелось выставиться напоказ? Честно говоря, Антон слегка осоловел от зрелища, которому стал свидетелем. Он догадывался, что и без его присутствия в зале тренировки этих двух психов проходили ничуть не мягче. Глядя на такого Бэла, Эдеру ударило в голову, и он, сам того не понимая, захотел ему понравиться, показать, что он тоже что-то из себя представляет. А ещё в этой ярости, с которой принц с лугалем наскакивали друг на друга, было что-то такое, из-за чего у Антона сбивалось дыхание, что-то страстное, почти интимное. Против всякой логики, он даже завидовал дворецкому — ведь принц совершенно точно не был к нему равнодушен. Во всех его движениях сквозило какое-то вымученное, надломленное чувство, будто он силился вытряхнуть из Заку в ответ то, что никак не удаётся получить обычным путём. Теперь Антон сам себя ругал за несдержанность и ребячество. Лезть между ними двумя глупо. И глупо, что он не сразу заметил эту странную связь, ведь обычно он более проницательный. В некоторых вопросах больше нельзя врать самому себе! Что он тут делает — на вилле? Настолько ли сильно ему нужно было жильё, чтобы соглашаться переезжать? Алек ведь его не выгонял и говорил, что он может жить у него столько, сколько потребуется. Действительно, квартира админа далеко, и добираться до Академии было крайне неудобно, но неужели только в этом дело? — Работа и учёба, — точно заклинание проговорил вслух юноша, утвердительно кивнув самому себе. «Работа и учёба» — его извечная мантра, его «религия». Слишком много лишних мыслей, которые не ведут ни к чему, сейчас роилось в его голове, и от них надо избавляться. Нужно сосредоточиться лишь на том, что имеет значение — деньги, как средство к существованию, и учёба, как вклад в свою дальнейшую жизнь. Всё остальное лишь отдаляет его от цели — стать самостоятельным, успешным и, главное, обеспеченным человеком, который ни от кого не зависит. Буйство гормонов лишь вносит сумятицу. Эти игры не для него. Он вполне в состоянии оставаться на той грани дружбы, на которой находится сейчас, и не переступать за неё, чтобы не усложнять ситуацию. А уж если ему так неймётся, то стоит завести себе кого-нибудь попроще. Энлиль завтракать так и не явился, зато, когда Антона пригласили к выходу, куда подали машину, оказалось, что на заднем сиденье уже расположился невозмутимый, идеальный во всех отношениях Бэл. Он что-то читал на планшете и, вежливо улыбнувшись влезшему в салон чужаку, продолжил чтение. Водитель плавно тронул машину с места. Было непривычно ехать вот так вместе с Бэлом в огромном автомобиле с личным водителем, больше напоминавшем бронированный автобус. — Руки болят, — точно прочитав его мысли, сообщил Энлиль. Он задрал рукав бежевого пиджака и расстегнул пуговицу манжета рубашки. Запястья были лилово-синими от полученных ударов и ужасали своим видом, — иначе я бы сам вёл. Поехали бы с тобой, Авиил-Антон, на моём красном спорткаре, а не на этом драндулете. Принц с презрением мотнул подбородком, указывая на салон. Эдер ничего не сказал. Драндулетом принц обозвал машину премиум-класса, стоившую как вертолёт. В противоположном конце сидел Заку-Умум, глядя в окно и не обращая на них внимания. Он вальяжно развалился на мягком широком сиденье и чуть ли не зевал от скуки. — И Кинум Вардум тоже изрядно помят, — ткнул в его сторону пальцем принц, — иначе бы вёл он. — А зачем он здесь тогда? — не удержался от вопроса Эдер, и лугаль повернул голову, окинув Антона таким взглядом, каким обычно смотрят на глупых таракашек. — Его задача меня охранять, — пожал плечами принц. — Он мне заменяет с десяток телохранителей. Лучший воин Аккада! Только почему-то весь избитый, — вернул шпильку Бэл, глядя, как Заку вновь отворачивается к окну. — Правда, в Нью-Амстере в этом нет никакой необходимости. Здесь у вас, — Бэл неопределённо покрутил рукой в воздухе, — парник. — Парник? — недоумевая, переспросил Антон. — Оранжерея?.. — уже менее уверенно предположил Бэл, и Эдер прыснул со смеху. — Может, ты хочешь сказать — «тепличные условия»? Бэл прищурился и гордо сообщил чужаку: — Нечего ловить меня на таких мелочах! Я, между прочим, на твоём примитивном языке разговариваю, а не ты на моём! Вот когда ты заговоришь по-аккадски, тогда и посмотрим, кто из нас смешон! Но обиженная и хвастливая тирада Энлиля только подлила масла в огонь, и Эдер аж разыкался от внезапно нахлынувшей «радости». Сейчас принц напоминал нахохлившегося воробья, а вовсе не хищника из утреннего зала для тренировок, отчего выглядел до неприличия наивно, молодо и мило. ______________________ Сноски и примечания: *Амтум или амат — пер. аккад. amtum (amat) служанка, рабыня. Если термин вардум или варад относится к мужчине невольнику, то амтум или амат — к женщине. ** Канди с бахромой — в Древнем Вавилоне и Ассирии правители носили длинное канди почти до ступней, тогда как у простолюдина оно не захватывало колен. Гостевые рубашки, которые выдают Антону, относятся как раз ко второму типу, как и одежда вардумов на вилле. Заку-Умум, когда щеголяет в подобной рубашке, всё же одевает богато украшенный пояс, который по идее могут носить только знатные и свободные люди (авиилы). Канди придворных обшивалось снизу пурпурной бахромой, которой не было на канди простолюдинов. Чем шире была бахрома, тем выше по статусу её обладатель. Костюм ассирийского владыки был богатым — только он имел право носить несколько одежд. Поверх длинного канди из белой тонкой ткани из шерсти непорочных ягнят особой породы надевался узкий плащ — конас. Спереди конас был закруглён, сзади — прямой, по краям обшит широкой пурпурной бахромой. Весь плащ был вышит и украшен шнурами, кистями и золотыми чеканными пластинами в виде солнца, луны и звёзд. Царский головной убор ассирийцев — кидарис — из белого тонкого войлока с золотыми розетками-солнцами вверху оканчивался шишаком из золота, низ был обвязан белой лентой, с эмалью, драгоценными камнями и бахромой на концах. Так что, когда Заку-Умум говорит о бахроме, он намекает на то, что напавший враг не посмотрит на высокое происхождение принца, ежели задумает его убить.