Нефилимы

Виктор всегда чувствовал в себе одиночество, словно он никому не нужен, поэтому ему было важно цепляться за кого-нибудь, поэтому он всегда старался быть милым и добрым со всеми. Когда погибли его родители, ему не было так больно, как, например, Георгию или Миле с Аней. Их родители участвовали в одной операции против высшего демона. Виктору было стыдно, что он не страдал от их смерти, ведь они считались достаточно известными сумеречными охотниками, но родители они были так себе… Никифорову казалось, что, когда он научился ходить и быть достаточно самостоятельным, чтобы заботиться о себе самому, мама с папой и вовсе перестали его замечать, для них работа стояла на первом месте. Высшая цель нефилимов — избавить мир от демонов… Зачем же тратить драгоценное время на пустые разговоры с ребенком или просто времяпровождение? Жив, здоров и славу богу, ни больше, ни меньше. Виктор жил в Идрисе до пятнадцати лет, пока были живы мама с папой. Он задавался вопросом: всегда ли родителям было все равно на него? Кого они любили больше его или работу сумеречных охотников? И одинаково ли отвечали на этот вопрос оба родители? Как считал Виктор, возможно, на самую капельку мама любила его больше работы. Эта маленькая капелька хоть немного согревало его в юности, когда Виктор и вовсе перестал видеть родителей часто. С пяти лет они брали его с собой на задания, в более опасных случаях мама или папа оставались с ним дома по очереди или посменно, так как семейство Никифоровых состояло только из троих человек: мама, папа и сам Витя, то оставлять ребенка было не с кем, даже нанимать сиделку и подкидывать, как кукушки, к другим — не вариант. Это позже Виктор Никифоров — супер няшка, но в детстве он был той еще капризулькой и не хотел расставаться со своими мамочкой и папочкой, к тому же, маленький Витя просто боялся остальных, потому что один раз родители все же оставили его одного дома. В тот день к ним в дом постучался незнакомец. И как думаете, кто открыл ему дверь? Правильно, маленький Витя, которому, видите ли, было скучно и который пропустил мимо ушей наставления о том, что незнакомым людям дверь нельзя открывать. Это оказался мелкий демон, перевоплотившейся в человека. Виктор не помнил, как смог его одолеть в столь юном возрасте, но зато четко припоминал тот страх. Никого не было рядом, никто не мог помочь ему, кроме него самого… В тот день он первый раз убил, спустя время Виктор не может вспомнить, как ему это удалось, но зато помнит тот клинок, который забыл дома папа (он всегда был рассеянным, за что получал нагоняй от мамы Виктора) и помнит, каким его нашли родители: испуганного, всего в слезах, забившегося в угол подальше от мертвого тела того существа. Виктор даже не помнит, какого тогда он возраста был, но помнит, как отец восхитился им: — Надо же… Он убил своего первого демона, какой молодец! Мама врезала отцу за эти слова и сказала, что они больше не оставят Витю одного. Ну, вы поняли, кто был главой в семье Никифоровых. В самые грустные дни Виктор вспоминал, как за него испугалась мама, это хоть немного согревало его сердце от одиночества. Но один этот случай не избавит от других. Став старше, Виктор понял, что, хныкая и капризничая, ни за что не добьется признания и теплоты от родителей, поэтому в девять он уступил им (несмотря на случай проникновения демона, его все-таки как-то хотели оставить одного, усилив защиту дома, но он заревел, сказав, что ему страшно). Дальше в десять лет ему нанесли его первые руны, и он начал обучаться с другими детьми в Академии Сумеречных охотников и стал более раскрепощённым. Кроме того, Виктор понял, что ему необязательно ощущать одиночество рядом с родителям, ведь он не может быть один, если у него будут друзья, причем Виктор хотел, чтобы его окружало, как можно больше людей. Таким образом, он стал супер няшкой-милашкой! Тем более ему это позволяла его внешность. Он даже начал отращивать волосы, так как считал их привлекательными. Но, к большому сожалению Никифорова младшего, Академию сумеречных охотников закрыли на второй год его обучения по непонятным причинам. Но он не унывал и часто бывал в городе Аликанте, знакомился со многими известными семьями, дружил с их детьми, заводил много знакомств. В общем, был такой супер няшкой и обаяшкой, что окружил вокруг себя большую цепочку знакомых. Он считал их друзьями до определенного времени, пока родители Виктора не погибли. Конечно, траур был еще тот, ему сочувствовали, а сам Виктор мучился угрызениями совести, почему ему не так больно от их смерти. Разумеется, он любил их, как они его, но по-другому, не так ласково, не так тепло, как ему хотелось. Но вернемся к друзьям, которым таковыми особо и не являлись: большинство из них просто пользовались связями Никифорова и просили его о помощи. Он, конечно, не отказывал. А они также помогали ему взамен. Но чем-то особенным это не считалось, словно какая-то выгодная сделка для обоих сторон. Им было все равно на Виктора, а ему — на них. Поэтому Виктор ощущал это одиночество, будто он никого не волнует, а необходим только тогда, когда нужна помощь. Возможно, отправившись в Институт Москвы, он почувствовал себя своим. Семья Никифоровых, как вы уже поняли, была русской. Родители Вити дома в основном и говорили на русском языке. Это, кстати, немного и усложнило общения Виктора со сверстниками в его детстве (хотя он и не пытался с ними сдружиться), но потом, когда ему нанесли его первую руну, он углубленно стал изучать английский язык, хотя и использовал руну языков, но спустя время выучился английскому и может свободно разговаривать и сам. Как раз могучий русский язык и послужил тому, что Витя почувствовал себя своим в институте, тем более в России он вообще не бывал никогда, только книжки читал и слушал русские радиостанции. Вообще отправиться в Институт Москвы ему предложил Яков Фельцман, за что отдельное ему спасибо, потому что Виктор сошел бы с ума от одиночества, не имея дома. Хоть и родители не проводили с ним время и не вели долгие разговоры, но они хотя бы жили под одной крышей, иногда все же моментами сухо интересуясь о сыне, но эти моменты были так редки… Одним днем Виктор провел почти ночь с друзьями-нефилимами, причем он тогда хорошо бахнул ликера (нет-нет, Витя не алкаш, просто подросток-шалапай, который впервые решил попробовать алкоголь). Он тогда впервые переспал с девчонкой, что вспоминать не особо ему хочется, это же все-таки первый раз (как говорится, первый блин комом). И вот он пришел домой, улегся на диване, думая о том, что родители, если бы не спали сейчас, цыкнули на его выходку, сказали, мол, не хорошо и ушли бы восвояси, чтобы чистить клинки от ихора. Так он и заснул, а проснулся с ужасной головной болью. Сперва, он попросил, крикнув, надеюсь, что его услышат, принести воды с таблеточкой. Но ответа, что собственно Виктор и вполне ожидал, не последовало. Тогда он сам пошел на кухню, дабы удовлетворить свои нужды: нашел аспирин, выпил его с водичкой. Далее он все-таки поинтересовался дома ли его родители: — Мам? Пап? Ответа не было. Значит, на работе. А после его взгляд пал на стол, около которого стоял похоронный венок, присланный родственниками из России. Они умерли. Виктор, как ты мог забыть? Он истерически засмеялся от своей глупости. Они умерли. И ты этого даже не заметил… Щеки горели от стыда, а глаза щипало от слез. И смех перерос в рыданья. Они погибли так, как хотели. Смертью храброй, достойной сумеречных охотников. Может, тогда Виктор и понял, что все-таки в какой-то степени он не был одинок. Он впервые зарыдал после их смерти, оплакал, так сказать, побыл в депрессии несколько дней, просто ничего не делая, питаясь старыми запасами, а затем, когда Виктор более менее встал на ноги, Яков пригласил его в институт Москвы. Общение и знакомство с Георгием, Милой и Аней далось легко. А под руководством тренировок и занятий Лилии Барановской тоже было замечательно. Она заботилась о них и долго не выпускала из института для сражений с демонами и боролась совместно с Николаем Плисецким, хотя тот уже и был не особо молод, также иногда помогал Яков, у которого, как вышло, был роман, да что там, свадьба с Лилией. Правда, со временем они и вовсе рассорились и развелись, кажется. Зато у Виктора впервые появились трудности в общении: не легко подружиться с Юрием Плисецким. А то и вовсе они и до сих пор не подружились, как кажется со стороны. Но это не так. Виктор наоборот больше всего понимал Юрия и даже видел в нем себя… Такой же агрессивный мальчишка, который на самом деле боится других людей. Только Юрий боялся их из-за насмешек по отношению к нему, а не потому был маленьким одиноким мальчиком, как Виктор, который со взрослением подавил в себе этот страх или просто спрятал, не задумываясь об этом. Многие знакомые Плисецких или даже простые сумеречные охотники, лишь взглянув на Юрия, считали, что Юра — подменыш. А теперь объясним, кто такой подменыш. Фейри — коварные и хитрые существа, которые хотят сделать свой род процветающим, поэтому они крадут чужих детей сумеречных охотников, а к семьям подкладывают своих слабых детенышей. Зачем, спрашивается, им чужие дети, не лучше ли родить еще одного? Ну, зачем тратить время? Можно же спиздить чужого и придать ему вид фейри (так и остается загадкой, каким образом ребенок-нефилим со временем своего взросления превращается в фейри). Поводом для утверждения того, что Юра — подменыш, может служить только его внешность. Он слишком миленький. Ну, честное слово. Тем более он худой, слабенький, хиленький для сумеречного охотника. Но внешность правда милая: бледная кожа, светлые волосы, сине-зеленые глаза. Он так и сквозил изяществом. Поэтому в детстве его часто называли Русской феей, что самому Юре сильно не нравилось, потому что его вообще не ставили в счет, не считали сумеречным охотником, воином, что должен убивать демонов! Но, знаете ли, есть такое выражение: не суди книгу по обложке. Юрий Плисецкий оказался тем еще перчиком. Первая с их Виктором встреча прошла крайне неудачно, потому что уж слишком Никифоров хотел подружиться и уж не знал о подробностях слабостей Юры, поэтому и сморозил глупость, сказав, что Юра — очень милый мальчик, за что получил ногой в коленку. Никифоров до сих пор смеется, вспоминая это, как он присел, чтобы быть на одном уровне с семилетнем Плисецким и улыбнулся, сказав эти слова, а он как возьмет и даст с размаху в коленку, что аж искры из глаз полетят. Все успокоились насчет тревог того, что Юра — подменыш, когда ему исполнилось десять лет и он получил свои первые руны, причем не так болезненно, как все боялись из-за всех этих слухов. Ибо если бы Юра оказался фейри, то вряд ли он бы с легкостью перенес нанесение рун. Хотя Виктор сомневался… Если нефилим, попав к фейри, становился ими, то почему и не наоборот? Слабый фейри стал нефилимом? Никифоров задумывался об этом, но вслух эти мысли не озвучивал. Но, несмотря на то, что Юрий стал полноценным сумеречным охотником, у него все равно не получалось общаться с людьми, и с Виктором в том числе. Хотя сам Никифоров привязался к мальчишке и без «хорошего общения», подкалывая Плисецкого; ему нравилось видеть его раздраженное личико, это лучше, чем просто грустное. Насколько Виктор знал, то у Юры друзей не было, разве что из института и несколько знакомых из семей друзей родителей, но с ними он не был уж так близок и общался сухо. Но Виктор-купидон быстренько это дело подправил, хоть и не намеренно это сделал. Когда Виктор стал старше и ему уже давно разрешалось покидать институт с целью патрулирования и выслеживания демонов, то он встретил мальчика лет так пятнадцати с рожками, которые тот прятал под шляпой. Бедный мальчик… Один из его родителей точно был демоном, а другой тут же бросил при рождении, увидев его «уродства». Он смог выжить только благодаря одному очень старому нефилиму, который приютил его из жалости, да и тот скончался, когда мальчику исполнилось тринадцать. И он бедняжка как-то умудрился выжить в суровой России, да еще и в столице. Ему было пятнадцать, когда Виктор с ним познакомился. Отабек Алтын, не повезло же тебе. Виктор привел его в институт, потому что пятнадцатилетний маг мог раскрыть сумеречный мир примитивным из-за своей неопытности… Хотя старый нефилим и поведал ему некоторые факты, но юноша же был магом, мало ли кто, мало ли какое на него могли оказать влияние. Пока Никифоров объяснял ситуацию главе института Николаю Плисецкому, Отабек и Юра успели каким-то образом подружиться. М-да, а вот Виктор получил в первый день пинок в коленку. В итоге решили отправить Отабека на попечение к магу, что обычно помогал московскому институту; тот, конечно, был не особо в восторге, но все же не мог бросить своего товарища, то бишь мага. К тому же, это наоборот оказало ему услугу, потому что, научившись магии, Отабек мог помогать институту, что избавляло от забот другого мага, тем более Алтыну это было нужнее, так как этим он зарабатывал себе свой начальный капитал, а потом уже стал работать и на других. Но тянуло юного мага к московскому институту наверняка из-за Юрки. Они все-таки подружились, потом влюбились, когда Юре было шестнадцать, а Отабеку — восемнадцать. Ох уж эта любовь! Самое веселое для Виктора было проводить курс для неопытных девственников и объяснять, как это делается у парней. Оба, Юра и Отабек, так смущались и краснели, от чего Никифоров получал такое удовольствие, издеваясь над ними, еще и хихикал. Веселое было время! Виктор даже завидовал им. Такая чистая и невинная любовь, а у него… Тупо секс, да что там просто трах, после чего его бросали, или он — их. Никифоров, конечно, не вел беспорядочный образ жизни, то бишь не спал со всеми подряд каждый день… Хотя по настроению… Когда чересчур грустно становилось. Но он точно сказать, что ни СПИДа или ВИЧ у него нет, во-первых, предохраняется, во-вторых, проверяется каждый год (просто по этому поводу ему мозги промыли, а именно Лилия Барановская, когда стала замечать, что Виктор приходит часто под утро). Но ему нужно было хоть как-то порой заглушить свое одиночество развлечениями: дискотеками, на которых он зависал и знакомился и с парнями, и с девушками (но с парнями чаще), сексом или хотя бы простыми поцелуйчиками с обнимашками. Но все чаще ему начинало казаться, будто бы он никогда не найдет человека, который будет близок к нему, в которого он влюбится по-настоящему, а главное — ответно. Любовь такая странная, к кому-то приходит в столь юном возрасте, а кто-то не может найти ее в свои двадцать семь лет… Просто не везет, как и всегда. Может, в любви и не так повезло, зато, возможно, в дружбе хоть немного, ну и с собакой. Маккачин — такой няшка! Фраза Плисецкого, сказанная в последнее мгновение, о том, чтобы они берегли себя… А затем Юра отказался заботиться о Маккачине, если с Виктором что-то случится, ссылаясь на то, чтобы он сам возвращался. Это не могло не тронуть одинокое сердечко Виктора Никифорова. Все-таки он был кому-то дорог, а это уже ужасно радовало.

***

На Аликанте нападали целые толпы демонов. И зрелище это было ужасающим для всех жителей. Нефилимов было гораздо меньше. М-да, удивительно, что Конклав просто не сдался Валентину, как понял из рассказов своих знакомых Виктор, Валентин предлагал и такое: просто сдаться и начать воевать против Нижнего мира. Но храбрая Кларисса Фэрчайлд, рыжая мадама лет шестнадцати-восемнадцати (Виктор — прямо старикан по сравнению с ней), уговорила Конклав сражаться против Валентина. К тому же, рыжая мадама придумала специальную руну — руну альянса, которую можно нанести и на нежить. Она может объединить способности нежити и нефилима в бою. Блин, до чего талантливая рыжая мадама. Есть в ситуации, которая включает в себя рыжую мадаму, и престранный парадокс: Кларисса Фэрчайлд — дочь Валентина, то бишь тот, против кого воюют нефилимы. М-да-а. Невольно вспомнился Виктору «Тарас Бульба», особенно Андрий, который предал своего отца ради полячки, хотя неудивительно, ведь Андрий не хотел жить так, как желал его отец. Так и Клариссе, видать, не нравились цели отца. Хотя кто ее знает. Виктор всей ситуации не видит, только по слухам соображает. Мало того, перед самым сражением было маленькое гейское представление, которое, к сожалению, Виктор не увидел своими глазами, когда нефилим поцеловал мага. Никифоров сам не видел, а ему рассказали, что Александр Лайтвуд, сын бывшего (а может и нынешнего, Виктор их не запоминает) Инквизитора, мало того, гей, так еще и мага поцеловал у всех на глазах. Эх! Юрки с Отабеком в этот маленький гейский парадик не хватает. Да и не важно все это. Опять сражение, от которого зависит твоя жизнь. Только это — крупное сражение, отличающееся количеством врагов. Такова жизнь сумеречных охотников — постоянная борьба с демонами. Ничего тут не сделаешь. Родился нефилимом — иди сражайся. Ну или можешь стать человеком, убрав все руны и забыв про сумеречных мир; живи себе и радуйся. Виктор задумывался об этом: уйти из сумеречных охотников, выучится на кого-нибудь, трудиться и зарабатывать деньги, как примитивные; построить свой дом, посадить дерево, вырастить сына, как говорится. Но его удерживало от этого несколько вещей: во-первых, ему не хотелось заново строить цепочку знакомых и ссорится или прерывать связи со старыми, во-вторых, у него нет никого ради кого бы можно было пойти на это, то бишь любимого человека, ради которого и бросить все не жалко. Да ладно? Думаете, уйти так просто? Если уйдешь, нужно строить свой мир заново совершенно одному, ведь нефилимы очень трепетно относятся к этому, тут же обзовут тебя предателем или неблагодарной тварью. Да и вы бы смогли бы избавиться от рун, которые делают тебя сильнее во многом? Что там, чуть ли не супер человеком. В-третьих, если бы Виктор стал примитивным, он бы пал в глазах родителей. Да, они уже погибли, но он так и слышал их голос в своей голове: «Ах, ты такой мерзопакостный решил от рун избавиться, неблагодарный своему происхождению, неблагодарный великому ангелу Разиэлю за его кровь!». Да, в-четвертых, быть нефилимом веселее: тусить с нежитью, заживлять раны лишь одной руной, которая может подарить тебе и другие способности. Любимая атака Виктора была внезапная атака, а именно стрельба из лука из дальнего расстояния, дабы противник чувствовал неожиданную боль от стрелы. Никифоров также делал и во время патрулей в Москве: выслеживал демонов и нападал, когда те не ожидали. Хотя это не так-то и легко, потому что большинство демонов любят прятаться, поэтому их приходятся искать, а уж там, при близком расстоянии, приходится использовать клинок Серафима. Никифоров старался забираться на дома в городе, чтобы оттуда стрелять в демонов, но большинство домов в Аликанте были с наклонной крышей. Эх, а вот с хрущевок (необязательно с хрущевок можно и с домов с двумя-тремя этажами, а главное — с прямой крышей) стрелять намного удобнее и все видно, а с заброшенных домов без окон еще лучше, так как примитивных не беспокоишь. Но эти скотинки-демоны любят в компании людей находится, поэтому чаще всего выбирают места с плотным населением. Сволочуги. На некоторых крышах все-таки возможно было удержаться, поэтому Никифоров и стрелял, находясь на них, а когда нефилимы замечали, как демон, против которого они сражались, умирал от стрелы, то искали глазами стрелка и благодарно кивали, на что Виктор также им отвечал. Некоторые, конечно, на сие любезность время не тратили, что было правильнее. Каждая секунда на счету. Виктор, используя силы рун, перемещался с одной крыши на другую (дома и магазины стояли достаточно близко, чтобы их мог перепрыгнуть нефилим при помощи руны), дабы медленно приближаться к магазину оружия, ведь стрелы не имеют бесконечный запас, поэтому его необходимо пополнить. Да и не факт, что он до него дойдет, поэтому с одним колчаном и луком он не отправился бы, в карманах также спрятаны ножи, а за спиной такой же верный, как и лук, клинок Серафима. Расстояние от магазина экипировки до оружейной лавки было велико, но с руной Виктор смог бы преодолеть его, сильно оттолкнувшись ногами, если бы не налетевший на него демон. Твою мать! Эти твари еще и летать умеют! Да как они… Виктор не смог допрыгнуть до крыши, но успел зацепиться за край. Но эта сволочь решила, видимо, добить его, убирая своими когтистыми лапами ладонь Никифорова, царапая даже сквозь перчатки кожу. Виктор надеется, что когти не ядовиты, не хорошо будет, если яд попадет в его кровь. Но об этом нефилим тут же забывает, когда приземляется спиной об твердую землю. Виктор не любил особо матерится, но поток брани так и лился изо рта. Такую боль иначе не выразишь как не русским матом. Даже если и руны спасают тебя от переломов или ушибов, но от боли… Хотя есть и обезболивающая руна, но, черт возьми, падая с такой высоты, на какой сейчас был Виктор, а уж она была немаленькая, она вряд ли спасет. Мало того, он уже успел один раз навернуться по пути, поэтому руна уже почти потеряла свою силу. Боль охватила всю спину, тело стало таким тяжелом, что ни встать, ни вдохнуть, казалось, было чем-то невозможным. Нефилим хотел немедленно встать, чтобы защитить себя от наступающего демона. Но движения давались с таким трудом, что он так и не смог подняться. Удачно Виктор шлепнулся, прямо победитель по жизни. Ну, что, Витя, готовься умирать, ибо эта летучая сволочь раздерет тебя своими когтями… Ой, да ладно, Виктор не может так просто умереть от демона, тем более он сражался с демонами и похлеще этого. Но это война — большое сражение, демонов гораздо больше, от чего сильно устаешь, поэтому и не такой сильный демон сможет одолеть тебя. Нефилим еще не успел попрощаться с жизнью, как мерзкое тело демона рухнуло на него, при этом существо противно взвизгнуло, а Виктор застонал от захлестнувшей боли. А после кто-то скинул тело этой твари и помог встать нефилиму. Спасителем оказался парень с острыми кончиками ушей, светлыми волосами и темно-зелеными глазами. — Все-таки некоторые из вас, сумеречных охотников, такие гордые, что даже не хотят нанести руну альянса. Сами же погибаете потом из-за своей гордости. Фейри. Противный, самоуверенный фейри. Виктор действительно считал, что сможет обойтись без руны альянса, теперь он понял, что зря отнесся к этому сражению так легкомысленно. — Кристофф, — представился фейри и протянул руку. — Виктор, — ответил нефилим и пожал ладонь Кристоффа. — Как насчет того, чтобы объединить наши силы. Уверен, это не помешает нам обоим. Никифоров согласился, что ему терять-то? Черт возьми, руна альянса — действительно крутая штука. Она вдвойне восстановила силы уже уставшего нефилима. Оба, Виктор и Крис (он разрешил его так называть), решили сражаться и прикрывать спину друг друга, это обеспечит им защиту и усилит нападение. Все же нефилимы смогли отогнать отряды демонов от части города, перенаправляя их на равнину, где теперь сражались Виктор и Кристофф. Нефилим не мог не удивится, с какой невероятной легкостью рубил конечности, пронзал тела демонов. Ему, конечно, и без руны альянса это удалось бы, но не так просто; словно клинок, казавшийся настолько острым, перерезал тонкий материал, а не твердую плоть демонических существ, призванных Валентином Моргенштерном. Но… Демонов становилось всё больше: они все прибывают и прибывают… Никифорову казалось, что они сражались ни день, а несколько без продыху. Силы со временем иссякали, и у Криса также. Усталость все сильнее сковывало тело, что никакие руны от этого не спасали. Разве они смогут победить? Демонов так много, а их так мало… Сражение завершилось. Валентин пал, а его демоны вернулись туда, откуда явились. Виктор чувствовал себя выжитым как лимон, но ему как-то нужно добраться до своего дома, чтобы рухнуть на кровать (или на диван в гостиной). Вот черт, подумал нефилим, в его старом доме, наверное, пыльно. Хотя насрать вообще: ему хочется просто упасть и не вставать, а где уже пофигу. И вот он идет в одно месте в городе, чтобы там добыть коня и на нем доехать до родного и уже забытого жилища, потому что оно находилось на таком расстоянии от города, на котором пешком идти слишком долго. Хотя чего парится? Может попросить кого-нибудь из старых знакомых приютить? А дом Никифоровых он потом проведает. Да и Георгий, Мила, Аня и прочая русская братва из России договорилась встретиться у Якова, но Виктор отказался, мол, поедет к себе домой. Наивный. До него еще добраться надо ведь. Да ладно, это — не проблема, стерпит и доберется. Но все же Виктору не хотелось идти туда, потому что его интересовало, все ли в порядке с его товарищами из института. Любопытство грызло изнутри, а вдруг кто-то из них погиб? Адреналин в крови, который присутствовал во время всего сражения, снова начал проявляться, поэтому Виктор ускорил шаг. Многие нефилимы садились и отдыхали прямо у дороги, залатывали свои раны, так же и нежить. Все это было таким удивительным. Всё сражение. Нефилимы и нежить на одной стороне, а не, как обычно, против друг друга, из-за чего порой назревали конфликты. Некоторые нефилимы бежали со всех ног, разыскивая своих родных. Один из них так бежал, что споткнулся и носом шандарахнулся об Виктора, что тот еле удержался на ногах. Даже обидно стало Никифорову, он что, такой незаметный? Что тут всякие корейцы-китайцы-японцы (он их не различает) влетают в него, как будто Виктора и вовсе не видят. — Пр-пр-простите. — Ничего страшного, — вздохнув, произнес Виктор и обошел брюнета. — Юри! — окрикнул кто-то. Виктор оглянулся обернувшись, скорее, инстинктивно, ибо уж слишком громко кое-кто кричал. Тот кореец-китаец-японец подбежал к той девушке, что позвала его. Нефилим вспомнил того, кто в него врезался. Он видел его в сражении. Это, скорее всего, японец. Ибо уж слишком он был похож на самурая со своей катаной. Точно, японец. С ним в альянсе была девушка-маг. Но этот японец был таким уверенным во время боя. Его карие глаза так и сверкали, выражение лица было таким серьезным. Виктор видел его около своего боя несколько минут, а после потерял из виду, но даже за короткое время удивился его уверенностью и смелостью. А его темные волосы и экипировка черного цвета прямо создавали ему образ супер крутого ниндзя. Конечно, другие сумеречные охотники ему не уступали, но все же что-то выделяло его из них. А сейчас по щекам крутого ниндзя текли слезы: — Юри, мне так жаль… Мари с Такэси разделились… А потом… — Девушка так и не договорила, уткнулась лицом в грудь Юри, тихо зарыдав. Парень обнял ее в ответ. — С тройняшками все хорошо? — Да, — ответила девушка. — Такэси с ними, и Минако тоже. Вы что, с ней тоже разделились… Виктора это совершенно не должно интересовать, поэтому он развернулся и направился выяснить, целы ли его друзья, намеренно ускоряя свой шаг. Победа не достается без потерь.

***

В тот день Мила потеряла и сестру, и парня, а Георгий — свою девушку, Виктор же — друзей (хотя один из них все-таки не такой уж и друг). Аня и Миша погибли храброй смертью. Также погибло еще несколько человек из бригады работников острова Врангеля. Конечно же, Виктору не хотелось снова надевать белый костюм, в цвет которого обычно сумеречные охотники облачаются на похороны. Он уже надевал его, когда родители погибли. Да и не пришлось ему надевать опять, потому что тот костюм уже маловат, поэтому Яков одолжил ему свой, который тот надевал в молодости. Первый день — похороны, второй день — празднование победы. Кстати говоря, угадайте, кто помог победить Валентина? Его дочь, Кларисса Фэрчайлд, она же рыжая мадама. Насколько Виктор понял из слухов, то Валентин пытался вызвать ангела Разиэля (это можно сказать Иисус для нефилимов), но его славная рыжая дочурка взяла и прикончила его. Но Никифоров думает, что вряд ли Валентин, во-первых, смог бы вызвать великого ангела Разиэля, во-вторых, еще глупее выглядит мысль, что Валентин додумался до такого. Так что все это, скорее всего, слухи. Но еще невероятнее кажется мысль о том, что шестнадцатилетняя девчонка убила такого взрослого дядю, которого никто не мог до этого прикончить. Хотя кто ее знает… Вот же рыжая бестия! А ей всего шестнадцать! Мелкая, рыжая бестия. Виктор видел ее в зале переговоров: такая миленькая скромненькая на взгляд девочка, которая грохнула своего отца. Ладно, и не такое в жизни бывает. Все обитатели московского института, включая самого Виктора, опечалены смертью Анны, поэтому без всякого празднования победы отправились в институт, но Виктор решил остаться. Почему бы не побывать на празднике? Он, конечно, пытался уговорить Гошу с Милой остаться: — Ради Ани мы должны отпраздновать победу, ведь ее смерть не была напрасной… — Празднуй без нас, Виктор, — хмуро ответил Гоша и вошел в портал, а за ним, грустно бросив взгляд на Никифорова, Мила поспешила также уйти. Виктор остался на праздник. Он увидел салют, запущенный по случаю победы, зажег в баре вместе с Крисом, с которым, как выяснилось, очень весело проводить время, станцевал буги-вуги с симпатичными представительницами фейри, чуть не подрался с оборотнями и случайно кусанул вампира (это был флирт, пока вампир вдруг резко не захотел попробовать кровь Виктора), а после вернулся домой, завалился на диван, уже не пыльный, а вычищенный, благодаря уборке, и лег спать один… Снова один. Ему двадцать семь лет. Ни девушки, ни парня, зато собака есть, да и то сейчас не с ним. Да почему он один все время? Яков как-то ответил ему на это: «Нужно стать серьезным, Витя…». Серьезным? Окей, давайте, будем серьезными… И Виктор твердо решил, что изменится и не будет один. Хм… А может, ему подстричься? «Надоели уже длинные волосы, с ними столько возни…» — с этими мыслями Витя засопел на диване, намереваясь серьезно измениться, чтобы больше не быть одному.

***

Прошло уже несколько месяцев со смерти Мари. Юри чувствовал себя опустошенным, а руна парабатая каждый раз холодно обжигала, когда Кацуки вспоминал о своей сестре-парабатае. Он мог пробыть у ее алтаря часами, вспоминая детство, их совместную учебу в Институте, как они впервые побывали в Аликанте, куда приезжали не часто, так как с Японией у Конклава были не очень хорошие отношения, а то и вовсе они не особо и поддерживали связь. И зачем? Зачем они вообще участвовали в этой войне с Валентином, если их даже никто не звал? Дедушка и отец считали это правильным: мы должны защищать своих братьев и сестер, в чьих жилах течет кровь ангела. М-да. Но Институт Токио не виноват, что Конклав так относится к Японии, а все благодаря некоторым кланам, считавшим, что Конклав ведет неправильную политику, причем многие имели разное мнение: одни за то, чтобы жить в мире с нежитью, другие, наоборот, терпеть не могли нежить, поэтому хотели от нее избавиться. К сожалению, эти кланы до сих пор ведут свою деятельность против нежити; мало того, некоторые из них и вовсе соперничают друг с другом. Конечно, это незаконно. Разумеется, институт Токио пытается с этим бороться, но не всегда получается… Точнее, в большинстве случаев. Если же раньше, в девятнадцатом веке один из представителей института Токио входил в Совет, то сейчас Японию даже не зовут: живите там себе, нас не трогайте. И вот защищай после этого Идрис. Они для Токио — ничего, а институт для них — всё. А именно: жизнь дорогих и любимых людей. Отец Юри пытался успокоить его, сказав, что их старания спасли другие жизни, что для них это было бы позором не защитить своих собратьев в случае беды. А как ведь вовремя семья Нисигори (они жили вместе с семьей Кацуки в институте) решила посетить Аликанте. Слава Разиэлю, что никто из тройняшек (детей Такэси и Юко) не погиб. Все же Юри считал, возможно, хотя бы ради их защиты стоило туда приехать, но свыкнуться со смертью Мари он до сих пор не может, ровным счетом, как и Минако. Минако — девушка Мари. Да, они встречаются. Две девушки. Они познакомились в баре, как не странно. Мари спасла Минако от одного нефилима, что тоже боролся с нежитью и состоял из тех кланов, разделяющих сие замыслы. Романтика, не правда ли? Она спасла ее, они сблизились, они влюбились. И в этом году хотели сыграть свадьбу (они долго уговаривали родителей Юри и Мари, а также бабушек и дедушек насчет этого), но теперь… Ничего не выйдет, их разлучила смерть. Бедная Минако топит свое горе в алкоголе, она уже давно не показывалась в институте, ей слишком больно приходить сюда и вспоминать о времени, проведенном со своей любимой девушкой. Юри не может ее винить, он также любил Мари, а еще эта связь парабатаев… Он не испытывал более сильной боли, чем разрыв этой связи. Ох, Юри тебе придется испытать еще много боли. Кацуки зажег свечи и у алтаря его сестры, поменял цветы, так как старые уже засохли, принес веточку сакуры. Она нравилась Мари. Ей вообще нравился розовый цвет, она даже несколько прядей перекрасила в него. Как же Юри хочет, чтобы она снова была с ними, чтобы они всей большой и дружной семьей ели кацудон, приготовленный с любовью мамой и бабушками. Юри мог бы просидеть так еще долго, вспоминая и радостные, и грустные моменты, если бы не услышал такой громкий топот ног. Опять тройняшки играют в догонялки или бегают наперегонки. Было бы намного лучше, если бы это являлось правдой. Дверь комнаты резко отворилась. Юри, вовлеченный в старые воспоминания, считавший, что это, наверное, пришла мама, чтобы вновь утешить его, так и не сдвинулся с места. Он услышал шаги, но все еще не двигался. Сейчас мама погладит по плечу и скажет, что ничего уже не… Кто-то взял и дернул за ворот футболки Юри и потащил по полу. Кацуки шокировано обернулся и увидел, что это был нефилим в черном кимано со знаком пламени огня… Неужто? Это же один из кланов, что борются с нежитью. С чего это они решили вдруг напасть? Каким образом они вообще обошли защиту института?! Юри отбился от него, встал на ноги и хотел бы он атаковать, но не имел оружия, к тому же, он давно не наносил руны, так что этот нефилим был гораздо сильнее его в данный момент. Но Юри не будет просто так сдаваться и уж было хотел начать биться в рукопашную, но тут нефилим приставил к его горлу нож: — Не рыпайся, а то умрешь. Делать было нечего, поэтому Юри послушался. Их всех привели в тренировочный зал — самое большое помещение института Токио, где собрались все его обитатели. Юко и Такэси старались ближе держаться к детям, но обоих чуть ли не пинали от них. Тройняшки плакали, так как были напуганы такой толпой взрослых и опасных дяденек с оружием. Дедушки с бабушками спокойно сидели, как будто ничего страшного и вовсе не происходило. Отец и мать Юри обеспокоенно глядели на семью Нисигори. Минами, младший брат Такэси, и Ли Сынгаль, его друг из китайского института, были в шоке. Все стояли на коленях, поэтому и Юри также дали пинок, чтобы он сел. — Он последний, — произнес нефилим, что привел Юри в тренировочный зал, обращаясь к парню, что стоял напротив всех, склонившихся. Парень, который явно не является японцем, а, наверное, — американцем, выглядел лет на восемнадцать-двадцать, у него были платиновые волосы, бледное и беспокойное лицо, высокий рост, мускулистое и стройное телосложение. Но что придавало ему еще более опасный или ужасающий вид, так это его очень неестественные темные глаза, словно как… у демона. Блондин смотрел на тройняшек, как на бесполезный мусор, а затем и вовсе выдал: — Убейте этих троих. Слишком маленькие, даже рун у них нет. Они мне не нужны. Юри не верил собственным ушам. Как? Как?! Это же дети! Сердце застучало так быстро, что заглушало остальные звуки в комнате. Только не тройняшки! — Нет! — тут же вскрикнула Юко и потянулась к тройняшкам. — Они ведь… — Ей было трудно говорить от рыданий, что сдавили ее грудь, не позволяя делать и вздоха. Все лицо было в слезах и соплях. — Они дети… — наконец выговорила она. — Вот поэтому, дуреха, они и не нужны мне, — глядя на мать тройняшек с таким отвращением, произнес блондин. Никто не мог помочь. За каждым стоял охранник, что приставлял к телу нож или клинок. Юри приметил, что эти нефилимы гораздо отличались от кланов, борющихся с нежитью, на них были другие руны, причем насыщенно красного цвета, похожие на кровь. Глаза Юри застилали слезы. Они все загнаны в угол и напуганы. Нападающих было гораздо больше, возможно, два-три человека на каждого. Дедушка дернулся и вытащил из своего кимано катану, которую он каким-то образом умудрился спрятать. Он двинулся против того, кто уже хотел было замахнуться на Аксель, одну из тройняшек, но деда тут же убил тот, что стоял позади него. Бабушка потеряла спокойствие, взревела и подняла выбитую из руки дедушки катану, но ее также… Юри не мог на это смотреть, но слышал крик и последний вздох. — Кстати, старики нам также не нужны. Хотя с такой волей к сражению, — усмехнулся блондин. — Даже не знаю, может, оставить их в живых… Хм. Что встали, остолопы, я сказал вам прикончить тройняшек. — Да кто ты такой вообще?! Что тебе от нас нужно? — сжав зубы и придвинувшись ближе к детям, вскрикнул Такэси. — Вы же боритесь против нежити, так зачем своих же убиваете?! Блондин посмотрел на него таким взглядом, будто тот произнес такую глупость, а после пронзительно и звонко засмеялся: — Прошу не путать меня с вашими кланами. Они очень полезны для меня, только цели у нас разные. Вы же не особо ладите с Конклавом. Так и я не хочу иметь с ними ничего общего. Поэтому набираю армию против них. — Месть не приведет тебя к благому, сынок, — произнес другой дедушка, отец мамы Юри, Кайдо Тацуя. — Я не стремлюсь, не стремился и никогда не буду стремится к благу, мерзкий старикашка, — усмехнувшись, ответил блондин. Демон во плоти. — Кто ты? — прохрипел Юри, подняв глаза на светловолосого нефилима. — Я Джонатан Моргенштерн. Сын Валентина Моргенштерна. И у вас есть выбор: либо испить из Чаши смерти и присоединится ко мне, либо умереть…