Воспитательные меры

Hey, Mr. Pinstripe Suit,       Hey, Mr. Hi De Hi De Ho, Well I know you got the answers that we all wanna know. ©

      За окном размазывались огни, словно впрыснутые в чёрную гуашь неоновые краски. И её заплаканное лицо, прислонённое к окну автобуса, отражалось поверх всего, что проносилось перед глазами. Сакура видела свои искусанные губы, подвёрнутый воротник, даже собственные ресницы, и сквозь них видела остановки, дома, фонари, бредущие в темноте фигуры, тротуар, деревья, вывески, мерцающую далёкую автостраду, мост, велосипеды, автомобили, трубы, пунктир разметки, придорожный мусор, отбойники, темноту, темноту, темноту, когда они въезжали в тоннель. Она видела мужчину, который стоял на остановке с собакой. Видела закрытый газетный киоск. Видела, как губы шевелятся, словно шепчут что-то. И ещё, хоть этого не было ни по ту, ни по эту сторону отражения, Сакура видела приоткрытую дверь.       Свет жёлтым клином взрезал газон. Пахло землёй, вскопанными клумбами. Пахло ночными фиалками. Тишина. Из дома — ни звука. Они идут туда слишком медленно. Сасори сжимает её плечо. Так крепко, что когда она спотыкается, колени не успевают коснуться земли. Сасори поставил её на ноги, словно ребёнка или неустойчивую куклу. Он не позволил ей упасть и не позволил ей двинуться по собственной воле. Не позволил ей кинуться туда, ничего не объяснял. «Собирайтесь, не смотрите по сторонам. Собирайтесь. Живо». На кухне горел свет, осколки на полу, размазанная по кафелю вишня, которая была совсем не похожа на кровь, ведь Сакура видела кровь, очень много крови совсем недавно, вишня не была похожа на кровь, но если ты готовишься увидеть нечто ужасное — подсознание услужливо искажает реальность, и вишня становится пятнами крови — потому она так громко закричала. Потому чуть не задохнулась в приступе истерики, отбивалась от Сасори в коридоре, отбивалась яростно, пока он не залепил ей пощёчину. Сакура ничего не почувствовала. Её отрезвил звук. Хлопок. Она вдруг увидела Сасори перед собой. Он держал её за плечи. Вокруг стало невероятно тихо. Вишня на полу стала вишней. Сакура снова посмотрела на кафель, помотала головой, заглянула Сасори в глаза.       — Их нет, — сказала она. Она сказала это, но в его лице ничего не поменялось, и Сакура подумала, что возможно слова прозвучали слишком тихо. Она повторила: — Их нет!       — Да, — сказал он. Словно помогая ей поверить в то, во что поверить было невозможно.       — Где они?!       — Я надеюсь, они по пути в безопасное место, — сказал он.       — Надеетесь?! В какое место?!       — Я не знаю.       — Они точно в безопасности?!       — Я не знаю.       — О господи… Мы должны позвонить в полицию…       — Никакой полиции.       — Вы серьёзно?!       Она вскрикнула и замолчала. Снова почувствовала, как крепко Сасори сжимает её плечи. Он был пугающе хладнокровен.       — Сакура, — сказал он. — В полицию обращаться нельзя. Вы понимаете?       Радио сипело незнакомой тягучей мелодией, его звук, словно вялый прилив волны, тянулся к хвосту автобуса отголосками фортепиано и саксофона, а затем откатывался обратно, и слов песни было не разобрать. Сакура вроде бы слышала «лай-ла-ла звоночек ла-лай-ла», а потом шло «ленточка-ленточка, красная ленточка в твоих волосах». Эта песня, про ленточку, играла, наверное, час назад, а Сакура всё бормотала под нос выхваченные случайно слова.       Она не могла вспомнить, что за вещи побросала наскоро в сумку. Сумка стояла у неё в ногах: спортивная, некрасивого зелёного цвета, пересечённая поперёк белой и красной полосой. С ней когда-то Сакура ходила на тренировки по бадминтону. Её мучили эти тренировки, она бегала хуже всех, приседала хуже всех, отбивала хуже всех. Она ни разу не смогла пробежать пять кругов на разминке без перерыва на адскую боль в боку. Девочки из секции смеялись над ней, но родители хотели, чтобы Сакура полюбила спорт, и она усердно выполняла всё, что говорил ей тренер. В старших классах стало ясно, что это невозможно совмещать с учёбой, и Сакура перестала ходить на тренировки. Она забыла, что существует эта сумка, которая раньше была связана только с юношеским чувством неполноценности, а теперь вдруг стала частью её взрослой жизни. Она лежала у Сакуры в ногах. В автобусе, который вёз её неизвестно куда.       В свете настольной лампы Сакура запихивала скомканные вещи, пока Сасори бродил по её детской комнате и рассматривал предметы, словно в музее — он ни к чему не прикасался. Он мог склониться ближе к рамке с фотографией или тетрадке, но его руки оставались сцеплены за спиной. Даже альбом, на который он долго смотрел — он не открыл. Он рассматривал цветные корешки блокнотов, старую мягкую игрушку, втиснутую на полке между учебников, Сакуру, чёрно-белую, четырёхлетнюю, с заплетёнными в жидкие косы волосами, в платье, с фонариком и палкой в руках. Он рассматривал всё это с серьёзным, почти печальным выражением лица, словно эта комната — всё, что от Сакуры осталось, а сама она исчезла бесследно и уже никогда не сможет объяснить ему, где была сделана эта фотография.       Он рассматривал её вещи, а Сакура рассматривала его и не глядя пихала в сумку ночную рубашку, кофту, зубную щётку. Сакура впервые ощутила, что значит выплакать слёзы до капли. Всё становилось хуже и хуже, а она уже никак не могла на это реагировать. Она машинально запихивала в сумку вещи и пыталась притормозить собственные мечущиеся мысли: тётя и Ино пропали, Сасори не даст ей обратиться в полицию и больше ей некого молить о помощи — вот всё, что было ясно, а вокруг этих трёх фактов неизвестность. Пустота. Она ничего не знала. Сасори ничего ей не говорил. Невозможно было понять, что им движет. Когда Сакура с джинсами в руках прошла мимо него к двери, он схватил её за руку. «Нет», — сказал он. — «Переодевайтесь здесь. Я не смотрю».       Он не хотел, чтобы она снова выкинула что-то. Он совсем ей не доверял, даже после того, как она дождалась его в той проклятой аудитории. И Сакура тоже не доверяла ему, несмотря на то, что он вернулся. Они смотрели друг на друга всего секунду, но оба ясно это поняли.       — Скажите хотя бы, куда мы едем?       — Собирайтесь живее.       «Он меня не слышит, — подумала Сакура. — Он просто не слышит, что я ему говорю». И она продолжила собираться. У неё не было сил даже для малейшего сопротивления, поток событий подхватил и понёс её с мощностью бурлящей горной реки — плыви по течению, Сакура, или захлебнёшься. Так говорил ей дядя: «Если упала в воду и тебя понесло, никогда не пытайся плыть против течения. Плыви по течению к берегу, а потом по суше вернёшься обратно». Плыви по течению. Она втиснула холодные ноги в джинсы. Сасори покорно стоял к ней спиной.       Застегнув молнию куртки в коридоре, Сакура наконец ощутила, как сильно у неё горит щека. Сасори велел запереть дом на ключ. Он взял свою сумку, а потом наклонился, чтобы взять и её сумку тоже, но Сакура схватила её первой и взвалила на плечо. До станции шли в абсолютном молчании. Сумка каждый шаг тёрлась о бедро и звякала хлястиком. Трава странно блестела в свете луны, словно покрылась слоем ртути. На остановке им пришлось просидеть полчаса, за которые Сакура трижды пыталась начать разговор. Она спросила нельзя ли позвонить в это безопасное место? Можно ли обратиться в полицию анонимно? Спросила снова, куда они едут. Сасори молчал. Потом его лицо обратилось к ней, тоже вскрытое серебром лунного света. Оно было гладким, без единой выдающей беспокойство морщинки. Эмоционально стерильное лицо. Он посмотрел на неё и вдалеке, за его спиной, появились огни автобуса. Они приближались. Сасори наклонился, поднял свою и её сумки, прежде чем она успела сообразить. Он сказал:       — Сакура, вам придётся смириться, — свет фар уже слепил её, но она продолжала не мигая всматриваться в его лицо. — Я скажу вам лишь то, что посчитаю нужным. Не задавайте бессмысленных вопросов. — Автобус остановился со скрипом и скрежетом. Сасори подтолкнул её к открывшейся двери. — Заходите.       Сакура ещё какое-то время не могла оторвать от него взгляда. Она выдохлась, была полностью обессилена, но пока он говорил, внутрь неё всё глубже проникало его ужасающее безразличие. Он совершенно не понимал, что для неё на кону. Он не понимал, что она чувствует. У неё задрожала челюсть. Ещё секунда, и она бы, наверное, кинулась на него с воплями. Но тут их окликнул водитель автобуса:       — Эй! Поживее, если заходите!       Сасори почти улыбнулся. Он будто перепутал эмоцию.       — Мы заходим? — спросил он негромко.       Сакура опустила взгляд. Тяжело оперлась о поручень, вошла в салон.       Она прошла в самый хвост. Забилась поближе к окну, отвернула лицо так, чтобы он его не увидел. Сасори о чём-то говорил с водителем, потом автобус зашипел, тронулся. Он сел с ней рядом, и Сакура ещё долго чувствовала, что он смотрит на неё и ждёт, когда она обернётся. За окном проносились фонарные столбы. Это был междугородний автобус. Он следовал на север, в сторону Хакучи. Нёс Сакуру по течению. Она несколько часов крутила в голове всё, что случилось, до тех пор, пока оно окончательно не перемешалось, пока события не начали меняться местами, пока все её воспоминания не превратились в бесформенные текучие образы. Она смотрела в окно. И последнее, что она увидела в отражении, прежде чем провалиться в сон: то, как Сасори надел очки и раскрыл какую-то папку.       Ей снились яркие запутанные сны. Сквозь них пробивались звуки автобуса, приглушенные голоса, сипение открывающейся двери. Она вздрагивала, ворочалась. Потом сознание Сакуры на полчаса погрузилось во тьму настоящего глубокого сна, и уже оттуда она вынырнула в реальность, когда автобус слишком резко притормозил на светофоре.       В салоне приглушили свет. Дождь с силой дробил по стёклам. Сакура сонно потерла глаза, поёжилась, повернула голову — Сасори продолжал изучать записи, стёкла его очков на мгновение застил блик, когда он перевёл на неё взгляд.       Сакура уперлась ладонями в сидение, села ровно. Она только сейчас заметила, что машинально надела старую дядину куртку. Рукава болтались. Она принялась подкатывать их, подворачивать плотную джинсовую ткань. Взгляд Сасори скользил по тексту практически в темноте.       — Хорошо, что вы поспали немного, — сказал он. — Мы скоро приедем.       Сакура ничем не выдала, что его слова были услышаны. Она продолжала сворачивать рукав и смотрела тоже на рукав. Дождь заливал окна, словно с неба срывались не капли, а целые водопады. Ветер швырял потоки воды в окна автобуса, огни едва пробивались, так что невозможно было понять: фонарь это, или окно придорожной будки, или фары встречных авто.       Сакура снова ощущала на себе его взгляд. Наверное, он не выносил, если его не замечали. Она не хотела злить его, просто не знала, как заставить себя с ним разговаривать. Они совершенно перестали понимать друг друга, с момента, как вышли вместе на задний двор творческого корпуса. Тогда он впервые сказал ей не задавать вопросов. И Сакура кивнула. Она согласилась. Она сама согласилась на его условия.       Сасори свернул свои документы, убрал их в сумку.       — Я, кажется, понял, — сказал он. — Вам снова хочется оказаться от меня как можно дальше. — В его голосе звякнуло какое-то болезненное торжество. Точно то, что он, возможно, угадал её чувства — куда важнее, чем сами чувства. Ему хотелось так думать. Сакура чуть сильнее отвернула голову к окну.       — Это не так, — сказала она тихо.       — Для меня ваше присутствие тоже всё усложняет.       — Тогда зачем вы взяли меня с собой?       — Вы не оставили мне выбора.       Сакура увидела в отражении свои стеклянно застывшие глаза. Она ровно втянула холодный воздух и выдохнула его. Сасори повернулся к ней вполоборота.       — Не беспокойтесь. Через две недели, около того… вы сможете спокойно вернуться к своей привычной жизни.       — Спокойно вернуться к жизни?       — Да.       — Что… — Сакура даже не заметила, в какой момент оказалась с ним лицом к лицу. Она говорила негромко, но шепот напоминал осипший хай-хэт. — Что вы имеете в виду?!       Он собирался ответить. Или, возможно, отмахнуться от ответа, но автобус стал притормаживать. Сасори встал, мотнул головой в сторону выхода.       — Поднимайтесь. Нам пора.       И вот они уже пробираются к двери. Сакура идёт позади, видит его руку, скользящую по спинкам пустых кресел. Они выскочили под ливень. Вода барабанила о крыши авто, дребезжала в стоках, колотилась дробью в бесчисленные поверхности: стены, окна, переполненные доверху канавы — её многоголосый гул обрушился на Сакуру даже прежде холода и пронизывающего ветра. Одежда мгновенно стала мокрой. Они пошли по тротуару наугад, словно слепцы. Вода залилась Сакуре в ботинки. Каждый шаг ноги погружались в бурлящий поток. Сасори шел впереди, и она почти теряла его из виду, если он отдалялся хоть на пару шагов. Ей становилось страшно, она старалась не отставать. Она могла бы попросить Сасори идти медленней, но тогда снова пришлось бы хлебнуть порцию его безразличия. Сакура предпочла молча прорываться вслед за ним. Она спотыкалась, подтягивала на плече сумку, смотрела на свои ноги, ныряющие по щиколотку в воду. Она шла за ним, а перед глазами у неё то и дело вспыхивала рассечённая светом лужайка.       Сакура уже ни в чем не могла быть уверена. Ведь если Сасори помог тётушке и Ино укрыться, то почему не знал, где они? Почему на кухне был такой беспорядок? Почему он ничего не рассказал ей? Почему? Неужели он её обманул?       Он научил её лгать, но распознавать ложь — не научил. Так как же ей теперь понять?..       И Сакура осознала вдруг. Она должна сделать выбор — не понимая. Она сама должна принять решение. Сбежать прямо сейчас, найти полицейский участок, заявить об исчезновении близких и больше никогда его не увидеть. Или остаться с ним, зная, что он способен на обман. Он ведь сам предупреждал её. Она даже не знала, что заставило его вернуться. Она думала, он вернулся её спасти, но что, если его мотивы она просто не способна вообразить? Что, если… Что, если Сай был прав?       Эта мысль всё время крутилась где-то в слепой зоне, а теперь вдруг вынырнула на свет. Сакура не успела удержать её. Не успела сама себя обмануть.       Они повернули вместе с автострадой: за углом открылась вереница черных трёхэтажных зданий, влажно блестящих, словно покрытых слюдой. Ни в одном окне не горел свет. Потом вся улица вдруг озарилась, выцвела и стала совершенно белой, как засвеченный снимок. Она отпечаталась у Сакуры на сетчатке, и когда уже всё снова погрузилось во тьму, и гром с рёвом обрушился на хлипкие шиферные крыши, Сакура всё ещё видела освещенную белёсую улицу, с её переулками и поворотами, с её едва различимыми фонарями. Она остановилась.       Сасори посмотрел на неё через плечо и тоже остановился. Как он так быстро почувствовал, что она больше за ним не идёт? Она хотела сказать ему: «Я никуда с вами не пойду». Ничто не сдерживало этих слов, она просто не успела, потому что он резко шагнул к ней, схватил её за руку. Она не поняла этого жеста, вырвалась. Он снова её схватил, потащил в сторону. Сакура трепыхнулась было, пока не поняла, что он всего лишь завёл её под козырёк остановки.       Сакура чувствовала, как по лицу стекает вода. «Я никуда с вами не пойду», — она снова собрала эти слова на языке, готовая вытолкнуть их. Сердце сильно забилось, и она сказала негромко: «Постойте…» — оно затерялось в шуме дождя. У Сасори в руках оказалась рубашка, он подошел к ней, тряхнул этой рубашкой и бесцеремонно принялся отирать её лицо, шею, волосы, пока Сакура стояла, оглушенная происходящим. Она растерянно вдыхала запах крахмала и мыла. Так пахнут простыни, когда они с тётей развешивают их во дворе, когда они расправляют их и перекидывают через длинные бельевые верёвки. Так пахнут свежестиранные простыни. И Сакура зачем-то поняла, что и он всегда так пахнет. Именно так.       Ей стало больно. Она кончиками пальцев ухватила ткань его пальто. Он этого не видел и не мог почувствовать. Она так и стояла, сжимая этот краешек, пока внутри неё скапливалась, скапливалась решимость. Сасори промокнул её щеки, потом втиснул рубашку под ворот куртки, отер шею. Вода продолжала тонкими струйками сбегать ей за шиворот с мокрых волос. Тогда он тряхнул рубашку, ткань расправилась, и Сасори набросил её, словно платок, на заплетённые в пучок волосы. Его брови сблизились у переносицы, образовали едва заметную морщинку. Он замер, прижав руки, сжимающие промокшую уже рубашку, к её шее. Глаза Сакуры были опущены. Он не мог в них посмотреть.       — Вы замёрзли, — сказал он. — Мы скоро придём. Потерпите немного…       — Я… не могу доверять вам…       — Что? — Сасори склонился ниже. Звук дождя всё заглушал. — Вы очень тихо сказали, повторите…       Сакура вдохнула незаметно запах его рубашки. Потом она попыталась настроиться на своё тело. Осмыслить его, ведь оно словно отключилось. И когда она ощутила, что плотно стоит на ногах, ощутила, как напряглись плечи, как мучительно рвётся жизненно необходимая связь, — она вывернулась, поднырнула Сасори под руку и выбежала под дождь.       Она услышала: «Нет, стойте!»       А после она уже ничего не слышала.       Она бросилась в темноту, добежала до здания и оттуда повернула налево, потому что запомнила, что где-то здесь должен быть переулок. Сакура сразу отрезала от себя последние мгновения с ним наедине. Она вышвырнула их. Как выбрасывают памятный, но причиняющий боль подарок. Ино и тётя. Она должна их спасти. Должна исправить свою ужасную ошибку. Господи, хоть бы они были живы…       Но как разыскать полицейский участок в незнакомом городе? В темноте. Посреди такого ливня. Сколько сейчас времени? Два часа? Три часа ночи? Ей нужен был хоть один человек. Кто угодно, чтобы сориентироваться или, может быть, вымолить жетон для телефонной будки.       Сакура бежала не оглядываясь. Дядина куртка, набрав воды, стала невероятно тяжелой. Ботинки чавкали на каждом прыжке. Она не чувствовала усталости. Тело казалось непривычно пружинистым и сильным. Должно быть, потому, что ей уже нечего было терять. Даже страх исчез. Она посреди чужого города, она стреляла в человека, дождь хлещет её по щекам, а ей ни капли не страшно.       Наконец она достигла переулка, хоть тот и оказался дальше, чем ей запомнилось. Сакура забежала туда и кинулась на ту сторону. Между домами дождь лил не так сильно, она видела, что впереди нет тупика, можно будет пересечь насквозь. Она обернулась. Позади переулок обрезала стена дождя. Наверное, Сасори даже не побежал за ней.       И всё-таки Сакура помнила, как неожиданно он нагнал её тогда возле тётушкиного дома. Поэтому Сакура прибавила шаг, а затем снова побежала, пока не выскочила обратно под потоки воды, льющие с карнизов. Дыхание сбилось. Она почти ничего не видела, вглядываясь в незнакомую улицу, надеясь, что вот-вот перед ней вынырнет фасад полицейского участка. Среди темноты показались мутные огни. Это был автомобиль. Он быстро двигался по дороге. Дворники смахивали воду с лобового стекла, словно вёсла. Сакура кинулась к бордюру. Она замахала руками.       — Помогите! — закричала она. — Стойте, стойте!       Но автомобиль не притормаживал. Сакура поняла: он промчится мимо. Её бросило в жар. В голову ударило ослепляющее бесстрашие. Автомобиль лупил фарами ей в глаза. Внутри всё сжалось. И Сасори, выбежавший из переулка, увидел, как она кинулась автомобилю наперерез.       Ему показалось, что это его сбили. Он не услышал удара. Просто Сакура ворвалась в облако света, а затем вода из-под колёс окатила тротуар и автомобиль не успел затормозить. Она лежала на земле. А он обмер. Он не мог пошевелиться. Из автомобиля тут же выскочил водитель. Молодой парень в жилетке и кепке. Он что-то восклицал. И Сакура вдруг поднялась на руках от земли.       — Вызовите полицию! — вскричала она. — Скорее, вызовите полицию!       Осоловевший водитель уставился на неё. Он, должно быть, подумал, что она хочет отправить его за решетку за то, что тот её сбил. Секунду он пялился на Сакуру, а затем кинулся к водительской двери, запрыгнул в машину.       — Вызовите полицию! — ещё раз взмолилась Сакура, лёжа на земле.       «Господи, — подумал Сасори. — Он её сейчас переедет». Он бросился к дороге, пока водитель раздумывал, видимо, как ему поступить. И тогда автомобиль на бешеных оборотах сдал назад и, обогнув её, лежащую на асфальте, промчался мимо.       Сакура подняла расфокусированный взгляд, в голове у неё всё кружилось. Она не могла понять, больно ли ей, чувствует ли она своё тело целиком. Она пошевелилась, и боль локализовалась в левом боку, отдалась в руку. Но Сакура всё равно, покачиваясь, поднялась на ноги.       Сасори шагнул к ней, чтобы её поддержать. И тут она увидела его и, словно актриса, выпавшая из роли тяжело раненного человека, с пугающей стремительностью отскочила от него назад. Она стояла теперь посреди дороги, почти на разделительной полосе.       — Сакура! Подождите!       — Нет! — вскричала она. — Пожалуйста, оставьте меня…       — Сакура, я умоляю вас. Давайте поговорим.       Она мотнула головой. Ливень бил со всех сторон, он будто даже поднимался с земли. Сасори стоял перед ней в прилипшей к телу рубашке — он бросил где-то своё пальто. Оставил он и вещи, чтобы догнать её. И всё происходящее вдруг показалось Сакуре таким бессмысленным и беспросветным, что она едва сдерживала вой. Она безумно злилась на него и на себя. Зачем он за ней побежал? Зачем он снова и снова заставлял её принимать это решение?       — Я с вами не пойду, — повторила она. — Простите меня, Сасори-сан. Знаю… я сама во всём виновата… Я больше…       Ветер взревел. Её губы шевельнулись, а потом Сакура чуть прихрамывая сделала два шага назад и ринулась к арке между домами.       Сасори смотрел, как она убегает. Он не побежал. И случайный наблюдатель, увидев это со стороны, счел бы, что они даже не знакомы. Что Сасори просто стоит посреди улицы и ничто его не волнует. Но это то, что было снаружи. Внутри него всё дрожало: слишком туго закрученное спокойствие хрустнуло и слетело с резьбы. Он стоял, стоял, и вдруг рука вспорхнула, накрыла ладонью холодный лоб, потом тыльной стороной вжалась в сомкнутые губы. Его повело вбок, словно кто-то накренил дорогу, и Сасори, будто бы преодолевая этот уклон, рывком шагнул вперёд. Его швырнуло вслед за ней. И мысли, чего он давно не помнил за собой, пугающе спутались, оставляя на переднем плане только грохот пульса.       Он влетел в переулок, затем в следующий. Три поворота, один за другим, каждый раз он успевал лишь заметить, куда она сворачивает. Если бы он хоть сколько-нибудь спал на этой неделе, то у него было бы больше сил на этот рывок. Сасори вдруг неприятно и болезненно наткнулся на предел собственной выносливости. И дело было даже не в том, что он не мог заставить себя бежать, а в том, что он ничерта не соображал. Он должен был думать о поворотах, восстановить в памяти улицы этого ненавистного города. Тошнотворные знакомые улицы. А вместо этого в голове крутилось только одно: «Она бросилась под машину». Она бросилась под машину! Бросилась под машину! Да если бы у него был целый час, он бы ни за что не отдышался от этого зрелища.       На следующей развилке пришлось свернуть наугад. Сакура испарилась. Было слишком темно. Он пробежал квартал, потом развернулся и устремился в обратную сторону. Сасори сам не заметил, что уже не бежит за ней, а скорее едва идёт. Он устал. Слишком устал. Даже мысль перестала подчиняться ему, петляла беспорядочно. Не стоило сюда приезжать. Не стоило везти её сюда. Этот город был проклят. Как он не подумал об этом? А теперь где он вообще? Что это за улица? И та крошечная записка. Что в ней было написано?       Сасори повернул голову, потому что ладонь коснулась чего-то холодного. Фонарный столб. Он придержался за фонарный столб. Воспоминание пригвоздило его к месту. Что же там?.. Он совсем об этом забыл. Что же там было на клочке бумаги? Форму он помнил хорошо: сверху два ровных угла, а снизу оторванный наискось мягкий край. Сверху — можно порезаться, а снизу пушистая безобидная дуга. Так получается, когда отрываешь лист постепенно, отщипываешь кончиками пальцев. Мама медленно отщипнула его. Она не спешила. Она сидела и отрывала его потихоньку. Возможно, она даже смотрела при этом какую-то черно-белую передачу. Но что же она написала ему?..       Молния расползлась по небу ломаной светящейся трещиной, ударил гром. Будто на мгновение кто-то приоткрыл дверь в этот тёмный мир и с грохотом её захлопнул. Сасори очнулся. Он стоял, окруженный ливнем со всех сторон. Нужно было идти, но он не знал, куда. Как в детской игре, когда тебе завязывают глаза и раскручивают, раскручивают, а потом ты должен вслепую хватать руками воздух в надежде наткнуться на чье-то живое тепло. Ладонь соскользнула со столба. Он пошел вперёд. Ему казалось, что вот-вот что-то переломится внутри. Что-то щёлкнет, и он, как поломанная механическая игрушка, станет сам себе не нужен. Сакура убежала. Она чуть не умерла у него на глазах.       Сасори отер лицо мокрой рукой, огляделся. И наконец узнал, что это за место. Казалось, он пробежал полгорода, а на деле совсем недалеко. Мимо по дороге промчались сразу два автомобиля. Сакура могла встретить кого-то. Укрыться в случайном подъезде. Он понимал, что уже не найдёт её, но всё равно не поворачивал назад. Дождь слабел. Сасори брёл наугад, не спеша никуда, не пытаясь изобрести новый план. Потому что он хотел найти её. И никакой план бы ему с этим не помог.       Когда он увидел её в переулке, стоящую к нему спиной, он какое-то время просто не мог в это поверить. Она смотрела куда-то на другую сторону улицы, обхватив себя руками. В тяжелой промокшей куртке цвета выгоревшей на солнце травы. Он, конечно, подумал подкрасться к ней. Схватить её, как тогда. Сасори сам не знал, почему за последние сутки он постоянно собирался делать одно, а делал совсем другое.       — Сакура.       Она резко обернулась. Увидела, что он стоит метрах в пятнадцати от неё. А Сасори увидел, куда она всё это время смотрела: через дорогу был полицейский участок. По обращённым друг к другу лицам дорожками стекала вода.       — Послушайте… — он шагнул к ней, она попятилась, и Сасори сразу остановился. Он вдруг понял: он даже не знает, что ей сказать. Казалось, любое неверное слово или движение могут заставить её сорваться с места. Он подумал: если сейчас ошибётся, Сакура убежит. Если она убежит — её найдут. А потом с ней случится то же, что случилось с Хло. Так же, как с Хло, он узнает об этом по телефону.       — Вы… давно здесь стоите?       Сквозь тусклый целлофан ослабевающего дождя Сакура вглядывалась в его наклоненную к стене фигуру. Она не ответила.       — Наверное, давно… но вы не обратились в полицию?       Сакура молчала. Он терял терпение.       — Послушайте, — сказал он, — вы должны пойти со мной. Здесь небезопасно. И в участке тоже. Должен же быть какой-то здравый смысл в вашем бегстве!       — Здравый смысл?! — воскликнула Сакура. И с неожиданной решительностью сама к нему подошла. — Вы два часа выслеживали меня, чтобы рассказать мне про здравый смысл?!       — Сакура, — произнёс он и запнулся на этом. — Я… я не выслеживал.       — Да, я не пошла пока в полицию! Да, я давно здесь стою! И знаете что?! Мне плевать, где для меня сейчас безопасно, а где небезопасно! Мне наплевать!       — Вы не…       — Наплевать! Слышите?!       — Слышу, — прошептал Сасори.       Он стоял упершись ладонью в стену, почти на ней повиснув. Потемневшие мокрые пряди налипли ему на лоб и виски, с них прерывистыми дорожками струилась вода. И Сакура чувствовала, как по её лицу тоже скатываются капли.       Она так злилась на него, пока не решалась перейти чертову дорогу. Она прокручивала в голове всё, что он ей говорил, всё, что он сделал, и не могла обнаружить в этом никакого предательства. Он обещал, что обманет, но он никогда не обманывал. Зачем же он запутывал её, зачем предостерегал, зачем?! Она злилась, потому что не могла его понять. Только выплеснув эту злость, Сакура вдруг заметила: Сасори едва держится на ногах. Она словно заново его увидела.       — Где… ваше пальто?       — Я просто пытаюсь вас уберечь, — сказал он. — Что мне сделать, чтобы вы пошли со мной?       — Вы без пальто так и ходили всё это время?       — Сакура, к чёрту пальто! — вскричал он. И видимо испугавшись, что она сейчас побежит, протянул к ней руку. — Нет-нет! Стойте! — выпалил он, хотя она стояла на месте. — Не убегайте! Я не хотел… Что мне сделать?.. — сказал он и дальше словно посыпался. Как бусы, внутри которых лопнула струна, он с треском стал рассыпаться прямо у Сакуры на глазах.       — Я просто прошу вас пойти со мной, — заговорил он быстро. — Это… не приказ. Не угроза… Хотя если бы я мог вас заставить, я бы это сделал, конечно. Но я не могу. Поэтому я прошу вас… Я даже… Знаете, я могу… — он покачнулся, уцепился пальцами за кирпич и вроде начал падать, но в последний момент опустился на одно колено, а затем, к ужасу Сакуры, на второе. Это привело её в такое замешательство, что она стояла пару секунд, приоткрыв рот, прежде чем вскрикнула:       — Прекратите! Вы что?!       — Я не знаю, что ещё вам предложить…       — Сасори-сан! Господи… — выдохнула она, попыталась поднять его, ощутила, какая у него ледяная ладонь. — Поднимайтесь! Вы и так промокли! Это какой-то идиотский шантаж!       — Это не шантаж. Это сделка. Я хочу, чтобы вы пошли со мной. Скажите, что мне сделать.       — Ничего!       — Тогда мне нет смысла подниматься. Я останусь тут, а вы можете идти.       — Это нечестно — то, что вы делаете! — Сакура оттолкнула от себя его руку, за которую только что безуспешно тянула его вверх. Сасори качнул головой. Он соглашался с ней. Казалось, он мог согласиться сейчас с чем угодно.       — Да, наверное, — проговорил он, — наверное, это нечестно. Вы… полностью правы, Сакура, — добавил он и сглотнул. У Сакуры бешено билось сердце. Её вдруг пробрало недавно испытанное чувство, когда целишься в безоружного человека. Она отступила от него, сделала два шага назад, но она не знала, как снять его с прицела.       — Так не может продолжаться, — прошептала она. — Я больше так не выдержу…       — Я понимаю, — произнёс он. — Вы хотите, чтобы всё вернулось, как было. Хотите обратно свою размеренную жизнь…       Глаза Сакуры вспыхнули.       — Нет, не хочу! — вскричала она. Сасори вздрогнул. Он словно пытался наиграть мелодию на фортепиано, и кто-то вдарил разом по десятку клавиш. — Вы действительно не понимаете?! — Сакура снова подошла к нему. — Я не хочу «как было»! Я не хочу никакую «свою жизнь»! Я хочу остаться с вами! Но я не могу! Потому что вы не говорите мне правду! Вы даже не отвечаете, где мои близкие!       — Потому что я не знаю, где они.       — Это я уже слышала!       — Но я… — Сасори поднял руки, прерывая её, — я думаю, они уехали с моей знакомой.       — С какой знакомой? С Кизу?!       — Что? — его лицо исказилось, словно он услышал нечто абсолютно безумное. — С Кизу? По-вашему, я совсем спятил?! Нет. Они должны быть с другой моей знакомой. Откуда вы вообще знаете про Кизу? — он спросил, потом быстро добавил: — Не нужно, не отвечайте.       — Сай сказал мне.       — Да. Я понимаю.       Раскат грома заставил вздрогнуть их обоих. Снова затарабанил дождь. Казалось, до этой минуты он просто исчез, а теперь хлынул по новой. Сакура обхватила голову руками и привалилась спиной к стене. Старалась не смотреть на него, потому что знала, что сразу же над ним сжалится. Видеть его таким было совершенно невыносимо. Поэтому она впечатала взгляд в противоположную стену и гнала мысли вперёд.       — Хорошо, допустим, — проговорила она. — И как нам проверить, что они с вашей знакомой?       — Она должна была звонить.       — Куда?       — На автомат возле гостиницы, — он глянул на часы. — Звонок был около часа назад.       — Что?!       — Она позвонит ещё раз! Не кипятитесь! Я не мог вам сказать! Сакура, вы, конечно, сердитесь… Но поймите, вы любую информацию превращаете в крошечные связки динамита, и они взрываются в самый неподходящий момент! — он договорил и наклонил голову, пытаясь заглянуть в её опущенное лицо. Она никак не реагировала. Просто застыла. — Сакура?..       Она качнула головой. Сначала едва заметно, а потом так, словно ей хотелось этим жестом отклонить всё происходящее разом: и его слова, и бесконечный ливень, и то, что они оба оказались в этом переулке.       — Это просто какой-то бред… Мы не доверяем друг другу, — сказала она. — И вы, и я.       — Мы в сложной ситуации.       — Вы должны всё рассказать мне, — произнесла она. — Про ваши «списки», всемирные заговоры, про связь с мафией… А если нет, я больше не собираюсь вас слушать. Мы не можем действовать вместе, если вы не знаете, чего ждать от меня, а я — от вас.       — Вам и не нужно действовать! Просто делайте то, что я говорю… Нет, стойте! Сакура! Сакура, пожалуйста!       Сакура прошла шагов пять, остановилась, зажмурилась, потом снова обернулась к нему. Он был в панике. Она никогда не видела его таким испуганным. Наверное, она вообще не видела, чтобы ему было страшно.       — Я не имею права просто делать то, что вы говорите! — выкрикнула она. — Я люблю свою тётю! Люблю Ино! И люблю вас! Я обязана понимать, что происходит!       — Меня вы не любите. Это — другое.       — Другое?!       Сасори шумно выдохнул. Луна осветила его запрокинутое подставленное дождю лицо.       — Хорошо. Думаю, я смогу обрисовать вам в общих чертах.       — Нет.       — Сакура, вы же понимаете…       Капли дождя монотонно стучали о лист железа, прислонённый к стене, шелестели, ссыпаясь в лужи, позвякивали, словно струны сложнейшего музыкального инструмента. Капли сбегали по его запрокинутому лицу. Сакура дрожащими пальцами убрала за ухо мокрую прядь.       — Либо вы расскажете мне всё, — сказала она, — либо я ухожу. Решать вам.

***

      Большой медный ключ провернулся в скважине. Сакура нашарила выключатель, в номере зажегся свет. Кресло, кровать, грубый прямоугольный стол, на котором лежала кружевная подставка под вазу, хотя самой вазы не было — Сакура устало оглядела всё это и плюхнула на пол тяжелую мокрую сумку. Сасори прижался спиной к двери, замок щёлкнул. Дверь закрылась.       Они оба замерли. Вода стекала на пол. За окном мягкой затухающей дробью барабанил дождь. День, оставшийся за дверью, нескончаемый безумный день, отсёкся от них. Закончился, наконец. У Сакуры было такое чувство, будто они выжили при кораблекрушении. И если бы здание отеля находилось хотя бы на пару кварталов дальше, они бы, возможно, сюда не добрались.       Сакура никогда прежде не останавливалась в отелях. Тётя любила гостить у друзей, родители брали её с собой в экспедиции, где все живут в палатках. Отели представлялись чем-то таинственным, почти запретным. Теперь перед Сакурой была вполне обычная комната. Ничего неприличного или жуткого. Её взгляд обегал снова и снова бездвижные и безмолвные предметы, стены, углы; он изучал, оценивал ситуацию, задерживаясь каждый раз на одной и той же детали, пока Сакура не произнесла наконец без какого-либо выражения:       — Кровать.       Она не была возмущена или испугана, в её голосе не прозвучало ни упрёка, ни удивления, она просто произнесла это, глядя теперь уже неотрывно на единственную в комнате кровать. Довольно узкую для двуспальной. Застеленную плотным зелёным покрывалом.       — Да.       Сакура повернула голову. Сасори стоял привалившись спиной к двери. Он сказал «да» с закрытыми глазами и продолжил так же, не размыкая век:       — Не беспокойтесь об этом, я буду спать в кресле. — Его руки будто сами собой, без его ведома, поднялись к пуговицам пальто и принялись неторопливо выжимать их, одну за другой, из петелек. — Не беспокойтесь об этом, — повторил он. И когда Сакуре начало казаться, что он отвечает ей из глубокого сна, Сасори оттолкнулся от двери и стряхнул с плеч пальто вместе с почти одолевшей его усталостью. — Мужчина и женщина снимают номер в дешевом отеле, но спят раздельно? Нет, это… Это подозрительно. Не будем возбуждать любопытство портье… — Сасори повесил пальто на вешалку, а вешалку повесил на торчащий из стены крючок. — Сакура?       — Да, — пробормотала она. — Я вовсе не беспокоюсь.       Она быстро разулась, поочерёдно наступая на пятки разношенных ботинок.       — Значит, вы всё-таки немного мне доверяете?       — Буду доверять. Когда вы всё мне расскажете.       — Туше, — произнёс Сасори. — Вы уже не та, что прежде.       Сакура не поняла, это похвала или разочарование. Пока она склонилась над своей промокшей сумкой, Сасори достал из шкафа плед, вернулся к ней, небрежно навесил этот плед ей на плечи, и с этого момента вопрос холода, кажется, совсем перестал его волновать. В мокрой рубашке, в мокрых брюках он прошелся по номеру, проверил, работает ли настольная лампа, плотнее задёрнул шторы, достал из сумки свои папки и выложил их на столе, словно прямо сейчас собирался засесть за какую-нибудь диссертацию.       В номере было холодно. Их вещи стояли в луже воды.       — А вы?       — Я?.. — он искоса посмотрел на неё.       — Вам нужно согреться.       — Со мной всё прекрасно.       Сакура наблюдала за тем, как Сасори продолжает раскладывать свои отсыревшие документы. Обычно рядом с ним она чувствовала себя нелепой и беспомощной, но сейчас у неё было ощущение, точно он — упрямый ребёнок, который даже не понимает, что замёрз. Сакура сдёрнула с плеч плед и закатала рукава. Она снова осмотрела номер. Под столом обнаружилось нечто напоминающее обогреватель. Проигнорировав взгляд, которым Сасори одарил её, когда она оттеснила его в сторону, Сакура подлезла под стол, потащила на себя этот прибор, тот уныло заскрежетал и сдвинулся до центра комнаты, волоча за собой толстый пожелтевший провод. Сакура нашла розетку, подключила его: спирали, багровея, принялись потрескивать.       Покончив с обогревателем, она заглянула в маленькую ванную комнату. Из крана сначала лилась едва тёплая вода, но спустя несколько минут она стала горячей. Пальцы плохо слушались, пока Сакура крутила вентили, доставала из шкафчика полотенца. Тепло никак не желало просачиваться в организм сквозь тяжелый и усыпляющий холод. Слишком долго она оставалась под дождём. Если бы тётушка узнала, то незамедлительно влила бы в Сакуру литров пять раскалённого киселя и закутала бы её в шерстяное одеяло. Эта мысль немного отогрела её и вызвала слабую улыбку. Тётушка.       Вода шумела. Запотело маленькое зеркало над раковиной. Заглянув в него, Сакура увидела только размытое пятно вместо лица. Она закрыла кран и вышла из ванной в спальню. Сасори не читал свои записи и не писал диссертацию, он, опустив голову, стоял возле двери. Еще каких-то пятнадцать минут назад он выглядел как обычно, теперь же показался Сакуре совершенно больным.       — Сасори-сан?       — Немного устал, — проговорил он.       — Так не пойдёт.       Сакура сдвинула тонкие строгие брови. Она подошла к нему и принялась сосредоточенно расстёгивать пуговицы мокрой рубашки. Первые три она успела победить, как вдруг Сасори встрепенулся, словно не стоял только что почти без сознания. Он широко распахнул глаза.       — Стоп-стоп! Что это вам… взбрело?..       — Нужно это снять, — сказала Сакура. — А сухое надеть. Но это после ванной.       — Ванной? Зачем?       — Так. Ладно. Идёмте.       Она втащила его в крошечную, полную пара комнату. Сасори тряхнул мутной головой. Он не слишком понимал, что происходит. Увидел ванную, полную воды, и почувствовал, как по телу прокатился неприятный озноб.       — Прекрасно. Вы её и принимайте. А я пойду, переоденусь или лягу прямо так.       — Мы оба замёрзли! — объявила Сакура. — И оба будем сидеть в этой ванне. Полезайте.       — Оба? Сакура, не глупите. Мы не можем вместе принимать ванну, — он попытался уйти, но она с устрашающей силой вернула его назад.       — Мы можем. В одежде. Полезайте.       — В одежде?       — Да! Живо! Полезайте в воду!       — Всё ещё неприемлемо. Даже в одежде, — сказал он и чуть не кувыркнулся через борт, когда Сакура стремительно перелезла туда и потянула его за собой. Она прямо в джинсах стояла почти по колено в воде и пыталась затащить его туда же.       — Нужно согреться, — настаивала Сакура. Сасори глядел на колыхающуюся поверхность воды.       — Сакура, — начал он и замолчал.       Пальцы Сакуры крепко сжимали его запястье. По необъяснимой причине её до сих пор волновало, заболеет ли он, загремит ли в психушку, будет жить или вышибет себе мозги. Почему её волновало это? Он того не стоил. Было так глупо спорить с ней по поводу ванны, когда следовало переубеждать её в куда более фундаментальных вопросах.       И, если подумать, был ли в его жизни ещё хоть кто-либо…       — Сасори-сан.       Она снова легонько потянула его за руку. Она ждала, когда он согласится на эту нелепую затею — сидеть вместе в ванне. Её не беспокоили ни рамки приличия, ни двусмысленность, которую он мог бы уловить. Свет единственной привешенной к потолку желтоватой лампочки отражался мольбой в её расширенных зрачках. И Сасори сдался.       — Хорошо, — сказал он.       Когда Сакура отступила вбок, он, до конца не веря в происходящее, перешагнул борт.       Горячая вода впилась иголками в окоченевшее тело. Только теперь он почувствовал, насколько в самом деле замерз. Потом Сакура медленно опустилась в воду, и он, придержавшись за стену, опустился. Вода ещё долго колыхалась, после того как они замерли друг напротив друга. Стало совсем тихо.       Сасори никогда не видел снов, но, наверное, происходящее максимально походило на сны, которые видят люди. Что-то реальное и в то же время совсем не совместимое с реальностью. Он сидит в воде, в брюках и рубашке, а Сакура, подобрав к себе колени, сидит напротив него. Ткань её джинсов надулась и покачивалась. Сасори тихо произнёс:       — Это самое странное, что со мной когда-либо происходило.       — Да, — сказала Сакура, глядя на каплю, повисшую на носике крана. — Со мной тоже.       Капля сорвалась и разбилась о поверхность воды. На её месте образовалась новая.       Было немного неловко, несмотря на то, что они были одеты. Слишком тихо. Приглушенный свет. Тепло, обволакивающее два продрогших тела. Сакура принялась медленно водить ладонью по поверхности воды. Она следила за своей рукой, скользящей по воде, которая из-за освещения казалась глянцевой. Потом она подняла глаза и увидела, что Сасори тоже следит за её рукой. Он вдруг произнёс:       — Боль — сильная?       — Боль?..       — Вас сбила машина.       — А!..       — Ребра целы?       — Она только слегка меня толкнула…       — Я видел, как она вас толкнула.       — Беспокоиться не о чем, — негромко сказала Сакура. — Пустяки.       — Броситься под машину — пустяки?       — Я не бросалась. Это случайно вышло. Почему вы сердитесь?..       Сасори промолчал. Ничего не ответил. Он всё ещё чувствовал дрожь, незаметную, сидящую очень глубоко внутри. Он объяснил Сакуре, пока они шли к отелю, что устал, что почти не спал, потому что было много работы. Он не объяснил ей, что эта ночь чуть его не прикончила. А теперь они сидят в воде друг напротив друга, благодаря её странной затее и испытывают его инстинкт убийцы на прочность. Сасори прислушивался к каждому неровному удару сердца, к каждой нездоровой мысли. Параллельно пытаясь выкинуть из головы густой свет фар, охвативший её со всех сторон, и рёв дождя, и то, как он стоял совсем один в темноте, не понимая, куда идти дальше.       — Вы очень напряжены, — сказала Сакура. Она прильнула боком к борту, посмотрела на него. Не так влюбленно, как в кафе, когда пролила на себя какао. Она посмотрела на него спокойно. Казалось, он мог бы даже опереться об это спокойствие. Хорошо, что он знал, чем это кончится на самом деле.       — Сакура, вы вроде собирались меня допросить, — сказал он. — А не присматриваться к моему душевному состоянию.       — Вы устали. Я не хочу вас мучить.       — Не хотите мучить, — повторил он. — Напрасно. Самое время меня добить.       — Не хочу я вас добивать!       — Напрасно, — сказал он. — Будь я на вашем месте, я бы именно так и поступил. Не сомневайтесь.       — Но вы не на моём месте, — отрезала Сакура. Она помолчала недолго, потом добавила гораздо мягче: — Расслабьтесь немного. Подумайте о чем-то приятном, а ещё лучше… вообще ни о чем не думайте. Я тоже часто нервничаю. Тётушка говорит, что это никому не идёт на пользу.       — Лучше бы ваша тётушка сказала вам прервать со мной всякое общение.       — С чего бы?       — Вы же видите, к чему это привело.       — Я бы всё равно её не послушала. И вы ей понравились, вообще-то.       Сасори не шелохнулся. Только взгляд вынырнул из-под влажных слипшихся прядей.       — Я понравился вашей тёте? — переспросил он.       — Да. Она очень переживала, что вы больше не заходите к нам в гости. Много раз меня спрашивала.       — Я ведь просто молчал.       — Разве? По-моему, вы шутили с ней.       — Нет. Не может быть, — пробормотал он.       — Она сказала мне, что вы — застенчивый человек.       — Застенчивый, — повторил Сасори. — Ясно. Ваша тётя в людях разбирается ещё хуже вас. Я думал, такое невозможно.       Сакура невольно улыбнулась. Ей хотелось, чтобы он улыбнулся в ответ, но он лишь вяло качнул головой. Вытянув руки вдоль бортов, он запрокинул подбородок и упёр взгляд в потолок.       Снова повисла тишина. Сакура прикрыла глаза. Ей было хорошо рядом с ним. Она без конца чувствовала уколы совести за то, что ей было хорошо. Почему они оказались вдвоем только при этих ужасных обстоятельствах? Почему это не могло произойти как-то иначе? Имела ли она вообще право что-то чувствовать, кроме страха?       — Сасори-сан…       — Да?       — Можно я всё-таки у вас спрошу?..       — Разумеется. Спрашивайте.       — Есть ли вероятность, что тётю Хори и Ино забрала не ваша подруга, а кто-то ещё?..       Сакура выпрямила спину, вода всплеснула. Сасори всё также смотрел в потолок.       — Есть, — сказал он.       Она кивнула. Больше никак не отреагировала. Слегка закружилась голова.       Сасори продолжил:       — Но давайте попробуем порассуждать на эту тему. У профессора Тэкку было около пятнадцати минут между тем, как я подал ему сигнал, и тем, как он вошел в аудиторию. Когда я спросил, почему его не было так долго, он ответил…       — Что дал вам время.       — Да, — Сасори вздохнул, — да. Но вы же понимаете, он не стал бы деликатно ожидать подходящего момента. Скорее всего, он за эти пятнадцать минут искал быстрый способ меня приструнить. И возможно, он отправил кого-то в гости к вашей тёте.       — Господи…       — Всё так, Сакура. В уравнении есть неизвестные. Но моя подруга, если бы она не нашла дома вашу тётушку и увидела бы этот бардак… Она бы не уехала. Она попыталась бы со мной связаться.       — Вы ей доверяете?       — Да. Я ей доверяю. Об этом не беспокойтесь.       — Значит, они, скорее всего, успели уехать?       — Я так думаю. Хоть и не могу утверждать наверняка.       Пока Сакура крутила в голове эту мысль, Сасори передвинулся, он прислонился виском к кафелю и закрыл глаза. Ей снова показалось, что он спит. Она тронула его за руку. Та оказалась не многим теплее льда. Реально ли вообще отогреть его руки? Почему они всегда такие холодные?       — Я не сплю. Спрашивайте дальше, — проговорил он, сохраняя неподвижность.       — Вы согрелись хоть немного? Ваши руки…       — Я имел в виду другие вопросы, — произнёс он. — Про мафию.       Сакура плотно сжала губы.       — Я не могу вас расспрашивать. Вы засыпаете.       — Выдалась тяжелая неделя. Я же не знал, что вы порушите все мои планы? Если бы знал, то спал бы постоянно…       — Чем я их порушила?       — Своим появлением. Нас видели вместе.       — Вот! — воскликнула она. Акустика ванной комнаты неожиданно поддержала её возглас, и Сасори распахнул глаза. — Вот это вы мне и должны объяснить, — добавила Сакура уже гораздо тише. — Объясните, почему мне нельзя было к вам приближаться? Что это за глупость?!       — Это не глупость. И это нельзя объяснить отдельно от всего остального.       — Значит, объясните всё вместе!       Сасори тяжело вздохнул. Сакура ожидала пояснений. В конце концов, он сам предложил себя «допрашивать». И заботу её высмеял. Пусть отвечает!       Он усмехнулся и наклонился к ней ближе, сплетя пальцы в замок.       — Ладно… Попробуем, — сказал он. — Как вам кажется, какой человек наименее уязвим для шантажа?       — Очень… влиятельный? — Сакура задумалась ещё на мгновение. — Или честный?..       — Ни то, ни другое. Влиятельный человек будет трястись из-за своего положения, из-за денег, из-за репутации, к тому же, влиятельный человек — человек, плотно увязший в общественных связях. А честный человек, как правило, полон уязвимых мест вроде любимой супруги, собаки, дочурки, которая совсем одна ходит в школу.       — Тогда…       — Я скажу вам, какой человек для шантажа неуязвим. Одинокий. Отчаянный. Тот, которому нечего терять.       — Это вы…       Сакура сначала произнесла это и только потом спохватилась, как жестоко это могло прозвучать. Она испуганно воззрилась на него. Он не изменился в лице ни на йоту. Так и смотрел на неё серьёзно и насмешливо одновременно.       — Вы правы, — сказал он. — Это — я.       Он словно ждал, что теперь она скажет ему что-то. Не просто что-нибудь, а нечто конкретное, логически вытекающее из разговора. Сакура разомкнула губы. Она не знала ответ, она пыталась вникнуть в условия задачи, а потом Сасори улыбнулся, и она забыла про условия. Его голова наклонилась обратно к кафелю, ресницы опустились — он снова прикрыл глаза.       Шантаж. Быть уязвимым для шантажа. Значит, он должен оставаться неуязвим? Но зачем кому-то его шантажировать? Сакура хмурилась, пытаясь соединить хотя бы две случайные детали из гигантского пазла.       — Вы что-то знаете? — произнесла она вслух. — Или у вас есть какая-то ценность?.. Этот… этот список? Список чего?       — Как упорно вы надеетесь, что я окажусь хорошим парнем.       — Ладно! У вас ничего нет. Это вы кого-то шантажируете. И не хотите, чтобы вас шантажировали в ответ?       — О-оо, — протянул он. — Далеко от истины, но, по крайней мере, безжалостно! Отлично, Сакура. Вы — молодец.       Она сощурила глаза. Сасори улыбался.       — У меня всё-таки кое-что есть. Но важно, чтобы вы поняли.… Список — это не бумажка и не перечень каких-то людей или вещей. Список — это… система добровольного шантажа.       — Это… что?       — Система добровольного шантажа, — повторил он, — которую я создал.       Голова Сакуры склонилась набок. Казалось, правда будет ужасной, кровавой, подлой, какой угодно, но обязательно понятной. Даже закралась мысль, что он специально всё так туманно сформулировал, но Сакура отогнала её. Нет. Он был готов с ней поделиться. Просто она ничерта не понимала.       — Сасори-сан, вам придётся пояснить.       — Я понимаю, — сказал Сасори. — Итак… «Список» — это список влиятельных людей, заключивших со мной сделку. Представьте… им всем что-то нужно друг от друга. Бизнесмену нужно узаконить право на строительство, судье хочется замять неприятный инцидент, начальник полиции хочет заработать. Но они не могут напрямую давать взятки и договариваться. Кроме того, деньги не всегда решают вопрос. Я придумал, как помочь таким нечистоплотным джентльменам. Они… скажем так, вступают в тайный клуб подлецов. Для того, чтобы войти в «Список», эти подлецы сами предоставляют на себя компромат. Компромат хранится у меня и является гарантом того, что никто не соскочит и никто никого не выдаст. И тогда эти грязные сделки становятся безопасными. Потому что если участник списка нарушает договоренность, я обнародую то, что он сам на себя слил. Как нотариус заверяет достоверность документов, я заверяю достоверность опасной сделки.       Он договорил. Сакура молча смотрела на него. Потом она медленно проговорила:       — Вы собрали компромат на влиятельных людей, чтобы они могли безопасно обходить закон?       Пальцы Сасори дважды беззвучно отбарабанили по бортику ванной. Он пожал плечами.       — Да, — сказал он. — Если упростить — так и есть.       Сасори чувствовал на своих губах улыбку, но она держалась там на последнем издыхании. Сакура ничего ему не отвечала. Она снова впала в состояние нечитаемого молчания. Точно так же, как когда он пригласил её в кофейню во второй раз. Он сказал ей: «Жду вас там же, в пять», а она просто замолкла и всё! Сакура явно не понимала: и в том, и в этом случае ему нужен был вердикт немедленно. Без всяких чертовых пауз!       Но Сакура молчала. Потом её лицо вспыхнуло эмоциями. И вместо того, чтобы что-то сказать, она издала страдальческий стон, откинулась спиной назад, сползла по бортику и с головой ушла под воду. В него упёрлись её обтянутые джинсами коленки.       — Сакура… — произнёс он. — Сакура, вылезайте, это опасно.       Едва ли она его слышала. Её руки уцепились за борта, она вынырнула и сразу сделала глубокий вдох. С её волос тонкими струйками лилась вода.       — Это… — выдохнула она. — Это просто…       — Вы главное скажите, что не собираетесь сбегать. А потом всё остальное.       — Я не собираюсь! Но это… — она подняла на него широко распахнутые глаза. — Это нужно уничтожить! Ваша система должна быть уничтожена!       Сасори покачал головой, и Сакура легко прочитала: «Я знал, что вы так скажете», а не: «Конечно, сейчас всё уничтожим!»       — Изнасилования… — выдохнула она вдруг. — Это компромат на вас?       — Да.       — А при чём тут мафия?!       — Сакура… всё несколько сложнее, чем видится вам на данный момент.       — Настолько, что вы не можете мне объяснить?       — Я могу.       — Значит, объясняйте!       — Вы уверены?       — Объясняйте!       Его пальцы, постукивающие по бортику ванной, сбились с ритма. Из всех вопросов на этот ему хотелось отвечать меньше всего. Сакура глядела на него в упор.       — Я жду.       — Чёрт возьми, — выпалил он, — вам бы в политику! Или в суд!       Он сделал глубокий напряженный вдох.       — Сразу говорю, вам это не понравится. Если участник сделки нарушает соглашение, я обнародую компрометирующую его информацию.       — Это я уже поняла.       — Мафия вступает в дело в том случае, если соглашение нарушаю я.       Краска схлынула с её пытливого лица.       — Не бойтесь, — быстро добавил он. — До этого не дойдёт.       — Что-то мне нехорошо… — выдохнула она.       — Тут душно. Дышите глубже.       — То есть мафия… нужна для того, чтобы вас убить?       — Этого не случится.       — А то, что вы сейчас здесь, со мной — нарушает соглашение?       — Не нарушает. Всё под контролем. Это только часть договорённостей… Помимо этого клан Идо хочет легализовать часть бизнеса. Они помогают нам, мы им. И взамен они согласны устранить координатора, если тот ошибётся. Тогда моё место займёт ваш близкий друг Сай.       — Близкий друг, — повторила Сакура. — Вы меня специально сердите?       — Немножко.       Сакура нахмурилась, провела ладонями ото лба к затылку, собрала пряди и отжала их, словно тряпку. Сасори это движение показалось безжалостным по отношению к её волосам.       — Хотите спросить ещё что-нибудь?       Она покачала головой.       — Боже мой, нет… Хватит на сегодня. И с меня, и с вас, — сказала она. — Спасибо, что рассказали. Мне стало легче.       — Легче? После всего, что вы узнали?       — Да. Намного легче, Сасори-сан.       Лёгкости он в ней не наблюдал. Только какую-то мрачную решимость. Забавно, что ему почти перестало казаться странным происходящее, ведь они до сих пор сидели одетыми в ванне. Вдвоём. Он повторил эту мысль про себя: здесь больше никого нет. У Сакуры красивая шея. И плечи. Ей к лицу быть серьёзной. Он может на неё смотреть — это не наказуемо. Капля воды скатилась к ключице, поймала блик, впиталась в мокрый ворот. Сасори провел пальцами по холодному бортику: сантиметр вверх, сантиметр вниз. Вдох.       — Вода остыла, — сказал он. — Вы случайно не придумали, как нам выбраться, не залив весь номер?       — Я вылезу первой. Вы отвернётесь. Потом я разденусь и обернусь полотенцем.       Лицо Сасори совсем не изменилось. Он смотрел на неё так, словно всё еще ожидал ответ. Наконец, его губы приоткрылись.       — Нет, — произнёс он. — Давайте как-то иначе.       — Как? — Сакура притянула к груди колени. — Просто отвернитесь и всё.       Она выдохнула, после чего, одним рывком поднялась на ноги. Вода с шумом лилась с одежды, облепившей худое тело. Свитер растянулся, джинсы стали тяжелыми. Сакура подумала, как это должно быть смешно со стороны. Она села на борт, перекинула через него ноги на сложенный на полу коврик.       Сасори отвернулся в ту же секунду.       — Значит, завтра ваша подруга позвонит? — услышал он параллельно с шорохом одежды и шлёпаньем по плитке босых ног. — Куда?       Он уткнулся лбом в кафель, широко распахнутые глаза смотрели сквозь расплывающийся вентиль холодной воды.       — На телефон-автомат, он на площади. Это недалеко.       — Во сколько?       На борт ванной шмякнулись её мокрые джинсы. Сасори не мог поверить, что она делает это: раздевается в метре от него.       — Сасори-сан?       — В три… в три пятнадцать.       Её свитер не удержался на скользком бортике и вместе с джинсами сполз на пол.       Послышалось шуршание полотенца. Потом шуршание прекратилось. Стало тихо. Сакура просто стояла у него за спиной. Без ничего. Сасори показалось, что внутри него кто-то выключил свет. В темноте тяжко грохнуло сердце. Чужое сердце. Его — так не умело. Прошла секунда. И ещё одна. И ещё. И ещё. Наконец раздался её лёгкий беззаботный голос:       — Сейчас принесу вещи…. Вроде не всё промокло.       — Да, — сказал он. — Очень хорошо.       За Сакурой закрылась дверь. Сасори провернул холодный вентиль и плеснул себе в лицо. Ему всё ещё казалось, что она здесь. Ждёт, когда он обернётся. Он глянул через плечо — в комнате никого не было. Сердце, вместо того чтобы успокоиться, зашлось еще сильнее.       Сасори поднялся из воды, расстегнул рубашку и бросил в кучу мокрых вещей, потом переступил на коврик, присел на борт и смотрел, как ворс впитывает воду. Брюки растянулись и потеряли форму — придётся их выбросить, судя по всему. Дверь скрипнула. Появилась тонкая рука, наощупь пристроила вещи на тумбочку и выскользнула обратно.       Это будет испытание. Он понял. Всё будет сложнее в пять раз. Ему уже было сложно. Он поднялся, мазнул ладонью по запотевшему зеркалу. Увидел своё несчастное лицо. Ему впервые за много лет стало себя по-настоящему жаль. Ему было жаль себя почти до слёз. Это от усталости. Но ещё и оттого, что у него не было времени подумать о предстоящих трёх-четырёх днях. Он не оценивал. Только сейчас понял, что возможно цепочка его ошибок не прервалась, а наоборот, она как снежный ком, стала набирать обороты.       По зеркалу, поверх его лица, стекал конденсат. Сасори отвернулся. Взял вещи. Вышвырнул из головы лишние мысли.       В комнате, куда он вышел с чувством забравшегося в чужое жилище вора, горела только настольная лампа. Сакура сидела на кровати, подобрав ноги близко к груди. На ней были пижамные штаны и его рубашка. По всей комнате были развешены сохнущие вещи, и потому в воздухе стояла сильная влажность. Сакура повернулась к нему.       — Я приготовила вам плед и подушку, — она кивнула в сторону кресла. — Но я думаю, — добавила она, — что вы можете спать тут.       Тут — это значило с ней рядом. На кровати. Предложив, она, как бы приглашая его, пододвинулась ближе к краю. Он не мог пошевелиться.       — Мне кажется, вы напрасно беспокоитесь, — сказала Сакура. Сасори ответил очень тихо, она едва услышала его:       — Вы не понимаете.       — Нет, я понимаю, — сказала она.       Он придержался рукой за дверной косяк. Сакура спокойно поднялась с кровати и подошла к нему. Она подходила всё ближе, и ближе, и ближе. В неё точно вселился какой-то демон, который вздумал вдоволь над ним поиздеваться. «Или может, — подумал Сасори, — я вижу то, чего нет?» Сакура приложила ладони к его груди, из которой за малым не вылетало сердце.       — Я боюсь, что если поцелую вас, — сказала она, — вы снова мне не ответите. Поэтому… можно мне вас поцеловать?..       — Нет! — он отшатнулся от неё, скинул с себя её руки. — Нет. Не нужно.       — Почему?..       Сасори уставился в пол, он не видел её лица. Голос Сакуры был всё таким же мягким, она не обижалась на него за то, что он её оттолкнул. Или он продолжал слышать то, что хотел слышать, а не то, что происходило на самом деле.       — Это не требует объяснений.       — Нет, требует. Почему? Я больше вам не нравлюсь?       — Сакура, прошу вас, остановитесь.       — Я не хочу останавливаться.       — Сакура… Вы просто… Вы не можете оценить ситуацию здраво, а я могу. Неужели вы не поняли до сих пор, что я за человек? Я вам не подхожу.       — Это мне решать!       — Послушайте… у вас всё наладится.       — Что наладится?! О чём вы вообще?! Я хочу быть с вами!       — Может, и хотите, но…       — Может?!       — Сакура.       — Вы, наверное, думаете, — выпалила она, — что я… глупая, так? Вы думаете, я не понимаю… к чему это идёт, но я… я не ребенок. Я вас люблю. И я хочу… я хочу, чтобы… — голос Сакуры задрожал, и Сасори не выдержал, он поднял на неё глаза. Она стояла перед ним, распахнутая: глазами, губами, сердцем, в этой чёртовой рубашке, дрожала от волнения, но не позволяла себе заплакать. Даже если бы она заплакала, это были бы совсем другие слёзы. Они были бы как удар наотмашь. — Я хочу быть с вами, — сказала она вдруг выровнявшимся голосом, — и спать с вами, как спят эти… мужчины и женщины, которые снимают… дешевые… номера… о которых вы говорили… И знаете, — выдохнула она, — можете думать обо мне… что угодно! — швырнула она. — Что угодно, — повторила она гораздо тише. Потом зажмурилась, прежде чем отвернуться, утерла быстро рукой глаза, и уже не глядя на него она отошла к кровати, отдёрнула одеяло, легла к нему спиной и затихла.       Погас свет.       Сакура чувствовала, как тело до сих пор мелко дрожит. Навострённый до боли слух улавливал каждый шорох. Вот он прошел вдоль кровати, остановился. Может, он не мог ничего разглядеть в темноте, но может быть, он всё-таки сомневался. Она знала наверняка, что никогда об этом не пожалеет. Никогда не пожалеет, если он сейчас откинет одеяло и прижмет к матрасу её тело, как тогда… Как тогда, в его доме… Ино говорила, что это похоже на бесконечное падение вниз. И ещё она говорила, что это больно. Только Сакура никак не могла представить, как эти простые описания могут вместить то бесконтрольное чувство, которое раздирало ей грудь. Ей был нужен именно он. Она чувствовала это в каждом его слове, в каждом жесте. Ей был нужен он или больше никто. Даже если завтра они расстанутся навсегда. Даже если ей придётся ждать новой встречи с ним всю свою жизнь. Или если все обстоятельства, которые без конца вырастают между ними, вдруг восстанут единовременно и усугубятся в тысячу раз. Ей был нужен именно он.       Зашелестел плед, скрипнуло старое кресло. Сакура закрыла глаза.

***

      На улице было невероятно светло. От ливня, который чуть не смёл город с лица земли, не осталось ни единого напоминания. Редкие лужи так ярко отражали солнце, что казалось — это растёкшиеся по асфальту зеркала. Сасори вёл её по улице Акахати. Он не шутил над ней, не упрекал, не был многозначительно мрачен. Сасори держался так, словно вчера ничего особенного не произошло. И, наверное, только благодаря этому Сакура до сих пор не сгорела от стыда.       Она вперемешку думала о тётушке, об Ино, о тяжести пистолета в руках, о том, как сильно вчера билось его сердце, и о бесчисленных постыдных глупостях, которые она на него обрушила под действием момента. Она злилась на себя. Впрочем, на него она тоже немного злилась.       Мимо проезжали цветные автомобили с круглыми выпученными фарами. Прохожие, все до единого, были вооружены зонтами. Почти не замечая этого, Сакура крутила в голове пару вопросов, которые обязательно нужно задать тёте во время звонка. Сасори вдруг остановился. Он поднял руку, глянул на пустое запястье, лицо его помрачнело, и он взял за руку Сакуру: у неё на запястье были детские пластмассовые часы.       — Позвольте, — сказал он, склонившись над циферблатом. — Я свои вчера утопил.       Его вежливость напоминала кирпичную стену, и Сакура впервые подумала, что лучше бы он над ней посмеялся. Она произнесла:       — Всё в порядке?       На лице Сасори отразилось удивление. Не вырвавшаяся из-под контроля случайная искорка эмоции, а искусно начертанное удивление лжеца.       — Всё прекрасно, — сказал он. — Почему вы спросили?       И видно, почувствовав собственную фальшь, он тут же добавил:       — Давайте позавтракаем. Тут недалеко.       — Но как же…       — До звонка достаточно времени. Не волнуйтесь.       Они не прошли и двадцати метров, как Сасори распахнул перед ней дверь и сам же перетолкнул её через порог. Сакура даже не успела прочесть название на вывеске, она сразу оказалась в теплом уютном зале, окутанная ароматом кофе и свежеиспечённых булочек. Чувство голода, дремавшее где-то глубоко под толщей натянутых нервов, пробудилось и принялось беспощадно терзать её. Сакура не могла вспомнить, когда ела в последний раз. Они прошли к столику возле окна. Повесили на вешалку верхнюю одежду. Сакура почти забыла, каким странным Сасори показался ей минуту назад на улице, но тут он галантно отодвинул для неё стул, и тень тревоги мрачно наползла на местный уют.       «Что-то не так», — шепнула ей интуиция. Что-то с ним не так.       Сакура пристально ощупала взглядом зал, местных посетителей, его задумчивое лицо. Похожая тревога всколыхнулась в ней, когда они стояли посреди пыльной аудитории за минуту до появления господина Тэкку. Подумав об этом, Сакура резко уставилась на входную дверь кофейни. Та распахнулась, и в зал вползла сморщенная старушка. Тогда Сакура развернулась к окну. Там господина Тэкку тоже не оказалось. Люди брели мимо, жмурясь от слишком ярких солнечных лучей. Улыбчивый парень на велосипеде, разносчик газет, наматывал круги вокруг клумбы.       — Когда я сказал, что времени достаточно, я не предполагал, что вы будете глазеть по сторонам.       Она повернула голову. На Сасори были очки, в руках — раскрытое меню. Сакура не могла этого объяснить, но даже в улыбке сквозило нечто подозрительное.       — С вами что-то не так, — сказала она.       Он поглядел на неё поверх тонких стёкол.       — Со мной?       — Да.       — Что же со мной не так?       — Не знаю. Что-то.       Улыбка Сасори потеряла лёгкость, растянулась, похожая на знак тире. Он хмыкнул.       — Постарайтесь выбрать что-нибудь кроме огромной чашки какао, — сказал он. — У нас впереди непростой день.       Сакура стиснула зубы и взяла меню. К ним подошла официантка.       — Определились с заказом?       — Омлет с овощами, сырные тосты, чай с лимоном… — он задумчиво постучал по меню пальцем. — И кофе со сливочным мороженым и сиропом.       — У нас такого нет, — сказала официантка.       — Очень жаль, — сказал Сасори. — Может, вы спросите у повара, и он сделает исключение?       Официантка недовольно скривила губы.       — Ну ладно, спрошу. А для вас?       — А мне… тоже омлет и тосты. И какао.       — Спасибо за заказ.       Официантка ушла. Сакура немного расслабилась. Она глянула на часы. До звонка оставалось меньше часа. Не лучший момент для того, чтобы впадать в подозрительность.       — Расскажите, что мы будем делать? Профессор наверняка уже освободился. И Сай… Что они предпримут?       — Они попытаются вынудить меня запустить работу «Списка», а потом передать им готовую функционирующую систему.       — Передать… господину Тэкку?! — прошипела Сакура. — Эту систему?!       — Конечно. В этом и состояла изначальная договоренность. Я планировал настраивать работу дольше, но теперь время поджимает. Профессор Тэкку предоставил свои связи, свёл меня с Киномо и Тсукури, а я пообещал, что сделаю «Список» и отдам его, когда всё будет готово.       — Господину Тэкку?!       — Сакура, — он приподнял руки над столом. — Ничего чудовищного не происходит. Расслабьтесь.       — Вы шутите! — воскликнула она. — Этого нельзя допустить! Он — ужасный человек! Худший! Я хуже человека в жизни не встречала!       — Есть такие, кто мог бы с ним посоревноваться.       — Ничего смешного! Вас это веселит?!       Он покачал головой, но Сакура видела, что его развлекает этот разговор. Ей страшно было представить последствия передачи списка господину Тэкку. Он же просто монстр! Мерзкий, вспыльчивый, беспощадный психопат!       — Профессор Тэкку не оставит вас в покое, если не получит то, что ему нужно. Поэтому вы не должны беспокоиться ни о чем, кроме собственной безопасности, безопасности вашей тёти и подруги. Вам кажется, что случится катастрофа, но на самом деле никто не заметит перемен. Просто одни потеряют власть, другие её обретут. И всё. Всё останется по-прежнему.       — Нет, не останется! И вы тоже не должны так думать, — она перешла на шепот. — Вы вообще не должны запускать этот чёртов «Список»!       — Сакура, он уже запущен.       — Что?! Но вы же сказали… только что!       Официантка подошла к столику, и Сакура раздраженно уставилась на неё, потому что момент был весьма неудачный. К её удивлению, это была другая официантка, не та, которая принимала заказ. Официантка вежливо склонила голову в приветствии.       — Повар просил передать, — сказала она, — что с удовольствием сделает для вас исключение, господин Акасуна.       — Как скоро?       — В течение трёх-четырёх часов. Благодарю вас за визит.       Сасори что-то ей ответил. У Сакуры в голове будто разорвалась петарда. Она перестала слышать происходящее. Она чувствовала, как внутренности словно обливаются жидким огнём. «Безмозглая простофиля! — мысленно обратилась она к себе. — Он же не любит сладкое! Он же не любит сладкое и заказал чёртово мороженое! С сиропом! Он всё запустил у тебя перед носом! Дура! Идиотка!» Сасори, кажется, окликнул её, но она ещё не готова была ему отвечать. Она пыталась хоть немного успокоиться. «Неужели не ясно, что с ним надо быть начеку?! Какого чёрта, Харуно Сакура?!»       — Сакура?..       — Я злюсь.       Сасори вздохнул.       — Ожидаемо. Надеюсь, какао вас утешит.       — Не уверена.       — Не сердитесь, по-другому — никак. У Тсукури хорошие связи в полиции. Как только у профессора Тэкку закончится терпение, они просто объявят нас с вами в розыск, а заодно и вашу тётушку. Мы недолго сможем бегать от них.       — И как нам поможет то, что вы это запустили?!       — Нам окажут услугу. Связи Тсукури перестанут быть значительными. Мы заберёмся на пару уровней выше, и полиция перейдёт в наши руки.       — Господи… — простонала Сакура. Официантка, та, что была первой, прислонила к столу край подноса. Пока она аккуратно переставляла на стол их заказ, Сасори едва заметно улыбался, а Сакура изо всех сил игнорировала его улыбку.       Они принялись за еду. Сакура яростно вгрызлась в тост.       — Моё доверие к вам снова утеряно, — прошипела она, едва прожевав.       — Покажите мне часы. Сколько там?       — Половина.       — Сорок пять минут до звонка, надо спешить.       Запивая какао еду, которая с трудом лезла в горло, Сакура пыталась придумать, как ей теперь предотвратить передачу «Списка» господину Тэкку. Что, если связаться с тётей и спрятать их с Ино надёжнее? Что, если они уедут куда-нибудь на время? Почему Сасори так упорно следует своему плану? Что он получит, передав список? Только их безопасность? С трудом верилось.       Она как раз сделала глоток какао, когда в голове вспыхнуло вдруг: «Вы не понимаете… Своими руками… Я хочу убить его сам. Своими руками».       Убить его.       Своими руками.       — Вы в порядке?       Она кашляла. Сасори склонился над ней, он положил руку ей на плечо. Сакура подняла на него испуганные глаза. Сасори стоял близко, она почувствовала знакомый запах крахмала. Казалось, что горло сдавливает невидимая петля. Сакура ещё пару раз слабо кашлянула. Попыталась вдохнуть.       — Я… в порядке…       — Точно?       — Д-да.       Ладонь Сасори соскользнула с ее плеча. Он качнул головой:       — У вас с этим напитком — несовместимость.       Сакура ещё секунду смотрела туда, где он только что стоял, потом поглядела на остатки завтрака. Она не сомневалась, что больше ни кусочка не сможет проглотить.       Они вышли на улицу.       Солнце слепило беспощадно, но совсем не грело. Люди кутались в свои куртки и пальто. Только кружащийся бесконечно газетчик был в тонкой кофте, распахнутой при этом до середины. Из разреза торчал ворот бельевой майки. Парень подкатил к ним, отпустив руль, едва вращая педали, словно циркач. Он широко улыбнулся Сакуре.       — Газетку?       — Нет. Не нужно, — Сасори даже не глянул на него, он ускорил шаг. Потом, вдруг резко остановился. Полез в карман, достал мелочь. Взял протянутую газету. — Идёмте, — бросил он Сакуре. И она виновато улыбнулась продавцу газет через плечо.       — Хоть бы «спасибо» сказали…       — Мы опаздываем. Который час?       — Всего лишь три…       — Не округляйте.       — Три ноль две! Вы же сказали, это здесь, поблизости?       Они дошли до перекрёстка, и Сасори, вместо того чтобы свернуть или пройти прямо, притормозил. Сакура увидела телефонную будку посреди небольшой площади. Она сделала шаг, Сасори схватил её за руку и тоже заставил остановиться. Он осматривал большое открытое пространство. Сакура неосознанно прижалась к нему плечом. Это вышло случайно, но почувствовав это, она застыла, не шевелясь.       — Ну что?..       — Смотрите… вон там, — сказал он. Взгляд Сакуры тоже обежал площадь, она не заметила ничего подозрительного. Возле будки — вообще ни души. Сасори вдруг притянул её ближе, так что она оказалась к нему спиной, и обнял. Потребовалась пара секунд, чтобы сообразить: он не хочет вызывать подозрений. Так они просто парочка, которая любуется площадью.       — Видите полицейскую машину?       — Да.       — А там ещё две.       — Но, может, они тут всё время стоят… как такси?       — Может.       — Что же нам делать?..       Он молчал. Сакура провернулась в его руках.       — Попробуем подойти, — сказал Сасори.       — Хорошо…       — Но будьте готовы бежать, если что.       — Бежать?! А как же звонок?       — Будут и другие звонки. Который час? — Сасори спросил и, не дожидаясь ответа, схватил Сакуру за руку, поднёс её запястье к лицу, словно нечто безвольное и неживое. — Так. Мне надоело это, — сказал он. — Снимайте их.       — Вы о чём?..       — Снимайте часы.       Сакура удивлённо встрепенулась. Она посмотрела на свои любимые пластмассовые часы, которые тётушка подарила, когда ей исполнилось одиннадцать. Розовые, с маленькими прозрачными стразами, половина из которых давным-давно потерялась. Сколько раз над ней смеялись в пансионе из-за этих часов! А она, всем назло, продолжала их носить.       — Вы собираетесь надеть их?.. — спросила Сакура. — Это часы для девочек…       — Часы не для девочек. Они чтобы показывать время, — сказал Сасори. — Давайте их сюда!       Она быстро расстегнула ремешок и помогла ему защелкнуть их на запястье. Сасори мрачно поглядел на розовый циферблат.       — Три двенадцать. Будьте готовы.       — Я готова!       Они двинулись к будке. Сасори вёл её за руку, то ли продолжая изображать гуляющую пару, то ли опасаясь, что она кинется в объятья полицейским. У Сакуры сердце билось с такой силой, что ей казалось, оно взорвётся от очередного удара. К будке подошел мужчина в шляпе, приоткрыл дверь, передумал и пошел дальше. До неё оставалось шагов двадцать. До звонка пара минут. Из полицейской машины, которая стояла с левого угла площади, вышел полицейский и похлопал себя ладонями по животу.       Они подошли к таксофону. Полицейские не двигались, даже не смотрели в их сторону. Сасори продолжал сжимать её руку. Он глянул на часы.       — Минута.       Сакура перевела взгляд на запертый в стеклянной клетке телефонный аппарат. Она вдыхала и выдыхала через разомкнутые губы. Слышала свои выдохи. От нервов разболелось в груди.       Телефон зазвонил.       — Минута в минуту, — прошептал Сасори. Он не отпустил её руку, и потому Сакура уставилась на него. Он, казалось, видел угрозу во всем, даже в своевременности звонка. Телефон продолжал звонить, они пропустили уже три или четыре дребезжащих сигнала.       — Нужно взять! — Сакура поняла, что он её не отпустит, выдернула руку и ворвалась в кабину таксофона. — Алло!       Сасори придержал дверь, он без конца осматривался. В трубке — тишина. Сакура сильнее прижала её к уху.       — Алло! Тётя Хори?..       — Здравствуйте, Сакура.       Она чуть не свалилась, прямо на пол. Сасори увидел её побледневшее лицо и выругался беззвучно себе под нос.       — Сакура? Вы слышите?       — Да…       — Это я. Сай.       — Здравствуйте.       В трубке потрескивало. Голос Сая, который Сакура узнала сразу же, смешивался с этим зловещим треском.       — Она у нас, — произнёс Сай медленно, почти по слогам. — Передайте ему, чтобы все документы были завтра в «Каори» к пяти часам.       Сакура смотрела себе под ноги. Она видела две скомканные бумажки и окурок в углу кабины.       — Вы меня услышали? Сакура?       На окурке остался след от красной помады. Красивый цвет, с холодным малиновым оттенком.       — Сакура? Подтвердите, что услышали.       Она вдруг крутанулась на месте и хлопнула трубку обратно на телефонный аппарат.       Сасори ошалело уставился на неё. Она выпалила:       — Это был Сай!       — Сакаи Сай?! — глаза Сасори распахнулись ещё шире.       — Да.       — И вы повесили трубку?! — прошипел он, повиснув рукой на стеклянной двери. — Вы в своём уме?! Почему вы не передали её мне?! Нужно договариваться с ним!       — Нет!       — Сакура!       Снова зазвонил телефон. Сасори попытался прорваться к нему, но Сакура вытолкнула его из кабины и раскинула в стороны руки.       — Нет! Он сказал: «Она у нас». Но там была ещё Ино и ваша подруга! Если бы их поймали, он бы сказал: «Они у нас»!       — Сакура, вы играете с огнём! Он мог оговориться! Как бы ещё они узнали адрес и время звонка?!       — Я не знаю…       — Пустите меня к телефону!       — Нет! Я по голосу поняла! Они их не нашли!       — У вас просто истерика! — Сасори рванул её на себя и ворвался в кабину, но телефон уже умолк. — Чёрт возьми! Это невообразимо! — он обернулся к ней. — Вы просто чокнутая! Что на вас нашло?!       — Я услышала… я поняла по его голосу, клянусь!       Сакура пыталась заглянуть Сасори в глаза, убедить его и самой убедиться в собственной безумной гипотезе, но его взгляд метнулся мимо её лица. Сасори грубо стиснул ей предплечье.       — Быстро уходим, — произнёс он уже чётко и без эмоций.       Сакура глянула на площадь. Полицейский говорил по рации и смотрел прямо на них, а с другой стороны еще четверо уже пробирались в их сторону. Сасори буквально волоком протащил её первые несколько шагов. Один из полицейских достал пистолет. «Не двигаться!» — долетело до них. — «Стоять!» Взвыла сирена. В груди, словно раскат грома, бахнуло сердце, и Сакура побежала.       Улица качалась вправо-влево, вправо-влево, и вместе с улицей качалась доска объявлений, припаркованный бьюик и газетный киоск. Слышно было топот бегущих за ними полицейских. Потом раздался хлопок и что-то взвизгнуло. Сасори схватил её за рукав и ввернул в крутой поворот. Поток людей двигался им навстречу. Они ныряли, протискивались во вспыхивающие тут и там просветы в толпе, которая казалась единым бурлящим организмом. Слышны были выкрики и ругань позади. Сакура попыталась оглянуться и чуть не налетела на кого-то. Полицейские догоняли их. И вдруг Сасори снова схватил её за руку и заставил свернуть. Они оказались в узком коридоре меж двух домов, который был наполовину занят пожарной лестницей. Не притормаживая, они кинулись на противоположную сторону. Сакура снова хотела оглянуться, увидеть, преследуют их или нет, но Сасори не дал ей остановиться. Они выскочили в захламлённый широкий двор, Сасори осмотрелся, потом кивнул в сторону подвала, и они сбежали быстро по поросшей мхом лесенке. Он распахнул дверь, толкнул Сакуру вперёд себя, она двумя ногами плюхнулась в воду, он тоже, и дверь, сырая, разбухшая от дождя, грустно качнулась на ржавых петлях, погрузив их в полумрак тесного тамбура. Сакура обернулась и увидела, как Сасори приложил указательный палец к губам. Они затаились.       Через грязные окна почти ничего не было видно. Тамбур вёл в подвальное помещение, которое, судя по всему, полностью было затоплено. Тупик. Если их здесь найдут, то бежать будет некуда. Сакура нашла в темноте его руку, и Сасори, не сразу, но всё-таки сжал её ладонь, продолжая высматривать через окно, что происходит снаружи.       Полицейские появились почти мгновенно. Они перекрикивались, обыскивали дворик. Сакура закрыла глаза. Она была уверена, что их вот-вот обнаружат. Она пыталась понять, что будет, если их обнаружат. Представляла, как их с грубостью вырвут из спасительной темноты, с корнем, словно растения. Потом стало совсем тихо. Сасори шевельнулся, склонился к ней.       — Ушли, — сказал он шепотом.       Сакура повернула голову. Она никак не ожидала, что его лицо окажется так близко. Это длилось всего секунду. Ей даже почудилось: она почувствовала его дыхание на своих губах, тёплое и щекочущее. А затем он распахнул дверь, и в глаза ударил пронзительный дневной свет.       Сасори взбежал по лестнице и теперь раздраженно осматривал свои замоченные туфли.       — Надо же, и здесь вода, — пробормотал он.       Сакура поднялась за ним следом.       — Что нам теперь делать?..       — Что нам делать? — повторил он. — Я думал, это вы мне скажете! Всё, что планировал делать я, теперь невозможно! Может, хотя бы объясните мне, какого чёрта вы повесили трубку?       — Я же сказала… — быстро заговорила Сакура. — Я сказала вам. Тётя Хори не у них!       — Потому что Сай сказал «она», а не «они»?       — Да! Именно так!       — В таком случае откуда они взяли адрес таксофона и время звонка?       — Этого я не знаю…       Не дослушав, Сасори развёл руками, а затем зашагал к арке — выходу из двора, словно с этого момента каждый был сам за себя. Сакура догнала его и продолжила доказывать уже на ходу.       — Ладно! Я скажу!.. Дело не только в «они». Дело еще в том, что… это странно… я просто поняла по интонации! Вы же не слышали, как Сай это сказал… Сай мне подсказал интонацией!       Сасори остановился. Он произнёс:       — Сай.       — Да!       — Подсказал вам интонацией.       — Да!       Казалось, Сасори сейчас сорвётся. Он замер с таким выражением лица, что Сакура мысленно съежилась.       — Сакура, боже мой, — проговорил он. — Что у вас в голове?       И снова пошел вперёд. Только тут жар абсолютной уверенности схлынул, и Сакура допустила до себя мысль, что Сай ни на что не намекал. Что тётя у них, а она бросила трубку. В конце концов, зачем Саю, которого она чуть не пристрелила, который просидел связанным по её воле больше двенадцати часов, зачем ему подсказывать? Все эти мысли, очень простые и вместе с тем чудовищные, всколыхнулись в ней и подкатили к горлу. Хуже того, ей показалось, что Сасори теперь не намерен ей помогать. Он хоть и не кричал, но Сакура чувствовала, он злится. Он был в бешенстве.       Они вышли на переполненную улицу и теперь даже не могли толком ничего обсудить. Сакуре всюду мерещились полицейские. А он держался так, словно никто их не разыскивает. Сасори много раз мог свернуть на менее людные переулки, но продолжал вести её через самую толпу. На его лице расцветало опасное смешение ярости и веселья.       Впереди показалась набережная. Полоска воды блестела сквозь редкую решетку деревьев. Они прошли банк, следом белоснежное здание почты, Сасори сбавил шаг, совсем остановился, резко развернулся на сто восемьдесят и пошел в обратную сторону. Сакура кинулась за ним.       — Вы куда?..       Он не ответил, но это и не требовалось, потому что он распахнул дверь в почтовое отделение. Три сотрудницы поглядели на них презрительно, каждая из своего окошка. В отделении не было других посетителей. Взгляд Сакуры сразу упал на расписание, где с 16:00 значился второй перерыв, она не рискнула сообщить об этом Сасори. Каблуки его туфель глухо отбивали по мраморной плитке. Сакура максимально бесшумно следовала за ним. Он подошел к центральному окну.       — Я хотел бы совершить звонок.       Из-за круглой толстой оправы оператор напоминала сову. Её лицо заострилось. Сакура поняла, что сейчас она скажет про перерыв, и тут увидела краем глаза, что рука, которую Сасори держал под полой пальто, сжимает пистолет. Чёртов пистолет! Сакура сдавленно пискнула. Сова-оператор перевела на неё свой недовольный взгляд.       — У нас перерыв…       — О, нет-нет! — залепетала Сакура. — Мы вас очень просим! Очень-очень! Пожалуйста! Так нужно позвонить! Очень нужно!       — Я вам говорю…       — Я умоляю вас! — перебила её Сакура. — Нам нужно сейчас! Пожалуйста… — совсем тоненьким голосом добавила она.       Оператор скривила лицо, создалось ощущение, что она пытается прожевать собственные губы, но думала она недолго. Сакура явно разжалобила её.       — Ладно, милочка. Соединю вас. Назовите…       — Частная линия. Цучи. 15-23, — сказал Сасори. Сакура перевела на него умоляющий взгляд, но пистолет уже исчез. Ярость, которую Сакура до этой минуты принимала на свой счет, искрила в его глазах, словно догорающий фитиль.       — Соединяю.       Он взял трубку. Оператор два раза моргнула, заметив розовые часы. Сакура понятия не имела, кому Сасори звонил, но она придвинулась к нему максимально близко, в надежде уловить хотя бы часть разговора. Это было ни к чему. Она слышала даже гудки и помехи. Когда в трубке щёлкнуло, Сасори отчеканил, выделяя каждое слово:       — Подумай, на чью сторону ты встал. Хорошенько подумай!       — Сасори?! Не вешай трубку! Сасори-сан!       — Возможно, повешу. За мной тут с пушками бегают твои ребята.       Служащая почты сделала круглые глаза и посмотрела на Сакуру. Сакура с запозданием в секунду очень мило ей улыбнулась.       — Слушай, он в бешенстве! Он меня прямо к стенке прижал!       — Так устроена жизнь, Хизока. На тебя давят со всех сторон, а ты принимаешь правильные решения. А иногда неправильные.       — Клянусь, я ничего не могу! Затаись там где-нибудь, пока он не успокоится! Алло?!       Сасори улыбнулся оторопевшей сотруднице.       — Можете разъединять, — сказал он ей. — Идёмте, — сказал он Сакуре.       И они снова оказались на улице. Сакура чувствовала, как испарина выступает на лбу. Едва она успевала оправиться от одного потрясения, тут же случалось следующее. Ей нужна была передышка. Хоть минута, чтобы вспомнить ещё раз, как именно прозвучали слова Сая. Вспомнить нотку фальши в его голосе… Сакура хотела попросить Сасори немного постоять на крыльце Почты, повернула голову и увидела, что его нет.       Его спина уже мелькала в толпе.       Она бегом кинулась за ним, лавируя между прохожих.       — Подождите! — крикнула она. Сасори обернулся, только когда она поймала его за рукав.       — Не отставайте. У нас мало времени.       — На что?..       Он снова уходил.       — Сасори-сан!       На этот раз Сакура вцепилась обеими руками в ткань его пальто. Она оттащила его ближе к витринам, где на них не наталкивались люди. Она не знала, что делать, боялась, если разожмёт пальцы, он просто бросит её здесь. Он мог? Боже, она разозлила его не на шутку.       — Сасори-сан, пожалуйста… На что мало времени? Куда мы идём?..       — В тотализатор.       Сакура быстро заморгала.       — Не понимаю, зачем нам туда!       — Я зарёкся отвечать на ваши вопросы. У вас ветер в голове.       — Вы обещали!       — Выходит, я — лжец.       — Но тётушка Хори…       Сасори словно ждал, когда она заикнётся об этом. Его лицо так и вспыхнуло яростным самодовольством.       — Как, — протянул он, — ваша тётя снова в беде? Я думал, всё — блеф! И она свободна!       — Помогите мне, я вас прошу…       — Может, лучше позвоните Сакаи Саю? Уверен, он будет рад вам помочь.       — Очень жестоко так говорить!       — Рад, что до вас потихоньку доходит. «Жестокость» — это как раз про меня.       Должно было прозвучать насмешливо, ведь он усмехнулся: пшикнул сквозь зубы, а прозвучало так, словно он сам себя ткнул в больное место. Усмешка померкла. Сакура не могла злиться на него. Она хотела, но Сасори, пусть он высмеял её наивность, не казался ей злым. Ей чудилось другое. Она решила, что лучше выставит себя дурой, и сказала, наконец, то, что думала на самом деле:       — Я вас обидела?..       Она осторожно потянулась, чтобы тронуть Сасори за рукав, но он отмахнулся от неё и резко вздёрнул указательный палец. Это был жест: «Я в бешенстве. Стой, где стоишь», по крайней мере, так его расшифровала Сакура. Сквозь его разомкнутые губы ворвался крошечный глоток воздуха.       — Я… — проговорил Сасори очень тихо, — просто не могу поверить, что вы… так заблуждаетесь. Что бы я ни делал, вы больше доверяете человеку, о котором совершенно ничего не знаете. Он может быть убедителен! Думаете, я не понимаю этого? Он такой же, как я. Он…       — Сасори-сан…       — Сай — опасный человек. Мне нравится считать его дураком, но я никогда не относился к нему беспечно. Он ни перед чем не остановится, лишь бы меня уничтожить. И впервые за много лет у него появилась такая возможность!       — Но это моя тётя! Вы тут ни при чем!       Она вздрогнула от его резкого смеха.       — Ещё как при чем!       — Нет!       — Сакура, он же не идиот! Он понимает, что я вас лю… — Сасори замолчал, он с удивлением обнаружил себя в центре этого предложения. — Любой ценой… выручил бы.       Сакура смяла в кулаке краешек куртки. Они растерянно смотрели друг на друга. Сасори опустил глаза. Коснулся нахмуренного лба пальцами, точно заподозрил у себя жар.       — К чёрту, — сказал он. — Мы не можем бесконечно спорить.       — Не можем… — прошептала Сакура. Она чувствовала, как краска прилила к лицу.       Казалось, всё вокруг замерло, даже люди превратились в единый неподвижный объект. Чувство растерянности охватило её целиком, Сасори оно покинуло мгновенно. Он прищурился, глядя на циферблат.       — Всё ясно. У вас дар. Теперь я тоже опаздываю.       Сасори подошел к ней, взял за руку, потянул за собой. Скорее даже потащил, потому что она с трудом переставляла ноги. Окружающее пространство ожило и забурлило. Сакура покорно следовала за ним до первого поворота, но как только она оправилась от шока, упрямство вернулось к ней с новой силой.       — Так, стоп! — скомандовала она. — Вы ничего не пояснили!       — Я и не собирался.       — Мы договаривались!       Поскольку он перехватил её под локоть и волок за собой, было крайне проблематично видеть выражение его лица, Сакура, однако, исхитрилась. И первое, что она увидела, — Сасори закатил глаза. А когда она добавила: «Мы договаривались! Вы всё мне рассказываете! Мы на равных!», он, кажется, чуть не подавился застрявшим в горле приступом смеха.       — На равных? — переспросил он. И даже посмотрел на неё. Сакура любила его и ненавидела. Любила и ненавидела. Больше — ненавидела в данную секунду. — Если мы на равных, — сказал Сасори, — то почему я знаю, куда мы идём, а вы — нет?       — Потому что вам страшно кому-то доверять.       — О, — произнес Сасори, задрав подбородок. Сакура ждала, что он произнесёт ещё что-нибудь, но прозвучало это «о» и больше ничего.       — Мы опять занимаемся вашим «Списком»?       — Да, — сказал он.       — Значит, это важнее, чем моя тётя?       — Спасением вашей тёти мы займемся позже.       Толпа редела. Сасори остановился у перехода. Над его макушкой мигал светофор. Сакура сердито высвободила руку.       — «Позже» это когда?       — О вашей тёте я обещаю подумать, когда мы закончим с этим. Простите, Сакура, — произнёс он невозмутимо. — Я всё еще подлец.       В тотализаторе оказалось больше людей, чем на центральных улицах. Огромный зал был битком, и заполняли его сплошь мужчины. Они кричали, выли, ругались, потрясали программками, толпясь вокруг пузатых чёрно-белых телевизоров. Казалось, она, щуплая студентка, была здесь, словно бельмо на глазу, но никто не обращал на неё внимания. Все эти люди были поглощены исключительно скачками. Сакура вытянула шею, чтобы посмотреть на лошадей. Когда же плечи разомкнулись и ей на глаза попался чёрно-белый экран, она обнаружила, что там не транслировали скачку. На экране были только номера, и эти номера менялись периодически местами, вызывая бурную реакцию зрителей. Единственная лошадь, которую Сакура увидела, была нарисована на обложке программки в руках у седовласого бородача. Она стояла возле колонны в центре зала, там, где Сасори велел ей стоять, и чувствовала, как эмоции вступили внутри неё в решающую схватку, определяя, которая из них, наконец, разорвёт Сакуру в клочья. Она понятия не имела, что они делают в чёртовом тотализаторе. По пути сюда она снова пыталась спорить с Сасори, но не добилась ничего. Видимо, одержать над ним верх она могла только в моменты, когда он умирает от усталости. Теперь ему хватало нескольких фраз, чтобы загнать её в угол.       Никогда прежде Сакура так остро не ощущала: время уходит. Когда Сасори вернулся и кивнул в сторону касс, она, словно пружинка, отскочила от колонны, чтобы скорее покончить со всем этим. Они прошли к дальнему окну, закрытому на перерыв. Стекло было наглухо замуровано картоном, в кассовой прорези видны были женские руки: с острыми, закруглёнными, словно когти, ноготками.       Сасори достал газету, купленную на площади, открыл страницу с юмористическими зарисовками и загадками, сверился со своим блокнотом, после чего взял лист для ставок и выписал туда какие-то цифры и буквы. Когти сцапали листок, ничего не отдав взамен.       На выходе из тотализатора Сасори бросил газету в урну.       — Чуть не опоздали.       Свежий воздух после зала, пропахшего табаком, показался живительным эликсиром.       Нервы измотали Сакуру хуже теннисной тренировки. Прошел всего час, а она уже не имела сил спорить. Она снова готова была умолять его и уговаривать. И не делала она этого по двум причинам. Первая: он, вероятно, этого ждал. Вторая: это всё равно не сработает.       — Теперь что?       — Ещё одно место, — сказал он. — Это быстро. И подумаем, что нам делать с вашей тётушкой.       Сасори держался справа от неё. Ветер трепал его пальто и волосы. Солнце незаметно скрылось за набежавшими тучами и стало ещё холоднее, чем вчера. Улица, по которой они шли, была серой и безлюдной. Сасори на ходу встряхнул полы пальто, запахнул его.       — Снова будет дождь.       Бросив на него затравленный взгляд, Сакура кивнула.       — Я не люблю этот город. Знаете, почему?       Она снова коротко кивнула. Юкидо — его родной город. Он здесь вырос.       В отличие от нее, Сасори был в приподнятом настроении. Его как будто совсем не смущало, что она молчит.       — Значит, вы внимательно читали обо мне, — сказал он. — Кизу много лет собирала эти вырезки.       — Кизу?! — Сакура выпалила это и тут же почувствовала, что её обвели вокруг пальца. — Я думала… это Сай собирал, — добавила она.       — Нет. Сай их только конфисковал. Кизу очень увлекало моё прошлое.       Прозвучало жутко. У Сакуры холодок пробежал по спине. Она понимала, Сасори завёл этот разговор, чтобы прервать её демонстративное молчание. Это была уловка. Но также она понимала: при других обстоятельствах он этим не поделится.       — Что значит… «увлекало»?       Сасори усмехнулся: улыбка наискось растянула его губы. И в этот момент, по необъяснимой причине, Сакура больше любила его, чем ненавидела. Гораздо больше любила.       — Ну же, Сакура, — протянул он вместо ответа, — что он вам рассказал? Не лучше ли узнать это от меня, а не от него? Я не буду лгать вам.       — Почему вы не навещали её в больнице?..       — Ясно. Давил на вашу эмпатию.       — Неужели вы не могли приехать к ней хоть раз?       — Считаете, это пошло бы ей на пользу? Это ведь была манипуляция.       — Самоубийство — манипуляция?!       — Если бы Кизу поняла: стоит ей проглотить горсть таблеток — я примчусь, она глотала бы их постоянно.       В этой истории было много такого, чего она понять не могла: неприятного, жуткого, злого. И только одно, что она хорошо понимала. Именно это болезненно отдалось у нее в груди. Именно это она прочувствовала в тот момент, хотя позже перебирала с ужасом всё остальное.       — Она так хотела вас увидеть… — прошептала Сакура, глядя на плывущую перед глазами битую брусчатку. Ладонь Сасори легла между её лопаток, он подсказал ей, куда свернуть. Он уже делал так, но на этот раз Сакура вздрогнула, и он снова неприятно усмехнулся, убрав руку.       — Мы с Кизу, — сказал он, — люди одного сорта. Это были наши жестокие игры, и Сай, поверьте, прекрасно это понимает.       Он хотел сказать что-то еще, но Сакура резко остановилась.       — Поэтому я вам не подхожу? — швырнула она. — Я — другая?!       Разговор явно принял для Сасори неожиданный оборот. Он растерянно качнул головой, прежде чем к нему вернулась невозмутимость.       — Да. Поэтому в том числе.       — А Сай говорил, мы с ней очень похожи.       Сасори улыбнулся.       — И за это я отрежу ему язык.       Он обогнул Сакуру. Оказывается, они уже пришли на место. «Годжи». Джаз-бар.       — Вы шутите? Вы же не всерьез?!       Сасори скрылся за тяжелой железной дверью. Сакура осталась одна. Её колотило после спора. Ветер со скрежетом протащил за её спиной пустую сигаретную пачку. Сакура вздрогнула от этого звука, уставилась на пачку, потом почувствовала, что на неё накатывает нечто напоминающее мандраж перед публичным выступлением, только усиленный в десяток раз. Она нервно обхватила себя руками, впилась пальцами в локти.       — Ино и тётя живы, — прошептала Сакура. — Они живы. С ними всё хорошо. Всё будет хорошо…       Она одновременно верила в то, что с ними всё хорошо, и в то, что Сай её не обманул, и в то, что возможно, господин Тэкку добрался до них и причинил им страдания. Она верила во всё сразу.       Сакура прижалась спиной к кирпичной стенке и глядела на то, как тротуар постепенно покрывается крошечными тёмными пятнами. Дождь пока ещё словно шептал. Не было ни раскатов грома, ни молний. Она вслушивалась мягкое цоканье капель по навесу, вдыхала запах озона и пыли, изо всех сил обхватив себя руками, и ждала. Она словно усыпила себя на время. Заставила всё живое внутри умереть.       Когда дверь отворилась, Сакура даже не повернулась в ту сторону. Сасори запрокинул голову, посмотрел наверх, на срывающиеся с навеса редкие капли.       — Так я и думал.       Судя по всему, Сасори больше никуда не спешил. Его лицо казалось до странного безмятежным. Он спокойно встретил её взгляд, полный укора, и шагнул под дождь, даже не застегнув пальто.       «Годжи» прятался меж низеньких жилых домов. Наискосок от них уходила подворотня. Сасори кивнул в ту сторону.       — Отойдём немного. Там тоже есть навес.       Капли-льдинки принялись клевать её оголённую шею, путаться в волосах. Сакура быстро пробежала до угла, где действительно оказался навес. Он был приделан прямо к стенке и не прикрывал собой ни входа, ни лестницы. Поначалу она не поняла, что это за конструкция, но потом увидела у себя под ногами множество окурков — посетители или сотрудники «Годжи» выходят сюда покурить на свежем воздухе. Навес сделали для них.       Сасори подтолкнул её ближе к стене, а сам остался под мелкими каплями, которые задувал ветер.       — Что ж, теперь мы… Нет, пока не забыл, — он вскинул левую руку, но не для того, чтобы взглянуть на часы. Он попытался снять их. Присмотрелся к замочку, прижал его пальцем, тот не сработал. Сакура знала, как непросто бывает расстегнуть этот дурацкий ремешок.       — Дайте мне.       — Не нужно… я сам.       — Дайте.       Поджав губы, Сакура притянула к себе его запястье и принялась возиться с застёжкой. Сасори отвернулся, словно она проводила с его рукой неприятную хирургическую операцию.       — Спасибо.       — Куда теперь? — спросила она, пытаясь поддеть ногтем упрямый металлический язычок.       — Никуда.       Она оставила язычок в покое. Настороженный взгляд метнулся к его лицу, но Сасори так и смотрел в сторону. Тут застёжка щелкнула, и Сакура чуть не уронила соскользнувшие ей в ладонь часы. Сасори потёр запястье. «В следующий раз не застёгивать так туго», — подумала она. Хотя какой «следующий раз»?       — Значит… мы можем подумать, как помочь тёте Хори?       — Думать не о чем.       Сакура вскипела.       — Но вы сказали! Вы обещали мне!       Он посмотрел на неё. Улыбнулся. Она почувствовала, как все невысказанные слова застряли у нее в груди.       — Следующий звонок в шесть, — сказал Сасори. — Я пойду туда один и сдамся.       Порыв ветра ворвался между ними, заставил хлипкий навес задребезжать. Звук — точь-в-точь работа швейной машинки. Сакура шевельнула приоткрытыми губами, потом вдруг почувствовала, что задыхается, и втянула ртом воздух.       — Вы хотите… что?..       — Я отправлюсь туда один, меня заберут люди Тсукури.       Хотелось выкрикнуть: «Нет!», но она не могла. Она больше всего на свете хотела снова увидеть тётю живой. Рука сжала в кармане любимые часики, ногти впились в ладонь.       — Скажите мне, что есть другие варианты.       — Они есть, — Сасори пожал плечами, точно речь шла о пустяке, — просто этот — самый адекватный.       — Мне так не кажется!       — Им нужен я. Ваша тётя им ни к чему.       — И вы думаете… схватив вас, они отпустят тётю и Ино?!       — Они отпустят, — сказал Сасори. — Не сомневайтесь в этом.       «Слишком просто, — подумала она, — он говорит о решении с улыбкой, чтобы оно казалось мне простым». Но оно не было простым. От таких людей, как Тэкку, можно ждать чего угодно. И Сасори наверняка потеряет преимущество в этих переговорах.       — Сасори-сан, мне не очень нравится этот план. Давайте еще…       — Почему?       — Мне страшно за вас! Вы ведь сами говорили!..       — Бояться нечего. Самый опасный человек в этой компании стоит сейчас перед вами.       Она с сомнением нахмурила брови. Сасори добавил:       — Вам, конечно, сложно в это поверить? Я ведь перед вами на коленях ползал. И всё-таки.       Сакура горько рассмеялась в кулак. Он был прав. По крайней мере, так казалось. Она не спешила соглашаться, крутила ситуацию так и этак, пытаясь вычислить подводные камни. А он спокойно ждал, не торопил её. В конце концов под его невозмутимым взглядом она кивнула.       — Хорошо. Тогда где мне вас ждать?       И Сасори снова улыбнулся.       Дождь зашумел сильнее. Капли скатывались блестящими бусинами с плотного воротника его пальто.       — Сакура, — сказал он, — вам нигде не нужно будет ждать меня. Как только ваших близких освободят, нас уже ничего не будет связывать.       Улыбка, еще не угасшая после его шутки, застыла, словно пойманная фотообъективом. На мгновение у Сакуры перед глазами вспыхнул свет фар, слова вдарили по ней хлеще, чем бампер автомобиля. Губы задрожали, потом наоборот сжались. Сасори спокойно полез во внутренний карман, достал бумажник, извлёк из него купюры и свёрнутый в два раза листок. Он не смотрел на неё. Сакуре казалось, она сгорает заживо.       — В гостиницу не возвращайтесь, — произнес он, отсчитывая деньги. — Оставьте вещи, они того не стоят. Сразу отправляйтесь на вокзал. Купите билет в любой…       Он замолчал, потому что Сакура с силой схватила его за руку. Потом уставилась на деньги, которые он ей протянул.       — …в любой некрупный город. Их тут много поблизости.       Он сунул ей в свободную руку деньги, и чтобы они не рассыпались, Сакуре пришлось отпустить его и неловко свернуть их в растопыренных пальцах. Она молча сжала купюры.       — Здесь адрес и телефон, — Сасори вложил листок в карман её куртки, — в крайнем случае вы можете туда обратиться. Но я уверен, что всё будет нормально. Заселитесь в хороший номер, не выходите из гостиницы, пока всё не уляжется. Я думаю, это дней десять, не больше. Не называйте своё имя при регистрации, разумеется… Ну, что вы?       Она смотрела сквозь его плечо. Слышала спокойное биение дождя. Ей нечего было ответить на его бессмысленный вопрос. Если он не понимает, «что» она, то это невозможно объяснить. Она мучительно прищурилась, словно от острой боли.       — Вы с самого начала так решили. Вы не сказали, чтобы у меня не осталось времени вас отговаривать.       — Зачем вам меня отговаривать?       — И мы ходили по всем этим дурацким местам, просто чтобы время убить?!       Сасори смотрел куда угодно, только не на неё. Она протянула руку и прижала ладонь к его холодной щеке. Развернула к себе его лицо. Сакура готова была увидеть спокойствие. Она не боялась это увидеть. Так и было. И глаза, взглянувшие на неё с плавной тяжестью, и безмятежная линия рта, и покорность, с которой он повернул голову под давлением её пальцев.       — Поверьте мне, Сакура, так будет лучше.       — Вы этого хотите? Чтобы мы больше никогда не увиделись?       — Чего я хочу, — сказал он, — совсем не важно.       Он попытался отвернуться, но Сакура сильнее прижала ладонь к его лицу. И вместо того, чтобы отвернуться, он ещё глубже провалился взглядом в бездонные зрачки.       Нет, она не решилась бы снова поцеловать его. Она просто машинально чуть поднялась на носочках, едва оторвала пятки от земли. И, наверное, в ответ на это почти незаметное движение, Сасори склонился и её поцеловал. Два раза, будто в спешке, губы прихватили губы. Сакура едва успела понять, что произошло. Она подалась вперёд, прижалась к нему. И это было совсем не так, как раньше. Это было пронизывающе, до самой тёмной глубины её тела. Потому что раньше он слишком пугал её, слишком спешил, а сейчас он по-настоящему был с ней, и можно было различить, какие чуть шероховатые у него губы, и вдохнуть этот странный запах свежестираного хлопка, а затем почти умереть, когда он притянул её ближе, и разом так глубоко проник языком в её рот, что даже стало немного больно прижиматься друг к другу. Его веки тоже были с силой сомкнуты. Его рот словно полностью овладел её ртом. Сакура сжала пальцами воротник его пальто. Она изо всех сил тянула его к себе и потому почти сразу почувствовала, когда он как-то странно выдохнул, будто всхлипнул, и сразу попытался всё оборвать. Сакура распахнула глаза. Её сердце заколотилось.       — Нет, нет… — она не отпустила. Подхватила разомкнувшийся поцелуй, поймала его губы ещё на несколько смазанных движений, снова почувствовала, что он отступает. Она выдохнула глухо, более отчаянно: — Нет!       И в ответ на это последнее «нет» он словно вернулся к ней. Снова с напором скользнул языком ей в рот, но на этот раз, когда он отстранился, она уже не успела его поймать. Он отступил, выставил перед собой руки, покачал головой.       — Уже пора.       Он не хотел уходить. Если он чему-то и научил её, так это распознавать неуверенную ложь. Сасори не хотел уходить, но должен был по какой-то причине. Было что-то, чего он всё-таки не выдал ей. Что-то ужасное, чем он не поделился. Она не могла отпустить его одного. Но и переспорить его она не смогла бы. Решение далось ей легко.       Сакура запустила руку в карман, достала часы, посмотрела на циферблат. Была половина шестого. Она не знала, как далеко находится следующая телефонная будка, но время действительно истекало.       — Погодите, — сказала она, выскочила из-под навеса.       — Сакура, я вас прошу…       — Я просто хочу отдать вам их. Мои часы… может, они вам еще пригодятся…       — Не нужно.       — Возьмите.       Он смотрел на часы. Потом протянул руку и взял их, аккуратно, словно они могли рассыпаться от прикосновения.       — Обещайте, что сделаете всё так, как я сказал.       — Хорошо, — ответила Сакура.       — Вашу тётю и подругу я тоже спрячу на две недели. Не возвращайтесь домой раньше времени.       — Я сделаю, как вы сказали. Я обещаю.       Она подняла на него кристально честные глаза, и Сасори вдруг рассмеялся. Он смеялся не над ней. Скорее над какой-то собственной мыслью. Подушечка большого пальца скользнула по её щеке.       — Обманывать вам ещё учиться и учиться, — сказал он. — Прощайте.       — Прощайте… — выдохнула Сакура.       Сасори развернулся и пошел вверх по длинной безлюдной улице. Он её раскусил, но как он, в конце концов, избавится от неё, если она пойдёт следом? Конечно, будет крайне неудачно, если он обернётся и её увидит. Если бы улица не была такой длиннющей, можно было бы выждать подольше. Сакура решила рискнуть. Она вообще не стала ждать, пошла следом почти сразу же. Между ними было метров двадцать. Дождь заглушал звук шагов. В том случае, если Сасори обернётся, ей совсем некуда было укрыться. Он, между тем, не оборачивался. Поначалу Сакура принимала это за удачу, но по мере приближения перекрёстка это казалось всё более странным. Может быть, он кинется бежать, завернув за угол? Нет. Сасори не побежит. Тут что-то другое. Он не обернулся даже когда дошел до угла, хотя ей показалось, что он задержался на месте. Словно хотел её подразнить. Потом он свернул. Сакура бросилась бегом. Пять широких прыжков, она выскочила на перекрёсток, и глаза её широко распахнулись. Впереди была совершенно пустая улица.       «Что за фокус?..» — пробормотала Сакура. Взгляд метался по стенам и брусчатке. Спрятаться здесь было негде. По обе стороны — два длинных дома. Подъезды заперты. Никаких подвалов, никаких кафе, пожарных лестниц, люков, закоулков — ничего! Голые стены! У него было всего несколько секунд!       Она вдруг поняла — это конец. Он исчез. Просто исчез. Он снова обвёл её вокруг пальца. Как?! Сакура почувствовала, что слёзы катятся по щекам, и что одновременно с этим к горлу подкатывает приступ истерического смеха. Сакура закрыла лицо руками и в голос расхохоталась.