POV Элис
«И так каждый раз. Не снаружи мы говорим такие вещи, внутри нас кричит все это. Но сейчас, же неважно, ведь…я ошиблась. Вновь. 04.12. 17 апреля 2017 года. Спустя день после компромата Верран на Криса, месяц до первой встречи после депрессии. Снова, снова я обманута. Снова ничего не знаю о нем. Он все-таки тот самый Кристофер Шистад — Пенетратор с третьего курса. Человек, о котором никто ничего не знает. И что в итоге? Зачем ему я? Зачем полез знакомиться со мной? Что им двигало? Страсть? Тупое желание трахнуть меня? Похоть? Да! Да! ДА! Только это им всегда движет. И я не удивлена, но…так хотелось верить, что он чувствует что-то. Хоть что-то в своей пустой, черной, как бездна, душе. Чувствовать ему нечем! Пусто в нем, везде! Но почему я тогда чувствовала что-то к…пустоте? Радость, счастье, наслаждение, откуда это все? Почему я любила абсолютно скрытого, непонятного, врущего человека? Нет… Почему я до сих пор его люблю?! Это «любовь» ни с одним мюзиклом не поравняется. Правильно мы тогда думали — не мелодрама это. Хуже. Гораздо хуже. Неприятнее, противнее, жестче. И реальнее. Реальнее! Но не совсем. Странно. Непонятно, как и он сам. Кто он? Что он вообще представляет собой? Это любовь — черно-белая фотография. Как много черного, как мало белого. Это цвет нужен лишь, чтобы вообще увидеть, что на фотоснимке, есть фигура, человек. Но белый и показывает, как много этого человека на самом деле. Крис, его очень мало. Всегда было, есть и будет немного. Менять его? Только он сам может это сделать, никто другой. Ни я, ни его друзья. Он. Ведь именно сами люди решают, какими им быть дальше, так? Кристофер решил быть большим черным пятном на фото. Большая смоляная отметина в этом мире. А ведь этот цвет постоянно что-то пачкает, если краска дешевая и некачественная. И он такой. Черное пятно на фотоснимке, напечатанное плохой краской в картридже. И эта самая угольная отметина пачкает людей, те белые полосы на фотокарточках. В итоге снимок портится, белые полосы становятся черными. Такими же, как и он. А я стояла рядом с ним на этой фотографии. Единственная белая полоса, которая была испорчена темной краской, душой Шистада. А ведь я верила, пыталась верить, что душа не столь черная. Надеялась, что ему не наплевать. И все эти мысли — надежды, вера, пересеклись в бою с главным — с правдой, которую я знала. Хоть я практически ничего не знаю о Крисе, он успел себя зарекомендовать. И все так будут о нем думать. Я и тоже. И, несмотря на это я ему пыталась верить. ПЫТАЛАСЬ! Но все пошло к чертям. Фотография стала черной, как и жизнь, как и моя душа. Пустой. Мертвой. Теперь она такая же, как и у него» Спустя 2 дня. Осло. Норвегия. -Вот так просто возьмешь и уедешь? -Не могу находиться у себя дома. Нужно развеется. -Надеюсь, ты ничего не собираешься сделать с собой? -Конечно, нет, я что, сумасшедшая? -После таких тяжелых расставаний, суицид не редкость. -По твоим словам, ты хочешь добиться от меня самоубийства. -Лишь предупреждаю, Элис, вот и все. -Спасибо за заботу. -А изменять? -Что? -Ты собираешься изменить Крису? -Изменить за измену? Звучит неплохо, нужно… -Не. Делай. Этого. -Почему? -Это плохо. -А мне сейчас типа хорошо. -Ты не должна это делать! Ни в коем случае!!! Сделаешь только хуже себе. Надо? -Я хочу расслабиться, отдохнуть от него… -Точно? -Нет! Я просто хочу избавиться от мысли о нем. Прошло всего два дня, а в моей голове он все крутится и крутится. Не могу больше. -Элис, я понимаю, что тебе сейчас тяжело. Что тебе больно и неприятно. Но пойми, ты не решишь проблему изменой! -Я не собираюсь решать проблему. Нужно…просто отвлечься. -Нужно поговорить с Крисом. -Нет. Ни в коем разе я с ним не буду говорить. Не буду видеться. -Но думать о нем? -Буду… Спустя 5 дней. Все еще в Осло. -А ведь понимаешь… -… «он тварь и сука, врун и уебок», я помню. -Но хороший. -В тебе говорит алкоголь. -Возможно. -Поговори с ним. -К черту мне это надо, Арне, желания нет. -Разговор состоится, рано или поздно. -Пошли его нахуй от меня, окей? -Уезжаешь завтра? Сколько раз ты подумала? -Один, и мне этого размышления в 3 секунды хватило. -Я-то могу передать, но вряд ли он будет рад. -Ха, ну да, ему ведь похуй. -Нет, Элис, наоборот. -С чего ты взял? -Да с того, что он в запой ушел. -Тебе-то откуда знать? -Он пил коньяк в университете! Слава богу, Вильям отвез его домой. -Отлично, выпьют вместе за свою победу. -Ты действительно считаешь, что ему насрать на тебя? Что ты ему безразлична? -Естественно. -Но это не так. -С чего бы вдруг? -Вряд ли бы он стал пить так много во время учебы, тараторить под нос слова: «Уйти. Ты этого хочешь». -Бред. -Правда! Почему ты слушаешь только себя?! -А что не так? Разве Крис ведет себя не также? -Ты надумала про него слишком много чего. И сама переняла эти качества на себя. Не заметно? -Да ты пьян, Энгер. -Остановись, Элис, прошу. Подумай, что ты вообще несешь. Знаю, что тебе тяжело, но…не надо накручивать на Кристофера и на себя. Тебе хочется думать, что ему наплевать на тебя. -Что значит «хочется думать»? -Ты пытаешься морально убить себя. Окончательно. Добить. Чтобы легче принять смерть. -Это не так, Арне. -Боюсь, нет. Ты просто хочешь своей смерти.***
«И почти каждый мне говорил то же, что и Арне. То, что я пытаюсь уничтожить себя. Ха, бред, скажите? Ах, …бред — не бред, но, …правда. Иногда действительно хочется убить себя морально, измотать до полусмерти, вывести из себя, лишить всех нервов. Бывало такое чувство? Я слышала о таком, но воспринимала это, как бред сумасшедшего. А теперь я понимаю, что-либо я с катушек съехала, либо это чувство реально. Такое странное, сложно объяснить. Так и хочется сесть, открыть переписку, фотографию, то, что когда-то сделало тебе больно. И просто перечитывать, пересматривать. Раз за разом. Снова и снова. Уже не замечаешь, как сердце стучит так сильно, что может пробить дыру в теле. Не замечаешь реки слез, текущие из глаз сами собой, поддающиеся только внутренним эмоциям. Не видишь, не чувствуешь, как все больше и больше настегает желание еще больше отгородиться от мира. Еще больше…сломать себя. Знаете, просто лечь на кровать и плакать. А потом сесть, выпить хорошенько, поговорить, наслушаться всякого и снова открыть тот самый снимок. Когда тебя успокаивают — это вроде хорошо, но тебе становится еще более мерзко, погано. Это происходит само собой. Тебе успокаивают близкие тебе люди, друзья, знакомые, родители, но тебе становится еще больнее, хочется еще больше плакать, а желание снова убить свою душу становится больше. Невозможно. Как с этим справиться? Если бы я знала. На том черном фотоснимке, где раньше еще была белая полоса, теперь появляется дырка. Она становится все больше и больше. Красные кусочки бумаги, дым и пепел. Огонь распространяется по фото, по моей душе. И вот, она сгорела. Фотография, но не вся. Лишь одна половина. Та, где была когда-то белая полоса. Та, где когда-то стояла я. А что с другой половиной? Она осталась. Он остался. Крис остался. Один. Без светлых проблесков на фото. Никаких очертаний. Ничего. И так теперь навсегда. Моя душа сгорела, умерла, а его душа осталась, но она невидима, черная, непонятная. И Кристофер один. Лишь склеенные кусочки фото помогут ему снова увидеть белые линии — жизнь. Но довольно сложно сказать, что лучше: остаться в тени, слиться с ней, быть пустым, или быть сожженным изнутри, снаружи, мертвым навек?»