Лорд и шлюха

не отбечено Четверг. Улицы города. 23 : 09 Исчезнуть, провалиться, раствориться. Растаять, сгинуть, стать невидимым. Или же просто, прямо здесь замертво упасть. Неважно что, главное, не стоять здесь, приросшим к мостовой, без возможности пошевелиться. Молиться даже не хотелось – Джеймс знал, что Господь опять не услышит его, как и тогда, несколько лет назад, но слова молитвы вырывались сами собой. Хотелось убежать, но ноги не слушались. Как он вообще оказался здесь? Только сейчас Адлер осознал, что эта улица – та самая, что являет собой негласную границу между «дневным» и «ночным» городом : теми городами, в первом из которых ты можешь быть спокоен за свою жизнь даже ночью, и тем, вторым, в которым и днём бы лучше не появляться. Можно сказать, что Джеймс сам, неосознанно, по привычке шёл в лапы к Кроуфорду, который сейчас стоял у него за спиной. Конечно, это был Альберт, ошибка здесь невозможна. Этот голос, его высоту и темп запоминаешь сразу, как только услышишь, и шанса забыть его, у тебя, увы, не будет уже никогда. — Джеймс? Это ты? – вновь произнёс мужчина, но уже с какой-то большей осторожностью. В сердце промелькнула надежда – не узнал. Нет, не может быть. Память Кроуфорда великолепна, он свою «собственность» и из тысячи узнает. Хотя сейчас темно, да и за этот месяц с небольшим юноша порядком изменился. Пострижен по последней моде, в корне измененный стиль одежды, иная походка и манера как двигаться, так и говорить – заметные изменения, пусть и не настолько чёткие, как хотелось бы, но сейчас нужно было пользоваться всем, что было. Но делать то что, ЧТО делать?! Сорваться с места и петлять по закоулкам нельзя, как бы не хотелось. Это ведь будет выглядеть так, будто сам признаешься, что это и правда ты, а ведь шанс Судьба всё-таки дала, маленький, но дала. — Что замолчал, Адлер? Думал, не узнаю?! – совсем-совсем близко послышался голос сутенёра, и вновь эта ладонь на плече, резко разворачивающая к себе лицом. Вновь эти безжалостные глаза, сжатые в тонкую полоску бледные губы, и лицо, чуть ли не перекошенное от гнева. Надежды уже не было. Господи, помоги… — В-вы видно с-с кем-то пе-перепутали меня, с-сэр, — промямлил Джеймс, ибо сказать хоть что-то, было, всё-таки, нужно. Страшно, безумно страшно. Если сейчас всё вновь обернётся против юноши, то в самом лучшем случае, публичные наказания будут ожидать его ещё как минимум в течении месяца, так что на какой-то период времени подобные шоу станут приносить Кроуфорду определённые деньги. А когда всё закончится, вряд ли Джеймс будет в состоянии выполнять свою прежнюю работу, а потому будет выброшен на улицу, где долго не протянет. — Что ты несёшь?! – и звонкий хлопок. Сначала юноша даже и не понял, что это было. Только потом, буквально сразу, очень сильно заболела щека. На силы ударов Альберт не скупился никогда. Этого оказалось вполне достаточно, что бы ноги Джеймса, и до этого некрепко державшие его, подкосились, и юноша упал на мостовую. Адлер никогда не ходил в фаворитах у всевышних сил, а потому даже не надеялся на положительный в его отношении исход. Но так оно бывает, что раз, всего один раз, что-то там, наверху, над тобой сжалится, и щёлкнув пальцами, изменит твоё будущее. Смотри, только, что бы потом не кусать из-за этого локти. — Боги, Джеймс, сколько же мне пришлось искать тебя! – этот голос не принадлежал Кроуфорду. Совсем другой, куда более добрый, с нотками неподдельного беспокойства. Очень знакомый, но сейчас тяжело узнаваемый. Голова кружилась и болела, не давая осознать ситуацию до конца. — Идите куда шли, сэр! Не вмешивайтесь в дела Вас не касающиеся! – и вновь злой голос Альберта. В такие моменты, как помнил юноша, мужчина мог и убить кого ненароком. — Позвольте, кто Вам сказал, что дела моего племянника меня не касаются? – прошипел второй, не сводя с сутенёра прожигающего насквозь взгляда. — Племянника? – теперь пришла очередь Кроуфорда удивиться, и окинуть сидящего на земле Джеймса изучающе-непонимающим взглядом. Но было здесь что-то не то, было здесь что-то не так… Наблюдалась смеющаяся наигранность, не сумевшая спрятаться окончательно за удивлением во взгляде. Но, сейчас это не то. — Да, мой племянник – Джеймс Мансер, и кто вообще позволил Вам ударить его? В этот момент Альберт расплылся в гаденькой улыбочке, которую в темноте и не разглядишь толком, и тут же согнулся практически пополам в почтительном поклоне, в искренность которого верилось с большим трудом. — Приношу свои извинения, сэр, видимо, я обознался, — мужчина слегка приподнял голову, что бы встретиться с Адлером взглядами. Альберт очень часто говорил глазами, и порой, слава его были куда менее красноречивы, чем строки, которые писали очи. Сейчас в этих бусинках зрачков, в радужке цвета стали Джеймс ясно прочитал свой смертный приговор. Мужчина тем временем с достоинством разогнулся, и развернувшись на каблуках ботинок, продолжил свой путь по улице, который и держал до неожиданной встречи со своей бывшей ночкой бабочкой. Когда силуэт сутенёра уже было не различить в темноте, Ридрих, с коротким « — Пошли», поставил юношу на ноги, и крепко держа за локоть отвёл к экипажу. Дорога к поместью прошла в тишине. Слова сейчас не нужны были никому. Четверг. Поместье Мансер. 23 : 55 — Тише, Джеймс, тише… — как можно более спокойно произнёс мужчина, проведя ладонью по золотистым волосам юноши, который уже несколько минут рыдал у него на плече. Стоило Адлеру переступить порог своей комнаты, как по щекам хлынули реки слёз, которые он так старательно сдерживал всё это время. Даже сильные руки Мансера, прижавшего к себе юношу, не помогали тому успокоиться. Ридрих не знал, кем был тот человек, но страх, с которым на него смотрел Джеймс, говорил больше того, что следовало бы сказать. Себя аристократ винил за это более всего : это он накричал на молодого человека, он не остановился, из-за него тот сбежал из дома, а что бы было, если бы лорд не нашёл его тогда? Не успел? Что тогда? Об этом даже не хотелось думать. А Джеймс всё плакал, не сдерживаясь, как можно крепче прижимаясь к Ридриху, тот, благо, не отталкивал. И слёзы лились не только от пережитого сегодня, не от того чувства безысходности и ужаса. Нет, не только. Просто Адлер осознал, понял, как не пытался отказаться от этой мысли, что не только будущее наказание и возвращение в притон пугало его, но доводила до потери пульса и рассудка мысль, что теперь он может никогда не увидеть Ридриха Мансера, человека, которого искренне полюбил, так, как не любил никого. С этими тяжёлыми мыслями Джеймс заснул. Пятница. Поместье Мансер. 09 : 45 — Великий Боже! Я не бывал у Вас какую-то пару дней, и за это время всё едва не сорвалось! – вот уже как минут десять Руфус высказывал Ридриху всё своё недовольство положением дел и активно повествовал о своих претензиях. Конечно, он уже был в курсе всего вчера произошедшего. — Лорд Гауэрс, прошу Вас, перестаньте – я и так виню себя, а Вы будто и стараетесь как можно больше масла в огонь подлить, — протянул Мансер, помассировав виски подушечками пальцев. — Почему это только стараюсь? Я этим активно занимаюсь, — возразил мужчина, зло сверкнув глазами, — Но да пускай. На деле, Вы вырвали его из рук некоего мужчины, который представлял для нашего подопытного мышонка потенциальную угрозу. Хотя лично мне кажется, что это вполне мог быть либо один из его недовольных клиентов, либо, что куда хуже, отец-настоятель притона, где мальчик наш работал. Но а дальше-то что было? — Да ничего не было, — махнул рукой Мансер, у которого при воспоминаниях о рыдающем по его вине Джеймсе сжималось сердце, о чём он и поведал своему другу. Тот, к удивлению Ридриха, не проронил ни слова в ту минуту рассказа, что наверняка стоило этому человеку титанических усилий. Но не стоит льстить Руфусу, ибо его глаза в этот самый момент выдавали в нём такое довольство происходящим, что казалось, он забыл, что совсем немногое время назад отчитывал лорда Мансера за прошлые, нынешние и будущие грехи. Просто лорд Гауэрс теперь знал наверняка, что обогатится на кругленькую сумму, ибо оказался прав, как никто другой.