Мертвая авеню: Штаб Неповиновения

Жизни без тебя нет. Я это всегда говорил, всегда знал. Теперь я это чувствую, чувствую всем своим существом. Владимир Маяковский Джейсон Крики Эйприл позади разрывали мое сердце на части. Я бы вообще ни о чем не жалел, если бы не ее рыдания. Я всегда хотел умереть ради чего-то стоящего. Умереть счастливым стариком в теплой постели или свихнувшимся алкоголиком с бутылкой водки в руках где-нибудь под вонючим забором было моим самым страшным страхом, ведь тогда моя смерть была бы напрасной. Я всегда хотел, чтобы моя смерть что-то значила. Хотел отдать жизнь, спасая кого-то или борясь за что-то важное. И моей мечте было суждено сбыться. Трое мужчин, что держали меня, не прилагая особых усилий, подняли мои руки, заключенные в наручники, вверх и привязали их к какой-то металлической конструкции над моей головой, так что я не мог сдвинуться с места и двигать руками. Я не сопротивлялся. Я был похож на тряпичную куклу. Мужчины посмеивались, переговаривались друг с другом и издевались надо мной, называя по фамилии отца. Я отвечал им пустым взглядом. Это место напоминало старый подвал с бурыми стенами: длинный и широкий коридор с кучей поворотов, потолки чуть выше двух метров, затхлый воздух, в котором ощущалась сырость. Всюду валялся какой-то хлам — непонятного происхождения железяки, сломанная мебель, какие-то доски, сигаретные окурки. Когда они ушли, убедившись в том, что я не смогу удрать, на несколько бесконечных секунд в воздухе повисли мучительная тишина и долгожданное, но раздражающее спокойствие. А потом я услышал ее крик. Эйприл надрывисто вопила, как кричат люди, когда их пытают. Крики прекращались на мгновение, но вдруг накатывали с новой волной и звучали еще пронзительнее. Мое сердце заколотилось о ребра. — Эйприл! — кричал, орал, ревел, словно зверь, я в ответ. — Эйприл! Эйприл! Я не знал, что с ней делали. Знал только, что ей было больно. Очень больно. Этого было достаточно, чтобы я почувствовал не менее сильную боль. Мое сердце сжималось и падало вниз каждое ужасное мгновение этой пугающей неизвестности. — Эйприл! Эйприл! — надрывался я. Ее пытали. Наверняка ее пытали. Из-за меня. Они не хотели убивать меня. Они пытались убедить меня. Самым жестоким способом. Они знали, что она была моей ахиллесовой пятой. И они выиграли. Мой мозг проецировал самые страшные варианты того, что с ней могли делать. Я боролся с наручниками, пытался освободиться, но ни одна из моих попыток не увенчалась успехом. Выворачиваясь, я содрал кожу с запястий и теперь чувствовал обжигающую боль, прикасаясь к холодной стали. Чем пронзительнее становились ее крики, тем заведеннее я себя чувствовал. Я слышал ее, знал, что ей было плохо, но не мог ничего сделать. Страшнее страха для меня и представить было нельзя: неспособность помочь близким была самой большой моей фобией. Теперь я не трусил. Теперь я был бессилен. Это была моя пытка. Пытая ее, они пытали меня. Зачем было бить меня или проводить через мое тело электрический заряд, если можно играть моими слабостями? — Оставьте ее! Оставьте ее! — кричал я, но никто не обращал на меня внимания. Пусть заберут меня! Я сделаю что угодно! Пусть только прекратят мучить ее! Они хотят показать мне свою власть надо мной. Хотят показать, что нужно соглашаться тогда, когда просят по-хорошему. Сначала они доконают ее, а затем позволят мне согласиться и дадут шанс искупить свою вину. Это был их план. Сделать так, чтобы я почувствовал себя виноватым. И этот план сработал. Если бы дело касалось меня, я ни за что не согласился бы им помогать. Но они истязали Эйприл. Я не мог больше защищать Мортинсона за счет любимой девушки. Прости, отец. Прости, Сью. Но я выбираю Эйприл. Я едва не ударил Квентина ногой, когда он, прижав указательный палец ко рту, — тем самым призывая к тишине — осторожно коснулся моего плеча. — Какого черта? — прошипел я в недоумении. Что он здесь делал? Как он сюда попал? Квентин то и дело осматривался. Он еще раз шикнул на меня и потянулся к месту, где были закреплены наручники. В его руках был ключ. Воспользовавшись им, Квентин быстро освободил меня и бросил наручники на пол. Сталь с грохотом стукнулась о пол. Я в ужасе уставился на Квентина, но тот кивнул, и я сообразил, что это было частью его плана. Крики вдруг прекратились. Значит, они услышали. План по привлечению внимания сработал. Мы прокрались к двери, где со своими мучителями была закрыта Эйприл. Квентин достал два пистолета из-за пояса и один из них вручил мне. Мы прижались к стене, ожидая, когда Зед и кто-то ещё, кто помогал ему мучить Эйприл, выйдут на звук, и мой взгляд опустился на собственное кровоточащее колено. Темно-синий комбинезон на том месте окрасился в темный цвет. Рана открылась. И только сейчас я вспомнил о ее наличии. В критической ситуации — такой, как эта, — люди редко обращают внимание на любые свои травмы, — если им, конечно, не оторвало голову — потому что вокруг слишком много других проблем. Адреналин. Вот что это было. Судя по ощущениям, мое колено было перебинтовано, но под штанами я не мог этого видеть, а лишь чувствовать. Кто и когда успел сделать это? Должно быть, заражённые. Тогда, когда считали, что я соглашусь им помочь. Квентин в недоумении посмотрел на мою ногу. Я отмахнулся. Дверь открылась. Из комнаты вышли двое незнакомых мужчин. Вероятно, они вошли туда, пока меня привязывали, и потому я ничего не заметил. Один из них — блондин — подошёл к месту, где несколькими минутами ранее привязали меня, и со злобой пнул валяющиеся на полу наручники. — Сын Мортинсона сбежал! — взревел он, обращаясь к только что подошедшему своей ленивой, но изящной походкой Зеду. Квентин в ужасе посмотрел на меня и поднял пушку, дуло пистолета направляя в спину одного из мужчин. Зед, не выдавая своего беспокойства, беззаботно пожал плечами, будто речь шла о дожде, подорвавшем его планы прогуляться до центрального парка. Я проигнорировал вопросительную физиономию своего союзника и, не долго думая, выстрелил в голову своего бывшего лучшего друга, теперь предателя. Пуля просвистела мимо виска увернувшегося Зеда, в которого я планировал попасть, и нашла спину другого мужчины. Ровно в этот же момент Квентин одним выстрелом уложил того нервного блондина. Зед остался невредим. Поджав хвост, он со всей дури рванул в темноту коридора, когда понял, что оказался безоружен. Я знал, что он доложит Альваро о моем побеге и о том, что вражеский шпион пробрался в их укрытие и освободил пленного. Но я не знал, как много у нас оставалось времени. Поэтому мы должны были незамедлительно спасать Эйприл. С религиозным рвением я забежал в комнату и увидел страшную картину. Эйприл была привязана к какому-то старому стулу — ее ноги были веревками прикованы к ножкам стула, а запястья — к ручкам, — и раздета по пояс — комбинезон был расстегнут и спущен до талии, а грудь прикрыта одним лишь бюстгальтером. Тело Эйприл изменилось. Теперь его покрывали новоиспеченные шрамы. На ее тонких руках, шее и даже на животе появились страшные, местами кровоточащие, ожоги в форме клейма. Рассматривать их форму или считать количество не было времени. Вот почему она кричала. Ее клеймили. Как животное. Гнев, до этого закипавший во мне, как в электрическом чайнике, обратился в скупые мужские слезы. Эйприл смотрела на меня пустым взглядом. Ее лицо было мокрым от слез, глаза — красными из-за полопавшихся капилляров, а рот — слегка приоткрыт. Она вздрогнула, когда я коснулся ее. Я не понимал, видела ли, узнала ли она меня. Просто быстро отвязал ее от стула, натянул одежду на ее плечи, кое-как застегнул пуговицы — мои руки дрожали — и подхватил Эйприл на руки. Она по-прежнему не шевелилась и ничего не говорила. Я убью Зеда. Я убью его. Квентин стоял снаружи, на случай, если бы пришлось нас прикрыть. Когда я вышел с Эйприл на руках, он ужаснулся. Сарандон не видел ее ожогов, но весь ее вид, да и мое выражение лица, расставили все акценты. Я нес Эйприл на руках и лбом прижимался к ее, роняя слезы на её измученное лицо. Шестнадцать лет. Ей было всего шестнадцать лет! За что ей такие страдания? За дружбу со мной. Она страдала из-за меня. Я был виноват в том, что с ней сделали. Она сильно меня любила. Иначе бы уже давно ушла. И я любил ее не меньше. И я должен был отпустить ее. Должен был оставить все, как было — сделать вид, будто мне на нее плевать, и тогда ничего этого не было бы. Эйприл была бы в целости и сохранности. Невредимая, она сидела бы в Штабе и проклинала меня. Но я был слишком эгоистичен, чтобы позволить ей ненавидеть меня. Квентин шёл впереди с оружием наготове. Я спросил бы у него, как он пробрался сюда, как нашёл нас, но не мог выговорить ни слова. Знал, что если скажу что-то, то зарыдаю. Я смотрел в ее глаза, пытался что-то по ним прочитать, но они уже не выражали ничего, кроме боли и теперь полного безразличия за будущее. Я чувствовал, как терял ее. Эйприл не смотрела на меня. Или на что-то ещё. Она просто уставилась в одну точку, и только тогда, когда моргала, я понимал, что она все еще была жива. Коридор был тихим и теплым, но едва освещаемым. Больше я ни на что не обращал внимания. Стоило нам выйти на свет, как за ближайшим поворотом мы наткнулись на двух молодых парней. Один из них был конопатый, совсем как наш покойный Кристоф, и курил сигарету — дыму от него было как от паровоза. Второй, похилее, давился рядом такой же сигаретой. У него были густые кудрявые волосы — намного кудрявее моих. Неожиданно конопатый паровоз достал пистолет, но Квентин выстрелил раньше, чем тот успел спустить курок. Как только труп грохнулся, дуло пистолета Квентина оказалось направлено в грудь кудрявого. Едва ли этому было больше шестнадцати. Он поднял руки вверх, демонстрируя отсутствие оружия. Его колени и нижняя губа вдруг задрожали. Это что ещё за номер? — Не убивайте меня, п-пожалуйста, — мальчишка начал заикаться. Заикания. Ага. Меня больше этим не возьмёшь. Зед тоже заикался поначалу. Вернее, очень хорошо играл роль жертвы. Квентин не опустил пушку. Он колебался. Сомневался, что будет, если он уберет оружие и отвернется. Мало ли, вдруг кудрявый выстрелит нам в спины? Лучшим вариантом было прямо здесь его прикончить. — Пали, — процедил сквозь зубы я, раздражённый медлительностью напарника. Квентин молча подошел к телу конопатого курильщика, отбросил в нашу сторону его пистолет, обчистил карманы на случай спрятанного оружия и, ничего больше не обнаружив, встал. — Ну же! — разозлился я. — Убей его! Кудрявый зажмурился, согнулся и вдруг зашелся плачем. Видели, знаем — это была всего лишь актерская игра, чтобы после застать нас врасплох. — Это лишнее, — покачал головой Квентин и пошарил по карманам парнишки-неженки, вздрагивающего от каждого его грубого прикосновения, чтобы убедить меня в его безоружности. — У него ничего нет. Он не опасен. — Плевать, что у него есть или чего нет. Одно очевидно: у него все еще есть язык. Если не убьет нас, он доложит остальным, — я начал выходить из себя. В моем голосе была слышна едва сдерживаемая кипящая злость, и я, подобно действующему вулкану, готов был направить ее на любого зараженного — будь то женщина или ребёнок, я считал виноватыми каждого из них. — Не забывай. Роль гонца сейчас исполняет Зед. Он оповестит Альваро о проникновении, если уже не оповестил. Убивать парня нет необходимости. — Нам нужно подстраховаться, — настаивал я. Неужели Квентин совсем ничего не понимал?! — Мы солдаты, Джейсон. Мы не убийцы. Мы убиваем только по необходимости, — напомнил Сарандон. Кудрявый прятал лицо руками, изредка раздвигая пальцы перед глазами, чтобы испуганно посмотреть на меня, явно надеясь на то, что мое лицо просветлеет, но раз за разом его ожидало разочарование. Рядом стоял стол, на котором валялись старые игральные карты и пепельница. К нему был придвинут стул. Я не сразу заметил их — на осмотр помещения времени не было уж совсем. Я осторожно усадил Эйприл на стул, бережно прижав ее затылок к стене, и вытащил пистолет. Уговаривая Квентина, я только зря тратил наше время, необходимое для спасения Эйприл. Если не хочет он, я сделаю это сам. Я положил палец на курок и направил дуло пистолета на парня, трясущегося от страха и умоляющего о пощаде. Три, два, один… Я уже собирался прострелить его голову, как вдруг услышал голос Эйприл. Вялый и измученный, он призывал меня остановиться. Мое сердце затрепетало. Ошеломленный, я обернулся. Квентин остолбенел. — Не делай этого, Джейсон… — попросила Эйприл. — Ты не убийца. Пользуясь случаем, кудрявый парень рывком распрямился и побежал, да так, что пятки засверкали. Напряженный до предела, я вытянул крепкую руку вперед и принялся палить по нему. Просто стрелял ему вслед, попадая в пол. Уже не для того, чтобы убить. Я просто издевался. Просто хотел напугать его. Но даже так, это нельзя было сравнить с тем, что сделали зараженные с Эйприл. С Эйприл, которая даже клейменная ими, подобно скоту на звероферме, продолжала защищать этот народ. Когда кудрявый удрал, я опустил пистолет, вытащил уже пустой магазин и со злобой швырнул его на пол. Только сейчас я понял, что потратил драгоценные пули на воздух. На удушливый воздух. Я медленно обернулся. Квентин, поджав губы, обеспокоенным взглядом смотрел на меня и качал головой, явно напуганный моим поведением. Вы знаете это выражение лица: так смотрит человек на того, кто медленно, но верно, меняется до неузнаваемости. В худшую сторону. Переведя взгляд на Эйприл, я встретился с ее усталыми глазами. Едва увидев ее боль, я почувствовал острое желание отобрать пистолет Квентина, догнать того кудрявого мальчишку и всадить пулю ему в лоб. Они сделали это с ней. Ее мучили те, кому он служил и кому подчинялся. Ее мучили его сородичи, — у меня язык не поворачивался назвать их людьми. Я подошел к Эйприл. Несколько секунд молча смотрел на ее лицо сверху вниз, обеспокоено приподняв брови, бегал по нему глазами, пытаясь впитать глазами каждый миллиметр ее израненной, мокрой от слез кожи, а потом наклонился к ней, нежно взял ее лицо в руки, боясь навредить ещё сильнее, и чувственно поцеловал, отдавая ей всю свою душу. — Я хочу, чтобы ты помнила обо мне, если я не вернусь. Мне страшно не хотелось уходить. Я не хотел оставлять ее снова, но был всего один выход, казавшийся правильным. — Что?.. — прошептала она, в отчаянии хватаясь за мою руку, пытаясь остановить меня и морщась из-за боли от собственных движений. Я не ответил. Чем дольше длится прощание, тем больнее будет после. Я наклонился, чтобы поднять пистолет убитого Квентином парня, а после обратился к напарнику: — Позаботься о ней. Я спрятал пистолет за пояс и пошел в ту же сторону, куда побежал кудрявый. Квентин не стал меня останавливать. А Эйприл снова драла глотку, крича и рыдая мне вслед, но я не оборачивался. Знал, что если обернусь и увижу ее лицо, то уже не смогу уйти. Но зато у меня была цель. Я убью Зеда. Самым садистским способом, на который у меня только хватит изобретательности.