Ed Sheeran - Bloodstream
***
Юнги листает одну за другой фотографии на небольшом фотоаппарате младшего. Со стороны на него глядит он сам: худой, мертвенно бледный и пустой. Пустой с головы до пят, под кожей, в груди, где теплится в железной клетке маленькая жалкая душонка — тоже пустая. Старшему от собственного взгляда тошно, и неприятный ком желчи встаёт в горле, искусанные и обветренные губы дрожат, а тяжёлые веки полупрозрачной лавиной опускаются на глаза. Большего видеть не хочется. Чонгук видит совершенно неосознанно и неправильно быстро понимает, что все, что сейчас перед его глазами, перманентно отпечатывается у него в грудной клетке. Он совершенно точно не знает человека рядом. Ему известны только имя, пульсирующее теперь на задворках памяти, и бездонные глаза, плещется на дне которых что-то страшное, колючее, холодное. — Чонгук, — младший вздрагивает, собственное имя хриплым эхом отдаётся в сознании. Он медленно поворачивает голову, даже не моргает, и как-то глупо пялится на протянутый фотоаппарат. — Э-э, красиво вышло. Ложь. Вышло правдиво больно, неподдельно грустно. Утопия. Ничего от "красиво". Молчание сейчас неловко и глупо, Юнги смотрит неотрывно в землю, а Чонгук ничего не понимает толком и глядит во все свои огромные глаза прямо на старшего, а затем, совсем не пытаясь сдержаться, обнимает тёмный сгусток печали рядом с собой. Мину тепло, но страшно. Он не хочет ничего кроме пары сигарет, выкуренных друг за другом, и спрыгнуть с моста. Чонгука, который вообще непонятно зачем сейчас рядом и когда уже уйдёт, он тоже не хочет, но ничего не делает. Просто остаётся сидеть на прохладной земле в самой середине Ботанического сада в центре Сеула. — Парень, — Юнги кое-как выстраивает из хаоса в голове логическую цепочку и отстраняет от себя младшего, — не позволяй себе лишнего. Чонгук кивает головой со скоростью света и убирает руки. Дрожат. — Прости пожалуйста, хён, просто мне показалось... — Значит, неправильно показалось, — Юнги прерывает резко, медленно выдыхая сквозь сжатые зубы; на душе гадко. — Я больше не буду, правда, — Чонгук кажется каким-то совсем ребёнком и Мин чувствует вину за свою грубость, но извиняться он не собирается. Молчания становится совсем много, когда Чонгук не выдерживает и начинает нести чепуху о своих друзьях, а потом незаметно переходить на рассказы о своей семье, родном городе и большой мечте стать известным музыкантом. Юнги молчит. Не подрывается в ответ вываливать всю подноготную и мечты свои, пылящиеся на дальних полках сознания, тревожить не собирается. Чонгука он не затыкает потому, что лень; не уходит потому, что некуда. Часы на запястье смиренно отсчитывают полпятого; думать о том, что последует за семью вечера, старшему не хочется. Здесь, в саду из стекла и бетона, где из звуков только журчание искусственного ручья, Юнги чувствует, что может дышать. Абстрагироваться от мира, подумать над тем, что делать дальше, что будет с ним через день, два, через неделю. В тёмной дыре души — штиль и боль не такая режущая. Непривычно. Мин вспоминает про Чонгука только после того, как младший по неосторожности задевает его ногу своей, когда, устав сидеть в одной позиции, пытается принять более удобную. Юнги смотрит пристально и по глазам видит, что Чонгук боится. — Ты мне, кажется, пачку должен, — Мин не знает, зачем это говорит, ему от этого мальца ничего не надо, но видеть страх в чужих глазах ему не нужно ещё больше. Чонгук с места срывается настолько быстро, что у Юнги рябит в глазах, хочется прикрыть их и не открывать пару дней. — Ой, хён, точно, я забыл совсем, — он крутится на одном месте и проверяет наличие фотоаппарата в сумке. — Пойдем, точно, а то я как-то задумался о своём и всё. Поток бесполезной речи Чонгука старший пропускает мимо ушей. Младший ускоряется и первый скрывается за дверью, оставляя Юнги один на один с, на удивление, пустым садом. Мин смотрит на второй выход, и мысли о побеге какие-то сами собой разумеющиеся, но курить хочется смертельно, а в пачке последняя сигарета. Брать с Чонгука сигареты за пару фотографий стыдно, но необходимо. На улице холодный ветер моментально пробирает Юнги до костей, Чонгук, одетый по погоде, кутается в тёплый шарф и ждёт старшего у ограды. Мин с силой сжимает челюсти, чтобы позорно не стучать зубами и двигается к Чонгуку. Ботанический сад в самом центре Сеула оказывается позади. Табличка "Закрыт по финансовым причинам" остаётся незамеченной.