2.
Леонард учится на втором курсе. Ему двадцать лет. Его мозг забит учебой, вечеринками, алкоголем, парнями, прочими менее приятными вещами. Он обещал себе не сближаться ни с кем, потому что терять дорогих сердцу людей слишком больно. Непозволительно больно. После Джима… Любовь делает его слабым. Леонарду очень не хочется быть слабым. Он бдительно следил за исполнением этого обещания, выпроваживая каждое второе утро очередного парня из своей комнаты, отказываясь от совместного завтрака и дальнейших встреч. Однако он не заметил, как его сосед — Кристофер МакКой — неожиданно пролез в душу и надежно обосновался в сердце со своей обаятельной белозубой улыбкой, легкой, двухдневной щетиной и глазами, как само небо. Нет, между ними не было ровным счетом ничего романтического, если не считать тех бессонных ночей, что устраивал Леонарду пьяный в дрова друг, завалившись по ошибке в его кровать и заливисто храпя в ухо до самого утра. После таких выходок Хейг злился на парня полдня, а потом тот притаскивался в библиотеку с флягой какого-нибудь едкого пойла и получал свое прощение. Леонард звонит домой каждую неделю. Один раз в среду — отцу, один раз в пятницу — Рэю, когда тот возвращается с дополнительных занятий по астрономии. Мальчишка радовался не меньше родителя. Он рассказывал о школе, о новых одноклассниках, с которыми так и не смог найти общего языка. Без умолку трещал о книжках и недавно просмотренных фильмах. У Леонарда создавалось такое впечатление, будто ребенок записывает все, что копится за неделю, чтобы потом выдать ему на одном дыхании все новости. Скорее всего, так оно и было. Когда Рэй говорит, что перескочил два года и теперь, в свои неполные 10 лет, учится в пятом классе, Леонард гордится им как никогда. Парень знает, что малыш от природы гений, но ему очень хочется верить, что он внес свою лепту в его развитие. Рэй с упоением и слегка самовлюбленно сообщает о переводных экзаменах, сданных на «отлично». Хейг тоже рассказывает об учебе, немного о пейзаже за окном и новых профессорах по математике и английской литературе. Вскользь упоминает Криса, совсем не упоминает о своей личной жизни, вновь обещает приехать на каникулы и отключает вызов. Собственно, через неделю почтальон приносит Рэймонду новую энциклопедию по физике. На развороте черной гелиевой ручкой неровно выведено: «маленькому гению». Рэй давно не был так рад книгам. Он вообще давно так сильно ничему не радовался. Погрузившись в учебу, Рэймонд забывает отслеживать дни до приезда своего старшего друга. Так что начавшиеся рождественские праздники оказываются для него полной неожиданностью. Уайт вспоминает о них только тогда, когда в дверь стучат, он бежит открывать, а на пороге оказывается Санта. У этого Санты колпак набекрень, искусственная борода, нет живота, и от него несет табаком, зато в руках у Санты большой красный мешок с подарками, а зеленые глаза лучатся знакомым плохосдерживаемым весельем. Рэю десять. Он уже не верит в Санта-Клауса, Зубную фею и Пасхального кролика. Давно понял, что валентинки надо дарить красивым девочкам, а не мальчикам, которые являются твоей няней, а еще узнал, что не все люди хорошие и желают друг другу добра. И много других странных вещей, которые все еще кажутся маленькому гению малопонятными. Так что в нежданном госте он узнает Леонарда Хейга с первого взгляда. Ну, может со второго, все-таки они виделись всего три раза за последние два года. С хриплым «хо-хо-хо» Леонард сгребает в объятия выросшего, непривычно тяжелого Рэя. Они обменивались фотографиями и даже пару раз созванивались через Скайп, но Ленн помнил его еще совсем мальчиком, которому не было и восьми. Сейчас же Рэю десять, и он выглядит, как маленький мужчина. Тот же веселый яркий взгляд, те же рыжие завитушки волос и челка, лезущая в чуть потемневшие с возрастом глаза, те же веснушки и тот же звонкий голос. Возможно, Леонард скучал по мальчишке чуть сильнее, чем готов был признать. Они сидят за столом и снова пишут письмо Санта-Клаусу, как и много лет назад. Правда, на этот раз каждый пишет самостоятельно. На вопрос «зачем», Рэй говорит, что в чудеса надо верить в любом возрасте, это залог счастливой жизни. Леонард, уже окончательно ставший циничным скептиком и еще большим ворчуном, соглашаться не хочет, но и спорить не получается. Он еще в пять убедился, что Рождество — дурацкий праздник и никакого чуда не случается. Уж точно не с такими, как он. Леонард вообще не любит Рождество по множеству причин, объяснять которые жизнерадостному ребенку он не имеет никакого желания. Возможно, когда Рэймонд станет старше, Ленн расскажет ему, как потерял мать, что случилось с Джимом, который все равно особо никогда не нравился Рэю. Когда-нибудь он обязательно расскажет, но не сегодня. Хейг уходит, когда готовые письма разместились под елкой, как и коробки с принесенными им подарками. Рэймонд прощается, обещает открыть подарки в рождественское утро — не раньше, просит зайти перед отъездом и закрывает дверь. Мальчик забирает свое письмо из-под елки и относит в комнату. Там, под кроватью сиротливо пылится коробка из-под детских сандалий. Мальчик сдувает пыль. Он открывает коробку дважды в год: в Рождество, когда складывает туда письма для Санты, в которых неизменно просит, чтобы Леонард вернулся в город и больше не оставлял его, и 14 февраля, когда прячет там валентинки, которые все, как одна, подписаны коротким «Лео». Дни пролетают незаметно. Леонард не заходит. Рэй беспокоится. Об отъезде друга он узнает от мистера Хейга. Злость, приправленная обидой, заставляет его совсем не солидно шмыгать покрасневшим носом и, извинившись, сбежать домой, где он впервые узнает, что если по стене ударить кулаком будет больно только тебе, а стена как стояла, так и будет стоять. Бетону нет дела до мальчишеских горестей. Никому нет до них дела. Время идет. Леонард стал звонить все реже, больше не посылал умных книжек и мог месяцами не отвечать на электронные письма. Дни без звонков сменяются неделями. Сначала Рэй злился, а потом просто примирился с мыслью, что Ленн взрослый мужчина, у которого своя жизнь, и маленькому Рэймонду в ней делать нечего. Впрочем, стоило озвучить эту мысль по телефону в один из их редких разговоров, как на него накричали, назвали мелким придурком, потом извинились и обещали звонить чаще. И даже держали свое обещание пару месяцев. К тому времени Рэй научился не обижаться, а Леонард и вовсе перестал звонить. Только по праздникам выкраивал время и то не по всем. Леонард старался не сойти с ума от всей этой круговерти в своей жизни. Он уже давно запутался в днях недели, и если бы не строгое расписание в ежедневнике, он бы ничего не успевал. Совсем ничего. То есть даже больше, чем не успевает сейчас. О Рэе он не забывал никогда. Просто сомневался, что маленькому впечатлительному гению стоит разговаривать с вечно недовольным жизнью, периодически пьяным, студентом-неудачником. Но все равно изредка звонил и по-прежнему приезжал на праздники и иногда даже на летние каникулы, если Крис не затаскивал его в очередное путешествие по Америке на старой, потрепанной машине отца МакКоя. После того, как он в очередной раз вынужден лицезреть голую задницу — и не только ее — своего лучшего друга, развлекающегося в их комнате с очередной девушкой, Леонард не выдерживает. Долго ругается, поливает обоих виновников этого кошмара благим матом и швыряет в Криса подушкой. Тот, недолго думая, прикрывает ей свои выступающие части тела. Леонард запоздало соображает, что это была его подушка, разворачивается на пятках и уходит в библиотеку. В след ему раздается веселое «в следующий раз обещаю повесить на ручку носок». Леонард посильнее хлопает дверью и отправляется готовиться к тесту по истории. Лучше задыхаться от книжной пыли, чем ненароком придушить своего недотепу-соседа.***
Родители Рэймонда Уайта поняли, что их сын не только безумно умный, но еще и чертовски хитрый, когда в четыре часа утра в воскресенье им звонит уставший, злой, совершенно сонный Леонард и сообщает, что их ребенок почему-то у него. Да. Прямо в комнате в общежитии. Да. В Калифорнии. Да. Он в безопасности и сейчас уплетает хлопья с молоком. Да. Его обязательно отругают и ближайшим автобусом отправят домой. Они уже не слышат, как мальчишка заливисто смеется, и как злобно рычит Ленн, потому что последний курс, завтра контрольная, а тут ребенок, которого он совсем не рад видеть, ну… разве что совсем немного рад. — Черт бы вас всех побрал! — ворчит Леонард, впрочем, ворчит он беззлобно. Собственно, Рэй возникает на пороге его комнаты так же неожиданно, как профессор по английской литературе дает им тесты. Мальчишка зевает, выглядит уставшим, но до неприличия довольным и гордым собой. Леонард сразу же вспоминает вчерашний звонок, тревожный вздох, грустное «нам надо поговорить» и свое собственное «извини, малыш, завтра позвоню». Видимо, ребенок звонил уже из автобуса, а потому решил не ждать и самолично появиться для важного разговора. На закономерный вопрос «какого черта ты не дома», Рэй честно отвечает, что ему нужен совет, а доверяет он в этом вопросе только ему. — Совет? В час ночи? Ты издеваешься. Леонард тяжело вздыхает. Пропускает мальчишку в комнату. Даже разрешает ему устроиться в своем любимом кресле. Заливает молоком хлопья и заставляет съесть все до крошки, потому что вид у мальчишки голодный. Или ему так только кажется, со сна. От грохота просыпается Крис. Он непонимающе смотрит на ребенка, внезапно появившегося в комнате, потом на своего соседа. Леонард знакомит их. Крис пожимает протянутую мальчишескую руку, улыбается своей фирменной улыбкой. Леонард нехотя замечает их сходство. Только у Криса волосы светлые, веснушек меньше и глаза голубые-голубые, и пахнет от него алкоголем и сигаретами. У Рэймонда же веснушки огненные, глаза серые, как грозовое небо — хотя когда-то тоже были голубыми — волосы рыжие и пахнет от него чем-то цитрусовым и немного хвоей. Свежестью. Родители мальчика не выказывают особого удивления, но настоятельно просят, чтобы сына как можно раньше отправили домой. Леонард злится только потому, что вроде как должен. Не дело подросткам разъезжать по Штатам в одиночку. Даже таким одаренным, как Рэй. Тем более таким одаренным, как Рэй. Крис устроился на полу, с интересом разглядывая мальчишку. Тот сидит в кресле, скрестив ноги, и что-то увлеченно рассказывает новому другу. От вида такой знакомой, даже родной, с детства улыбки и горящих глаз, в груди Леонарда что-то несмело шевелится. Кажется, это не вовремя проснувшаяся тоска по дому. От раздумий его отвлекает голос друга. — Ты знал, что он мчался сюда из самой Джорджии? Почти полтора дня в автобусе. Сколько тебе, мелкий? — Пятнадцать, — радостно отзывается мальчишка. Леонард слышит, как скрипят собственные зубы в приступе немой злобы. Его неожиданно раздражает и улыбка лучшего друга, и само его присутствие в комнате, но не так сильно, как заливисто смеющийся над шутками Криса подросток. Одно останавливает от того, чтобы выставить за дверь мальчишку, а лучше сбежать самому — Рэй явно нервничает, несмотря на весь свой тошнотворно-радостный вид. Хоть в последнее время Ленн не особо справлялся с заботой об этом гениальном ребенке, сейчас тому требуется совет старшего брата, и отказывать ему не хочется совсем. — Крис, иди спать. У тебя завтра защита чего-то там. Давай. А ты, — Леонард недовольно смотрит на улыбающегося подростка, — Говори, чего хотел. Мальчишка сразу как-то сникает. Неулыбающийся Рэймонд — непривычное зрелище, неправильное. Крис отправляется в постель, пожелав им «сладких снов». Леонард швыряет в него диванной подушкой и занимает место на полу перед креслом, касается плеча Рэя, привлекая к себе внимание. Тот поднимает голову, смотрит грустно, будто испуганно. Леонарду надоедает детская игра в гляделки, он говорит мягко, но настойчиво: — Рассказывай. — Как ты относишься к парням? Секундной заминки достаточно, чтобы Рэй втянул шею в плечи, словно хотел казаться еще меньше, чем был на самом деле. Леонард не может стереть с губ ухмылку. Его от природы ядовитая натура берет верх как обычно не в самый подходящий момент. Ухмылка становится еще шире. — Я — парень. Так что я к ним отношусь вполне определенным образом. Тебе продемонстрировать, каким именно? Мальчишка моментально вспыхивает. Закрывает глаза ладонями и вертит головой. Леонард только усмехается. Что могло привести ребенка на другой конец страны, к человеку, который два года успешно играл роль его няньки, но в последнее время совсем забросил свои обязанности, остается загадкой. Ровно до тех пор, пока Рэй не отнимает ладони от лица и шепчет, смотря поверх плеча Леонарда не моргая: — Кажется, я влюбился. — Это не повод сбегать из дома. Уж точно не в пятнадцать лет. И сто процентов не ко мне. Ты же знаешь, в этой области я не силен. — Ты не понимаешь! Он не должен узнать об этом. Это случайно вырвавшееся «он» отчего-то заставляет сердце сжаться. Леонард уже не помнит, каково это было — впервые понять, что девушки вовсе не так прекрасны и притягательны, как о них говорят. Зато парни — другое дело. Он видит страх в глубине серых глаз. Аккуратно убирает кучерявую челку со лба и улыбается настолько тепло, насколько вообще умеет. Рэй сползает к нему на пол, заползает на колени. Обнимает, как когда-то в далеком детстве, почти десять лет назад — коала и ее любимый эвкалипт. И это не то, чтобы неприятно, но смущает однозначно не меньше, чем тогда. Хейг привычно приглаживает рыжие завитушки, лезущие в рот. Мальчишка утыкается лбом в плечо и молчит, только дышит тяжело. «Тактильный маньяк» — мысленно напоминает себе Ленн. А это значит, что обычные прикосновения он чувствует острее и нуждается в них больше, чем кто-либо, особенно, когда так напуган собственной взбунтовавшейся природой. Маленький напуганный гений. Леонард сам не замечает, как крепче прижимает к себе хрупкое тело. — Родители знают? — Догадываются. — Расскажешь им? — мальчик пожимает плечами, острые лопатки упираются в ладони, — Расскажи. Все будет хорошо, малыш. Я рядом. — Ты не злишься? — С чего бы мне злиться? Я тебя отлично понимаю. — Тебе тоже нравятся парни? — Нравятся. Особенно те, которые не болтают и не пытаются раздавить мои ребра в своих медвежьих объятиях. Рэймонд приподнимает уголки губ, кивает. Разрывает объятия, легко поднимаясь с пола. Без него становится неожиданно холодно. Ленн старается не думать, насколько глупо они смотрелись сидя в обнимку на грязном полу — Крис завтра все равно расскажет. Рэй собирается устроиться спать прямо в кресле. Леонард против. Он однажды имел удовольствие заснуть в нем, и на утро спина высказала все, что думает о своем нерадивом хозяине. Так что он безапелляционно стаскивает мальчишку на пол, кидает в руки плед и толкает в сторону своей кровати. Последнее, что его сейчас волнует — это неловкость. Он в жизни многое видел и как-нибудь переживет одно единственное утро в постели с пятнадцатилетним подростком. Черт бы побрал все эти гормоны. Он уже представляет, какое это будет пробуждение. Леонард закатывает глаза на собственные мысли и накрывается одеялом до подбородка. Разумеется, утро наступает слишком рано. Леонард просыпается от того, что ему жарко, рука затекла и дышать тяжело, потому что на груди лежит что-то тяжелое. Мальчишка во сне видимо решил, что он дома и обнимает свою подушку. Ленн ругается сквозь зубы. Будить сладко посапывающего ребенка не хочется, но и лежать так, пока рука окончательно не онемеет, желания нет. Его спасает Крис. Собственно, как и всегда, когда кто-то из особо настойчивых ухажеров отказывается добровольно покидать комнату. Он встречается взглядом с Леонардом и многообещающе улыбается. Парень так громко хлопает дверью, что мальчишка тут же просыпается. Подскакивает на кровати, чуть не сталкиваясь лбом с подбородком Хейга. Рэй пристыженно краснеет, натягивает одеяло до самого горла. А Крис только посмеивается, наблюдая за сонным, старающимся прикрыть последствия «доброго утра» подростком. — Ванная налево по коридору, потом направо. Там найдешь, — говорит Крис. Рэй вихрем уносится в указанном направлении прямо в одеяле. Крис подает другу стаканчик с кофе — черным, крепким, с двумя ложками сахара. Леонард блаженно прикрывает глаза вместо благодарности. Кофе приятно обжигает горло и заставляет мозг работать быстрее. — Заразил мальчишку своей голубизной? — Да он даже не знал об этом. До этого вечера. — Дети все чувствуют, — глубокомысленно изрекает Крис и опустошает свой стакан одним глотком. Когда Рэй возвращается в комнату, оба парня уже одеты и готовы к выходу. Крис тоже изъявляет желание проводить мальчишку на вокзал. Леонард тяжело вздыхает, но не спорит: пусть тратит свое время, защита проекта у него только через три часа. Скорый завтрак. Снизу сигналит такси. Рэй грустно смотрит в окно, дожевывая свои хлопья. Настало время вернуться домой. Он так и не раскрыл свой главный секрет, с которым приехал. Но уже от того, что кто-то готов принять его таким, каким он является, становится намного легче. На улице льет дождь. Крис выскакивает из машины и бежит под крышу, Ленн следом. Рэй же застывает под дождем. Поднимает голову, морщится, когда крупные капли бьют по носу. Леонард смотрит на подростка и не может отвести глаз. Это так похоже на тот момент из далекого детства, когда Рэю было почти шесть, и Леонард отвел его в зоопарк. Одежда на мальчишке намокает моментально, губы начинают наливаться неприглядной синевой. Ленн идет к нему, берет за запястье и притягивает ближе к себе, будто стараясь закрыть от холодного дождя. — Ты успеешь подхватить воспаление легких, пока закончится твой приступ детства. Ну-ка, иди сюда. Рэй потерянно улыбается, но делает шаг навстречу. Леонард обнимает его за плечи и подталкивает к входу в вокзал. Крис, наблюдающий за ними, странно улыбается. Его улыбка перерастает в злорадную ухмылку, стоит Леонарду встретиться с ним взглядом. Уже на месте он заставляет парнишку пообещать, что побегов больше не будет. И в следующий раз, Рэй должен просто позвонить и теперь, так и быть, Леонард возьмет трубку сразу. Уайт солнечно улыбается — никакой дождь не может испортить ему настроение. Его улыбка такая яркая и открытая, что вокруг глаз собираются морщинки-лучики. Леонард награждает его дружеским подзатыльником и сажает в автобус, настойчиво попросив водителя не высаживать мальчишку раньше конечной остановки. Рэй машет им из окна.***
Последний курс успешно завершен. И уже в мае Леонард хвастается дипломом магистра педагогического факультета Стэндфордского университета. Рэй на другом конце страны готовится к последнему школьному году, сдает переводные экзамены. Он больше не сбегал из дома, рассказал родителям все, как есть, и даже ухитрился завести парня, правда ненадолго. Об этом Ленн узнает, когда звонит рассказать, что возвращается домой. Он даже теряется на миг, когда слышит рассказ о странно начавшихся и плохо закончившихся первых отношениях юного гения. Леонард собирает вещи, пакует сумки. У него есть несколько часов до самолета. Крис сидит в кресле. Он наблюдает за собирающимся другом и молчит. Молчаливый Крис — это предвестник беды, в чем Хейг убеждался уже не единожды за последние шесть лет. На все вопросы о дальнейших планах МакКой отвечал уклончиво и неохотно. Со временем Ленн перестал его пытать, мол, захочет, сам расскажет. С последнего допроса прошел год и до сих пор ничего. И вот сейчас Хейг соберет вещи и уедет, а Крис останется здесь. Совсем один. Он знает, что его лучший и единственный друг — сирота. Скорее всего, МакКой даже не думал о том, что будет после того, как он получит свой диплом. Леонард дергает плечом. Ему совсем не хочется об этом думать. — Мне некуда возвращаться, — неожиданно говорит Крис. — Поехали со мной, — бездумно предлагает Ленн. И Крис соглашается. Закидывает свои тряпки в сумку в рекордные сорок минут. Когда Леонард заканчивает сборы, они отправляются в бар. Там Крис рассказывает о погибших в аварии родителях, о проданном доме в уплату обучения. Оказывается, в Айове МакКоя никто не ждет, и он не жаждет возвращаться в родные края. Леонард выдыхает — он все равно уже не представляет своей жизни без этого светловолосого голубоглазого чудовища, которое с пугающей периодичностью ухитряется вляпываться во всевозможные неприятности и виртуозно из них выкручиваться. В аэропорту парней встречает отец Леонарда. Мужчина выглядит счастливым. Они достаточно хорошо друг друга знают, так что он легко соглашается приютить Криса на время, пока ребята не найдут квартиру. А находят они ее спустя неделю. Перевозят вещи, делают легкий ремонт. Через несколько дней Крис притаскивает с улицы кота. Он большой, пушистый и очень грязный. Леонард ругается, когда обнаруживает, что друг завернул животное в его любимое банное полотенце. Ворчит и проклинает их обоих, но собственноручно отмывает кота от засохшей глины, сушит и расчесывает шерсть, выстригая все колтуны. Крис довольно оглаживает чистую шелковистую рыжую шерстку и нарекает кота Кинсер, в честь героя одного из своих любимых фильмов. Кинсеру нравится новый дом. Он любит спать на коленях у Криса, а ночью перебирается на грудь к Леонарду. Мужчина сначала всячески старался избавиться от назойливого мурлычущего комка шерсти, но потом привык. А еще Кинсеру нравился Рэй. Это Ленн выяснил неожиданно. Он просто открыл дверь, после продолжительной трели звонка, а на пороге мальчишка. — Ты не приходил. — И ты пришел сам. Ленн смотрит на него и пытается понять, когда из пучеглазого, кудрявого мальчишки вырос этот очаровательный молодой человек. Не понимает. Не может отследить, в какой отрезок времени это произошло и почему прошло мимо него. В этот момент Леонард ненавидит себя за вечное отсутствие и очень редкие звонки. — Пустишь? Он пропускает Рэя в квартиру. Тот идет на кухню, забирается на стул, сидит, скрестив ноги в своей любимой манере. Кинсер, подозрительно обнюхав острые мальчишеские коленки, запрыгивает к нему на руки. Ленн готовит чай. Рэй молчит, гладит кота и улыбается, улыбается своей солнечной улыбкой. Леонард ловит себя на том, что любуется мальчишкой. Солнце подсвечивает его юное лицо, четкие скулы и огненные барашки волос, длинные ресницы. Черт. Хейг одергивает себя. Он был алкашом, ворчуном и вообще козлом по жизни, если верить Крису, но вот педофилом он не был никогда. И менять это как-то не хочется. Рэй пьет чай, гладит кота и не сводит внимательного взгляда со своего друга. Он принимается рассказывать о школе. О том, что переживает за свой последний год, о том, что уезжать в колледж ему не хочется и о том, что он пойдет на выпускной с мамой, потому что последний парень оказался вовсе не таким замечательным, каким его видел наивный мальчишка. Ленн слушает внимательно, как когда-то в детстве. Не перебивает и даже кивает, иногда вставляя какие-нибудь саркастичные замечания. А еще просит быть осторожным и не распространяться особо о своей увлеченности парнями. Он говорит то, что когда-то сказал ему отец. Разница лишь в том, что вряд ли отец ревновал своего сына к его увлечениям. Прощаясь, Рэй почему-то грустно улыбается. Леонард не задает вопросов, запирая, захлопнувшуюся за гостем дверь. А мальчишка стоит еще какое-то время снаружи, прижавшись лбом к холодному металлу. Он не знает, как рассказать, что в прошедшее Рождество впервые просил Санту ни о том, чтобы Леонард приехал домой, а о том, чтобы он приехал к нему. Он не знает, как объяснить, что в День всех влюбленных он неожиданно понял, что хочет, чтобы Леонард пускал свои ядовитые реплики не по телефону, а непосредственно ему в лицо, а потом бы целовал его так же жарко и страстно, как любил спорить об очередном литературном герое. Рэймонд гонит от себя эти мысли. Запирает в подсознание на все возможные замки и уходит. Это кажется таким глупым и безнадежным, что становится больно. Вряд ли двадцатипятилетнему учителю литературы будет интересно проводить время с пятнадцатилетним мальчишкой, обожающим физику и астрономию. Между ними миллионы всевозможных «нельзя» и «невозможно», и Рэй не был бы гением, если б не понимал этого.***
Рэймонду шестнадцать. Он оканчивает школу раньше своих сверстников на два года. Его «гениальные мозги» — как говорит Хейг — уже ждут почти во всех университетах «Лиги плюща», что уж говорить о тех, кто в нее не входит. Сейчас он сидит на кровати в своей собственной комнате в окружении всевозможных брошюр и единственное, о чем он может думать, так это о Леонарде, лежащем рядом. Мальчишка тяжело вздыхает и облокачивается на стену, не рассчитав, врезается в нее затылком, ойкнув. — Побереги свой гениальный мозг, малыш, — раздается над ухом. Уайт замирает. Ленн слишком близко. Он ощущает его дыхание на своей коже, хотя это ему, скорее всего, кажется. Рэй сам себе удивляется и чувствует, как щеки медленно заливает румянцем. Он уже привык реагировать подобным образом на каждый взгляд, прикосновение, а от низкого бархатного голоса у него порой подкашивались колени. Вот только спросить совета о том, как быть, если ты по уши влюбился в парня, который старше тебя на десяток лет, не у кого. Особенно, если этот парень единственный, кто мог бы помочь. — Ты всегда можешь остаться здесь. Тебя никто не гонит. — Но лучше уехать. Здесь я закисну. — И правда гений, — усмехается Леонард. Он треплет мальчика по голове. Ему кажется, что в глубине этих серых глаз таится что-то такое, что пугает их обоих. Проблема в том, что ему не кажется, и Крис уже достал своим «ты бы видел, как он на тебя смотрит», «чувак, он мысленно сам себя раздел и положил к тебе в кровать». Крис за эти подозрения периодически получал по лицу, но отставать не собирался. Кошмар под названием «когда я вырасту, я на тебе женюсь» потихоньку становится явью. Леонард убеждается в своих опасениях в Рождество. Он как обычно приходит в дом к Уайтам с большой, завернутой в зеленую бумагу, энциклопедией по астрономии — такой у мальчишки еще нет. Подарок оказывается под елкой, как и традиционное письмо Санта-Клаусу. Рэй неуверенно топчется рядом, а потом предлагает посмотреть телевизор. Леонарду некуда торопиться. Отец ждет их с Крисом только через четыре часа на праздничный ужин, так что он не отказывается от предложения Рэя. — Ты вряд ли помнишь, но именно этот мультфильм ты смотрел, когда я впервые пришел сюда. С того момента прошло одиннадцать лет. Разумеется, об этом Рэй не помнит. Он пытается выстроить в памяти тот вечер, но ничего не выходит. Он беспомощно смотрит на друга. Тот только улыбается, но ничего не рассказывает. Когда мультик заканчивается, и Леонард собирается уходить, Рэй думает, что пора. Стоит оставить все незавершенные дела в старом году. В конце концов, ему шестнадцать. Через полгода он уедет в колледж и обо всем можно будет забыть. Леонард удивленно оборачивается, когда чувствует прохладные пальцы на своем запястье. Рэй смотрит на него решительно, но от того не менее напугано, будто прямо сейчас решает сделать шаг с обрыва. В какой-то степени так и есть. Леонард не успевает даже прикрыть дверь, чтобы не пускать в дом холодный воздух. Он глупо зажмуривается и вцепляется пальцами в худые плечи, потому что Рэй приподнимается на носочках и целует его. Скорее просто касается губ губами. И в этом прикосновении сквозит отчаяние, страх и нежность. Рэй не ждет ответа, просто разрывает поцелуй и отходит на шаг. Вот он, импровизированный обрыв, с которого только что прыгнул мальчишка. И этот обрыв называется Леонард Дуглас Хейг. — Рэй. Ленн не знает, что сказать. Мальчик похож на взъерошенного воробья. Или на нашкодившего щенка. Он опускает грустный взгляд в пол и ждет, пока хозяин его отругает. Вот только Рэй не щенок, и ругать его, в сущности, не за что. Леонард собирается с духом целую вечность. Рэй отходит от шока несколько быстрее. — Я ничего не прошу. Просто хотел, чтобы ты знал. Так будет честно. — Ты прав. Это честно. Но больше… — Да. Я понял. — Не нужно тебе этого. Поверь. Просто не нужно. Леонард уходит, а Рэй сползает по стене на пол и пытается унять рвущееся наружу сердце. Он даже до конца не осознавал, что делает, пока не увидел затравленный страх в зеленых глазах. Рэй только что понял, какую глупость он ухитрился совершить в Рождество. Он не знает, как незаметно дать пощечину самому себе. Потерять друга, который был рядом десять лет из-за глупой влюбленности… Рэй начинает ненавидеть себя за свою секундную слабость. Крис находит своего друга в баре. Тот не то, чтобы пьян, но и стакан в его руках явно не первый. Леонард не верит, что бурбон сможет стереть из памяти свежий цитрусовый вкус губ Рэя, но пробовать не перестает. МакКой садится рядом без лишних приветствий, делает заказ и ждет объяснений. Леонарду нечего ему сказать, потому что произнести вслух «ты был прав» выше его сил, да и гордость не позволит. Но Крис не дурак. Дураки не получают диплом магистра в области нейрохирургии или как там называется специальность Криса. — Я не хочу знать подробностей… — Это правильно. Их все равно нет. -… но я хочу знать, кто из вас все-таки первым решился. — Рэй. Он поцеловал меня. — А ты сбежал. Очень на тебя похоже. Бежать от того, кто тебя любит… безответственно. Ты, как учитель, должен это понимать. — Именно. Я учитель. Я не завожусь на маленьких мальчиков, черт бы тебя побрал! — Он нужен тебе не меньше, чем ты ему, мой дорогой друг. И лучше у него будешь ты, чем какой-нибудь тупоголовый ровесник, который может покалечить его и разбить сердце. Леонард поднимает тяжелый взгляд, в котором такое желание ударить, что МакКоя передергивает. Крис машет бармену рукой, просит наполнить их стаканы. Больше они не говорят. Молча пьют. Один старается избавиться от воспоминаний о своей ошибке, второй, собственно тоже. Но Крис найдет более подходящее время, чтобы рассказать, что сегодня у него на операционном столе умерла девочка. Как раз ровесница Рэя. Крис никогда не забудет пряди черных волос, выбившиеся из-под стерильной шапочки, и медленно синеющие губы… На День всех влюбленных Рэй не обращает внимания. Он не спешит покупать розовые картонные сердечки, привычно подписывать их и отправлять в коробку под кровать. Вместо этого он пишет на маленьком клочке бумаги «кажется, я люблю тебя» и обещает себе больше не открывать эту коробку. Никогда. Уже тогда он понимает, что сдержать это обещание будет невероятно трудно. Леонард этот день привычно проводит сначала в школе, отбиваясь от кучи поклонниц и прячась от них за дверями учительской, а потом в баре. У Криса сегодня свидание, и домой лучше до полуночи не возвращаться. В том же баре он встречает Джима. Узнает его почти с первого взгляда. Он знает, что эту ночь проведет не один. Ему даже почти не противно. Когда бежишь от себя, выбирать способы побега не приходится.***
Леонард с трудом избегает всех поползновений Криса затащить его в дом Уайтов, попрощаться, поговорить, «обсудить все как взрослые люди, черт возьми». Рэй уезжает в колледж меньше, чем через неделю. Он выбрал что-то физическое, труднопроизносимое и совершенно непонятное Хейгу. Крису удается уговорить своего друга только ближе к середине мая. Так что Ленн не удивляется, обнаружив себя на крыльце школы, в которой учится Рэй, в вечер его выпускного бала. Мальчишка выглядит не по возрасту серьезным в глупом, наверняка неудобном, костюме. Он смущенно улыбается, когда видит Ленна на другом конце зала. Он не шарахается, стоит тому подойти, даже позволяет себя обнять. Леонард видит замешательство и непонятный страх. Он хочет поговорить, но не здесь — вряд ли люди адекватно воспримут его появление на этом вечере, особенно учитывая то, что он учитель из другой школы. Отвечать на глупые вопросы ему не хочется совершенно. Они задерживаются здесь ненадолго. Оба согласны сбежать из зала, переполненного пьяными танцующими подростками. Они даже не касаются друг друга. Сидят на скамейке в школьном дворе. Ленн курит, Рэй теребит свой галстук. — Кажется, я тебя люблю. Мальчишка несмело поднимает глаза. Сигарета летит в урну. Леонард думает, что ему показалось. Точнее, он очень хочет в это верить. Ему 26. Он учитель, любящий свое дело. Он алкоголик, любящий крепкие неразбавленные спиртные напитки. Он саркастичная зараза, любящая плеваться ядом во всех окружающих. Но он все еще не педофил. Он уверен в этом. Почти на сто процентов. То есть до того момента, пока не наклоняется и не сминает доверчиво подставленные губы в нежном поцелуе. Настоящем. Взрослом, как бы сказал Крис. В конце концов, он просто человек. Ни разу не железный человек. Он не ощущает никаких изменений. Ад под ним не разверзся. Молнии с неба не сыплются. Видимо Боги решили простить его на первый раз. Мальчишка ерзает на скамейке, но глаз не отводит. Ждет. Чего он ждет? Ответного «и я тебя»? Или еще одного поцелуя? Что такому юному, одаренному, доброму и наивному созданию можно ожидать от человека, типа Хейга? — Это не значит, что мне хоть сколько-нибудь нравится то, что происходит. Ты еще ребенок. Несмотря на всю свою гениальность, ты еще совсем ребенок. И для меня ты всегда будешь мальчишкой, которого я забирал из садика и учил читать. — Я знаю. — Знает он, — ворчит Хейг, — Я пришел попрощаться. Я попрощался. — Леонард. — Нет. Это все. Один поцелуй. Мне 26, тебе 16. Между нами десять лет разницы и нет абсолютно ничего общего. Ты уедешь и забудешь о своей детской влюбленности. — А если нет? — Ты забудешь, — упрямо повторяет Леонард. Он сам слабо верит своим словам. Если Рэй и забудет, то ему это явно не светит. Леонард точно знает — бурбон не избавит от вкуса спелых сладких апельсинов на собственных губах, но это не особо останавливает. В эту ночь Крису приходится забирать его из бара на такси, потому что держаться в вертикальном положении Хейг не в состоянии. А Рэй, идя на выпускной, не подозревал, что его ожидает там. То есть он знал, что будет музыка, танцы, поздравления. Но он точно не мог предугадать, что собственный выпускной оставит его рыдающим на скамейке в школьном дворе. Вот и прощание с детством. Он уезжает через четыре дня переполненный желанием забыть человека, так жестоко разбившего ему сердце и, одновременно, подарившего надежду. Вот только через месяц Рэй сам срывается и звонит Леонарду первым. Тот берет трубку после первого же гудка. — Я не знаю, что сказать, — шепчет мальчишка. — Вот и помолчи. Хочешь, я почитаю тебе сочинения твоих сверстников? Это довольно занимательно, особенно если не видеть обилие ошибок в одном предложении. Рэй согласно угукает в трубку. Леонард читает ему несколько часов. Мальчик смеется так же заливисто и искренне, как раньше. С легкостью угадывает произведение, а вот на авторах иногда путается. Леонард заканчивает, когда в трубке слышится ровное спокойное дыхание давно уснувшего подростка. А еще через месяц Ленн сам ему звонит. Потому что по телефону не страшно. По телефону нет ни взглядов, ни прикосновений и нельзя совершить каких-то необдуманных поступков, типа поцелуев с несовершеннолетними. Телефон — их спасение. Крис оказывается слишком проницательным. Скорее всего, это профессиональное. Какой же он врач без проницательности? Леонард не винит его за любопытство и глупые вопросы. Это тоже профессиональное. Какой же он учитель без умения прекрасно держать себя в руках? — Ты влюблен, друг. Выпивка тебе не поможет. А вот статья за совращение несовершеннолетних, возможно, слегка остудит пыл. Крис шутит, но его лицо остается серьезным. Ленн хочет спать. Он только что закончил проверять сотню с лишним контрольных. Мозг совершенно отказывается соображать. Вести разговоры, которые все равно не отличаются разнообразием, он не готов. Особенно на трезвую голову. Легче от болтовни все равно не станет. — Почему бы тебе просто не подождать пока ему исполнится 18, и, если не перегорит, попробовать? — Потому что ему это не нужно. — Ты читаешь мысли? Или просто считаешь, что можешь решать за него? Твой мальчишка — гений. И он выбрал тебя. Может, просто смиришься с этим? — Он ребенок, Крис. Ребенок! Что я, старый, недовольный жизнью алкоголик, могу ему дать? — Может быть… себя? — предлагает Крис, пожимая плечами. — Иди к черту, — добродушно желает Леонард. — Только после тебя, солнышко. Они говорили об этом сотню раз. И каждый из них заканчивался одинаково. Учитель спрашивал, что старый — парню двадцать шесть лет — алкоголик, мог дать гениальному подростку, а доктор, вмиг становясь серьезным, отвечал, что он может дать ему себя, дать ему почувствовать, что он любим. Этого будет достаточно. Леонард верит другу, но упорно отстаивает свое «ему это не нужно». Крис злится, как черт, и уходит в свою комнату. Он знает, что эти разговоры никогда ни к чему не приводят.