***
Мрачная комната наполняется приглушенными стонами, и в другой ситуации Юнги не нависал бы над Чимином с нахмуренными бровями и закушенной губой, сосредоточенно следя за плавными движениями, после которых потемневшая кровь оставалась на дезинфицированной салфетке. Ему очень жаль рыжеволосого омегу, не способного сдержаться от неоднозначных звуков и в одиночку терпеть эту боль. Это странно, но Юнги тоже чувствует что-то не очень приятное. И это раздражает, если честно. Пальцы впиваются в футболку и царапают кожу груди в надежде, что от этого что-то изменится. Не изменилось, внутри до сих пор как будто пожар, а теперь еще и следы от ногтей жгут, словно подкинули несколько веточек, но и этого было достаточно, чтобы не дать потухнуть. Альфа тихо ругается себе под нос, но из-за отсутствия шума эта фраза кажется громкой; не хотелось бы, чтобы Пак услышал и охладел к новому сожителю. Юнги хочет собственными голыми руками придушить обидчика, когда пальцы цепляют легкую ткань и оголяют не менее разукрашенный торс, ведь как так можно обращаться с омегой? Неужели этот беззащитный котенок скрывает под маской свое второе лицо, из-за чего ему в последующем так сильно достается? Вряд ли он мазохист, а без причины нападают разве что психи, придумавшие что-то в своей голове. Тихо сглотнуть не получается и после того, как со стонущего тела стягиваются узкие джинсы и перед глазами все так же мелькают фиолетовые синяки и кровь, кровь, кровь… Почему он продолжает молчать? Ни Юнги, ни полиция, ни кто-то другой не в курсе всех бед, что происходят, Мину за себя особенно жалко становится. Но единственное, что он может сделать, пока информации нет, так это вынашивать желание отомстить. Зеленоволосый дрожащими руками обрабатывает раны, стирает запекшуюся кровь и дует сразу, чтобы было не так больно. Осматривая младшего, Мин тихо вздыхает и проводит самыми кончиками пальцев там, где тело вроде как не пострадало. Кожа мягкая и приятная на ощупь, до нее хочется все больше касаться, и альфа словно в бреду опускает голову вниз, мажет губами, иногда высовывает язык и касается кожи самым кончиком, плавно поднимаясь к кромке трусов, и когда Пак стонет и несдержанно толкается, проезжаясь набухшей плотью по носу, Юнги понимает, что пропал. Омежий запах кружит голову, а от осознания, что этот запах самый любимый и желанный, крыша готова поехать. Почему его истинным оказался этот слабый, не способный защитить себя рыжик, который не сможет гулять с ним по клубам и давать во всех помещениях и на любых поверхностях с риском, что кто-то может заметить. Стереотипы ломаются, и вместо желанного развязного омеги, у него в руках маленький и нежный Чимин. Хотя, может все не так плохо? По крайней мере, такие не предадут, отдаваясь лучшему другу, пока истинного нет дома, или выпрашивать половину состояния, чтобы потешить самолюбие. Запах усиливается, и зеленоволосый понимает, что сейчас начинается течка, совсем не кстати, потому что причинить боль Паку, в основном из-за ран, он хотел в последнюю очередь. Да, иногда он бывает мудаком, но не до такой степени, что воспользуется своим же омегой, пока он в почти бессознательном состоянии, особенно, если для того будет первый раз. Юнги отодвигается от младшего, но тот подсознательно не хочет его отпускать, ноги обвивают бедра, и от прикосновения Чимин тяжело выдыхает. «Черт! — проносится в голове Мина, когда младший на пробу толкается вверх. — Такими темпами он меня изнасилует, надо как-то выбираться». Но сам же стонет от навязчивого трения и роняет голову на грудь омеги. Губы скользят по коже, язычок завязывает незатейливую игру с соском, но вскоре действия перестают быть невинными, и парень прикрывает глаза, посасывая то одну, то другую бусину под аккомпанемент тихих вздохов. Ладони, соскучившиеся по теплу, привычно начинают блуждать по телу, не смягчая силу на ранах, и Пак вскрикивает от боли, приводя тем самым в чувства старшего. Так не должно быть, но, боже, Юнги не может держаться и сам двигается навстречу, усиливая движение между их телами. Оба стонут, сбивчиво дышат и кончают, пачкая нижнее белье. Юнги сползает на пол, пытается выровнять дыхание, и отключается почти сразу то ли от усталости, то ли от пережитого оргазма. Сон его беспокойный, заставляющий просыпаться по несколько раз на час, так что под утро альфа решает выйти покурить.***
— Что ты сказал? — одновременно выкрикивают Хосок и Чонгук на всю столовую и привлекают к себе внимание. Юнги сегодня какой-то странный: непривычно бледный, тихий, задумчивый, он не реагирует на заигрывания омег и не отвечает на провоцирующие фразы альф, не грубит учителям. Хосок в очередной раз вздыхает, переводя взгляд с друга, который даже не повернул к нему голову, продолжая пребывать в своих беспокойных мыслях. То, что они беспокойные, Чон почему-то не сомневался, наверняка случилось что-то не очень хорошее, а он не смог быть рядом, до сих пор не знает, где ночевал Мин, а главное с кем, и от этого почему-то особенно обидно. Почему он не поднял трубку за весь вечер после работы и в начале ночи? Ах да, они же не в таких тесных отношениях, чтобы рассказывать обо всем и отчитываться, словно папе в детстве, о своем местоположении. Но все равно смотреть больно, от мыслей лучше не становится, а когда у него спрашивают другие о состоянии Юнги, будто он что-то знает, не выдерживает, и выходит из класса, громко хлопая дверью. На пути как некстати появляется Чонгук, который выглядит до тошноты идеально, прямо светится изнутри, обнимает альфу крепко и говорит что-то весело-весело и не обращает внимание на чужую хмурость во взгляде, отчего на душе постепенно становится спокойнее, ураган чувств теряет всю свою силу, и Хосок держится, чтобы не разрыдаться, освобождая эмоционально тяжелый груз. Он так и не понимает, что ему рассказывают, но расслабляется под мягкими поглаживаниями друга по волосам. Все-таки, сколько бы омег брюнет ни знал, Гук лучше всех, с ним очень спокойно и легко, он поддержит в любое время дня и ночи, приободрит, хотя жизнерадостность — качество уж точно не его. Альфа вдыхает едва слышный запах омеги, уткнувшись носом в шею, и прижимает тело за талию еще ближе. Буквально через полминуты где-то сбоку слышится пронзительный писк двоюродного брата, так не вовремя оказавшегося в школьном коридоре, и Чон еле держится на ногах после резкого отстранения от друга и тяжести на спине. Очень резкий контраст не приносит радости, альфа уже думает все высказать наглому мальчишке, но тот жмется еще ближе, оплетает конечностями тело, словно змея, и что-то просит о помощи. Лица не увидеть, но можно догадаться, что он будет таким же невинным, как у щенка, но где-то в глубине можно будет заметить искры азарта, ведь не просто же так к нему все лезут. Видимо, опять влез в дела альф, а потом еле ноги унес, надеясь на помощь Хосока, который совсем не горит желанием разбираться с младшими, а предпочитает, чтобы Енхва получал по заслугам. Чонгук усмехается, хлопает друга по плечу и говорит о встрече в столовой на следующей перемене, уходя в класс. — Что значит чуть не переспал с Чимином? — уже шепотом продолжает задавать вопросы Чонгук, в то время, как Хосок пребывает в шоке. Юнги почему-то неудобно, но раз он начал, уже нет смысла отступать, он нехотя выкладывает, что у Пака началась течка, а он сам совладать не смог с собой и поддался искушению, хорошо хоть не так, как случается в большинстве случаев. Зеленоволосый думает, говорить ли им об истинности, как вдруг его перебивают: — Я уж подумал, что ты забыл о споре, даже не ожидал, что все так случится, Чимини же крепкий орешек, но теперь у него нет шансов на спасение. Течка — дело мучительное, и, если альфа рядом — ты сможешь с ним полноценно переспать, и в итоге выиграешь. Похоже, мне нужно выполнить одно твое желание, — уже не так радостно заканчивает Гук. Юнги готов взорваться, ведь он не сможет воспользоваться истинным из-за какого-то спора, особенно если сам все еще не уверен в своих чувствах, и ложных надежд давать не будет. А еще Чимин оказался слишком милым, чтобы поступать с ним так подло, этой гадости у него в жизни и так хватает — альфа убедился, когда был фотографом на свадьбе, и совсем недавно передал фотографии и получил свою заработную плату за дело — и за что это все милому омежке? Разговаривать больше не хочется, но друзья смогут что-то заподозрить, и, как странно, сейчас это почему-то волнует сильно. Ситуацию спасает Хосок, кое-как дожевавший обед и поднявшийся из-за стола, заметив в помещении знакомый, увы родной вихрь. Юнги подрывается следом, а Чонгук продолжает сидеть на месте, не понимая, что сказал не так. Внутри Хосока пожар. Снова. Ох, лучше бы он не знал причины такого состояния друга, не колотилось бы сердце быстро-быстро, не было бы желания причинить Чимину какой-никакой вред, чтобы Мин от него наконец отцепился, а еще острой необходимости влюбить в себя друга, бесповоротно и навсегда. Хосок сжимает кулаки и короткие ногти впиваются в нежную кожу ладоней, оставляя следы-полумесяцы, стискивает зубы и не замечает, как прикусывает губу до крови, шаг непроизвольно ускоряет, так что плетущийся сзади Юнги не успевает на своих коротких ногах, и не останавливается, когда картина перед глазами начинает размываться, а в глазах отчего-то щиплет. Кажется, зеленоволосый пытается ему что-то донести своим неожиданно севшим жалобным голосом, но младший не слышит, он резко припечатывает хрупкое тело к стене, больно ударяя чужую спину. Перед глазами все так же нет четкой картинки, а в ушах шумит, но сквозь него он умудряется расслышать недовольное шипение и нецензурную лексику. Он пару раз ударяет кулаком в стену недалеко от лица напуганного друга, как в какой-то сопливой дораме, пока не утыкается лицом в незащищенную одеждой шею. Он слышит ускоренный стук чужого сердца, неровное дыхание, но ни слова презрения, осуждения, угроз. Умно с его стороны молча дожидаться, пока Хосок придет в себя, и совсем не важно, что звонок на урок давно прозвенел. Мин честно держится под чужим весом и неудобной стеной с другой стороны, пока не чувствует слабость в ногах и рефлекторно хватается за мускулистые плечи, чтобы не упасть. Кажется, Хоуп не раз был в таких ситуациях, потому что среагировал мгновенно и обвил талию руками, защищая и пряча в своих объятиях. — Почему ты такой? Ничего не замечаешь и не хочешь замечать. На что я только рассчитывал? Я ведь… — Хен? — Хосок сам не понимает, что только что чуть не выдал свой главный секрет, и лишь непутевый братец, постоянно встревающий не в свое дело, впервые сделал что-то полезное и спас кое-что очень важное. — Мало того, что с омегами обжимаешься? На альф потянуло? Не боишься, что я буду ревновать? — хитро улыбается Енхва и зачем-то хрустит пальцами. Неужто решил устроить разборки? Юнги удается выскользнуть в образовавшееся пространство и смерить школьника презрительным взглядом перед тем, как стащить сигарету из выглядывающей пачки в кармане друга. Учиться нет желания, но забрать свои вещи прямо сейчас невозможно, поэтому парень сворачивает к туалетам, махнув Чону на прощание. Ему нужно подумать, теперь не только о Чимине. Хосок смотрит со злостью на брата и мысленно считает до десяти, чтобы не придушить на месте, ведь, хоть он и спас его только что, окончание фразы очень сильно задело за живое. Вероятно, потому что попал по больному. Потому что чуть не раскрыл глаза человеку, которому он сам чуть все не выложил, как есть. Омега усмехается и подходит ближе, чтобы рассмотреть то, что взял у Чона его очередной дружок. Было странно увидеть там пачку сигарет, ведь сложно было представить, что старший братец, которого все домашние ставили в пример, не такой уж и приличный мальчик. «Не твое дело», — сквозь зубы шипит брюнет и уже думает обойти преграду и пойти вслед за другом, но его резко обхватывают со спины и дышат в кожу между лопаток так горячо, чтобы, наверное, поджарить до золотистой корочки. Маленькие ладошки комкают чужую ткань, мальчик не хочет слушать возмущения брата, и, треснув ему пару раз туда, где отчаянно дышал недавно, убежал на свой урок.***
Сколько бы ни думал, Сокджин не понимает, почему его привычная спокойная жизнь начинает ни с того ни с сего катиться кувырком с сумасшедшей скоростью, и от этого злится на пустом месте, раздражается и грубит ни в чем не повинным детям, съевшим что-то просроченное в столовой, и отправляет обратно в класс под звучный плач, слышащийся уже за дверью медпункта. В иной раз Ким бы пожалел учащихся, даже поделился бы конфетами из стеклянной вазочки на столе, но сегодня он только мог запоздало ругать себя в душе и смотреть вслед уходящим поникшим спинам. А все дело в том, что из головы все никак не выходил один конкретный человек, которого хотелось просто придушить на месте, как только тот вдруг случайно попадется на глаза. Этот наглый Намджун поступил далеко не самым лучшим образом, засосав прямо посреди кафе, в частности на глазах наблюдавших парней, скорее всего, его школьных дружков. Джин и сам не понимает, как смог их заметить, будучи в шоке от неожиданных и не свойственных Джуну действий. Зато потом не сложно было догадаться, к чему такая резкость — альфу все лишь использовали в своих целях, и от этого очень-очень гадко на душе. Эта ситуация почему-то цепляла за живое, заставляла настроение меняться с ненавидящего всех и вся до жутко обиженного плаксивого мальчика. В попытках отвлечься Сокджин спускается в столовую, когда звонок на урок уже прозвенел и школьные коридоры не полны шумом и гамом, и там прикладывает большие усилия, чтобы послушно проглотить хоть несколько кусочков любимого блюда, которое сегодня, к сожалению, не поднимает настроение и не вызывает легкую улыбку. Несомненно, со стороны видно, что что-то не так, но никто из присутствующих так и не решился поинтересоваться самочувствием доктора. Джин почему-то вспоминает Пака, который после очередных издевательств и извинений не хотел есть, и альфа силой заставлял этого милашку со смешно нахмуренными бровками и поджатыми губами проглотить хоть что-то, искренне не понимая, как можно не хотеть есть. А сегодня понял, что даже если долго не ешь, но в мыслях кавардак и хаос, никакого желания даже не возникает. Это странно и не привычно, оказывается, не думать о Чимине около суток, но почему-то нигде в душе не скребет кошка. «Подумать только, за какие-то пару дней этот наглый мальчишка смог затмить собой Чимини,***
— Знаешь, дело началось еще очень давно, и я настолько к этому привык, что даже не знаю, правильно ли рассказывать обо всем и пытаться что-то изменить. — Юнги хмурит брови и порывается сказать что-нибудь про мазохизм, но в последний момент передумывает, решая не делать ситуацию неловкой. Он так и сидит с приоткрытым ртом и терпеливо ждет, пока омега зацепится взглядом хоть за что-нибудь и продолжит рассказ. Альфа и не думал, что этот долгожданный момент наступит так скоро, в голове было лишь ночное приключение, и переживания, как скрыть будущую неловкость и смущение. Не зря же он сбежал на рассвете, чтобы не столкнуться нос к носу с младшим. Но тот словно не помнил ничего, не чувствовал себя не важно из-за течки, со спокойной улыбкой разлил чай по кружкам и начал непростой разговор. — Мне почему-то всегда казалось, что мы с Тэхеном друзья. Он всегда избегал меня, но в душе я чувствовал уют и тепло, исходящие от него, и это не казалось чем-то странным уже после первого пересечения наших взглядов. Не знаю, поверишь или нет, но я чуть ли не ощущал эту связь, крепкую и нерушимую. Наверно, даже с Тэмином, моим братом, такого не было. Отношения, правда, сложились не самым лучшим образом. Не знаю, что им двигало и движет по сей день, но после пребывания с ним мое тело и нервы не в порядке, я до сих пор не могу привыкнуть, не знаю, чего можно ожидать дальше. Он младше, но это подавляющая сила делала меня таким маленьким и беззащитным под небольшим лучом света среди тьмы, постепенно сужающимся и меркнущим. Ни одного спокойного, а главное безболезненного разговора так и не состоялось, всегда были слезы, синяки, кулаки и грубые слова. Видимо, я где-то прокололся, оступился, сделал что-то не так, но сколько бы я ни анализировал, я не могу докопаться до истины и попросить… прощение? Да, возможно, я мазохист, можешь не скрывать этот недоуменный взгляд, потому что до сих пор желаю только добра. Я не такой, как он. Можно ли из-за этого так сильно ненавидеть?.. И так часто тешить свое самолюбие, не встречая сопротивления, лишь смирение с моей стороны. А потом я стал замечать, что не просто боюсь Тэтэ и избегаю пересечений с ним, меня буквально колотит, тело само по себе начинает болеть, даже если все уже зажило, а еще я чувствую жуткую панику. И с другими незнакомыми людьми. Особенно в толпе. — Только не говори, что из-за этого придурка ты страдаешь от фобии. Пак виновато опускает глаза в пол, поджимает губы. Не нужно больше слов, чтобы знать ответ, он так и застревает в звенящей тишине. Юнги замечает, как плечи омеги слегка дрожат, и приобнимает, гладит по спине и напрягается, чувствуя под пальцами как она выгибается. Эффект от подавителей, видимо, скоро пройдет, и зеленоволосый решает оставить парня одного в квартире, как бы жестоко с его стороны это не было, и осторожно высвобождает его из мягких объятий. Сейчас у него появилось одно дело, которое нуждается в том, чтобы его решили. Юнги даже не подозревал, что этот дружелюбный, простодушный дурашка Тэхен способен на такие гадости. Ну не замечалось за ним агрессии и негативных эмоций. Такие люди обычно или слишком тихие, или вечно злые, но Тэ не такой ведь! Остатки совести кричали о невиновности младшего, но перед глазами стояли ночные раны и болезненный вид Чимина, отчего желание отомстить перевешивало желание защитить. Они не были друзьями, но и врагами не являлись, общались исключительно по рабочим делам, но, как и говорил Пак, альфа не казался кем-то чужим. Даже для Юнги. Смешанные чувства переполняли его, и только осознание, что истинному нужна помощь, диктовало свои условия. Юнги давно представлял, как будет с остервенением выбивать всю дурь из тела обидчика Пака, как красивая алая кровь будет марать одежду и стекать на асфальт, как будут молить о прощении и валяться в ногах в полуживом состоянии. Но, когда дело коснулось Тэхена, с которым он проработал бок о бок не один год, альфа потерялся в сомнениях. Провести беседу с нравоучениями, или, может, сотворить нечто подобное с его истинным? Юноша постепенно сбавляет шаг, а когда доходит до места работы, стоит у входа, не решаясь пройти внутрь. «Что сказать, что сделать, что увидеть в чужих глазах», — крутятся мысли в голове, но решение приходит само, когда его не ждали. Спустя несколько минут пребывания на холоде Юнги замечает красную макушку Кима. Тот вышел с мусорным пакетом, чтобы оставить его у бака, а потом вновь вернуться к обязанностям. Похоже, сегодня заказов много, оттого и вид болезненно-уставший. Но, если присмотреться, можно заметить фиолетовые синяки, плохо скрываемые одеждой, выглядывающие кусочки милого детского пластыря с котятами, бесконечную грусть на дне зрачков. Когда младший поднимает голову и встречается взглядом с Юнги, он выглядит удивленным, но не цепляет привычную широкую улыбку и не говорит что-то ободряющее. Юнги курит, сидя на крыше дома, и смотрит на красивый, но слегка подбитый профиль Кима, попеременно с ним вдыхающего дым, и не понимает, как он до такого докатился. Он даже не подозревал, что так вот, почти по-приятельски будет выкуривать одну сигарету на двоих с вроде как врагом. Тэхен далеко не глупый, коим хочет казаться, он сам начинает рассказывать о Чимине и избиениях, не дожидаясь вопросов со стороны старшего и упуская детали особой жестокости. Не скрывает чувств, а точнее их замороженность глубоко внутри, во время и после очередной встречи со старшим. Глаза так и не отводит, признает свою вину. Потом молчит некоторое время, сглатывает ком, чтобы продолжить и поведать о причинах такого поведения. Сначала Юнги считает Кима маленьким, эгоистичным и очень ревнивым ребенком. Но потом ненормальным считает отца-тирана, и желание проехаться кулаками переходит к нему. — И все же, тебе стоило поговорить об этом с Чимином, ему ведь тоже это счастья не принесло. Если ты следил за ним, то должен был знать, в каком он положении. Напряженная рука резко и неожиданно ударяет по затылку младшего, из-за чего голова невольно опрокидывается вниз, словно у тряпичной куклы. Но в ответ тишина: ни громких восклицаний, ни сопротивления, ни писка, Тэхен так и остается сидеть с понурой головой, ожидая последующих ударов, но Мин хрипло усмехается, говоря, что тому и без него уже досталось. Они еще сидят так некоторое время, пока Юнги снова не решается обратиться к тонсену: — Ты понимаешь, что сейчас должен искупить свою вину? Чимин боится столпотворений, и это по твоей милости, надеюсь, ты снизойдешь и приложишь все усилия, чтобы вернуть то, чего лишил. — Хен, — слабо зовет красноволосый, когда Юнги уже идет к выходу. — Скажи, почему ты помогаешь ему? — Он моя судьба, — одними губами шепчет Мин со слабой улыбкой и покидает крышу. Дорога домой уже чуть менее напряженная, но голова гудит все больше от объема полученной информации. Проанализировать и разгрузить не мешало бы ее, но не в такой обстановке, когда кругом гудят машины и мелькают прохожие. Одно пока ясно как день: Чимину знать об этом пока еще рано. У него и своих проблем хватает, хотя, эти проблемы уже как-то автоматически становятся общими. Юнги не знает, куда податься, пока у младшего течка, а брать того, пока тот думает явно не тем местом, совесть не позволяет,