Сквозь лунный свет влюбленных

Столько раз хотела рассказать тебе обо всем, онни. Прости меня. За все. И спасибо. Хэ Су

      Когда казалось, что сил больше нет, София вспоминала все теплые мгновения, проведенные рядом с сестрой. Мгновения, которые она помнила до мелочей, каждая из которых хранила в себе ещё десятки светлых деталей, напоминавших о времени, проведенном с госпожой Хэ.       Они не притупляли боль, но дарили какое-то блаженное забытье, обманывая глупое сердце и заставляя остаться сильной. И пусть эта сила была лишь защитой от происходящего, гостья времени просто не могла отказаться от нее, ведь тогда могло бы совсем ничего не остаться.       Слова не способны были помочь. Ничто уже не могло измениться. И оставалось лишь смотреть на все приготовления, лишь молчать в бесполезных попытках смириться с произошедшим и грядущим.       Хотелось плакать навзрыд, спрятаться в темной далекой пещере и никогда не выходить из нее. Хотелось растерзать весь этот мир и не оставить ни камня от резиденции восьмого принца, но все это был лишь страх, который невозможно было больше игнорировать.       София боялась. Боялась как никогда в жизни — до остановки сердца, до потери сознания, до ужаса перед каждой тенью. И с этим страхом не получалось справиться, хотя, чего она боится, девушка и сама не знала.       Неведомые тени. Странные люди. Что-то произошедшее давным-давно. У него не было названия — лишь неприятное липкое предчувствие. Лишь боязнь того, что ещё может случиться. Смерть не означала конец жизни.       Такая простая и знакомая истина, однако, оказалась слишком сложной. София не верила в нее, хотя и очень хотела, чтобы Мён Хи и в самом деле осталась в этом мире жить в форме духа, оберегая ее и помогая выбрать правильный путь. Пусть это и было несколько эгоистичным желанием. Она сделала бы для этого что угодно.       Легкий ветер развевал траурные надписи, тихо и спокойно, словно ничего не изменилось после смерти Мён Хи, словно ничего и не должно было измениться в этом мире и времени.       Кто были все эти люди, пришедшие проститься с Мён Хи? Софи не знала и половины из них, и от этого печаль становилась сильнее.       Прожив у восьмого принца с сестрой столько времени, девушка так и не узнала настоящую Мён Хи. О чем она мечтала? Что любила делать, что ей нравилось кушать? Какая у нее была жизнь до свадьбы? Все эти вопросы заставляли Софию чувствовать себя виноватой и в безысходности молча просить у сестры прощения за все.       За то, что так мало интересовалась ее жизнью. За то, что убегала из дома. За то, что заставляла ее переживать. За то, что заняла место настоящей Хэ Су. Но больше всего — за то, что не смогла спасти.       Все переменилось в резиденции, но сильнее всех изменился восьмой принц.       Ван Ук выполнял нахлынувшие на него обязанности со всей старательностью и непроницаемым выражением лица. Со дня смерти Мён Хи он так замкнулся в себе, что разговаривал лишь по необходимости и неохотно.       Он много времени проводил в темной библиотеке и почти не спал. Даже слуги стали тревожиться за здоровье принца и бояться лишний раз побеспокоить его.       Ван Ук старался сделать все идеально, словно стараясь искупить свою вину перед Мён Хи, и один только выбор лучшего для погребения дня занял чересчур много времени.       Это место, казалось, стало воплощением самой жизни Мён Хи.       Сюда вела узкая извилистая дорожка, словно напоминание о том нелегком пути, который пришлось преодолеть женщине.       Во всем чувствовалось умиротворение, неизменно царившее и в искренних улыбках, и в каждом слове Мён Хи, — чудесный вид навевал ласковые мысли и успокаивал, а близость к безоблачному голубому небу помогала забыться и почувствовать единение с миром.       В иглах одинокой ели таилась безмолвная печаль, так часто отражавшаяся во взглядах женщины, обращенных к восьмому принцу, но ее тень казалась теплым объятием, готовым приютить любого путника, выслушать все его беды и забрать все его тревоги.       Недалеко виднелись пушистые холмы, по-своему тусклые и темные, похожие друг на друга, — в них уже не было того особенного спокойствия, какое отличало место, выбранное восьмым принцем.       София, неосознанно повторяя движения за остальными присутствующими на погребении, сделала глубокий поклон, молитвенно сложив ладони, и Ван Ук поджег красный гроб, признавая начало чего-то нового, еще только грядущего, но уже не обещавшего ничего по-настоящему хорошего.       Слезы сами покатились по щекам, и девушка прижала к губам ладонь, чтобы не заплакать в голос. Все ее горе, так долго сдерживаемое, так долго подпитываемое ложью, наконец вырвалось. Это был тот самый конец, после которого обычно идут титры, оставляя за кадром то, как рушится по камушкам вся жизнь главных героев. А она была очень плохой героиней.       Проходящие дни казались бесконечными. А огонь, жадно поглотивший ящик, так и стоял перед глазами, не давая забыться ни на мгновение.       Тот образ не позволял даже заснуть, хотя София сбежала с ритуала прощания при первой же возможности, не в силах больше видеть всех этих людей, переживавших свое горе.       В ту ночь она долго смотрела на беззвездное небо, мысленно разговаривая с Мён Хи. Она рассказывала ей о своей прошлой жизни, о настоящей себе, о своих мечтах, которым теперь не суждено было осуществиться, спрашивала о Хэ Су и в отчаянии сжимала кулачки, когда ответа так и не слышала.       В резиденции восьмого принца было очень тихо. И, поддаваясь успокаивающей темноте ночи, София неторопливо прогуливалась по двору, то и дело стараясь отыскать домик, где жила сестра. Дорога к нему вдруг забылась, исчезла, словно стала напоминанием о том, к чему еще только следовало привыкнуть.       В библиотеке тоже не было ни огонька, но шестое чувство подсказало девушке, что Ван Ук был именно там. Один, наедине со злостью на самого себя. Стоило ли тревожить его, Софи не знала, но не могла не переживать за восьмого принца, искренне желая ему чем-то помочь и понимая, насколько она бесполезна сейчас.       Тяжело выдохнув, гостья времени тихонько приоткрыла дверь и осторожно заглянула внутрь, наивно надеясь, что не ошиблась в своем решении проведать Ука. Пусть он даже прогонит ее — это будет лучше, чем если она пройдет мимо или он проигнорирует ее.       Во тьме комнаты не сразу удалось разглядеть печальную безмолвную белую фигуру у стены — лишь почувствовать.       С тихим стуком поставив фонарь возле стола и тем самым сообщив о своем присутствии, девушка подошла к восьмому принцу и присела рядом с ним, ничего не говоря, ничего не предпринимая. Ван Ук перевел на нее полный отчаяния взгляд. — Почему? — спросил он вдруг. — Почему я… никогда не говорил ей этого раньше? Ведь это правда… я был уверен, что все не так… а оказалось, все это правда. Думал, привязанность, что… просто удобно с ней, убеждал себя в этом, а оказалось, что это любовь. Почему так, Су?       София лишь пожала плечами в ответ. Что она могла сказать? Что она должна была сказать восьмому принцу? Что он ошибался или что ему стоило делать? Ведь он все хорошо понимал сам: и своим промахи, и свои слова, и чувства Мён Хи — все-все. Только… ничего не делал. — Откуда ты все знаешь, Су? Ты… все предсказываешь… и часто оказываешься права… И тогда… ты знала. Ты все знаешь, да? Скажи… что мне делать? Что будет? Скажи мне, Су! — воскликнул Ук, цепляясь за край ее ханбока и больше не сдерживая слез.       Девушка смахнула непрошеную слезу с щеки и взглянула на мужа своей сестры. Какая сильная печаль и злость на себя. И отчаяние. Боязнь будущего и желание изменить прошлое. Только… действительно ли он изменил бы все, дай ему Судьба еще один шанс?       София, собрав остатки своей решительности, уверенно положила на плечо принца ладонь и успокаивающе похлопала его по спине. — Почему сейчас? Почему именно теперь, Су? Я всегда только получал любовь… И осознал все так поздно… Почему?! — бормотание принца переросло в судорожные рыдания, в которых невозможно уже было разобрать слов.       Она хорошо понимала Ван Ука. Она сама подолгу сидела у каменных алтарей, скрываясь от людей, то плача, то молча вспоминая госпожу Хэ и понимая, какой огромной частью ее жизни стала эта женщина. Холодные камни казались единственно верными друзьями и свидетелями, перед которыми она могла облегчить душу.       Здесь почти никого не бывало, словно все стороной обходили это место печали, и девушка могла не бояться, что кто-то увидит ее или нарушит ее одиночество в горе. Но все оказалось не совсем так.       Столь же часто, как и она сама, сюда неизменно приходил Бэк А, приносивший с собой альбом с рисунками. Он молча перелистывал страницы, никак не реагируя на присутствие девушки, и с любовью рассматривал нарисованную Мён Хи.       Стараясь не нарушить покой принца сначала, София медленно привыкла к его присутствию. С ним было спокойно — он ничего не говорил, никак не мешал, никого не прогонял, а печаль с ним казалась не такой сильной, словно вдруг разделенная на двоих.       Девушка стала осторожно наблюдать за принцем сначала, затем, осмелев, через плечо подглядывать за его рисунками, воскрешая в мыслях образ Мён Хи и успокаиваясь.       Изредка Софи чертила что-нибудь на песке тонкой палочкой, по привычке повторяя уроки сестры и боясь вновь забыть всё. Все это казалось совершенно бесполезным, но приносило девушке странное утешение.       Начерченные ею слова чаще всего не имели никакого значения и были лишь разрозненными воспоминаниями, но настороженно наблюдавший за девушкой Бэк А тоже неожиданно принялся рисовать аккуратные иероглифы на песке. В них не было особенного смысла, но все они по-своему отражали его горе.       Потихоньку обрывистые знаки превращались в молчаливую переписку двух людей, никогда раньше не общавшихся друг с другом. Со временем это стало приятной привычкой, их маленькой общей тайной.       Заговорить снова было непривычно и как-то глупо, словно слова вдруг совершенно утратили свою значимость. Правильные понятия не хотели находиться, их не хватало, чтобы высказать мысли, а мыслей вдруг оказалось слишком много.       Она сама не знала, почему ей не захотелось больше молчать. Просто весь мир вдруг перевернулся, и пришло осознание того, что время настало. «Онни», — прошептала Софи, облизывая пересохшие губы.       Всего одно слово, но сколько в нем сразу воплотилось чувств…       Бэк А протянул девушке открытую бутылку - вернее, кувшинчик из белой глины. Принц впервые не взял с собой альбома в тот день, но это отчего-то показалось совершенно правильным, словно все шло именно к этому. Словно так и должно было случиться.       София решительно сделала глоток и встрепенулась. Алкоголь всегда действовал на нее непредсказуемо. Иной раз он не брал ее, а порой хватало бокала, чтобы с легкостью подружиться с миром белых мух и разговаривающих стульев. Этот раз и вовсе стал странным. Бутылки хватило на то, чтобы язык развязался совершенно не к месту.       Притупив боль от утраты сестры, Софи не смогла справиться с другими неожиданно нахлынувшими чувствами, самой сильной из которых оказалась жажда справедливости. — Не понимаю… что эта место… такая? — с недовольной мордашкой спросила у неведомого девушка. — Вот вы принц, да? Принц Бэк А… Хорошо! И вам… нравилась… сестра… но вы ничего не сказали ей! Молчали и молчали… пока поздно не стало… вот совсем… почему? Не могу понять! — Моя матушка… — Айгу! Айгу! — замахала руками София, едва не опрокидывая бутылку. — Вот вы мне… говорить будете… что нельзя… не могли… и принцы разные… А я вам так скажу! Нужно всегда… говорить… о… чувствах… о… хорошем… бояться? Ерунда! Человек должен знать, что… вы… чувствуете… к нему. Он мог ждать этого всю жизнь! Понимаете? Будет… вре… веремя… когда все будут людьми… просто! И никаких королей… — Тише! — Никаких, — послушным шепотом повторила девушка, уворачиваясь от Бэк А, — понимаете? Вот вы живете… и думаете… есть там названия и… чии… ны. Да, чины! Но жизнь она… один… нет, понимаете, да? И если… будете жить по приказу… кого-то… какой станет жизнь? Скучно! — Софи хлопнула в ладоши. — Живите как хотите… делайте… как… сами думаете… правильно… как правильно для вас…       Девушка смутно помнила, что она еще пыталась втолковать тринадцатому принцу. Кажется, она зачем-то стала рассказывать ему о демократии и о власти простого народа. В теории, разумеется, потому что за такие разговоры можно было запросто и головы лишиться. Спрашивала про рисунки… просилась в ученицы и еще несла какую-то несусветную чушь.       Бэк А, однако, очень внимательно слушал ее, заставляя замолчать, когда она начинала говорить слишком уж увлеченно, но на утро Софи не могла вспоминать о своих разговорах без стыда и опаски. Это же надо такое принцу напрямую рассказывать! Только и оставалось, что надеяться на его порядочность. А пить лучше больше не стоит.       Тот случай стал первым маленьким шажком к возвращению в общество. Но только тогда, когда печаль стала тихой, как затаившаяся в норке мышь, хотя оттого и более болезненной, София смогла по-настоящему вернуться к людям, не зная для чего и лишь желая при возможности помочь. Хотя… как она могла помочь?       Снова с Бэк А она встретилась, когда однажды пришла на могилу сестры. Зеленый холмик был усыпан цветами, и Софи стало неловко за свой маленький букетик желтых цветов.       Положив цветы в уголок и погладив мягкую траву, девушка со вздохом выпрямилась и взглянула на небо: «Кажется, я уже давно здесь. Сначала все думала, как справлюсь, выживу ли… а, оказалось, что переживать нужно было совсем о другом. Здесь оказалось не так уж и плохо… Спасибо тебе за это, онни. Ты всегда поддерживала меня и не ругала за шалости… беспокоилась… ты стала мне такой родной! Я знаю. Мне… нужно было довериться тебе и рассказать правду, но я так боялась, что ты меня не простишь, что молчала. Прости. И… спасибо. За все». — Су!       Девушка обернулась на голос тринадцатого принца, едва справляясь с нахлынувшим испугом, но Бэк А вдруг улыбнулся ей, едва-едва, но искренне и по-доброму. — Ваше Высочество… — Ты часто бываешь здесь, да? — Я очень скучаю, — призналась Софи, опуская голову. — Все другое. И я… не знаю, что делать теперь. Я больше не могу встретиться с сестрой… и поговорить… и… — девушка тихо выдохнула, пытаясь сдержать слезы. — Что мне делать, Ваше Высочество? — Навещай меня, — вдруг мягко предложил Бэк А, судорожно вздохнув, — а я… буду приходить к тебе. Как было, хорошо? — Спасибо, — счастливо улыбнулась девушка, и страх вдруг куда-то отступил. Значит, она не сказала ничего страшного? Значит, есть надежда, верно? — Я хотела бы иметь такого друга… как вы. — Тогда будем друзьями, — дружелюбно согласился принц.       Софи обернулась к могиле сестры. В душе почему-то зашевелилось ласковое предчувствие, что Мён Хи была бы только рада дружбе Бэк А и Су.