Поролон

Тимурин смотрит на меня, снова достает айфон, переступает через мой живот, нависает и фотает. — Ты вуайерист? — Сам ты пидор, — отвечает он, потом спрашивает: — Как ты меня назвал? — Тебе нравится подглядывать за голыми или трахающимися мужиками и дрочить? — объясняю я. Тимур переступает обратно и деловито пинает меня по почкам. Сука. Я сгибаюсь, обхватываю себя руками и тоненько стону. Он пнул не со всей силы, но чертовски больно. Его модные белые кроссовки прямо у меня перед носом, хочется укусить его за голень, как собака. Я не знаю фотает он там меня скрюченного или нет — мне больно, я не смотрю, что он там делает. Но когда я прихожу в себя, всё равно спрашиваю: — Ну, а какого хрена тогда ты нас снимал? — Мне нравится порно, — на удивление честно отвечает он. — Гей-порно? — уточняю я. Ползу на четвереньках к учительскому столу, беру свой провальный тест, тщательно мну его, до мягкости. Мне нужна салфетка, чтобы вытереть лицо. — Обычное. Я не пидор. — Хм, — вовремя приходит мысль заткнуться, латентные пидоры-гомофобы — самые страшные и неприятные люди. Я перевожу тему на себя. — А я пидор. И мне нравится. — Да уж видел, — Тимур гогочет. Идет к своей парте что-то ищет под подоконником. Вот оно. Вот почему он приперся. — Тебе понравилось? — не отстаю я. Надо спросить, что он сделает с фотками, но отчего-то я пробираюсь к этому вопросу окольными путями. — Я для тебя старался. Тимур замер, нашарил что-то между подоконником и батареей, вытащил крохотный пакетик и спрятал в карман. Выпрямился и посмотрел на меня. Напрягся. — Почему для меня? Знал, что я приду? — Нет. Это был экспромт. Я люблю трахаться. А тут ты — накатило, — сбивчиво объясняю я. — С мужиками? — снова спрашивает он, как заведенный. Латентные пидоры-гомофобы — страшные и очень нудные люди. Киваю. Пошленько улыбаюсь. Снова рискую получить в щи. — М-м-м… Нямка, — говорю я и облизываюсь. — Хочешь и тебе отсосу? — Мразь, — говорит он, но ухмыляется и продолжает: — Мне понравилось твое лицо. Надо сказать, что я все еще чувствую возбуждение и неудовлетворенность. После удара стояк заметно спал, но сейчас там снова теплится жизнь. «Мне понравилось твое лицо» — после этой фразы во мне что-то замирает, сжимается, вздрагивает. «Для тебя старался, думаю я, — Тимур-рин…» Я вдруг смущаюсь, прячу взгляд, сердце стучит быстро-быстро. И бабочки в животе — хотя нет, это мой верный удав поднимает голову, а я, наоборот, опускаю и не замечаю, как он уходит. Вижу его у двери, хватаю рюкзак и бегу следом. — Эй! Подожди, — я иду следом. — Что ты с ними сделаешь? — С фотками? — он не поворачивается. Прет, как танк. Я вдруг понимаю, какой он крутой. Плечи — загляденье. — А с чем еще? Его посадят, не надо, — говорю я, подтягиваю лямки. — Он же зеленый совсем. А я несовершеннолетний. Даже если замнут, всё равно жизнь испорчена к хуям. — Так не стоило тебе, несовершеннолетнему, хуем в лицо тыкать. Тем более в школе, — Тимур нехорошо улыбается. — Мне-то что до него? А так хоть развлекусь. — Говорю тебе, не надо. — Говоришь? — Прошу, умоляю, хочешь на колени встану? — В этом ты спец, я уже понял. — Деньги? У меня мало, но я буду всё отдавать. Домашку делать, что хочешь. — А чё ты так о нем печешься? Тебе разве не хуже будет? Его уволят и замнут, школе такой славы не надо, а тебя… — Он останавливается, поворачивается ко мне лицом. — А тебя, пидора, с дерьмом смешают, а то и убьют нахуй. Не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра. Или надеешься отсосами прощение вымолить? Я бледнею. Как тут не побледнеть? Честно говоря, я об этом не думал. То, что я пидор, все и так в курсе, но за хиханьками и хаханьками и моим тупым характером оно пока удерживалось в рамках терпимости. Не толерантности, а именно терпимости — до сегодняшнего дня я мог всё это терпеть и валять дурака в ответ на издевательства. Но моя рожа со спермой на высунутом языке, размещенная где-нибудь в контакте, вполне вероятно сделает мою жизнь невыносимой. Такое вызывает у многих неконтролируемую агрессию и желание въебать с ноги. Латентные пидоры-гомофобы… — ну вы знаете. Тимур видит всё это у меня на лице. — Как-то это невесело, — говорю я и думаю о том, что возможно мне придется бросить школу еще до выпуска. — Я конечно люблю потрахаться, но я против насилия. — С выбитыми зубами, говорят, минет лучше выходит, — говорит Тимурин и идет дальше, а я остаюсь на том же месте. Мне пиздец, — доходит до меня наконец, — несомненный, неизбежный и окончательный пиздец.