Поролон

— Телефон, — слышу я из коридора вместо приветствия. — Чё бычишь? Давай сюда телефон, отдам потом. Раздаются шаги, звук открываемой микроволновки и возмущенный возглас Тимура. — Чтобы не мешал мирным переговорам, — поясняет Игорь. — Ну проходи, что стоишь. Мне любопытно. Тимур, крайне разозленный нашим игнором, должен бы беситься, но он молча проходит в комнату, смотрит на раскрасневшегося, полуголого и пошлого меня, скромненько присевшего на край кровати, и отводит взгляд. Замечает пепельницу на подоконнике и пристраивается рядом с ней. Окно открыто, сверху доносятся звуки вечеринки. Я прикрываю стояк руками, незаметно поглаживаю и всё ещё на что-то надеюсь. Переговоры переговорами, но не бросят же они меня так — в расстроенных чувствах? Впрочем, от этих врагов всего можно ожидать. Особенно этого — бритого. Тимур шарит в карманах, настораживается, когда возвращается Игорь и протягивает ему банку. Холодильник, полный охлажденного пива и пицца — чтоб я так жил. Сам что ли выпить всё собирался? Тимур щелчком открывает банку, пиво шипит и пенится. Он выпивает, как минимум, половину. Взгляд у него непонятный: то ли злой, то ли пьяный. Скользит по мне — как-то преувеличенно пренебрежительно, чуть ли не с презрением. На Игоря Александровича Тимур почти не смотрит. Надо быть совсем слепым, чтобы не понять, чем мы занимались до его прихода, так что он всё прекрасно понимает, пьет пиво и молчит. Я начинаю нервничать. И чего припёрся? Пива выпить? — Ты опоздал, — говорит Игорь. — То есть ты пришёл как раз вовремя, но мы уже не могли отвлекаться, чтобы открыть тебе дверь. В этом преимущество квартиры перед кабинетом истории. Что ты собираешься делать с фотографиями? Тимурин молчит. Сверлит меня взглядом и о чем-то там раздумывает. Ставит банку на подоконник, достает из кармана знакомый мне пакетик и трясет им в воздухе. — Покурим? Он смотрит на меня, я смотрю на Игоря Александровича. Он тоже переводит взгляд на учителя. Тимур, конечно, тот еще уёбок, но он признает иерархию — я вижу это по его физиономии. Зацените иронию: Тимур ненавидит пидорасов и знает, что мы именно они и есть, сам видел, как я отсасывал у Игоря Александровича в школе. Он даже обещает разрушить его карьеру и жизнь, но при этом, представьте себе, уважает в нём старшего и учителя. Но его вопрос, конечно, с подъёбкой — он ждёт, что Игорь врубит учителя, пристыдит и осудит, как обычный взрослый, чтобы тут-то его подловить и скинуть с пьедестала. — Так вы ещё и укурки? — удивляется Игорь, — что дальше? Героин и проституция? — Это качественная травка, — немедленно вступаюсь за него я, — без примесей. Не вреднее водки. И замираю, боясь разочарования. Да, конечно, наркотики — плохо, но так не хочется сейчас от него лекций в духе популярно-образовательных фильмов. Не после того, что мы тут с ним делали. Я смотрю на Игоря и понимаю, что всё, что придумал для Тимура, справедливо и для меня. Я не хочу, чтобы он перестал быть моим учителем, я хочу, чтобы он стал больше, чем учителем — кем-то, кто нас реально понимает. Игорь смотрит на Тимура и как-то недобро улыбается. — Ну если и правда без примесей, — говорит он, подходит к телику и выуживает из-за него стеклянную штуковину. — То водка даже вреднее, Мазин. Тимурин, запиши еще один пункт обвинения: употребление наркотических веществ. Что там у тебя? — Круто. Откуда у вас такой бульбулятор? — говорит Тимур, принимая штуковину из рук Игоря и отдавая пакетик. — Хорошая трава, отвечаю. — Ладно, поверю на слово, — отвечает Игорь, рассматривая пакетик на свет. — Подарок из Африки. Воды налей. Только давай в туалете, на кухне — слишком много искушений. — Вы серьезно будете с нами накуриваться? — Тимур расплывается в улыбке. Игорь беспечно отмахивается. — Я вас уже совратил, куда дальше катиться? — Ну, есть куда, — со знанием дела отвечает Тимур. — Ты прав, — кивает Игорь. — Но с героином и проституцией мы пока обождем. Тимурин смотрит на меня, многозначительно подгогатывает, похоже, намекая на мои недавние планы, и уходит за водой для бонга. Игорь садится со мной рядом. Снова замечаю ту же зловещую ухмылочку. Чувствую, что наш учитель истории замыслил что-то недоброе. Пока длилась конфронтация с Тимуром, зуд в одном месте подутих, но Игорь по-хозяйски кладет руку мне на бедро, скользит в пах, касаясь моих прикрывающих срам пальцев. Наклоняется ко мне и языком раздвигает губы. От такого наглого вторжения в личное пространство меня пронизывает насквозь — прямо-таки электрический импульс, но вместо волос дыбом встает хуй и все сопутствующие нервные отростки. Я вздрагиваю, а Игорь сжимает мои яйца поверх моих рук. — Слушай, Мазин, — говорит он и убирает руку. — Тебе придётся потерпеть. — Я не могу-у, — хнычу я. — Слушайся старших, Мазин, иначе не видать тебе незаслуженного трояка в четверти, — говорит он серьезно, и я охуеваю от такой перемены. Он меня, блядь, начинает пугать. Может, всё-таки это он меня совратил, а я и не понял? — Не ссы, Мазин, прорвёмся. И вот мы втроём сидим на полу, прихлебываем пиво, передаем по кругу «трубку мира», но переговоры не вяжутся. Тимурин щелкает зажигалкой, бурлит водой, вдыхает дым из стеклянной трубки. Глаза соловеют, он заметно расслабляется. Я ёрзаю, мне неудобно, мне хочется продолжения банкета. Из-за травы эффект смягчается, но всё равно я не могу думать ни о чем ином. Расфокусированный взгляд Тимура плывёт, он берёт пиццу, но Игорь Александрович её у него почему-то отбирает. Я бы и сам пожрал, вообще-то, но мне тоже не дают. — Мазин, фу, — говорит он мне, — плохой мальчик. Не заслужил. Что происходит вообще? Что за херня? Я снова думаю о сексе — как оно, под травой? С Тимуром было хорошо, но я, опять же, остался без конфет. Что за издевательство? Я решаю обидеться. — Это вы плохой учитель, Игорь Александрович, — говорю я, вставая. — Вы обещали меня выебать и обманули. Я пошел в ванную! Тимурин давится пивом и кашляет. Чуть отодвигается и вытирает рот. Игорь ловит меня за руку. — Мужик сказал — мужик сделал, да, Тимурин? Ты чё пришёл-то? Мазин, снимай с себя эту поебень, — это уже мне. Под пристальным взглядом Тимура я стаскиваю джинсы. Хотел бы сделать это более сексуально, но чем сексуальнее шмотки, тем несексуальнее они снимаются. — Он пришел посмотреть, — ябедничаю я. — Хочет гей-порно в 3-Дэ. Головка наполовину выглядывает из-под трусов и радостно сочится смазкой. Я снимаю трусы, иду к кровати и забираюсь на нее с ногами. Меня аж потряхивает — из-за коньяка, пива, стресса, травки и невъебенного желания трахаться. Заебало дрочить сутками, я хочу по-настоящему — до звёздочек в глазах и потери сознания. Растягиваюсь на кровати как римские кардиналы в фильмах и оглядываюсь на Тимура. «Хера ты шлюха, Мразин», — читается в его глазах, но я-то знаю, что он меня хочет. Переворачиваюсь на спину, развожу ноги, засовываю пальцы в рот, облизываю и пихаю в себя сзади, издавая пошлейший стон. Будете знать, как меня игнорировать. Игорь даже зависает с флаконом смазки в руках, затем становится коленом на кровать, выдавливает смазку длинной струёй мне на живот и пах. Пальцы невесть откуда взявшейся на члене моей же руки начинают скользить, и я невольно наращиваю темп. Игорь перехватывает запястье. — Ты такими темпами без меня справишься, — он заставляет меня перевернуться на живот. Я подбираю колени под себя, ложусь щекой на одеяло и выставляю зад вверх. От моего члена тянется к кровати прозрачная слюнка. — Руки, Мазин, или хочешь два в одном? Я колеблюсь, наверное, я даже не против такой перспективы, но пальцы все-таки вынимаю. Руки по швам, готов к труду и обороне. Игорь выдавливает смазку себе на член и мне между ягодиц. Много-много смазки, она пропитывает одеяло, я, наверное, могу утонуть. Игорь гладит меня — скользко и горячо — по ягодицам, обводит большим пальцем кольцо сжимающегося ануса, забирается между бёдер, сжимает и подрачивает член. Я начинаю стонать, закрываю глаза и в том же положении — щекой на одеяле, руки по швам, начинаю двигать задом. — Нравится, сладкий? Игорь Александрович раздвигает мои ягодицы. Я чувствую, как головка его члена касается ануса, и в следующий миг он входит. Я задыхаюсь, цепляюсь за одеяло и издаю какие-то совсем уж животные звуки. — Хорошо?.. Я отвечаю не сразу, кручу задом для лучшего, по моему мнению, угла проникновения, и он начинает двигаться. — Ох-хуи… тельно, Игорь… Алекса… ндрович… — бормочу я, пуская слюни на одеяло, отвечая на каждый толчок. Отчество в одно слово не складывается, но с ним как-то лучше. Я не знаю, сколько он меня трахает в одном и том же темпе и положении. Опьянение размазывает все это в одно потрясающе длинное плато, которое длится будто бы вечно. Я готов посвятить этому занятию жизнь. Затем что-то меняется, Игорь переворачивает меня на бок, подхватывая под колено, и наращивает темп. Я вспоминаю о Тимуре, о камере на его айфоне, думаю, что пока мы тут заняты, он мог бы беспрепятственно забрать телефон из микроволновки. Чувствую скорое приближение звёздочек. Движения Игоря уже не размеренные, а сильные, властные, до упора, до точки, вызывающей во мне трепет приближения оргазма. Приближается… приближается… — волнами, одна больше другой — накатывает, сносит… Я открываю глаза, встречаюсь взглядом Тимуром, который стоит рядом с кроватью и пялится, как меня трахают. Я понимаю, зачем меня так развернули, и жалею, что Тимур держит слово — в руках у него ничего нет. Я зачем-то протягиваю к нему руку, и тут меня окончательно накрывает. Игорь валит меня на спину, вытаскивает член и кончает на живот, смешивая свою сперму с моей. Пока я валяюсь на кровати, постепенно приходя в себя, Игорь Александрович наклоняется к моему лицу. — У меня для тебя есть домашнее задание, Мазин, — шепчет он мне на ухо. — Трахни своего одноклассника, а то на него больно смотреть. Сможешь? Я сладко потягиваюсь. Не могу сказать, что подобная мысль не приходила мне в голову, но вдвойне приятно слышать это от любимого учителя. Я гляжу в полупьяные от возбуждения глаза Тимура и отвечаю: — Да не вопрос, Игорь Александрович.