«Почему я полюбила тебя? Я сама даже не знаю, почему. Ты слишком высокомерен, слишком жесток для меня. Этот дневник, в котором я каждый день изливаю свою душу, пишу о своих чувствах — это маленькая исповедь, о которой, к сожалению или к счастью, ты никогда не узнаешь. Ты всегда жесток со мной: смотришь на меня впритык, словно я для тебя пустое место, говоришь мне ужасные вещи. Но хочу сказать тебе, что этим ты и привлек меня. Нет, я не хочу назвать себя мазохисткой. Меня просто тянет к тебе, словно внутри тебя спрятан очень мощный магнит. Ты слишком горд, чтобы разговаривать со мной без своей привычной насмешки, ты прямолинеен — это в тебе мне и нравится. Пусть ты и привык жить в одиночестве, я постараюсь быть всегда рядом с тобой и просто буду любить тебя. Молча. И ничего не скажу.» Дневник Евы Оливии Браун.
Ева хотела вернуться обратно к нему. Туда, где луна светила настолько ярко, что слипались глаза от холодного освещения, где весело стрекотали сверчки, и где напротив нее стоял он. Совсем близко. Такой высокий, притягательный, а его образ говорил всем в округе: «Не приближайтесь ко мне, безмозглые травоядные, а то забью до смерти!». Зачем Ева хотела вернуться на балкон? Чтобы забыться в мужских руках? Чтобы принять, наконец, какое-то решение и начать двигаться дальше, оставив все чувства позади? Или, может, чтобы снова вкусить тот миг, когда его ладонь была на лебединой шее, чтобы он мог с упоением терзать ее губы, выдыхая прямо в ее рот? Браун хотелось ударить его. Просто вспомнить все приемы, которые она успела изучить, живя у Алессы, а затем съездить по его холодной, ничего не выражающей физиономии. Почему-то девушке казалось, что если она его встретит в последующие дни, то именно это и сделает, совершенно не подумав о последствиях. Да, так она и сделает. «Уходи». Последняя фраза, слетевшая с его уст. Неужели ему было совершенно все равно? Да нет, быть такого не может. В глубине души Ева понимала, что лишь этими мыслями пытается успокоить себя, дает ложную надежду, которая, потом, все равно не оправдается. И что тогда она будет делать? Наверняка она просто не выдержит этого давления. Если сейчас девушка чувствовала себя раздавленной, то что она будет чувствовать потом? Боль? Да. Желание уехать поскорее из Италии в свою родную Англию? Конечно. Будет страдать? Естественно. А будет ли она жить дальше? Последний вопрос Ева оставила без ответа, но подсознательно уже знала его. Не было страха неизвестности. Браун словно сейчас почувствовала себя девушкой-провидицей, которая видела свое будущее наперед. Оно пугало и отталкивало одновременно. Девушка хотела попробовать изменить что-то в своей жизни: уйти с работы и начать снова учиться, заниматься чем-то другим… Вот только каким образом она сможет получать деньги? Совмещать приятное с нужным? Или, может быть, стоило поискать новых друзей, заняться спортом, попробовать прыгнуть с парашютом. Необходимо было сделать уже что-нибудь, чтобы отвлечься, изменить свое внутреннее «Я»! Темнота перед глазами сгущалась, лишь блеклый свет луны пробивался через окна, освещая путь к комнате. Мутный туман царил в глазах, мешая видеть. Все из-за слез. Они во всем виноваты. Ева бежала со всех ног прочь от балкона, где только недавно она танцевала с человеком, который был ей ненавистен своим холодом и сдержанностью. Хотя, смотря с какой стороны посмотреть на это… Когда он прижимал ее к стене, Браун не могла сказать, что он был сдержан. Скорее слишком разгорячен, нетерпелив и страстен. Нет, больше никаких мыслей о нем! Не сейчас! Горечь буквально разъедала душу! Браун старалась не думать ни о чем, чтобы привести себя в чувства, но ненавистная боль в груди напоминала себе каждый раз, когда свет луны попадал в глаза, напоминая о произошедшем слишком навязчиво. Интересно, почему до сих пор девушке никто не повстречался по дороге? Наверняка праздник еще продолжался, танцы были в самом разгаре, а Евы там не было. Слава Богу, что сейчас ее никто не видел, такую раскрасневшуюся, зареванную и взъерошенную. Хотелось забрать свои волосы обратно в пучок, чтобы чувствовать себя более защищенной от общества, но под рукой не было никакой заколки. Хотелось закричать от бессилия, ударить кулаком в стену с такой силы, чтобы отвлечься от тех ощущений, которые преследовали Браун сейчас. Нет! Зачем она его поцеловала? Если бы не этот порыв, могло бы сейчас все сложиться иначе! Иначе. Иначе. Иначе. Иначе. Слово эхом раздалось в голове. Ева громко всхлипнула. Ее голос был поистине жалким и ничтожным до такой степени, что девушка буквально почувствовала отвращение к себе. Почему она нарушила обещание, данное когда-то самой себе? Она помнила тот день, когда произошел разрыв с человеком, которого любила. Ох, Джеймс… Он был прекрасен во всех отношениях. Улыбчивый, темноволосый, карие глаза искрились уверенностью и желанием всего добиться. Но после трех лет совместной жизни между ними будто появилась пропасть. И Ева не знала, почему именно она образовалась. Джеймс поднимался по карьерной лестнице, допоздна засиживаясь в офисе, сама Браун с головой ныряла в работу, набираясь опыта в медицине. Только она не знала, насколько далеко это зайдет. Перед ее глазами до сих пор стоял тот момент, когда ее любимый и единственный Джеймс с упоением целовал другую. Он бросил ее, как ненужную вещь, сломанную куклу. Влюбился в другую, которая по всем параметрам превосходила Еву. И она смирилась с тем фактом, что ею воспользовались, и продолжила жить дальше, с головой погрузившись в работу. Браун нагружала себя так, чтобы любые мысли о разрыве даже не посмели лезть в ее светлую голову. Спасали бесконечные звонки Алессы. Подруга отвлекала от тревоги, успокаивала и всеми фибрами души поддерживала, иногда рассказывая что-то смешное из своей жизни. И Ева расслаблялась, ей становилось с каждым днем легче, но теперь… Она не могла все рассказать своей подруге. Нет! Слишком стыдно и ужасно, чтобы делиться такими мыслями с кем-то! Девушка призналась себе, что она не хочет что-то говорить Косте, даже если та будет всерьез угрожать расправой. Наверняка она не поверит в то, что Ева Оливия Браун влюбилась в самого неприступного и холодного человека, который только существовал на белом свете. С этими мыслями девушка вбежала в свою комнату и громко хлопнула дверью. Ее тело рухнуло вниз, на пол, а слезы так и полились сами из глаз. Грудь сковали безудержные рыдания, а в сердце были лишь злость и обида. Не хотелось больше ничего: ни гулять по саду, ни с кем-либо разговаривать, ни танцевать, ни засиживаться допоздна в библиотеке. Может быть, стоит уже забыть про эту влюбленность и лучше заняться работой? Ева сжала ткань платья между пальцев, стараясь оставить на ней мятые следы. Желательно чтобы они больше никогда не разгладились. С ужасным настроением девушка стянула с себя легкую ткань и отбросила ее, будто ненужную вещь. В одном нижнем белье она предстала перед зеркалом, смотря на свое отражение тусклым взглядом. Голубые глаза не светились на этот раз чем-то неизведанным, будто огонек в них исчез навсегда, испарился при дуновении ветерка. Лунные лучи проскальзывали в комнату, падая на обнаженную кожу. Ева пыталась встретиться со своим страхом лицом к лицу, смотря на свое отражение, как на что-то чужое. Еще никогда она не рассматривала себя вот так, будто она — это не она, а кто-то другой. Бледная кожа в полумраке комнаты выглядела еще более болезненной и безжизненной, но вздымающаяся грудь давала понять, что тело продолжает жить. Из окна дунул прохладный ветер, невесомо целуя кожу, заставляя Браун поежиться. Растрепанные от бега и грубых прикосновений мужчины волосы были слегка взлохмачены, глаза покраснели от слез, губы распухли, будто их пытались искусать, истязать до крови. Голубые глаза без особого интереса спустились ниже, рассматривая лебединую шею, худые плечи, выпирающие ключицы, затем остановились на аккуратной груди, которая была скрыта за кружевным бюстгальтером. Что с ней не так? Почему она отпугивает людей? Ева хмыкнула и отвернулась от зеркала. Луна, которая до этого ярко освещала ночной сад, скрылась за темными клубами туч, заставляя жизнь в Италии потухнуть до утра. Браун уселась на подоконник, подставляя свое лицо прохладному ветру. Светлый легкий занавес иногда щекотал лицо, аккуратно обводил его контур, а затем накрывал тело целиком, окутывая своей полу-прозрачной дымкой. Ева сидела около окна с мыслью, что в ее жизни идет длиннющая черная полоса, которой не суждено никогда закончится. Измена любимого мужчины, последующее одиночество, неожиданное столкновение с мафией, бесконечные погони, нежданная влюбленность, а затем постоянная мука… Браун с усмешкой на губах отметила, что дальнейшие события в ее жизни будут развиваться еще ужаснее. Грянул гром. Этот гул в ушах заставил Браун отвлечься, посмотреть в темноту сада и наблюдать, как и без того серый асфальт становится темным от разбивающихся о него капель дождя. Не хотелось никого видеть. Совершенно. Будто теперь Ева превратилась в некрасивое темное чучело с горящими злобными глазами, коря себя за оплошность и открытость. Необходимо вернуть свое былое душевное равновесие. Только как? Восстановление всегда долгое и мучительное, и еще не известно, сможет ли девушка перенести его во второй раз. Или она все драматизирует? В голове зародилась назойливая надежда, что Хибари просто не привык чувствовать что-то еще, кроме как жажды кровавых сражений. А вдруг это правда! Ха, самый настоящий вздор! Браун горько усмехнулась и снова всхлипнула, протягивая ладонь на встречу холодным каплям дождя. Ева злилась на себя. Она хотела заглушить этот гнев с помощью холодной воды. Необходимо было отрезвить свой разум, выкинуть из головы Хибари Кёю, как что-то ненужное, и продолжить жить дальше. Без него. Без его насмешек. Без его мании смотреть холодно и высокомерно. Нет! Она не может этого себе позволить! Вот что за самоуверенный идиот! Тонкие пальцы зарылись в волосы и схватили их так яростно, чуть ли не пытаясь вырвать их с корнем от отчаяния. Слезы градом полились из глаз, оставляя после себя соленый привкус на губах, который Ева тут же слизнула. Казалось, что время остановилось, а девушка сидела в одном нижнем белье у окна, скрючившись, как забитый подросток, рыдая, словно ей не двадцать пять, а всего лишь десять. Она размазала влагу по лицу, пытаясь остановить слезы, но плачь не хотел прекращаться. Из груди вырывался тихий вой, способный заставить замереть в ужасе. — Ева? — послышалось за дверью, а затем раздался настойчивый стук. Девушка даже не отреагировала на оклик, продолжив рыдать. Что это? Первый раз в жизни ей было все равно, что ее увидят в таком неподобающем виде. Идиотка. Она самая настоящая идиотка, которая не способна справиться со своими эмоциями. И это она врач-травматолог? И это та Ева Оливия Браун, которая готова была самолично отправиться в царство мертвых, чтобы вернуть пациента к жизни? — Ева, ты слышишь меня? Ты там? — снова раздался за дверью обеспокоенный голос Алессы. Девушка молчала, продолжая всхлипывать. Как же она низко пала? Как же она так умудрилась? Дверь приоткрылась, впуская внутрь затаившую дыхание подругу. Коста шла бесшумно, наблюдая, как немного худощавое тельце скрючилось на подоконнике и дергалось в бесшумных всхлипах, боясь выдавить из себя какой-то лишний звук. Золотые глаза брюнетки наполнились ни с чем не спутанным ужасом и беспокойством, а рука дотронулась до белых шелковистых волос, мягко и успокаивающе поглаживая. — Dio, моя дорогая, что случилось? — Алесса, не дожидаясь ответной реакции своей подруги, пылко обняла ее, прижав к своей круди. — Нет, даже не проси меня рассказать! Это ужасно! — воскликнула сквозь слезы Ева, уткнувшись носом в колени. — Ну, если кто-то тебя довел до такого состояния, то я обязана знать, кого бить… — недовольно протянула в ответ брюнетка, поцеловав Браун в белесую макушку, успокаивая ее легкими поглаживаниями. Несколько минут девушки молчали, погруженные в свои мысли. Ева постепенно начала успокаиваться и приходить в себя после неожиданного выплеска эмоций. — Да пойми ты, наконец, что дальше этих стен твой рассказ никак не просочится! Выкладывай свою государственную тайну, которую ты все это время от меня скрывала! Это как-то связано с Рокудо Мукуро? Если да, то пусть даже и не пытается вымести меня из своей комнаты, так как я буду абсолютно непобедимой и кровожадной, как Занзас между периодами алкоголизма. Ева перевела дыхание, пытаясь выровнять свое бешенное сердцебиение. Губы изогнулись в грустной улыбке. Алесса. Она такая хорошая, такая сильная и веселая… С ней всегда было хорошо, а ее бесконечные шуточки заставляли воспрять духом. Как бы она была без нее? Ведь именно подруга утешала Еву тогда, когда Джеймс ушел от нее, поддерживала, успокаивала, говорила, что все наладиться, и девушка в это действительно верила. Нет, надо довериться, все рассказать, поделиться, ведь перед ней стояла Коста, способная всегда дать совет, пусть даже Еве он и не понравится. — Я влюбилась в Хибари Кёю, — быстро протараторила, как на одном дыхании, Браун, спрятав свое лицо за ладонями, чтобы скрыть предательский румянец стыда. Интересно, как это воспримет Алесса? Будет ругаться? Бегать по особняку с тесаком в поисках хранителя облака и кричать ему матные проклятия на итальянском? Да, так оно и будет. Почему-то наблюдать, как лицо подруги начинает меняться совершенно не хотелось. А вдруг, не дай Бог, Коста в обморок грохнется? — Хреново. Драка отменяется. Слишком крупная рыбка… Стоп! Что?! — воскликнула громко брюнетка, чуть ли не упав на пол, но рядом стоящая тумбочка не дала этого сделать, заставляя девушку приземлиться пятой точкой на тумбочку, сгребая все предметы на пол. Золотые глаза были просто огромными от удивления, а рот раскрылся, готовый в этот же момент закричать. — Ты влюбилась в Хибари Кёю и до сих пор молчала?! — Я не знала, как тебе об этом сказать. Это слишком сложно, тем более, для меня. Ты же прекрасно меня знаешь, что мне стыдно о таком говорить… — Ева виновато опустила глаза, чувствуя, что разговор с подругой будет не из легких. — Ну, радует тот факт, что спустя столько времени ты хоть в кого-то влюбилась и наконец-то оставила того bastardo*, — произнося это слово на итальянском, Алесса скривилась, будто в комнате стоял самый неприятный запах из всех существующих в мире, — в прошлом. Ну, так что? Из-за чего ревем? Он тебя не любит? Он использовал тебя, а потом выбросил за ненадобностью? Он скомпрометировал тебя? А скажи, у вас были интимные отношения? — Алесса! Как ты можешь такое говорить? — взвыла от отчаяния Ева, закрыв лицо руками, чтобы снова не разрыдаться от бессилия и накатившей обреченности. — Что? Я пытаюсь понять, до каких отношений вы дошли, — проговорила в ответ Коста, покачав головой. Браун глубоко вздохнула, чувствуя, как легкие наполняет холодный воздух, а из груди готов был вырваться душераздирающий крик, но девушка попыталась успокоиться, снова взять себя в руки и продолжить дальше. Утерев, наконец, остатки всех горьких слез обиды и злости, девушка тяжело вздохнула и начала свой рассказ с самого начала: когда встретила Хибари, как они познакомились, встречи в коридорах, странные разговоры, ее первое мнение, сложившееся об этом человеке, первый поцелуй, затем спасение, бал, разговор с Мукуро, а затем двоякое завершение вечера. Все время Алесса молча слушала, иногда кивала, чтобы морально подбодрить и без того взвинченную подругу. При упоминании первого поцелуя ее глаза становились круглыми от удивления, но спустя несколько секунд приобретали свою первоначальную форму. Ева смотрела на свою подругу, ожидая от нее самого худшего, но Коста изредка качала головой в знак неодобрения, а иногда и вовсе охала. Браун уже пожалела, что дала себе слабину. Пожалела, что начала свой рассказ с самого начала, а затем дошла до точки кипения — сегодняшнего наваждения. — Не удивительно, что ты не смогла устоять перед таким мужчиной, как он. Несмотря на свой вздорный нрав и абсолютную нелюдимость, он очень даже хорош собой. Но, хочу тебе поведать, что в основном такие красавчики и замучивают бедных беззащитных и ужасно наивных девушек, как ты. Красив, сексуален, умен, расчетлив, слишком прямолинеен, чего большинство представительниц прекрасного пола на дух не переносит, слишком холоден, не проявляет интерес ни к чему, кроме драк, — прокомментировала сложившиеся обстоятельства Алесса, поправляя выбившуюся прядь из прически. — Я догадываюсь, что у Вас абсолютно обоюдное желание, иначе этот человек просто так целовать тебя бы не стал, — тут Ева хотела перебить свою подругу, но та остановила ее выставленной перед собой ладонью, давая понять, что на данный момент для нее лучше помолчать и послушать. — Не отрицай. Ты красивая, амбициозная и умная девушка. На тебя должен был кто-то обратить внимание… но я не думала, что этим «кто-то» окажется сам Хибари Кёя во плоти! — по лицу Алессы было понятно, что она озадачена и удивлена. Честно говоря, для Евы не было это новостью. Для нее и самой это звучало, как какой-то слишком бредовый миф, в который верить совершенно не хотелось. — Прости меня, моя дорогая, но я не одобряю ваши отношения и у меня есть на то веские причины: Хибари Кёя не тот человек, который будет постоянно рядом с тобой, будет тебя целовать, обнимать, дарить цветы и подарки… Этот человек опасен по своей природе. Никакая семья Серпенте или другой сброд не сравниться с властью и влиянием этого человека. Несмотря на то, что он знаком со всеми хранителями Вонголы еще с подросткового возраста, Хибари не подчиняется даже Саваде. Он сам по себе, действует всегда в одиночку, преследуя сугубо свои интересы, устанавливает свои правила при помощи Организации. — Организации? — переспросила Ева, выгнув в недоумении одну бровь, заставляя Алессу тяжело вздохнуть и нахмуриться, что ее гневной тираде суждено было прерваться. — Ох, как многого ты не знаешь… Организация — это группа людей, глава которой и является сам Хибари Кёя. Основные ее члены — это бывшие члены Дисциплинарного комитета, который входил в состав Вонголы. Когда еще Савада Тсунаеши и остальные учились в средней школе, эта организация играла не последнюю роль в городе Намимори. Хоть ее члены и утверждали, что они — всего лишь префекты, поддерживающие порядок, то в действительности Дисциплинарный комитет — это группа преступников. Поэтому, моя дорогая, я не одобряю ваши отношения. Он не создан для таких чувств, как любовь, привязанность и так далее. Такой человек, как Хибари Кёя, погубит тебя. — на этом Алесса замолчала, продолжая смотреть на свою подругу не мигая. — Что мне делать? — выдавила из себя Ева, почувствовав, как буквально земля уходит из-под ног, а нить ее жизни порвалась, потухнув навсегда. — Я понимаю, что это тяжело для тебя, так как сама сталкивалась с подобным. Также, я осознаю, что тебе будет очень больно и неприятно отпускать того, кого любишь, но ты должна это сделать. Не потому, что Ваши отношения обречены на провал уже сейчас, но и потому, что Вы абсолютно разные по своей природе. Вы, как огонь и вода, совершенно не сочетающиеся друг с другом стихии. В ответ Браун ничего не сказала брюнетке. Лишь взглянула на нее с ярко выраженным презрением, смахнула скатившуюся по скуле слезу и скрылась за дверью ванной комнаты, не пожелав продолжать и так уже затянувшуюся беседу. Верить в то, что сказала Коста, не было никакого желания. Нужно побыть в одиночестве, чтобы хорошенько разобраться в себе. Необходимо было обо всем подумать.***
Все три дня, что прошли незаметно, Ева провела в своей комнате, даже не выходя в столовую. Не было настроения с кем-либо разговаривать. Каждый день к ней заглядывали Киоко и Хару, отчаянно пытаясь выведать причину упаднического настроения девушки, но все было безрезультатно. Жена босса Вонголы лишь понимающе кивала и приветливо улыбалась, а Миура всячески пыталась сгладить унылую беседу, которая никак не ладилась. Все время хозяйка комнаты сидела около окна с задумчивым видом, не смыкая глаз до самого позднего вечера. Иногда Ева не позволяла себе спать ночью. Она завела личный дневник, в котором изливала всю душу, сидя за столом с толстенной тетрадью и ручкой в руках, быстро выводя буквы. Браун не перечитывала того, что писала. Просто было некогда. Ее сердце болело, щемило, изнывало от невыносимой муки, поэтому необходимо было все свои переживания перенести на бумагу. Рука скользила по шероховатой поверхности, впопыхах выводя синей пастой буквы. Ее мысли были только о своих пережитых чувствах, испытанных ощущениях, а также об Алессе, с которой Браун не общалась. В ту ночь, когда подруга высказала свою точку зрения, девушка не захотела больше ее видеть. Почему? Ведь Коста ни в чем не виновата, ничего обидного не сказала, но… Она не поддержала ее. Просто взглянула на эту ситуацию скептически, своеобразно выразила свою точку зрения и дала ценные рекомендации забыть о Хибари Кёе, как о ночном кошмаре. Но ведь это невозможно! Мужчина будто засел в белесой голове, отказываясь покидать девичьи мысли. Ева хандрила. Страшно. Каждую ночь она просыпалась в холодном поту, борясь со своими сновидениями. Перед глазами представало каждый раз озлобленное лицо Алессы, отрешенные серые глаза Хибари, наполненные холодом и безразличием. Господи! Неужели эти сны уничтожат остатки надежды на лучшее? Каждый день я говорю себе: «Я люблю его»… Нет не так! Ева, закусив губу, зачеркнула эту строчку, пытаясь забыть начатую мысль, как что-то ненужное. Почему-то Браун хотела вести записи в тетради, как обращение к Кёе. Ведь только таким образом она сможет выразить к нему то, что она чувствовала на самом деле. В голову закралась мысль, что, может быть, этот человек найдет ее дневник и прочитает все до самой последней страницы, а потом разобьет ей сердце. Нет, нельзя этого допускать! Нет! Эти записи должны остаться в тайне и только в тайне, а иначе они могут попасть в плохие руки… «Знаешь, когда я впервые встретилась с твоим взглядом, поняла, что последую за тобой куда угодно». Девушка замерла, словно рядом с ней сейчас кто-то стоял. Она зажмурилась, желая представить в голове желанный образ: правильные черты лица, раскосые глаза, цвета грозового неба, прямой нос, губы сжаты, а сам взгляд пропитан жаждой. Чего? Ева запомнила его взгляд в ту ночь. Да, она представила именно такой взгляд, наполненный жаждой обладания, страстью и в то же время желанием разорвать в клочья. Примесь искушения и опасности. Девушке никогда еще не нравились такие мужчины. Они были просто не в ее вкусе. Но сейчас все было иначе… Черт! Опять эти назойливые мысли лезут в голову, словно змеи. Заполоняют все пространство, злостно шипят и наполняют тело ядом, заставляя дрожать от волнения. «Я одержима тобой и идеей поцеловать твои губы. Это единственное, о чем я могу думать, находясь рябом с тобой непозволительно близко». Вот она — настоящая правда. Интересно, где он сейчас? Чем он занят? Какие чувства испытывает? Браун хотела знать все, но это было априори невозможно. Девушка не знала, что делать дальше. Внутри бушевали смешанные чувства. Хотелось больше не повторять прошлых ошибок, хотелось забыться в работе, но прямо сейчас это сделать останавливал желанный образ мужчины, так назойливо застрявший в голове и заставивший Еву лишиться той жизни, которая была у нее раньше. Тогда девушка жила лишь благодаря постоянной рутине: вставала рано, одевалась, делала себе прическу, легкий макияж, давала еду своему слишком капризному коту, завтракала сама, шла на работу, а затем длилась ее напряженная рабочая смена, где были ее и взлеты и падения, где были слезы родителей и родственников пациентов, где постоянно в отделение приходили люди, нуждающиеся помощи. Вечера в жизни Браун не были такими уж и значительными, чтобы их вспоминать. В основном, она сидела либо на диване, либо на кухне за ноутбуком, и переписывалась с Алессой, чтобы узнать, как у нее дела. Но сейчас все было совсем иначе. Ее окружали уже совершенно другие люди: добрые, понимающие, желающие помочь. Хоть они и были связаны с мафией, входили в такое общество, где контингент был не всегда очень порядочным и честным, Браун тянулась к ним и сердцем, и душой, желая быть нужной. Некоторые мафиози позволяли себе торговать людскими жизнями, некоторые незаконно поставляли в другие страны наркотики, а некоторые даже хотели уничтожить всю мафию, чтобы править в одиночку. Такими были Серпенте, но не Вонгола. Еще вчера, когда солнце не до конца скрылось за горизонтом, Тсунаеши постучался в ее комнату негромко, совсем тихо, будто опасаясь чего-то. В его глазах всегда плескалась какая-то неловкость, но не было страха. Его решимость помочь девушке была достойна уважения. И Браун относилась к нему, как к другу, как к наставнику, который всегда мог что-то подсказать и защитить. Мужчина позвал ее к себе в кабинет, чтобы обговорить что-то очень важное, не требующее отлагательств. И девушка послушно прислушалась к словам Савады, обращая внимание на тон его голоса, пытаясь уловить в нем что-то предостерегающее. А бояться было чего. Браун понимала, что босс Вонголы переживал за нее все это время. Возможно, он даже о чем-то догадывался, что-то даже уже знал, но надежда на то, что ее отношения с Хибари не перешли с отметки «тайное и спонтанное» на «самая неожиданная новость года» не оставляла девушку ни на шаг… И вот сейчас, она, не страшась ничего и никого, уверенно шла к кабинету Савады Тсунаеши, настроив себя на положительный лад. Ева знала, что разговор будет на очень важную тему. Но какую? На минуту, стоя перед огромной дубовой дверью, ведущую прямиком в кабинет босса Вонголы, девушка растеряла всю свою решительность и неуверенно начала топтаться у порога, забивая свою голову многочисленными тревожными вопросами. А вдруг там есть еще кто-то? А вдруг Тсуны нет в кабинете? Что делать дальше? Наверное, девушка продолжила бы так изводить себя, если бы не мягкое, но громкое «Входите, Ева-сан» заставило встрепенуться, будто ее уши только что услышали какую-то редкостную словесную гадость. Ладонь нервно обхватила ручку двери, дергая ее на себя слишком сильно, чем нужно было, из-за чего та издала жалобный скрип и повиновалась, впуская внутрь. Мужчина все также сидел за своим просто огромным по размерам столом, сложив руки перед своим лицом в замок, открывая Браун вид на одни лишь слегка прищуренные карие глаза, в которых блестели смешинки. Что? Савада Тсунаеши смеется над ней? С какого это перепугу? Девушка сдержала секундный порыв фыркнуть на весь кабинет, выражая свое негодование, но тут же дала себе мысленный пинок, снова сделавшись нервной и взволнованной. Шатен, не дожидаясь потока вопросов, который хотел уже было вылететь из девичьих уст, приглашающим жестом показал на кресло, стоявшее напротив его стола. «Словно прохожу собеседование на работу…», — подумала про себя девушка, не сдержавшись от мысленного ядовитого комментария. Да, это было действительно похоже на воспитательную беседу, на нагоняй от начальника, на пока что не начавшуюся экзекуцию, да на что угодно, но только не на обычный разговор двух друзей. Браун, чувствуя, что ноги становятся просто напросто ватными от перенапряжения, быстро преодолела расстояние, простилавшееся между ней и креслом, и, словно натянутая струна, села в него, держа спину идеально прямо. — Ева-сан, как вы уже поняли, разговор будет не из самых приятных, так как он напрямую касается Вашего дальнейшего положения, — нарушил это секундное молчание Савада, тихо прочистив горло. Его голос был немного хрипловатым, будто в области связок сосредоточился неприятный ком нервов, от которого шатен хотел сейчас же избавиться. Ева продолжала внимательно слушать его, чувствуя, как внутри все замирает от волнения. — Боюсь, к моему глубочайшему сожалению, в особняке Вонголы стало совсем небезопасно. Я понимаю, что Вы уже хорошо освоились здесь, почти завершили ремонт в своих комнатах, но вынужден признать — скорее всего, Вам прийдется снова уехать. Не потому что Вы бесполезны, а потому что в особняке остаются только те, кто может сражаться. — взгляд Тсунаеши был устремлен прямо на Браун и не выражал совершенно ничего хорошего. Карие омуты смотрели с тревогой, беспокойством, даже, можно сказать, страхом за жизнь девушки. Ева была на сто процентов уверена, что мужчине было очень тяжело говорить ей такие вещи. Вывод напрашивался только один: если босс Вонголы признавал этот неутешительный факт, значит действительно что-то случилось. Но девушка решила просто так не сдаваться… Она устроилась поудобнее на мягком сидении, чувствуя, как кожа ног под задранной юбкой платья липнет к ткани кресла. В один момент девушке сделалось совершенно некомфортно. От осознания того, как она сейчас выглядит, сама начала ерзать, пытаясь незаметно от Тсунаеши поправить юбку, чтобы уладить этот промах с ее стороны. — Хорошо. Допустим, в особняке останутся специально обученные люди, но как же вы обойдетесь без дополнительной медицинской помощи? — Ева уже все для себя решила. Она не станет уезжать отсюда, даже если ей будут угрожать расправой. Ни за что! Никогда и ни при каких обстоятельствах она не будет бросать друзей в беде! Тут останутся все: Тсуна, Такеши, Хаято, Ламбо, да даже Рокудо Мукуро!.. И Хибари Кёя. Он тоже останется здесь, и неизвестно, как повернется к нему удача. — С этим мы тоже уже все решили. Доктор Шамал возьмет на себя все обязанности медика. — не спешил отступать Тсунаеши, улыбнувшись лишь уголками губ. Ему нравилась эта девушка. Упертая, целеустремленная, сильная духом, добрая и сострадательная. Она стала прекрасной частью Вонголы. И поэтому ему еще больше хотелось уберечь ее от опасности. — Нет, так не пойдет! — запротестовала с пущей силой Браун, встав с кресла, и уперлась в широкий письменный стол, за которым сидел босс Вонголы. Взгляд голубых глаз был устремлен прямо на мужчину, выражая свой протест, буквально бросая ему вызов. Нет, Савада определенно не ошибся в ней. Слишком гордая, чтобы отступить, но слишком «леди», чтобы остаться здесь… Для него это непозволительная роскошь. Пусть этот выход был и запасным вариантом в созданной комбинации действий, но Тсуна уже все для себя решил: он не станет подвергать девушку никому ненужному сейчас риску. Пусть все будет так, как и было запланировано. — Я остаюсь с Вами! Вы же прекрасно понимаете, что доктор Шамал, пусть и хороший врач, но имеет обыкновение отказываться предоставлять свои услуги мужчинам из-за своего ярко выраженного эгоизма и нарциссизма, который идет вразрез с этическим кодексом врача. На уговоры уйдет слишком много времени, когда я со своими знаниями могу пригодиться здесь. Поймите, Тсунаеши, что я не могу отсиживаться в стороне, когда мои друзья здесь! Я не какая-нибудь кисейная барышня! — Я прекрасно понимаю Ваше рвение помочь, но те люди, которые не раз преследовали Вас, не просто монстры, способные держать в руках оружие. Не волнуйтесь, Вы не одна в таком положении — Киоко, Хару и Хроме едут с вами. Понимаю, что ваши знания и опыт очень ценны для нас всех, но мы не можем рисковать. Мафия — это не мир, где все решает, у кого взрывчатка или пистолет крупного калибра лучше. Здесь ключевую роль играет пламя посмертной воли. Так как у вас его нет, то вы не можете оставаться здесь совершенно безоружной. Ни пистолеты, ни автоматы, ни взрывные устройства не спасут вам жизнь. Доктор Шамал же владеет пламенем посмертной воли, таким образом он сможет защищаться при необходимости. — То есть, вы хотите сказать, что я не смогу вот так постоять за себя? У меня в арсенале есть такие приспособления, которым позавидует любой опытный боец! — при этих словах Ева загорелась, будто сейчас речь шла совершенно не о предстоящей битве, а о чем-то поистине светлом и интригующем. И в этот момент Браун готова была действительно доказать шатену, что она сильная и независимая девушка, способная защититься даже от самого сильного злодея. — Врой, и какие же? — самодовольно прохрипели у двери, тем самым привлекая к себе внимание увлеченных спором Саваду и Браун. Девушка посмотрела на неожиданно зашедшего мужчину со слишком длинными светлыми волосами, одарив его оценивающим взглядом. Приятное внешне лицо, немного загорелая кожа, светлые глаза, внушительный рост, подтянутое тело, скрытое за какой-то странной формой… Человек казался сильным. Даже слишком. И опасным. Такое ощущение, что один взмах его руки, и Ева была бы уже в эту минуту разрубленной на куски. Девушка вспомнила этого человека. Он был тогда, на балу — слишком крикливый, громкий, вспыльчивый, отчитывающий босса Варии за нежелание что-то делать… Сейчас мужчина стоял, облокотившись о дверной косяк, и исподлобья смотрел на Браун, как на очередную посредственную барышню, не веря ее словам. Неужели он считает, что она слабая, бесхарактерная девочка, которая не способна доказать окружающим, на что она способна? Думает, что ее слова — это лишь напускная показушность? Ну, Ева ему еще задаст… — Брюшистый скальпель, остроконечный скальпель, малый и средний ампутационные ножи, резекционный нож, ножницы… Могу продемонстрировать, — девушка неожиданно для себя обнаружила, что широко улыбается. И она говорила без шуток. В ее арсенале действительно находились такие инструменты. Почему-то мужчины хмыкнули на ее реплику, оценив ее явно по достоинству. — Ши-ши-ши, а она мне нравится, — тихо прошипели в коридоре. Дверь в кабинет была распахнута. И почему-то Браун заметила это только сейчас. В проход выглянула светловолосая макушка с диадемой странной формы на голове. Знакомая широченная улыбка, от которой скорее хотелось сбежать, нежели улыбнуться ее обладателю в ответ, слишком правильная для убийцы походка, будто парень имел воспитание какого-то аристократа. Ах да, он же принц… — О, Боже, Бел-семпай, у Вас появился конкурент, — протянул монотонно мальчик в лягушачьей шляпе, состроив какое-то странное выражение лица, но что хранитель урагана Варии ответил ему шиком и метанием трех стилетов в голову. Острые, как идеально заточенный меч, ножи вонзились в плотную ткань большой и наверняка увесистой шляпы. — Мисс с белоснежными волосами, киньте в этого самовлюбленного и самоуверенного временного принца скальпель, пожалуйста. — Ши-ши, выпотрошу, Жаба, — угрожающе прошипел Бельфегор, сделав рукой изящный взмах стилетом, заставляя паренька сглотнуть слюну и броситься бежать, куда глаза глядят. Дальше же последовала самая настоящая бойня, которая все время сопровождалась отборнейшими ругательствами в коридоре со стороны хранителя урагана Варии, а также звуками впивающихся в стоящую рядом мебель острых ножей. На это капитан Варии лишь недовольно цыкнул и прокомментировал одним, но очень передающим эмоции словом «ублюдки». Ева почувствовала, как в комнате напряжение начинает расти с геометрической прогрессией, как воздух накаляется до предела, а между собеседниками создается неловкость. Молчание повисло в кабинете Савады Тсунаеши, ее нарушало лишь тиканье огромных часов с позолоченным маятником. Где-то в глубине коридора еще раздавались крики нерадивых хранителей, но неожиданно грохот разбитой вдребезги бутылки заставил тишину снова царствовать в особняке. Тсунаеши напрягся. Не желая быть размазанными по стенке и затоптанными в одно разноцветное пятно, хранители тумана и урагана скрылись в своем найденном убежище от потенциальной угрозы их жизням — босса Варии, который опять преобладал в прескверном настроении еще с самого утра, угрожая всем убийственным взглядом и заряженным пистолетом. — Да когда это уже, наконец, закончится, черт возьми! Шум, бардак повсюду, трехэтажные маты пьяницы-дебошира, испорченная шишишикающим блондинистым ублюдком-психопатом мебель, антагонистичный мальчишка в лягушачьей шляпе, нескончаемые ультразвуковые концерты патлатой истерички… Когда они уже уедут? — послышался в коридоре недовольный голос Гокудеры, звуки шагов которого эхом раздавались, наверное, во всем особняке. Браун краем глаза заметила, как Тсунаеши улыбнулся уголком губ, а затем снова сделался напряженным. — Ха-ха, а мне с ними весело, — Ямамото, как всегда на позитиве, пытался остудить своего друга своим прирожденным оптимизмом, но от этого хранитель урагана еще больше приходил в ярость, посылая надоевшего в одно не очень увеселительное место. Ева поняла, что больше поговорить ей с Тсуной явно не удастся. Мужчины зашли в кабинет, делясь с Савадой какими-то очень важными новостями, касающиеся экономического состояния Вонголы. Все они активно спорили, иногда доказывая свою точку зрения. Капитан Скуало, со свойственным им бунтарством, частенько встревал в перепалки, заставляя Браун жмуриться от его громогласности. Она поняла, что теперь ее просто не замечали, словно она здесь была не девушкой, не частью Вонголы, а лишь простой мебелью. Ева всячески уговаривала себя тихонько уйти в свою комнату, не создавая проблем, не споря, но эта английская гордость, будь она неладна!.. Девушка хотела отплатить Вонголе за все, что она успела за несколько месяцев для нее сделать. И отплатить она могла только одним способом — остаться в особняке во время битвы, чтобы при необходимости оказывать помощь раненым. Да, так она и поступит, и никто не сможет ее остановить. Пусть это будет Тсунаеши или кто-то другой. Ева сделала правильный выбор и она будет держаться, будет настаивать на своем, пока это не возымеет нужный эффект. — Пусть наш разговор и остался незавершенным в связи с неожиданными обстоятельствами, — громко начала говорить Браун, чтобы, наконец, мужчины замолчали и начали ее слушать. Четыре пар глаз уставились на нее. Бирюзовые, Хаято, смотрели с раздражением, недоверчивостью, блестели пламенем урагана, карие, Такеши, смотрели с добротой, пониманием, словно подбадривая ее, серые, Скуало, насмешливо оценивающе, выжидающе, до сих пор не веря в ее способности, когда босс Вонголы смотрел смиренно, будто он уже согласился с выбором девушки, как со своим, — я остаюсь здесь. И это только мое решение. Пусть большинство из вас и не доверяют мне — это сугубо их право, но за мной долг, Тсунаеши, который я обязана выполнить. И ни Вы, ни кто-то другой не остановите меня. На этих словах Браун натянуто улыбнулась, пытаясь тем самым успокоить Саваду, но наверняка вышло из рук вон плохо. Печаль так и сквозила в карих омутах, блестела чистым оранжевым пламенем неба, но она так и не увидела этого. Девушка ушла, завернув за угол, направляясь в свою комнату, чтобы продолжить записи в своем дневнике. Сил на разговоры больше не осталось, а мысли утихать не хотели. Желание перенести их на бумагу не смело отступать, подкатывало к вискам в виде головной боли, а затем также неожиданно угасало, как и разжигалось, словно пламя свечи. Только сейчас она поняла, насколько сильно было напряжено ее тело. Мышцы натянулись до предела, становясь твердыми, а затем отзывались ноющей болью от непривычного своеобразного труда, ноги стали ватными и слабыми, отказываясь быстро нести хозяйку в ее обитель. Интуиция Тсунаеши никогда еще не обманывала его. И сейчас она тоже оказалась права. Во всем. Совершенно. Мужчине иногда казалось, словно он видел частичное будущее, дальнейшие поступки людей, их промахи или взлеты. Абсолютно все. Все-таки шатен в глубине души надеялся переубедить девушку, заставить передумать и уехать вместе с остальными, чтобы быть в безопасности, переждать эту суматоху, а потом снова вернуться обратно. Но вот сейчас он видел, как взъерошенная белесая голова удаляется из комнаты, слышал, как мелкие нечастые шаги разрывают на части эту обволакивающую тишину, воцарившуюся после ее дерзкого заявления. Тсуна чувствовал себя настолько уставшим, что у него не было сил даже улыбнуться своим мыслям. В последнее время он совсем мало спит, в основном думает, выстраивает возможные алгоритмы действий, пересматривал возможные стратегии, исходы, потери, и нигде в них не вписывалась эта девушка. Как же быть дальше? Ведь Ева никого больше не послушает… — Мусор, — голос Занзаса сейчас казался еще более хриплым от выпитого алкоголя и ужасного настроения. Красные глаза смотрели в упор на Саваду, прожигая его своим убийственным взглядом, а в их глубине полыхало пламя ярости. Мужчина выглядел еще более потрепанным, чем обычно. Наверняка это все из-за бутылки, которая сейчас покоилась в широкой смуглой ладони, пальцы которой с силой сжимали горлышко. Тсуне казалось, что вот сейчас стекло любимого боссом Варии напитка треснет и отлетит в разные стороны. — Это та самая девчонка, что вылечила твоего хранителя? — с усмешкой на губах спросил Занзас, обнажая зубы. В ответ босс Вонголы лишь кивнул, подавляя желание прикрыть глаза, чтобы немного унять пульсацию в висках. — Если ты позволишь этой слабачке остаться здесь, то ты еще больший идиот, чем я думал, Савада Тсунаеши…***
Собрание. Чертово, никому не нужное собрание. Наверное, это самое ужасное, что могло случиться со всеми за этот день. И никакие катаклизмы в виде уничтожающего все на своем пути пламени ярости неподалеку от гостиной, где располагался чудеснейший бар с огромным выбором алкоголя на любой вкус, а сам обладатель данной разрушающей силы лишь скучающе зевал в кулак, изредка одаривая потенциальных виновников спокойствия уничижительным взглядом. Все это время, что Вария находилась в особняке Вонголы, никакой отважный смельчак не смел прогуливаться по коридорам второго этажа без оружия, так как желания быть убитым от рук, а если точнее выразиться, ножей Бельфегора не присутствовало. Тсунаеши, как пострадавшее физическое лицо, мучился от этого шума больше всего, так как вступать в бой, отвечать на бесконечные выпады варийцев, а также поддаваться на провокации совершенно не хотелось. Единственное, чего так страстно желал шатен — это выспаться, так как в последние дни отдых для него был сравним лишь с мифом. В кабинете босса Вонголы, где на данный момент было собрание, стоял такой шум, что хотелось смастерить затычки для ушей из любого материала, который только попадется на глаза, чтобы унять головную боль и противный писк в ушах. Хибари Кёя пребывал в прескверном настроении, одаривая всех хранителей уничижительным взглядом. Надоели. Постоянные разговоры мешают насладиться тишиной. Бесконечные споры о последующей тактике конфронтации с Серпенте только отвлекают от работы. Три дня. Все это время Хибари следил за деятельностью вражеской семьи, поручал своим подчиненным задания различной сложности, наводил справки о сомнительных предприятиях, а на четвертый день теперь сидел в кабинете Савады Тсунаеши. Многие его люди вернулись с тяжелыми ранами, а теперь лежат в хорошей больнице. Хибари был зол на Серпенте. Ему было уже достаточно личных причин, чтобы уничтожить их самому. Но его останавливала чертова неизвестность. Кёя выглядел отрешенным. Ему не особо было интересно, о чем яро спорят между собой хранители Вонголы и Варии. Его мысли донимала проклятая девчонка. Она, как настойчивое привидение, мельтешила в его голове, будто нарочно раздражая своим призрачным присутствием. Она смотрела на него своими большими голубыми глазами, которые сверкали чем-то непонятным, но таким притягательным. Что это? Он думает об этой девушке? Интересно. И как давно она засела в его мыслях, как опасный паразит? Уходи. Оставь его. Больше не маячь перед глазами. А Кёя забудет тебя. Хранитель облака Вонголы раздраженно постукивал пальцами по вытянутой деревянной столешнице, изредка посматривая то на поникшего Саваду, то на не на шутку разошедшегося в нецензурной брани Гокудеру, который иногда порывался достать динамит, чтобы наконец оставить от ухмыляющегося Бельфегора лишь кучу трупного мяса с костями, но Ямамото Такеши всегда вовремя поспевал, с улыбкой успокаивая своего друга. Цирк. Не иначе как он. Раздражает, как никогда. Жалкий иллюзионист сидел в самом дальнем углу, изредка вставляя не лишенные яда фразы, гадко ухмыляясь. Злость заклокотала внутри с новой силой. Наверное, сказывается ужасная непереносимость этого человека. Хибари хмыкнул и отвернулся. Тсунаеши краем глаза наблюдал за поведением своего хранителя, смотря, как брюнет поджимает губы, как его темные глаза сужаются, а вся его позиция хищника насылает один только ужас. Усталость сковала конечности, мешая нормально двигаться. Бесконечные выматывающие тренировки с Реборном, чтобы «стать еще сильнее», разбор документации, регулирование внешней политики Вонголы, переговоры с семьями альянса, а также беспокойство за друзей доставляло немало проблем. Интуиция никогда Тсунаеши не подводила. Он чувствовал, что что-то не так с его хранителем облака. Киоко выглядела обеспокоенной неразговорчивостью Евы Браун, которая почему-то отказывалась покидать свою комнату. Саваду беспокоило это еще больше, чем неулаженные дела. Несколько раз он порывался подняться к девушке, чтобы поинтересоваться о ее самочувствии, но Киоко и Хару почему-то останавливали его и говорили, что Еве нужно время. И для чего ей нужно время? Что же такое произошло? Тсуна терялся в своих мыслях, и чем дольше он задумывался, тем больше он запутывался в этой прочной паутине. Черт. Карие глаза смотрели то на спорящих хранителей, то на Хибари, останавливая свой взгляд на его выражении лица, которое всем своим видом показывало свою незаинтересованность. — Врой, Савада, какого черта! Ты же совсем не слушаешь! — гаркнули на ухо так громко, что бедный босс Вонголы издал что-то на подобие «Хи» и чуть не свалился со стула. Слишком шумный капитан Варии смотрел на него с возмущением, иногда покрикивая на всех присутствующих в комнате, совершенно не жалея единственных связок, а кулак покоился на жесткой поверхности стола, активно стуча по ней, создавая еще больший шум. — Во имя экстрима! Как мы уже обговаривали ранее, легче всего будет мою сестру и остальных увести в безопасное место, так как на данный момент ситуация ухудшилась. Если верить информации, которую добыл Хибари, Серпенте планируют атаку на особняк, а это значит, что здесь скоро будет опасно оставаться. — подал голос Сасагава, перекричав самого Скуало, из-за чего тот как-то странно оскалился, но ругаться не стал — сел обратно на свое место и продолжил слушать остальных. — Ши-ши-ши, зачем кого-то спасать, когда это всего лишь лишний балласт? — на этих словах Савада и остальные обратили на него уничтожающий взгляд. — Я не намерен тратить время на кучку бесполезных людишек, — хриплый голос разрезал тишину, а красные глаза их обладателя готовы были в любую секунду прожечь в Саваде сквозную дыру. — Слабым суждено подыхать, как мелким сошкам, не способным себя защитить. Мусор на то и мусор, чтобы не обращать на него внимания. — Оя, — Мукуро вытянулся на мягком сидении кресла и сверкнул красным глазом. Тсунаеши показалось, что будто в нем блеснуло синее пламя тумана. Только этого для полной катастрофы еще не хватало. Савада порывался уже встать со своего места, чтобы что-то сказать, предотвратить эти бессмысленные споры, но неожиданный взгляд иллюзиониста, направленный в его сторону, заставил сидеть на месте, — Не согласен. Хоть они и слабые, но вполне могут пригодиться для иных целей. — О~о, каких это целей, учитель? — протянул флегматичным тоном Фран, состроив такое лицо, что хранитель тумана Вонголы готов был в эту же секунду взорваться от раздражения. — Ай. — Избавь меня от подобного рода вопросов, — прошипел с маниакальной улыбкой иллюзионист, вонзив опасный трезубец в лягушачью шляпу нерадивого ученика. Гокудера зарычал от раздражения. Тсуна беспокоился за своего хранителя, смотря на него с долей страха, но по-прежнему молчал, сложив руки перед собой в замок, как это любил делать раньше. Эти собрания никогда ни к чему хорошему не приводят, особенно когда Вария рядом. И это все не из-за того, что представители независимого отряда убийц были слишком кровожадными, беспечными, сумасшедшими и эксцентричными… Просто Вонгола была другой. — Может быть, наконец, уже все заткнуться и начнут думать о более вещественных проблемах? — зло прошипел Хаято, сжав руки в кулаки, пытаясь совладать со своими эмоциями и снова сделаться спокойным, но остаться таким же недовольным, как и прежде. — На данный момент меня больше интересует, что делать с девчонкой, которая категорически отказывается уезжать вместе с остальными, говоря что-то про долг Джудайме… Идиотка. Наверное, тот злобный кот ей все мозги выцарапал! — Чего? О чем ты говоришь, осьминожья башка? — в удивлении воскликнул Сасагава, чуть не упав от переизбытка эмоций со стула. Хибари заметно напрягся, на этот раз внимательно вслушиваясь в разговоры хранителей, при этом делая вид, что ему это совершенно не интересно. Тсуна уловил странную тень, накрывшую лицо Кёи, наблюдая за тем, как серые раскосые глаза начинают темнеть от злости. Почему он снова зол? Неужели из-за той новости, которую только что озвучил Гокудера? Определенно странно и непонятно. — Я, например, не удивлен. Это же наша Ева-сан. Она просто хочет нам всем помочь, — Ямамото по-доброму улыбнулся, положив голову на свою ладонь, явно не слушая летящие в его стороны ругательства со стороны хранителя урагана Вонголы. — И каким образом она хочет помочь? Только мешать? — продолжал возмущаться Хаято, злобно глядя на Такеши. Тсуне казалось, что сейчас его правая рука была похожа на маленькую злобную кошку, шипя на всех присутствующих за то, что они нарушили ее покой. Савада тяжело вздохнул, понимая, что отговаривать девушку было просто бесполезно. Ведь за то время, что он был знаком с ней, понял ее натуру, характер и желания. Ева Оливия Браун хотела быть независимой, свободной, быть нужной кому-то, помогать всем нуждающимся. И почему бы не дать ей такую возможность? — Думаю, будет лучше позволить Еве-сан остаться в особняке, — твердо заявил босс Вонголы, слегка прищурившись, делая свой взгляд твердым и непоколебимым. Все присутствующие воззрились на него удивленно, недоумевая по поводу неожиданного решения Тсуны. Но Савада смотрел только на Хибари Кёю, который напряженно сидел за столом. Его лицо сейчас казалось еще более бледным, чем раньше, челюсти сжаты, а скрип зубов казался сейчас настолько громким, что шатен вздрогнул. На удивление, он не испытывал страха. Он просто уже привык к постоянной жестокости своего хранителя, что теперь знал, как стоит лучше реагировать на такие выпады. — Но нельзя упускать возможности отговорить ее от этого решения. Хибари демонстративно встал и направился к выходу, не удостоив взглядом ни Саваду, ни остальных. Его мысли были заняты только неожиданной новостью, а в душе творилось что-то ужасно раздражающее, заставляя мужчину каждый раз тяжело вдыхать спертый воздух, а затем громко выдыхать. Что это за ощущение? Перед глазами предстало испуганное девичье лицо, немного бледное, но притягивающее к себе мужской взгляд. Он помнил ее мокрые голубые глаза, смотрящие с подчинением, страхом и мольбой. Он старался сделать вид, что все по-прежнему, что его ничто не волнует, кроме своих амбиций, но Хибари все-таки понимал, что что-то изменилось в его жизни. И еще было так…непривычно интересно, завораживающе и не нужно. — Стой, Хибари, а как же собрание? — нежелательный вопрос со стороны слишком шумного и надоедливого Сасагавы Рёхея заставил Кёю еще больше нахмуриться и сжать челюсти, ответив лишь ставшим таким привычным молчанием. Пальцы были холодными несмотря на то, что в особняке поддерживалось тепло, а на улице стояла самая настоящая жара. Хотелось укрыться где-то в темноте, в холоде, чтобы на свежую голову все обдумать и взвесить. Неужели Демона Вонголы одолевают мысли о девушке именно из-за ее неожиданного заявления? Вот что за бестолочь! Неужели она думала, что способна остаться невредимой во время битвы? Да ее обязательно попытаются убить. — Мне здесь не интересно, разбирайтесь с этим сами, — ответил он в своей привычной холодной манере, направившись по коридору дальше, не обращая внимания на громкие вопли хранителя солнца. Для Хибари сейчас существовали проблемы куда серьезнее, чем просиживание одного места в кабинете Савады Тсунаеши. Мужчина был полностью в своих мыслях, сосредоточившись только на ощущениях. Его одолевали эмоции, которые казались слишком странными, новыми, но в то же время они ломали душу изнутри, истязали своими мощными челюстями, впиваясь в плоть острыми зубами. Это было просто невыносимо. Кёя чувствовал себя не в своей тарелке. После того поцелуя для него мир стал совершенно другим, приобрел новые краски, окрасившись вместо привычного черно-белого во что-то яркое и красочное. Хибари второй раз в своей жизни терялся, не зная последующих своих действий. Шпилька, которая в тот вечер покоилась в длинных белых волосах теперь спрятана в его глубоком кармане пиджака, и, если остановиться, брюнет мог почувствовать, как она прожигает толстую темную ткань и греет кожу. Странно. Кёя никогда еще не испытывал ничего подобного. Словно что-то новое зародилось внутри его тела и теперь всеми фибрами желало вылезти наружу, отразиться в действиях. Он действительно хотел ее. Безумно. Желательно, чтобы она хотела этого также, как и он, извиваясь под ним, судорожно хватая ртом воздух, заходясь в тихих стонах, которые бы ласкали его слух. Это наваждение было таким же непозволительным для Демона Вонголы, как и страх. И Кёя это прекрасно осознавал. Но сейчас все было иначе. Мужчина понял, чего он так страстно желает, и отчего он просто не сможет отказаться. Его одолевал кипящий гнев, который не давал спокойно дышать, думать, а сердце бешено билось, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди. Необходимо найти эту девчонку и поговорить. Строго. Желательно, чтобы после его слов в ее голове больше не было и мысли выполнить выдуманный долг Саваде Тсунаеши. О чем она вообще думала, когда говорила такое? Неужели она полагала, что сможет выстоять? Больше всего Хибари ненавидел легкомыслие. И вот сейчас он понимал, что Ева Оливия Браун поступает куда более легкомысленнее. Ему казалось, что ее поцелуй — это совершенно необдуманный поступок, но сейчас все было совершенно иначе. Девушка переплюнула свой самолично недавно поставленный рекорд и побила новый. Недотепа. Кёя поставил для себя задачу найти ее и переубедить. Жестким методом. И чем скорее, тем лучше.***
На четвертый день своего «существования» Ева слегла с высокой температурой и больным горлом. Наверное, на это повлиял вчерашний разговор с Тсунаеши, который закончился на не совсем приятной ноте. Киоко и Хару уже с самого утра ухаживали за ней, приносили нужные лекарства, любезно прописанные доктором Шамалом, отчего девушке становилось еще дурнее. При воспоминании широкой улыбки сердцееда-искусителя Браун сначала бледнела, потом краснела, а затем и вовсе с головой пряталась под толстенный слой пяти одеял. Ее знобило, трясло, нос был заложен, хотел дышать, но при малейшем вдохе раздавалось ужасное хлюпанье, отчего Ева чувствовала себя еще более неловко. И надо же было вот так заболеть, когда особняк в опасности?.. Киоко целый день носилась со спиртовыми компрессами, быстро перебирая ногами, подняв на уши всех работников, а Хару оставалась в комнате с Браун, поя ее различными лекарствами неизвестного для девушки происхождения. Хоть она и знала, что сиропы и таблетки не всегда бывают вкусными, но чтобы настолько… Спустя несколько часов Ева просто напросто смирилась с ужасным горьким привкусом у себя во рту. Говорить она не могла, дышать носом она тоже не могла, поэтому приходилось частенько приоткрывать рот, как безмозглая рыба в аквариуме, хлопая глазками. Горло нещадно болело, будто все это время Браун кричала так, что сорвала голос. Она отказывалась от еды, потому что не было никакого аппетита, а также кусочки рыбы или курицы было больно глотать. Девушка только и делала, что валялась в постели в позе пятиконечной звезды, укрытая одеялом, потому что ей попросту не разрешали ничего делать. Обычно все свои болезни она переносила на ногах, так как образ жизни не располагал к таким длительным передышкам. «Тебе нужен отдых!», — постоянно твердили ей, на что девушка лишь хмурилась и отворачивалась, прячась под одеялом. Невыносимо было наблюдать, как о ней так рьяно заботятся, пытаются помочь, поддержать… Ева просто не привыкла к этому. Обычно, со всеми проблемами, которые напрямую касались ее здоровья, она справлялась сама, не привлекая никого из посторонних. Но сейчас все старались ей помочь всем, чем могли, улыбаясь, даря тепло и спокойствие. Ах, как же прекрасно чувствовать хоть что-то кроме боли и одиночества! Утром Браун навещала Хроме, принеся фрукты и горячий чай. Если же напиток беловолосая выпила с удовольствием, чтобы температура, наконец, спала, то от фруктов она мысленно отказалась, поспешив поблагодарить смущенную девушку. Ева была благодарна ей, что поспешила прийти к ней, немного поговорить, узнать все о самочувствии и пожелать скорого выздоровления. Слава Богу, из хранителей еще никто не знал, что она находится в своей комнате в таком состоянии… Неизвестно, как бы они еще отреагировали. Ну, по крайней мере девушка знала, как отреагируют Гокудера Хаято, Рокудо Мукуро и Хибари Кёя: одним словом «никак»! А все из-за их постоянных амбиций! Тогда бы они, возможно, сдружились… Ева тяжело вдохнула ртом воздух, чувствуя, как прохлада колет больное горло, из-за чего девушка сразу же заходится в громком хриплом кашле. Не хватало, чтобы этого кто-нибудь услышал. Недавно принесли обед, от которого Браун опять отказалась. Аппетит так и не появился спустя пол дня, а боль в горле не хотела утихать, порождая за собой судорожный кашель. Все тело то горело от жара, то начинало трястись от холода, таким образом реагируя на повышение температуры. Бедная Ева постоянно чихала в подушку, кашляла, шмыгала носом, пыталась произнести для себя слова, но вместо них получался лишь какой-то сдавленный хрип. Черт, как же не вовремя! — Так! — гаркнули на проходе, нервно открывая дверь, так громко, что у Евы зазвенело в ушах. Но она, как обиженная дама, состроив типичную для англичан надменное выражение лица, уткнулась носом в подушку, делая вид, будо в комнате никого нет. — И как долго ты собираешься меня избегать? — подала снова голос Алесса, оставляя после себя несгладимое ощущение бешенства. Браун проигнорировала вопрос подруги, еще больше зарывшись с головой в многослойное одеяло, чтобы тем самым чувствовать себя защищеннее. — Ты меня вообще слушаешь или нет? — Нет, — передразнила тон брюнетки Ева, обиженно нахмурившись. Сейчас совершенно не хотелось выяснять отношения, а значит, и разговор весь просто напросто был бессмыслен. Теперь, когда температура тела снова была высокой, Ева принялась шарить рукой по тумбочке в поисках жаропонижающего лекарства. Так, где там оно? — Так значит ты решила. Обиделась она! А обо мне ты подумала? Что все это время чувствовала я? Ты думаешь, что вот я такая bestia**, не поддержала тебя, а ты у нас вечная жертва?! Прекрати вести себя так! Вон, даже до болезни себя довела! — эти слова Коста буквально прорычала от злости и негодования, даже не стесняясь того, что их кто-то может услышать. Разъяренная девушка пыталась всеми силами докричаться до своей подруги, но Ева, как на зло, ускользала от нее и все больше и больше зарывалась в такую сейчас желанную постель, не желая разговаривать. Тонкие пальцы открыли пузырек с сиропом, набрали лекарство в шприц и вылили себе в рот, пробуя на вкус эту ужасную «отраву». — Я не могла поддержать тебя. Просто не могла. Потому что Хибари Кёя — это не тот человек, с которым ты будешь счастлива. Я знаю его, я видела его во время боя, и ты не понимаешь, в кого ты влюбилась. Это самый настоящий монстр. — Я не желаю больше обсуждать с тобой аспекты моей личной жизни, Алесса. Все, что надо, ты уже высказала мне несколько дней назад. С меня достаточно и этого, чтобы прекратить всяческое общение с тобой. — прохрипела в ответ Ева под одеялом, стараясь не надрывать и без того больное горло. Остаться совершенно без голоса в ее планы как-то не входило. — Пойми же ты, что ты уже два года назад обожглась. Неужели ты хочешь снова остаться одной? — не переставала наступать брюнетка, пытаясь найти очертания головы под теплым одеялом, чтобы хорошенько стукнуть по нерадивой макушке в наказание за дерзость и непослушание. — Если ты не заметила, то на данный момент я одинока, Алесса. И, поверь мне, это одиночество не приносит мне спокойствия и безмятежности. Может быть, вместо того, чтобы обсуждать мои ошибки, ты обдумаешь свои? — на последних словах тон Браун стал на несколько децибелов громче нормы, заставив девушку забиться к громком кашле и встать с кровати в поисках мятных таблеток. — Dio mio, какой же ты бываешь невыносимой! Почему ты полюбила именно Хибари Кёю, а не кого-то другого? Почему? Согласна, он привлекателен, но в нем нет ничего человеческого, — Алесса почувствовала, как по ее щеке бежит маленькая горячая слезинка. — Есть много мужчин, на которых действительно стоит обратить внимание. Они смогут дать тебе то, чего ты так сильно хочешь, они это сделают, но не он. — Почему у любви должны быть какие-то мотивы? Почему нельзя любить человека просто так, а не за что-то? Он такой же одинокий, как и я. Он — человек, не животное и не чудовище, а значит он может демонстрировать свои положительные стороны окружающим людям, но многие этого не замечают. Когда я была в опасности, почему-то он пришел за мной. Наверное, он чудовище? — Ты защищаешь его? Несмотря на то, что он отверг тебя? Самая настоящая идиотка! — Коста повернулась лицом к окну, громко выдыхая, тем самым, пытаясь успокоиться. — Не смей осуждать меня! Во всех бедах я разберусь как-нибудь без твоего вмешательства! — закричала Браун, не в силах подавить рвущийся наружу гнев. Голос ее не был звонким. Теперь он звучал надрывно, совсем хрипло, непривычно, из-за чего она быстро вложила в рот таблетку, чувствуя на языке вкус ментола и зубной пасты. Хотелось удариться обо что-то, чтобы боль отрезвила, заставила снова спокойствие овладеть разумом и душой. Нет. Было бы проще что-нибудь разбить, чтобы выпустить и без того рвущийся наружу пар. Ева пыхтела, сдерживая себя от больших криков и ругательств в сторону своей подруги. Почему она так поступает? Почему не стремиться поддержать? Почему она хочет доказать ей, что хранитель облака Вонголы способен только к жестокости и насилию? Ведь она все равно не изменит своего решения… Потому что это сделать просто невозможно. — Ты простила его? За то, что он оттолкнул тебя? Ты понимаешь, что ты поддаешься ему? Ты опять начинаешь играть роль жертвы, внушив себе, что, может быть, что-то у вас и получится. Но этого не будет, Ева. Не-бу-дет! И знаешь почему? Потому что ты наскучишь ему. Возможно, он видит в тебе женщину для плотских утех и будет довольствоваться тобой, пока ты ему просто не надоешь. — Алесса схватила девушку за руку, останавливая ее, заставляя обратить на себя внимание. Золотые глаза встретились с голубыми, ища в них проблеск света, но находили лишь боль. — Пожалуйста, хватит! — хриплый от болезни и нервного напряжения девичий голос, по интонации немного ниже, чем обычно, холодно разрезал воцарившуюся на несколько секунд тишину. Ева вырвалась из захвата брюнетки, смерив ее гневным взглядом. Это было просто невыносимо — вот так кричать, вырываться из хватки, смахивая с щек непрошенные слезы. На языке остался солоноватый привкус от этой ненужной влаги, но девушка ничего с этим не могла сделать. Она тихо плакала от злости, обиды и неизвестности, которая преследовала ее попятам. Ноги снова понесли ее к кровати. Она хотела скрыться от всего мира, затаиться во тьме, чтобы на трезвую голову оценить сложившуюся ситуацию, но перед глазами все не желал исчезать тот притягательный образ темно-серых глаз, которые способны своим взглядом прожечь сквозную дыру в теле. Нет. Нельзя сейчас вот так просто начать думать. Ева снова с головой погружалась в это наваждение, а сил на сопротивление ему уже просто не осталось. Она спряталась под одеялом, спрятав руки под подушку, чтобы было удобнее лежать. В небольшом окне комнаты отражался свет закатного солнца, освещая пространство. Что же делать дальше? Она просто не знала. Если любовь такая, то Ева просто не хотела больше что-то чувствовать. Это было выше ее сил. Неужели нет выхода из этого лабиринта забвения, страданий и страха? Нет. Браун должна найти его во что бы то ни стало, чтобы вырваться наружу и почувствовать себя поистине свободным человеком. Картины, деревья, цветы, окно. Окно, цветы, деревья, картины. И так по кругу. Вот что она видела перед собой: приевшийся пейзаж за стеклом, который не вызывал не радости, ни печали, и ничем не отличавшиеся друг от друга картины, висящие на стенах комнаты. Алесса. Браун прекрасно понимала, что все эти слова ее подруга говорила лишь из лучших побуждений, но… Что-то сильно ныло в груди, что-то заставляло злиться и обижаться на брюнетку. Ах, если бы Ева могла вот так просто обнять Косту! Так почему же она этого просто не сделает? Очевидно же! Из-за гордости! Внутри у девушки бурлил самый настоящий гейзер с кипящей водой под названием «английская гордость», которая давала о себе знать каждый раз, когда ее обладательница задумывала уже простить свою подругу и жить со спокойной душой дальше. Надоело проявлять эмоции. От них становится слишком пусто потом. Сколько раз уже Ева замечала: чем больше человек смеется, плачет, злится, тем меньше чувств у него остается потом. Девушке хотелось прямо сейчас просто забыть все, как сплошной страшный ночной кошмар и начать жизнь заново. Может быть, сейчас все было бы по-другому. Возможно, она сейчас находилась бы на природе, в саду какого-нибудь небольшого домика из белого кирпича, где бы пахло свежими цветами, скошенной травой и приятной влажностью. Спокойствие, умиротворение, сон и никакой мафии, бесконечной рутины, забот и безответной любви. Да, так было бы намного лучше. Ева ощущала себя на данный момент птицей, запертой в золотой клетке — такой идеальной, красивой, с оригинальным орнаментом, завитками в виде листочков и жердочкой. И больной, трясущейся от жара и холода одновременно. — Ты? — протянула удивленно Алесса кому-то, но только явно не хозяйке комнаты. Было очевидно, что кто-то зашел. Но это было все настолько тихо, внезапно, что Ева не услышала звука шагов. Почему-то в один момент ей сделалось страшно. Она не знала, почему. Эти ощущения преследовали ее постоянно, будто верные спутники, отказываясь отпускать бедную девушку. — Тебе здесь уж точно не рады, Хибари Кёя. — Замолчи, — холод сквозил в мужском голосе, буквально разрывая предыдущую напряженную атмосферу, взамен устанавливая свою, более отрешенную и хмурую, чем прежде. Ева замерла, не в силах пошевелиться, еле сдерживая рвущийся наружу кашель. Боль в горле после недавнего крика только еще больше усилилась. — Тебя Конь ищет. Сказал, что-то срочное. — Я Еву с тобой наедине не оставлю! — угрожающе прошипела Алесса, наверняка состроив свое самое кровожадное лицо, на которое она была только спокойна. Браун продолжала лежать, словно безжизненная кукла на кровати, замерев на одном месте, чтобы не пропустить что-то очень важное для себя. — Это из-за тебя она в таком состоянии, capra***! Боже! Как только что Коста назвала мужчину? Если попытаться порыться в скудных знаниях итальянского языка, то можно вспомнить, что capra — это никто иной, как «козел». Ева подавила смешок, куснув подушку. — Не заставляй меня пересматривать приоритеты не бить женщин, — в тон брюнетке ответил Кёя, не сдержав ухмылки, на что Алесса лишь разочарованно хмыкнула, сдаваясь. С этим человеком лучше не вступать в драку. Но врезать по его физиономии ох как хотелось… — Хорошо. Я уйду, но если ты, — на этом девушка сделала паузу, наверняка тщательно подбирая слова, чтобы получилось более вежливо. Ева поняла, что ее подруга думает, как бы не сказать чего-нибудь матом, из-за чего девушка улыбнулась одними уголками губ, стирая со своего лица слезы, — обидишь мою подругу — клянусь, я тогда пересмотрю приоритеты не кастрировать мужчин. Ева не помнила, как Алесса после сказанного исчезла в многочисленных коридорах особняка, но отчетливо услышала, как громко захлопывается дверь и щелкает замок. Браун чувствовала, как начинает себя просто уже накручивать, но ничего не могла с этим поделать. Она злилась на себя, злилась на мужчину, которого любила незнамо за что, но любила, злилась на подругу за ее вечный поучительный тон, будто всем своим видом показывая, что только она была права в этой ситуации, злилась на Вонголу, на Саваду Тсунаеши. Зачем вообще ее нужно было спасать? Ну, пырнули бы ее ножом несколько раз в том темном и страшном месте холодного и серого Лондона… Девушка в раздражении шмыгнула носом, выдохнула и прикрыла глаза, чтобы очистить свою голову от непрошенных мыслей. Тишина воцарилась в комнате, больно барабаня по ушам. Браун начало казаться, что она снова оказалась одна, но не давал покоя один факт — дверь на щеколду открывается/закрывается только изнутри. Ева встрепенулась при осознании того, что на данный момент Хибари Кёя находился в ее комнате. Назревал вполне нормальный и интригующий вопрос — зачем? Девушка еще пуще стала эмоционально себя изводить, медленно закипая, как железный чайник на маленьком огне. Ее бледное лицо становилось напряженным, глаза темнели, приобретали редкую для них синеву, брови сходились на переносице, а между ними образовывалась небольшая складочка. — Как долго ты будешь прятаться от меня под одеялом? Вылезай, — раздраженно гаркнули совсем близко, заставляя девушку дернуться от неожиданности и сесть на постели, разворачиваясь лицом к Хибари. Он смотрел на нее немигающим холодным взглядом. Было совершенно очевидно, что мужчина чем-то расстроен, раздражен, и теперь срывал свое зло на ней, чего Ева никак допустить не могла. Она нахмурилась и пыталась изобразить такое же недовольное лицо, но получалась лишь смешная обиженная гримаса маленького ребенка, из-за чего брюнет еле успел подавить улыбку. Раз. Все происходило для девушки, как в замедленной съемке. Кёя широкими шагами преодолел расстояние до кровати, не разрывая зрительного контакта. Два. Раскосые серые глаза сделались темными от гнева, так и читавшегося на бледном лице. Губы слегка сжаты в одну тонкую белую линию, ноздри раздуты, шумно выдыхая с постоянной частотой, челюсти сжаты… Три. Демон Вонголы наклоняется к девичьему лицу, оставляя лишь жалкое расстояние в виде нескольких миллиметров. Его глаза смотрят в ее голубые, выискивая что-то нужное, пытаясь прочитать ее мысли. Дыхание девушки сделалось слишком рваным и частым, сердце бешено билось в груди, быстрее разгоняя кровь по организму, а глаза округлились от неожиданности. — Какого черта ты опять смеешь не дорожить своей жизнью? Ева старалась всеми силами успокоиться и снова сосредоточиться на теплом одеяле, скрывающем ее нижнюю часть туловища. Горячее дыхание обожгло скулы, заставляя ее чувства буквально закипеть и хлынуть огромным потоком наружу. Она ощущала, как взгляд желанного ею мужчины оставляет после себя холодок. Из-за воцарившегося молчания все чувства натянулись до предела, словно одна тонкая, но прочная струна. Трясущимися руками Ева сжала прочную ткань одеяла, пытаясь успокоиться. В нос сразу же ударил его запах. Такой приятный, терпкий и нужный сейчас. Хибари следил за каждым ее движением, наблюдал, как она нервно прикусывает губу, борясь со своими чувствами. Ей есть, что ему сказать, но она молчит, подавляя в себе накалившуюся до предела нервозность. — Я просто хочу помочь, — хрип резко вырвался из ее уст после такого долгого и притягательного вдоха. Голубые глаза бегают, явно не знают, за что бы уцепиться, чтобы не показывать своего волнения. Вот она облизывает губы, сводя сухость нежной кожи на нет, а при этом ее грудь слегка рвано вздымается. То вверх, то вниз. — Я удовлетворила Ваше любопытство? Господи! Она бросила ему вызов! Ему! А губы мужчины расплылись в подобии улыбки, принимая его. Пульс бешено стучал в висках, напоминая о себе, а Хибари наблюдал за ней, не теряя из виду ни одной складочки на ее лбу, ни одного движения губ, ни одного вдоха. Что это за пытка такая? Почему все время, когда ей плохо, этот человек оказывается рядом и ей становится еще хуже? Ева чувствовала, словно ее тело, такое холодное, бросают в кипящее масло, и она горит от этой высокой температуры, как медленно погибает под гнетом своих чувств, понимая, что ей уже не скрыться от них. Девушка не знала, куда деть свой взгляд, чтобы не тонуть в его черных омутах, чтобы больше не испытывать будоражащих сознание чувств. Кашель застрял прямо в горле, отдаваясь ужасной болью в области воспаленных связок. Необходим был воздух, так как Браун начинала задыхаться от его недостатка. Ее губы снова маняще приоткрылись, вдыхая прохладу. — Нет, — он ответил. Черт возьми! Сейчас Ева просто не сможет взять себя в руки и разревется прямо на его глазах! Нет, нельзя! Необходимо продолжать держать себя в руках! Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. И еще. Еще. Еще. Еще. Пока не станет легче, она не должна останавливаться. Что же сказать на этот выпад? Нагрубить? Или промолчать? Тогда он точно приставит тонфу к ее горлу и злостно прошипит угрозы расправы. Их взгляды встретились. Снова. Его темные смотрели с нескрываемым интересом, пригвождая к месту. Весь образ брюнета говорил о предупреждении не делать больше ни одного движения. А Еве действительно сейчас хотелось только этого, потому что пытка была просто невыносимой. Он ее не отпустит. Браун поняла это по его серьезному выражению лица. Если в предыдущие разы темные глаза смотрели снисходительно, то теперь их взгляд говорил о твердости своего решения. Хибари Кёя просто не оступится. Не в его правилах и интересах. Браун готова была убежать уже сейчас, забыв о том, что она слабая и ни на что не годная девушка без элементарной физической подготовки. И она не сможет сбежать от него, так как он сильнее, быстрее и опаснее. — Что Вы хотите от меня? — горько усмехнувшись, спросила Ева, хлюпнув носом, при этом еще с большей силой сжимая в ладонях ткань одеяла, пытаясь ее чуть ли не порвать от напряжения. Один момент и мужская рука хватает ее за плечо, припечатывая к изголовью кровати с такой силой, что сустав жалобно хрустнул, заставляя Браун зашипеть и попытаться оттолкнуть брюнета. Ногти впились в его ладонь, оставляя на коже багровые полумесяцы, но Кёя не обратил на это внимания. Сколько можно вот так смотреть? Будто он специально пытается вывести ее из равновесия, сбить с выбранного пути, издевается над ней. Боже! Неужели так все сложно? Раскосые глаза были наполнены привычной холодностью, перемешанной с гневом. Лицо мужчины не выражало ничего: было таким же бледным, безэмоциональным, привычным, что можно было и не думать по поводу отрицательных эмоций, но один лишь взгляд говорил Еве о ее тщательно обдуманном решении. Темная фигура возвышается над ней, как хищник над добычей. Горячее дыхание мужчины обжигало лицо. Кёя с легким прищуром разглядывал свою жертву, буквально вгрызаясь взглядом в широко распахнутые голубые омуты, находя там что-то такое нужное сейчас. Его губы то сжимались в линию, то опять принимали свою первоначальную форму, слегка дергались то ли от раздражения, то ли от еле скрываемой усмешки. Браун остервенело кусала внутреннюю сторону щеки, чувствуя на языке металлический привкус крови. Боль отрезвляла, но чем больше хранитель облака Вонголы менялся в лице, тем девушке становилось еще хуже, еле сдерживая рвущиеся наружу гнев и негодование. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Не было страха в голубых глазах. Вместо него лишь понимание, что Браун сама своим решением остаться спровоцировала такие действия хранителя облака Вонголы. Ее тело хотело поддаться еще ближе к мужчине, чтобы ощутить его приятный жар и удовлетворенно забиться в судорогах. От осознания того, что сейчас Ева вела себя, как кошка в период течки, поспешила мысленно дать себе несколько пощечин. Наверняка он ненавидит ее, раз смотрит с таким раздражением. Ничего, она переживет. В голову сразу же пришла мысль попробовать вырваться, но тело было слабым из-за высокой температуры. Нет возможности ни противостоять, ни вырываться… — Если ты останешься здесь, то погибнешь, — рявкнули на ухо тихо, заставляя замереть на месте. Ева выгнулась, возмущенно хватая ртом воздух, стараясь произнести хоть что-то, но из больного горла вырывались лишь жалкие хрипы. — Хватит думать, что сможешь себя защитить. Я не для того тебя спасал, чтобы ты опять кому-то позволила сделать себе больно. Рука мужчины дотронулась до запястья, обхватывая его мягко, почти что невесомо, чувствуя кожей частый пульс, притягательное тепло. Хибари прожигал ее лицо своим темным взглядом, предупреждая Еву не делать глупостей. Отрицательные эмоции окружили ее, окутали своей тьмой с головы до пят, заставляя мысленно кричать, плакать, пытаться выбраться из этого зловещего плена. Все было безрезультатно. Каждый раз, когда жизнь преподносила ей неожиданные «сюрпризы», Ева понимала, что она просто беспомощна и никчемна. Действительно маленькое травоядное. — Вы ведь должны понимать, что я просто так не отступлю. Ни Вы, ни Тсунаеши не сможете переубедить меня, даже если будете угрожать мне расправой. Если я уже приняла решение, то просто примите это и живите с этим дальше, — тихо уже просипела Браун, больше не сдерживая кашель. Мужчина отстранился, подходя к небольшому столику, чтобы налить свежезаваренный, пока еще не остывший чай. Ева встала с постели, чтобы выпить нужные лекарства, расставляя различные пузыречки с таблетками, сиропами от кашля и мазью. Ее пальцы дрожали от волнения и стресса, горло продолжало болеть, а рот жадно хватал воздух, пытаясь нормализовать сердцебиение. Брюнет подал ей чашку горячего напитка. — Спасибо. Почему? Почему все это происходит именно с ней? Почему нельзя найти более гуманный способ, чтобы больше не сталкиваться с хранителем облака никогда? Нет! Судьба, будто специально, сводит их вместе, чтобы они ощутили на себе эту агонию, чтобы они окончательно утонули друг в друге, не оставляя больше шансов на предотвращение этого безумия! Браун была не в силах пошевелиться, оторвать взгляд от красивого лица мужчины, лишь хлопала глазами, отпивая из чашки чай, не зная, что же бы сказать, чтобы сгладить это воцарившееся молчание. Ева считала про себя, так как это приводило ее в умиротворение. Она попросту устала от сюрпризов, которые на блюдечке с голубой каемочкой преподнесла ей жизнь. Апчхи! Браун, не успев сдержаться, вместо тихого аристократичного чиха, выдала такое, что наверняка все птицы в округе сейчас взметнули в небо от страха. Стыдно. В тишине раздался тихий смех Кёи, смотрящий на нее с нескрываемым азартом. Отлично. Просто замечательно. Мало того, что девушка предстала перед ним не в самом лучшем виде — в мешковатой пижаме, с птичьим гнездом на голове и синяками под глазами, так еще успела себя выставить не в самом лучшем свете… «Замечательно, Ева, продолжай в том же духе!», — злостно подбадривала себя Браун, куснув внутреннюю сторону щеки в наказание за свой маленький позор. Необходимо записать этот день в разряд «Хуже и быть не может». Мужчина почему-то не спешил уходить, внимательно рассматривая нетронутые тарелки с едой, иногда переводя недовольный взгляд на Браун, будто обвиняя ее в том, что она намеренно морит себя голодом. — Ешь, — проговорили тихо, но достаточно четко и лаконично, чтобы Ева это услышала и приняла к сведению. — Не хочу, — произнесла в ответ девушка, нахмурившись и смешно надув щеки, словно маленький ребенок, которого заставляли есть его нелюбимую еду. Хибари мысленно усмехнулся, но свой строгий образ терять не смел, так как он был еще немного раздражен недавней новостью и нежеланием девушки подчиняться. — Не заставляй меня кормить тебя с ложечки, — снова недовольно подал голос хранитель облака, нахмурившись, будто его уже заставили это делать. Девушка на это горько усмехнулась и отвернулась к окну. И без того не хорошее настроение было испорчено и восстановлению теперь не подлежит… Он продолжает разговаривать, будто между ними ничего и не было вовсе. Хм, весьма удобная политика. Надо будет позаимствовать на будущее. Ева чувствовала, как что-то порождало внутри ее тела щемящую боль, словно маленький червячок сейчас жадно впился в плоть, высасывая жизненные соки. Хотелось плакать, кашлять, высморкаться и, наконец, лечь и забыться во сне без сновидений, чтобы больше не видеть и не слышать наглого, высокомерного, циничного… Кто он там еще? Почему сейчас все возможные эпитеты вдруг испарились из головы, будто их и не было никогда? В этот момент Браун ненавидела мужчину всеми фибрами своей души, потому что с его стороны она ожидала увидеть все, что угодно, но только не безразличие. Почему ее любовь до этого была настолько слепой и безрассудной? Какой мерзавец! Хотелось кричать от бессилия и боли в груди, но больное горло этого явно не позволяло. Девушка представила, как бы она сейчас ругалась на Кёю вслух, как бы ее голос сорвался, сделался надрывным, хриплым. Она ненавидит его! Ненавидит! Ненавидит! Ненавидит! За то, что сейчас он стоит неподалеку, буравит ее взглядом, будто совершенно не помня поцелуй, произошедший четыре дня назад. За то, что хранитель облака снова всем своим видом дает ей ложную надежду, заставляет искать доводы… В глазах стало мутно от слез. Соленая влака в виде маленьких капель оставила после себя тоненькие дорожки на коже щек, а само лицо опухло, побледнело. — С чего это вдруг такая забота с Вашей стороны? — Браун взглянула на брюнета, уже не скрывая своей слабости. У нее уже просто не хватало сил ни на что. Она проиграла эту битву. И теперь ей оставалось только заслуженно умереть. Нет, не физически. Духовно. Ее сердце будто растоптали ногами, оставив только от него небольшое красное пятнышко. — Уходите, прошу Вас. Прекратите истязать меня! — взмолилась тихо Ева, произнося эти слова почти что шепотом, словно молитву, обняв себя руками. Не хотелось ничего вспоминать больше, особенно их последний поцелуй, который вскружил ей голову настолько, что не оставил в ней никаких разумных мыслей. С ее уст срывалась явная ложь, но Хибари не должен об этом догадаться. Браун не хотела, чтобы он уходил, но не могла позволить признаться в этом ни мужчине, ни уж, тем более, себе. Лучше уж сделать вид, что ей абсолютно безразлично. Ева отчетливо чувствовала, как щеки зудят от спускающихся к подбородку слез. Они раздражали, из-за чего Браун порывалась буквально разодрать кожу на своем лице. Пальцы сделались влажными, а язык почувствовал вкус соли. — Вы только и делаете, что постоянно унижаете меня, преследуете, называете как угодно, но только не по имени… Она снова закашлялась, держась за собственное горло, будто ее кто-то душил. Тело было слабым. Почему жаропонижающее не помогает? Сколько прошло времени после применения? Девушка не знала. Она даже не понимала, как у нее вообще хваталось сил на то, чтобы стоять, говорить… Оставленная чашка горячего чая теперь стояла на столике, лекарства так и не были выпиты, а болезнь протекала медленно и мучительно для девушки. Ева снова посмотрела в темные глаза Хибари, пытаясь в их глубине найти для себя ответы на все вопросы. Он приближался к ней совершенно тихо, незаметно и медленно, словно крадучись, во взгляде читалась доля беспокойства. Что? Беспокойство? Хибари Кёя — жестокий и беспощадный хранитель облака Вонголы волновался за девичье здоровье? Не может этого быть! Хах. История начинает повторяться? Неожиданно, голубые глаза, обрамленные черными густыми ресницами, округляются от шока и осознания. Господи! Неужели.? Нет! Только не это! «Кто-нибудь, скажите мне, что это не так! Мне все показалось! Мне померещилось! Это все просто сон. Сон. Сон. Сон… Или нет?», — Ева потерялась в своих мыслях, не зная, как реагировать на свою догадку. Темные глаза Кёи смотрели только на нее и горели фиолетовым пламенем. Его взгляд был прямым, строгим, но без намека на раздражительность, злость или холод. — Ты… — Браун поняла, что просто начала заикаться. Хотелось продолжить мысль, но язык будто онемел, сделался неповоротливым. Повисла длинная пауза, а Демон Вонголы все наступал, не давая девушке задуматься о чем-то, кроме него самого. Боже! Неужели он… Нет, нет, нет и еще раз нет. Только сейчас Ева поняла, как быстро она перешла на «ты», растеряв свои манеры. Жар от болезни распространялся с большей силой по телу, заставляя девушку опереться о подоконник одной рукой. — Ты слышал, о чем я разговаривала с Алессой? Все? Да. Она задала этот вопрос, на которой ей не хотелось знать ответа. Только не от него, потому что девушка боялась того, что скажет мужчина. Всеми силами Ева пыталась скрыть предательскую дрожь в своем хриплом больном голосе. И, как обычно, всегда в ее жизни существовало одно лишь «но». Она хотела уехать отсюда, но… Она желала отвернуться от мужчины, но… Слишком ужасно, чтобы не обращать на это внимание. Браун не могла справиться с волнением, а поэтому просто стояла, совершенно не естественно скрючившись, словно ее собирались сейчас ударить. Какая же она глупая! Как же она могла так просчитаться! И Алесса почему дверь не закрыла? Или это опять же все было спланировано? — Нет, не все. Но и этого было вполне достаточно, чтобы сделать определенные выводы, — ну и мудак!.. Хибари Кёя говорил это без тени насмешки, будто для него это было чем-то важным, но Ева сомневалась в этом, чувствуя, как слезы с новой силой вновь начинают стекать вниз, к подбородку. Не было сил ни поднять руки, чтобы стереть непрошенную влагу с лица, не было сил вернуться к себе в кровать, чтобы накрыться одеялом с головой и притвориться спящей. Никогда еще девушка не чувствовала себя настолько уставшей и разбитой от пережитых эмоций. Страх услышать что-то ужасное и непреодолимое желание исчезнуть с глаз хранителя облака Вонголы, чтобы больше не видеть его лица, его серые глаз, смотрящие сейчас только на нее и больше ни на что, нагоняли тоску. Колени тряслись, пальцы рук похолодели, нервно сжали ткань просторной рубахи, чувствуя кожей мягкую ткань, которая ласкала, согревала, ластилась, не смея царапать и натирать. Приветливый поток ветерка прорвался сквозь открытое окно и белый занавес, развивая легкую сеть, а затем ласково коснулся сначала Евы, а потом и Кёи, взъерошивая его темные волосы. Только не снова… Девушка пыталась сморгнуть, стряхнуть с себя это назойливое ощущение, пытаясь привести свои мысли в порядом, чтобы снова начать думать об обычном. Хибари внимательно всматривался в побледневшее от болезни девичье лицо, наблюдая, как идеальной формы губы то сжимаются в одну тоненькую линию, то снова становятся пухлыми, как зубы впиваются в нежную кожицу, оставляя после себя едва заметные розоватые следы, которые спустя несколько секунд становятся совсем невидимыми, как по ее щекам бегут слезы, скапливаясь одной огромной каплей на желанном подбородке, а затем влага падает вниз, на бесформенную мешковатую кофту, впитываясь во фланелевую ткань. Да, он слышал их разговор. Подслушал совершенно случайно. Тогда, он с решительным видом направлялся к Еве, чтобы серьезно поговорить. Его глаза видели лишь настежь распахнутую дверь, а из комнаты доносились голоса: один звонкий громкий, а другой хриплый, больной и тихий. Мужчина был удивлен. Он не мог уйти в неизвестном направлении, так как интерес загорелся в тот момент в его глазах. «Dio mio, какой же ты бываешь невыносимой! Почему ты полюбила именно Хибари Кёю, а не кого-то другого? Почему? Согласна, он привлекателен, но в нем нет ничего человеческого!» Любовь. С рациональной точки зрения нельзя объяснить, что это такое. Мужчина был впечатлен. Для него это было в новинку — узнавать, что кто-то что-то к нему чувствует. Это было даже слишком абсурдно, чтобы в это верить. Такого, как он, можно только бояться и опасаться — ничего более. Но тогда почему эта девушка без боязни целовала его, будто они давным-давно знакомы? «Почему у любви должны быть какие-то мотивы? Почему нельзя любить человека просто так, а не за что-то? Он такой же одинокий, как и я. Он — человек, не животное и не чудовище, а значит он может демонстрировать качества окружающим людям, но многие этого не замечают.» Бестолочь. Зачем говорить такое, когда дверь была настежь распахнута? Кёя усмехнулся, продолжая приближаться к заплаканной девушке. Он не понимал, почему на данный момент находился в ее комнате, почему вообще пришел к ней. Он должен был ее избегать. Обязан был, но вместо этого снова оказался здесь, прямо сейчас настигая испуганного и обиженного зверька. Она злилась на него. Это было видно по ее потемневшим глазам. Небесно-голубая радужка окрасилась в темный цвет… Брюнет видел, как дрожат ее руки, как она судорожно комкала в руках ткань пижамы, как она прикусывала губу, сдерживая вырывающиеся наружу крики. Маленькая, беззащитная, слабая, живая. Зверек, загнанный в угол по своей глупости, наивности и влюбленности. Хибари понял, что хочет ее, как женщину. Хочет ее настолько сильно, что мышцы сводит. Хочет прижать ее к себе сильно, чтобы она даже не смела отстраниться от него, попробовать мягкую бледную кожу на вкус, касаясь ее языком. Не молчи. Не стой смирно, словно столб. Говори. Говори уже что-нибудь, чтобы еще больше свести с ума и не оставить шанса на реабилитацию. Девичьи глаза блестели от слез, покраснели от усталости, щеки впали из-за долгого отказа от еды. Интересно, сможет ли она выжить с ним? Кёя этого не знал. И не хотел этого. Его тянуло к девушке, будто магнитом, а мужчина ничего не понимал, стараясь унять подступающее к горлу раздражение. — Пожалуйста, — ее губы шепнули это тихо, молили, а горячий рот продолжал хватать воздух, насыщая им легкие, — Коснитесь меня, если хоть что-то чувствуете… — И он замер, дразня ее нарочно, как хищник дает ложный шанс убежать своей жертве. А она уже не сможет скрыться от него, потому что теперь полностью от него зависит. Первый раз Хибари чувствовал себя беспомощным. Он не мог теперь снова взять себя в руки, не мог предотвратить то, чего не должно было случиться. Слова, пропитанные мольбой и желанием стали для Кёи настоящим спусковым крючком. Раз. Два. Три. Четыре. Счет будто шел бесконечно, а она все смотрела с мольбой во взгляде, а затем ее глаза потухли, разрывая зрительный контакт. Девушка отвернулась от него, принявшись без интереса рассматривать линию горизонта. — Ладно, забудьте. Забыть? Хм, неплохо, но уже просто невозможно для Хибари Кёи априори. Он подошел к ней тихо, чтобы она не услышала. Запах. Её аромат дурманил, пробуждал доселе никогда не испытываемые чувства. Браун ощущала, как сердце и низ живота вспыхнули горящим пламенем, когда мужские руки коснулись талии, змеей обвиваясь вокруг нее, страстно прижимая к себе. Резко. Все происходило быстро, рвано и жестко, словно Кёя успел изголодаться по стройному женскому телу. Брюнет выдохнул в ушную раковину, прикрыв глаза, словно получил долю какого-то сильного наркотического вещества, содрогаясь от нахлынувшей эйфории. Как долго продлится эта истома в их телах?.. И как долго они искали друг друга и какое настало сладкое воссоединение! Да, именно этого так отчаянно хотела Ева, именно этого на подсознательном уровне ждал Кёя, теперь вдыхая запах растрепанных белых волос, лаская девичью кожу сквозь ткань. Девушка ластилась, прижимаясь спиной и бедрами к нему, не в силах оторваться. Браун постоянно заводила руки за спину, трогая напряженные до предела мышцы рук, поднимаясь выше, к плечам, а затем к шее и лицу, чтобы ладонью припасть к щеке и закатить глаза от долгожданного облегчения. Они, словно соскучившиеся влюбленные, прижимались друг к другу, с помощью прикосновений ласкали, упиваясь этими минутами. Горячая мужская ладонь с талии переместилась на волосы, собирая их в хвост, жестко наматывая на кулак, чтобы потом резко дернуть к себе, припадая ртом к шее, мокро целуя. Ева выдохнула хрипло, чувствуя, как связки начинают болеть, но не обратила на это и вовсе внимания, счастливо улыбаясь. Кёя, до этого такой холодный, совершенно непробиваемый, сейчас с упоением наслаждался близостью, лаская длинную шею, обводя ее плавный изгиб языком от плеча к ушку, слегка прикусывая мочку. Браун дернулась, будто по ее спине пустили электрический ток, словно ее ударили, будто она была в самом настоящем бреду. Ноги сводило судорогой от жара во всем теле, от болезни и от высокой температуры. Спина к широкой груди, губы на коже, рука на талии… Боже! — Я раздавлю тебя, — шепнул мужчина ей на ухо, лизнув его, на что Ева непроизвольно, даже, можно сказать, рефлекторно, качнула бедрами, шумно выдохнув. Нет, это уже слишком для нее… Испытывать столько эмоций за один день! Мужская рука на талии легонько ущипнула за бок, заставляя девушку дернуться и тихо засмеяться, рефлекторно наклоняя голову, чем брюнет и воспользовался, принявшись целовать другое плечо, пробуя мягкую кожу на вкус. Губы горели от слишком тесного контакта, на языке оставался долгожданный и самый желанный вкус, пальцы рук сплелись между собой и стали единым целым, образуя своеобразный замок. — Я знаю, — прошептала в ответ Ева и упала прямо в руки мужчины, чувствуя, что сил стоять у нее больше нет совсем. Ноги ослабли, руки до сих пор дрожат, а покрасневшие от укусов губы изогнулись в мягкой улыбке. Хибари лишь довольно хмыкнул и взял обессиленную девушку на руки, целомудренно целуя в висок. Это наваждение. Обоюдное, страстное, от которого хотелось зарычать от удовольствия. Совершенно другие чувства, никогда не испытываемые раньше. Хранитель облака Вонголы оказался пленен неизвестными чувствами, которые ему еще только предстояло понять. Но Кёя уже признался себе, что Ева Оливия Браун — девушка, которая волнует его и манит. Мряу! Надоедливый белоснежный кот злобно мяукнул, пытаясь отогнать мужчину от своей хозяйки, лежащую на кровати, недовольно повиливая хвостом, на что Хибари, взяв его за шкирку, вышвырнул в коридор. — Она моя. Celine Dion — Ashes __________________________________________ «Финал красноречивее цитаты» Аврэлия *ублюдок **скотина ***козел