Закономерность

      Ева открыла глаза по той простой причине, что противный звон мобильного телефона напросто мешал ей спать. Судя по недовольному рыку рядом спящего Кёи, ему это тоже не нравилось. Только его негодование и раздражение, наверное, преобладали куда в большем количестве, чем у нее. Девушка перевернулась на спину, следя за тем, как ее мужчина, который всю ночь держал ее тело в своих сильных руках, сжимая в тисках и боясь отпустить, садится на мятых простынях и берет трубку, рыча что-то по типу «Слушаю тебя». Почему-то Еве показалось, что брюнет хотел сказать очевидно другое, очень грубое и смачное, чтобы пристыдить звонившего… Интересно, сколько сейчас времени? И почему так светло? — Надеюсь, я тебе не сильно помешал, — голос Сасагавы в трубке был слегка язвительным, но довольным, на что Хибари тут же закатил глаза, желая уже поскорее окончить этот бессмысленный разговор, предварительно послав хранителя куда подальше, не стесняясь в выражениях при девушке. Злость постепенно заполняла грудь, подбираясь к голове, из-за чего виски неприятно закололо. — Как Ева-сан? — Если ты позвонил только за этим, то при приезде в особняк я ударю тебя, — отрезал Хибари, чувствуя, как девичья ладонь плавно проводит по спине вниз, заостряя свое внимание на линии позвоночника. По телу пробежала дрожь, заставляя Кёю мысленно чертыхнуться и проклясть Сасагаву за его звонок. Ева прижалась к нему всем телом, из-за чего жар ее гладкой кожи нахлынул на него, словно ураган. Хотелось снова прикоснуться к ней, услышать, как она отзовется, когда его руки сожмут тонкую талию, плавно опускаясь на бедра. А как она пахла… — На самом деле, у нас проблема, Кёя. Причем настолько серьезная, что это требует твоего присутствия в особняке. Будь это менее весомый повод — я бы тебе не позвонил. Мы и так дали тебе время, сколько смогли, — теперь голос Рёхея не был настолько уж радостным, что дало очевидную почву для размышлений. Он знал Сасагаву уже очень много лет, понимая, что если хранитель солнца беспокоит его в самый неподходящий момент, значит, что-то действительно случилось. — Буду через час, — ответил холодно, практически безучастно, и отключился. Ева вопросительно на него посмотрела, тем самым спрашивая, что же произошло за то время, что их не было в особняке. Кёя повернулся к ней, зарылся ладонью в ее спутанные за ночь волосы, а затем коснулся губами ее скулы, оставляя короткий, но горячий поцелуй на ее зарумянившейся коже. — Я бы хотел остаться здесь еще.       Он притянул ее к себе, вдыхая запах зацелованной им кожи, чувствуя, как Ева отзывается на его ласки. Она дрожит, как тогда, когда он в первый раз ее коснулся. Странное ощущение. Хочется испытывать его еще и еще, не сдерживаясь, отдаться этому всепоглощающему моменту полностью, перестать себя контролировать, сорваться с цепи в неконтролируемой похоти, сгребая ее тело под себя, обездвиживая. Она его. Полностью. Сколько раз он доказал ей это за ночь? Но Хибари все время было недостаточно. Он хотел еще. Только не хватало одного — чертового времени, которое постепенно стекало с его пальцев куда-то вниз, как песчинки в песочных часах. Хотелось остановить все, наплевав на чертов звонок, на мафию, Вонголу, чтобы остаться с ней. Кёя никогда не был романтиком, никогда не любил, никогда не испытывал слабость к женщинам, воспринимая их как бесплатное приложение, средство для удовлетворения физических потребностей. Но. Сейчас было что-то не так. Он чувствовал, как рядом с Евой он становится другим. Только иногда сам того не замечает. Как он неосознанно проводит пальцем по ее щеке, спускается к губам, чувственно задевая нижнюю, ощущая, как треснутая сухая кожа царапает по подушечке пальца. Хочется поцеловать, заглушая в себе слабость животным обладанием. — Но ты не можешь проигнорировать просьбу Рёхея. Это будет слишком бесчеловечно с твоей стороны, — Браун широко улыбнулась, чувствуя, что еще чуть-чуть, и они просто не смогут остановиться. Опять. Она смотрела в темные глаза мужчины, наблюдая за тем, как в их глубине бегают маленькие, еле заметные искорки пламени. Красивое зрелище. А затем отвернулась совсем нехотя, разрывая зрительный контакт. Чувства чувствами, но она не хотела отвлекать Хибари от работы. Эгоизм был ей свойственен совершенно в других ситуациях.       Ева нашла в себе силы встать с кровати, чувствуя, как ноющая боль во всем теле накрывает ее, тут же напоминая, что было минувшей ночью. Как же стыдно и непривычно. Девушка зарделась, но отвернулась от Кёи, чтобы он не заметил смущения на ее лице. Кожа покрылась мурашками от холода. А Хибари следил за ней, спускаясь взглядом по ее спине, талии, бедрам, ягодицам, ногам… Все это было (черт возьми!) не прикрыто, вызывая в груди бурю эмоций. Но останавливать не стал. Неподходящее время.       Приняв все утренние процедуры и одевшись, пара тот час же вышла из квартиры. Хибари все это время говорил по телефону, затем отключался, а потом снова с кем-то говорил, раздавая приказы своим подчиненным, в том числе и Кусакабе. Ева на целую ночь забыла, что Кёя может быть таким — холодным и жестким, требуя железным тоном, чтобы его заместитель подъехал и ждал их возле дома. Снова он такой же, как и прежде. Почему-то от осознания этого появился липкий страх, что Хибари может и с ней так же разговаривать, забывая о том, что уже было между ними. Было ужасно чувствовать себя вот так — опустошенно, ощущая всем телом холод неизвестности. А Браун ее боялась больше всего на свете… Она смотрела на точеный профиль хранителя облака Вонголы, отмечая про себя, как изменилось его лицо. В этом выражении не было прежнего спокойствия и удовлетворения, будто теперь с ней рядом был совершенно другой человек: серые глаза смотрели прямо, с холодом во взгляде, между темных бровей пролегла маленькая — едва заметная складочка, которую Еве хотелось разгладить пальцем, прикоснуться к коже, ощущая ее мягкость. Губы, которые так страстно целовали ее ночью, теперь были поджаты, сделались бледными, чуть ли не безжизненными. По уверенной чеканной походке чувствовалось, насколько Хибари был напряжен. Он шел впереди, держа ее за руку крепко, сжимая ее пальцы чуть ли не до хруста, но Браун терпела. Она все стерпит. Его широкие плечи напряжены. Хотелось прикоснуться к нему, обнять, чтобы успокоить, шепнуть что-то подбадривающее, но девушка понимала, что сейчас не время и не место. Они спускались по лестнице быстро. Иногда Ева спотыкалась, стараясь поспеть за быстрыми шагами мужчины, но выходило плохо. Благо сильные руки не давали ей упасть, поддерживая за талию.       Улица Италии встретила их легким дуновением ветерка. Ева вдохнула носом свежий воздух, устремив взгляд на уже подъехавшую за ними машину. И снова воцарилось напряжение, о котором она успела забыть вчера вечером. Они снова возвращались в особняк, где постоянно царила добрая семейная атмосфера, в которой Браун было не место. Почему? Да потому что она чужачка, несмотря на то, что все к ней хорошо относятся. Эти стены будто ее принимали и отталкивали одновременно. Браун каждый раз думала, сможет ли она жить в этом особняке вместе со всеми, каждый раз вставая с улыбкой? Нет. Этот ответ словно вырос в ее голове, как каменная стена, из-за чего настроение окончательно испортилось.       Ева уставилась туманным взглядом в окно, не заостряя своего внимания ни на зданиях, ни на растительности, ни на людях, которые снова спешили куда-то, будто опаздывали… Не хотелось сейчас смотреть на что-то, потому что радости бы это все равно не вызвало. Кёя сидел с ней рядом, но не трогал ее. Хотя девушке хотелось, чтобы он взял ее за руку. Интересно, о чем он сейчас думает? Наверняка о том, что же случилось такого в особняке, что его отвлекли. — Тетсу, что известно по поводу дела Серпенте? — по-деловому проговорил Хибари, при этом что-то активно листая в своем телефоне, будто от этих комбинаций зависела его жизнь. Заместитель главы Организации сидел на месте водителя, не оборачиваясь на своего начальника. — Все весьма не однозначно, Кёя-сан. Сегодня ночью мы зафиксировали странное движение, направленное за территорию Серпенте. Наши аналитики сделали заключение, что это был легковой автомобиль, скрытый мощной иллюзией. Куда он направлялся — выяснить так и не удалось. Всему виной большая концентрация пламени тумана, которая мешала отследить объект. — Хм, — лицо хранителя облака было задумчивым, не лишенным привычного холода. Еве стало не по себе от названной Кусакабе мафиозной семьи, которая как раз и заставила ее мучиться все эти месяцы. — С уверенностью можно сказать, что это женщина точно что-то задумала, раз рискнула выползти из своей норы, используя при этом иллюзию. — Считаете, что нам стоит ожидать сюрприза? — тон Кусакабе был очень вежлив, но в самих словах чувствовалась опаска и горечь. Ева еще больше напряглась, понимая, что все это происходит лишь по ее вине, иначе двум семьям не пришлось бы враждовать между собой. Возможно, тогда бы было все иначе… Наверняка, первым, кто попадет под раздачу — это Тсунаеши с хранителями, которые будут изо всех сил стараться сохранить особняк. Не зря же была запланирована эвакуация тех, кто не обладает пламенем посмертной воли. Теперь Браун еще больше чувствовала себя не в своей тарелке, но отказываться от своего мнения не спешила. Она будет нужна здесь. — Вполне возможно, особенно зная эту женщину… — на последних словах Хибари злобно скривился, будто желал прикончить ту, о которой велась речь, голыми руками, не используя тонфы, просто свернув ей шею. По коже пробежал странный холодок, от которого девушка поспешила поежиться. Хотелось схватиться за мужскую руку, чтобы почувствовать себя в безопасности, но Браун тут же поспешила отбросить эту мысль. — Продолжайте слежку. Если что-то заметите — сообщите мне.       Снова воцарилось молчание. Будто разговора вовсе не было, а Кёя опять принялся что-то набирать в своем сотовом, совершенно не обращая внимания на окружающих. Ева изредка переводила взгляд с окна то на него, то на Кусакабе, гадая, насколько долго они работают вместе. Это домашнее «Тетсу», приправленное обыденными холодными нотками — прямо смесь чего-то несовместимого, что не давало девушке покоя. Не похоже, что они были друзьями — слишком деловой тон, не приятели, потому что их диалоги были бы наполнены лукавством и шалостью. Скорее хорошие знакомые, которые доверяют друг другу в профессиональном плане. Тетсуя создает впечатление очень хорошего человека. Даже эта его странная прическа нисколько его не портит. С виду он очень опрятный и приятный человек, который всегда расположен к беседе. В первую очередь, именно с такими людьми Ева находила общий язык. Они всегда вежливо улыбались, внимательно смотря прямо в глаза, привлекали к себе внимание своей природной харизмой и умением грамотно построить беседу. Хотелось бы узнать о таком человеке, как Кусакабе Тетсуя побольше. Голубые глаза переключились с вида за окном на мужчину, подсознательно ища в его чертах лица что-то подозрительное, даже пугающее и враждебное.       Глаза слегка прищурены, смотрят прямо, слишком сосредоточенно, брови сведены к переносице, образуя морщину на лбу, губы поджаты, как у Хибари, демонстрируя свою напряженность, широкое лицо будто вырублено из камня, острые черты лица… Кусакабе Тетсуя создавал видимость грозного человека, но страха он не вызывал от слова совсем. Или это только Еве казалось? Взгляд снова устремился в окно, потеряв к помощнику Кёи всякий интерес. Мимо проносились все такие же живописные виды красивых каменных домов, которые чем-то напоминали Браун огромный город в Древней Греции, небо было идеально голубым, что невозможно было отвести от него взгляда, а по нему плыли облака различной формы. Девушка любила смотреть на небо в детстве. Лондон не отличается от других городов особой красочностью. Он обычно холоден, слишком сер, но иногда бывают такие дни, когда человек может действительно насладиться его красотой. В те моменты Ева любила смотреть на небо, которое не было спрятано за завесами темных туч, наблюдала за медленно плывущими облаками, а ее развитое детское воображение давало ей возможность представлять на их месте различных животных. Это было счастливое время, когда рядом с ней были ее родители.       В салоне машины сделалось тихо, изредка ее нарушали лишь оповещения на телефоне Хибари о том, что ему пришло новое сообщение. Кусакабе всегда молчал, даже не думая отвлекать своего начальника от дел, Кёя все время что-то печатал, не обращая внимания на девушку, а она сама старалась этого не замечать. Больше всего ей хотелось узнать, чем же занимается мужчина в рабочее время. Им не довелось еще поднимать эту тему разговора, да и Браун не особо настаивала на этом, так как прекрасно понимала, что деятельность Кёи никак нельзя назвать законной. В глубине души девушка хотела, чтобы все слухи о нем оказались вымыслом, что он просто обычный человек, который не нарушает закон и не причиняет вред другим людям. Только сейчас пришло осознание, что Ева ничего о нем не знает. Даже кто его родители.       Тяжелый вздох сорвался с ее уст, нарушая эту затянувшуюся тишину. Теперь вид за окном начинал постепенно меняться: на улице было уже не так многолюдно, как до этого, а пушистые кроны деревьев сменили каменные здания, из-за чего пейзаж потерял свою прежнюю живописность. Браун иногда постукивала пальцами по дверной пластиковой ручке автомобиля, отбивая только понятный ей тихий ритм. Хотелось открыть окно, чтобы в лицо дунул теплый ветер, наполненный влагой, но девушка сразу же отмела эту идею, так как в машине работал кондиционер. — О чем ты думаешь? — неожиданно нарушил молчание Хибари, из-за чего Ева непроизвольно дернулась, словно на нее вылили ведро ледяной воды. Взгляд голубых глаз снова обратился в сторону мужчины, который продолжал по-прежнему печатать кому-то сообщения, и судя по его недовольному лицу, тема была очень неприятной и серьезной.       Браун стушевалась, думая, что бы ответить. Истинную причину своей задумчивости озвучить она явно не могла, потому что тогда бы это вызвало спонтанную реакцию у хранителя облака, а уж какая она — знать не хотелось. Пальцы смяли легкую ткань платья так, что гипюр буквально впился в кожу, неприятно ее царапая. — О доме, — ляпнула, что первое пришло в голову, Ева, стараясь сделать убедительный тон, чтобы Кёя не смог распознать в ее голосе фальши. Она уже давно поняла, что ложь — последнее, что хотел бы он слышать. Тем более от нее. Не после всего, что было между ними сегодня ночью. От одного упоминания о всех произошедших событиях ноги снова сделались ватными, а внизу живота появилась приятная тяжесть. — Думаю, после того, как я самолично раздавлю Джиселлу Серпенте, — на этих словах его губы странно изогнулись, образуя угрожающую улыбку, из-за чего Ева в страхе поежилась, едва сдерживаясь, чтобы не сглотнуть. Девушка инстинктивно перевела взгляд на зеркало, в котором отражалось лицо Кусакабе, в надежде увидеть там беспокойство, но вместо него Браун увидела лишь безразличие. Конечно, наверняка Тетсуя работает с Кёей уже довольно продолжительное время, а значит, такое поведение для Демона Вонголы является вполне себе приемлемым… Но от этого легче никак не становилось. Хибари оторвался от телефона, переводя свой темный взгляд на нее, продолжая, — Мы могли бы отправиться в Лондон на несколько дней.       После этих слов пугающая улыбка с мужского лица куда-то исчезла, а вместо нее появилось то выражение, которое обычно Еве очень нравилось. В такие моменты взгляд раскосых глаз светлел, напоминая девушке цвет пасмурного неба в ее родном городе, а губы изгибались в какую-то мечтательную улыбку, которая заставляла забывать обо всех плохих сторонах этого человека. Браун считала Хибари Кёю прекрасным мужчиной. Да, он полон сюрпризов, не всегда хороших, но было в нем что-то настолько привлекательное, что при одном его взгляде ее сердце начинало трепетать. Он холоден, но готов пойти на жертвы ради важного для него человека — это он доказал только что, рассудителен, всегда точен и жесток, но в то же время может быть ужасно чувственным. Именно поэтому этот человек был для нее прекрасен во всех отношениях. — Спасибо, — искренне поблагодарила его Ева, счастливо улыбнувшись. В его взгляде плясали бесенята, будто их обладатель готов был вот-вот совершить какую-то пакость, но то ли мешала сама обстановка, то ли Кусакабе Тетсуя (что именно — не известно), поэтому Кёя лишь протянул ей свою руку. Но и этого жеста было достаточно, чтобы она его приняла. Ева потянулась ладонью, невесомо касаясь его пальцев, а затем их руки соединились, словно стали единым целым, переплетаясь между собой. Пальцы сцеплены в замок, взгляд глаза в глаза, безмолвие повисло между ними, а улыбки так и сияли на их лицах, норовя перейти в смех. Ева внимательно изучила его лицо, отмечая симпатичные ямочки в уголках его губ и небольшие морщинки в районе глаз из-за постоянного прищура. Именно такой Хибари ей нравился больше. Хотелось это сказать, но девушка вовремя прикусила язык, не смея портить такой замечательный момент. Он рядом — это все, что ей нужно сейчас. А проблемы подождут.       Всю оставшуюся дорогу до особняка они не расцепляли пальцев. Кёя по-прежнему был занят делами, а Ева позволила себе наконец-таки расслабиться, откидываясь на мягкое сидение автомобиля. Краем глаза она увидела улыбку Кусакабе, который лишь мельком посмотрел на них, а затем снова сделался сосредоточенным. В воздухе витала некая неловкость. Или это так показалось Еве… Казалось, Хибари нисколько не был смущен тем, что его подчиненный стал свидетелем их маленького разговора, даже наоборот. Такое ощущение, он хотел, чтобы Тетсуя все увидел и услышал. От этих мыслей Браун сделалось дурно, а щеки покраснели то ли от смущения, то ли от стыда. Хотя, чего тут можно стыдиться, если ее отношения с Кёей наконец-таки прояснились, а сейчас они просто наслаждались обществом друг друга в полной тишине. Брюнет просто сидел рядом с ней, занимаясь своими рабочими делами, а она просто сидела рядом с ним, держа его за руку, будто успокаивая.       Машина остановилась на парковке плавно, заставляя девушку посмотреть в окно. Особняк все такой же величественный, освещенный утренним солнцем, смотрелся богато, даже слишком, но это нисколько его не портило. Только почему-то возвращаться сюда вообще не хотелось. Выйдя из прохладного салона автомобиля, в лицо ударила духота и влажность. Хотелось залезть обратно, чтобы избавиться от этой угнетающей жары, но выражение лица Хибари заставило ее тут же передумать. Мужчина вышел из машины слишком стремительно, чем того следовало ожидать, при этом стряхивая со своего плеча невидимые пылинки. Ева наблюдала за ним постоянно, делая при этом вид, что она вовсе не заинтересована им, что она о чем-то усиленно думает, но взгляд сам собой возвращался к темной высокой мужской фигуре, облаченной во все тот же костюм с фиолетовой рубашкой. Сейчас Хибари выглядел, как обычно: строгим, его холодный взгляд казался уже таким привычным как для нее, так и для Кусакабе, которому мужчина что-то говорил (что именно — Браун не слышала из-за мешающего теплого ветра).       Ева решила не ждать Кёю, так как диалог между ним и Кусакабе мог быть довольно долгим, и чтобы не тратить время в ожидании, девушка поспешила ко входу в особняк, чтобы наконец-таки сменить одежду со вчерашнего удачного свидания на что-то более обычное и повседневное, что сгодиться для работы. Кабинет для приема пациентов уже ждал свою хозяйку, а девушка просто не хотела сидеть без дела. Нужно будет поговорить с Тсунаеши о плановом осмотре всех его работников и хранителей. Холл особняка встретил ее шумно, даже очень бурно, из-за чего на красивом лице Евы появилось удивление, смешанное с недоумением. В другой ситуации, возможно, она бы не растерялась и нашла что сказать, но когда на нее налетел и чуть не сбил с ног широко улыбающийся ураган по-имени Алесса, то вовсе потеряла дар речи. — Вернулась! — воскликнула Коста, оглядывая свою подругу со всех сторон на наличие ран, ссадин и переломов. — На вид цела и здорова. Этот маньяк тебе ничего не сделал?       Вопрос двоякий и не совсем корректный. Браун могла бы смело ответить, что с ней Кёя не делал ничего такого, что ей могло бы не понравится, но от одной этой мысли поплохело снова и появилось желание скрыться от своей слишком энергичной подруги, которая, похоже, все это время, что ее не было, сгорала от любопытства. Вполне себе нормальная реакция для человека. Наверное, каждый в особняке уже был в курсе, что Хибари Кёя, самый страшный хранитель Савады Тсунаеши, Демон Вонголы, отсутствовал ровно сутки вовсе не по работе, а по своим сугубо личным причинам, которые для всех были огромной редкостью. Господи! Сколько же будет расспросов и улыбок на данную тему… — Судя по твоему лицу, нет, — ответила за нее брюнетка, избавляя Еву от каких-либо объяснений. Но зная Алессу… Эта сумасшедшая итальянка ни за что не отстанет от Евы, пока не узнает все подробности вчерашнего свидания. — Ну, и как все прошло? О чем вы разговаривали? Куда ходили? — Ку-фу, — Ева перевела взгляд на появившегося будто из ниоткуда хранителя тумана Вонголы, улыбка которого была слишком мягкой для его типичной кривой ухмылки — именно это вызывало в теле девушки ни с чем не сравнимый страх. — Будешь так громко судачить, я тебе гарантирую, беспристрастно возьму твое тело под свой контроль.       Браун заметила, как выражение лица ее подруги сменилось с веселого на испуганный, и девушка поняла, почему. На разноцветные глаза иллюзиониста Вонголы легла мрачная жуткая тень раздражения, которая готова была просто вырваться наружу. Сам Рокудо Мукуро выглядел совершенно обычно: привычная уже для всех белая рубашка со слабо повязанным галстуком, длинный черный плащ на распашку, руки, облаченные в перчатки, которые были сложены в своеобразном скептическом жесте — на груди… Только лицо теперь имело странное маниакальное выражение, а сам тон его голоса не был привычно насмешливым, скорее ледяным и ужесточенным. Будто что-то его очень сильно разозлило. Алесса же, на момент испугавшись, снова сделалась такой, какой была обычно — бойкой и безрассудно смелой. Только, наверное, сейчас вступать в перепалки не стоило. — А ты, я вижу, этого только и ждешь, — парировала Коста, передразнивая стоящего перед ней иллюзиониста. На Еву уже никто из них не обращал внимания: ни ее подруга, так как та была теперь занята перепалкой, ни Мукуро, которому и вовсе до нее не было никакого дела. Он предпочитал лениво смотреть куда-то в сторону, слегка хитро прищурившись — это обманчивое спокойствие начинало Браун настораживать. — Не заставляй меня делать то, что тебе не понравится. Ты цела только потому, что совершенно бесполезна, — страшный взгляд разноцветных глаз сделался угрожающим, а сам его обладатель словно возвышался над Алессой, тем самым подтверждая свои слова. Она беспомощна перед ним. Она ничего не сможет сделать, никак не защититься от этого страшного во всех смыслах человека, который это прекрасно знал. Мукуро, удовлетворенный реакцией брюнетки, тут же расплылся в довольной улыбке, но Ева знала, что это всего лишь видимость спокойствия. Судя по тому, как хранитель тумана говорил, настроение его было прескверным. Правый глаз сверкал бордовым вперемешку с ярко-красным — завораживающее зрелище, но одновременно с этим страх липким комком оседал где-то в горле, из-за чего становилось трудно дышать. Мужчина перевел скучающий взгляд на Браун, потеряв интерес к ее подруге, — Надеюсь, Вы хорошо провели время, потому что увлеченность главы Организации Вами ставит Вонголу в весьма неудобное положение, которое мне предстоит исправить.       Ева сглотнула, переводя дыхание, при этом совершенно не понимая, что имел ввиду Рокудо Мукуро. Хотелось спросить его об этом, но язык словно окаменел и сделался неповоротливым, из-за чего девушка продолжала стоять молча, не имея возможности произнести хоть слово. Но это скорее нисколько не расстроило хранителя тумана, поскольку тот лишь хмыкнул и отвернулся, направляясь к двери. Первый раз Браун видела его таким. До этого он лишь показывал себя с другой стороны: эта его снисходительная улыбка, взгляд сверху вниз, он будто позволял всем присутствующим находиться рядом с ним, а в его глазах теплилось синее пламя. Этот человек никогда не был «в команде», наоборот, он стоял в стороне, участвуя в жизни семьи, но лишь скорее из-за своих собственных целей. Было бы неплохо узнать, что он задумал… — Алесса, что он имел ввиду? — тихо проговорила Ева, когда темная фигура иллюзиониста скрылась за широкой дверью. Ее подруга продолжала стоять на месте, устремив свой взгляд в одну точку на стене, где висели картины и красивые светильники. Браун заметила, как уголки ее губ опустились вниз, как золотистая радужка глаз потеряла свой привычный блеск, а лицо сделалось бледным, даже безжизненным. — Что-то случилось, пока нас не было? — Понимаешь, — начала она, нервно облизав пересохшие губы, — Сегодня ночью стало известно имя предателя, который передавал всю информацию о нас Серпенте. Сначала его допрашивал сам Савада, затем хранитель урагана Варии, но вытянуть какую-либо информацию о планах Джиселлы так и не удалось. То ли он настолько предан ей, то ли он действительно ничего больше не знает. — Вспомнились слова Мукуро, обращенные именно ей. »…увлеченность главы Организации Вами ставит Вонголу в затруднительное положение», — возник в голове ехидный голос мужчины, заставляя девушку задохнуться от чувства вины. — Все на взводе. Завтра уже съедутся все главы семей альянса, чтобы провести собрание, а сразу же после него будут эвакуировать тех, кто не обладает пламенем посмертной воли. Ох, зачем я только играла в покер…       Последние слова Коста сказала с такой интонацией в голосе, что хотелось рассмеяться. Выглядела девушка взъерошенной, будто с самого утра бегала по особняку по делам: рубашка в некоторых местах помялась, на брюках имелись заломы, сама брюнетка на каблуках стояла не совсем устойчиво, волосы взлохмачены, а под глазами красовались большие синяки. Интересно, это от ночных игр в покер или же от работы? — Здравствуйте, Ева-сан. Рада, что вы вернулись, — Браун перевела взгляд с обреченного лица своей подруги на подошедшую к ним Киоко, которая, как всегда, добро улыбалась ей, будто ее не касалась вся эта напряженная обстановка в особняке. Возможно, именно поэтому Тсунаеши и полюбил ее? Наверняка она заставляла его забыть обо всех проблемах на работе, даря ему свою искреннюю улыбку, из-за чего он сразу же расслаблялся. Но, вполне может быть такое, что его жена скрывает свои истинные эмоции за спокойствием и безмятежностью… — Доброе утро, Киоко. Я тоже очень рада встретить тебя, — улыбнулась в ответ девушка, заправляя прядь волос за ухо, чтобы та проворно не лезла в глаза. Милая Киоко. Как она выдерживает это все? А Хару? Неужели они к этому привыкли? Даже страшно представить, что им пришлось пережить вместе с остальными. Эти девушки иногда были намного сильнее самих хранителей и Тсунаеши, проявляя свои самые лучшие качества — терпение, жертвенность и доброту. «Думаю, они понимают, с чем приходится сталкиваться Тсунаеши и остальным каждый день», — подумала про себя Ева, отмечая, что она скорее всего не вынесла бы такой жизни. Она любила спокойствие, стабильность, уверенность в завтрашнем дне, а рядом с такими людьми ни того, ни другого, ни третьего ждать совершенно бессмысленно. Тсунаеши — глава семьи, Гокудера Хаято — его правая рука и верный помощник, который наверняка сейчас вертится, словно белка в колесе, чтобы подготовить особняк к приезду гостей, Такеши Ямамото — добрый мужчина, за которым скрывается желание защитить то, что ему действительно дорого, путь даже для этого ему придется поступать жестоко по отношению к другим людям, Сасагава Рёхей — человек, который будет защищать свою семью ценой своей жизни, Ламбо — привязан к Тсунаеши и не бросит его в самую тяжелую минуту, Рокудо Мукуро — мужчина, который будет сражаться только в том случае, если цели Савады будут совпадать с его, но из-за Хроме Докуро может пойти на некоторые жертвы, Хибари Кёя — хранитель облака, тот, кто пленил сердце Евы, всячески отрицая свою принадлежность к семье, будет защищать ее, сам того не осознавая. Люди спонтанны сами по себе, но их что-то объединяло, заставляло работать вместе. И это Еве только предстояло узнать… — Ох, вы, наверное, устали с дороги, — засуетилась молодая хозяйка этого особняка, который для Браун оставался все таким же богатым, немного мрачноватым и очень большим, из-за чего осмотреть его не представлялось возможным уже продолжительное время. Лицо Киоко сейчас казалось по-особенному прекрасным: милые ямочки на щеках от широкой искренней улыбки, медовые глаза сверкают неподдельной радостью, а сама девушка будто бы порхала над полом, окрыленная хорошим настроением, словно она не была связана с атмосферой того темного мира мафии. Эта красивая девушка была даже чужой в этом месте, она не вписывалась в этот богатый антураж, но в то же время Киоко и Тсунаеши Савада смотрелись вместе очень хорошо, гармонично, как обыкновенная счастливая пара, обремененная бытовыми проблемами. — Вы хорошо провели время вместе?       Сначала Ева не поняла, о чем именно ее спрашивали, поэтому она, улыбнувшись, машинально кивнула, но потом до нее медленно дошло, что Киоко явно спрашивала ее о свидании с Кёей, при этом хитро подмигнув. Только вот интересно, кто мог сказать об этом? Алесса. Голубые глаза устремились прямо на нагло смеющуюся в кулачок итальянку, из-за чего у Браун возникло желание запульнуть в ее довольное лицо что-то тяжелое. Ева знала привычку своей подруги не держать рот на замке, если это касалось личной жизни кого-то из знакомых, но сам факт того, что о ее свидании с Хибари уже знают абсолютно все заставляла хихикать вовсе не от радости. Не хотелось, чтобы ее взаимоотношения с Кёей стали темой номер один для беседой за чаем… Коста в ответ на убийственный взгляд наигранно развела руками, говоря, что все вышло случайно и она ничего в этой ситуации сделать не смогла. — Не волнуйтесь так, — Киоко ласково улыбнулась, положив свою маленькую ладошку Еве на плечо. От этих слов успокаиваться не хотелось вовсе, а дискомфорт в теле только усилился, — Мы все очень рады за вас.       То, что все рады — Ева в этом нисколько не сомневалась, она волновалась за Кёю, потому что он будет мягко говоря не в восторге от того, что о его личной жизни будет судачить почти что каждый человек в этом особняке… От одного представления холодного выражения лица хранителя облака сделалось дурно. Браун выдавила из себя улыбку, которая была мало похожа на искреннюю, скорее вымученную, говоря об обреченности всех обитателей особняка семьи Вонгола. Погруженная в совсем не радостные мысли, Ева не заметила, как остановилась напротив своей комнаты, предварительно даже не сказав ничего Киоко и Алессе. Очень невоспитанно с ее стороны. Наверное, во всем виновата ее утренняя рассеянность.       Хорошо обставленные комнаты встретили свою новую хозяйку весьма отстраненно. В воздухе пахло хлоркой и по-прежнему лекарствами, говоря о безупречной чистоте. Надо будет сказать Тсунаеши, чтобы он повысил зарплату своим работникам — уборка была действительно на высшем уровне. Ева распахнула окна в кабинете и в спальне, чтобы убрать навязчивый запах хлорки, который неприятно щекотал нос, впуская с улицы свежий теплый воздух. Девушка чувствовала себя так, будто она всю ночь разгружала машины с мешками цемента — все тело ломило, мышцы ног отдавались приятной болью где-то на внутренней стороне бедра, а сами воспоминания о проведенном времени вместе с любимым мужчиной буквально заставляли девушку парить в воздухе.       Приведя себя в порядок, сменив платье на удобные футболку и джинсовый комбинезон, а босоножки на тканевые балетки, Ева принялась хозяйничать в своей спальне. Если с кабинетом она уже разобралась, расфасовав все медикаменты в ящики шкафов, то ее вещи осталось перенести из гостевой комнаты. Этим девушка и собиралась заняться именно сегодня, чтобы уже на следующий день приняться за свою любимую работу.

***

      Хибари Кёя пребывал в прескверном настроении после нежелательного звонка от Сасагавы. Он понимал, что Рёхей сделал это не потому, что хотел оторвать от других дел, а потому что так было надо. Пусть хранитель облака и не желал оставлять Еву одну после всего того, что между ними было ночью, но работа никогда не собиралась его ждать. Первый раз в жизни он испытывал чувства к женщине, но не мог быть рядом с ней… Неприятное ощущение зашевелилось где-то в районе грудной клетки, из-за чего хотелось отогнать эти чувства на задний план, но ничего не выходило — это заставляло мужчину злиться еще больше. В памяти всплыл образ женского тела, которое он трогал, ласкал, целовал этой ночью, пробуя мягкую нежную кожу на вкус, вследствие чего захотелось бросить все дела к чёртовой матери и найти Еву сейчас же. Может, не надо было даже ничего начинать? Хибари всегда любил комфорт: удобная мебель, отсутствие отношений, так как это бы полностью мешало работе, но, а что сейчас? Отношения выводили из прежней зоны комфорта. Работа была уже не настолько нужной, а желание, чтобы Ева была с ним рядом стремительно усиливалось. Что заставило его пригласить эту девушку на свидание и провести с ней ночь, которая, честно говоря, стала для него значимой? Кёя задумался, уйдя глубоко в свои мысли. Она несносна, но в то же время ужасно смешная, иногда неуклюжая — чуть не упала из-за своих заплетающихся ног после очередной интимной близости. Губы сами растянулись в улыбке.       В воздухе отчетливо чувствовался запах цветов и свежего воздуха. Из широких вычищенных окон с тёмными шторами выглядывало как всегда яркое солнце, из-за чего от каждого луча мужчина щурился. Всё тело было расслабленным, удовлетворённым, поэтому само настроение Кёи находилось пусть и на отметке «очень плохо», но при этом не было желания покалечить кого-то голыми руками. В конце коридора слышался какой-то шум, из-за чего брюнет недовольно нахмурился и цыкнул, думая о том, о чем на этот раз спорят Гокудера Хаято с тем шумным патлатым (честно говоря, он ужасно похож на злую обезьяну). Шум исходил из гостиной, которой обычно пользовались только хранители Вонголы, так как она была очень вместительной и закрытой от остальной части особняка. Пусть дверь и была закрыта, бесконечная ругань была слышна даже в другом конце коридора, поэтому наверняка никому бы не составило труда догадаться, о чём именно спорили самые крикливые представители мафии. — Если ты самолично не объяснишь этому ушлёпку, что нельзя во время допроса отрезать пленнику язык и вырывать глаза, ты сядешь на собственный меч! Это, уж поверь, я лично проконтролирую, — прорычал Гокудера, когда в это же время Хибари открыл дверь. Серые глаза без какого-либо интереса наблюдали за тем, как хранитель урагана Вонгола показывает пальцем на недовольного Бельфегора (наверное, это все из-за того, что Хаято поспешил избавить его от занятия, которое доставляет ему удовольствие — делить человеческое тело на части). Хибари же тихо закрыл за собой дверь, оставаясь не замеченным, ведь разворачивающееся на глазах всех собравшихся зрелище было куда более эффектным. — Врой, — по пульсирующей жилке в области виска и дергающемуся глазу капитана Скуало было понятно, что ситуация набирает новые обороты, не совсем приятные, но все же… — Если уж тебя так не устраивает Бельфегор и его общество, то мой меч быстро избавит тебя от страданий. — Ши-ши, честно говоря, я бы предпочел лично это сделать. Этот плебей меня очень сильно задрал, — улыбка у хранителя урагана Варии была всё такой же широкой, но в этот раз была по-особенному коварная. Наверное, это потому, что он испытывал сильное желание убить Хаято, причем очень медленно и жестоко. Хибари оглядел комнату в поисках Тсуны, найдя того рядом с книжным стеллажом с обеспокоенным выражением лица, только в этот раз оно не было следствием очередной перебранки его правой руки с Варией, тут было что-то другое.       Остальные присутствующие тоже никак не вмешивались в словесную баталию: кто-то наблюдал, а кто-то был чем-то занят, но главное то, что никто даже не планировал начать что-то обсуждать. Взгляд сам собой устремился в сторону сидящего на диване Рёхея прямо напротив журнального столика, на котором вместо обычных цветов были разложены фотографии и какие-то папки с бумагами. Это Хибари заинтересовало куда больше, нежели наблюдение за руганью. Брюнет направился в сторону дивана, нисколько не останавливаясь даже тогда, когда в комнате прогремел выстрел — Занзас направил свой пистолет в сторону Скуало, в весьма грубой, но простой форме давая понять, что если их словесная баталия не станет на несколько децибелов ниже, он с удовольствием прострелит им глаза. Надо отдать должное, пыл всех участников ссоры поубавился, а следовательно в гостиной воцарилась полнейшая тишина, которая изредко нарушалась чьи-то злобным пыхтением. — Хибари, как твоё свидание? — нарушил молчание Рёхей, нисколько не скрывая свою заинтересованность. Хибари не скрыл своего удивления, наоборот, даже глаза округлил, поскольку не думал, что разговор зайдет именно об этом. — Не думаю, что это то, что надо сейчас обсуждать, — холодно прочеканил Кёя, скрестив руки на груди — стандартная поза, которая значила нежелание человека говорить на данную тему разговора. В глаза бросилась папка в твердом переплете, на обложке которой было напечатано крупными буквами «Вико Орена». — Что со шпионом? Его допросили? — Если бы. Этот ушлёпок его чуть на части не разодрал, — гаркнул Гокудера, сцепившись с Бельфегором в новом поединке под названием «кто кого раньше убьет взглядом», но на это особо никто не обратил внимание, один только Занзас продолжал держать пистолет наготове. — Это либо очень преданный Серпенте человек, в чем я сомневаюсь, либо сумасшедший — этот вариант более правдоподобен и меня устраивает, — подал голос Тсунаёши, даже не отвлекаясь от бумаг. — Мы узнали, что он работает на Фауста Блэкмора, на данный момент верного хранителя Джиселлы. Рёхей и Хибари-сан уже с ним встречались. — Нападение на Сасагаву и Еву недалеко от центра Палермо, — догадался Кёя, на что Тсунаёши в ответ кивнул. — До истребления практически всех хранителей Серпенте он считался самым сильным из них. Сейчас же количество оставшихся в живых членов семьи очень мало, чтобы идти на нас напрямую, а это значит, что они будут искать сторонников, возможно, даже кого-то из наших союзников, — поспешил продолжить Савада, кладя папку на имя хранителя грозы Серпенте на стол. — Как быть с собранием союзных семей? — спросил Гокудера, начав что-то записывать на бумаге, при этом не забыв надеть очки. — Проведем конечно же, — усмехнулся Тсунаёши, словно у него не было выбора. Босс Вонголы, честно говоря, за все эти годы забыл, что такое слово существует в его жизни. Нет, выбора у него не было уже очень давно. — Но я хочу знать, все ли семьи поддерживают нас и наши идеи или же играют против нас. Ямамото-кун, нужно будет поставить на всех коридорах камеры видео-наблюдения, также надо связаться с Мукуро и Реборном, я хочу, чтобы они лично присутствовали на собрании — у Реборна глаз намётан, а у Мукуро самый настоящий талант манипулировать людьми. — Ты хочешь устроить собрание, на которых будут присутствовать два отъявленных провокатора? Если с первой кандидатурой на эту должность я могу согласиться, то со второй нет. Гарантий, что он будет действовать по плану, нет, доверие к его персоне отсутствует лично у меня, — подал голос Гокудера. Хибари взял в руки одну из папок. — Он хороший психолог. В данной ситуации это все, что мне от него нужно. И пусть Мукуро будет действовать не по плану, в любой ситуации мы будем в плюсе. — Как быть с Ореной? Он дельного Бельфегору ничего не сказал, да и не думаю, что он что-то знает. Фауст не стал бы посылать к нам человека, который бы много знал, — задумчиво проговорил Такеши, нахмурившись, при этом указывая пальцем на папку с фотографией хранителя грозы Серпенте. — Я лично его допрошу, — ответил Кёя, встав с дивана и направляясь на выход, даже и не ожидая одобрения со стороны других участников обсуждения. — Хм, блестящая идея, — усмехнулся Занзас, заставляя Хибари непроизвольно напрячься, ожидая дальнейшего выпада. Глаза у хранителя облака потемнели, но выражение лица оставалось все таким же холодным и безэмоциональным. Босс Варии, будто находился не на собрании, а у себя дома, лениво потянулся, словно довольный кот, и продолжил, — Учитывая то, что это произошло, когда ты выгуливал ту девчонку. Теряешь хватку.       Эти слова для брюнета были, как красная тряпка для быка — сигналом для атаки. Кёя нисколько не обратил внимания, что Тсунаёши пытался его успокоить, как напряглись остальные хранители, ожидая, что сейчас он полезет на Занзаса с тонфа. Нет. Он этого делать не будет. Вина лежала на нем одном, ведь именно он руководил отделом безопасности, а, отвлекшись на девушку, не смог вычислить шпиона. Дотянуться до небольшой коллекции настенных ножей, которую так любезно подарил Саваде его репетитор в прошлом и хороший друг в нынешнем Реборн, не составило труда — снимались они просто, всегда были заточенные (пусть Тсунаёши ими никогда и не пользовался в силу своей гуманности), а метались в людей просто превосходно. Одного такого острого предмета хватило для обыкновенного предупреждения, что с Хибари Кёей все шутки плохи. Темное лезвие с красивой узорной ручкой вонзилось прямо рядом с лицом Занзаса, не задев при этом уха, но подпортив одно красное перышко в волосах. Тсунаёши перевел обеспокоенный взгляд на босса Варии, отмечая, что признаков ярости у него не наблюдалось — шрамы не расползались по лицу, а на губах играла довольная улыбка. Кёя, потеряв интерес к происходящему вокруг, вышел из гостиной, тихо прикрыв за собой дверь, пусть и хотелось выместить злость на чем-то или на ком-то прямо сейчас. Ладонь жгло от оставленного ножом пореза. Над концентрацией в порыве неконтролируемой злости стоит поработать. Хорошие ножи и хорош человек, который их заточил. Надо будет купить себе такие же, но перед этим Кёя наведается в отдел безопасности, чтобы подробно просмотреть досье Вико Орены, папку о котором взял со стола, а затем допросить каждого работника. Работы предстояло очень много — если он освободится поздно вечером, то это будет очень хорошо. — Надеюсь, ты убедился в том, в чем хотел, Занзас, — Тсунаёши перевел взгляд с закрывшейся деревянной двери на босса Варии, нисколько не скрывая своего раздражения. Злиться было на что, но Савада пытался полностью взять эмоции под свой контроль. Пусть Хибари и был косвенно виноват в случившемся, но обвинять его, как это сделал Занзас, молодой человек не собирался. — Более чем, Савада, — продолжал усмехаться босс Варии, нисколько не общая внимания на холодный взгляд Тсунаёши, а затем встал с кресла, тоже поспешив на выход. Безумно хотелось тишины и выпить, и лучше это сделать прямо сейчас, пока настроение совсем не испортилось. Еще это собрание, где соберется кучка мусора со своими идеями и целями. Открыв дверь с ноги так, что та, бедная, с грохотом врезалась в стену, Занзас вышел в коридор, скрываясь при первом же повороте. — Собрание обещает быть зажигательным, — весело пропел Луссурия, а Тсуна на это лишь тяжело вздохнул, потому что в словах хранителя Варии не было ничего хорошего и утешительного. О том, что будет весьма «зажигательно», подумал каждый, а настроение вместо боевого сменилось на пессимистическое.

***

      Вико Орена за всю свою жизнь не сделал ничего хорошего. Пусть это и будет его самокритика, но он всегда смотрел правде в глаза. Уже в детстве он воровал у прохожих кошельки, да причем так мастерски, что заслужил уважение в районе, где проводил все свое время. Родителей у него не было, а если и были таковые, то наверняка умерли от наркозависимости. Но ему не было грустно, только страшно за свою жизнь, которую он безумно любил. В подростковом возрасте Вико уже состоял в банде, которая не славилась какими-то громкими преступлениями, но на хлеб всегда хватало с лихвой. В пятнадцать он уже знал, что если хочешь жить — нужно уметь выкрутиться из любой ситуации. Как говорится, кто не успел, того сожрали — эту мудрость он усвоил быстро, подчиняясь законам преступного мира. В восемнадцать понял, что людьми можно управлять: например, приставив дуло пистолета к виску влиятельного человека, можно было вытрясти с него все деньги. Удивительно, как всемогущий человек становится слабым, когда его жалкой жизни приходит конец. Но даже инстинкт самосохранения не спасает их, а Вико всегда нажимал на курок, видя при этом, как мертвое тело падает на пол или грязный асфальт. Сожаления не было. Многие говорили, что после первого убийства страх исчезает, а на место этого липкого чувства приходит безразличие. Какой толк в милосердии?       Вонгола для него была организацией, которая не имеет никаких целей, а гуманность Савады Тсунаёши ужасно раздражала. Удивительно, как такой мягкотелый человек может держать в узде ту же Варию, которая подчиняется, пусть и скрипя зубами. Может быть, именно поэтому люди его и слушают? В семью Серпенте Вико Орена попал в возрасте двадцати лет, когда за плечами был огромный опыт в воровстве, убийстве и разведывании нужной информации. Фауст Блэкмор лично взялся обучать его боевым искусствам и шпионажу, так как увидел в нем большой потенциал — парень он умный, хоть и вырос на улице. Хранитель грозы Серпенте был невыносимым в роли учителя: ужасно требовательным, деспотичным и агрессивным, но от этого стараться хотелось еще сильнее. Когда Вико исполнилось двадцать четыре, Витторе Серпенте взял его на постоянную работу. Надо признаться, что деньги платили неплохие. За такую заработную плату можно было смело купить квартиру или хороший автомобиль. Часто Орена выполнял задания от Фауста, а иногда и от Витторе. В основном это были стандартный допрос и убийство, никакого воровства.       Но, как говорится, все когда-то бывает в первые. Еще до убийства босса Серпенте, Вико дали особое задание и настолько сложное, что перед выполнением надо было хорошенько подготовиться. Вико — человек маленький в мире мафии, пусть и на особом счету у Серпенте, но в Вонголе его никто не знал, что было на руку. Наверное, именно поэтому его и послали на это задание. Благодаря своей находчивости, актерской игре на твердую четыре с плюсом и умственным способностям Орена попал в отдел безопасности Вонголы. Было небольшое нервное напряжение, когда Хибари Кёя лично просматривал его фальшивое резюме и документы, выискивая там какой-то изъян, но засланный шпион был абсолютно уверен, что хранитель облака ничего не заподозрит. Вико все предусмотрел, даже варианты ответов на различные вопросы. Фауст, используя свои выдающиеся способности хакера, внес его в базу данных, как человека лет тридцати, который с отличием окончил Туринскую военную академию, работал в Агенстве информации и внешней безопасности, но понял, что там не «заработаешь», поэтому пошел работать в частные организации, где платят больше. Если его аналитическими данными Вонгола не особо интересовалась, то навыки ближнего боя тут сослужили хорошую службу. Именно благодаря им Вико попал в отдел безопасности, во главе которого был сам Хибари Кёя.       Первое, что спросил у него Фауст, так этот то, каково находиться в особняке Вонголы, по коридорам которого ходят люди, скрывающие свои настоящие лица за маской добродетели и нисколько этого не стыдятся. Ответ Вико был ожидаемым — паршиво. А что еще можно сказать о главе семьи, который закрывает глаза на незаконную деятельность своих подчиненных? Савада Тсунаёши создавал впечатление человека мягкотелого, инертного, лицо его было по-юношески глупым, выдавая выражение нежелания быть главой семьи, но вот глаза… В них было что-то совершенно противоположное его пугливой гримасе. Смотрел он всегда прямо, слегка прищурившись, в его взгляде читалась ни с чем не спутываемая проницательность с примесью желчи и чего-то убийственно опасного. Казалось, одного взгляда Савады было достаточно для того, чтобы чья-то человеческая жизнь оборвалась. От этого Вико становилось еще более невыносимо, но о таких подробностях он всегда умалчивал, озвучивая Фаусту только самое неприятное и отталкивающее. О хранителях Вонголы можно было отозваться куда более нелестно. Крикливый Гокудера Хаято совершенно не был интересен, даже своими выдающимися способностями подрывника, Сасагава Рёхей производил впечатление неуравновешенного пройдохи, у Такеши Ямамото была только одна слабость — его мягкость, которая всячески мешала ему совершенствоваться как выдающийся мечник. Об этом даже говорил сам Супербия Скуало. О Ламбо Бовино даже и говорить было нечего — ребенок. Но, для Вико куда более интересными личностями были Хибари Кёя и Рокудо Мукуро. Два совершенно разных человека. Интересные, расчетливые, жестокие. Орене больше всего хотелось увидеть, как они работают в тандеме, но жаль, что это неосуществимо. Спустя столько лет они по-прежнему противники.       В сырой камере Вико находился уже несколько часов; сколько именно он просидел в чертовом кресле без движения — не известно, так как при очередном визите Бельфегора он сбился со счета. Конечности затекли, а само тело требовало хоть какой-то активности. — Не думаю, что сломанная челюсть будет мешать тебе говорить, — раздался голос Хранителя облака где-то сбоку, из-за чего Вико усмехнулся, одарив своего собеседника взглядом исподлобья. — Очень приятно, что вы не забыли о своем подчиненном, Хибари-сан, — говорить было трудно, поскольку язык весь искусан из-за страшной боли во время разговора с Бельфегором, который в своей фирменной манере отрезал ему пальцы лишь только потому, что Орена раздражающе стучал ими по подлокотникам кресла. Уставший, измученный и израненный Вико внимательно следил за своим бывшим начальником, лицо которого не выражало ни одной эмоции. Даже издевательская интонация и нарочито произнесенное «Хибари» с треклятым японским суффиксом не принесли никаких результатов. Занятно. — Я не нуждаюсь в твоих любезностях, — безэмоционально проговорил Кёя, поудобнее усевшись на стоящий напротив шпиона стул. Вико хрипло засмеялся (если это можно было так назвать — из-за сломанной челюсти делать это было весьма проблематично), сплевывая на пол кровь. Хибари смерил привязанного к креслу пленника уничижительным взглядом, демонстрируя всю степень своего пренебрежения. Скрючившийся, избитый, с отрезанными указательным и средним пальцами на правой руке, подчинённый в прошлом и предатель в нынешнем напоминал изможденную и измученную шавку, которая, несмотря на свое незавидное положение, продолжала яростно и громко рычать. — Я хочу знать, насколько долго ты скрывал свой настоящий статус двойного агента от меня, каким образом и с какой целью. Предупреждаю, молчание длинной в пять секунд будет приравниваться к нежеланию отвечать на мои вопросы, а это значит, что глаз в твоем тупом черепе может стать гораздо меньше. Вико засмеялся. — Я безумно рад самолично узнать, что ты из себя представляешь, Хибари Кёя. Я много слышал о тебе. В возрасте 15 лет управлять городом, держать в страхе своих подчиненных, которые и пикнуть не смеют в твоем присутствии… В чем секрет?       Хибари на этот вопрос ответил увесистым ударом тонфа прямо в челюсть предателя, из-за чего та очень тревожно хрустнула, а сам ее обладатель зарычал от боли. Наверняка и без того сломанная челюсть раздробилась на куски, из-за чего время на восстановления кости даже с помощью пламени солнца будет довольно-таки продолжительным. — Зубы мне заговариваешь? — зашипел Кёя, демонстрируя Вико свой убийственный взгляд. — Думаю, с твоей стороны будет разумно этого не делать. Раз ты обо мне так хорошо наслышан, значит, смысла объяснять нет, что обычно я делаю с такими гнилыми крысами, как ты. В твоих же интересах будет удовлетворить мое любопытство. — Мое уважение. Бьешь ты сильно. Но ты не думаешь, что довольно-таки бесчеловечно целиться в то место, которое уже изувечил другой человек до тебя? Играешь грязно, — говорил Вико трудно, иногда запинался, не разборчиво и не достаточно четко. Иногда его лицо становилось красным то ли от напряжения, то ли от духоты в комнате, а иногда оно просто белело, словно вся кровь отхлынула от лица. Кёя отчетливо видел в глазах предателя страх и восхищение. Довольно-таки лестно, но одновременно противно. Хибари предпочел больше об этом не думать. — Поскольку твои вопросы нисколько не затрагивают ту секретную информацию, которую хотел узнать Савада, я на них отвечу. Я прибыл сюда с определенной миссией: раздобыть информацию о каждом из вас с целью дальнейшего шантажа, так же моего начальника интересовала карта этого особняка, а подробнее — сколько комнат, где расположена лаборатория Верде, какую защиту имеет ваш так называемый «штаб», чем занимается отдел безопасности, какие дела проворачиваешь ты и Рокудо Мукуро. Мне сделали фальшивое резюме, внесли в базу данных как человека, преданного работе, закончившего военную академию с отличием и имеющего большие амбиции. Не знаю, помнишь ты или нет, да и хрен с ним, но ты самолично просматривал все мои документы, а затем принял на работу. Я знаю, что ты тщательно проверял каждого своего сотрудника, добывал информацию извне, из своих источников, но… Черт возьми! Как же было приятно осознавать, что ты ничего не нашел!       На этих словах глаза Хибари сверкнули фиолетовым пламенем, демонстрируя крайнюю степень раздражения. С ним нагло играли, насмехались, относились с снисхождением — этого он точно не мог простить. Поэтому Кёе ничего не стоило, только лишь при помощи своих железных тонфа, сломать Вико руку. — Слишком много болтаешь не по делу. В следующий раз я буду ломать твои оставшиеся пальцы. — хранитель облака не стал скрывать ухмылки. Орена прошипел что-то наподобие ругательного эпитета, смерив при этом своего мучителя долгим взглядом. — Перестань плеваться ядом и продолжай. Ты ответил не на все мои вопросы. С твоего принятия в мой отдел прошел почти год. Все это время тебе удавалось скрываться от меня. Что ты успел узнать, работая здесь? — Много чего на самом деле. Например то, что некоторые хранители держат Саваду за дурачка, в том числе и ты. Как давно ты уже предлагаешь работу в Организации самым опасным преступникам Италии? Хочешь подмять Вонголу под себя и встать во главе? Держать в страхе город покрупнее Намимори? План хороший и осуществимый. Могу искренне пожелать тебе удачи. Только вот странная несуразица произошла в твоей жизни, которая, поверь, стоит внимания. — Ну же, договаривай. — Кто бы мог подумать, что когда-нибудь у самого сильного хранителя Вонголы будет слабое место. Это одно из первых, что я передал своему руководству. Поверь мне, Джиселла Серпенте не упустит возможности убить девчонку взамен убитого тобой мужа, — эти слова из уст Вико являлись последней каплей для Кёи, гнев которого клокотал, бурлил раскаленной лавой в районе груди, достигая своего апогея. От осознания того, что в его жизни появилась слабость и что она не осталась незамеченной для его врагов, хотелось прямо сейчас и прямо здесь убить Вико, при этом разорвав его на мелкие кусочки. Пальцы Хибари резко сдавили его горло, намереваясь сломать шею, но что-то мешало. Какая-то назойливая мысль. — Что такое? Не можешь убить меня? — Тс, много чести, — гаркнул в ответ Кёя, резко выпустив из железной хватки горло итальянца, насмешливый и заинтересованный взгляд которого хранитель облака старался игнорировать. Незачем обращать внимание на всякую мелочь, особенно на такого предателя, как Орена. Его участь уже давно предрешена, только не было известно, сколько дней еще ему позволят жить. Разговаривать с ним, выпытывать у него информацию было бесполезно — этот умалишенный под самыми страшными пытками ничего не скажет. Фауст Блекмор хорошо выдрессировал свою собачонку. С этими мыслями Хибари горько усмехнулся и вышел из камеры, отдавая приказ охране запереть дверь, а своим подчиненным привести его оружие в надлежащий вид.       Надо признать, что весь этот разговор сильно разозлил его. Такого гнева он не испытывал уже очень давно. Из импульсивного мальчишки он превратился в хладнокровного и расчетливого человека. Но как же сейчас хотелось вести себя, как шестнадцатилетний юнец! Кёя устало вздохнул и прикрыл глаза, пытаясь унять бурлящий внутри гнев. Его смогли вывести из равновесия, нашли слабое место, которое появилось в его жизни совсем недавно. Никто не смеет им манипулировать, угрожать, насмехаться… Стоящая на небольшом стеклянном столике ваза полетела со всей силы в противоположную стену, разбиваясь вдребезги. Туда полетел и сам столик, из-за чего коридор особняка наполнился шумом разбитого стекла. Легче не стало. Ни на грамм. Только еще хуже. А ведь раньше агрессия помогала выпустить пар и унять выплескивающееся наружу раздражение. Что же так изменило его? Что заставило остановиться, а не убить это травоядное, дни которого и так были уже сочтены? Хибари цыкнул, заметив на своей рубашке пятна от крови.       Мужчина, бросив последний взгляд на осколки разбитых вазы и столика, зашагал по коридору прочь. Орена сказал, что Джиселла будет мстить ему лично за убитого Витторе, а для этого она должна достать Еву. В то, что сказал шпион, верилось с трудом. Информация о каждом хранителе Вонголы была известна абсолютно всем, а что касается личной жизни каждого, то это есть только у Савады. Кёя задумался. А у него она теперь есть — эта личная жизнь, или как там ее еще называют? Брюнет не знал ответа на этот вопрос. Ему комфортно с ней. Во всех смыслах. И он никому ее не отдаст, пока сам не отпустит. А готов ли он к этому? Отпустить ее, когда она ему надоест. То, что она ему надоест — это он знал. Все люди надоедают — в этом нет сомнения. Но от осознания того, что Еве угрожает опасность, хочется сначала порвать на части Джиселлу Серпенте и оставшихся хранителей заодно, а затем разодрать и ее, потому что она сделала его уязвимым местом. И Кёя это понял.       Браун не знает, каким он может быть, и не захочет знать этого. Тогда в больнице, в Лондоне, он наблюдал за ней и видел, как она работает, проводит обход пациентов, разговаривает с ними, искренне улыбается. Захочет ли она быть с тем, кто отнимает человеческие жизни? Определенно нет. Ева уже говорила, и не раз, что не хочет быть частью мафии, что ей по душе мир законопослушного гражданина, который платит налоги, ходит каждый день на работу, получает заработную плату, покупает домой для себя и своей семьи подарки и различные вкусности, отдыхает с друзьями в баре и т.д. Что он, Хибари Кёя, Демон Вонголы, может ей предложить? Дружба для него всегда была ненужным и бесполезным балластом — тратить на это времени не хотелось, уделять внимание — он никогда этого не делал, мирная жизнь — что это?       Погрузившись в размышления на тему «Что делать дальше?», Хибари медленным шагом шел по бесконечным коридорам, которые иногда приводили то к кабинету Тсунаёши, столкнувшись с его хозяином — Савада лишь обеспокоенно взглянул на своего хранителя, но вопросов задавать не стал, увидев на манжете кровь (обычный человек не обратит на этого никакого внимания, но босс Вонголы обладал своей фирменной интуицией и проницательностью), то к столовой, где громко бесновался Гокудера, но на его возмущения Кёя предпочитал не реагировать никак, потому что был в этот раз особенно задумчив. По хорошему счету надо бы сменить испорченную рубашку на чистую, но сейчас это почему-то казалось не таким важным, как другая проблема, которая беспокоила куда сильнее, а именно безопасность Евы. Она ставила его в невыгодное положение. В очень невыгодное. От осознания данного факта настроение окончательно испортилось, но, на удивление, гнева не было. Может, потому что на Браун просто бессмысленно было злиться? Эта девушка ужасно упрямая, а это значит, что если она что-то уже для себя решила, переубедить ее будет практически невозможно. Хибари остановился у прикрытой двери в новую комнату Евы, намереваясь зайти. Чем она сейчас занимается? Думает о нем или раскладывает свои вещи, хочет ли его увидеть? Кёя вошел, закрыв за собой дверь. В комнате пахло недавно разложенными лекарствами, духами и чем-то еще, что мужчина разобрать никак не мог. Светлой головы в кабинете не было видно, лишь дверь в ее спальню была открытой и оттуда раздавалась какая-то приятная мелодия, немного фальшивая, но не теряющая определенной привлекательности. Хибари улыбнулся.       Его взгляд прошелся по хрупкой фигурке, которая стояла к нему спиной, нисколько не замечая присутствия другого человека. Кёя облокотился о дверной косяк, скрестив руки на груди, с интересом наблюдая за девушкой, которая в это время мучилась с кучей неразложенного по полкам белья. Иногда она прерывалась, переставала мурлыкать песню, чертыхалась, когда запутывалась в устройстве какой-то кофты, при этом вспоминая Алессу недобрым словом, а затем снова начинала тихонько петь. Только сейчас, когда Ева немножко повернулась к нему, Кёя заметил, что Браун слушала музыку в наушниках, а это значит, что она не слышала, как он вошел. Дура. Сюда мог кто угодно зайти, кроме него, и намерения у этого человека могли быть не добрыми! Ева ничего не знала о мире мафии, не понимала, что всегда найдется человек, который сможет предать ее или кого-то другого, кого она очень хорошо знает.       Аккуратно сложив очередную вещь и положив в небольшую стопочку, девушка повернулась, при этом смешно пританцовывая, чтобы положить вещи в шкаф, а ее глаза столкнулись с задумчивым взглядом Кёи. Ева подпрыгнула то ли от испуга, то ли от неожиданности, из-за чего мужчина еле сдержал улыбку. Недавно сложенные вещи упали на пол, образуя небольшую кучу. — Господи, как же ты меня напугал! — выдохнула Ева, пытаясь унять свое бешено бьющееся сердце глубоким дыханием. Хибари заметил, как на щеках девушки появился едва заметный румянец стеснения. Несмотря на испытанный недавно испуг, она выглядела довольно-таки счастливой, нисколько не злясь на Кёю за то, что он не дал понять о своем присутствии, да и еще увидел ее очередные ритуальные пляски. Хибари фыркнул. — Смейтесь-смейтесь надо мной, Хибари Кёя. Вот сейчас я успокоюсь, приду в себя, и вам будет не до смеха! — Ты мне угрожаешь? — усмехнулся он в ответ, пытаясь найти в выражении лица девушки что-то, что должно было ему не понравиться. Или понравиться? — Всего лишь предупреждаю, — Ева зарделась еще пуще прежнего и отвела взгляд, разрывая зрительный контакт. Он сократил разделявшее их расстояние до самого минимума. Приятно было видеть ее такой беспомощной и открытой для него. Мужчина знал, что она ничего не сможет сделать ему во вред. Она сама не хочет этого. В серых глазах Кёи плескался самый настоящий азарт, а губы изогнулись в легкой усмешке, из-за чего сердце Браун забилось еще чаще, а ноги сделались ватными и слабыми. Он знал, как влиять на нее, знал, что ей нравится вот это его выражение лица, и прекрасно этим пользовался. Чертов манипулятор! — Заинтригован. И что же ты сделаешь? — Кёя напоминал сейчас довольного и сытого кота, которому выпало на ужин нечто очень вкусное, и этим «очень вкусным» сейчас являлась сама Ева, которая всеми силами старалась избежать насмешливого взгляда мужчины. Хибари еще больше сократил расстояние между ними, из-за чего появилась потребность это расстояние снова увеличить, потому что Браун чувствовала себя добычей в руках хищника. Только была одна проблема: отступив назад совсем чуть-чуть, девушка чуть не споткнулась и не упала на стоявшую сзади кровать, благо Кёя удержал ее от этого падения, прижав к себе. — Почему замолчала? Язык проглотила? — голос Кёи был обманчиво мягким, бархатным, пронизывающим до костей, совсем тихим, а его губы едва касались ушной раковины, будто дразня, из-за чего у Евы закружилась голова. Она чувствовала, как в то же время с азартом внутри Хибари бурлило что-то наподобие раздражения, но не гнев, словно он был чем-то озадачен и встревожен, но хотел это скрыть от нее. Его не волновал беспорядок в комнате, не то, что у их ног валялась недавно сложенная одежда, которую Ева уронила от испуга, не то, что его ждала работа, а по словам Дино ее было очень много, но он почему-то был здесь. «Почему?» — захотелось спросить, но девушка одернула себя, сетуя на то, что если Кёя захочет, то сам расскажет. Если же нет — это не ее дело. — Я… — подавилась воздухом, когда мужчина губами коснулся ее шеи, влажно целуя кожу. Все-таки она еще никак не может привыкнуть к его прикосновениям. Пальцы вцепились в пиджак, на котором были видны еле заметные пятна крови… Или ей показалось? Ева хотела опустить взгляд снова, но ей не дал сделать этого Кёя, слегка потянув за волосы, запрокидывая голову, заставляя посмотреть в его глаза снова. — Ты боишься меня? — спросил он Браун с желанием поскорее узнать ответ, не переставая прижимать ее тело к себе. Хибари знал, что она скажет, знал, что это будет правдой, но женское тело выдавало нервную дрожь, которую он не мог понять. Он чувствовал, как быстро бьется ее сердце, ее глубокое дыхание через чуть приоткрытый рот, как она тянется к нему, сама того не осознавая. Но Кёя должен был услышать ее ответ, словно ему это было ужасно важно… — Нет, — выдохнула Ева, чувствуя, что если он ее сейчас же не поцелует, то она просто упадет. Но Хибари, словно издеваясь над ней, лишь выжидающе смотрел на нее, слегка дернув уголком губ. — Я не боюсь тебя, Хибари Кёя. — хранитель облака фыркнул, оставшись довольным смелым ответом Браун. Под кожей заплясали стая искр, когда его лицо приблизилось, а рука по-хозяйски обхватила талию. Обжигающая лента напряжения скользнула по спине, прикоснулась к лопаткам, лизнула живот и обвилась между бедер, отдаваясь сладкой пульсацией. То ли это виски пульсировали, то ли в голове билась мысль, чтобы Кёя наконец-то поцеловал ее, но девушка предпочла думать о втором варианте. Воздуха не хватало.       Хибари чувствовал, как ее глубокое дыхание проникает в него через ее рот, проходит по коже, растекаясь по всему телу. Взгляд глаза в глаза, тело прижато к телу, руки собственнически сминают, пробуют кожу на мягкость, а губы целуют. Медленно, но напористо, заставляя тут же ответить.

***

      Губы Вико скривились в презрительной усмешке, когда к нему в его временное пристанище под громким названием «камера» пожаловал очередной гость. В темноте его было не видно, даже лица не разглядеть — видимо, у Вонголы было очень плохо с бюджетом, раз не могли прикрутить лишнюю лампочку в это убогое помещение. Орена чувствовал острые запахи сырости и собственной крови, к которым он уже постепенно начинал привыкать. Ощущал заключенный себя довольно-таки скверно (можно было бы сказать хуже, но не будем смущать читателя лексикой, не достойной внимания). Пару раз приходил Сасагава Рёхей, чтобы использовать на нем небольшое количество пламени солнца — недостаточно для полного излечения, но хорошо продлевает жизнь. — Надо же, а мне казалось, что мы уже обо всем поговорили, — хихикнул Вико, стараясь не двигаться в кресле, поскольку каждое движение, даже поворот головы, сопровождалось ноющей болью во всем теле. — Я весьма польщен твоему повторному визиту, но, надо признаться, я рассчитывал, что со мной захочет повеселиться более компетентный персонаж в роли моего палача. — Какая жалость, — Орене показалось, или в голосе Хибари Кёи звучала ни с чем не спутываемая ирония? Интересно, что его так развеселило? В какой позе Вико сидел в кресле? Как он жалко выглядел сейчас? А может быть все вместе? Вот ведь… — Не спеши с выводами.       «Что-то не так», — стремительно пронеслась в голове мысль, заставляя всем телом напрячься, при этом игнорируя боль. Мужчина считал, что лучше быть настороже — неизвестно, что будет дальше. Его взгляд уперся в темную фигуру хранителя облака, внимательно следя за его движениями. Странное чувство не давало покоя, интуиция трубила об приближающейся опасности, но Вико, как человек, которому нечего терять от слова совсем, продолжил игнорировать тревогу, сосредотачиваясь на объекте. Хибари вышел на свет, давая возможность хорошо себя изучить на предмет опасности, но, на удивление, тонфа с собой у него не было. Больше бить не собирается? Больше всего Вико заинтересовало выражение лица хранителя облака: на губах играла насмешливая улыбка, которая чем-то больше напоминала ухмылку, глаза смотрели сквозь хитрый прищур, слегка снисходительно, а в серой радужке горело какое-то непонятное пламя. — А, это ты, — цыкнул Вико, потеряв былой настрой на беседу. В ответ раздалось фырканье, которое было весьма наигранным, будто человек пытался скрыть свои настоящие эмоции. Орена от усталости откинулся на спинку кресла, тяжело выдыхая. Все тело снова отозвалось ужасной болью. — Пришел ты сюда явно не за моей помощью в своих грязных делишках — сам все провернешь, да сухим из воды выйдешь. Так позволь же тебя спросить, какого хера ты тут забыл?       Улыбка с лица хранителя облака Вонголы на миг пропала, словно он о чем-то задумался, а затем снова появилась — еще шире, чем предыдущая, «как у черта», от чего Вико стало не по себе, а к горлу подкатил комок тошноты. Хибари Кёя теперь уже был вовсе не Хибари, а другим человеком, настолько гадким и опасным, что вся семья Серпенте одновременно восхищалась им, боялась и презрительно воротила нос. Рокудо Мукуро. Собственной персоной. Вико, будучи уже на задании, в особняке Вонголы, видел его лишь однажды, совершенно беспристрастным к окружающим и безразличным к делам мафии в целом. Тогда вопрос такой: зачем он оказывает содействие Саваде Тсунаеши? Ему не просто интересна сама мафия, он преследует какую-то цель, которую сейчас наверняка ему и расскажет, а затем убьет без колебаний. Вико усмехнулся. — О, разумеется, я пришел к тебе не беседы светские вести, — Рокудо странно на него посмотрел, будто обдумывая для себя, каким предметом лучше будет его убить — трезубцем или обычная иллюзия сойдет? Вполне ожидаемо для иллюзиониста. Наверное, Вико не смог спрятать за безразличием выражение надвигающегося вполне себе естественного страха смерти, если учесть то, как Мукуро самодовольно хмыкнул и отвернулся, делая вид, будто к пленнику он потерял всякий интерес. С ним и так было все понятно. Обреченность, факт неизбежности кончины от чьей-то руки (это лишь вопрос времени), страх за свою жизнь — иллюзионист наверняка уже все понял. Не зря же он славится в первую очередь своей наблюдательностью… Рокудо тяжело вздохнул и наигранно закатил глаза, — Будь так добр, убери эту гримасу со своего лица, иначе мне придется убить тебя намного раньше, чем мне бы того хотелось. — Тебя это раздражает? — хохотнул Вико, чувствуя, как от чрезмерной работы артикуляционного аппарата сломанная челюсть заболела с новой силой, поэтому все его веселье закончилось болезненным хрипом. Орена поймал на себе недобрый взгляд иллюзиониста. — Очень умно с твоей стороны прийти убивать меня в облике своего врага. — Ку-фу-фу, не вижу разницы в том, кто тебя убьет — я, Савада Тсунаёши, Хибари Кёя… Список желающих будет длинным, если его перечислять весь — со скуки умрешь. — Вико отметил, как умело его собеседник демонстрировал фальш. Она была во всем — в голосе, в движениях, даже в выражении лица. Пусть Рокудо Мукуро всегда перед всеми появлялся с улыбкой на лице, его намерения и действия по отношению к людям были ужасными. Будто он — чудовище, скрывающееся под человеческой оболочкой, выпуская свою сущность на свободу в момент расправы над жертвой. Вико сейчас чувствовал себя именно такой жертвой: не способной пошевелиться — спасибо за это надо сказать хранителю урагана Варии и Хибари Кёе; не имеющей даже ложного шанса на спасение, при этом оставаясь наедине со своим страхом… Пусть Орена и был дерзким, смелым, даже отчаянным, но даже он не способен был унять свой холодный ужас от осознания неизбежности конца. — Предлагаю тебе облегчить душу и ответить на все мои вопросы. — Боюсь, на сегодня лимит моего желания отвечать на вопросы исчерпан, — с досадой в голосе ответил Вико, нисколько не скрывая, что разочарование на его избитом лице было наигранным. Мукуро на это лишь недовольно цыкнул, скрестив руки на груди, будто из последних сил сдерживал себя, чтобы не прибегнуть к насилию. Зачем? Не хочет пачкать руки или просто ждет подходящего момента? — Скажу лишь, что я знаю о твоих делах, которые ты проворачиваешь за пределами этого особняка. Савада знает уже, что ты являешься главой наркотической сети? — Орена пытался разглядеть в серьезном лице Мукуро хотя бы намек на истинную эмоцию, но ничего, кроме напускного безразличия не нашел. Вико всегда учили распознавать человеческие чувства, ибо в экстремальных ситуациях скрыть их не так-то просто, как кажется. Даже человек с хорошей выдержкой где-то, да проколется. Сейчас же Орена поставил перед собой задачу вывести хранителя тумана Вонголы на разговор, который пошатнет его безэмоциональность. — Нет? Тогда он еще больший дурак, чем я думал. А почему именно наркотики? — Ку-фу, не тебе судить меня, я предоставляю людям способ увеселения, а не пытку, — ответил Мукуро, смотря куда-то сквозь сидящего напротив заключенного, будто абстрагировавшись от этого напряженного диалога — неплохой способ оставить свое сознание нетронутым во время пытки. — Да? — ядовито усмехнулся Вико, чувствуя себя в шкуре маленького хищного зверька, которого загнал в угол хищник покрупнее. Этот маленький зверек показывал зубки, шипел, пытаясь навести страх на оппонента, получалось у него плохо, но разозлить хотелось до мурашек по коже. — Наверное, для Эстранео проводить эксперименты над детьми из своей же семьи тоже было своеобразным увеселением. И как оно? Понравилось быть подопытным кроликом?       Глаза внимательно следили за лицом хранителя тумана, выражение которого так и осталось безучастным. По крайней мере, так показалось самому Вико. Внешне Рокудо Мукуро не показывал своего гнева, оставаясь спокойным, но Орена был наслышан о его вспыльчивости и жестокости, которая обычно проявлялась в насильственных действиях по отношению к другим людям. Этот человек не чувствует жалости даже к невинным, ему безразлично, когда кто-то в его присутствии испытывает боль, он думает только о себе, преследуя свои цели. Противно засосало под ложечкой. Вико ожидал от Мукуро хоть какой-то реакции (она должна была быть!): физическое или ментальное насилие, он мог с легкостью завладеть его телом и сделать с ним все, что заблагорассудится, но почему-то продолжал бездействовать. Хранитель тумана Вонгола в ответ же одарил пленника улыбкой, которая была настолько не искренней, что сделалось дурно. «Лучше бы он меня ударил», — подумал Вико, устало вздыхая.       Интересно, что бы на это сказал Фауст? Какой он идиот, что попал в эту переделку, а теперь сидит в какой-то сырой камере, которая уже пропиталась запахом его крови? Жалкое зрелище. Наверняка со стороны он сейчас похож на изглоданную псами кость. Интересно, сколько часов он уже здесь торчит? Если учесть, что через маленькое окошечко в камеру свет не проникал, значит сейчас уже поздний вечер. Черт, он торчит здесь уже почти сутки. Надежды на то, что его спасут из когтистых лап врага у Вико не было совсем. Он знал, что ему не дадут отсюда выбраться, пусть он и послал засекреченное сообщение Фаусту с просьбой о помощи. Если он и выберется отсюда, то только по частям. — Было бы бесчеловечно с моей стороны не спросить у тебя, хочешь ли ты участвовать в моем маленьком эксперименте, но, судя по тому, в каком бешенстве пребывал Хибари Кёя после сегодняшнего визита к тебе, убивать тебя будут медленно и мучительно, — нарушил повисшую тишину Мукуро, доставая что-то из внутреннего кармана плаща. — Что? — Вико лишь успел задать вопрос, как его и без того сломанная нижняя челюсть была грубо схвачена сильной ладонью, облаченной в перчатку. Пальцы больно надавливали на нужные точки, заставляя широко раскрыть рот, а затем проглотить что-то горькое и настолько гадкое, что Орена сразу же закашлялся, пытаясь сплюнуть жуткий привкус. На вкус было как любое лекарство, но интуиция Вико подсказывала, что это было что-то другое. — Какого черта?!       Тело сковал ни с чем не спутываемый страх неизвестности. Он растекался липкой патокой, сковывая конечности, заставляя обливаться ледяным потом, смешиваемым с кровью. Вико ожидал чего-то поистине ужасного. Наверняка то, что насильно заставил проглотить Мукуро, было смертоносным ядом, из-за чего он уже вот-вот должен корчиться в муках с пеной у рта, или же его центральная нервная система просто перестанет работать, из-за чего начнут отказывать органы. С уст Вико должен был вырваться вопрос, что это за препарат, но хранитель тумана Вонгола опередил его, при этом деловито прохаживаясь по комнате: — Предвещая череду твоих вопросов, скажу, что ты только что проглотил новый синтетический наркотик, созданный мною и Верде, местоположение лаборатории которого ты так рьяно хотел выяснить, — на последних словах Рокудо засмеялся, заставляя Орену гневно запыхтеть. Дела обстояли хуже некуда. — Ты первый человек, который его опробует. Если эксперимент будет удачным — я на верном пути, а если нет… В твоих же интересах постараться оставить меня под впечатлением, если не хочешь мучительно и долго умирать. — И что же будет потом, когда эксперимент завершится благоприятно для тебя? — проговорил Вико совсем тихо и хрипло, но Мукуро его услышал, резко остановившись. Орена сковала нервная дрожь от взгляда хранителя тумана, который буквально пронизывал насквозь. В глазах плясало самое настоящее адское пламя, а само лицо в полумраке камеры выглядело бледным и безжизненным. Вико почувствовал, как тело наливается истомой, как начинает непроизвольно расслабляться, а голова становится ужасно тяжелой, будто его разум окутал самый настоящий дурман. Черт, это же и есть дурман, только наркотический! — Ку-фу-фу, таблетка начала действовать, как погляжу, — довольно произнес рядом Мукуро, возобновляя свою прогулку по маленькой сырой камере, скрестив руки на груди. Вико в его сторону больше не смотрел, предпочитая сфокусировать свой взгляд на маленьком окошечке с решеткой, в котором был виден маленький кусочек луны. — Если эксперимент удастся, то ты умрешь быстро и безболезненно. Даю слово. — Вико горько усмехнулся, но препираться не стал — и так получил уже сполна. Мукуро никогда не прощает, тем более, когда кто-то упоминает события, связанные с Эстранео. — Какое великодушие! Я польщен, — Вико хотел показать, что его нисколько не заботит собственная жизнь, так как страх, показанный врагу, лишь разгорает его желание проглотить жертву, и при этом не подавиться. — Только от этого доверия к тебе ни капли не прибавилось. Не красит тебя лицемерие, Рокудо Мукуро, хоть убей. Таких гнилых людей, как ты, я за версту чую. Сотрудничаешь с Вонголой, а сам при этом играешь в свою собственную игру, манипулируя чувствами людей. — Оя, неплохо же тебе язык развязало… — задумчиво промолвил Мукуро, а затем резким движением снова преодолел расстояние до сидящего в кресле Вико, хватая того за горло. На этот раз пленник практически не оказывал признаков сопротивления, лишь пару раз дернулся, а затем и вовсе обмяк, когда проглотил сразу две таблетки наркотика. Цепкий взгляд Рокудо прошелся по довольному выражению лица Орены. Наркотик отупляет вкусовые рецепторы и чувствительность к боли, с приемом первой таблетки вызывает эйфорию и расслабление во всем организме, но недостаточно влияет на головной мозг. Иллюзионист недовольно цыкнул. — Меня не интересует, какого ты обо мне мнения. Больше всего интригует то, что именно знаешь ты, твой начальник и вся организация о дальнейших моих планах и деятельности моих подчиненных. — Какой же ты все-таки козел… — пробормотал затравленно Вико, полностью игнорируя тот факт, что сейчас его жизнь была в руках одного из самых опасных людей итальянской мафии. — Решил напичкать меня таблетками и думаешь, что я так тебе и выдам всю информацию, которую успел собрать! За все те годы, что проработал в Серпенте, я научился контролировать страх, а следовательно, даже под страхом самой долгой и мучительной смерти я ничего тебе не расскажу.       Вико замолчал, глубоко вздохнув, при этом ожидая от иллюзиониста ответного выпада, но тот то ли думал о чем-то своем, то ли и вовсе его не слушал, сохранял полнейшее спокойствие и невозмутимость, будто и не было сказано в его адрес оскорблений. Наоборот, лицо Рокудо Мукуро выглядело довольным, даже слишком, из-за чего к горлу подкатил очередной приступ тошноты. — Данный наркотик, три дозы которого ты успел принять, действует быстро, но пока недостаточно эффективно влияет на головной мозг — это легко поправимо. Препарат оказывает прямое влияние на центральную нервную систему, из-за чего теперь твой болевой порог достаточно высок, а вкусовые рецепторы перестали должным образом функционировать. В идеале, такая маленькая таблеточка должна вызывать чувство эйфории где-то уже через минуту, а принимающий одну дозу будет становиться болтливым, как самая недалекая и посредственная девица. — Видишь вон ту камеру? — Вико, превозмогая слабость во всем теле, кивнул в сторону светящегося в темном углу красного огонька, тем самым давая понять, что все разговоры и телодвижения в данной комнате записываются. Мукуро заинтересованно проследил за его взглядом. — Насколько я знаю, посторонние не могут проникнуть в комнату видеонаблюдения, чтобы уничтожить или изъять записи с нужных камер. Тем более, сейчас ты слишком занят мною, чтобы сосредоточиться еще и на своей иллюзии. Не думаю, что после того, что ты тут мне наговорил, твои действия останутся незамеченными.       В глазах Рокудо Мукуро на секунду полыхнуло синее пламя, а затем исчезло так же быстро, как и появилось, будто его и не было вовсе. Орена усмехнулся. Ему удалось задеть, заставить понервничать иллюзиониста. После этого можно и умереть без сожалений. Но что-то в душе заставило его на миг усомниться в своем маленьком превосходстве, но удостовериться в собственной никчемности. Вико чувствовал, как его виски пульсируют, а на тело с еще большей силой накатывает приятная слабость. Одним движением Мукуро снова схватил одной рукой его челюсть, но сейчас уже не было сил сопротивляться. Он окончательно лишился воли, когда его заставили проглотить еще одну таблетку. Что там этот ублюдок говорил про вкусовые рецепторы? Вико закашлялся. — Ты идиот, — прочеканили рядом, на что Орена, сам того не осознавая, резко дернулся. — Для того, чтобы изъять видеозаписи с камер не нужно создавать иллюзию самого себя. Достаточно отправить одного своего нерадивого ученика, чтобы он нейтрализовал охрану, а затем взял под контроль все камеры особняка. — Кажется, я понял. Пришел ты ко мне в облике Хибари Кёи не потому, что хотел незаметно миновать охрану, а чтобы инсценировать все так, будто это он убил меня с помощью наркотика. Мое убийство послужит фактом того, что не ты являешься дилером, а Хибари. В следствии этого на него будет обращено все внимание, а тебе эта ситуация окончательно развяжет руки. Я ничего не упустил? — Ку-фу-фу, первоначальной задачей было получить доступ к твоей камере, а он, к сожалению, есть только у Хибари Кёи и Савады Тсунаёши. Добыть разрешение на свидание с тобой у второго весьма проблематично, так как я по-прежнему нахожусь под пристальным наблюдением, а вот прийти сюда в облике моего старого врага не составило никакого труда — каждый человек в этом особняке знает, что все работники отдела безопасности беспрекословно подчиняются Хибари Кёе. Инсценировка — это уже вторичное, что не являлось моей основной целью, но пойдет мне только на руку. — Мукуро говорил это все настолько спокойно и безэмоционально, что Вико передернуло от отвращения. — Я знаю, какие обо мне слухи ходят в мире мафии. Для того, чтобы расширить свое дело, мне необходимо от этих слухов избавиться, в данном случае — приписать их другому человеку, все равно он сейчас занимается не пойми чем… — на последних словах Мукуро картинно вздохнул. Вико почувствовал, как перед глазами до этого четкая картинка начала расплываться в какое-то странное мутное пятно. — И какое же у тебя алиби? — еле слышно пробормотал Орена, стараясь не подавать виду, что очередная доза наркотиков начала действовать, но получалось плохо. Удовлетворенный хмык где-то справа дал понять, что прескверное состояние Вико не осталось незамеченным. — Сегодня днем, после приезда в особняк Хибари Кёи и Евы Браун, я уехал в аэропорт, чтобы улететь в Рим. Сейчас же я, в это же самое время, должен сидеть в ресторане, обсуждая с директором одной очень хорошей компании выгодную покупку акций, которая в будущем поможет мне в достижении своих целей, — на этих словах иллюзионист замолчал, словно опять о чем-то задумался. Вико почувствовал, какое сильное напряжение витает в воздухе. Эйфория притупляла чувство страха, не давая сковать тело в невидимые тиски. — А теперь, лицезрея тебя в таком потрясающем состоянии, я задам тебе несколько вопросов, на которые я рассчитываю получить хороший и подробный ответ. Начнем вот с чего: и как, тебе понравилось быть подопытным кроликом?       Вико округлил глаза, понимая, что именно хотел сказать этим вопросом Мукуро. Теперь уже страх в троекратном размере подавил все до этого испытываемое удовольствие, заставляя замереть в одной позе и не двигаться, ожидая самого конца. А он будет — хранитель тумана Вонгола дал это отчетливо понять, и пощады не будет. Орена скрипнул зубами, унимая нервную дрожь, а затем и вовсе расслабился. Терять ему уже определенно нечего, спасения ждать не от кого, а сейчас, рядом с ним стоит человек, который вытрясет из него все, лишь бы узнать нужную информацию. Да, правы были, когда говорили, что Рокудо Мукуро является одним из опаснейших мафиози Италии. Только те люди даже не догадывались, насколько этот человек жесток и опасен для всего человечества. Беспристрастен к каждому, бесчувственный и расчетливый. А человек ли он после этого? Вико глубоко вздохнул и прикрыл глаза, ожидая самого худшего. _________________________________ AG — Terrible Thing