«Геликон. В настоящей страсти должна быть капля жестокости. А в любви — чуточку насилия» Альбер Камю. Калигула
Тело Евы болело от того, насколько сильно мужские руки сжимали ее в своих тисках, прижимая теснее к себе, чтобы их контакт стал еще жарче. Мышцы были напряжены, натягиваясь до предела, словно струна в руке музыканта, сердце бешено отбивало свой ритм сквозь кожу, заставляя постоянно ладонью задерживаться у соблазнительной ложбинки между грудей, дыхание сделалось рваным, а сами движения грубыми, резкими, доводя до исступления. Браун громко вскрикивала каждый раз, когда Хибари стимулировал клитор пальцами, буквально побуждая ее изгибаться до боли в позвоночнике. Он терзал ее кожу, оставляя на ней отметины от зубов и губ, но девушке было совершенно все равно, что на ее теле останутся раны. Будто ей вкололи мощное болеутоляющее, и теперь она бьется в этой агонии, испытывая удовольствие от грубого и глубокого проникновения. Она ловила губами каждый его выдох, соединяя его горячее дыхание со своим, мокро целуя. Ева чувствовала, как ее тело бьется в судорогах от удовольствия, как непроизвольно она желает поскорее прийти к финишу, но Кёя контролирует весь процесс, впиваясь ладонями в ее бедра, насаживая на себя резко, почти что больно. Почти что. Ей это даже нравилось. Она с каждым толчком, с каждым его поцелуем, с каждым шлепком по ягодице улетала все дальше и дальше, получая то, чего хотела уже давно. Браун хотела этого мужчину и она его получила. Во всей красе. Ладони бегали по скомканной постели, пытаясь зацепиться хоть за что-то, чтобы сдержать рвущиеся наружу стоны, но Кёя каждый раз требовательно ловил ее руки и клал себе на плечи. Тогда ногти впивались в кожу, царапая, оставляя красные полумесяцы, но это словно забавляло. Он поймал ртом ее очередной стон, лаская языком распухшие губы, не прекращая движение. Слишком жарко, чтобы отдавать отчет в своих действиях. Женские ладони спускались ниже, водя ими по кубикам пресса, чувствуя, как мышцы перекатываются под кожей, напрягаются, и от этого ощущения хотелось кричать. Ева изнемогала от этих ощущений, чувствуя, как ее ласкают, как в нее входят грубо, не щадя тело, а с ее губ срывались нечленораздельные звуки, которые Кёя заглушал своим ртом. Ева аккуратно чертила пальчиком по каждому шраму на его плечах, оставляя свои, невидимые, будто привязывая к себе навсегда. А Хибари позволял ей это делать, грубо хватая за бедра, насаживая на себя еще резче, глубоко проникая в тело. От этого перехватывало дыхание. В перерывах между поцелуями они смотрели друг другу в глаза, не разрывая зрительного контакта, шептали что-то странное, но нужное сейчас, а затем снова губы мужчины впивались в ее, мокро целуя. Браун чувствовала, как ее голова становится тяжелой, как тело накрывает нега в перемешку с судорогой, как ноги холодеют от скорого оргазма, как Кёя перестает двигаться и выходит из нее, смотря в темные голубые глаза с превосходством. И Ева понимает, что сейчас она просто не в силах взять себя в руки, будто ее тело перестало ей подчиняться. Между ног горело, нежные влажные стенки дрожали, жаждали продолжения, долгожданной развязки, а Хибари возвышался над ней, одаривая ее издевательской полуулыбкой. Чертов засранец! — Пожалуйста… — проговорила она одними губами, чувствуя, как тело изнывает от недостатка поцелуев. Мужчина нагнулся к ней, совсем близко, дразня, заставляя ее еще больше возбудиться. Между ног неприятно закололо и защекотало, в нос ударил запах чего-то терпкого, дурманящего разум. Захотелось довести себя до пика самой, пальцами, лаская клитор, чтобы он смотрел, чтобы понял, до чего он ее довел. И ей бы это нравилось. Она уже представила, как она ласкает себя, а его темные глаза смотрят на нее, смотрят туда, между ног, желая прикоснуться, но она не даст ему этого сделать, потому что она тоже умеет держать контроль. По крайней мере, ей так казалось до той поры, как ее руку на пол пути к заветной цели не схватили и до боли не сжали… — Пожалуйста, — теперь ее голос был слышен. Почему-то он был хриплым, слабым, будто ее шею только что сжимали в сильных и беспощадных тисках. Ева лежала перед мужчиной совершенно безоружной. Во всех смыслах. И от этого лицо начало краснеть. На голой коже проступили мурашки от холода, само тело била мелкая дрожь, а ноги были расставлены по обе стороны от мужских бедер. Широкие шершавые ладони плавно проводят вверх по коленям, поглаживая кожу. Господи! — Повтори, — прохрипели ей в губы, лизнув кожу, заигрывая, заставляя затрепетать от предвкушения чего-то невероятного. Браун задышала еще чаще, чувствуя, будто легкие налились свинцом, пальцы похолодели, коснулись щеки, прочертили невидимую дорожку до губ, слегка царапнули, из-за чего Кёя больно прикусил ее кожу, оставляя розоватые вмятины от зубов. — Какой же ты мерзавец… — протянула она с улыбкой и обреченностью во взгляде, сдаваясь ему на милость. Потянулась за поцелуем, но была тут же откинута обратно на простыни, словно какая-то тряпичная кукла. Длинные пальцы коснулись внутренней стороны бедра, отчерчивая невидимые линии на бледной, доселе зацелованной коже. Тело сразу же отозвалось на эти прикосновения, требуя, нет, буквально крича о своих желаниях. Боже! Как за одну ночь с мужчиной она успела стать настолько распущенной? А ведь раньше Ева держала себя в рамках… Упреки упреками, но когда внутрь входят сразу два пальца, мягко массируя влажные стенки, Браун не сдерживается и громко вздыхает, почти что стонет Кёе в губы, одаривая его убийственным взглядом. — Все-таки, ты не джентльмен. — Я должен им быть? — Хибари выразительно вскинул одну бровь, не разрывая зрительного контакта с девушкой, чьи пальцы впивались в его плечи, причиняя еле ощутимую тупую боль. Хмыкнув, брюнет приподнял женские бедра, стараясь войти пальцами еще глубже, создавая ощущение полового акта. Ева снова выгнулась дугой, а Кёя накрыл губами затвердевшую бусинку соска, создавая контраст между холодом и самым настоящим жаром. Да что же это такое! В глазах словно рассыпались маленькие искорки, а потом исчезали, оставляя после себя полумрак спальни, где еле-еле виднелось очертание их тел на постели. — С твоей стороны ужасно бесчеловечно издеваться над беззащитной девушкой… — Браун старалась говорить как можно внятнее, чеканя слова, но с каждым движением пальцев, которые проворно давили на верхнюю стенку влагалища, говорить разборчиво было просто напросто невозможно. Хибари хмыкнул. — Не такая уж ты и беззащитная, — опять это странное многообещающее выражение лица, которое в такие моменты Еве ох как не нравилось! Нет, нравилось. Кровь стыла в жилах. Движение пальцев во влагалище усилилось, задевая самую чувствительную точку женского тела. Сделалось настолько невыносимым, что Браун задрожала. Между ног было настолько мокро, что, казалось, девушку можно было испить, достать до самого дна. Она еле сдерживалась, чтобы не заплакать. Ее рука обхватила широкое мужское запястье у себя между ног, пытаясь остановить эту пытку, но Демон Вонголы был неумолим. На то он и Хибари Кёя, который делает все, что захочет и когда захочет… К указательному и среднему пальцам брюнет добавил большой, лаская клитор хаотичными движениями, чтобы Ева не смогла запомнить закономерность его ласк. Что касается девушки, то сейчас ей было совершенно не до угадываний или запоминаний чего-то столь важного… Она взвыла, приподнялась на локтях, целуя своего мужчину, будто забыв, каковы на вкус его губы. Неужели он поступит с ней настолько жестоко, заставив получить долгожданную разрядку при помощи пальцев? Унизительно. Да. Именно унизительно. Но так хотелось, чтобы он продолжил… Ева понимала, что медленно умирала в его руках. Она чувствовала, как мышцы сокращаются, как рот сам по себе выпускает наружу стоны, заставляя Кёю победоносно улыбнуться. Мерзавец. Захотелось раздвинуть ноги еще шире, чтобы удовольствие было острее. Хотелось, чтобы Хибари ускорил движение пальцами. Браун чувствовала, как лицо становится пунцовым, трогая рукой свои горячие щеки. Это все он виноват. Он заставляет ее быть такой. Он срывает с ее уст стоны удовольствия. Между ног было настолько влажно, что вперемешку с голосом Браун слышались звуки двигающихся во влагалище пальцев, из-за чего девушке стало по-настоящему дурно. Руки вцепились в изголовье кровати, дыхание снова участилось, а само тело каждый раз изгибалось на встречу. — Напряги ягодицы, — прошептал он ей в губы, продолжая ухмыляться, словно кот, объевшийся вкусной сметаной. И Ева послушалась его, напрягая мышцы до боли, до судороги. Она просто не могла поступить иначе. Потому что если она ослушается Кёю, то он просто заставит ее это сделать насильно, не заботясь о ней, тем самым причиняя ей легкую, но ощутимую боль. И ей это нравилось. Ненормальная. Она будто сошла сума, подаваясь мужчине на встречу, позволяя издеваться над собой. Что он с ней сделал? Просто она любит его. И этим все сказано. Ева кусает губу до крови, а Хибари проводит по свежей ране языком, успокаивая, не переставая двигать рукой. Темп снова учащается, доводя девушку до изнеможения. Хибари Кёя, какой же ты мерзавец!.. Она приподнимает бедра, сгибая ноги в коленях и вставая на носочки, а затем истошно кричит от накрывающего с головой оргазма, который молнией бьет ее между ног. Все тело будто пронзила ломка от принятого недавно наркотического вещества. Но это было безумно приятно. Словно все самые счастливые моменты в жизни внезапно ворвались в ее сознание. Невероятно. Голубые глаза не сводят затуманенного взгляда с любимого мужчины, наблюдают за тем, как он вынимает из нее свои пальцы, а затем подносит их к ее рту. Снова приказывает. Ева смотрит с вызовом во взгляде, подчиняется, послушно вбирая их в рот, чувствуя солоноватый привкус на языке. Возбуждение завладело ее телом, сжимая в своих тисках, дергая за ниточки, а девушка не сопротивлялась, продолжая играть в эту игру без правил. Хибари припал к ее губам, целуя мокро, страстно, лаская языком небо, а Браун отвечала, прикрыв глаза. Самая счастливая. Хотелось его. У себя внутри. Внутри. Прямо сейчас. Без каких-либо церемоний. Она и сама не поняла, как ее резко выдернули из неги, быстро переворачивая на живот. Ева хотела развернуться и спросить, все ли в порядке, но в тот же момент сильные руки снова подняли ее бедра, при этом заставляя прогнуться в пояснице. Эта поза казалась куда более извращенной, чем предыдущая. Ева поймала его темный взгляд, содрогаясь от предвкушения и страха одновременно. Белые растрепанные волосы намотали на кулак, а затем потянули назад, создавая телесный контакт. Спина к широкой груди. Кожа к коже. Трение. Жар. Сексуальное напряжение, которое с каждой пройденной секундой все накалялось. Мерзавец. Сколько раз она успела сказать это вслух и про себя? Сто? Тысячу? Две тысячи? Сколько? И с каждым вот таким тесным контактом хотелось называть его так еще больше… Потому что заслужил. Ева охнула, чувствуя его у себя между ног. Как он размазывает смазку по влажным складкам… А потом неожиданно входит. Резко. В своем стиле. Разрывая ее на части, словно изголодавшийся по ней дикий зверь. Прижимает к себе теснее, лаская языком мочку уха, мягко, можно даже сказать, любовно накрывая свободной рукой грудь, слегка оттягивая сосок. Тело болело от того, насколько сильно его сжимали в своих стальных тисках, не давая возможности отстраниться, создавая это трение кожи о кожу. Капелька пота скатилась по спине вниз туда, где бедра соприкасались друг с другом с каждым резким толчком. Пальцы сжимали ее плечи, слегка оттягивая кожу, надавливали на чувствительные участки шеи, поворачивая голову до хруста, захватывая в плен ее губы. В комнате было невыносимо жарко и душно. Хотелось глотнуть свежего воздуха, расслабиться, но Хибари с каждым мощным толчком рассеивал эти желания, заставляя жить настоящим. Он упивался ее слабостью, заполнял ее собой, до упора, а потом давал фору, исчезая, словно его и не было никогда рядом с ней. Эта пытка была просто невыносима. Ева чувствовала, что еще чуть-чуть и она не сможет дышать, что она просто напросто сгинет, если он не доведет ее до вершины удовольствия. Она подавалась ему на встречу, двигая бедрами в такт его движениям, понимая, что вот сейчас она счастлива. Браун была самой счастливой девушкой в мире, когда его губы накрывали ее, целуя, когда их пальцы переплетались в замок, когда он позволял кусать, царапать от переизбытка чувств и эмоций, когда он усмехался, когда где-то между грудью и горлом раздавался его тихий утробный рык… Девушка была счастлива от всего, что с ней сейчас происходило. Это казалось таким правильным сейчас, потому что они очень долго к этому шли. И им хотелось все больше и больше, но не могли насытиться. Ева впивается пальцами в мягкую перину подушек, сгребает на себя простынь, при этом чувствуя, как мышцы снова начинают сокращаться. Воздуха не хватало, чтобы насытиться. Казалось, что они его собственноручно сожгли, оставив лишь один жар. Кровать отчаянно скрипела, прогибаясь под тяжестью двух тел, готовясь вот-вот сломаться. Кёя кусает девушку за плечо. Темп учащается. Ладонь мужчины хватает тонкую лебединую шею, поворачивая Браун к себе лицом, сталкиваясь с взглядом темно-голубых глаз. Снова целует, прикусывая нижнюю губу. Глушит ртом ее очередной громкий стон, а затем срывается сам. Хорошо. Горячо. Мокро. Разрядка накрывает с головой, создавая своеобразную пульсацию, ритм, под который они замерли, сплетая пальцы в замок. Белые волосы окончательно спутались и теперь были похожи на птичье гнездо, бисеринки пота скатывались по телу, щекотя кожу, а губы хватали горячий воздух, стремясь насытиться. Чувство наполненности не покидало Еву ни на минуту. Она чувствовала удовлетворенность, которая выжигала на ее теле своеобразное клеймо. И оно жгло изнутри. — Ты убьешь меня, — проговорила она почти что шепотом. Какое у него выражение лица!.. Глаза прикрыты, темные брови слегка сдвинуты к переносице, лоб наморщен, а рот приоткрыт, выдыхая ей прямо в губы рвано, резко, а тело содрогалось от удовольствия. Настоящий сейчас, беззащитный. От этого в груди разлилось приятное тепло. Тонкие девичьи пальчики принялись водить невидимые линии по его острым скулам, спускаясь к основанию челюсти, затем к шее, чувствуя, как сквозь кожу пробивается учащенный пульс. Раскосые глаза смотрят на нее, блестят, отливают пламенем облака, а Ева утопает в их глубине и тьме, понимая, что окончательно сошла с ума. Казалось, что ничего не существовало, кроме него. Сейчас он выглядел по-домашнему. Совсем обычный, такой родной и притягательный для нее, что не хотелось отпускать его горячую ладонь. Она хочет пропасть в нем вся, наслаждаясь этим сокровенным моментом. Кожа покрылась мурашками от его чувственных прикосновений, слегка поглаживая, лаская. Кёя подхватил ее тело, словно пушинку, прижал к себе, не желая отпускать. Браун ухватилась руками за его предплечья, чувствуя, насколько сильно были напряжены мышцы. Буквально камень. Это было так сексуально. Ее тело заставили подняться, принять вертикальное положение, ставя босыми ступнями на холодный пол. А она не сопротивлялась, находя в этом действии что-то прекрасное. Его руки аккуратно собрали ее волосы в хвост, разглаживая их по голой спине, убирая каждый спутанный комок, но не причиняя при этом боли. Снова такое жаркое прикосновение кожа к коже, горячее дыхание у уха, сам Кёя шепчет ей что-то, вызывая у Евы широкую счастливую улыбку. Только она могла изучить его всего, а Хибари ей это лишь позволял, загадочно улыбаясь в ответ, потому что не мог просто поступить иначе. Почему? Потому что эта девушка каждый раз заставляла его переступать через свои принципы, целовать ее губы, пробовать их на вкус. Потому что к ней тянуло. Да. Тянуло… Нет. Не так. Пальцы проводят по ее умиротворенному лицу, щекотя кожу. Такая податливая, такая… Черт. Браун ойкает от неожиданности, когда мужские шершавые ладони спускаются ниже, очерчивая линию талии и бедер, оставляя невидимый горячий след от чувственных прикосновений, останавливаясь на ногах, одним грубым движением заставляя расставить их шире. А затем девушка снова чувствует, как ее заполняют целиком, без остатка, входя резко, без предупреждения, срывая с ее губ новый стон. Полностью не отошедшая от пережитого оргазма Ева не понимала, что за ощущения она испытывает прямо сейчас, когда Хибари входит в нее вот так, прямо стоя на полу, поддерживая ее своими сильными руками и не давая упасть. Это не было похоже на то, что она чувствовала до этого. Это было что-то другое, только зарождающееся, острое, из-за чего глаза сами непроизвольно закрывались, отдаваясь целиком самому процессу. Губы мужчины коснулись ее уха, язык медленно смаковал кожу, оставляя после себя мокрый след, а девушка охнула, выгнулась дугой, чувствуя, что снова улетает куда-то далеко. — Я заинтригован, — прорычал он ей на ухо в периодах между толчками и поцелуями в плечо, обхватывая одной рукой ее тонкую талию, а другой касаясь чувствительной точки между ног, медленно лаская, с каждым круговым движением заставляя забыться. Ева царапнула ногтями его кожу, понимая, что просто не может сосредоточиться ни на чем другом, кроме этих приятных толчков, когда они стоят вот так, соприкасаясь бедрами, а между ними пылает настоящий огонь, который нельзя потушить. — Великолепная поза, ты так не думаешь? О, Ева могла о чем-то думать в тот момент? Конечно же нет. Хибари прижал ее к себе еще больше, стискивая ее тело до боли, но девушка не обращала на это внимание. Ноги то сгибались, то становились прямыми, из-за этого толчки были то рваными, то быстрыми, то ужасно медленными, дыхание сбивалось каждый раз, когда мужчина поворачивал ее голову до хруста в шее, чтобы смять губы в требовательном поцелуе. — Мне больше нравилась та, где я могу видеть твое лицо, — выдавила из себя Браун, хватаясь за Кёю, ища поддержки, чтобы не упасть на пол и не удариться. Глаза застилала легкая дымка из слез, а губы обветрились из-за постоянных поцелуев и покусываний. Все равно. Движения резче, стоны громче, дыхание прерывистее. Во рту пересохло. — Любую проблему можно решить, — усмехнулся Хибари. По тону его хриплого голоса можно было понять, что он улыбается. Хитро так, словно издеваясь над ней. Ева непроизвольно насторожилась, готовясь узнать новые стороны своего мужчины, сглотнув странный комок. — Даже такую.***
На улице, на удивление, было настолько промозгло и ветренно, что Джиселла уже несколько раз пожалела о назначенной встрече. Черт бы побрал этого Клементе со своими обидами! Она стояла в гордом одиночестве у выезда из особняка скрестив руки на груди, думая о том, что она сделает с хранителем урагана потом, после того, как они завершат все дела на сегодняшний вечер. Утопить? Застрелить? Зарезать? Нет. Чем больше брюнетка ждала, тем изощреннее ей хотелось убить обнаглевшего мужчину. Так, а она взяла с собой пистолет? Ветер ударил в лицо, развивая волосы. Вся прическа насмарку. Серпенте закуталась в свой легкий темный плащик, чувствуя, как леденеют пальцы рук. Луна на небе светила ярко, даже слишком, чуть ли не ослепляя своим холодным неласковым светом. Каждый раз женщина щурилась, закрывала глаза, стараясь не смотреть на небо, но все равно наталкивалась на яркий свет, шипя от досады. В тишине послышался рев мотора, который раздавался где-то поблизости. Этот звук взбудоражил что-то внутри, по спине пробежали мурашки, заставляя Джиселлу вздрогнуть и дернуться, будто от пламени, обжегшего кожу. Асфальтированная дорога тянулась серой лентой от особняка вдаль, в сплошную темень леса, откуда появился яркий свет фар. Не прошло и года. Машина мчалась на большой скорости по дороге. Казалось, что сейчас дорога разрушится и на ее месте останутся одни руины. Брюнетка, еще больше укуталась в плащ. — Не вежливо заставлять даму ждать! — проворчала Джиселла, постукивая пальцами по каменной стене, вслушиваясь в неторопливые шаги. Клементе даже взглядом ее не удостоил, пройдя мимо нее, будто и вовсе был один. От этого брюнетка лишь усмехнулась, предугадывая его реакцию. Как это на него похоже. Вечно упрямый, слишком гордый, независимый. Такой чужой, холодный сейчас с ней… — Будешь язвить — застрелю, — недовольно гаркнули куда-то в сторону, отворяя дверь уже подготовленной для выезда машины. Джиселле же ничего не оставалось, кроме как закатить глаза, не имея возможности даже что-либо сказать. Клементе, гад такой, всегда держал слово, а если уж что-то касалось угроз жестокой расправы… В общем, оставалось только тяжело вздыхать, ощущая на себе наитяжелейший груз ответственности не только за себя, но и за этого мужчину, который был готов в порыве неконтролируемой злости убить кого угодно. Преодолев расстояние до машины, брюнетка изящно уселась на переднее сидение рядом с водителем, пристегиваясь. — За нами не будет хвоста? Хотелось бы в это верить. Хоть Джиселла и была хорошим иллюзионистом, который был способен на достаточно качественные ловушки, маленький процент на провал тут все-таки был. И по изможденной женской улыбке Гвидиче все понял, отвернувшись куда-то в сторону, что-то внимательно разглядывая вдалеке, в самой темноте. Да тут и так понятно, что будут пытаться выследить их. Ох уж этот Хибари Кёя со своими псами на привязи, которые только и делают, что выполняют его команды! Машина мягко тронулась с места, начиная набирать скорость. Джиселла смотрела на свою маленькую худенькую, обтянутую черной перчаткой ручку, любуясь своим кольцом с темно-синим камнем, которое подарил ей Витторе когда-то. В день их свадьбы. Казалось, что это было только вчера, а на самом деле прошло десять лет. Тогда она была еще совсем юной, ничего не знала о том, куда стоит ткнуть ножом, чтобы кровь хлынула фонтаном, каким образом надо растянуть пытки, чтобы человек смог оставаться в сознании несколько часов. Только потом именно Витторе показал, как надо это делать. А она втянулась в эту игру, поражая своих жертв одну за другой. Это ли называется браком, когда один человек устанавливает определенные правила, которые нарушать нельзя, а другой беспрекословно им подчиняется, будто кукла с прочными нитями? Или всего лишь пародия на настоящую любовь, которая никогда не станет пылкой и страстной? Кто-нибудь, дайте ответ на этот вопрос! Темно-синее пламя тумана засветилось ярко в темноте салона машины, полыхая умеренно. Казалось, прикоснешься к нему и оно обожжет плоть, оставляя после себя смертельные ожоги. Но Джиселла чувствовала лишь тепло от того, как оно двигалось по ее руке, буквально впиваясь в кожу. Брюнетка прикрыла глаза, обволакивая машину невидимой дымкой, чувствуя, как холод иллюзии распространяется вокруг нее, Клементе, как пламя посмертной воли становится с ними единым целым. Гармония, сила, ложная реальность. И Серпенте это нравилось — сидеть вот так, понимая, что только очень опытный иллюзионист может увидеть ее ловушку. Все-таки самодовольная улыбка мазнула по пухлым губам, заставляя в блаженстве растянуться. Клементе вел машину уверенно, иногда поглядывая на Джиселлу, наблюдая за ее действиями. Темнота леса сгущалась перед глазами, но фары автомобиля преданно продолжали освещать дорогу своим теплым светом. Только на эту беспросветную тьму смотреть не хотелось. Каждый раз бордовые глаза возвращались к изящной фигурке справа, отмечая про себя все соблазнительные изгибы женского тела, шелковистость кожи, до которой хотелось дотронуться. В горле запершило, противный ком встал поперек, мешая схватить ртом воздух. Черт возьми. Длинные мужские пальцы еще сильнее ухватились за руль, чуть ли не ломая его на несколько частей. Джиселла в этот раз не удержалась от хитрого смешка. — Я сделал что-то смешное? — с его уст это прозвучало настолько мертво и саркастично, что хотелось застрелиться. Она уже и забыла, насколько сильно он изменился за эти годы… Изменился. А, может быть, это все из-за того, что он просто боится с ней сблизиться, как тогда, несколько лет назад? — Меня забавляет то, как ты напряжен рядом со мной, — Джиселла пыталась сказать это в той же манере, в которой говорил мужчина только что, но это скорее было похоже на какое-то детское кривляние, которое Клементе никак не расценил. Может, потому что был не настроен играть в такие игры, тем более, по ее правилам? — Я знаю, почему, можешь мне ничего не говорить. — С чего ты взяла, что я вообще что-то хотел ответить на твои потуги завязать со мной разговор? — тактично с его стороны, спору нет… Захотелось огреть этого высокомерного индюка чем-нибудь тяжелым, только предметов нужных в машине не было. Лишь пачка сигарет, аптечка, пистолет с запасным магазином в бардачке и пара ножей. Мда, богатый выбор для умышленного убийства одного ублюдка! — Поверь мне, милая моя, ты последняя, с кем я хочу сейчас разговаривать. Мы оказались вместе в этой машине лишь потому, что у нас есть общее дело. — Ты уже зовешь меня милой… Клементе, это явный прогресс! — почему-то хотелось съязвить настолько гадко и едко, чтобы этот неотесанный мужлан, обиженный обстоятельствами, наконец-таки перестал вести себя, как кисейная барышня. Чтобы разозлился. Женщина сидела в расслабленной позе, контролируя всю ситуацию и свою иллюзию, пристально наблюдая за своим собеседником. Если их словесную перепалку вообще можно было назвать чем-то отдаленно похожим на разговор… — И что же тебе приглянулось в идее уничтожить Вонголу? Деньги, новые возможности, власть? — мужчина продолжал лишь хмуриться, вслушиваясь в тихий голос своей нежелательной спутницы. Или все-таки желанной? — Только давай ты не будешь говорить, что все это ради нашей семьи. Ни за что не поверю. — Твоей семьи, Джиселла, — прошипел Клементе, буквально выплевывая эти слова вперед, заостряя внимание на «твоей» и «Джиселла», произнося ее имя с таким остервенением и ненавистью, что Серпенте затошнило, — И ничьей больше. Я в эту семью, к счастью, никогда не входил. Воцарилось молчание. Женщина уставилась в окно, задетая произнесенными Гвидиче словами. Никогда она не думала, что он может быть таким с ней. «А что ты думала?» — завопило сознание, а Джиселла продолжала молчать, не имея возможности возразить. Ведь действительно, что она думала. Ведь она, можно сказать, отвергла его, выбрав Витторе. Но что бы тогда с ней было, будь она с Клементе? Все бы было по-другому? — Неужели все то время, что ты был рядом со мной, тебе ненавистно? — буквально прошептала она ему, повернувшись, чувствуя, как слезы сами по себе наворачиваются, образуя тонкую пленку на глазах. Брюнетка с ненавистью смахнула их, зная, что он ответит, зная, что он снова выплюнет ее имя со своих уст, зная, что он просто не сможет посмотреть на нее. Да и она сама смотрит на его лицо с трудом. Все такой же, как и тогда. Только постарше. Морщины пролегли маленькими трещинками около глаз, но они нисколько не портили это красивое мужское лицо. — Нет, — весьма лаконично, но исчерпывающе, заставляя Джиселлу замереть. Что такое? Почему после всего того, что она пережила в жизни, замирает рядом с мужчиной, как простая девчонка? Почему она начала понимать, что потеряла тогда, когда дала согласие на брак с Витторе? — Тогда я тебя любил. Безумно. Это даже было похоже на манию, нездоровое обожание. Я готов был сделать для тебя все, что угодно, что только попросишь. Сейчас же это только воспоминания, которые одновременно мне приятны и тяжелы, — пальцы сжали пластиковую дверную ручку автомобиля, чувствуя кожей приятную прохладу. Мурашки пробежали по телу, а дыхание затаилось само, давая возможность своей хозяйке слушать дальше, — Ты спросила у меня, что мне приглянулось в идее уничтожить Вонголу. Снова пауза. Чертова. Ненужная сейчас. Хотелось закричать, молить, чтобы он продолжал говорить, говорить, говорить, пока она окончательно не сойдет с ума. Или она уже это сделала, не имея возможности выбраться из своего безумия? Она будто сама строит себе темницу из верениц убийств, интриг, порочных желаний, усугубляя свой моральный дух и положение в обществе, зарывая себя в рыжую кладбищенскую землю, куда не придет никто, чтобы положить на ее заброшенную могилу цветы. Ее руки по локоть в крови, сердце жаждет мести и расправы, а глаза горят от чувств и отчаяния, смотря на Клементе, не отрываясь. Разве это нормально, мстить за убитого мужа, но одновременно с этим вспомнить то, что чувствовала когда-то давно? Может, это болезнь? И довольно-таки серьезная? Может, она уже въелась, словно самый опасный яд, в кожу, убивая, уничтожая ее разум… — Я не люблю, когда люди сначала говорят одно, а потом делают совершенно другое, во вред не себе, а обычным людям, — Гвидиче тяжело вздохнул, вымученно улыбнувшись. — Такова на данный момент политика Вонголы. Говоря о важности безопасности обыкновенных граждан, сами же топят их в крови и грязи. Хибари Кёя создаёт свою организацию, которая может подавить человеческую волю одной лишь грубой силой, Рокудо Мукуро занимается нелегальной наркоторговлей, распространяя синтетический наркотик всем, кто готов заплатить деньги за дозу: взрослым, студентам, даже подросткам. Но все это меркнет на фоне Савады Тсунаеши, который даже не пытается что-то изменить. И это босс Вонголы? — С каких это пор ты стал заботиться о безопасности граждан? — хмыкнула Джиселла, дергая темной бровью то ли в удивлении, то ли в непонимании мотивов мужчины. — Насколько я помню, тебе до них не было никакого дела. Ты скорее жил ради себя, не думая о причинении вреда другим людям. Что тебя заставило вдруг неожиданно прозреть? Уход из семьи? — Ты мыслишь слишком поверхностно. Я начал об этом задумываться еще когда мы с Витторе были друзьями, — почему-то Серпенте показалось, что Клементе только что буквально содрогнулся от злости. Но ведь он продолжал спокойно вести машину, улыбаясь своим мыслям. Это-то и настораживало. Брюнетка вцепилась пальцами в дверной поручень, сама того не понимая, чего страшится больше — что мужчина все-таки выйдет из себя и неосознанно дернет рулем, в следствии чего они улетят в кювет, или что Клементе разорвет ее прямо сейчас, довольно ухмыляясь. — Думал, но ничего не сделал, — ох, какая же она все-таки невозможная… Так и хочется перегрызть ей горло, оставив умирать на обочине. Только жалко будет потраченных нервов на все эти задушевные разговоры. Однако Клементе чувствовал, насколько он отчаянно хочет прикоснуться к этой взбалмошной и жестокой женщине, сминая ее гладкие темные волосы в свой кулак, тем самым подтверждая свою власть над ней. Ох, как же ему этого хотелось. До боли в конечностях, до боли в висках. Теперь они ехали молча. Снова, как несколько минут назад. Но теперь ни Клементе, ни Джиселла диалог вести не хотели. Потому что знали, что их разговор закончится не на совсем приятной ноте. А все из-за тех самых обстоятельств, которые лишили их многого, в том числе счастья быть вдвоем. Серпенте уставилась стеклянным взглядом в окно, опять погрузившись в свои мысли. Мимо проносилась темная лента густых деревьев, но не было сил обращать на нее внимания. Деревья как деревья, небо как небо, луна как луна. Ничего не было особенным сейчас для женщины. Только то, что сейчас она была не одинока. Хоть сейчас натянутые отношения с Клементе нельзя назвать дружескими или романтическими, скорее сугубо деловыми, все равно в их разговоре проскользнула та искра, которая была еще несколько лет назад. И только сейчас брюнетка задумалась о том, что она, возможно, сделала неправильный выбор тогда. Да, были чувства к Витторе, была любовь, но была ли она счастлива рядом с ним? В ее жизни было много всего: денег, роскоши, удовольствия, крови, расчета. Но это не счастье — иметь много денег благодаря постоянным выполнениям различных заданий с крупным денежным вознаграждением, это лишь тонкая грань самого счастья, но не оно… Не то совсем. Не было такого ощущения, как при поедании очень вкусного бисквитного торта с вареной сгущенкой: когда поглощаешь это изумительное лакомство медленно, не спеша, смакуя этот момент, чувствуя умопомрачительную сладость на языке и «сгущеночное» послевкусие. Таких ощущений рядом с Витторе Джиселла не испытывала никогда. Нет. Ее муж был хорош во всех планах: во внешности, во владении оружием, в исполнении супружеского долга, называя ее каким-нибудь очень ласковым словом. «Птичка», «дорогая моя», «милая»… Ни одного грубого слова. Постоянно смотрел снисходительно, любовно, нежно, опекая от всех бед, но уча жестокости и хладнокровию. И из маленькой наивной девочки Джиселла переродилась в умную, хитрую, алчную, коварную и избалованную мужским вниманием женщину. Эти ее качества были заметны в ее поведении, в ответах на вопросы, в постоянных капризах Витторе. Очерствела. Сгнила изнутри. Вся полностью. И осталась абсолютно ни с чем. Только сейчас Серпенте не переживала по поводу того, что нет того, кем бы она могла манипулировать, у кого бы она попросила все, что угодно, а он бы преподнес это на блюдечке с голубой каемочкой. Она переживала за то, что всю свою жизнь она тратила время не на то, на что надо было. Стоило ценить все, что имела до этого. И это не касается денег или дорогих нарядов. Просто окружение. С ней были всегда рядом хранители Серпенте, Витторе, Клементе. Ради этого стоит отказаться от всего. Но сейчас этого нет, все рассыпалось в прах, а феникс не восстанет из пепла. Не теперь, когда она все испортила. Но был шанс все исправить, изменить свою жизнь, жизнь Клементе и остальных. И она это обязательно сделает, даже если для этого ей придется умереть. Будучи в своих мыслях, Джиселла не сразу поняла, что машина остановилась, а Гвидиче уставился на нее выжидающим взглядом, скрестив руки на груди. Не осознанно женщина дернулась, словно от удара, пытаясь прийти в себя, отогнать назойливые мысли о жизни и совершенных ошибках, чтобы сосредоточиться на важном сейчас для нее деле. Нет. Это дело было важно для них. — А я уже думал, что ты ласты склеила, — с ухмылкой буркнул Клементе, отворачиваясь, смотря в сторону. Джиселла задохнулась от возмущения, но промолчала, резко выйдя из машины и демонстративно захлопнув дверцу. Нахал и хам. Женщина сразу же уперлась взглядом в встречающих ее людей, а губы растянулись в фальшивую улыбку. Что сказать? «Здравствуйте, приятно вас видеть»? Да ни за что в жизни. Семья Дифо нисколько не нравилась Серпенте. Слишком мелочные, меркантильные, а самое главное — скользкие. Только вот единственным плюсом было то, что ими можно было манипулировать, как кукловод марионеткой, дергая за невидимые ниточки. Это и Джиселла собиралась провернуть, продумывая в голове примерный план диалога. В первую очередь надо придерживаться своих интересов, наплевав на остальных, а там уже можно договорить. И еще одно очко будет в ее пользу. — Сеньора Серпенте, рады видеть Вас так скоро, — голос Виктора Гоцци, нынешнего босса Дифо, показался женщине чересчур хитрым, настораживая своими слишком низкими и хриплыми нотками, мурлыча, как кот, объевшийся сметаны. Мужчине было явно за сорок, что было заметно по небольшой проседи в височной зоне, но лицо выглядело слишком молодым. Настолько, что Джиселла на миг даже засмотрелась, но потом снова сделалась хладнокровной, натянуто улыбнувшись. Настроения любезничать не было совсем, но отдать дань вежливости — отличное начало хорошего сотрудничества. Интересно, будь сейчас Витторе рядом с ней, видя всю эту ситуацию, что бы он ей сказал? Наверняка бы в свойственной ему манере усмехнулся, снисходительно смотря на нее своими темными глазами. Женщина уже представила себе его лицо: вытянутое, черты лица словно высечены из камня, привлекательные, брови немного сведены к переносице, что демонстрировало его сосредоточенность в любой ситуации, а под уголками рта залегли небольшие впадинки-ямочки, который Джиселла любила целовать. — Надеюсь, по дороге не случилось ничего серьезного? — Можете не беспокоиться. Если и была какая-то слежка со стороны Вонголы, то она закончилась ровно тогда, когда я использовала свои способности. Надеюсь, я могу рассчитывать на ответную любезность? — задавая вопрос, женщина проигнорировала тяжелый взгляд Клементе, нацепив на себя маску заигрывающей и легкомысленной особы. В таких ситуациях это срабатывало всегда, заставляя противника неосознанно расслабиться, чтобы в нужный момент схватить в стальные тиски. Проверенный годами и заданиями прием. Джиселла была ужасно довольна собой, сощурившись, словно кошка, смотря на добычу, но виду не подала, скрывая свои истинные мотивы. — Конечно, синьора. Территория находится под надежной охраной постоянно, поэтому можете вздохнуть спокойно. Будьте моей гостьей. — с этими словами ей галантно подали руку, заставляя тут же ответить на этот маленький призыв взаимностью. Ладонь мужчины была очень холодной, словно лед, из-за чего Джиселла инстинктивно поежилась, стараясь смотреть вперед, обращая внимание на каждую деталь красивого сада, который во тьме этого вечера и при свете огней казался ужасно красивым и даже сказочным. — Надеюсь, дорога вас не утомила? — Нисколько. У меня был очень хороший собеседник, — Клементе лишь в ответ фыркнул, но ничего не сказал, а Серпенте на этот раз улыбнулась по-настоящему, представляя в голове его лицо. Наверняка Гвидиче хмурился, закатывал глаза, отводил взгляд куда-то в сторону, а потом снова возвращался к ней, обводя ее волосы, спину, пытаясь разгадать мотив ее поступка. Как всегда будет искать подвох. А его просто нет. Ей просто захотелось это сказать. Дальше длилась обыкновенная светская беседа двух людей, которые совершенно были не заинтересованы в интересах друг друга, скорее больше отдавая дань вежливости. Джиселла скучала, Виктор же все время одаривал ее взглядом с хитринкой, что совершенно не нравилось Клементе. Он буквально чувствовал всем своим естеством, что его подопечной предстоит очень тяжелая работа в «запудривании мозгов этому нахальному павлину». Серпенте старалась все время держаться на расстоянии, не рассказывая о себе что-то слишком подробно, а босс семьи Дифо лишь снисходительно в ответ кивал, словно этого и следовало ожидать с ее стороны. — Итак, — Виктор сделался слишком серьезным и сосредоточенным, когда они, миновав красивый сад с огнями, широкий вестибюль с парадной лестницей и несколько поворотов коридоров, переместились в кабинет, обставленный вычурной дорогой мебелью. Джиселла напряглась всем телом, чувствуя, как в миг изменилась атмосфера. В воздухе пахло ароматом ладана, который назойливо щекотал в носу. Серпенте боролась с тем, чтобы поскорее перейти к делу, отставив все эти никому не нужный формальности, но ее словно что-то останавливало… Клементе не спешил садиться на широкий кожаный диван, предпочитая встать у окна, при этом делая вид, что ему совершенно не интересен разговор. Он хмуро смотрел в сторону черной полоски леса и маленьких огней, бесшумно барабаня пальцами по подоконнику. — Знаете, я до сих пор весьма удивлен, что вы, сеньора, предложили мне сотрудничать. Обычно вы действуете весьма… — на миг Виктор задумался, цинично усмехнувшись. Джиселла подавила в себе жгучее желание наброситься на этого самодовольного червя с мечом. -…импульсивно. Что же изменилось? Поверьте, я знаю, чего стоит ожидать от вашей семьи. Даже не пытайтесь как-то использовать меня, ставя под удар моих хранителей и подчиненных — у вас ничего не выйдет. — Весьма ошибочно думать, что я обратилась к вам с предложением только из целей подставить. В моей ситуации это проблематично, — женщина сидела, как на иголках, контролируя свои эмоции, мимику и жесты, сдерживая внутри себя самый настоящий ураган гнева и обиды. — Не волнуйтесь, это всего лишь предостережение, — глава семьи Дифо снова сделался слишком открытым и галантным, улыбнувшись скорее по-светски, нежели по-дружески. Джиселла съежилась, будто ее тело пронзили тысяча ледяных игл, заставляя каждый раз дергаться на сидении, при этом пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Не было страшно. Нет. Лишь в груди присутствовало какое-то странное беспокойство. — Скоро состоится собрание семей Альянса. Я и мои хранители, естественно, будем там присутствовать. Что требуется от нас? — Необходимо, чтобы передали мне все, что будет сказано на собрании: план вторжения на нашу территорию, кто из семей будет спонсировать оружием, кто присоединится к Вонголе, чтобы атаковать нас. Меня будет интересовать каждая деталь, каждый нюанс. — А что получу взамен? — хм, вполне ожидаемый вопрос от самого нахального человека в мире мафии, кто только и желает сделать свою семью самой могущественной и богатой. Только это вполне себе стандартное желание каждой главы — желать господства над остальными. Витторе хотел того же для своих хранителей, а сейчас Джиселла продолжает то, что он начал, переступая через человечность. Она считала, что в таких ситуациях надо идти по головам, ломая кости всем, кто мешал. И она это сделает, чего бы ей это ни стоило. Она уничтожит Вонголу, а для этого ей понадобится помощь Дифо. И она уверена, что он не устоит перед своей жадностью и согласится. — Быть первым среди лучших, — ложь из уст Серпенте звучала очень уверенно и правдиво. Естественно, ведь это у нее в крови — пускать пыль в глаза, обманывать, сбивать с пути. На то она и хранитель тумана Серпенте. Еще было бы замечательно использовать свою способность ослеплять, чтобы затем убить Виктора. Но нет. Не сейчас и не здесь. — Витторе стремился уничтожить Вонголу, чтобы взять бразды правления в свои руки. Я же хочу лишь мести — большего мне не надо. Сидевший напротив нее мужчина все это время внимательно слушал ее, словно истинный джентельмен, не перебивая, скрестив руки на груди. Он смотрел на нее пристально, изучая каждый ее жест, мимику, пытаясь найти что-то подозрительное в ее красивом лице. Известно, что когда человек врет, он неосознанно это выдает: начинает теребить одежду, старается смотреть куда-то в сторону — так ему будет легче солгать. Джиселла знала все эти тонкости, поэтому смотрела ему в глаза уверенно, не отрываясь, будто обнаружила для себя там что-то слишком интересное, что просто было невозможно оторваться, а руки покоились на коленях. Серпенте приняла удобную для себя позу, расслабившись, стараясь не скрестить ноги. Потому что это будет фатальной ошибкой с ее стороны. Виктор буравил ее взглядом, о чем-то думая. Женщине даже послышалось щелканье шестеренок в его голове, но она тут же пыталась абстрагироваться от ненужных мыслей и ассоциаций. Ее собеседник был старше — это было видно по маленьким морщинкам около глаз, которые паутинками пестрились по коже, но само лицо не было лишено странной и необычной красоты. Радужка его глаз была насыщенного голубого цвета. Слишком большая редкость для итальянцев. Для представительниц слабого пола найти мужчину с такими глазами равнялось сорвать джек-под в самом дорогом казино. Лицо угловатое, черты острые, но весьма очаровательны. Прямой острый нос, квадратный подбородок с заметной милой ямочкой, впалые щеки тенью падали на лицо, подчеркивая острые широкие скулы, губы тонкие, с закругленным контуром, темная трехдневная щетина, которая нисколько не портила, а наоборот создавала более мужественный образ. Интересно, а он женат? Эта мысль сама неожиданно залезла в голову, а Джиселла действительно задумалась на эту тему, спустившись с мужского лица на его руки, которые были до сих пор скрещены на груди. Не доверяет ей, ищет подвох, буквально требуя взглядом, чтобы она прокололась. Но она не подарит ему такой дорогой подарок. Много чести. Около окна послышался тяжелый шумный выдох, полный раздражения и нетерпения. Клементе облокотился о стену, пока что терпеливо ожидая конец этого, по его мнению, бессмысленного разговора, полного пафоса и фарса. Хотелось завыть и уйти, только он уже ввязался в это дерьмо, из которого он сможет выбраться только тогда, когда-либо убьет Саваду, либо убьют его. Иначе никак. — Договорились, — губы мужчины как-то странно искривились, демонстрируя ровные зубы с очень заметными клыками. Интересный человек, только вот очень раздражает. Джиселла испытывала желание покопаться в его голове, чтобы выяснить его планы, не задумал ли он ее как-то подставить. Но это было невозможно. Она могла, как истинный хранитель тумана, контролировать тело человека с помощью иллюзии, но не влиять на ментальном уровне. Это уже что-то за гранью фантастики. — Только ваша просьба слишком проста. Не полноценный обмен у нас получается, не находите? «Догадлив, черт…», — Клементе усмехнулся, а затем сделался таким же безучастным, как прежде, делая вид, что ему безразлично то, каким взглядом глава Дифо смотрит на Джиселлу, как она ему улыбается. Пусть даже натянуто, но все равно… Его это раздражало. Хотелось подойти к ней, схватить ее хрупкие, немного костлявые плечи и как следует потрясти, чтобы она наконец-то пришла в себя. Перед ней сидит такой же враг, как и Савада Тсунаеши со своей Вонголой. Рассчитывать на такого человека, как Виктор Гоцци себе дороже. Уж лучше пусть застрелят из Глока, как собаку. — Мне необходимо, чтобы вы взяли с собой одного из моих хранителей в качестве очень хорошего амбициозного адвоката и аналитика. — С какой, интересно, целью? — темноволосый мужчина изогнул в заинтересованности бровь, не понимая истинных мотивов Серпенте. Уж лучше бы он ничего не спрашивал… — С целью получить огромный спектр действий. Насколько я знаю, Савада хочет спрятать свою жену в безопасное место от нас. Я хотела бы этим воспользоваться. В своих целях. — на этих словах Джиселла теперь улыбалась искренне. По ее красивому лицу легла страшная тень мести и злобы, которое все это время она таила внутри, словно цепного пса в железной клетке. Гвидиче ее совсем не узнавал. — Наслышан. Только не уверен, что у вас получится каким-то образом украсть у всех из-под носа первую леди Вонголы. Это, как говорили древние римляне, nonsense. Безумие чистой воды, потому что Савада и его хранители знают хранителей вашей семьи в лицо. — Не всех, — подал голос доселе молчавший Клементе, растянув свои губы в плотоядную ухмылку. Захотелось закончить эту беседу, чтобы наконец-таки отправиться к себе на квартиру. А то эта богатая и светская атмосфера вовсю мешает нормально думать.***
Кёя всегда думал, что он властен над своими эмоциями, властен над другими людьми, властен над всем, к чему он только прикоснется. Он всегда добивался своей цели, пусть даже методы были не совсем законными и гуманными по отношению к человеку. Он готов был ломать кости, наносить удар за ударом, слышать раздирающий крик боли человека, у которого рвется плоть на части, но он не был властен над Евой. Она — как бельмо на глазу, белая ворона среди толпы, маленький огонек в кромешной тьме, ложка меда в дегте… Можно было перечислять эти сравнения бесконечно. Мужчина за всю жизнь встречался с разными женщинами — все стройные, высокие, длинноногие, своенравные, но совершенно пустые внутри. Все контакты заканчивались обыкновенными половыми связями, где один партнер думает, что сорвал джек-под, дугой же получает физическое удовольствие от процесса, удовлетворяя свои потребности. Он даже не запоминал, как они выглядели, как разговаривали, как пахли. Потому что Кёя свои личные интересы всегда ставил выше интересов других. Не было желания с кем-то сблизиться в духовном плане, потому что он привык быть один. Пустота в квартире не казалась ему ужасной, тишина наоборот успокаивала, а чужая болтовня лишь раздражала. Мужчина всегда думал, что девушки были либо глупыми, либо ужасно надоедливыми, мысленно деля их на эти две группы, в открытую усмехаясь. Он привык полагаться только на себя, привык просыпаться один, ложиться спать один, есть один — для него и его образа жизни было весьма комфортно и менее проблематично. Хибари Кёя отличался от общей массы своей педантичностью, демонстрируя окружающим свою жесткость. Потому что в жизни надо быть прагматичным: делать так, как лучше, поступать рационально, преследовать свои цели. А что поменялось? Он все такой же, но Кёя чувствовал себя не в своей тарелке. Будто в нем все-таки что-то изменилось. Только это не было для него проблемой. С одним фактом ему пришлось мириться долго: первый раз он привязался к кому-то. К девушке, которая каждый раз улыбалась ему не только губами, но и глазами. Странные чувства одолевали его. Тело то бросало в холод, то в жар, пот стекал по коже, а сердце билось сильнее, громче, резче, учащая дыхание. Каждый раз, смотря на нее, ему хотелось зарыться руками в ее волосы, пододвинуть ближе к себе, чтобы почувствовать ее дыхание на своих губах. Эти желания были настолько жаркими, сильными, что каждый раз Хибари усмехался, отмечая про себя, что он, наверное, заболел. Но потом он снова окунался в этот омут с головой, даже не желая из него выбраться. Никогда. Он сделает все для того, чтобы она всегда была рядом. Она приносила в его жизнь новшества, которые он недолюбливал, но потом просто поддался чувствам. Что? Он сам-то себя слышит? С каких это пор он заговорил об этом так легко? Обычно, он никогда не размышлял на эту тему, предпочитая держать в страхе целый город. Может, эти новшества в его жизни — сродне какому-то неожиданному подарку? Возможно. Сегодня ночью они все делали вместе. Не существовало его, ее, а были они, которые спали на просторной кровати вместе, ходили в душ вместе, готовили из оставшихся продуктов в холодильнике еду, двигались они тоже вместе, в один такт, каждый раз соприкасаясь бедрами… Как настоящая пара. Новшество. Отношения. Чертово бездействие, сжирающее все чувства. Хибари никогда не был с кем-то так близок, как с Евой. Это было в новинку, это хотелось пробовать еще и еще, наслаждаясь тем, как она отвечает на его ласку, как ее тело вздрагивает от прикосновений, как ее губы раскрываются, прося поцелуя. Будто какой-то запретный плод, которым просто невозможно насытиться. Только Кёя не знал, как именно люди строят отношения. Каждый раз при одной мысли об этом он чувствовал свое бездействие. Ему одновременно хотелось узнать, что любит Ева, чем она живет, и оборвать это все к чертям, чтобы жить так, как жил. Комфортно и одиноко. Он ее погубит. — О чем ты думаешь? — подала голос доселе молчавшая Ева, зарываясь пальцами в темные намыленные шампунем волосы, слегка массируя кожу головы. Хибари прикрыл глаза, чувствуя приятные прикосновения, тяжело вздохнул и улыбнулся. Во воздухе плыл самый настоящий пар от горячей воды, а они стояли лицом к лицу, смотря друг другу в глаза. Она смешно хмурилась, вставая на носочки, чтобы дотянуться до его головы, а он каждый раз лишь издевательски усмехался, даже не думая нагибаться, чтобы ей было легче. Ее эта забавная манера прикусывать губу, морщить нос и недовольно вздыхать делала ее милой. Руки Кёи обхватили тонкую девичью талию, притягивая к себе, наконец, сжалившись над девушкой, слегка нагнувшись. — О том, что тебе ужасно стыдно за то, что с самого начала не нагнул свою распрекрасную голову, чтобы я смыла с нее шампунь? — Не правильный ответ, — Хибари улыбнулся, слегка прикрывая глаза, чтобы в них не попала вода. Браун мягкими движениями, активно орудуя душем, перебирала его волосы, ласково поглаживая, расслабляя. — Я думал о том, что может случиться с тобой, если я действительно причиню тебе боль. — А ты хотел бы сделать мне плохо? — Ева продолжала улыбаться. Удивительная. Кёя положил руку ей на затылок, спускаясь ниже, массируя шею, придвигая еще ближе к себе. Он демонстративно отобрал у нее душ, водя им по ее волосам. Ева смотрела на него, не отрываясь, словно ища что-то в его взгляде. — Нет, — ответил он спустя какое-то время, намыливая ей голову шампунем. — Но ты должна быть осторожной. — Почему же? — с усмешкой во взгляде спросила Ева, запрокидывая голову, чтобы Кёя смог смыть с ее волос шампунь. В воздухе пахло цитрусами и мятой — эти запахи она любила больше всего. Они успокаивали, приводили в порядок мысли, заставляли прикрыть глаза и сосредоточиться на том, как руки нежно проводят по ее спине, лаская кожу, пальцы исчезают в волосах, массируя голову, а Браун уже готова чуть ли не замурчать от удовольствия. — Потому что я увлечен. — проговорил он прямо у уха, смотря в глаза, улыбаясь лукаво, хитро. По телу пошли мурашки, заставляя невольно поежиться, но Ева не подала виду, что она ожидала совершенно другой на свой формальный вопрос. Он мог на него и не отвечать, но он сказал нечто в своем духе. Это тронуло. Очень. Браун тихо засмеялась, хватаясь за сильные мужские плечи, чувствуя, как ее тело начинает слабеть от переизбытка эмоций. Наверное, вот сейчас из ее спины вырастут крылья и она начнет летать, вот сейчас она лопнет от испытываемого восторга, вот сейчас она прижмется к нему и снова его поцелует, как совсем недавно, в их постели. Ева, продолжая улыбаться, потянулась всем телом к Кёе, чтобы прижаться, ощутить трение кожи о кожу, как его тело передает ей жар, как их пальцы образуют замок. Она подошла к нему близко-близко, чувствуя, как по волосам продолжает стекать вода и падает на кафельный пол. Вода попадает ей в глаза, маленькими дорожками течет по лицу, спускается к губам, попадает в рот, но девушке все равно. Она просто наслаждается этими ощущениями. Ладонь проводит по лицу Хибари, мягко очерчивая скулы, нос, спускается к губам, трогает, пробует кожу на мягкость, чувствует, как мужчина целует подушечку ее пальца. — Только увлечен? — Ева задает провокационный вопрос специально, испытывая терпение Кёи. Она изучила его за эти месяцы всего, знает все его повадки, на что он способен, как отреагирует. И вот сейчас она знала, что он сделает, чтобы заставить ее больше не задавать таких вопросов. Она хотела, чтобы он сказал ей, что чувствует, но это было бы непозволительной роскошью для нее и для него. Потому что для Хибари это трудно, даже можно сказать не правильно, но она готова была пойти на эту неправильность, чтобы услышать заветные слова. Наверное, просто этого хочет услышать каждая женщина. — Не только, — Кёя принял ее игру снисходительно, самодовольно, подаваясь вперед, склоняясь к ней, чувствуя на себе ее дыхание. Он говорил нечто подобное впервые, испытывая при этом очень странные эмоции, которые были похожи на облегчение, удовлетворение или радость. Хочется ее касаться снова и снова. Потому что он хочет целовать ее кожу, хочет чувствовать, что ей нравится, хочет целовать ее губы, потому что он видит в этом потребность. Это сродне зависимости, которой он поддался. Но это не было слабостью. Это было победой. Он касается ее губ своими, вбирая в себя ее нежную кожу, слегка кусая, пробуя на вкус, а Ева не возражает. Ведь она этого хотела. Они не разрывают зрительный контакт, целуя друг друга трепетно, ласково, но при этом чувствовалась самая настоящая битва взглядов. Браун понимала, что вновь начинает сходить с ума, а Кёя просто не может остановиться, пробуя ее кожу языком, заставляя запрокинуть голову. Боль в шее нисколько не отвлекает, а боль в спине от жесткого соприкосновения с холодным кафелем не мешает целовать. Девушка хватается за мужчину, будто он дле нее, как спасательный круг для утопающего, царапает его кожу снова и снова, чувствуя, как от одних поцелуев затуманивается разум. Она не перестанет его любить. Нет. Нет. Нет… Его руки ходят по ее телу хаотично, гладят, массируют, ласкают, а она душит его своими объятиями, целуя с новой силой. Они снова не могут насытиться друг другом, потому что этих двоих одних поцелуев не достаточно. Они не могут утолить этот рвущийся наружу голод, который заставляет их прижиматься к друг другу, хотеть друг друга так сильно, что аж начинало сводить судорогой между ног. Ева царапает его кожу, не до крови, но сдирая, причиняя еле ощутимую тупую боль, а Кёя в ответ целует ее яростнее, лаская языком ее небо. Душ уже давно был выключен, а они все стояли в кабине, пытаясь почувствовать друг друга еще сильнее. Капли воды стекали по хрупким женским плечам вниз, к груди, заставляя Хибари коротко рыкнуть и спуститься поцелуями ниже, пробуя кожу на вкус. Душно. Ужасно. Воздуха не хватало. Ева дышала шумно, чувствуя, как губы мужчины спускаются к ее животу, проводя языком дорожку до пупка, заставляя дернуться от неожиданности, а брюнет лишь смеется ей в лицо, демонстрируя свою красивую широкую улыбку. Какой он необыкновенный. Ее. Только ее. Каждое прикосновение к ней Кёя воспринимал как за что-то сокровенное для него, по-настоящему замечательное, что хотелось делать это еще и еще. Хотелось целовать Еву больше, ласкать языком больше, трогать больше, чтобы она понимала, что он чувствует, когда она смотрит на него вот так, как сейчас — трепетно, нежно, с жаром во взгляде. Хибари, идя по улице, всегда отмечал про себя, что такой взгляд бывает только у тех, кто влюблен. Она смотрела на него так проникновенно, что хотелось сжать ее в своих руках до хруста костей. Она живая, настоящая, с ним. Он может чувствовать. Она ему нужна, как кислород и он готов дышать ею каждый день. Его. Ева принадлежит ему. Кёя нежно, можно сказать любовно целует ее руку, слегка задерживаясь на запястье. Ее кожа такая тонкая, сквозь нее просвечивают фиолетовые дорожки вен, образовывая незамысловатый рисунок. Мужчина чувствовал ее пульс губами и языком, проводя ими по коже, собирая оставшиеся капли воды, а затем поднимался выше, цепляя зубами нежную кожу на внутренней стороне локтя. Этот момент был ужасно интимным, только для них двоих, пропитанный нежностью и страстью. Ева будто светилась изнутри, утопая в новых ощущениях. Она смотрела ему в глаза, не в силах оторваться от его кромешной темноты во взгляде, чувствуя его опасность, а между ног делалось еще горячее, заставляя рвано выдыхать. — Могу я попросить тебя кое о чем? — проговорила она шепотом, удерживая лицо мужчины в своих ладонях в миллиметре от своего, дразня его прикосновениями к губам. — Удиви меня, — Кёя выразительно вздернул одну бровь, в своей манере, как это делал обычно, но сейчас что-то изменилось. Будто он уже знал, чего она хочет, и только ждал, когда она это скажет. Его пальцы проводят линию по ее лицу, останавливаются на подбородке и шее, гладят, ласкают, расслабляя. — Больше никогда не отталкивай меня. — сказала она со всей серьезностью, а Хибари на это лишь тихо рассмеялся. — Эй, я серьезно! Она так смешно морщится, когда что-то ей не нравится. Это так необычно. Хотелось поцеловать ее снова. Она что-то продолжала говорить ему, возмущенно размахивая руками, а он не слушал, наблюдая за ее мимикой. Вот сейчас между бровей пролегла маленькая морщинка, а вот сейчас ее лоб разгладился, а вот ее губы сжались в одну тонкую линию… Ее хотелось изучать до бесконечности. Хранитель облака Вонголы подавил ее возмущения весьма не традиционным способом, который в некоторых странах называют «бесцеремонным» — напористо поцеловал, заставляя все мысли вылететь из девичьей головы.***
— Спорим, что ты мне проиграешь все свои деньги, которые сейчас поставил? — Алесса самодовольно ухмыльнулась, размахивая картами, словно дама веером. Уже который час она сидела за покерным столом и смеялась в лица сидящим рядом с ней, демонстрируя все свои способности по выведению из себя знаменитого капитана Скуало, который уже третий раз бессовестно выигрывал у нее. Но она точно не собиралась сдаваться, так как это было не в ее стиле. Ведь не зря же ее прозвали в колледже «упертой»… Наверное. — Врой, спорим, что ты снова проиграешь, как сопливая девчонка? — мужчина эмоционально стукнул кулаком по столу, заставляя сидящих рядом с Алессой Дино и Ямамото инстинктивно дернуться. Коста любила спорить. Ей это придавало уверенности в себе. Пусть даже спор будет не совсем логичным, но все-таки… Каждый раз она увлекалась, а в ее взгляде появлялся самый настоящий азарт, граничащий с удовольствием. В такие моменты брюнетке казалось, что для нее нет ничего невозможного. Дино же не разделял ее оптимистичных взглядов, все время смотря в сторону тасующихся карт, изредка бросая в ее сторону какие-то комментарии из раздела «Может не надо?» или «Денег в долг не дам». — Мусор, ты мешаешь раздавать. — голос Занзаса сейчас казался еще страшнее обычного, но это капитана Варии нисколько не пугало. Мужчина лишь одним взглядом послал своего босса далеко и надолго, предварительно вспомнив все нецензурные выражения, которые знал. Раздали карты. Коста смотрела на них внимательно, наверняка просчитывая у себя в голове какую-то комбинацию, но боссу Каваллоне казалось, что эта девушка сама роет себе могилу, соревнуясь в покере с таким человеком, как Супербия Скуало. Вопиющее легкомыслие, которое граничило с безумием. — Алесса, может хватит? Ты так проиграешь все свои деньги, — скучающе проговорил Дино, смотря на свою подчиненную очень обеспокоенно, но та даже вида не подала, что расстроена своими предыдущими поражениями: ее золотые глаза прямо сверкали предвкушением новой партии. На это мужчина лишь тяжело вздохнул, театрально закатывая глаза. Такеши же только весело смеялся, отмечая, что эта игра очень успокаивает нервы. — Еще посмотрим, кто из нас побежит плакаться мамочке, — Коста многозначительно улыбнулась сидящему напротив нее Скуало, вкладывая в свой взгляд как можно больше жестокости. — Да, Скуало? Очередной начинающийся спор за первенство прервался возмущениями Гокудеры в коридоре, который целый день носился по особняку с различными бумагами, а так же был озабочен организацией собрания семей альянса вместе с Киоко, Хару, Хроме и И-Пин. Но, видимо, из присутствующих в этой комнате на данный момент интересовала только игра, нежели какое-то собрание. — Где, черт возьми, все? — ворвался в комнату злой хранитель урагана Вонголы, метая молнии глазами то влево, то вправо, желая испепелить каждого, кто не будет занят делом. Алесса продолжала смотреть на Скуало, тот в свою очередь продолжал буравить ее взглядом, Дино и Такеши повернулись в сторону Хаято, глядя на него с сочувствием, но идти каждый по своим делам явно не собирались. О Занзасе и говорить нечего. Ему в принципе было все равно на все организационные вопросы, предпочитая пить свой излюбленный виски. — И что на это, по-вашему, скажет Джудайме? — Сгинь. — поморщился Занзас, продолжая буравить взглядом карты, всем своим видом показывая, что ничто не сможет отвлечь его от игры. — Я думаю, Тсуна будет не против, если мы немного поиграем в покер, — Ямамото явно хотел сгладить накалившуюся атмосферу, но выходило это у него из рук вон плохо. — Немного? Вы уже четыре часа не можете поднять свои задницы с кресел! Почему все важные мероприятия организовываю только я и госпожа Киоко? И почему я не могу найти Хибари, когда он так нужен? У нас пойманный предатель, которого необходимо допросить и доставить в место заключения, выяснить, кто помог ему проникнуть на территорию, а кто это должен делать, кроме главы Организации? — У него свидание, — задумчиво проговорила Коста, следя за тем, как снова тасуют карты. — А чем тебя Бельфегор не устроил? — отвлекся от игры Скуало, тем самым давая Алессе фору. Она бросила на стол две карты, а затем забрала несколько зеленых купюр себе, довольно улыбаясь. — Мне пришлось вывести этого принца-шизофреника из комнаты, чтобы у допрашиваемого все конечности и органы были в целости и сохранности. А у Хибари свидание… Как это вовремя… Что?! — Гокудера удивленно воззрился на брюнетку, ждя от нее дальнейших объяснений. Дино и Такеши тоже отвлеклись от игры, одарив итальянку новой порцией непонимающих взглядов. _______________________________ Troye Sivan — Dance To This (ft. Ariana Grande) Young ambition Say we'll go slow but we never do Premonition See me spendin' every night with you* *Юны и амбициозны. Мы говорим, что не будем торопиться, но поступаем ровно наоборот. Предупреждаю тебя: Я буду проводить с тобой каждую ночь.