Вокруг вселенной

      Эмма не находила себе места всё время пребывания в покоях с тех самых пор, как покинула главный зал дворца, оставшись один на один с ворохом тайн и нерешённых загадок. Слова родителей напрочь засели в мыслях, разъедающим комом пожирая её изнутри, и всё же в груди до сих пор теплилась надежда, что случившееся ещё можно исправить.       Но когда Грэм, на прощание нежно поцеловав Эмму в макушку, ушёл, она вдруг почувствовала, как с глухим стуком закрывшейся двери внутри что-то оборвалось. Словно перерезали единственную ниточку, связывающую её с этим миром, и всё, что сейчас ей оставалось — постепенно выпутываться из прочной паутины, окутавшей её так давно, что сложно было сказать наверняка.       Покидая пределы Мерсантилиуса, подсознательно она понимала, что рано или поздно вернётся обратно. В какой-то момент Эмма даже приняла это, пусть и не в полной мере осознавала, чем чревато её исчезновение. И сейчас, вглядываясь в бесконечную даль из своего окна, она представляла, какой наивной была все это время, как глупо вела себя и сколько ошибок допустила. Словно сама судьба решила сыграть с ней злую шутку, отобрав всё, что только могла.       Выбор. Порой это всё, что у нас есть, помимо груды проблем, лжи и предательств. Но выход из сложившейся ситуации Эмма видела словно через туман: нечётко и размыто. Непонятно. Разговор с родителями казался бессмысленным, попытка вызволить Киллиана — провальной, об остальном она даже не думала, мысленно пытаясь построить какой-никакой план действий. Пускать всё на самотёк она не собиралась, но и спешить в таком сложном деле было глупо.       Жаль только, что времени до суда над Киллианом с каждым мгновением оставалось всё меньше. Она была готова на всё, лишь бы исправить все свои ошибки, в том числе пуститься во все тяжкие, но… Какой в этом смысл? Эмма не хотела обострять ситуацию, как не хотела и оставлять её, подчиняясь воле родителей. Воле отца.       Так глубоко погрузившись в размышления, она даже не заметила, как массивная дверь скрипнула, впуская в её покои приятную прохладу. Шторки у окна заволновались, и если бы не они, Эмма вряд ли обратила бы внимание на стоявшую в проходе королеву. — Мама? — удивлённо приподняв брови, Эмма сжала в ладони край шёлковой накидки, подавляя бушующие эмоции.       Увидеть её после неудавшегося разговора в своей комнате было немного странно, но, несмотря ни на что, против она не была. Лишь поражена и опустошена — пожалуй, это всё, на что её хватало, не считая обиду на обоих родителей, зародившуюся в ней в тот злосчастный день. Взгляд, каким Мэри одарила свою дочь, затронул самые потаённые частички её души. Она смотрела на Эмму с искренней теплотой и любовью, чувствуя свою вину за произошедшее, но в её глазах Свон увидела и боль. Такую, что ей стало не по себе. — Эмма… — голос Мэри дрожал — сложно было не заметить этого. Эмма приглашающим жестом указала на свою кровать и облокотилась о стену, устало вздохнув. — Милая, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, и, поверь, мне очень, очень жаль… Но пойми, мы не могли поступить иначе. — Ты пришла сказать, что поддерживаешь отца в его решении бросить Киллиана в темницу, чтобы потом осудить его за то, чего он не делал? — внутренне начиная закипать, она вдруг почувствовала слабое, едва ощутимое покалывание на кончиках пальцев, и плотно сжала ладони, скрестив руки на груди.       На секунду Мэри опешила, но смиренно кивнула, принимая её реакцию. — Хотела бы я сделать хоть что-то, чтобы ничего этого не случилось, — судорожно вздохнув, она покачала головой и поджала дрожащие губы, совсем не справляясь с бушующими эмоциями. Она пыталась взять себя под контроль, но, как назло, ничего не выходило. — И можешь! Поговори с отцом, тебя он послушает! — Эмма, — Мэри мягко остановила её, лёгким движением коснувшись плеча. — Я бы хотела. Но я не могу. Ты должна понять это, милая… — Какого чёрта? — недоуменно произнесла она и вскинула руки, неверящим взором глядя на мать. — Зачем всё это? Зачем вы это делаете?       Чувствуя себя максимально неуютно, Мэри встала и глубоко вздохнула, понимая, что с каждым словом обстановка накалялась всё больше. — Ради будущего. После твоего исчезновения, — она продолжила говорить прежде, чем Эмма успела вставить слово, — граф Румпельштильцхен вместе с сыном посетил наше королевство, как и было оговорено. И вместо обещанной встречи с наследной принцессой они получили лишь лучшие покои и обслугу — всё, что мы могли предоставить им. Нам с отцом пришлось сообщить, что тебя похитили, потому что мы не знали, где ты, Эмма. С тех пор все мы ждали твоего возвращения… — Но причём здесь Киллиан, мам? Почему сейчас он находится в темнице, а не на своём корабле? Почему?! — задыхаясь от эмоций, Эмма усиленно пыталась понять мотивы, какими руководствовались её родители.       И если в общем и целом она могла их оправдать, то простить — совсем иное. — Мы не можем просто сказать, что ты сбежала, — Мэри быстро вытерла слезинку, не дав ей скатиться по своей щеке. — Иначе сделке конец. — Какой сделке? — с Фрецбургом. Мы заключили её почти сразу, и только благодаря ей Мерсантилиус не распался. Эмма, мы сделали всё, что было в наших силах, — осмелившись подойти ближе, она хотела было приобнять дочь, но та, пусть и нерешительно, отстранилась. В этот момент Эмма не могла и предположить, что почувствовала её мать, но отчётливо поняла, что не перестала быть разменной монетой.       По душе словно полоснули лезвием. Отчего-то собственное предательство родины в её глазах меркло по сравнению с тем, как с ней поступали родители. И с одной стороны, возможно, Эмма понимала, что такие браки не редкость, но с другой попросту не хотела в этом участвовать, противясь от одной только мысли о женитьбе по указке. — И что будет дальше? Какова цена? — ровно, без единого намёка на какие-либо эмоции, спросила Эмма. Мэри помрачнела, но голову не опустила, глядя прямо на дочь. — Совсем скоро вновь прибудут граф и его сын. Мы отправили им весь о твоём возвращении, так что… — Но… — Эмма, — она выставила перед собой указательный палец, заведомо зная, что хотела сказать Эмма. — Прошу, хотя бы в этот раз сделай, как мы просим. Они приедут, и ты встретишься с ними. — И что я скажу? — отодвигая разочарование на второй план, раздражённо выпалила она. — Что никакой свадьбы не состоится? Что они зря приехали, что ваши обещания пустые? — Мы пытаемся стабилизировать ситуацию в королевстве! Только и всего! — Но обо мне вы думали?! Мама, я не марионетка, которую можно заставить делать что угодно! — не выдержав и в конце концов сорвавшись, Эмма не смогла больше сдерживать слёзы, хлынувшие так неожиданно, что она, выдохнув, резко отвернулась.       Ладони сами по себе сжались в кулаки, сердце разрывалось на части от такой несправедливости, а надежды, что, поговорив с матерью, она могла хоть что-то уладить, рассыпались на миллион осколков. Ибо всё, за что она бралась, в конечном итоге рушилось, словно кто-то наслал на неё несокрушимое проклятье. Отдышавшись, Эмма собрала волю в кулак и непоколебимо взглянула на мать. Эмоции всё ещё бушевали, но она не позволяла им окончательно затмить разум, взяв их под контроль. — Вы и случившееся скрывали от меня. Девять лет я прожила во лжи, даже не догадываясь о собственном даре. Почему? Почему я ничего не помню? — её слова отразились эхом, повторяясь в мыслях Мэри безостановочным круговоротом.       Этот вопрос должен был прозвучать. Слишком долго всё к этому шло, слишком долго они скрывали от неё действительность, скрывали часть её самой. Вспоминая кровавую бойню в войне с Чёрной Бородой, Эмма не просто желала, а жаждала узнать правду. До сих пор ощущая на кончиках пальцев остатки магии, она погружалась в мгновения, когда её дар спас «Весёлый Роджер» и всю его команду, уничтожив Кракена. Как её собственная магия спасла его.       То, что до того времени казалось ей вымыслом, обернулось реальностью. Порой она задавала самой себе вопрос: «почему я?», но почти всегда не знала на него ответ. Просто так сложились звёзды — предначертано судьбой. Возможно ли обрести счастье, когда всё вокруг этому мешает? — Мы стёрли тебе память. Я, — запнувшись, поправилась она, — стёрла тебе память. — Но… Зачем вы заставили меня забыть?! — Мы пытались тебя защитить… — От чего? Что такого могло произойти, мама? — Эмма резко развернулась и с силой сжала в руке край накидки, что даже костяшки пальцев приобрели белесый оттенок. — Хочешь знать? — оказавшись на грани, Мэри заперла эмоции и собралась с мыслями, всматриваясь в глаза дочери так, словно заглядывая в саму душу. Эмма непоколебимо стояла. — Когда твоя магия начинала проявлять себя, я пыталась тебя обучить. Мы подолгу занимались изучением самых азов, практиковались, начиная с малого, но… Ты всегда хотела большего. Хотела сворачивать горы, поднимать в воздух тонны воды, чтобы посмотреть на обитателей морских глубин. Но я запрещала, потому что это было слишком опасно, а ты… Ты ведь была ещё ребёнком, — тяжело сглотнув, она поднялась с кровати и подошла к окну, откуда слабо виднелась пристань. — Ты никогда меня не слушала, всегда всё делая по-своему. И девять лет назад, когда к пристани причалил корабль, ты сбежала из дворца. Этот корабль… Он принадлежал пиратам. — Чёрной Бороде? — догадалась Эмма, и Мэри кивнула. — Да. Он был жесток и опасен, но в то время мы просто не смогли бы дать отпор без потерь для королевства. А он, к нашему счастью, не нарывался на неприятности, пока… Пока не встретил тебя, — воспоминания о прошлом болезненным уколом вонзились прямо в сердце, разрывая его на части. Почему-то в этот момент Эмме как никогда стало жаль свою мать, но, не помня ничего с тех времён, она почти не знала, чему стоит верить. — Они сразу поняли, что ты принцесса, и жажда наживы сыграла свою роль. — Они хотели похитить меня и обменять… — На королевское золото, — закончила за неё мать. — Но когда они попытались тебя схватить, ты сопротивлялась. Казалось бы, что может сделать маленькая девочка против дюжины амбалов во главе с убийцей? Вот только ты не была обычной. Стоило Чёрной Бороде только приблизиться, как ты выпустила в него мощный поток магии. Ты была напугала, звала на помощь, но люди боялись не меньше и просто… наблюдали. У них не было иного выбора, — Мэри сжала ладони в тщетной попытке унять дрожь. — Он едва не погиб, когда загорелся корабль. Тогда он лишился дома, награбленного сокровища и заработал плохую репутацию среди себе подобных. — Я разрушила его жизнь. Какой бы никчёмной она ни была, — поняла Эмма. — И он поклялся, что найдёт тебя. Что отомстит. В тот день мы изгнали его из королевства и стёрли тебе память, просто чтобы… — едва ли в силах говорить из-за тугого комка в горле, Мэри вздохнула. — Чтобы вернуть тебе нормальное детство. Чтобы ты не помнила о произошедшем и жила как и все дети в твоём возрасте. Без страха, что тебя убьют, и без знания о магии. — Вы почти никогда не выпускали меня из дворца… Чтобы защитить, верно? — на глазах Эммы начинали наворачиваться слёзы, и на мгновение ей показалось, что щёки пылают огнём от накативших эмоций. — Он грозился тебя убить, так что… Вряд ли мы могли поступить иначе, Эмма, — Мэри едва сдерживалась, её губы неумолимо дрожали, а глаза уже были на мокром месте. — Мне очень, очень жаль, что так вышло, милая… — Мам…       Эмма не стала томить. Не выдержав, она в мгновение ока приблизилась и обняла свою мать так крепко, насколько ей позволяли силы. Все обиды мгновенно забылись, а осознание произошедшего с новой силой окутало её. Потому что теперь Эмма знала. Теперь она понимала, что имел в виду Чёрная Борода, почему родители буквально следили за каждым её шагом, контролировали и оберегали так, словно она — хрупкая фарфоровая кукла.       Магия. То, о чём Эмма привыкла читать в книгах из огромной королевской библиотеки, оказалось реальностью. Но, даже выслушав историю о том, что произошло девять лет назад на самом деле, ей этого оказалось недостаточно. — Я хочу вспомнить, — просто сказала она, не прекращая обнимать маму.       Находясь в кольце её рук, Эмме было по-домашнему спокойно, и она наконец поняла, насколько сильно ей этого не хватало. Не хватало семьи. Она словно вернулась в прошлое, однако сейчас Эмма смотрела на всё другими глазами: зная правду, она смогла найти объяснение всем поступкам родителей. Почти.       Мэри неохотно отстранилась и внимательно посмотрела на дочь, словно бы пытаясь найти в её глазах ответ на немой вопрос. — Ты уверена? — Абсолютно, — кивнула Эмма.       Она была готова. Она знала, что должна вспомнить, должна чётко знать, что тогда было. Несмотря ни на что. — Хорошо. Но должна предупредить, Эмма, это будет нелегко. Случившееся слишком сильно на тебя повлияло, и воспоминания об этом могут быть… болезненными, — так тихо, почти шёпотом проговорила Мэри и потянула дочь на себя, вместе с ней усаживаясь на кровать.       Эмма почти не дышала. Волнение, которое она испытывала в данный момент, заставляло её бесконечно закусывать губу и теребить края накидки, с толикой беспокойства глядя на свою мать. Взяв Эмму за руки, Мэри прикрыла глаза и глубоко вздохнула, направляя свою энергию на то, чтобы единым потоком вернуть ей воспоминания обо всех мгновениях, которые в своё время были стёрты. А когда Свон почувствовала лёгкое покалывание в ладонях, когда уши начинало стремительно закладывать, она непроизвольно погрузилась в этакий транс, словно бы возвращаясь на девять лет назад.       Перед глазами проносились драгоценные моменты её детства; она вспоминала, как они с мамой днями и ночами изучали магию, как весело проводили время, превращая бесформенную глину в самые разные фигуры. Она вспоминала, как часто не слушалась, всегда всё делая по-своему; как магия охватывала всё её нутро, высвобождая энергию и делая её безмерно счастливой. Но когда воспоминания дошли до того рокового дня, в сердце Эммы что-то всколыхнулось. Она наблюдала за всем со стороны, видела себя маленькую и, как казалось на первый взгляд, беззащитную. Но произошедшее дальше застало её врасплох. От неожиданности Эмма потерялась, и пусть она уже знала детали, увидеть всё своими глазами оказалось во много раз тяжелее.       К ней словно вернулась частичка её самой. Столько лет, проведённых во дворце едва ли не в самом одиночестве, когда верными друзьями ей становились книги и прислуга, Эмма чувствовала себя обделённой. Лишённой простой человеческой свободы, запертой в золотой клетке под надзором собственных родителей. Погрузиться в прошлое оказалось нелёгким испытанием духа, и когда последняя крупица нашла своё место в её памяти, Мэри глубоко вздохнула, а вместе с ней проснулась и Эмма. — Это… Было прекрасно и… ужасно, — ещё не придя в себя, она вперила взгляд в одну точку и мямлила так, словно потеряла дар речи.       Прикосновения матери подействовали на неё почти как успокоительное. Чувствуя рядом с собой её тепло, Эмма всё больше осознавала произошедшее, но при этом уже не боялась неизвестности. Потому что теперь она знала. Но всё хорошее рано или поздно заканчивается — об этом Эмма, кажется, успела позабыть.       Когда в её покои постучал и, не дожидаясь ответа, вошёл отец, она хмуро взглянула на него, но ничего не сказала, лишь отстранившись от матери и выпрямившись, словно на приёме. Лицо его было неизменно безучастным, но что-то в серо-голубых глазах выдавало его взволнованность и даже страх. А стоило ему взглянуть на заплаканные лица своей жены и дочери, как он всё понял. Но, судя по всему, гордость взяла верх, а потому Дэвид, отведя взгляд в сторону, с силой сжал кулаки. — Завтра во дворец прибудут граф Румпельштильцхен и его сын, Бэлфайр, чтобы обсудить условия сделки и союз между государствами. Эмма… — он взглянул на неё мимолётно, почти неуловимо. — Будь готова. — Но… — Встреча состоится в полдень. Не подведи нас, — строго объявил Дэвид.       Мэри лишь сочувственно приобняла дочь и направилась к выходу, на прощание приободряюще улыбнувшись. И с её уходом Эмма внезапно поняла, в какое одиночество погрузилась вся комната. Звенящая тишина била по ушам, и только шум из окна как-никак разбавлял её. Она так хотела увидеть Киллиана, хотела броситься к нему в объятия и никогда не отпускать. Эмма была готова едва ли не на всё ради его вызволения, и когда спустя время к ней постучался Грэм, она была готова. — Я должна попасть в темницу.