Самоубийственная любовь. Первый демон

- Думаю, новое задание нам выдадут довольно скоро, - лениво протянул Достоевский, придвигая к себе большое блюдо с запечённой рыбой. Миюки растерянно кивнула, постаравшись сосредоточиться на аппетитной куриной ножке в сливочной подливе. Ужин проходил в молчании, хотя девушка отчаянно пыталась завести разговор. Каждая провальная попытка грозила быть последней. Девушка снова поймала себя на тех же мыслях, что и в машине, постаравшись избавиться от них. Но, возможно, интуиция всё же была права. - Прекрасный ужин, - быстро перевела тему Миюки, откладывая вилку с ножом в сторону, улыбаясь Фёдору. - Да, он великолепен. Особенно это вино десятилетней выдержки, - Миюки поражённо уставилась на него. Бутылка стояла на другом конце стола от Фёдора, рядом с ней. Ярлыка или других опознавательных знаков на ней не было. - Вы истинный ценитель, если смогли по вкусу определить его возраст, - льстиво кивнула Миюки. Достоевский усмехнулся одними уголками губ, поднимая бокал. Девушка поступил также. Оба выпили. - Чтож, давай закончим этот вечер не менее приятным занятием. Как насчёт партии в шахматы? - Достоевский откинулся в кресле, пробегаясь глазами по лицу и шее Миюки. Девушка возликовала, похоже у неё получилось наладить с ним контакт. За этот вечер она, как психолог узнала достаточно мелких деталей и слабостей Достоевского, как простого человека. Он без сомнения был гением. Наверное, даже умнее, чем воспитанник Мори - Дазай, которого Миюки раньше и в глаза не видела, но много слышала от босса Портовой Мафии. Но небольшая слабость имелась и у такого человека, как Фёдор. Он был высокомерен и любил лесть. Миюки решила попробовать сыграть на этом. - С огромным удовольствием, - мило улыбнулась девушка, отпивая из своего бокала. Фёдор сказал правду, вино было отменным. Фёдор слегка протянул руку, достав до небольшого столика, и поставил на стол большую лакированную шахматную доску. - Какими хочешь сыграть? - Пожалуй, белыми, - кивнула Миюки, протягивая руку и расставляя свои фигуры по клеткам. - Белые ходят первыми, - напомнил Фёдор, покачивая в руке лёгкий бокал, наполненный тем самым вином. Миюки протянула руку и изящно передвинула свою пешку, освобождая путь ладье. - Ваш ход, - девушка откинула светлые волосы за спину, внимательно следя за противником, который передвинул свою пешку. - Как вы относитесь к книгам? - Миюки резко подняла голову, удивляясь такой резкой смене темы для разговора, но Достоевский всё ещё внимательно смотрел на неё, ожидая ответа на свой вопрос. - Предпочитаю классику. В основном - Джек Лондон и Александр Дюма (отец). А как насчёт вас? - Русская поэзия. Ты когда нибудь слышала прекрасные стихи Есенина? Или маэстро Пушкина? - Если честно, то приходилось читать, но я не слишком запомнила, - ответила Миюки, печально проследив за тем, как Достоевский аккуратно сбил её рыцаря своим слоном. Но к счастью её стратегии это не слишком помешало, но было необходимо время, чтобы перегруппироваться. Нужно было, как-то занять Фёдора. Миюки быстро нашла выход, попросив: Можете прочитать мне какое-нибудь из стихотворений Пушкина? Я буду очень благодарна за это небольшое просвещение в области поэзии, - свою речь девушка дополнила улыбкой, понадеявшись на успех. Проигрывать в шахматы она не планировала. - Чтож, - Достоевский поднялся из-за стола и подошёл к камину, облокотившись на него рукой с бокалом, медленно начиная зачитывать мелодичные строчки: - Что в имени тебе моем? Оно умрет, как шум печальный Волны, плеснувшей в берег дальний, Как звук ночной в лесу глухом. Оно на памятном листке Оставит мертвый след, подобный Узору надписи надгробной На непонятном языке. Что в нем? Забытое давно В волненьях новых и мятежных, Твоей душе не даст оно Воспоминаний чистых, нежных. Но в день печали, в тишине, Произнеси его тоскуя; Скажи: есть память обо мне, Есть в мире сердце, где живу я. Миюки встретила конец стихотворения громкими аплодисментами и новым ходом, в котором сбила ладью противника. - Это стихотворение было великолепным! - восхитилась девушка. Фёдор театрально поклонился и вернулся за стол, нахмурив брови и разглядывая появившиеся изменения на шахматной доске. - Только вот, как можно было увидеть столько образов в одном имени? - протянула Миюки, наливая себе ещё вина, явно не боясь захмелеть. - Это достаточно легко. Например, ты, Миюки, - Фёдор откинулся в кресле, сложив тонкие руки в замок и впиваясь сиреневыми пронзительными глазами в фигуру девушка. Миябе постаралась, как можно непринуждённее вскинуть светлую бровь в вопросительном жесте. - В твоём досье указано место жительство - Америка, Лос-Анджелес, но имя почему-то чисто японское, - сощурил глаза Фёдор. - Я родилась в Японии, а живу в Америке, - ответила Миюки. Нехорошее предчувствие засосало у неё под ложечкой. Достоевский явно что-то задумал и аккуратно, шаг за шагом шёл к этому. - Иероглифы твоего имени обозначают в основном: эмоциональность, интеллект, честолюбие и скрытность. Число имени Миюки - шесть, связано с успехом в различных делах, только если удастся завоевать доверие окружающих, - последние слова Фёдор особенно выделил, заставив девушку сглотнуть комок страха разоблачения. Он не мог догадаться! - Кстати, тебе шах и мат, - лениво протянул Фёдор, допивая остатки вина и с сожалением опуская бокал на лакированную поверхность стола. - Что скажешь? - Я...я... Как? - Миюки была выбита из колеи и дезориентирована. Слова и мысли предательски путались в голове, не давая собраться. Вместо них снова начал появляться липкий страх, к которому теперь ещё и примешался страх разоблачения. - В этом нет ничего удивительного, дорогая Миюки. Но вот то, что ты работаешь на Гильдию и скрыла это от меня - это плохо, очень плохо, - Достоевский чуть угрожающе приподнялся, а Миюки вжалась в спинку кресла, открывая и закрывая рот не силах сказать и слова, как выброшенная из воды рыба. Он сказал про Гильдию? Фёдор ошибся, и его ошибка была очень выгодна самой девушке, так как он видимо не собирался её раскрывать. Так, истинный заказчик не станет известен. Но надо было играть и дальше. - Тебя ждёт наказание за твоё преступление, - Фёдор хищно оскалился, встав из-за стола. Миюки вскрикнула, зажав себе рот рукой и не в силах пошевелиться, так как страх сковал её прочной цепью по рукам и ногам, не давая даже пошевелиться. Она впервые ощущала подобное. Зверь, личина которого проступила в Достоевском, радостно облизнулся, предвкушая новую жертву.