Самоубийственная любовь. Первый демон

Фёдор обошел кресло с вжавшейся в него девушкой по кругу и остановился за спинкой. Миюки провожала его перемещение стальными застывшими глазами. Остатки мыслей в голос вопили ей бежать, бежать, как можно дальше. Губы приоткрылись, а из горла не вырывалось не одного звука. Миюки попыталась вскочить, собрав последние остатки сил в один рывок, но тонкие на удивление сильные пальцы не дали ей это сделать. - Ложь, словно прекрасное вино, Миюки. Главное держать нужное время. Ты старалась, но против меня это бесполезно, - тихий смешок раздался прямо над ухом девушки. Миюки, не помня себя, дернулась, но была остановлена тихим голосом Достоевского. - Я могу убить тебя лишь одним прикосновением. Хочешь попробовать это? Ты- психолог, знаешь, что я не вру. - Не убьешь, - проговорила Миюки севшим голосом. Фёдор пристально вглядеться в её затылок, а девушка продолжила, едва находя в себе силы отбиваться от нестерпимого страха. - Я нужна... - Встань! - резко приказал Фёдор, растягивая губы в подобие улыбки. Но это была не улыбка, это был хищный оскал. Прищуренные сиреневые глаза лишь добавляли сходства с хищником. - Ты умная, Миюки. Это меня и привлекает. Зря ты играла со мной, - уже мягче добавил Достоевский. Миюки, застывшая по центру комнаты, перевела на него круглые выпученные глаза. Фёдор усмехнулся, видя состояние своей жертвы, и медленно пропустил сквозь пальцы длинные завитые пряди волос. Чуть наклонив голову, чтобы полюбоваться игрой света, Достоевский заговорил, медленно растягивая слова и явно наслаждаясь своей властью над Миюки на данный момент: - Ты знаешь, почему меня называют демоном? - девушка дернула головой не в силах ответить на вопрос. - В моих руках находится самая разрушительная в мире сила. Догадалась? Ты же умная девочка, Миюки… - Бессердечный, - едва обретя голос, прошептала Миябе. Ноги, наконец, отказались держать остальное тело, и Миюки молча осела на пол. Достоевский рассмеялся. - Верно, сердца у меня нет, лишь одно моё прикосновение, и ты в лучшем мире, но я не буду этого делать. Слишком скучный исход для такой интересной партии, - он медленно обошел Миюки по кругу, остановившись перед ее глазами. Фёдор наклонился и протянул руку, чуть приподняв пальцами ее подбородок. Сощуренные сиреневые глаза столкнулись с испуганными серыми. Другая рука Достоевского пробежалась по волосам Миюки, по тонкой шее и остановилась на плече, заставив девушку невольно сглотнуть. - Чудесная марионетка. Ты будешь выполнять только мою волю, и я сохраню тебе жизнь и твой секрет. Возможно сохраню. Для большего тебе придется сильно постараться, - Миюки не составило труда уловить намек, а по нервам слишком больно царапнуло унизительное "марионетка". Она столько лет жила полной жизнью, помня, что все равно принадлежит мафии. Теперь же, даже это, казалось, было лучше, чем настоящее. Сейчас, у нее не было времени и сил, чтобы попытаться перевернуть эту смертельную партию в свою сторону, оставалось лишь ждать и терпеть, делать все, чтобы выжить. - Я согласна, - тихо ответила Миюки, буквально наяву слыша звон цепей. Достоевский снова улыбнулся, маня девушку пальцем за собой. Миюки подчинилась, не поднимая взгляда на своего тюремщика. Ещё один удар. Миюки сжимает зубы и старается не думать о том, как она это всё будет выглядеть на следующий день. Боль от мест ударов волнами расходится по всему телу. Достоевский не даёт ей передышек, в его глазах, которые потемнели и приобрели темный оттенок, легко прочитать буквально звериную жажду крови. Волк. А она невинная овечка на его фоне. Смешно, но Миюки не до шуток. - Ну же. Кричи для меня, - с безумием в срывающимся от эйфории голосе приказывает Фёдор, наматывая светлые волосы на руку, стараясь сделать, как можно больнее. Миюки благодарит бога, в которого не верит, за то, что Достоевский не слишком силен физически. Очередной удар, оставляющий красный след на этот раз на бедре и девушка подаёт голос. Её никто не услышит в этом богом забытом особняке, не на что надеяться, да и кому она нужна. Из размышлений ее резко выдергивает острая боль в плече. Миюки выгибается на черных простынях, срывая голос. Достоевский, смеясь, облизывает окровавленные губы, а девушка проклинает то, что она до сих пор в сознании. К сожалению, она не слабачка, падающая в обморок от боли в сломанной ноге. А сейчас так хочется блаженного забытья.