Самоубийственная любовь. Первый демон

Миюки вытягивает руку вперед, прищурив левый глаз, целится вперёд и резко опускает пистолет вниз. Пальцы дрожат, а ладонь холодеет. Огнестрельное оружие летит на смятую кровать, зеркало в огромной кованой раме в стиле роккоко въезжает в самый центр полутемной комнаты с завешенными окнами. Миюки выпрямляет спину, прогибается в позвоночнике, заставляя черную ткань подаренного платья, так удачно скрывающую старые синяки и новые кровоподтёки, натянутся, обрисовав резко проступившие рёбра. короткий метательный нож скользит по бедру в незаметную кобуру, закрепленную под платьем. Чёрная мамба приготовилась к прыжку, затаилась в траве, медленно подползая к пауку, наивно думающему, что именно он занял позицию короля на этой шахматной доске. Вальтеру Айдлицу вынесен практически смертный приговор. Золотая грива волос подпрыгивает вверх при каждом шаге, когда Миюки поднимается по еле освещенной лестнице, перешагивая через проявившиеся лазерные ловушки. Жучок, закрепленный на задней стороны шеи, скрытый прической, молчит, только едва ощутимо вибрируя на коже. Фёдор пока молчит, но Миябе точно знает, что он контролирует все начиная от каждого поворота её головы до мельчайшего движения любого живого существа в огромном особняке. Её, например, дёргал и дёргает за ниточки с мастерством заядлого кукловода. Миюки изящно переступает через очередной алый лазер, способный с легкостью перерубить ей ладыжку, со стуком опуская каблук на мраморный пол. Она в принципе готова получить случайную пулю в лоб в какой-нибудь перестрелке, которая последует за роковым выстрелом, который она совершит в скором времени. Металл пистолета приятно холодит ладонь, опущенную на левое бедро. Ровно через двадцать пять секунд по расчетам Достоевского, которые Миябе смиренно вызубрила наизусть, должны появиться десять охранников, два из которых имеют способности различного типа. Диверсия Крыс Мертвого дома идеально подгадана под вылазку Чёрного обелиска на провокационный захват корабля, везущего очередную поставку нелегального оружия Портовой мафии. Миюки успела отправить Мори предупреждение, скрыв радио сигнал от Достоевского, перехватывающего, кажется, любой звонок, осуществленный с территории особняка. - Предъявите пропуск, - девушка отсчитывает про себя последнюю секунду и покорно поднимает голову. Два высоких мускулистых мужчины, одетых в спецовки с винтовками наперевес, спускаются ей навстречу. Миюки делает маленький шаг вперед, крайний справа вскидывает прицел, а за их спинами возникают ещё восемь в качестве подкрепления: - Отвечать! - мужчина с шрамом через правый глаз, которого Миябе узнает - один из обладателей способности, мгновенно оказывается у неё за спиной, грубо выкручивая руки за спину. Его руки не прикрыты перчатками и именно это оказывается идеальной возможностью для девушки. Проникнуть в его мозг не оказывается слишком трудно и Миюки с небрежной легкостью отшвыривает воспоминания, образы и цветные картинки, наматывая на пальцы нити контроля. Всё-таки в какой-то степени она похожа на Достоевского, также как он играет людьми, даже не задумываясь над последствиями. Этот боевик - лишь средство достичь поставленную цель, неважно, что случится с ним после этого. Девушка с секундным проявлением четко приказывает спецназовцу отпустить её и напасть на сослуживцев. Мужчина разжимает руки и зомбированно двигается на своих же, спуская курок и выпуская длинную очередь. - Выполни всё и пристрели себя, - шепчет Миюки, спокойно проходя мимо озверевшего бойца, уже применившего свою способность. Пистолет выскальзывает из кобуры и занимает родное место в ладони, а медленно курок взводится вверх. Она переступает через распростертый на верхних ступенях труп и двигается дальше к кабинету, краем уха отмечая скрежет металлических засовов и пронзительного визга сработавшей сирены безопасности. В то же мгновение стекла на нижнем этаже буквально вылетают от ударов мощных армейских сапог и автоматных очередей, посланных спецназовцев Крыс Мертвого дома. Миюки продолжает свой пути, лишь немного ускоряясь и отмечая, что задвинувшиеся было бронированные двери убежища Вальтера Айдлица вновь открываются под дистанционным руководством Достоевского, уже наверняка прибывшего вместе с отрядом зачистки. - Добрый вечер, мистер Айдлиц, - тихий, спокойный голос Миябе резко контрастирует с направленным на застывшего у окна директора стволом пистолета с взведенным курком. - И тебе привет, Миюки. Где же организатор всего этого? - Вальтер снимает очки и устало трёт переносицу, внимательно переводя взгляд на застывшую в дверях Миюки, прекрасно знающую, что сейчас она не получит ни одного выстрела в спину. - Не понимаю о чём вы говорите. Я пришла, чтобы убить вас, - Миябе делает шаг вперед, вступая на меховой ковер. Айдлиц разминает плечи и криво усмехается. Он знает правду. - Ты была очередной куклой для сдерживания Достоевского, но оказалась сильнее. Остальные продержались только меньше месяца. Но вот что с тобой стало сейчас, Миюки? - пальцы сжимают пистолет крепче, а мышцы плеча нервно вздёргиваются. В голове пульсирует одно - убить, убить, убить, пока стало не поздно, пока одна из личностей вновь не потеряла контроль. - Стреляй, Миюки, - тихий шёпот, холодком пробежавшийся по позвоночнику, заставляет девушку выпрямить руку и медленно нажать на курок. Внизу что-то взрывается, приглушив раздавшийся выстрел в кабинете директора Черного обелиска. Вальтер Айдлиц оседает на белый ковёр, заливая его кровью из чётко простреленного виска. - Пожалуй, это твой фирменный стиль, дорогая, - Миябе медленно оборачивается, встретившись взглядом с хищным прищуром лиловых глаз, усмехающихся прямо ей в лицо. Черная мамба тут же превращается в жалкую нахохлившуюся птичку в клетке под гипнозом королевского питона, кольцом свернувшегося напротив. Костлявая ладонь скользит по оголенным плечам, которые отчего-то бьёт крупная дрожь, и медленно переходит на острую скулу. Миюки без задней мысли вспоминает, что в обойме пистолета ещё два патрона. - Не тебе тягаться с ним, глупышка. Ты взяла слишком большую роль для себя. Уступи, поддайся. Плыви по сильному течению и ни о чем не переживай. Это же так приятно - подчиняться кукловоду, - шепчет сладкий, тягучий голос, заполняя всю голову, переливаясь в нос, уши, сжимая в своих липких тисках слабо пульсирующее сердце. Миюки кусает губы, ногтями пытаясь выцарапать этот голос из себя. "Глупая, глупая, глупая," - болезненно, раз за разом отдается в ушных перепонках. Мечты, надежды осыпаются стеклянной крошкой, засыпая Миябе осколками, оставляя на коже пульсирующие болью порезы. Она, кажется, кричит, только крик тонет в многократно усиленном "кукла"! Она никто - просто красивая фарфоровая игрушка, что ловко дёргаю за невидимые ниточки - Ты не такая. Ты сильная. Покажи им это, - заботливая рука вкладывает к окровавленные, дрожащие пальцы пистолет. Холодное железо заставляет боль отступить, и Миюки цепляется за него из последних сил, за последнюю ниточку, связывающую ее с реальным миром. - Вот так, все правильно. Они заставили тебя страдать, раздавили, уничтожили. Так покарай их - убей, изничтожь! - в таинственном голосе проскальзывает торжество, граничащее с безумием. Разум, словно уловив знакомые нотки, кричит ей лишь одно - беги! Миюки не может, не может сбежать от самой себя. Она зажимает руками уши, чтобы не слышать этого. - Заткнитесь! Замолчите! - по сведенным судорогой пальцам катится кровь, отравляя воздух вокруг металлическим запахом железа. Он везде. Наравне с голосами он проникает в каждую клеточку тела, и Миюки желает одного умереть. В руках пистолет, всего один выстрел, одна пуля о и она свободна навсегда. Палец уже нажал на курок, но выстрелы гремят в пустоту. Голоса замирают, а Миюки медленно поднимается с колен, размазывая кровь по губам. - Это вы разорвали меня, вы уничтожили! Что я теперь такое, скажите мне? Жалкое подобие человека, - ещё два выстрела она совершает в разные стороны, зная, что именно там то, что ей нужно. Сердце почему-то отзывается тупой болью на её действия. Но Миюки уже все равно. Она сжимает рукоять пистолета зубами, царапая десны металлом, разрывает руками пелену вокруг, возвращая себе способность видеть. Миюки остаётся в пустоте, а над ней парят аккуратные фарфоровые маски. - Знаешь, где место для использованных марионеток? - Достоевский улыбается, а Миюки вдруг четко осознает, что сейчас случится. Она смотрит на демона своими глазами, а не помутненным кукольным взглядом. Холодным, чётким, выверенным движением Миябе вскидывает пистолет вверх, только шестым чувством почувствовав приближение могильного дуновения смерти. - Я не кукла, дорогой. Я актриса в театре без сценария, - в момент выстрела лицо Фёдора прорезает кривой оскал, но Миюки отчего то совсем не страшно, только рука немного дёргается вбок. Она свободна, но теперь одновременно зависима от собственных чувств, эмоций и ощущений. Миябе отступает назад, скидывая с себя худощавые похолодевшие руки Достоевского. - Как хорошо, что на черном не видно крови, - Миябе брезгливо поднимает ногу с того места где расплывается лужа крови под телом Фёдора. - Только вот платье я всё-таки уничтожу, - она уходит, не оглядываясь, лишь сгребая с полок нужные документы и выдергивая две флэшки из ноутбука. Конечно, полностью стереть, уничтожить воспоминания о двух месяцах ада наедине с настоящим демоном воплоти, но Миюки не положила конец всему в этом кабинете. Для неё - вернувшейся, но изменившейся навечно Миюки Миябе, всё только начинается. Заржавевшие шестерёнки давнего плана вновь приходят в движение. - Стой, - Миюки оборачивается на 180 градусов мгновенной, наставив дуло пистолета в ответ. У неё остался один-единственный патрон, но она не промахнется. Через всю щёку Карла Фридриха, целящегося в Миябе из снайперской винтовки, алеет свежий рубец, сочащийся кровью, стекающей по переносице. За его спиной бьет копытом черный мощный конь, грозно фыркающий на белокурого врага в платье с пятнами крови. - Уйди с дороги, Карл. Я не собираюсь тебя убивать, - серые, льдистые глаза быстро расчитывают - получится ли вырубить Фридриха ударом приклада пистолета по затылку. Но фантом успеет гораздо быстрее её. - Где Достоевский? - голос у Карла срывается от быстрого бега, а Миюки отдаленно отмечает, что взрывы и выстрелы внизу стали реже и тише. Крысы Мертвого дома начинают разбегаться по своим норам, потеряв своего Крысиного короля. Девушка опускает руку с пистолетом вниз, показывая, что драться не намерена. Она слишком устала, слишком вымотана победой над своими разнохарактерными внутренними двойниками и применением истинной способности, чтобы вести напряженный ближний бой с профессионалом. - Он мертв. Я застрелила его, - говорит спокойно, расслабленно. Фёдора она к людям не причисляет с того момента, как на её теле начали появляться укусы, раны и гематомы, неделями не сходящие с побелевшей кожи.