Тень прошлого

       Назгур наслаждался тёплой водой и жарким паром, шедшим от раскалённых каменьев. В кои-то веки тело словно приобрело лёгкость, как в ранней юности. Кожа раскраснелась.        Голлдар полил себя водой и смыл мыльную пену. Увы, удовольствие не может быть долгим. Много лет он был этого лишён. Время не позволяло.        «Ах, да, ещё и… было!» — вспомнилось Назгуру. Он склонялся, что в постель с Натрайтом заставили лечь воспоминания и тоска по Эльгвару. Да и постельные утехи в последнее время были большой редкостью. Голлдар попытался вспомнить, когда в последний раз заходил в штурмверский бордель.        Давно. В жаркую середину лета.        Но сейчас-то уже весна. Значит, почти год назад, а в остальное время рука была подмогой.        Стыдно за произошедшее Назгуру не было. В конце концов, Солей оказался не прочь ответить лаской.        Лёгок на помине. Дверь скрипнула. Отчего-то Голлдар был уверен — пришёл Натрайт. Хотелось съязвить, спросить: «Ещё захотелось?», но оглянувшись, он заметил неладное. Солей хмурил брови и сжимал губы.         — Что могло случиться такого, что ты не смог дождаться, пока я вымоюсь?        Морщины на лице Натрайта разгладились. Он с неприкрытым любопытством разглядывал сидевшего на полке Голлдара. Бледная кожа была влажной от пота, мокрые волосы прилипли к лицу. Мышцы перекатывались, когда тот поднял руки. Тело не обычного мужчины, но воина. Если бы целыми остались обе ноги…        Натрайт отвёл взгляд от культи и уставился на уродливый шрам.         — Случилось, — произнёс он и без обиняков начал: — Я позволил себе вольность и разобрал письма. Некоторые прочёл, некоторые оставил для тебя, но вот последнее… — Солей глубоко вдохнул горячий пар, пахнущий чередой. Даже ему было нелегко вспомнить коротенькую, но зловещую строчку. Наконец он набрался смелости и процитировал: — «Сначала — лошади, потом твои племянники сгорят заживо, Назгур Голлдар!» Вот что было в одном из посланий.        Если Назгур и пришёл в ужас, то вида не подал, разве что сцепил пальцы и сжал губы.         — Прямая угроза, значит. Проклятье! Ну почему гонцы всегда разные?!        Расспросить было некого. Курьер принёс ворох посланий и, вероятно, уже далеко. Голлдару хотелось сейчас врезать не кому иному, а королю, которому вздумалось перенять у ольсейцев традицию и выстроить здание, куда попадали все отправления. С одной стороны, не было нужды посылать человека, чтобы тот доставил одно-единственное письмо в далёкие края. Гонец собирал те, которые нужно было доставить, например, в Кумму и отправлялся в путь. Выходило значительно дешевле и безопаснее, ведь курьеры путешествовали с охраной.        Однако Назгур не сомневался, что письма читают шпионы, хотя сургуч никогда ещё не был сорван. Разжиться новой печатью не представляло трудностей.        Странно, что анонимное послание вообще дошло. Кто-то заплатил курьеру.         — От кого ещё были письма? — уточнил Назгур и взял в руки полотенце.         — Из Ордена. — Лоб Солея взмок от духоты.         — Значит, гонец наш, но захватил остальное, что предназначено для меня.        Это упрощало дело. Голлдар не собирался ждать. Всего-то стоило наведаться в Штурмвер.        Натрайт с неприкрытым любопытством продолжал разглядывать голого Назгура — того, кто сегодня стал любовником. Тот не стеснялся наготы.         — Оставайся. Я закончил. — Голлдар подтянул к себе протез и принялся пристраивать к культе. Солей не шевелился и дожидался, когда Назгур завершит и покинет баню. Он никого не стеснялся, но помнил, что дверь не запиралась, и могли вбежать вездесущие дети или кому-то из слуг придёт в голову наведаться. Повод для сплетен давать не хотелось.        Назгур завернулся в серую, вылинявшую от множества стирок простыню и направился в предбанник. Он это сделал вовремя — дверь открылась, и на пороге появился Скорг Плем. Дворецкий застыл как вкопанный.         — Что такое, Скорг? — первым начал Назгур.         — Я... — тот потоптался с ноги на ногу, — чистую одежду для господина Солея принёс. Простите, я знал, куда он направился.        В предбаннике появился полностью одетый Натрайт. Плем облегчённо выдохнул. Возможно, он зря волновался, и между Голлдаром и Солеем ничего не было.         — Подай мою одежду, сумку можешь повесить на крючок, — приказал Назгур.        Плем протянул бежевую рубашку.         — Вам в кабинет что-нибудь принести?         — Нет, сегодня голова должна остаться ясной, — ответил Голлдар. — Если только сбитень.        Скорг от удивления едва смог вымолвить: «Сделаю!»        Назгур отказался от спиртного. Это что-то новенькое.         — Ступай. И спасибо, Скорг, — поблагодарил Натрайт.        Плем почтительно склонил голову и удалился. Назгур сбросил простыню и через голову надел рубашку. Натрайт уставился на голые крепкие ягодицы.        «Интересно, его самого туда…» — и не закончил мысль. Сегодняшнее соитие не помогло, но только распалило желание уединиться, и ему хотелось поменяться местами. Он желал вдавить пальцы в ягодицы Голлдара и протолкнуть между ними член.        Увы, а точнее, к счастью, Назгур натянул подштанники. Он чувствовал на себе чужой взгляд. Стесняться после того, что произошло, нечего, но было не по себе.         — Хватит таращиться, — потребовал он. — Я не баба с пышными формами.        Натрайт хрюкнул от смеха.         — Ну и шуточки. Ты же знаешь, что бабы меня никогда не привлекали.        Он развязал шнуровку штанов, и те сползли вниз.         — Что, никогда не было? — удивился Голлдар.         — Было. Раньше я пытался убедить себя, что моя тяга к мужчинам — это мерзко. С женщиной оказалось ещё хуже. Лучше уж ни с кем.        Он вздохнул. Куртизанку, с которой имел дело, нельзя было назвать некрасивой. Скорее наоборот, та считалась лучшей в своём деле. Фигура — прекрасный образец для статуи, а спина всегда идеально выпрямлена.        Но что-то было не так. Член набух только тогда, когда Солей представил, что с ним в постели не девица, а молодой парень.        Назгур выслушал и эту странную исповедь.         — Я видел, как мои ребята занимались этим оттого, что женщин поблизости не было, но стоило им добраться до борделя, как…        Голлдар горько рассмеялся. Ему хотелось назад, в крепость Ордена, а для этого нужно выбросить воспоминания из головы, вытравить привязанность из души. Он уже молча надел штаны, после вдел в ногу сапог, отличавшийся от того, который был надет на протез, и удалился, оставив Солея одного.

***

       Никто не ожидал гостей, и Назгур — тем более. Снова пошёл дождь. Холодная вода затекала за шиворот, отчего распаренному баней телу было неуютно и зябко.         — Впустите! — велел Голлдар охране.        На глаза навернулись слёзы. Воины, чьи кольчуги были украшены короной, стояли за воротами. Створки медленно открылись.        Голлдар узнал бы Эре из многих, хотя голова была закрыта шлемом, а ворот плаща поднят. Тот спешился и передал поводья одному из охранников, после пошёл к Назгуру. Тот протянул руку для приветствия.        Жёсткая перчатка сдавила ладонь.         — Приветствую, герр Голлдар! — Лицо Эре расплылось в улыбке.         — Брось, герр Туррис. Уже три года как я только Назгур. Какими судьбами?        Улыбка пропала.         — Как?! Я же писал… Хотя понимаю, с нынешним новшеством-то! — Эре презрительно скривился. — Мы направляемся в крепость, что на одном из островов Равилины. Приказ грандмаршала. Хоть берег Грайского океана неприступен из-за гор, но реки… Именно так могут проникнуть ольсейцы. Я беседовал с Икареем. Здесь даже он бессилен, поэтому решено бросить все силы на острова.        Назгур нахмурился и погладил бороду.         — Дурак он старый. Если все силы окажутся на островах, то кто останется в остальных крепостях? Ольсейцы — не дураки. Будут бить туда, где наиболее уязвимо.        Эре потоптался с ноги на ногу. Ему хотелось есть, а разговор мог затянуться до ночи.         — Я просил разрешения провести ночь на ваших землях.         — На это разрешения никогда не спрашивай. Когда раздашь приказы, ступай в дом. Я тебе не позволю ночевать под открытым небом. — Голлдар после этих слов развернулся и пошёл в дом, чтобы приказать Галму хорошенько накормить гостя. Появлению Эре он был несказанно рад. Такому прошлому он всегда рад.        Заодно выпал шанс выяснить, кто занимался доставкой писем.        Желание сохранить голову трезвой не сбылось. Нельзя было не выпить вместе с Эре. Тот не изменился за три года, разве что отпустил волосы до плеч.         — Ну ты даёшь. Хорошо ещё, что ты просто воин, и близнецов пристроишь в Орден, когда вырастут. А если бы ты был помещиком, а? — Голлдар подмигнул. — Как бы они делили, кому поместье, а кому — Орден?        Эре самому было смешно. Он не на шутку боялся, что на свет появится девочка, но жена разродилась двумя мальчишками.         — Один едва выжил, — поделился он. — Синий родился и не закричал. Я даже за лопату взялся, чтобы закопать, когда он задышал. Вот из него бы я воина воспитывал, силу бы взращивал.        Назгур поневоле задумался, отчего воинами становились младшие сыновья. Уж не оттого ли, что рождались более слабыми, чем первенцы?        И тут же отмёл эту мысль. Агран Голлдар, его брат, был болезненным, в то время как Назгур простужался от силы два раза за всё детство. Таковы традиции Нарсилиона.        Назгур был рад за Эре — отца двоих сыновей-близнецов.         — Одинаковые?         — Ого! Я сам едва их различаю. Туви… Ну-у, жена моя… Как она не путается? — Эре улыбнулся.         — Потому что она мать. Матери — за редким исключением — чувствуют детей.        Назгур едва успел произнести эти слова. Дверь распахнулась, и в кабинете появился Натрайт Солей.        Эре этого не ожидал и удивлённо переводил взгляд с Голлдара на Солея.         — Я не успел сказать, Эре. Мы слишком долго болтали о твоих детях. Да, Натрайт — мой гость! — решил пояснить Назгур до того, как посыплются расспросы. — На самом деле ничего удивительного. Я до сих пор барахтаюсь в делах поместья, как рыба, выброшенная на берег. — Эре молчал. Солей стоял на пороге. — Именно поэтому попросил о помощи, когда он объявился.        Туррис покачал головой. Прядь светлых волос упала на лоб, и он сдул её.         — Вас не смутило, что он вернулся именно сюда?         — Я вернулся, потому что именно здесь похоронены мои родные. Кроме Арктара, разумеется! — Солей прошёл в кабинет и взял деревянный табурет, одиноко стоявший у стены. — Давайте, вешайте на меня преступления! Кого же ещё обвинить, если не каторжника? — Он со стуком поставил табурет у стола и сел.         — Натрайт, успокойся, — урезонил Голлдар. — Я верю тебе.         — А я — нет! — Эре поднялся. — Я вас понимаю, герр Голлдар, кого вы ищете, но… Солей — другой!         — Я знаю! — Назгур почесал голову. Хотелось встать, но он не мог, как раньше, резво вскочить. — И это говоришь ты? В послания Ордена подбрасывают анонимные письма с угрозами, а ты подозреваешь Натрайта?! Проклятье, я считал тебя достойным преемником!        Лицо Голлдара раскраснелось от злости. Он без конца теребил бороду.        Эре слова бывшего военачальника задели, но не это важно.         — Пока я не понял, в чём меня обвиняют, — заявил он. — Какие письма с угрозами?        Натрайт Солей полез в карман и достал лист бумаги. Чернила расплылись, но буквы остались чёткими. Туррис прочёл послание.         — Это письмо было среди ваших, — уточнил Голлдар. — Что на это скажешь, Эре?         — Пока не расскажете, что здесь — проклятье! — происходит, ничего не скажу!        Все были раздосадованы — Туррис от непонятных обвинений, брошенных в его адрес, Натрайт, виноватый лишь в том, что провёл три года на каторге, и Назгур, который терпеть не мог скрытого врага — труса, который боялся вести открытую войну. Голлдар решил всё прояснить и поведал о сгоревшей конюшне, появлении Натрайта и об анонимном письме. Эре молча слушал.         — Одно скажу: если конюшня сгорела совсем недавно, то письма написаны давно. Тот, кто отправил анонимку, не провидец — в этом я уверен! — он не мог не рассчитывать, что что-то может пойти не так. Например, его людей поймают. Или пойдёт дождь…         — То есть… — Голлдар был удивлён.         — …письмо было подброшено уже здесь, к остальным посланиям. На твоём месте я бы взялся трясти слуг или… — Туррис красноречиво посмотрел на Солея. Тот сжал руки в кулаки, чтобы не вспылить.        Эре неприкрыто намекал на него. Назгур почесал подбородок и облокотился о стол.        «Подброшено здесь? Но кому это выгодно?» — задумался он.        Да кому угодно, хотя бы тому же Скоргу Плему.        Или Натрайту Солею?        Назгур взглянул на сегодняшнего любовника. Тот надавил на сустав пальца. Раздался щелчок.        «Взволнован!» — отметил Голлдар.        Если у Эре и было что сказать, то ему не хотелось болтать при постороннем. Назгур ещё раз внимательно посмотрел на бывшего подчинённого. Пусть тот не изменился, но что-то неуловимое появилось в глубоко посаженных глазах. Счастье отцовства? Радость того, что род Туррисов не оборвётся?        Назгуру хотелось поболтать, но не при Натрайте Солее.         — Прости, но ты не мог бы покинуть кабинет? Мы с герром Туррисом много невзгод делили, поэтому хотелось бы выпить наедине.        Если Солею было неприятно, то вида он не подал.         — От себя скажу одно: не я подбросил анонимку! — едва не выкрикнул он и удалился, напоследок хлопнув дверью.        Эре облегчённо вздохнул, хотя и был в недоумении. Назгура Голлдара нельзя было считать дураком, однако он приютил Солея в поместье, более того, доверял вести кое-какие дела. Туррис дёрнул за шнуровку плотной рубахи. Камин жарко полыхал. Было душно ещё и от выпитой наливки.         — Есть новости об Эльгваре Ферохе, — без обиняков заявил он то, что хотелось сказать до того, как появился Солей. Голлдар резко выпрямился и замер в ожидании. — Когда мы распрощались, осел под Меххой. На его беду, военачальником стал Афт Хейер.        Назгур всё понял. Он помнил Хейера — жалкого доносчика, отгребавшего от сослуживцев по обух. Он знал и то, что родственник Афта — сам грандмаршал. Голлдар помнил и то, что Хейер внезапно исчез тогда, под Безлонью, пятнадцать лет назад. И вернулся после перемирия. Увы, в Штурмвере места не нашлось. Никто не сомневался, что родич пристроил его в глушь, но чтобы доверить командование?        Несомненно, Афт Хейер сполна отыгрался на Эльгваре за то, что тот не раз его избивал, надеясь избавить от привычки доносить раз и навсегда.         — Можешь не продолжать. — Назгур наполнил рюмку и залпом выпил. Ему не хотелось слышать, как погиб Ферох.         — Да погодите вы! — Эре махнул рукой так, что серебряная тарелка с кусочками копчёного сыра свалилась на пол. — Да, его взяли. Он просидел в тюрьме вплоть до того времени, как в Меххе начался пожар. По официальной версии — сгорел заживо…        Голлдару было больно слышать, хотя он не мог не заметить брошенного «по официальной версии».         — А по неофициальной? — уточнил он и открыл глаза.         — Заключённые сумели сбежать. Все.        Это был серьёзный промах для Ордена. К счастью для Эльгвара Фероха.        И для Назгура Голлдара.         — А Хейер?         — Сгорел. И это не версия, а правда.        Назгур облегчённо вздохнул. Мехха находилась едва ли не на границе с Люстером, в крепости случился пожар, когда Голлдар был неподалёку от Магерты.        Словно Вьяль в очередной раз попыталась свести двух людей, но передумала, будто была не богиней, а обычной капризной женщиной.         — Жив. Это радует! — Назгур облегчённо вздохнул и снова выпил. Эре покачал головой.         — Вы не потому ли Солея приютили? Из-за…         — Нет! — закончил Голлдар. — Они разные, и нужно быть дураком, чтобы этого не заметить!        Туррис знал бывшего военачальника довольно хорошо — настолько, что не смог не заметить, как покраснели щёки, а в глазах появился зловещий блеск. Поэтому он предпочёл промолчать.        «Они разные. Вы ведь искали Фероха, герр Голлдар, только не нашли!» — подумалось ему.        Назгур потряс бутылку. Пусто. Только капля упала в чарку. Он отставил бесполезную посуду.         — Спасибо, Эре, что нашёл время и рассказал, — поблагодарил он. — Я не в себе в последнее время, но… Спасибо, что принял правильное решение — держать путь через угодья Солеев. — От Турриса не укрылась оговорка. Голлдар никак не мог принять то, что эти земли принадлежат ему, хотя прошло три года. — Скорг! — Дверь отворилась, и в кабинет вошёл вездесущий дворецкий. — Что с комнатой для гостя?         — Всё готово! — Плем почтительно склонил голову. — Если желаете отдохнуть, то милости прошу. Могу и баню растопить, хотя время позднее.         — Плевать, что позднее. В баню хочу, — решил Эре и поднялся. Назгур молча проводил его взглядом.        Туррис покинул кабинет и оставил Голлдара наедине с невесёлыми мыслями.        Эльгвар жив. Он не мог просто так взять и погибнуть. Он в одиночку пересёк Кальмайские горы, но сгорел? Назгуру в это слабо верилось. Даже сам Эре склонялся, что Ферох не погиб.        «Вероятнее всего прижился в Люстере. Куда же ему ещё податься?» — решил Голлдар.        От Меххи до Люстера — рукой подать. Орден ни в Аскорее, ни на прилегающих к ней землях по сей день не имел власти, и дезертиру, коим являлся Ферох, безусловно там было хорошо и спокойно. Иной исход Назгур предпочёл скорее не знать, чем быть уверенным, что Эльгвара смерть не возьмёт.        В одном Эре оказался прав — в том, что не договорил: Назгур Голлдар искал в Натрайте Солее Эльгвара. Пусть не нашёл, но Натрайт всё-таки сумел дать утешение истерзанной за три года душе, не свыкшейся с переменами.        Лёгок на помине. Голлдар вздрогнул, когда дверь со стуком закрылась. Солей прошёлся к столу и уселся в кресло, где давеча сидел Эре Туррис.         — На всякий случай: я к анонимному письму не имею никакого отношения, — начал Натрайт. — Хотя почему я должен оправдываться в том, к чему не причастен?!         — Я знаю, — спокойно ответил Назгур. — Тогда кто мог это сделать? Эре подкинул дельную мысль — проверить слуг.         — Не Скорг. В нём я уверен, как ни в ком другом. Когда он появился у нас, я ещё был мал, а мать ходила брюхатая Арктаром, — уточнил Солей. — За все годы он прикипел к поместью и ни за что бы не причинил вред. Он не юнец, своего дома не имеет. Что, если ты продашь земли, а новый хозяин разгонит слуг? Доживать старость ему негде.         — Тогда кто?         — …остальные не умеют писать. Им это ни к чему! — Солей утёр взмокший лоб. — Скажи, сколько людей ты нанял?         — Всего шестеро. Пятеро — охрана. Ушли из поместья моего покойного брата. Они сами выбрали, поэтому… Шестой — простой конюх. Но и в нём я уверен — Натт Демор ни при каких условиях не причинил вред лошадям.        Натрайт вздохнул. Он прекрасно помнил, что хорошие деньги делали всё, заставляли прекрасных людей продаваться.        Но это относилось и к его бывшим слугам. Даже стариков и женщин можно обучить грамоте, а ведь осталось много молодых, которым этот навык, естественно, дастся легко.        Выходило, что подбросить послание мог кто угодно, включая Совью.        Натрайт поделился соображениями с Голлдаром. Тот пригладил волосы и опустил голову.         — Получается, мне нужно спрятать детей. Но куда? — Назгур пожалел, что выпил. Голова отказывалась соображать. Родных, кроме племянников, не осталось, и тех нужно защитить любой ценой, броситься грудью на лезвие клинка, если это понадобится — так, как это сделала бы любая мать.        Что? Мать?!        Голлдар поднял голову. Точно. Лейза Голлдар, точнее, уже не Голлдар, не даст в обиду сыновей. Она любила их. Назгур помнил, как она упала на колени и умоляла не отбирать у неё детей.        Теперь Лейза не прислала ни одного письма и больше не приезжала в поместье.        Что-то не так.        Назгур хлопнул себя по лбу.         — Разве что временно в приют поместить, что выстроили жрецы Всеотца, — посоветовал Солей. — Там хорошо относятся к сиротам.        Голлдар сжал руки в кулаки.         — Никогда — слышишь?! — не смей об этом заикаться, иначе я разукрашу твою физиономию!        Натрайт не сомневался, что кулак у Назгура крепкий. Он нутром чуял — тот хочет отдать малышей матери. Но ведь не зря мальчики оказались с ним!         — Расскажи мне всё! — Натрайт не удержался и взял Голлдара за руку, погладил твёрдые крупные костяшки, некогда не раз содранные. — Почему племянники живут с тобой?        Назгур нахмурился, но руку не убрал. Его успокоило прикосновение.         — Потому что мой брат так завещал. Он знал, что умрёт. Я… — Голлдар сглотнул горькую слюну. — После возвращения в Штурмвер я жил в поместье нашего с ним отца. Я не узнал его — настолько он исхудал. Из носа постоянно шла кровь, а на теле появлялись синяки. Я думал, что буду для него обузой, а вышло наоборот.        Назгур понимал: если бы не болезнь Аграна — его брата, то он бы не научился ходить на деревяшке, которая заменила ногу. Племянники охотно привязались к дяде.         — Вот оно что. Значит, старший мальчик — наследник. Твой брат боялся, что с детьми что-то случится. Разумное решение. Я сам бы поступил точно так же, — сделал вывод Натрайт и погладил большим пальцем шершавую ладонь Голлдара.         — Именно. Пока Агран мал, то до его совершеннолетия делами заправляет Лейза. Эта тварь ещё при жизни моего брата загуляла, а после — вышла замуж…         — Стой! — Натрайт отнял руку и поднял палец вверх. — Вышла замуж, говоришь? Уж не в этом ли кроются все твои беды? Кто-то хочет запугать тебя настолько, чтобы ты вернул детей матери, а значит, и отчиму. Тот ведь не может не полагать, что гибель, например, от огня или от падения с лошади будет выглядеть подозрительно и привлечёт ненужное внимание. Зато смерть, скажем, от оспы или дифтерита… Хотя нет, это слишком явные болезни. Но найти яд, который даст признаки холеры, можно. Сам понимаешь, не обязательно болеть, но отравить ребёнка так, чтобы ни один лекарь не придрался, не так уж сложно.        Голлдар вздрогнул. Он даже не задумался о том, что причина всех бед — его племянники. Он всегда считал, что кто-то желает отобрать у него земли, но не заполучить ни в чём не повинных детей.        Натрайт оказался более сообразительным.         — Тебе бы в сыщики пойти, — похвалил Голлдар.         — Не сгожусь. Но я знаю, на что идут иные, чтобы заполучить желаемое. Ты не бывал в рассадниках змей, именуемых светскими вечерами. Я — да. Конечно, был наслышан о том, как скоропалительно умирали дети, чьи матери выходили замуж второй раз. Иные не доживали всего пару дней до совершеннолетия. Когда храмовые жрецы взялись за расследование, тогда всё затихло.         — Не сходится. Куда легче подстроить гибель детей здесь. Их же не удержать в доме! — Назгур по-прежнему сомневался. — Нерадивый дядя не доглядел за племянниками. Допустим, пожелал унаследовать поместье, так? Тогда я угожу в тюрьму, возможно, сознаюсь, но скорее умру во время пыток.        Солей наморщил лоб и задумался. С одной стороны, Голлдар был прав. С другой — ничто не мешало пожадничать, и в случае, если Назгур угодит за решётку или погибнет, отхватить ещё эти земли.        Сердце Натрайта ёкнуло. Он знал, как можно уберечь поместье, но промолчал. Слишком уж это было похоже на то, что он обманным путём пытается вернуть земли себе. Поэтому пришлось сжать губы.         — Почему твоя невестка не пишет детям? — поинтересовался он.         — Не знаю, — ответил Голлдар. — В последний раз, когда я её видел, она была беременна. Вероятно, родила и теперь всё внимание отдаёт младенцу.         — Я бы выяснил, — посоветовал Натрайт и усмехнулся. — Назгур, я крайне редко имел дело с женщинами, но разбираюсь в них куда лучше, чем ты. Мать любит всех до единого своих детей. Если даже появился младенец, то она хотя бы напишет, поинтересуется делами старших, но не забудет.        Голлдар нахмурился. Солей прав. Он видел в женщинах только объект для страсти. От Лейзы давно не было ни строчки.         — Твоя правда! — произнести это было тяжело, словно признать поражение. — Я узнаю, что сталось с ней. — Назгур закрыл глаза. Его неумолимо клонило ко сну. — Пойдем спать, Натрайт. Завтра будет тяжёлый день.        Солей встал и пошёл к двери, не дожидаясь Голлдара. Тот не собирался отдыхать и остался сидеть в раздумьях.        «Нельзя отбросить то, что Солей хочет получить поместье!» — задумался Назгур и подтянул к себе лист бумаги и чернильницу.        В любом случае эти земли не достанутся тому, кто этого не достоин, если с ним что-то случится. Эре сохранит завещание в целости и сохранности. Голлдар был в нём уверен, как в самом себе.        Строчки вышли неаккуратными, но Назгуру было наплевать. Главное — успеть написать до того, как воины покинут земли. Эре бесспорно поднимется рано утром.        В кои-то веки Назгур почувствовал себя там, в Ордене, когда возникла необходимость рано подняться. Это словно окрылило его.        Он дождался, пока чернила высохнут, после задул лампаду и, почти не хромая, покинул кабинет. Его плечи были расправлены, а шаг — чётким, чеканящим.        Голлдар остался тем же воином, каким всегда был.