the American dream

      Альфред то и дело нервно поглядывал в зеркало заднего вида, стараясь выглядеть при этом как можно более отстраненно. Его все еще немного трясло после минувшей погони и увиденного потом, да и от наличия в автомобиле Ника было слишком уж не по себе. Джонс хорошо помнил о том, что этот хилый с виду парнишка отметелил двух верзил.       Ив и Ник сидели на заднем сидении. Если старший из братьев был бледен, то и дело что-то шептал и озирался, выглядывая в окно, точно опасаясь погони, то младший был спокоен. На его юном красивом лице не было ровным счетом никаких эмоций, и это пугало куда сильнее, чем открытое проявление агрессии.       — Какого черта это опять случилось, Ник? — спросил Ив уже более спокойным голосом. — Ты пил вчера лекарства?       Парень никак не среагировал. Казалось, Ник вообще находится не в этом месте. Альфред невольно сглотнул, про себя гадая над тем, что же не так с этим парнишкой. Спрашивать что-либо он просто не решался.       — Ник, твою мать, я к тебе обращаюсь, — уже громче сказал Брагинский. — Что произошло?       Наконец, парень посмотрел на старшего брата. Взгляд его синих глаз казался таким стеклянным, словно он под кайфом. Хотя кто его знает, может он в самом деле что-то принял.       — Это кто? — холодным тоном спросил Ник.       Стало ясно, что парень имеет в виду Джонса. Альфред сжал крепче руль, опасаясь того, что будет дальше, но к его удивлению, Ив лишь положил руку на плечо брата.       — А это мой новый друг. Он мне очень помог с твоими поисками.       Джонс ожидал, что Брагинский разозлится из-за того, что парень вот так ловко перевел тему, но ожидания не оправдались. Казалось, что Ив безумно рад просто тому, что Ник с ним разговаривает.       — Не надо было искать, — отозвался младший Брагинский. — Я бы вернулся сам. Надо было разобраться с этими уродами.       Ив кивнул.       — Они тебе что-то сделали?       Ник перевел взгляд с брата на затылок Альфреда и обратно. Его взгляд немного пугал.       — Сделали, но не мне. Ты знаешь, как я на это реагирую.       Если Ив был рад такому диалогу, то Ал все сильнее чувствовал себя не в своей тарелке. У Ника был какой-то неживой тон, словно он монотонно рассказывает вызубренный текст. Это было настолько странно и необычно, что покосившийся на экран айфона Джонс решил, что не вернется домой сразу, как довезет братьев. Несмотря на страх, такой ярко выраженный и почти животный, парень искренне хотел понять, что же не так с младшим Брагинским.       — Да, я знаю, — выдохнул Ив. — Но это не отменяет того, что я злюсь на тебя. Ты опять исчез, не предупредив. Мы уже говорили об этом, Ник. Ты обещал, помнишь?       Парень как-то странно повел плечами и снова уставился на Альфреда, теперь уже ловя его взгляд в отражении зеркала.       — Так кто он такой?       Ив выдохнул. Джонс вдруг почувствовал жалость по отношению к нему. Было ясно, что Брагинский попусту устал от всех тех забот, что легли на его плечи. Да и потом, Ал слишком уж хорошо помнил, как он переживал все то время, что они искали Ника.       — Я Альфред Джонс, можно просто Ал. А ты Ник, правильно? Вы очень похожи с Наташей.       Ал постарался как можно искреннее улыбнулся, справедливо опасаясь того, что Ник заметит его нервозность. Странно, но взгляд синих глаз немного смягчился.       — Близнецы имеют склонность быть похожими, — отозвался он. — А ты уж очень молод для того, чтобы быть другом Вани.       Джонс пожал плечами.       — Да и ты слишком молод для человека, в одиночку избившего двух верзил, знаешь ли. Кстати, а сколько вам с Наташей лет?       Он решил, что надо свести беседу в как можно более благоприятное русло. Если Ив был честен и Ник в самом деле болен чем-то, то надо быть осторожным в общении. Хотя Ал до сих пор не имел понятия о том, чем же там болен этот парень.       — Шестнадцать, — ответил Ник.       Ехать до Саут Сайда было не далеко. Джонс помнил дорогу, а потому доехали они быстро. Было еще светло, на улице виднелись молодые люди. После уже хорошо знакомого поворота автомобиль проехал два первых дома, и в тот же миг Альфред увидел, как по тротуару несутся трое неизвестных. Они напоминали эдаких головорезов, тех самых гопников, о которых Джонс столько слышал.       — Это же наши ребята, — сказал Ник, чуть приподнявшись с места и смотря в окно. — Что они делали в доме Даны Калиш?       Ал перевел взгляд на зеркало и увидел в отражении обеспокоенное лицо Ива.       — Понятия не имею. Туда недавно заселились новые жильцы. Что они могли не поделить?       Теперь Джонсу было ясно еще и то, что Ив, очевидно, дружит с местной гопотой. Что ж, кто знает, возможно этого стоило ожидать.       — Может, разберемся? — решительно спросил Ник.       Ал невольно вспомнил о том, как этот парнишка, который, к слову, на год его младше, разобрался с теми двумя в доках, и пришел к выводу, что ничем хорошим это не кончится.       — Нет уж, — сказал Ив. — Если нужна будет помощь, Драган сам мне позвонит, а нам сейчас надо оказаться дома. Оля и Наташа волнуются.       Джонс кивнул сам себе, радуясь тому, что не придется вмешиваться в чужие разборки, а потом впал в раздумья. Если подумать, то и происходящее с братом Ива — это тоже не его разборки, не его дело и не его проблема. Так зачем он вообще вмешивается во все это? Он ничего не должен Иву, и Ив ничего не должен ему. Но Альфред сам навязался Брагинскому. И он сам не понимает, зачем ему это надо вообще.       Как только машина подъехала к нужному дому, Ив открыл дверцу автомобиля и выбрался. Ник снова покосился на Джонса, но так ничего и не сказал.       — Эй, Ал, — сказал Ив.       Парень даже не сразу понял, что обращаются к нему. Он посмотрел на придерживающего младшего брата человека и снова уловил в том, что видит, какой-то непонятный ему самому уют.       — Да?       Брагинский прикусил губу.       — Ты еще не передумал зайти на чашечку кофе?       Джонс ожидаемо завис, а после поспешил улыбнуться и закивать.       — Нет, конечно! Я ведь еще не познакомился как следует с твоими племянниками.       Он тут же поставил автомобиль на сигнализацию и обошел его, чтобы оказаться поближе к Иву и Нику. Младший из братьев смотрел в сторону дороги, как раз в том направлении, где они видели тех самых гопников, а Ал вдруг захотел почувствовать себя частичкой этого семейного уюта. Довольно странное и необычное для него желание, но более чем искреннее. И это даже несмотря на то, что семья у Брагинских, мягко говоря, не самая простая и благополучная.       — Хорошо, — кивнул Ив. — Пошли.       Они пересекли небольшой дворик, поднялись на крыльцо, а сразу после оказались в доме. Первым человеком, которого увидел следовавший за братьями Джонс, стала неизвестная ему девица невысокого роста, худощавая и смуглая азиатка с двумя маленькими хвостиками смольно-черных волос. Едва увидев вошедших, она воскликнула:       — Ван! Ты вернулся, дорогой!       Она явно обращалась к Иву. Не успел Джонс удивиться, как незнакомку оттолкнула в сторону подоспевшая Наташа.       — Ник!       Прежде такая спокойная и отстраненная, эта девушка выглядела одновременно безумно обеспокоенной и обрадованной. Она буквально бросилась на шею брату, крепко его обняв, но тот весьма вяло среагировал на это.       — Опять тут эта…       Тем временем азиатка бросилась к Ивану и поспешила его обнять. Она сразу не понравилась Альфреду, и парень даже сам не понял, почему.       — Черт, Линь, что ты тут делаешь?       — Я скучала по тебе, милый! Ван, дорогой, ты должен пойти со мной, ты же обещал мне в тот раз, помнишь?       Вырвавшись из объятий сестры, Ник прошел мимо незнакомого Джонсу мужчины с очень светлыми волосами, собранными в низкий хвост, в сторону старенького диванчика. Он буквально опрокинулся на него, и в тот же миг к нему обратился мужчина:       — Мы все волновались за тебя. Ты в порядке?       Его голос был немного хрипловатым и низким, но таким пронзительным и взрослым, успокаивающим. Альфред посмотрел на него и тут же подумал о том, что уже где-то видел этого человека.       — В полном, — отозвался Ник. — Я всегда в порядке, зачем вы вообще паникуете постоянно?       На сей раз Джонс невольно подумал о том, что в каком-то смысле парень прав. Если он в состоянии без труда избить до полусмерти двух здоровых верзил, он явно хорошо знает, как постоять за себя, и способен это сделать, так что можно и не волноваться. Но, судя по выражению лица Ива, который с трудом выбирался из объятий азиатки, старший Брагинский был с этим категорически не согласен.       — Потому, что нам не наплевать на тебя, Ник, — мягко отозвался мужчина. — А кто этот юноша?       Когда незнакомец посмотрел на него, Альфред тут же приосанился. Ив мягко оттолкнул от себя девушку и поспешил ответить:       — Это мой новый друг, он помог мне найти Ника. Если бы не он, я бы еще долго его искал.       Джонс заулыбался. Ему отчаянно льстили эти слова, оказалось очень приятно, когда Брагинский говорит о нем так.       — Я Альфред Джонс, — представился парень, улыбнувшись мужчине. — И да, я помогал Иву.       Азиатка посмотрела на него с откровенным недоверием.       — А я Линь Яо! — заявила она. — И я девушка Вана.       Джонсу показалось, что его облили ведром холодной воды. Он посмотрел на Брагинского, а тот в свою очередь отвел взгляд. Так у него, выходит, есть девушка, вот эта вот азиатка. У парня кольнуло где-то в области сердца. Отчего-то это известие стало болезненным, хотя он и понимал прекрасно, что Ив — взрослый мужчина, у него точно должна быть своя личная жизнь. И вполне могло быть так, что у него есть девушка. Джонс и сам понимал, что вполне можно танцевать по ночам в гей-клубе и при этом не быть геем. Да, это реально.       Тем временем незнакомец посмотрел на него так пристально, что вновь стало не по себе. Альфред уже было испугался, как мужчина выдал:       — Единственный сын Артура Керкленда. Занятно. Как вас вообще занесло в Саут Сайд, молодой человек?       Джонс тут же похолодел.       — Ну… Я в гости приехал.       Все присутствовавшие тут же замерли, посмотрев на Альфреда. Парню стало не по себе, но он не перестал улыбаться. Наташа подошла к дивану и присела рядом с братом, а стоявшая в сторонке Ольга спросила:       — А кто такой этот Керкленд? Кто-то важный?       Светловолосый мужчина кивнул:       — Миллионер с Золотого берега и весьма влиятельный бизнесмен. Странно, что вы сами не узнали лицо его сына. Это же один из самых завидных женихов Чикаго.       Да, так Джонса уже, было дело, называли. Он хоть и редко появлялся на светских раутах в компании отца и мачехи, но прекрасно знал о том, что журналисты знают его в лицо. Да и всякие охотницы за богатыми женихами тоже. Порой парень радовался тому, что он гей, скрывающий свою ориентацию.       — Это сильно преувеличено, — с улыбкой отозвался парень.       Он не мог не заметить, как сузились глаза Наташи, как удивился Ив, и насколько заинтересованно посмотрела на него Ольга. Казалось, один Ник остался полностью равнодушен ко всему происходящему.       — Ну, надо же, — выдохнула Ольга. — Ваня, откуда у тебя такие друзья? Ты проходи, — она подошла к Джонсу и положила руку на его плечо. — Хочешь кофе или чай?       От игривости в ее тоне Альфреду тут же стало не по себе. Но едва он хотел что-то ответить, как прозвучал голос Ника, внезапно очень твердый и громкий.       — Опять за свое взялась, шлюха подзаборная?       На сей раз все уставились именно на него. Мимо пронеслись маленькие Олег и Айша, но кроме мужчины со светлыми волосами никто и не обратил на них внимания.       — Ты о чем, Ник? — спросил Ив.       Его тон сейчас был более чем серьезным. Джонс посмотрел на него, отчаянно чувствуя себя тут лишним. Было бы вернее быстренько уехать, пока еще не поздно, и забыть все это, как страшный сон, но парень почему-то не мог так поступить.       Ник посмотрел на брата, а потом снова на старшую сестру.       — О том самом, — отозвался он. — Знаешь, что я видел вчера утром? Ты же не думал, что Оле хватило двух проколов? Слишком скучно думать мозгами, надо косячить дальше.       Ольга тут же побледнела, а Ив спросил еще настойчивее:       — Что ты видел? Говори уже.       Теперь Ник смотрел на Ольгу, не моргая. Та мотнула головой, словно прося промолчать.       — Я видел их в окно на рассвете. Она сказала, что плохо себя чувствует, и попросила нас с Наташей посидеть с детьми, а сама ушла ночью, никому ничего не сказав. А утром она обжималась с Мохаммедом Гуптой. Наверняка всю ночь трахалась с ним.       Брагинский перевел взгляд на сестру. Он был потрясен, и это было очевидно. Ольга побледнела еще сильнее и отвернулась.       — Ты из-за этого так психанул? — почти спокойно спросил Ив, обращаясь к брату.       — Я не психовал, — буркнул тот. — Но она меня вывела. Этот Гупта, черт возьми, женат!       Тут вдруг Ольга подала голос.       — Достали. Я взрослая и могу встречаться с кем хочу, а вы не должны лезть в мою личную жизнь.       — Твоя личная жизнь выходит мне боком! — воскликнул Иван. — Я, черт возьми, и так горбачусь на трех работах и пытаюсь прокормить итоги твоей личной жизни, а ты крутишь шашни с женатым мусульманином? Да у него самого пятеро детей!       Ольга сорвалась с места и направилась в сторону лестницы. Должно быть, решила так уйти от разговора. Однако Ив направился следом за ней. Джонс проводил их взглядом, совершенно растерянный и ничего не понимающий. Он был настолько лишним сейчас, что становилось откровенно не по себе. В самом деле, он же и приехал ради Ива, а у того, как выяснилось, есть девушка. Даже если предположить, что Брагинский бисексуал и в перспективе у них бы могло что-то сложиться, отбивать его у девушки… так Альфред не мог поступать.       — Неудобно вышло, — спокойно сказал подошедший к нему светловолосый мужчина. — Неловко наблюдать за чужими семейными передрягами, хотя мне Брагинские давно как родные. И к слову, я Гюнтер Мюллер. Мы пересекались прежде в вашей школе.       Джонс напрягся. Он точно знал, что где-то уже видел этого человека.       — А, точно! Вы же учитель истории! Наш директор тогда хотел взять вас на работу.       — Верно, — кивнул Мюллер. — Я вас сразу узнал.       Парень кивнул. Хоть что-то стало ясно. Смотревшая на них Наташа прикусила губу и перевела взгляд на Ника.       — Ты в норме?       Тот пожал плечами.       — Спать хочу. Всю ночь не спал.       — Поднимешься наверх?       Альфред посмотрел на этих близнецов. Какими бы холодными и отстраненными они не казались внешне, сидя рядом друг с другом они так и излучали тепло и нежность. В особенности, конечно, Наташа, которая явно безумно любила брата.       — Чтобы слушать их крики и визги? Вот еще, — прыснул Ник. — Я здесь полежу, а ты угости их чем-нибудь.       Он указал взглядом на Джонса и Мюллера. Наташа тут же закивала и поднялась на ноги.       — Тогда ложись и спи. А ты, — Брагинская обратилась к Линь, — сама видишь, Ване сейчас не до тебя. Приходи потом. Или лучше не приходи, а дождись, пока он тебе позвонит.       Однако азиатка мотнула головой.       — Нет! Я останусь здесь и подожду его. Он устроит вашей шлюшке взбучку и поедет со мной. Ему надо развеяться…       Ник тут же рыкнул.       — Еще раз назовешь так мою сестру, и я тебя выпотрошу.       Альфред даже чуть отошел, уж очень грозно выглядел этот парень, но Линь его не испугалась.       — Я не боюсь говорить правду. Твоя сестра шлюха, и это факт. А Вану давно стоило жить своей жизнью, а не пытаться прокормить вас. От вас вообще нет пользы, только сплошные проблемы…       Все произошло невероятно стремительно и быстро. Джонс вовсе пропустил момент, когда Ник вскочил с места и оказался на близко к Линь. Азиатка успела лишь пискнуть. Сжав рукой ее тонкую шею, Ник прижал ее к ближайшей стене, фактически оторвав от пола.       — Заткнись, блять!       Сам факт того, что он так легко поднял ее одной рукой и теперь фактически душил, не шокировал так сильно, как вид парня. Он казался воистину безумным.       — Ник!       Наташа и Гюнтер бросились к нему почти синхронно. Джонс действовал на автомате. Едва Мюллер схватил парня со спины, как он вцепился в его руку, стараясь разжать хватку. Линь вырывалась, как могла, и это откровенно мешало спасать ее от удушья. Казалось, что Ник нечеловечески силен, уж очень крепко он держал девушку.       — Перестань, Ник! Пожалуйста! — взмолилась Наташа.       Ее голос отрезвил парня, как уже было с Иваном. Он посмотрел на нее, а после вновь перевел взгляд на Линь и разжал хватку. Девушка буквально упала в объятия подхватившего ее Джонса и громко откашлялась, а Мюллер не отпускал Ника, справедливо опасаясь, что тот снова может попытаться кого-то убить.       — Уходи, Линь, — поразительно твердым голосом сказал он.       Но та возмущенно отстранила от себя Альфреда и отошла в сторону, держась за шею и смотря на Ника со смесью возмущения и ужаса.       — Чертов псих! — несмотря на хрипотцу, голос ее звучал все так же звонко. — Тебя пора упечь в психушку! У вас вся семья ненормальная, что вы двое больные, наркотские выродки, что ваша сестра-шлюха и папаша-алкоголик! Один только Ван нормальный! Я все сделаю для того, чтобы забрать его из этого дурдома!       — Пошла вон, сука!       Ник дернулся в ее сторону так резко, что Гюнтер едва не разжал хватку. Определенно, младший Брагинский готов был убивать, надо было что-то делать. Например, избавиться от раздражителя. Альфред кивнул сам себе, а потом схватил Линь за руку.       — Милочка, на выход.       Он не церемонился. Когда ее потащили в сторону двери, Яо снова подала голос:       — Отпусти меня! Я заявлю на тебя в полицию, псих, и мне плевать, какой там у тебя диагноз!       Надо было спешить, чтобы не доводить дело до греха. Джонс открыл дверь и поспешил выставить Линь за порог, благо та была и в половину не такой сильной, как тот же Ник.       — Убирайся уже! — закричала Наташа, которая отчаянно пыталась привлечь к себе внимание брата и успокоить его.       — Не смей мне указывать! — взвизгнула Яо. — А ты! — она буквально ткнула пальцем в плечо Альфреду в тот миг, когда парень выставил ее за порог. — Если имеешь какие-то виды на моего Вана, даже не надейся! Он мой, и я его никому не отдам! И мне плевать, чей ты там сын!       Она гордо отвернулась и ушла прочь, а Джонс выдохнул. Да уж, отличная ситуация, и сказать нечего. Тем более, что слова Линь прекрасно слышали Мюллер и близнецы Брагинские. Он осторожно прикрыл дверь, когда Яо отошла на приличное расстояние, а после посмотрел на остальных. Наташа поймала его взгляд и сказала:       — Спасибо.       Альфред кивнул. Ник заметно успокоился, и это не могло не радовать. Гюнтер оттащил его в сторону дивана и уложил, не обращая внимания на вялое сопротивление.       — Ложись и спи. И не реагируй на ее слова. Ты сам прекрасно знаешь ее характер.       Наташа стояла рядом и смотрела на то, как мужчина успокаивает ее брата. Что ж, очевидно, этот человек и правда очень близок их семье. Ник тут же повернулся к ним спиной, давая понять, что успокоился и больше психовать не будет, а Наташа накинула на него старенький плед.       — Только не убегай больше, — шепнула она.       Джонс посмотрел на нее, сейчас такую обеспокоенную и охваченную эмоциями, такую живую и настоящую, а после подумал о том, что и сам хотел бы себе сестру. Может, семья Брагинских и не благополучная, но она определенно любящая. Линь неправа. Нельзя порицать людей за их косяки, надо принимать их такими, какие они есть. Разве найдется в мире человек без изъяна? Вряд ли.       Ник притих быстро. Посмотрев на него несколько секунд, Мюллер облегченно выдохнул.       — Ну, вот и хорошо. Пусть спит. Присмотришь за ним?       Наташа кивнула.       — Он будет спать. Думаю, все будет хорошо, если Оля не устроит истерику, как в тот раз. Спасибо, что был с нами.       Гюнтер кивнул.       — Не нужно меня благодарить, у меня ведь никого нет, кроме вас. Дай мне знать, если вдруг что. Я бы остался, но мне завтра утром на работу. Уже поздно.       Джонс задумчиво посмотрел на его уставшее лицо. Мужчина прав, уже очень поздно, на улице стремительно темнеет. В идеале ему и самому бы стоило попрощаться и уехать уже домой, возможно, Артур вернется этим вечером, тогда придется объясняться. Но парень не хотел уезжать.       — Да, конечно, — кивнула Наташа. — Еще раз спасибо.       — Всего доброго, мистер Джонс, — обратился Гюнтер к Альфреду.       Тот сперва опешил от такого официального обращения, но после кивнул:       — И вам того же, мистер Мюллер.       Как только мужчина покинул дом, стало невероятно тихо. Не было слышно ругани Ива и Ольги (если они вообще ругались, конечно), лишь совсем тихое дыхание явно сразу уснувшего Ника. Наташа покосилась на брата и прикусила губу, а потом перевела взор синих глаза на Джонса.       — А ты… останешься, Саншайн?       Ее голос казался надломленным, совершенно не таким, каким был еще утром. Видно, девушка очень сильно от всего устала, и в этом ее точно нельзя винить. Альфреду стало жаль ее. Ей всего шестнадцать, а уже столько неурядиц в жизни.       — А можно? — спросил парень. — В смысле я не помешаю никому?       — Нет, — отозвалась Брагинская. — Ник будет спать, я уже заставила его выпить успокоительное. Не хочу знать, к чему там в итоге придут Ив и Оля, если они сильно поругаются, возможно… — она выдохнула. — Оля сегодня приготовила пельмени. Ты знаешь, что это?       Резкая смена темы заставила Джонса ненадолго зависнуть.       — Это… как равиоли?       Наташа кивнула:       — Почти. Может, ты голоден? Как насчет теплого ужина?       Альфред улыбнулся. Сейчас он впервые почувствовал, что они с этой девушкой почти ровесники, которым наверняка найдется, о чем поговорить. Пусть Наташа и пыталась казаться строгой и серьезной, равно как и сам Джонс всем казался несерьезным и беззаботным.       — Знаешь, это было бы просто потрясающе! — искренне сказал он. — Я очень большой любитель поесть, а за сегодняшний день я ел только один раз, и то это был перекус в Макдаке.       Брагинская кивнула.       — Тогда пошли на кухню.       Альфред был доволен тем, что они начали нормально общаться. Определенно, Наташу стоило узнать получше.

***

      Ближе к вечеру к дому Штефана подъехал грузовик. Парень и сам удивлялся тому, что все происходит настолько быстро. Он вышел во двор, и в тот же миг в его поле зрения замаячили сразу оба брата Вейнямейнен. Издалека близнецы вообще не были похожи. Отчего-то то и дело казалось, что Вилле намеренно сделал себя максимально непохожим на Тино, не только покрасив волосы, но еще и одеваясь совершенно иначе. В нем не было и намека на тот уют, который излучал его брат.       — Добрый вечер, Штефан, — поздоровался Тино, подойдя к ограде. — Нам уже привезли мебель.       Он указал в сторону того самого грузовика. Калиш присвистнул, наблюдая за тем, как Вилле отдает распоряжения.       — Так скоро? — спросил он.       Тино закивал:       — Конечно, мы ведь хотим перебраться в комнату уже завтра после работы. Это ведь не проблема для тебя?       Стоит заметить, что Штефан просто завис. С тех пор, как Вилле замерил комнату, прошло не больше трех часов. И вот они с братом уже подгоняют мебель. И кто бы мог подумать, что подобные вещи делаются настолько быстро.       — Вовсе нет! — отозвался он. — Я просто поражен тем, что вы такие шустрые, не более того.       Вейнямейнен улыбнулся ему.       — Нам просто повезло, что у нас есть Бервальд. Кстати, мебель шведская, сборная. Рабочие поднимут детали максимально аккуратно.       Калиш хмыкнул.       — Рад это слышать. Пусть загружают все, как раз Тодора нет дома и можно особо не париться о тишине.       Дождавшись ответного кивка, хозяин дома вернулся обратно в гостиную. Он пока был всем доволен и не видел ни единого повода для беспокойства. В самом деле, и комната не будет пустовать, и стабильный доход без всякого напряга. Суетливые рабочие принялись поднимать по лестнице завернутые в картон детали, а Вилле руководил всем процессом так, словно это он хозяин дома. Придя к выводу, что можно не париться и спокойно заниматься своими делами, Штефан включил старенький, но вполне рабочий телевизор и присел на диван. Тодор до сих пор где-то шатался, и хотелось верить в то, что с ним все в порядке. В самом деле, не ребенок же он. Хотя Велков вполне мог во что-то вляпаться.       Словно в унисон мыслям Штефана со стороны парадного входа прозвучал голос лучшего друга.       — Ого! Они уже мебель привезли?       Калиш обернулся в сторону двери и увидел Тодора в компании Гаги. На девушке было прелестное сиреневое платье с широким поясом, а черные кудри были собраны в высокий хвост. Определенно, эта девушка была настоящей красавицей.       — И я сам удивился, — хмыкнул хозяин дома. — Но меня это только радует, пусть парни переезжают быстрее. Привет, Гага, ты потрясающе выглядишь. Вы вместе гуляли?       Милошевич улыбнулась.       — Спасибо, Штефан. Не то, чтобы гуляли…       — Мы были у Брагинских, — ответил Тодор. — Я познакомился с новыми людьми.       Калиш чуть подвинулся, чтобы Велков и Гага смогли присесть.       — Что за Брагинские? — спросил он.       То, что Тодор познакомился с кем-то — это даже хорошо. Знакомства им нужны, равно как нужны хорошие отношения со всеми местными. Учитывая особенности района и тот факт, что им еще тут работать, а не только жить. И хорошо бы сразу наладить отношения с братьями Гаги. Если верить Доминику, эти парни — главные гопники района, самые опасные ребята Саут Сайда.       — Это ваши соседи, — сказала Гага. — Живут через девять домов на этой стороне улицы. Они очень хорошие люди, давние друзья моей семьи.       — У них пропал брат, — продолжил Тодор. Странно, но парень казался невероятно довольным тем, что он теперь владеет этой информацией. — Они были так обеспокоены. Мы побыли с ними немного и решили вернуться домой, посмотреть, как ты тут.       Штефан усмехнулся.       — Вижу, ты социализируешься. Это радует.       Хмыкнув, Велков зашарил по карманам и выудил пачку сигарет. Взяв одну, он протянул пачку Гаге и Штефану.       — Будете?       — Само собой.       На сей раз Калиш невольно засмеялся. Он курил редко, но никогда не отказывался, если его кто-то угощал сигаретой. Гага так же взяла одну, а Тодор дал ей прикурить.       — Итак, у нас два новых жильца, — сказал Велков. — Надеюсь, проблем с ними не будет.       Калиш обернулся в сторону двери. Расторопные рабочие весьма аккуратно заносили детали наверх, а Вилле, удачно делавший вид, будто ни хозяина дома, ни его друзей в природе не существует, наблюдал за процессом с таким повышенным вниманием, что становилось не по себе. Штефан вновь вспомнил его слова о том, что он никогда не обсуждает чужую личную жизнь у кого-то за спиной, а после выдохнул из легких дым.       — Думаю, не будет, — сказал он. — Они отличные ребята.       Гага посмотрела в том же направлении, что и Калиш.       — Это отличные ребята, — кивнула она. — Хотя имейте в виду, что о них ходят весьма странные слухи.       Последнее она сказала уже шепотом, совсем тихо, чтобы ее могли слышать только Тодор и Штефан. Те синхронно замерли.       — Какие слухи? — тут же спросил Велков.       Девушка снова затянулась, а после опустила взгляд в пол.       — Ну… Говорят, что у Вилле… Как бы это сказать… — она снова мимоходом посмотрела на спину стоявшего в стороне Вейнямейнена, а после продолжила: — В общем, говорят, что у него что-то было с парнем с нашей улицы, Тимом де Вардом.       Собиравшийся затянуться Калиш так и замер, не поднеся сигарету к губам. Глаза Тодора увеличились. Он так же быстро посмотрел на Вилле, а потом спросил:       — В смысле что-то было?       Гага посмотрела на него.       — В смысле что он, возможно, гей. Так яснее?       Калиш сглотнул, а после поспешил улыбнуться.       — Наверняка это просто слухи. Ерунда.       — Просто имейте это в виду.       — О, я видел это шоу по кабельному! — уже куда громче сказал Тодор, указав пальцем на экран телевизора. — Оно очень веселое.       — Ты тоже его любишь?       Штефан даже не пытался прислушиваться к обсуждению этой темы. Ему пришлось вспомнить о том, что в этом районе отношение к геям весьма нетерпимое, а потому надо держать такие подробности в секрете. И спасибо Тодору, который так легко и играючи перевел тему. Калиш понимал, что лучший друг в который раз его выручил, и в самом деле был благодарен. Возможно, что Гага, как и вся ее семья, настроена весьма гомофобно. А значит, нельзя палиться.       Они досматривали совершенно идиотское и бессмысленное шоу, когда спустился Тино. Парень был в свитере, на сей раз в синем с белыми снежинками, и улыбнулся присутствующим.       — Привет! А мы все выгрузили и даже почти собрали шкаф!       Он так сиял, что просто невозможно было не улыбнуться ему в ответ.       — Это отличная новость, — кивнул Калиш. — Кстати, познакомься, это Тодор, он тоже тут живет.       Вейнямейнен обратил свое внимание на Велкова, а тот протянул руку вперед для рукопожатия.       — Очень приятно познакомиться.       — Взаимно.       Штефан кивнул, решив, что этого будет вполне достаточно. Они еще успеют нормально познакомиться, благо им теперь жить в одном доме.       — Скоро стемнеет, — сказал он без особо воодушевления. — Наверное, пора приготовить на всех ужин.       Перспектива готовки его сейчас не сильно радовала, просто потому, что тело до сих пор ломило после продолжительного дневного секса, да и усталость минувшего дня никуда не прошла. Хотя, возможно, ему просто было лень напрягаться. Тино тут же закивал, словно как раз только и ждал от него этой фразы.       — Об этом я и хотел спросить.       Штефан посмотрел на него с недоумением.       — Спросить, когда будет ужин?       Вейнямейнен замотал головой.       — Нет, спросить, можно ли мне приготовить что-то? Я обожаю готовить. Если вы не против, я бы мог сам заниматься кухней.       Сперва Калиш решил было, что ему просто послышалось. Нет, ну не могло все сложиться настолько удачно.       — Ну, если ты так хочешь, начинай прямо сейчас.       Тино закивал и помчался на кухню, а Тодор между тем хмыкнул:       — А он мне нравится.       Штефан кивнул. Он обернулся и тут же поймал на себе взгляд Вилле. Отчего-то ему показалось, что этот парень все слышал, даже их с Тодором и Гагой разговор шепотом, а потом вспомнилось, как этот человек без всякого стеснения сказал ему давеча «я гей». Отчего-то стало не по себе.       — Он хороший парень, — улыбнулась Гага. — И да, он на самом деле отлично готовит, так что я тоже останусь на ужин.       — Еще одна отличная новость.       Велков поспешил приобнять девушку за плечи. Когда его рука оказалась на хрупком плече Гаги, сидевший как раз рядом с ней Штефан нахмурился. Что ж, он сразу понял, что лучшему другу нравится Гага, но так же он прекрасно помнил о том, что Тодору слишком уж часто не хватало тактичности в отношениях с противоположным полом.       — В самом деле?       Милошевич очаровательно мило хихикнула, а Калиш поспешил успокоить сам себя. Все отлично. Если Велков начнет встречаться с Гагой, их шансы на нормальную жизнь могут стать выше. И хорошо бы, чтобы лучший друг ничего не испортил.       — Конечно. Когда ты тут, мне даже нравится этот дом.       Штефан прыснул.       — Да пошел ты.       Он поднялся с места, докуривая сигарету, а Велков криво усмехнулся ему.       — Мне кажется, уходить тут ты собрался.       — Придурок, — совершенно беззлобно отозвался Калиш.       Он, в самом деле, направился в сторону кухни. Тодору явно хотелось, чтобы его оставили наедине с Гагой, так почему бы и нет. Он же сам был настолько великодушным, что оставил сегодня Штефана днем одного в доме, дабы тот смог от души потрахаться с Хедервари. Услуга за услугу, как говорится. Так и поступают друзья.       Тино уже достал из холодильника какие-то продукты и теперь подбирал сковородку. Парень, в самом деле, выглядел невероятно воодушевленно.       — Эй, тебе это не в напряг?       Штефану было несколько неуютно от того, что он вот так свалил готовку на нового жильца. Однако Вейнямейнен лишь улыбнулся.       — Конечно нет. Готовка доставляет мне удовольствие. Я могу и за продуктами ходить, если надо.       — Это я возьму на себя.       Разумеется, Калиш не мог не радоваться таким жильцам. И платят хорошо, и мебель с собой привезли, так еще и некоторые важные дела по дому решили на себя взять. Просто подарок, а не жильцы. Но в этом и была главная загвоздка. Не верил Штефан в то, что может быть настолько все удачно и удобно для него.       — Договорились, — улыбнулся Тино.       Кивнув в ответ, Калиш направился в сторону заднего выхода. Он помнил о том, что в этой части его двор и двор соседей Оксеншерна отделен только до смешного низкой оградой. Возможно, братья Вейнямейнен и их сестра будут регулярно ходить друг к другу в гости, уж очень для того все идеально сложилось.       Немного подумав, парень направился к той самой оградке. Суетившуюся Айно он сразу увидел. У них на заднем дворе была беседка, не очень большая, но и совсем не маленькая. Ее Калиш заприметил сразу, но лишь сейчас он увидел, что в беседке располагается весьма аккуратный стол и стулья. Айно как раз накрывала на стол. Она обернулась, услышав шум, и тут же увидела Калиша.       — Штефан!       Парень улыбнулся и переступил оградку. В самом деле, ничего сложного в этой не было.       — Привет, Айно. Нужна помощь?       Молодая женщина мотнула головой.       — Нет, спасибо, я уже закончила.       До чего же она была похожа на Тино. Откровенно говоря, она походила на него куда сильнее, чем даже его близнец Вилле.       — А вы ужинаете в беседке?       Айно кивнула.       — Когда погода позволяет. Бервальд считает, что это делает нас ближе к природе. И к слову, — приблизившись, она тут же взяла парня за руку и повела за собой в сторону дома. — Я как раз хотела познакомить тебя с мужем и его братьями. Идем.       Что ж, Калиш был совершенно не против знакомства.       Дом у семьи Оксеншерна был сравнительно небольшой. В отличие от дома Штефана, он был одноэтажным, и потому комнат на всех не хватало. Мужем Айно оказался здоровенный плечистый мужчина под два метра ростом. Он был выше жены больше, чем на голову, обладал до ужаса суровым, но вполне симпатичным лицом, лишенным напрочь каких бы то ни было эмоций. Калишу сразу стало некомфортно в компании представителей Оксеншерна. Братья Бервальда, статный и невероятно красивый Лукас и крайне нелюдимый, но явно совсем еще юный Холлдор, были такими же безэмоциональными и тихими, как и старший брат. Но если Холлдор просто вел себя почти так же, как Вилле, игнорируя существование вокруг него людей, то Лукас хотя бы разговаривал.       Штефан долгое время откровенно пялился на Лукаса, уж очень тот был хорош. После непродолжительного знакомства Айно показала ему несколько фотографий, что были расставлены на полочки в симпатичные рамки, показала самого старшего из братьев Оксеншерна, того самого, что скоро должен выйти из тюрьмы. Айно явно была главным и единственным источником уюта в этом доме, потому как от всех Оксеншерна сквозило холодом, и это безумно напрягало. Но Штефан все улыбался, старательно делая вид, что его вообще ничего не смущает и все отлично. Это давалось ему все сложнее и сложнее.       Тактично отказавшись от предложения поужинать в компании соседей, Штефан поспешил ретироваться. Получилось так, что вышел он через парадную дверь, тем самым оказавшись на крыльце. В тот же миг начал плакать ребенок, и Айно, наспех извинившись, помчалась его успокаивать, так что провожать соседа вышел Лукас.       — Было очень приятно познакомиться, — сказал ему с улыбкой Калиш, когда они спускались с крыльца.       Тот бросил на него непонятный взгляд.       — Как и мне, полагаю. Ты выглядишь куда приветливее, чем покойная старуха.       Штефан все так же пялился на него, практически не прислушиваясь к тому, что он говорит.       — Ну, возможно…       Он уже почти решился предложить этому парню прийти как-нибудь в гости или даже пригласить куда-нибудь, как вдруг со стороны его собственного дома раздался женский крик.       Лукас посмотрел в сторону с долей любопытства, но вот ошарашенный Штефан, не без труда сложив все факторы воедино, помчался прочь из чужого двора к своему собственному. Кричать могла только Гага, больше девушек в доме не было. Но, черт возьми, почему она кричала?       — Убери от меня свои грязные руки!       Едва Калиш добрался до крыльца, как Гага, вся красная, озлобленная и вместе с тем плачущая, пронеслась мимо него. Она убежала быстро, Штефан совершенно не успел среагировать.       — Эй, Гага!       Но девушка так и не обернулась. Она убежала, а Калиш едва не похолодел от ужаса. Что могло случиться?       — Да подожди же! Гага!       Как раз следом за ней на крыльце оказался Тодор. Его волосы были взлохмачены, а на шее виднелись неглубокие царапины, явно от ногтей. Штефан уставился на него во все глаза.       — Какого черта? — повышенным тоном спросил он. — Кто и что сделал с Гагой?       Велков, казалось, вовсе не обратил на него внимания. Он наспех поправил ворот своей рубашки и хмыкнул:       — Да ничего особенного. Я вообще не понимаю, почему она так бурно среагировала.       Штефан тут же сложил все в уме. Должно быть, Тодор приставал к Гаге, а та оказалась против. А Велков вполне мог настаивать на близости… Это, по сути, попытка изнасилования. И это невероятно плохо. И даже не потому, что само по себе изнасилование — это ужасно, а еще и потому, что эта девушка — Гага Милошевич.       Схватив друга за плечо, Калиш встряхнул его, еле сдерживая панику.       — Что, мать твою, ты с ней сделал?!       — Да ничего я с ней не сделал…       В тот же миг из-за спины Велкова показался Вилле. Он был все таким же незаинтересованным и откровенно скучающим.       — Отвел к себе в комнату и попытался затащить в койку Гагу Милошевич, — холодным тоном заметил он. — Поздравляю, парень, ты труп. Молись о том, чтобы она успокоилась до того, как вернутся ее братья.       Вот тут-то все и стало ясно. У Штефана похолодели руки от ужаса. Вот тебе и наладили отношения с семьей Милошевич…       Не прошло и трех минут, но Калишу казалось, что уже промчалась целая вечность. Повезло еще, что к тому моменту все рабочие и грузчики благополучно уехали, и теперь в доме были только братья Вейнямейнен.       — Нам было важно наладить отношения с этой семьей, — причитал Штефан. — Было чертовски важно хотя бы ради того, чтобы они не докопались до нас и не мешали нам работать. Это, мать твою, чертовы гопники, которые точно житья нам не дадут. И надо же было тебе так все испортить. Почему нельзя не приставать к девушке, если она против?       Калиш то и дело ходил из стороны в сторону, не имея возможности успокоиться. Чуть в стороне о чем-то шептались Тино и Вилле, но на них Штефан не обращал ровным счетом никакого внимания.       — Да не была она против, — почти беспомощно отозвался Тодор. — Я думал, что она просто строит из себя недотрогу.       Калиш рыкнул на него.       — Чертов кобель.       — Ну уж прости, — возмутился Велков. — У меня, в отличие от тебя, давно не было секса, знаешь ли…       Вилле хмыкнул.       — Если дело в сексе, тебе стоило поискать кого-то доступнее. Потому что Гага Милошевич на самом деле недотрога.       Его замечания ситуацию проще не делали, скорее напротив. Однако и Штефан, и Тодор понимали, что он прав, а потому не просили его заткнуться.       — Ладно, надо подумать… — наконец, Калиш перестал мельтешить и присел на диван. — Что теперь будет?       Вилле тут же ответил:       — Милошевичи придут делать из него фарш. Я бы посоветовал вам помолиться богам о том, чтобы этих парней сейчас не было дома, но вряд ли вы верующие.       Тино тут же напряженно улыбнулся.       — Да перестаньте вы. Может, все обойдется. Кстати, дверь до сих пор открыта, пойду закрою.       Он явно чувствовал себя неловко из-за этой ситуации. Парень прошел мимо, а Штефан проводил его невидящим взглядом. Он все думал и думал, чем теперь все обернется, если Милошевичи в самом деле все узнают. Гага сильно плакала. Если бы сам Штефан узнал, что его сестру кто-то пытался изнасиловать, он бы не думая пошел бить морду обидчику. Так что мешает братьям Гаги поступить так же? Ничего.       — Что нам теперь делать? — выдохнул он.       На сей раз Вилле промолчал. Тодор поднял взгляд на лучшего друга.       — Ой, да брось. Наверняка все обойдется. Я сейчас пойду и поговорю с Гагой, извинюсь перед ней, и все будет хорошо.       — А вот я в этом не уверен.       — Они идут!       Захлопнув дверь, Тино примчался обратно в гостиную и, схватив опешившего Тодора за рукав, потащил в сторону лестницы с такой невероятной силой, что тот лишь чудом устоял на ногах.       — Что? Кто идет? — не понял Штефан.       Впрочем, не сложно было догадаться.       — Милошевичи идут! Быстрее, надо спрятать Тодора! Штеф, открой заднюю дверь! Быстрее!       Вилле среагировал куда быстрее, чем Калиш. Братья помчались наверх, таща за собой до сих пор ничего не понимающего Велкова, но растерянного Штефана охватил ужас. Да уж, все было слишком уж хорошо, это явно означало, что скоро произойдет какой-то невероятный пиздец. Так ведь всегда и бывало.       Калиш помчался на кухню и открыл настежь дверь. Уже темнело, семьи Оксеншерна не было видно в беседке, что странно. Наверное, они еще не садились ужинать.       Когда парадная дверь открылась, этого не услышал бы только глухой. И не стоило гадать, кто заявился и зачем.       — Тодор Велков! А ну иди сюда!       От прозвучавшего грубого голоса волосы на теле Штефана встали дыбом. Едва он вернулся в гостиную, как на него налетел какой-то неизвестный парень. Схватив его за ворот, неизвестный буквально вжал Калиша в стену и тут же сдавил ему шею.       — Это ты Тодор Велков?       Ворвавшихся людей было четверо. Они все как на подбор были черноволосыми и смуглыми, и все среднего роста. Тот, что вцепился в горло Штефану, был как раз одного роста с ним. Ошалевший румын разглядел его карие глаза, родимое пятно как раз рядом с широкой левой бровью и глубокий шрам на подбородке.       — Нет… Стойте, я…       Подоспевший второй парень тут же вгляделся в лицо Калиша.       — Гага сказала, что этот Велков брюнет. Драго, это не он.       После этих слов хватка разжалась. Штефан невольно откашлялся, а отпустивший его парень скомандовал:       — Найдите этого гандона! Я этому еблану яйца оторву и заставлю проглотить нахуй!       Несмотря на ситуацию, Калиш тут же отметил, что двое из присутствующих настроены не так агрессивно, как тот, что сжимал ему горло. Впрочем, они тут же принялись искать Тодора. В какой-то момент на лестнице появился Тино.       — В чем дело? — поразительно невинным тоном поинтересовался он. — Что вы ищите, Драган?       — Ебаната по имени Тодор Велков, — отозвался уже поднявшийся на второй этаж парень со шрамом на подбородке. — Где он? Имей в виду, чувак, если вы его прячете…       — А, Тодор? Так он же вышел на задний двор, — тут же сказал Вейнямейнен. — Я видел его в окно. А что, что-то случилось?       Тот, что Драган, на пару мгновений уставился на него, а после сорвался с места.       — Вот блять! Дамир, давай на задний двор! Сава, Йован, вы идите через парадный! Поймаем гандона!       Они в самом деле умчались прочь, среагировав невероятно шустро. Те самые двое, которые показались Штефану не особо агрессивными, выскочили на крыльцо, а вот парень со шрамом и еще один направились в сторону задней двери.       — Эй, ты! — крикнул хозяину дома тот, что Дамир. — Если этот урод вернется сюда живым, передай ему, что мы его прикончим!       Едва они убежали, Тино в спешке спустился с лестницы и запер сперва заднюю дверь, а потом и парадную.       — Надеюсь, они пока не вернутся. Теперь надо придумать, куда спрятать Тодора? Он может уехать в другой штат?       Штефан отдышался и посмотрел на Вейнямейнена с откровенной паникой в глазах. Лишь в тот миг он понял, что они пропали.

***

      Конторкой, о которой говорила Фели Лукашевич, оказалась самая настоящая картинная галерея в Вест Лупе. Встретившись недалеко от Лайвкью, Мэттью и Фели вместе доехали до нужного здания, не сильно приметного, светлого и довольно уютного внутри.       — Это типа новая выставка, — воодушевленно сказала девушка. — Я часто сюда заглядываю. Ну, знаешь, картины посмотреть. Узнаю типа новых художников, оцениваю, что они рисуют. Это как бы типа тотальный такой релакс.       Уильямс смотрел на Фели, словно завороженный. Сам факт того, что она, оказывается, любит живопись, в скором времени несколько померк на фоне ее познаний относительно этого дела в целом. Однако первым делом Лукашевич познакомила своего кавалера с хозяйкой галереи. Ею оказалась худая невысокая женщина, совсем молодая на вид, с черным каре, светлой кожей и раскосыми глазами. Азиатка. Мэттью отчего-то сразу решил, что она японка.       — Привет!       Фели обняла женщину, и та сдержанно улыбнулась, обнимая ее в ответ.       — Здравствуй, Фели. Я рада, что ты пришла.       — Разве я типа могла пропустить подобное? — усмехнулась Лукашевич. — Познакомься, это мой новый друг, Мэттью Уильямс. Он тотальный отличный чувак!       Азиатка посмотрела на парня с долей интереса, а тот смущенно улыбнулся. Ему всегда было неловко знакомиться с новыми людьми. Тем временем черноволосая азиатка перевела взгляд на Фели.       — А он… знает?       Ее тон был спокойным и вполне серьезным. Не успел Мэттью напрячься, задавшись вопросом, о чем речь, как Лукашевич хихикнула:       — Забей! Это типа вообще не имеет тут никакого значения. Эй, Мэтт, это Сакура Хонда, и она типа тут главная. Она короче владеет галереей и устраивает выставки, а ее брат типа вообще крут, у него свой театр. Вещь тотально на любителя, конечно…       Сакура хмыкнула и снова обратила свой взор на парня.       — Театр Кабуки — уникальное явление. Весьма рада знакомству, мистер Уильямс.       Мэттью сразу понял, что Фели решила о чем-то промолчать. Что ж, это ее право. Когда Хонда протянула свою тонкую ладонь, парень поспешил пожать ее, чуть смущенно улыбаясь.       — И я рад. Никогда прежде не слышал о таком театре, но хотел бы посмотреть. Вы японка, да?       Сакура кивнула.       — Да, вы правы. Фели, — она посмотрела на Лукашевич. — Приводи как-нибудь своего друга в театр. Кику будет доволен.       Та пожала своими хрупкими плечами.       — Да без базара. Как все проходит? Пока типа без происшествий?       — Я не уверена, — сказала Хонда. — Полчаса назад приезжал Ив. Он искал Ника, кажется, опять началось.       Нам сей раз Лукашевич даже улыбаться перестала.       — Ты уверена? Мне казалось, что у него это типа прошло.       — Такое не проходит, — Сакура посмотрела в сторону. Должно быть, ей надо было отойти. — Что ж, вы смотрите работы, а я к вам еще вернусь, как только улажу некоторые моменты.       — Да, давай.       Взяв Мэттью за руку, Фели потащила его в сторону. Стоит заметить, что на подобных выставках Уильямс если и бывал, то крайне редко. Он никогда особо не увлекался культурными мероприятиями, тем более что и друзья его имели совершенно иные вкусы.       — Смотри, какая экспрессия. Мне нравится такое буйство ярких оттенков, они приятно радуют глаз.       Парень с глупым выражением уставился на картину. Что там на ней вообще изображено, он плохо понимал, хотя выглядело в самом деле довольно свежо и ярко.       — Я не думал, что ты разбираешься в живописи, — честно признался он, вопреки обыкновению не чувствуя себя неудобно. Отчего-то в компании Фели было так невероятно комфортно и уютно. — Должен признать, что это круто.       Девушка захихикала.       — Живопись? Ты что, какая это типа живопись? У меня язык тотально не повернется назвать авангардизм типа живописью. Это сплошная экспрессия, а в живописи типа нужна сосредоточенная работа. Нужно знаешь… Типа детали передать, рисуя с натуры. Это тотально сложно. А в авангардизме ты типа сам себе хозяин, рисуешь, как хочешь, что хочешь и вообще творишь на холсте любую дичь.       — Ух ты… — Мэттью откровенно нервно хихикнул. — Я этого не знал. А тебе нравится этот авангардизм?       Фели лукаво улыбнулась ему.       — Мне типа нравится все то, что красиво. Это как типа дофига ценитель прекрасного.       Она снова хихикнула, а Уильямс осознал, что пропал окончательно и бесповоротно. Он влюбился, совершенно точно. Фели была невероятной девушкой, совершенно уникальной и не похожей больше ни на кого в мире. И она была его, Мэтта, идеалом.       — Это круто.       — Типа да. Давай смотреть дальше.       Уильямс кивнул. Он был так невероятно счастлив просто потому, что мог быть рядом с этой девушкой, говорить с ней, слушать ее голос и видеть ее красивое лицо. Да, он нашел свой идеал.       Они долго ходили от картины к картине, рассматривая полотна и обсуждая то, что видели. Фели могла часами говорить о картинах, о том, что она видит, и даже несмотря на ее специфичную речь, выходило просто идеально. Словно она художественный критик, занимавшийся таким делом едва ли не всю свою жизнь. Она столь прекрасно разбиралась в искусстве, что Уильямс мог и постыдиться. Но ему не было стыдно, потому как рядом с Лукашевич было слишком уж комфортно.       Время прошло невероятно быстро, Мэттью и сам не понял, как начало вечереть. Когда к ним снова подошла Сакура Хонда, парень уже столько наслушался об искусстве, что вполне мог бы сдавать экзамен по такой дисциплине.       Хозяйка галереи обратилась к Фели.       — Я звонила Иву, — сказала она. — Ник нашелся.       Лукашевич вновь стала серьезной.       — Это типа хорошо. Надо будет встретиться с Ником и узнать, что там да как, а то вдруг типа опять началась вся та белиберда.       Хонда смотрела на подругу немного напряженно.       — Ты вполне могла бы и поехать к ним.       Фели сперва удивилась этим словам, а потом засмеялась.       — Вот еще! Я в Саут Сайд типа ни ногой. Да и видеться с Ивом или его папашей удовольствие типа сомнительное.       Сакура хотела было что-то сказать, но в итоге мотнула головой.       — Что ж, как знаешь.       Слушавший их разговор Мэттью вдруг вспомнил кое-что важное. Девушки упомянули человека по имени Ив, и судя по всему, этот Ив с Саут Сайда. А ведь тот стриптизер из гей-клуба, которого подцепил Альфред, тоже из Саут Сайда, и его тоже зовут Ив. Это совпадение? Интересно, сколько в Чикаго людей по имени Ив? Не может же речь идти об одном и том же Иве? Или может?       — Я из этой семейки общаюсь только типа с Ником, и мне так нормально, — сказала тем временем Фели. — Тотально, Сакура, выставка отличная. Передай художнику, что он типа крут и все такое. Я бы и сама могла, но… — она посмотрела на Уильямса. — Ну, ты типа поняла.       Хонда лишь кивнула.       — Разумеется. Обязательно приходите еще. И приводи Мэттью в театр, — она сдержанно улыбнулась парню. — Будем рады видеть вас там вместе, заодно и узнаете поближе японскую культуру.       Уильямс ответил ей искренней улыбкой.       — Буду очень рад, спасибо за приглашение.       Распрощавшись, они с Фели покинули галерею. Оказалось, что уже стемнело. Это настолько обескуражило парня, что он растерянно осмотрелся по сторонам.       — Ничего себе. Прошло так много времени.       Фели чуть пихнула его в плечо.       — Искусство типа не знает времени, чувак. Я бы могла типа много тотальной фигни добавить, но пофиг, ты меня понял. Ну что, ты типа устал и хочешь домой, или я могу типа угостить чем-то вкусненьким в кафе? Тут как раз недалеко есть отличное типа заведение.       Мэттью посмотрел на нее. У Фели были большие красивые глаза, напоминавшие свежую зелень. Такие удивительно глубокие и сияющие. Она смотрела на мир совершенно не так, как все остальные, и это чувствовалось. Парень хорошо знал о том, что ее тонкие руки и обманчиво хрупкие плечи на самом деле сильные, знал, насколько она выносливая, и при этом утонченная и грациозная. Она была такой простой, с таким незамысловатым характером, и потому рядом с ней было комфортно, несмотря на то, что говорила она странно и вела себя порой тоже несколько нелогично. Рядом с ней Мэттью чувствовал себя так, словно он именно там, где должен быть. Словно его место изначально было именно там, где есть Фели. Никогда прежде парень не испытывал ничего подобного.       — Знаешь… — протянул он. — Я обычно очень не люблю, когда кто-то платит за меня. А ты уже однажды меня угостила, помнишь?       Лукашевич нахмурилась.       — Да это тотально ерунда.       Но Уильямс лишь улыбнулся.       — Давай сегодня угощаю я. А ты закажешь что-нибудь интересное и вкусное, а то я разбираюсь только во французской кухне.       Фели хихикнула, а после буквально повисла на руке парня.       — Заметано, чувак! Пошли!       В итоге они пошли в кафе. Парень посмотрел на экран айфона и убедился в том, что время уже потихоньку близится к ночи. Стоило позвонить матери и сказать ей, чтобы она не волновалась. Как бы то ни было, а ехать домой ему совершенно не хотелось. Единственным желанием было побыть еще как можно дольше с Фели.       Заведение было лишено особого уюта и показалось Уильямсу немного вычурным, но это нисколько не портило впечатления. Присев за столик, Мэттью и Фели сделали заказ. В кафе было на удивление многолюдно, несмотря на то, что место было довольно тихим.       — Я ведь типа так и не спросила, — заметила Лукашевич. — Как там типа прошло собеседование Гилберта?       Уильямс даже был рад тому, что девушка вообще помнит о Гилберте и его собеседовании.       — Все прошло отлично. Его возьмут на работу, не стоит и сомневаться. Я рад за него.       Девушка кивнула.       — Я типа тоже. Он везунчик. Не каждый может типа отучиться и сразу найти работу. Я вообще типа школу бросила и тотально долго искала нормальную работу, так что да, я типа рада за него.       Это была еще одна замечательная черта Фели — она не завидовала никому и искренне радовалась чужим успехам. Мэттью заметил это еще в тот вечер, когда они только познакомились. Такая черта просто не могла не подкупить, особенно человека вроде Уильямса.       — За него теперь можно не переживать. И, между прочим, ты мне так и не рассказала, где и кем работаешь.       Фели чуть поджала губы.       — Да ничего типа особенного. Реабилитационный центр при одной типа крутой психиатрической больнице. Мне тотально повезло, что меня туда взяли. Прошла типа курсы и вот я типа как санитарка, которая типа немного психолог.       Мэттью пораженно увеличил глаза.       — Что? Ты серьезно?       Но Лукашевич совершенно спокойно кивнула.       — Типа да. Я может и кажусь типа глупой блондинкой в розовом, но у меня типа это… Короче, есть чуткость и типа могу найти подход к людям, все дела. Ну, владелец центра так типа и сказал, когда взял меня на работу. Так что вот типа так.       Уильямс и подумать не мог, что можно восхищаться этой девушкой еще сильнее. Что ж, он ошибся.       — Фели, это же так здорово, — выдохнул он. — Ты помогаешь людям.       — Ну, типа да, — кивнула Лукашевич. — Я так еще и себе помогаю, типа. Не знаю, как это объяснить, но мне типа нравится там работать.       — Ты молодец.       Фели подняла взгляд. Мэттью вновь показалось, что он просто тонет в ее зеленых глазах.       — Ну, типа спасибо.       Девушка отвела взгляд, а Уильямс вдруг понял, что она смутилась. Это было так невероятно мило и трогательно.       — У меня такое чувство, что я тебя всю жизнь знаю, — признался парень. — Словно мы всю жизнь знакомы. Мне еще никогда и ни с кем не было так комфортно.       На сей раз Фели хихикнула, а Уильямс осознал, что пытается скрыть смущение.       — Да мне с тобой типа тоже круто! Мало кто может типа выдержать три часа в картинной галерее и под мою болтовню.       Мэтт улыбнулся.       — Мне понравилось слушать, как ты говоришь. А ведь я даже не знал, что вообще такое этот авангардизм.       Лукашевич чуть нервным жестом поправила волосы.       — Я слышала, что в музее в Линкольн-парке будет типа выставка работ итальянских мастеров. Ты ведь типа знаешь, что такое Ренессанс?       Уильямс едва не завис.       — Ну, приблизительно знаю.       Фели хмыкнула, сразу поняв, что в этой области ее новый друг совершенно не просвещен.       — Я подумывала типа туда сходить. Если еще тотально не устал от картин, можешь типа со мной пойти.       Мэттью снова заулыбался.       — Я с удовольствием!       Буквально через несколько минут после того, как принесли заказ, у Мэтта завибрировал телефон. Достав его из кармана, парень тут же увидел фото матери на экране и посмотрел на девушку.       — Я отойду на минуту, это мама.       Лукашевич лишь кинула.       — Без базара.       Уильямс решил выйти из заведения, дабы мать не подумала ничего не нужного, услышав музыку. Просто не хотелось, чтобы она думала, будто он торчит в клубе или что-то вроде этого. На улице было тихо. Редкие машины не издавали особого шума, равно как и прохожие.       — Алло.       — Уже девять вечера, молодой человек, а ты до сих пор не дома. Я думала, ты захочешь обсудить с отцом собеседование своего друга и послушать его мнение.       Мэттью невольно прикусил губу. Так оно и планировалось, что он должен быть дома пораньше и узнать, что да как. Но парень просто пропал во времени.       — Прости, мам. Я совершенно замотался.       Несмотря на обеспокоенность, тон Анны Уильямс был мягким, как и обычно. Она всегда была добрейшей души человеком.       — Что случилось? Чем ты был так занят? И где ты сейчас? Тебе нужна какая-нибудь помощь?       Парень тут же замотал головой, прекрасно при том понимая, что мать не увидит этого жеста.       — Нет-нет, я просто… Был в картинной галерее.       Анна на мгновение просто замолкла.       — В галерее? — спросила она с явным удивлением. — Ты?       Уильямс пожал плечами.       — Ну, да. И там было очень интересно. Я даже не заметил, как прошло несколько часов. Фели так интересно рассказывала об этих картинах, что я просто…       Он замолк, осознав, что сболтнул лишнее, а сразу после представил, как губы матери расползаются в довольной улыбке.       — Фели?       Судя по чуть изменившемуся тону, она в самом деле улыбалась. Мэттью тут же густо покраснел.       — Ну, да…       — Твоя девушка?       На сей раз юноша едва не запаниковал.       — Нет! Она просто моя знакомая!       — Ты у нее ночевал недавно?       Уильямс выдохнул, осознав, как это, должно быть, выглядит со стороны. Он ведь в самом деле ночевал дома у Фели, они потом завтракали вместе. А сейчас они пошли вместе в картинную галерею. Это свидание? Скорее сугубо дружеская посиделка, не более того. Да и в ту ночь между ними ничего не было, они ведь только пили и играли в карты, и спали в разных комнатах. Но Анна наверняка теперь радуется, уверенная в том, что у сына появилась девушка. Ей всегда хотелось, чтобы и сын, и дочь наладили свою личную жизнь, хотелось, чтобы они однажды представили ей своих избранников. Но даже зная об этом, ни Мэтт, ни ее сестра Маргарет не спешили находить себе этих самых избранников.       — Да, мам. У нее.       Уильямс в принципе не умел лгать, так что пришлось сознаваться. Анна вполне слышно усмехнулась.       — Значит, твоя девушка… ох, прости, твоя знакомая увлекается живописью, верно?       Мэттью все так же отчаянно краснел.       — Ей больше нравится экспрессивный авангардизм.       Анна вновь усмехнулась.       — Мне нравится, как она на тебя влияет. Тебя сегодня ждать домой?       Теперь не стоило и сомневаться — Анна уверена в том, что Фели его девушка. Не сказать, чтобы Мэттью был против, он-то как раз был «за». Лукашевич не просто нравилась ему, она действительно сильно запала в душу. Парень был влюблен и хотел в самом деле предложить Фели стать его девушкой, но ведь они едва знакомы. А у Уильямса не было толком никаких серьезных отношений, он слабо себе представлял, как и что надо делать.       — Да. Я провожу Фели домой и сразу приеду.       — Хорошо, не задерживайся.       Лицо у парня просто горело. Что ж, теперь все уверены в том, что они с Фели встречаются. И как же грустно, что это не так.       Едва он вернулся обратно в заведение, как между ними снова завязалась непринужденная беседа. С Лукашевич в самом деле можно было говорить о чем угодно, и это радовало. Ее можно было не стесняться, а ее почти детской непосредственностью оставалось лишь тихо восхищаться.       Время уверенно близилось к ночи, когда уставшая официантка начала косо на них смотреть. Из кафе Мэттью и Фели ушли последними, несколько глупо хихикая и подшучивая друг над другом. Уильямсу было как никогда прежде легко на душе.       — Я тотально не понимаю, как вообще можно опьянеть типа от домашнего вина! — сказала Фели, продолжая какую-то тему. — Это же все равно, что пить сок!       Мэттью отыскал взглядом свой «Фольксваген», на котором они приехали в Вест Луп, и усмехнулся в ответ.       — Я не знаю. В жизни не пил домашнее вино.       Лукашевич захихикала.       — Да ты жизни тогда не знаешь! Надо тебя хорошенько понатаскать и все показать!       Она смеялась с таким детским задором, мило щуря глаза и обнажая белоснежные зубы. Мэтт откровенно любовался ею, смотря на ее красивое лицо, светлые коротко стриженные волосы, выпирающие ключицы и тонкие бретельки на плечах. Парню казалось, что он никогда прежде не видел ничего красивее. Все произошло весьма неожиданно даже для самого Уильямса. Он мягко взял девушку под локоть чуть подрагивающей рукой, а после склонился над Фели и коснулся губами ее губ. Та замерла, совершенно потрясенная. Она не оттолкнула его, быть может потому, что растерялась. В тот миг, когда ее ладонь оказалась на его плече, Мэттью был просто вне себя от счастья. Ведь Фели ответила ему!       Однако это продлилось не долго. Девушка оттолкнула его от себя, благо сил ей на это хватало, и Уильямс тут же увидел откровенный ужас в ее зеленых глазах. Она была бледна, от прежней радостности не осталось и следа. Мэтт хотел было извиниться, если надо — вымолить прощения за свой поступок, но Фели его опередила.       — Прости!       Она резко обернулась и помчалась прочь.       — Что? — растерялся парень еще сильнее. — Фели!       Несмотря на наличие высоких каблуков, убежала девушка очень быстро. Уильямс сорвался с места, пытаясь ее догнать.       — Фели, подожди!       Ничего не вышло, от девушки и след простыл. А Мэттью оказался посреди улицы. Его едва не сбил проезжавший автомобиль. Отскочив обратно на тротуар, парень схватился за голову.       Кажется, он все испортил…

***

      Антонио положил телефон на край тумбы и огляделся. Эдуарду приспичило куда-то ехать, и, судя по всему, ночью он не появится. Время было уже позднее, почти полночь.       Нельзя сказать, что Эдуард был особо щедрым человеком, но он бы точно угостил чем-нибудь соседа по комнате, хотя бы раз. А Карьедо был голоден. Денег на еду не было вообще, потому как он бездарно потерял свои пять сотен. Конечно, можно было наступить на глотку своей гордости и попросить в долг у Альфреда или Мэттью, ну или у Гила и Юльхен, однако Антонио не мог этого сделать из принципа. Он бы стал презирать себя, потому как это сделало бы его похожим на мать, ту еще попрошайку. Карьедо хотел вернуть свои кровно заработанные деньги, и чутье ему подсказывало, что эти деньги украл именно Тим де Вард.       Было ли у де Варда много поводов ненавидеть Тони? Пожалуй, да, было. Карьедо нехило так подпортил ему жизнь в ранней юности. Он не оправдывал себя, слишком уж хорошо понимал собственную мотивацию, понимал, почему он так травил Тима в свое время, и почему потом вдруг перестал это делать.       Очень тяжело расти в Саут Сайде и с ранних лет понимать, что тебе, обычному парнишке из семьи испанских эмигрантов, почему-то нравятся не девочки, а другие мальчики. Такое осознание бьет наобум, переворачивая всю жизнь вверх тормашками. Антонио много чего наслушался как от сверстников, так и от мальчишек постарше, а потому вырос с мыслью о том, что подобное явление — это плохо, это порицается обществом и это нужно тщательно скрывать. Все это знали. Все жили по такому принципу. Но вот семья де Вардов, опять же, выделилась, потому как Йессе де Вард, этот невероятно странный и мало кем понятый хиппи, всегда твердил, что всякая любовь прекрасна. Сколько же над ним из-за этого смеялись, кто-то даже, было дело, пытался его избить за подобные высказывания. Это было давно, с тех пор много поменялось. Общественное мнение давно изменилось, и теперь однополые пары могут вступать в брак и заводить детей, теперь в благополучных районах Чикаго никто даже не смотрит косо на геев и лесбиянок. Сам Антонио так же кардинально изменился, принял свою ориентацию как данность и научился наслаждаться жизнью. Но это сейчас, а вот раньше все было решительно иначе.       Он сильно отравил жизнь Тиму де Варду именно потому, что боялся признаться сам себе — этот парень был его первой любовью. Стоит полагать, Тим даже понятия об этом не имеет. Да и кто вообще мог бы предположить такое? Карьедо в свое время все сделал для того, чтобы никто не смог даже заподозрить, что он хоть что-то чувствует к этому парню. Он, черт возьми, переспал с его сестрой, просто чтобы насолить Тиму. Какие только глупости не совершил Антонио в своей жизни.       Теперь Тим его ненавидит, что совсем не странно. Тони и сам стыдился своих поступков. И пусть все это давно прошло, осадок остался. Де Вард не упустил бы возможности насолить Карьедо, но вот конкретно в этом случае Антонио не считал его правым. Воровать деньги — это совсем не правильно, и плевать, что было раньше. Ему нужно на что-то жить, и де Варду лучше это понять.       В последний раз окинув взглядом комнату, парень поднялся на ноги и направился к выходу. Его путь лежал в сторону лестницы. Между его комнатой и комнатой Тима было два этажа. Дорогу он хорошо помнил, и дверь определял всегда безошибочно.       — Эй, Тим!       Он вошел без стука, благо дверь была не заперта. Едва переступив порог, он замер, увидев первым делом не хозяина комнаты, а девушку.       — Ого, испанское дерьмо пришло, — тут же заметила она, посмотрев на Антонио.       Карьедо выдохнул, узнав ее. Это была Эрна де Вард, одна из сестер Тима, самая младшая. Интересно, что она вообще забыла в комнате мужского общежития поздним вечером? Неужели на проходной впускают девушек? Даже если это сестры студентов.       — И тебе привет, — хмуро выдал Тони, переведя взгляд на устроившегося в кровати Тима.       Вообще, де Вард в свое время каким-то мистическим образом выбил себе комнату, в которую никого больше не подсаживали. Так что вторая кровать, на которой сейчас и расположилась Эрна, всегда пустовала. Эта семья умела добиваться своего, и Антонио хорошо об этом помнил.       Эрна была очень сильно похожа на брата. У нее были коротко стриженные светлые волосы, уложенные по стойке, словно ирокез, а виски и нижняя часть головы были выбриты. На затылке была приличных размеров татуировка в виде черного дракона, в ушах куча сережек и растяжек, колечко в носу и прокол брови. И это все она успела сделать в своих шестнадцать лет. Эрна была безусловно красива по своему, и Карьедо это признавал. Но вот характер у нее был, мягко говоря, очень непростой.       — Я не здороваюсь с дерьмом, — отозвалась девушка, уставившись в экран айфона. Похоже, это была трубка Тима. — А ты как раз большой кусок вонючего дерьма.       Что ж, Эрна никогда не любила Тони, в основном потому, что тот успел сильно насолить ее любимому брату. Это была очень боевая и принципиальная девушка, которую нельзя недооценивать.       — Как это мило, — саркастично отозвался Карьедо. Он и сам не был намерен общаться с Эрной, просто понимал, что ничего хорошего из этого не выйдет. — Тим, будь так любезен, верни мои деньги.       Де Вард не изменился в лице. Он поднял совершенно незаинтересованный и немного скучающий взгляд на Тони, а сразу после затянулся косяком и выдохнул дым.       — Какие еще деньги?       Карьедо просто на расстоянии ощущал, что Тим прекрасно все понимает, что он просто издевается. Не нужно было никаких доказательств, это воспринималось как данность.       — Мои деньги, — максимально терпеливо ответил парень. — Те самые деньги, которые ты стащил у меня позавчера. Это была вся моя зарплата, мне теперь не на что жить. Я прошу тебя, пожалуйста, верни их.       Эрна оторвалась от экрана телефона и посмотрела сперва на брата, а потом и на испанца. Ее лицо, равно как и лицо Тима, не выражало никаких эмоций, кроме лишь толики любопытства.       — Хм… — де Вард снова выдохнул дым. — Я правильно понял? Ты обвиняешь меня в воровстве?       Карьедо понимал, что так и будет. Нет, этот парень никогда ни в чем не признается.       — Я ни в чем тебя не обвиняю, Тим, — максимально спокойно сказал испанец. — Я просто прошу вернуть то, что принадлежит мне. Клянусь, об этом никто никогда не узнает.       Зеленые глаза де Варда опасно прищурились.       — О чем никто не узнает? О том, что я якобы вор, который украл последние деньги у испанского нищеброда?       Антонио выдохнул. Что ж, этого стоило ожидать, но парень не мог позволить себе просто забить на все и уйти. Только не сейчас. Он голоден, он остался без цента в кармане. Не может же Тим настолько его ненавидеть, чтобы не войти в положение хотя бы сейчас. Разумеется, вопрос более чем спорный, но неужели обиды прошлого настолько велики?       — Тим, пожалуйста…       Однако собеседник не стал его слушать. Он повернулся всем корпусом так, чтобы оказаться лицом к лицу с сестрой, а после подчеркнуто отстраненно сказал ей:       — Что скажешь, Эрна? Этот жалкий червь полагает, что сможет просто взять и обвинить меня в воровстве, чтобы срубить на этом бабла.       Девушка выпустила изо рта дым.       — Поразительная наглость, — согласилась она. — Ему не хватает того, что он выкидывал раньше в Саут Сайде.       — И это несмотря на то, что я еще позавчера помог этому куску дерьма добраться до его комнаты.       Эрна деловито кивнула.       — Тебе стоило оставить его там, где ему самое место, — она бросила пронзительно холодный взгляд на растерявшегося Карьедо. — В ближайшей куче мусора.       Антонио снова выдохнул. До чего же сложно все сложилось. Нет, он не будет отрицать того, что у этих брата и сестры есть повод так к нему относиться, но сейчас дело даже не в этом. Он просто хочет вернуть свои деньги, не более того. Но если договориться о чем-то с Тимом сложно, то вот договариваться с Эрной попусту невозможно. Что и говорить о том, как все сложно, если они вместе.       — Думаю, ты права, — кивнул де Вард. — А знаешь, он ведь мне должен за эту услугу. Обещал расплатиться, по крайней мере. Был настолько жалок, что предлагал минет, словно меня это могло хоть сколько-нибудь заинтересовать.       — В самом деле? — Эрна снова затянулась. — Он и правда жалок. Интересно, он так уверен в том, что может сделать стоящий минет?       — Эй! — возмутился Карьедо. — Какого хрена?       Это уже несколько переходило границы приличного, если конечно у де Вардов вообще есть хоть какие-то представления о приличии. Но опять же, брат и сестра нисколько не смутились. На испанца, к слову, особого внимания никто не обратил.       — Можем это проверить, — сказал Тим. — Тем более, что наш вечно нищий кусок дерьма сам предложил.       Эрна прикусила губу, едва касаясь зубами прокола.       — Было бы интересно посмотреть.       Антонио уже перестал понимать, что происходит и о чем они говорят. Но вот он наткнулся на очень странный взгляд Тима и просто завис, не зная, как ему реагировать. Когда-то он, было дело, фантазировал о том, как бы все могло сложиться, если бы он не испортил все с самого начала. Возможно ли, что они могли бы подружиться с Тимом, стать близки? Возможно ли, что у них могла получиться эдакая романтическая история любви, в которой все начинается с неловкого признания в любви, целомудренных поцелуев и неуверенных прикосновений? Сейчас сложно ответить на этот вопрос. Сложно хотя бы потому, что Тим из забитого мальчишки вырос в широкоплечего высокого мужчину с таинственным характером и отстраненным отношением ко всему миру. Все в нем так и говорит о его недоступности, и это не оставляет никаких шансов на сближение. Но сколько бы Антонио не повторял себе, что это не его человек и что все мысли о нем глупые априори, легче не становилось, и глупые мысли его не покидали. Со сколькими парнями он бы не переспал, его мысли постоянно возвращались к де Варду.       — Так ты вернешь мне деньги? — спросил Карьедо.       Он понимал, что нет смысла жаловаться на Тима или обращаться в полицию. Доказательств нет никаких, да и де Вард не глуп, он точно выкрутится из любой передряги.       — Вернуть деньги? — Тим снова прожог взглядом Тони. — Ты видно забыл, с кем говоришь. Даже если ты сможешь доказать, что я у тебя что-то взял, я ничего не буду отдавать тебе даром.       Он сказал это твердым тоном, не терпящим возражений и не поддающимся никакому сомнению. Что ж, этого и следовало ожидать. Однако Карьедо не мог просто взять и смириться с этим.       — Ладно, — выдохнул он. — Что мне сделать?       Эрна довольно улыбнулась и положила ногу на ногу. Посмотревший на нее Антонио обратил внимание на татуировку на ее животе в форме пентаграммы. Отчего-то это немного пугало.       — Думаю, это отличный шанс проверить, — странным тоном сказала она брату. — Как считаешь?       — Не то, чтобы мне очень хотелось… — де Вард чуть расставил ноги и посмотрел на Карьедо. На его лице все так же не было ровным счетом никаких эмоций, а в голосе не было ни толики заинтересованности. Это безумно напрягало. — Ладно, можешь заслужить немного денег, раз в самом деле все так плохо, что тебе пришлось просить их у меня.       Антонио растерялся еще сильнее.       — Прости, что? Это мои деньги.       Он запоздало осознал, что именно ему сейчас предложили. Это стало слишком большой неожиданностью. И при этом де Вард так и не признал того, что в самом деле брал у него деньги.       — Не тупи, испанское дерьмо, — отозвался Тим. — Никаких «твоих» денег у меня нет. Но если тебе сейчас нужны деньги, можешь их заработать. Сам предлагал минет, помнишь? За мою помощь будешь должен, так уж и быть, повременим.       Все худшие подозрения подтвердились. Да, де Варды, что брат, что сестра, просто хотят его унизить, не более того. Выставить его шлюхой, готовой отсосать на деньги. И не стоит сомневаться в том, что даже если Тони все сделает, как они хотят, обратно все свои деньги он не получит точно. Нет, Тим не такой человек. Не зря он зарабатывает большие деньги на торговле всякой дрянью. Он умеет обращаться с деньгами так, чтобы получать для себя максимальную выгоду.       — То есть, — выдохнул Карьедо, — я должен отсосать, чтобы получить обратно свои же деньги?       И опять же, на лице Тима не дрогнул ни один мускул.       — Нет, ты должен поработать ртом, если тебе нужны деньги. В случае, если тебя это не устраивает, не держу, выход сам найдешь.       Он отвернулся, давая понять, что разговорная часть на этом закончена. Эрна снова принялась выпускать дым, не сводя при этом глаз с Тони и ожидая его решения. Что ж, надо было что-то решать. Карьедо вполне мог гордо задрать голову и уйти прочь, давая понять, что он не шлюха и что он не намерен поступать вот так ради того, чтобы вернуть свое по праву. Да, вполне мог. Он мог забить на принципы и позвонить Альфреду или Мэттью, попросить денег в долг. Те бы даже не стали задавать вопросов. Джонс так и вовсе в тот же миг перевел бы ему денег на банковскую карту, а сразу после забыл о том, что друг ему что-то должен.       Выход у Антонио определенно был, и парень это понимал. Но он все так же стоял на месте, словно ноги его приросли к полу. Что-то мешало просто взять и уйти. Он посмотрел на Тима. Тот был все таким же отстраненным и ничем не заинтересованным. А вот в детстве все было иначе. Как жаль, что нельзя вернуть время вспять.       — Да вы охренели оба… — выдохнул Карьедо.       Парень прекрасно понимал, зачем все это вообще нужно де Вардам. Они хотят унизить его, не более. Вот чего Антонио решительно не понимал, так это своих мотивов. Сорвавшись с места, он резко приблизился к Тиму. Тот не успел среагировать, уж очень стремительно Тони оказался перед ним. Эрна замерла, глядя на них, а Карьедо попытался унять бешенный стук собственного сердца.       — Ладно, твоя взяла, — сказал он. — Но пусть она уйдет.       В самом деле, отсасывать парню, который является твоей первой любовью, на глазах у его несовершеннолетней сестры — это явно не нормально. Хотя отсасывать кому-то за свои же деньги еще более ненормально, но вряд ли это вообще уже имеет значение.       Тим поднял взгляд на него, все так же сидя на месте и не проявляя даже намека на интерес к происходящему.       — Она не уйдет, — сказал он. — Условия тут ставлю я, а не ты.       Словно подтверждая его слова, Эрна поднялась с кровати и направилась к ним. Она вдруг несильно шлепнула Антонио по заднице, заставив того вздрогнуть всем телом.       — Я хочу посмотреть, так что соси молча или сваливай.       Сказав это, она присела рядом с братом и продолжила курить как ни в чем не бывало. Карьедо сжал ладони в кулаки.       — Вы… — выдохнул он. — Вы гребанные извращенцы.       Данное заявление де Вардов совершенно не смутило. Впрочем, это и не было для них новостью, вовсе нет. Их отец, Йессе де Вард, был человеком, который боготворил полигамию и не чурался инцеста, так что стоит ли чему-то вообще удивляться?       Все же нет, не стоит, и Тони это понимал. Опять же, он мог просто уйти, но не сделал этого. Если это именно то, чего хочет Тим, если ему станет от этого хоть немного легче за все те годы унижений, коих ему обеспечил Карьедо, то пускай наслаждается моментом.       — Ты долго думаешь, — заметил де Вард. — Не отнимай у меня время, черт возьми.       Эрна положила голову на плечо брату. Рядом с ним она казалась даже по своему хрупкой.       — И никакой резинки, парень. Настоящий минет с кончой в глотку намного круче.       Антонио поморщился. Что ж, отсасывать кому-то без презерватива — идея не лучшая, хотя вряд ли Тим из тех людей, которые могли бы заразиться от кого-то венерическими заболеваниями. Подхватить какую-нибудь гонорею или еще что похуже совершенно не хотелось в любом случае.       — Да что б вас…       Карьедо решительно присел на колени и потянулся руками к ремню на чужих брюках. Тим чуть слышно выдохнул и откинулся назад, внимательно наблюдая за движениями испанца. Эрна подняла голову и вновь затянулась. Сейчас они с братом были похожи на любопытных детей, узревших какое-то новое для себя насекомое, но Карьедо старался не смотреть на них и вообще максимально абстрагироваться.       Никогда прежде он не был в такой ситуации. И дело вовсе не в том, что он вынужден отсосать парню без резинки, это Антонио уже делал прежде. Дело в том, что в этот раз он должен был делать минет именно Тиму де Варду и в присутствии его сестры. Наличие сестры как свидетеля было просто ужасным, и тому был ряд причин.       Ремень поддавался пальцам тяжело, даром что он был широким, тяжелыми и таким массивным. Руки немного подрагивали, и это бесило. Но вот, наконец, бляшка поддалась напору, а после были расстегнуты пуговица и молния брюк. Карьедо сперва растерялся. Для него стало огромной неожиданностью то, что Тим не носит нижнее белье. Его член показался большим даже несмотря на то, что был пока еще совершенно вялым, паховые светлые волосы были подстрижены, и это наталкивало на определенные мысли. Карьедо, который имел отношения со многими парнями, часто обращал внимание на наличие или отсутствие волос в этой интимной области. Он не любил идеально выбритых в этом месте мужчин, но при том не любил и безобразное обилие волос.       Пожалуй, думать о чем-то подобном в такой момент — невероятно глупо. Хотя и делать минет за своих же деньги — тоже глупо.       Охватив чужую плоть рукой, Карьедо провел по ней пальцами, чуть растирая и прислушиваясь к собственным ощущениям. Член был теплый, он постепенно становился крепким, и это отчего-то радовало Тони.       Парень поднял взгляд и наткнулся на лицо Тима. В кои-то веки он смотрел на него с хоть какими-то эмоциями. Карьедо сперва даже растерялся, но после задвигал рукой активнее. В зеленых глазах де Варда, казалось, бушевало невероятное пламя. Он чуть приоткрыл рот и сглотнул, в этот миг кадык на его сильной шее дернулся. Антонио постарался запечатлеть все это в своей памяти.       Склонившись, он провел языком по головке, сдвинув пальцами внешнюю плоть. Де Вард не был обрезанным, в отличие от самого Карьедо. В ноздри тут же ударил специфический запах, и парень невольно вспомнил о том, как впервые в жизни делал минет. Тогда ему это не сильно понравилось, и это еще мягко сказано.       Член постепенно креп, а Антонио проводил по нему рукой, снова и снова сдвигая плоть и касаясь языком уретры. В том момент, когда выступили первые капли смазки, послышался голос Эрны:       — Возьми уже в рот.       Так хотелось сказать ей, чтоб она заткнулась и не мешала, но Карьедо промолчал. Не стоило рисковать. Он снова посмотрел на Тима. Какой же невероятной редкостью была возможность увидеть на его лице эмоции. Он явно хотел этого. Хотел, чтобы Антонио взял в рот. Отчего-то это осознание заставило испанца просто воспылать.       Тим сжал губы в упрямую полоску, когда Карьедо, наконец, обхватил губами его уже окрепший член. Теперь парень не тянул. Проведя языком по стволу, он втянул щеки и скользнул ниже. Достичь основания было довольно сложно, член был длинным, хоть и не слишком широким, однако Антонио пока даже не пытался это сделать. Он чуть приподнял голову, мягко скользя губами по коже и то и дело касаясь языком проступающих венок, а после вновь принял член в рот.       Эрна отложила трубку в сторону и коснулась рукой черной рубашки брата, не сводя глаз с того, что вытворял испанец. Она снова прикусила губу, а после прижалась к телу Тима настолько трепетно и интимно, что Антонио мог бы смутиться, если бы видел это. Он продолжал сосать член, то медленно, а то чуть интенсивнее, прикрыв при этом глаза и стараясь вообще не обращать внимания на какие бы то ни было внешние раздражители. Пока это вполне удачно получалось.       Карьедо явственно ощущал привкус смазки, и старался при этом не слишком сильно напрягать лицевые мышцы. Устав, он высвободил член изо рта и снова посмотрел на Тима. Тот словно был немного не в себе. Лицо мало что выражало, но вот глаза выдавали его с лихвой. Этот его невероятный взгляд заставил Карьедо растерянно выдохнуть. Де Вард рыкнул и неожиданно властно вцепился в черные волосы Тони, а после заставил его уткнуться в свой пах.       Антонио не успел никак на это среагировать. Как только его буквально прижали к основанию члена носом, он открыл рот и буквально всосал поджавшееся яичко, отчего-то ощущая невероятное удовлетворение от того, что он делает. Тим сильнее сжал его волосы, и это было так невероятно круто. Просто сам факт того, что это вообще происходит, что де Варду нравится то, как у него отсасывает Карьедо.       Так это и было, и это слишком очевидно.       Де Вард вновь дернул его за волосы, теперь уже заставляя чуть приподняться и снова взять член в рот. На сей раз он руководил процессом сам, в прямом смысле трахая Антонио в рот. Он практически не издавал ни звука. А вот Карьедо пришлось очень сильно поднапрячься, чтобы максимально расслабить горло и принимать в рот член. Тим его нисколько не щадил, так что теперь бордовая головка упиралась ему прямо в глотку, подбородок то и дело касался яичек, а нос касался паховых волос, от которых почему-то пахло хвоей.       Антонио вцепился руками в ноги де Варда, стараясь найти хоть какую-то опору и теперь уже просто наслаждаясь тем, как его трахают. Рот просто онемел, хотелось передышки. Хотелось хотя бы просто сделать нормально вздох. Но Тим не позволял. И это нравилось Тони. Пускай это и прозвучит безумно, но ему нравилось.       Де Вард продержался долго. Когда он вцепился в волосы Карьедо и второй рукой, а после принялся насаживать на себя парня активнее, испанец почувствовал, что он на грани. Он зажмурился и постарался подготовиться, но так и не успел: сперма ударила в глотку в тот миг, как головка члена замерла на языке. Но сразу после Тим буквально вогнал свой член по самое основание в чужой рот, заставив Антонио подавиться своим семенем. Карьедо в панике сжал жесткую ткань его брюк, еле успевая глотать. Ему повезло, потому как де Вард не стал его слишком долго мучить. Он отстранил от себя парня, и в тот же миг последняя струйка спермы пришлась прямо в лицо еле дышащего Карьедо.       Тони ловил ртом воздух. Он даже не сразу понял, что да как. В ушах шумело, сердце билось как бешенное, а в штанах было тесно. Поразительно, им вот так отвратительно воспользовались, а ему это только понравилось. И кто бы мог подумать.       В себя парень пришел лишь в тот момент, когда услышал, как хлопает Эрна. Открыв глаза, он провел рукой по лицу. Поняв, откуда влага, он так и замер на месте, слишком потрясенный этим.       — Очень даже неплохо, — заметила Эрна несколько взволнованным тоном. — Мне понравилось.       Она обернулась к брату. Тот все еще смотрел на Карьедо все тем же странным взглядом. Но вот миг, и Эрна вдруг взяла его за подбородок и повернула лицом к себе. То, что произошло потом, заставило Тони изумиться еще сильнее: она поцеловала его в губы. Тот, к слову, отстраняться не стал. То было слишком далеко от родственного поцелуя между братом и сестрой, потому как Тим запустил язык в рот Эрне, а та в свою очередь обхватила его за шею рукой, страстно отвечая.       Антонио был слишком потрясен всем происходящим, чтобы хоть как-то реагировать. Но вот, наконец, брат и сестра отстранились друг от друга. Де Вард с деловитым видом застегнул свои штаны, а после запустил руку в карман:       — Пятьдесят за минет, и столько же за неплохое шоу для моей сестры, — холодным тоном сказал он. — Захочешь заработать еще, приходи. Если буду в настроении, помогу.       Карьедо буквально швырнули купюру в сто долларов. Парню потребовалось время, чтобы понять, что да как. Он взял в руки купюру, а после посмотрел на то, как Эрна опять приникла к губам своего брата. Это было подлинное безумие, нечто настолько дикое и несусветное, что хотелось схватиться за голову или биться ею об стену.       Невольно сжав в ладони сто долларов, парень поднялся на ноги. Колени болели, равно как и челюсть, но это беспокоило его в последнюю очередь. Вид целующихся близких родственников вызывал в его душе немыслимое отвращение. Он как-то обреченно выдохнул и помчался прочь из чужой комнаты.       Лишь позже, уже умыв лицо, приведя себя в порядок и уткнувшись в свою подушку, парень понял, в чем была причина. Он ревновал. Он просто ревновал де Варда к его сестре, которую тот страстно целовал в губы. Это была отвратительная ситуация, но главным было не это. Главным тут было то, что чувства Антонио к этому человеку так и не прошли с годами, а он понял это лишь сейчас. И это было действительно ужасно.

***

      В доме было невероятно тихо. Ник мирно спал на диване, заботливо укрытый сестрой пледом. Стук старых часов не раздражал слух, а напортив, заставлял почувствовать едва ли не удовлетворение. В воцарившемся противоречивом спокойствии чувствовалось что-то необъяснимое, одновременно пугающее и манящее.       Альфред задумчиво перевел взгляд на сидевшую напротив Наташу. Девушка то и дело бросала взгляды в сторону порога, словно проверяя, на месте ли ее брат. Ее волнение заметно притупилось, потому как Ник теперь был под действием успокоительных и крепко спал, но все же она не могла не переживать, и Джонс это ясно понимал.       Ив до сих пор не спустился, хотя прежние крики прекратились. Должно быть, и он, и Ольга успокоились и теперь говорили нормально, не переходя на ругань, хотя, разумеется, нельзя утверждать, что это и правда так. Дети, судя по всему, так же давно спят. Время неуклонно шло к полуночи, а Альфреду до сих пор не позвонили из дома. Это могло означать лишь одно — Артур снова куда-то уехал, а потому не в курсе, что его единственный сын шляется поздним вечером черт знает где, а Алиса никогда особо не заморачивалась о местонахождении пасынка, если мужа нет дома. Так что Джонс даже не беспокоился. Он совсем недавно провел ночь в отеле с парнем, и об этом никто из его домочадцев не узнал.       Вообще, этот момент волновал Альфреда в самую последнюю очередь. Куда важнее сейчас было другое. Он уже помог Иву с поисками брата, привез их домой, успел поужинать в компании Наташи и теперь пил какао, ожидая того, что Брагинский спустится. Зачем он вообще ждал, какой ему смысл находиться в этом доме и почему он просто не поедет домой? На эти вопросы у парня не было ответов. Зато он понимал другое — ему хотелось побыть тут еще, узнать, что же не так с Ником, что происходит наверху, как сейчас Ив, помнит ли он вообще о том, что на кухне остался гость. Так же хотелось узнать, насколько у него все серьезно с той азиаткой по имени Линь. В случае, если близкие отношения между ними невозможны, Джонс готов быть этому странному и не похожему ни на кому человеку другом. Он просто хотел узнать всю эту семью получше.       — Так… эм-м… — Альфред поставил на стол пустую, но все еще теплую кружку. — А ты ходишь в местную школу?       Наташа была человеком необщительным, но поддержать мало-мальски бытовой разговор она могла.       — Да, мы с Ником в одном классе. Уроки постоянно отменяют или сокращают, потому что черные парни любят подраться.       Девушка не смотрела на собеседника. Все ее внимание было обращено на чашку с так и не тронутым какао. Сложно было вообразить, о чем она думает и над чем так упорно размышляет.       — Черные парни? — уточнил Джонс.       — Да. В соседнем районе их много. Кто-то продает наркотики, кто-то оружие, кто-то травку. Высокая конкуренция, так что они часто конфликтуют. Или дело не в этом. Я не знаю. В любом случае пахнет капитализмом и его итогами.       Альфред не особо догнал мысль, но решил не вдаваться в подробности.       — А что, вся молодежь задействована в чем-то незаконном?       Наташа мотнула головой.       — Нет. Мы, например, нет. Хотя нам и предлагали быть дилерами. Оле предлагали перевезти кокаин в коляске с маленькой Айшей, но ей хватило ума их послать. Если бы ее посадили, у нашей семьи начались бы большие проблемы с проверками и органами социальной защиты. А они словно только и ждут повода, чтобы забрать детей из семьи.       Джонс задумался.       — Ну, они ведь делают это ради блага детей, разве нет?       — Если они и правда верят в то, что в интернате для несовершеннолетних есть какое-то благо, то да. Но лично я в это не верю.       Разговор зашел в тупик. Альфред не имел никакого понятия о том, что это за интернаты такие и как в них живут дети, а вот Наташа явно знала.       — Вас туда забирали? — прямо спросил Джонс.       Наконец, девушка посмотрела на него. Парень снова отметил, какие у нее красивые глаза, насыщенно-синие, в отличие от его небесно-голубых. Наташа не изменилась в лице, и ее сосредоточенное спокойствие подчас немного напрягало.       — Да, год назад. И больше я туда не хочу.       Альфред кивнул. Стоит признать, он мало что знал о таких вещах, потому как вырос в обеспеченной семье, ни в чем не нуждаясь. А многие люди жили так же, как и Брагинские. Интересно, какого вообще Иву тащить на себе все это? Мало того, что в их семье нет матери, так еще и отец спившийся тунеядец, старшая сестра мать-одиночка, а младшие все несовершеннолетние. И всю эту семью обеспечивает именно Ив. По крайней мере понятно, почему он танцует поздними вечерами в гей-клубе, работает в офисе и еще где-то в свободное время. Подобное вызывало невероятное уважение, но вместе с тем и искреннюю жалось.       — А что с вашим отцом? — спросил Джонс, стараясь уйти от темы с интернатами. — Он в норме?       Наташа пожала плечами.       — Относительно. Сложно сказать, я слишком редко вижу его трезвым и давно не видела его хотя бы бритым.       Альфред кивнул:       — Сложно так жить.       Брагинская посмотрела на него, немного подумала, а потом подняла свою чашку и сделала первый глоток.       — Легко ли кому-то в этом мире жить? Гюнтер всегда говорил, что даже полностью обеспеченный всем необходимым человек чувствует себя несчастным и считает, что ему тяжело жить. Так что жалеть стоит тех, кто, даже имея все, не имеет по сути ничего.       Джонс невольно присвистнул:       — Какая глубокая мысль.       Ему в самом деле так показалось. Наташа рассуждала слишком уж зрело для девчонки шестнадцати лет, но Альфреду это нравилось. Она не образованная, но она умная и мудрая, а такие качества добываются с жизненным опытом. Такие вещи не купишь, они бесценны.       — Это слова Гюнтера, не мои, — отозвалась Наташа. — Ты допил? Налить тебе еще какао?       — Нет, спасибо, я сыт, — улыбнулся Джонс. — А Ив не спустится? Я надеялся, что мы сможем поговорить.       Девушка снова оглянулась в сторону перегородки. Там, в гостиной, все так же тихонько посапывал Ник. Не было более слышно никого и ничего.       — Я не знаю, — призналась Наташа. — А ты?       Альфред растерялся.       — Что я?       Синие глаза его собеседницы на миг сузились.       — Уже ночь, а ты еще здесь. Ты остаешься до утра, да?       Вопрос оказался даже слишком неожиданным. Нет, Джонс не планировал оставаться ночевать в этом доме. Как вообще можно даже думать о подобном, зная, насколько сложно живется этой семье? Парень хотел хоть немного поговорить с Ивом, узнать у него какая чертовщина произошла с Ником и как этот хрупкий на вид парнишка отметелил двух амбалов. А еще хотелось узнать про его отношения с Линь. Да и мало ли о чем еще хотелось пообщаться, но парень был уверен в том, что сразу после он сядет в любимый автомобиль и уедет.       — Это вряд ли, — мягко отозвался он. — Я на машине, быстро доберусь домой, так что мне бы только поговорить с Ивом…       — Не стоит, — прервала его Наташа.       Девушка поднялась на ноги, оставив чашку сиротливо стоять, а потом отошла чуть в сторону и открыла один из выдвижных шкафчиков. Она что-то искала, все так же не показывая ровным счетом никаких эмоций.       — Что не стоит? — уточнил Джонс.       Он заметно напрягся. Ведь Наташа слышала, какие слова прокричала Линь в лицо Альфреду. Она видела, что парень покраснел, выдавая себя, она вполне могла понять, что совсем не просто так сын миллионера с Золотого берега приехал в ее дом поздним вечером и теперь ожидает Ива в маленькой, безнадежно пропахшей дешевым стиральным порошком кухне этого старого и хилого дома.       Наташа, очевидно, нашла что искала. Взяв это что-то в ладонь, она закрыла шкафчик и вернулась к столу.       — Не стоит разъезжать по этому району в такое время. Ник все равно проспит всю ночь в гостиной, так что иди наверх в комнату Вани.       Но Джонса не сразу дошло, что эта девушка предложила ему переночевать в их доме. Это было слишком неожиданно и вообще странно. Парень поднялся на ноги, намеренный заверить девушку в том, что ему лучше поехать к себе домой, однако Наташа снова его удивила. Она подошла к нему и всучила в руку то, что взяла из шкафчика. Альфред растерянно уставился на два запечатанных дешевых презерватива, густо покраснел и с трудом поднял взгляд.       — Э-э-э… — только и выдал он, совершенно не понимая, что да как и почему девушка дает ему нечто подобное.       Но Наташа нисколько не смутилась.       — Вверх по лестнице, первая комната, — сказала она. — И лучше не задавай никаких вопросов, пока я добрая. Спокойной ночи.       Обернувшись, она спокойно взяла со стола две чашки и направилась в сторону раковины. Ровно минуту растерянный Джонс смотрел на ее спину, в то время как Наташа мыла чашки, а потом посмотрел на презервативы. Выходит, девушка все поняла. Она осознает, что Альфред ее брату не просто друг. Вернее, совсем не друг. Более того, она очевидно даже не против нисколько, раз дала ему гандоны и сказала идти в комнату к Иву. Нормально ли это вообще?       Парень растерянно мотнул головой и неспешно покинул кухню. В гостиной было тихо. Спящий Ник выглядел умиротворенным, должно быть, это все из-за успокоительных, хотя черт его вообще знает. Семья Брагинских вообще словно не от мира сего.       Альфред не знал, что ему думать, а потому он просто направился наверх. Ступеньки немного скрипели, но это нисколько не напрягало. Едва они кончились, парень оказался в узком коридоре. Тут было куда темнее, чем внизу, потому как из двух ламп горела лишь одна, и то как-то приглушенно, словно на последнем издыхании. Стоял стойкий запах детской присыпки и чего-то еще, чего Джонс не смог бы определить при всем желании. Парень сделал еще пару шагов и достиг нужной двери. Она была приоткрыта, так что Альфред осторожно коснулся ее рукой, открывая.       Комната была маленькой. По крайней мере, для Джонса она была едва ли не коморкой. Большое деревянное окно явно нуждалось в срочной покраске, сквозь него в комнату проникал свет уличного фонаря. Мебель в комнате была скудной. Всего лишь две односпальные кровати, пара тумбочек и потрепанный старый шкаф. А на полу лежал небольшой коврик, довольно пестрый, чтобы его можно было рассмотреть в полутьме.       Ив обнаружился сидящим на одной из кроватей. Он расположился как раз рядом с тумбой, опираясь на нее локтями, а ладони прижав к вискам, сгорбившись и замерев на месте. Весь его вид говорил о том, как же он устал и как его все достало.       Альфред выдохнул. Ему вдруг стало стыдно за все те моменты своей жизни, когда он искренне считал, что ему паршиво живется. Ведь если подумать, что есть возможное непонимание его отца относительно ориентации единственного сына рядом со всем тем, что переживает Брагинский? Просто ничто.       — Эй, Ив?       Хозяин комнаты вздрогнул, выпрямился и посмотрел на Джонса. По его лицу было видно, что Ив так глубоко погрузился в свои проблемы, что вообще забыл обо всем на свете, в том числе и об этом парне, которого сам же пригласил на чашечку кофе.       — Ох… Ал, это ты…       Это была довольно странная констатация факта, но Джонс все же кивнул, переминаясь с ноги на ногу и все так же стоя у порога, не решаясь заходить в комнату.       — Слушай, чувак, — начал он. — Я понимаю, что тебе сейчас совершенно не до меня и что мне бы лучше свалить к черту, но твоя сестра накормила меня пельменями, дала два гандона и велела подняться к тебе. Я как-то не решился ее ослушаться.       Первые несколько мгновений Брагинский смотрел на него с таким недоумением, словно силясь понять, не было ли это какой-то несусветной шуткой или слуховыми галлюцинациями. А потом вдруг прыснул и засмеялся. Засмеялся не громко и счастливо, но искренне.       — Ты серьезно?       Джонс невольно улыбнулся в ответ.       — Ага. Вот, сам смотри.       Он продемонстрировал в доказательство своих слов те самые презервативы, что держал в руках. Брагинский кивнул:       — Очевидно, ты пришелся ей по душе. Обычно она угрожает ножами любому, кто имеет на меня виды.       Альфред хмыкнул:       — Правда? Ну, тогда я польщен.       Искренний смех Ива моментально разрядил обстановку и буквально стер к черту все то напряжение, что давно уже не позволяло хоть немного расслабиться. Брагинский посмотрел на парня по-доброму, почти как тогда, в отеле, а потом кивнул:       — Не стой у порога, проходи.       Альфред тут же кивнул и, пройдя в комнату, присел рядом с Ивом. Протянув руку, он положил презервативы на тумбочку, снова покраснев. Оставалось лишь порадоваться тому, что при таком скудном освещении это незаметно, так что Брагинский не поймет.       — Не знаю, что там подумала Наташа, но я хотел просто поговорить, — честно сказал парень. — Ты хоть в норме?       Ив как-то неопределенно мотнул головой:       — Относительно. Ты уж извини за все то, что там произошло. Я, конечно, люблю свою семью, но они иногда невыносимы.       Он перестал улыбаться, и в голосе его была такая тоска, что Джонс невольно сглотнул. Да уж сложно не понять, что да как. Даже не зная и половины того, что творится в этом доме, Альфред уже искренне жалел Ива.       — Да все нормально, — улыбнулся он, стараясь приободрить Брагинского. — Мне нравится твоя семья. Особенно Наташа, она очень клевая. Да и с Ником, наверное, вполне можно общаться. Он же не всегда пытается кого-то по стенке размазать, правда?       Долгие несколько секунд Ив смотрел на Джонса с таким видом, словно искал какой-то подвох в его словах. Искал и никак не мог его найти.       — Правда… Неужели тебя и правда это не отталкивает? Я поражен тем, что ты до сих пор не сбежал с Саут Сайда.       Откровенно говоря, этому Джонс и сам удивлялся. Да, куда логичнее с его стороны было бы уехать сразу после того, как стало ясно, что возвращение Ника в этот дом сулит скандалом. Поехать домой или, например, в гости к Мэттью. Ну, или в клуб, позвать Гила, Юльхен и Антонио. Проще говоря, провести очередной интересный вечер в кругу друзей, а не сидеть в вонючем старом доме, в котором живет семья бедняков с матерью-одиночкой, отцом-алкоголиком и несовершеннолетними близнецами с откровенно маньяческими повадками.       Да, так было бы куда логичнее. Но Джонс давно потерял связь с логикой, и тут уж ничего не поделаешь.       — Ну, я бы уехал, если бы мне сказали, что мне лучше свалить, — отозвался Альфред. — Но ты сам позвал меня в дом. А Наташа меня накормила. Я, кстати, был ужасно голоден. Твоя сестра очень чуткий человек, знаешь ли, если она не держит в руках нож.       Брагинский смотрел на парня с легким недоумением и нежной улыбкой на губах.       — Не могу не согласиться. Но я не это имел в виду.       Джонс кивнул.       — Я знаю. Но я не мог уехать, не узнав, все ли с тобой нормально.       Ив снова замер, смотря на парня и думая о чем-то своем. Альфред решил, что не стоит требовать от него каких-либо слов, а потому просто уселся поближе к нему и сам замолк. Было довольно тихо ровно до тех пор, пока где-то в коридоре не послышался детский плач. Брагинский перевел задумчивый взгляд в сторону выхода, а потом снова обернулся к Альфреду и коротко кивнул:       — Айша проснулась. Она всегда плохо спит, если мы ругаемся.       — И часто такое бывает?       Ив выдохнул. Получилось очень обреченно, так что впору было его пожалеть.       — Скорее да, чем нет.       Джонс прикусил губу. Его просто так и распирало от любопытства, но он понимал, что не имеет никакого права лезть человеку в душу и что-то выпытывать. Интерес интересом, но парню было совсем не наплевать на чувства Ива.       — Слушай, — нерешительно выдохнул он. — Я понимаю, что это совершенно не мое дело и все такое, но... Что с Ником? Он и правда болен? Просто то он отметелил тех здоровяков, то чуть не придушил твою девушку...       Брагинский прикусил губу.       — Она не совсем моя девушка, но не суть. Знаешь, Ал, — он прямо посмотрел на парня, заставив того напрячься. — Ты не должен был помогать мне сегодня, ввязываться во все это. Не должен был. И я не понимаю, почему ты не послал меня. Более того, я не понимаю, почему ты все еще здесь. Но раз уж так вышло, что ты все-таки здесь, со мной... — он отвернулся, так что теперь Джонс смотрел на его профиль. — Наша семья никогда не была идеальной. Наш отец когда-то был очень хорошим человеком, подающим надежды пианистом. Ему сулили блестящее будущее. Знаешь, из-за чего люди обычно скатываются в самое дерьмо?       Альфред пожал плечами.       — Наверное, причины разные.       — Да, разные. Но, как правило, это влияние других людей. Людей из гребанного дерьма. Таких, как женщина, которая меня родила. Хотя, я думаю, что изначально у них все было неплохо. Моя... хм... — Брагинский задумчиво повел головой. — Моя мать... Кэтрин... Она была сложным человеком. Ей хотелось всего и сразу, хотелось жить богато и ни в чем себе не отказывая. А отец ее любил. Ради ее прихотей он бросил музыку, вкалывал на трех работах. Но Кэтрин всего было мало. Она не любила наш дом, не любила собственных детей. Она превратила жизнь отца в сущий ад. Я помню ее. Смутно, но помню. Помню, как она однажды разозлилась и выставила нас с Олей на улицу посреди ночи в мороз. Мне тогда было пять лет, Оле девять. Кэтрин пила, не просыхая, отца все не было, кажется, его именно тогда командировали.       Джонс потрясенно замер. Он все смотрел на Ива, который, казалось, полностью погрузился в свои безрадостные мысли.       — Это ужасно.       Брагинский усмехнулся.       — Ужасно стало на второй день, когда у меня поднялась температура. Я перестал реагировать на внешние раздражители, а Оля, взяв меня на руки, бегала ночью по чужим дворам и просила о помощи. Соседи тогда заявили в службу опеки, кажется, Кэтрин хотели лишить материнских прав, но...       Он замолк. Джонс сглотнул. Парень понимал, как это сложно для Ива, но все равно хотел услышать, что же было дальше.       — Не лишили?       — Нет, — ответил Ив. — Кэтрин буквально ползала на коленях и просила нас с Олей солгать, что мы шутки ради сбежали из дома, что она нас не выставляла. Она просто клялась, что все изменится, что любит нас. А мы ей поверили. Мы хотели в это верить, ведь мы так любили маму.       Альфред кивнул.       — Понятно. Это нормально — любить свою маму.       Брагинский лишь кивнул.       — Да, нормально. Но мы потом сотню раз пожалел о том, что поверили ей. Чуть позже помимо алкоголя она пристрастилась к наркотикам, начала изменять отцу. Он все знал, прощал, умолял ее опомниться. Кажется, он готов был все для нее сделать. Но она его не любила. Каждый новый день с ней морально убивал отца. Потом снова было просветление, когда стало известно, что Кэтрин беременна в третий раз. Она тогда изменилась, пообещала, что теперь все точно будет иначе. Господи, она даже перестала пить и курить, начала уделять нам время. У Оли были длинные волосы. Кэтрин заплетала их в косы, подбирала ей платья, помогала мне делать уроки. Мы снова начали надеяться на то, что все изменится. Мы поверили в семью.       Он вновь замолк. Джонс неслышно выдохнул и подсел к нему поближе, а после осторожно накрыл своей ладонью руку Ива. Тот не стал отстраняться.       — Она снова вас предала?       Брагинский кивнул.       — Роды начались раньше срока. Когда она родила Ника и Наташу, врачи были в ужасе. Оказалось, что Кэтрин активно ширялась героином, пока была беременна. Знаешь... — Ив обернулся к Альфреду, и тот невольно замер от его взгляда. — Я много чего видел в своей жизни, но ничто в мире не может быть страшнее двух крошечных младенцев, у которых героиновая ломка. Это было... черт... — Брагинский отвернулся, а после провел свободной рукой по лицу. — Я никогда этого не забуду. Мне было восемь лет, я даже не понимал, что не так. Врачи тогда сказали отцу, что малыши обречены. Если проживут больше двух суток, останутся живы, но и тогда будут последствия. Здоровье будет подорвано навсегда. Мы в тот день отчаянно молились, Оля так плакала. А Кэтрин... Ей было все равно. Она лишь пожаловалась на то, что придется платить за медицинские услуги. Кажется, она была рада, что младенцы могут умереть.       Он снова замолк, а Альфред почувствовал, как волосы на его теле становятся дыбом. Вот уж и правда жуткая история. Неужели такое бывает вообще? Парень не помнил свою мать, но он никогда бы не поверил в то, что вообще любая женщина может радоваться смерти своего ребенка. В это было слишком сложно поверить. Но Иван не лгал. Он был предельно честен.       Переведя дух, Брагинский продолжил.       — То, что они выжили — это чудо. Наташа была невероятно слаба. Мне было страшно даже брать ее на руки, казалось, чуть надави, и она снова заплачет от боли. Ее мышцы постоянно скручивало от боли. Мы не спали ночами напролет, дежурили у ее кроватки по очереди, а Кэтрин в те дни просто исчезла. Отец был на грани нервного срыва. Прошло два месяца, когда Наташа набрала нормальный вес, начала нормально есть и перестала мучиться от боли. Мы с Олей даже в школу не ходили в то время, потому что отец то работал, то искал Кэтрин, а ведь был еще Ник, которому тоже нужна была забота. Когда Кэтрин нашлась, все окончательно скатилось в самую пизду. Она обнаружилась в доме какого-то мужчины, уже мертвая от передоза. Отец остался вдовцом с четырьмя детьми на руках, двое из которых были больны. Впрочем, тогда мы даже не знали, что на Ника образ жизни нашей гребанной матери повлияет намного сильнее.       Джонс даже дышать перестал.       — Так все из-за этого, да? А что с ним конкретно?       — Наташа пострадала физически, а у Ника с рождения проблемы с психикой. Первое время мы этого не замечали, а потом после осмотра поставили диагноз — эндогенный психоз. Несколько лет подряд мы не могли даже сводить его в психотерапевту. Наташа пришла в относительную норму с возрастом, а вот с Ником с каждым годом все хуже и хуже... Господи, ему ведь всего шестнадцать лет.       — А это... — Альфред выдохнул. — Это что-то очень серьезное, да?       — Ты сам его видел, — отозвался Ив. — Хотя это еще ничего. Раньше все было куда хуже. Он устраивал истерики на ровном месте, его настроение менялось так быстро, что я просто терялся. Он несколько раз пытался покончить с собой, пару раз чуть не убил совершенно постороннего человека. Самое ужасное было в том, что он даже не понимал, что с ним что-то не так.       — А почему вы не могли показать его каким-нибудь врачам-специалистам? Неужели не было такой возможности?       Брагинский мотнул головой.       — Не было. Каждый прием у врача стоит денег, а Ник еще и не признавал свой диагноз долгое время. Да еще и Оля порадовала, когда в подоле принесла. Отец к тому времени окончательно спился, его вышвырнули с работы, так что работать пришлось мне. Так и не окончил школу. Директриса помогла потом получить аттестат о среднем образовании. Я надрывался, как мог, надо было всех обеспечивать. Возможно, если бы я смог заняться лечением Ника, когда он был маленьким... Кто знает, было бы все иначе. Но я не смог, упустил момент...       Джонс встрепенулся всем телом и приник к Иву, приобняв его за плечи.       — Черт... Ты же не считаешь себя виноватым, да? Потому, что ты не виноват. Ты вообще герой, что не бросил семью. Любой другой свалил бы к черту от всех проблем, а ты не только не убежал, но еще и спас всех.       Брагинский невесело усмехнулся.       — Спас, как же.       — Я серьезно, — заверил его Альфред. — Слушай, а сейчас-то Ник лечится?       — Да, — кивнул Ив. — Нам повезло найти психотерапевта, который не требует предоплату. У господина Цвингли тоже болен младший брат, так что он меня понял. Сам предложил свои услуги, делает для Ника, что может. За минувший год его состояние в самом деле значительно улучшилось. По крайней мере, попыток суицида не было, и это уже огромное достижение.       Джонс напрягся, смутно припоминая, что видел в бумажнике Ива визитку того самого психотерапевта Цвингли. Так вот оно, значит, как было-то. Это лечащий врач Ника. И теперь в самом деле понятно, почему Иван согласился на секс за деньги. В мире не так-то много быстрых способов заработать.       — А вчера он сорвался, да? — осторожно уточнил Альфред.       Ив снова кивнул:       — Похоже на то. Придется снова идти на прием к господину Цвингли, благо у меня в кои-то веки есть деньги. Кстати, — он посмотрел на Джонса: — Спасибо. Я не знаю, какого черта ты вообще дал мне так много денег, но мне это очень помогло.       Ал растерянно кивнул в ответ.       — Да ерунда. Я тоже очень тебе благодарен.       Для парня настал момент полного переосмысления всего того, что он знал прежде. Как же часто бывало так, что он проклинал свою жизнь, переживал из-за того, что отец не уделяет ему время, скучал по покойной матери. Он ведь искренне считал, что ему тяжело. Но это было не так. Есть в мире люди, которым многократно хуже, и Ив один из них. Для него те две тысячи — это просто целое состояние. Не потому, что он может купить на них барахло, а потому, что ему надо кормить семью, лечить брата и сестру. Он и правда герой, если не забил на все, не свихнулся, в конце концов. Его отец не выдержал, а Ив куда более стойкий.       Альфред отвлекся от своих мыслей, почувствовав чужой взгляд. Он встрепенулся и посмотрел на Ивана.       — Что такое?       Тот смотрел очень странно, явно обдумывая что-то.       — Зачем ты приехал сегодня сюда?       Это был сложный вопрос. Действительно сложный. Джонс не знал, что ему надо на него отвечать, а потому просто улыбнулся.       — Да я не знаю, правда. Мне просто захотелось узнать тебя получше, вот и все. И теперь я рад, что узнал хоть немного. Ты... Ну, ты просто вообще не похож на моих знакомых, вообще ни на кого. Ты... Короче, ты мне понравился.       Он поспешил отвести взгляд, понимая, что снова краснеет. Однако стоило честно признать, что он сказал правду. Да, его сюда привело именно то, что Ив ему понравился.       — Не надо, — шепнул Брагинский.       Его голос изменился, стал таким пугающе тихим. Альфред немного опешил и повернулся к нему, и в тот же миг Ив приблизился к нему и положил ладонь на его щеку. Он оказался так внезапно близко, что у парня на миг перехватило дыхание.       — Что?       — Я не должен тебе нравиться, — на сей раз шепот Ива пришелся прямо в губы Джонсу. — Ты совсем молодой, такой красивый, из хорошей семьи. Однажды ты встретишь свою любовь, кого-то, кто будет ровней тебе, ты будешь счастлив. Тебе лучше сразу это понять и выкинуть меня из головы.       Альфред едва не забыл, как надо дышать.       — Ты считаешь меня красивым?       Конечно, он прекрасно слышал, что ему сказали, однако Брагинский не знал, какая у него натура. Он не знал, что его невозможно напугать сложностями. Не знал, что Альфред невероятно упертый и всегда стоящий на своем. Просто именно фраза про собственную красоту заставила сердце парня екнуть.       Иван нахмурился, явно уверенный в том, что ему послышалось.       — Идиот, — беззлобно шепнул он. — Чертов малолетний идиот. Ты очень красивый. А еще добрый. Я вижу в тебе жертвенную натуру, того самого героя, которым ты ошибочно считаешь меня.       — Ого, — восторженно выдохнул Альфред.       Однако Брагинский твердо проложил:       — Добротой и наивностью таких людей слишком часто пользуются. Ты правда замечательный, но тебе лучше держаться от меня подальше.       Альфред смотрел в его глаза, такие невероятные, уставшие и мудрые, осознавая, что этот самый человек, который вполне бы мог сейчас просто давить на жалость и заставить Джонса самостоятельно выложить для него денег, не только не сделал это, а еще и пытается его уберечь. Это осознание стало решающим фактором.       — Прости, чувак, — хмыкнул он. — Но я лучше сам решу, как мне быть. А я сейчас точно знаю, что ты мне нравишься. Мне даже нравится твоя семья и этот дом. Так что я лучше побуду рядом, вдруг понадоблюсь.       Не ожидавший такого заявления Иван потрясенно распахнул глаза, а Альфред заулыбался шире. Что ж, он расставил все точки над "и" и принял свое решение. А чего ему вообще опасаться? Того, что Ив бедный и вынужденный горбатиться ради того, чтобы прокормить семью? Так в этом нет минусов. Или того, что он парень с Саут Сайда? Это ерунда. Или неодобрения отца из-за такого выбора? Так Артур офигеет уже от новости, что его единственный сын гей.       Брагинский замер. Он все так же держал руку на щеке трепещущего от такой близости Альфреда, а потом вдруг сорвался. Джонс не сразу понял, что его целуют, а едва это поняв, встрепенулся всем телом, страстно отвечая на поцелуй. Стало так жарко. Парень поспешил обнять Ива, поглаживая его напряженные плечи и слушая тяжелое дыхание, но в какой-то момент в голове что-то щелкнуло.       Пришлось сильно поднапрячься, чтобы отстраниться от вот такого вот Ива. Альфред схватил его за плечи и постарался посмотреть в глаза. На лице Брагинского застыла смесь раздражения и недоумения.       — Эй, Ив, — еле переводя дыхание выдохнул Джонс. Ему сложно было говорить, потому как разгоряченное тело жаждало близости. — Не нужно.       Как бы сильно не хотелось просто завалить Брагинского и трахнуть его, парень понимал, что сейчас не тот момент. Этому человеку нужен отдых, нужна поддержка. Он, черт возьми, столько всего пережил за день, ему нужен покой. Джонс сможет унять свое желание и просто обнять Ива, дать ему понять, что на него можно положиться. Вот что важно сейчас, вот что он сделает.       — И почему же? — спросил Брагинский.       Ал все так же тяжело дышал.       — Я приехал не за этим. Я хочу поддержать тебя, понимаешь? — сказал он. — Мне не нужен секс, я просто хочу побыть рядом.       Глаза Ива как-то странно блеснули.       — Понимаю, — выдохнул он. — Но в этот раз секса хочу я, так что будь так добр — заткнись. Не успел Джонс удивиться хоть немного, как его снова поцеловали в губы. До мозга доходило медленно, но все же доходило. Выходит, Брагинский и сам хочет близости с ним, и на сей раз их желания совпали. В подобное верилось с трудом, но все же парень возликовал в душе и, проявив чудеса сноровки, завалил Ива на кровать, буквально оказавшись на нем.       Теперь они целовались с самым настоящим остервенением. Остатками разума Альфред осознал, что Брагинский так отпускает себя и старается забыться. Что ж, если это так, то он только и рад помочь.       Воспоминания об их прошлой ночи были все так же свежи в памяти. Джонс решил, что на сей раз руководить всем будет он. Теперь у него есть какой-никакой повод, и теперь именно Ив нуждается. Недолго думая, парень сдвинул вниз привычный шарф своего любовника, оголяя шею со старыми шрамами. Брагинский прикусил губу, явно стараясь не застонать в голос. А ведь Ал прекрасно помнил, как тот реагирует на прикосновения именно в этой части своего тела. Ох уж эти эрогенные зоны, хорошо порой о них знать.       В какой-то миг Джонс приподнял голову, смотря назад. Входная дверь не была закрыта.       — Это… Черт, может нам запереться?       Его дыхание срывалось, а голос чуть подрагивал, но это было последним, что могло его смутить.       — Не нужно, — рыкнул Ив. — Просто трахни меня без всякого лишнего шума, парень.       Альфред покорно кивнул:       — Хорошо.       Пришлось подняться, чтобы избавить любовника от одежды. Брагинский сам в спешке откинул в сторону шарф, а после принялся расстегивать пуговицы на своей рубашке. Джонс уставился на этот быстрый стриптиз как зачарованный, а после стянул с себя сперва ветровку, а потом футболу, оголяя свой торс.       — Это твоя кровать? — зачем-то спросил он.       — Да, — отозвался Ив, уже избавившись от рубашки и принявшись за ремень брюк. — Обычная односпалка явно не лучший вариант для такого дела, уж прости.       Но Джонс усмехнулся.       — Всегда хотел попробовать что-то подобное.       Это было так странно — с улыбкой обсуждать односпальную кровать, раздеваясь и осознавая, что они сейчас займутся сексом. Но они оба давно перестали обращать внимание на странности. Плевать, насколько все правильно, ведь важнее то, что им обоим это нравится. Остальное — лишь декорации, как любил повторять Артур Керкленд.       — Ты и правда немного ненормальный, — заметил Брагинский. — И мне это почему-то все сильнее нравится.       Ал вдруг громко прыснул.       — Рад стараться.       Он вновь опрокинулся на Брагинского в тот миг, когда они были полностью обнажены. Ив развел ноги шире, а после неслышно выдохнул, когда его промежности коснулась горячая, уже возбужденная плоть любовника. Ему это явно понравилось, потому как он двинулся всем телом, стараясь создать трение меж их телами.       Джонс заскользил рукой по его телу, словно изучая. Он хорошо помнил все эти изгибы, но сейчас, в их по сути вторую совместную ночь и на третий день знакомства он ощутил, что все по особенному. Сейчас все было по настоящему, не за деньги. Он принялся и сам активнее тереться о чужую промежность, при этом не сильно сжав ладонью мягкую ягодицу. Тюбик со смазкой, который он успел в спешке достать из кармана, теперь лежал на тумбе рядом с двумя презервативами, которые дала Наташа. Эта девушка словно заведомо знала, чем закончится их разговор. Хотя, возможно, она в самом деле знала. Мало ли, вдруг она в курсе личной жизни брата и хорошо знает о том, что он спит с парнями.       — Ты был с кем-то еще? — вдруг спросил Ив.       Джонс замер, уставившись на него так, словно едва вспомнив, что вообще происходит.       — А? — не сразу, но парень понял суть вопроса. — Нет, не был. Только с тобой и все.       Брагинский сглотнул.       — Все равно используй резинку.       Несмотря на ситуацию, Ал невольно скуксился.       — Бля, зачем? Ты чист, я тоже. Можно и без этого…       Но Ив схватил его за подбородок и посмотрел прямо в глаза.       — Нет, дорогой. Ты всегда будешь пользоваться гандонами, с кем бы ты не трахался. Это понятно?       И снова это странное проявление заботы с его стороны. Джонс не знал, стоит ли ему обижаться, или надо быть бесконечно благодарным за то, что о нем вот так волнуются?       — Ладно, — выдал он.       Что ж, в резинке, так в резинке, не велика проблема.       Схватив с тумбы тот самый тюбик, он выдавил на пальцы гель, а потом, опустив руку, вновь уткнулся лицом в шею Ива. Тот явно именно этого и жаждал. Он развел ноги еще шире, приобняв Ала за плечи и уткнувшись носом в его светлые волосы.       Ситуация была на самом деле странной. Они собирались трахнуться на не сильно удобной узкой кровати, прекрасно осознавая, что в соседних комнатах спят сестра Ивана, его маленькие племянники и пьяный без задних ног отец. Почему-то вся эта ситуация только сильнее заводила и без того возбужденных парней.       — Дай руку… Вот так…       Брагинскому снова пришлось подсказать своему молодому любовнику, как надо делать. Что ж, как нужно правильно растягивать анус для того, чтобы заняться анальным сексом, Альфред в самом деле пока знал плохо, этому он еще не научился.       — Почему ты не позволил мне сделать это в прошлый раз? — спросил он, осторожно толкнувшись во вход указательным пальцем.       — Потому, что не сильно доверяю милым малолеткам, которых я растлеваю за их же деньги. Шевелись уже.       Джонс искренне засмеялся, почувствовав себя куда увереннее. Процесс пошел заметно лучше, так что парень быстро понял, что к чему и как надо делать. Его пальцы мягко растягивали стенки мышц, стараясь не причинять боли и делать все максимально осторожно. И, кажется, в кои-то веки все выходило отлично.       Они оба потеряли счет времени. Ив осторожно намекал, что предпринять дальше, когда добавлять еще один палец, а Альфред уже словно по привычке прислушивался к его наставлениям. Когда же, наконец, Брагинский чуть отстранил его от себя и сам потянулся к тумбе, у Ала сердце как-то странно ухнуло вниз. Что ж, второй сексуальный опыт его жизни так же состоится с этим парнем, но на сей раз не за деньги, и это круто. Возможно, что его надежды не тщетны, и у них с Ивом даже сложатся отношения. В конце-то концов, он сейчас в постели с ним, раздвинул ноги и ждет, когда ему вставят. Он не со своей девушкой, не с этой Линь. Значит, не любит он ее. Значит, у Джонса есть все шансы на хоть какую-то взаимность.       Разорвав упаковку, Брагинский извлек презерватив, а после поймал рукой уже мокрый от возбуждения член любовника и, проведя по нему рукой и вырвав приглушенный стон из горла Ала, неспешно натянул резинку на член. Парень готов был громко стонать от любого прикосновения к возбужденной плоти, однако он еще помнил о том, что шуметь нельзя. В конце концов, дома спят дети.       Схватив Ивана за ноги и раскинув их в стороны, Альфред провел влажными от смазки пальцами по промежности выше, касаясь больших яичек, а потом и члена.       — Как же круто, — немного растеряно заметил он.       Ему до сих пор не верилось в то, что Брагинский вот так легко и просто отдается ему. Это казалось слишком невероятным и потрясающим, чтобы быть правдой.       — Давай уже, Ал, — выдохнул Ив.       Джонс не был намерен заставлять его просить дважды. Аккуратно пристроившись, он толкнулся головкой члена в растянутый вход. Брагинский чуть дернулся, но не отстранился. Он схватился руками за изголовье старой кровати и постарался расслабиться. Джонсу в самом деле было не сложно проникнуть в него. Собственный возбужденный орган плотно обхватили мышцы. Парень выдохнул, упорно вспоминая уроки Ивана и стараясь не кончать сразу. Теперь-то он знал, как надо держать себя в руках. Он знал, как доставить удовольствие не только себе, но еще и Иву, который вот так доверчиво ему отдался.       Войдя на всю длину, он замер. Их тела так плотно соприкасались, что они полностью могли ощущать друг друга. Бешенный стук сердца отдавался глухим набатом в барабанные перепонки, не позволяя окончательно расслабиться.       — Так… — выдохнул Ал. — Нормально?       Брагинский прикусил губу и кивнул.       — Да. Начинай двигаться, давай.       Альфред кивнул, а после, оперевшись руками о кровать как раз по обе стороны от Ивана, он двинулся назад, а потом вперед. Парень под ним едва не вскрикнул, но вовремя заткнул себе рот, помня о том, что надо быть тихими. Ведь в соседней комнате спят дети.       Джонс не смог удержаться. Он буквально повалился на Ива, не опасаясь того, что раздавит его своим немалым весом, уткнулся лицом в его шею, снова выцеловывая каждый миллиметр столь чувствительной кожи, а руками крепко обхватил его за талию, так, чтобы было удобнее в него входить. В таком положении он мог ощущать, что Брагинский принадлежит ему всецело.       Он перестал думать о той девушке, Линь. Да, она сказала, что они с Ивом встречаются. Более того, она даже угрожала Альфреду, явно заподозрив, с какой целью тот явился в дом Брагинских. Однако тут важнее учитывать мнение собственно самого Ивана. Пусть лучше он сам и выберет, хочет ли он быть с этой ненормальной азиаткой или решит попробовать построить хоть какие-то отношения с Альфредом. В любом случае, парень уже дал ему понять, что чувствует к нему.       Не понять Ива, говорившего ему о том, что Джонсу лучше держаться подальше от Саут Сайда и его семьи, нельзя было, потому как он заботился в первую очередь о благе именно Ала. У него полно своих проблем, которые нуждаются в решении, и он не хочет ввязывать во все это своего случайного любовника. Это уже говорило о том, что ему не наплевать на него. А еще он, прекрасно зная о том, что Джонс — сын миллионера, не давил на жалость и не просил у него денег, даже прекрасно понимая, что тот дал бы эти деньги, не задумываясь.       Все это говорило о том, что Джонс не ошибся в своих изначальных выводах. Он понял все, несмотря на то, что даже не знал толком всей ситуации, и это уже о многом говорило.       Парень старался не шуметь. Он то резко входил в Ива, а то замедлялся, откровенно наслаждаясь моментом, и Брагинскому это, кажется, нравилось. Он обхватил длинными ногами талию Альфреда, словно стараясь по максимуму сократить расстояние между их телами, и это тоже было так потрясно, что хотелось выть от восторга.       Выдержка на сей раз не подвела Альфреда. Он толкнулся в последний раз, а потом замер, стараясь сдержаться, как его и учили. Получилось. Парень громко задышал в шею любовнику, все так же ощущая давление чужих мышц и слушая собственное, такое бешенное сейчас биение сердца. Пока еще слишком рано кончать.       Иван под ним усмехнулся, а после чуть разжал хватку и отстранился от Джонса.       — Что… — не понял парень.       Брагинский заставил его приподняться. Влажный член с хлюпающим звуком вышел из ануса, и это отчего-то заставило Альфреда покраснеть куда сильнее, чем раннее.       — Встань, — коротко попросил Иван.       Джонс честно не знал, зачем это, но спорить не стал. Он поднялся с кровати и едва не упал тот час, потому как ноги подрагивали. Вот Брагинский тоже встал и, чмокнув в губы несколько ошалевшего Альфреда, заставил его повернуться спиной к кровати, а после лечь. Тут-то парень и понял, к чему все идет.       В такой позе он еще никогда не занимался сексом, но Ив, очевидно, решил позволить ему испытать с собой все и сразу. Что ж, весьма великодушно с его стороны. Тем более, что такого чуткого и понимающего любовника еще поискать надо.       Альфред лег на спину, и в тот же миг Брагинский весьма осторожно оседлал его. Согнув ноги в коленях, он опустил ладонь вниз, взял горячий член Джонса и направил его в свой хорошо растянутый вход, а после медленно присел. Как только член оказался полностью внутри, а кожа ягодиц Ивана соприкоснулась с подтянувшимися яичками Альфреда, парень выдохнул, просто дурея от ощущений. Так было даже лучше, чем в более привычной пока миссионерской позе.       Брагинский облизал губы, а после двинулся вверх, заставляя не на шутку перевозбужденного Ала схватить его за бедра. Пришлось положить ладонь на его грудь, ясно ощущая биение сердца и все то напряжение, что сковало Джонса.       — Тихо, — шепнул он парню. — Расслабься. Не нужно спешить, я весь твой. Все хорошо.       Его слова, произнесенные таким потрясающе томным голосом, действовали просто магически, не иначе. Джонс кивнул, а после постарался сфокусировать зрение на лице любовника, на его глазах и руках. Получилось. Он чуть ослабил хватку, а после мысленно приказал себе не дергаться. Ив кивнул, чуть склонился над ним, чтобы снова коротко поцеловать, а потом приподнялся и начал двигаться. Это было просто потрясающе. Не столько сам факт того, что его член входит в восхитительно узкое отверстие, но еще и то, как выглядит Ив, как он изгибается всем телом, жмурится и прикусывает губу.       Альфред честно держался столько, сколько мог. В тот миг, когда он снова сжал бедра любовника, тот уже ничего не имел против. Так что Джонс не думая принялся сам толкаться в Брагинского, с восторгом смотря на то, как тот краснеет и старается не кричать и не стонать слишком громко. Это было восхитительное зрелище. Наконец, финальное движение, почти животный рык Альфреда и приглушенный стон Ива. Джонс закрыл глаза и закинул назад голову, кончая в презерватив и сжимая бедра Брагинского едва ли не со всей силы. Тот активно надрачивал собственный член, неотрывно смотря на Ала. Он кончил немногим позже, а сразу после едва не упал на любовника, придавив своим весом.       Они каким-то чудом уместились на этой кровати. Иван наспех вытерся простыней и кинул ее на пол, а сразу после Джонс избавился от презерватива. Он оказался так же на полу, рядом с простыней. Они оба пытались привести в норму дыхание. Альфред потянулся к Иву и чмокнул его в светлое плечо.       — Ты просто нечто, — выдохнул он чуть хриплым тоном.       Брагинский лишь улыбнулся.       — Тебе просто не с чем сравнивать.       Но Джонс тут же обнял его.       — Не лги. Я знаю, что говорю.       Ему не верилось в то, что когда-нибудь или с кем-нибудь ему будет лучше, чем с этим человеком.       — Конечно знаешь, — усмехнулся Брагинский.       Он не стал больше ничего говорить по этому поводу, и Джонс был благодарен ему за это. Вряд ли вообще стоит говорить о подобном после настолько потрясающего секса.       В доме было тихо. Интересно, думал Ал, а что если кто-то в эту ночь не спит и слушает, чем они занимаются тут? Конечно, Наташа его с гандонами в комнату брата отправила не в шахматы играть, но все же.       — Эм-м… Ив?       Джонсу пришлось всеми конечностями завалиться на Брагинского, чтобы умещаться на кровати. Того это, впрочем, не смущало.       — Что?       — А твои родные знают о том, что ты спишь с мужчинами?       Разумеется, парень хорошо знал о том, что есть бисексуалы и пансексуалы, которые не сильно пекутся о половой принадлежности своих любовников, но сам он еще не сталкивался с такими людьми. Хотелось понять, как их семьи реагируют на подобное. Как вообще они сами живут, как относятся к своей ориентации.       — Брат и сестры знают, — ответил Иван. — А отцу невдомек, но меня это даже не колышет. Он, кажется, думает, что я хочу жениться на Линь.       — О, — выдохнул Джонс. — Его радует?       Брагинский усмехнулся:       — Напротив. Он как-то заявил мне, что не потерпит в своем доме узкоглазых спиногрызов. Не то, чтобы он расист, но иногда на него находит что-то эдакое.       — Так он против твоих отношений с Линь?       — Он против того, чтобы я плодил азиатов, не более того. Честное слово, я сам не знаю, как на это реагировать.       Альфред замолк. Он так и не понял, что же вообще связывает Ива с Линь и есть ли между ними вообще отношения, но решил, что это можно выяснить как-нибудь потом.       — А как твои родные на это реагируют?       Брагинский обернулся к нему.       — Нормально реагируют. Потому что это нормально для меня. Ну, знаешь, мне как-то плевать на пол, я всегда влюблялся в душу, а не в тело человека, и ребята это понимают.       — Тебе повезло, — сказал Ал. — Я боюсь говорить отцу о том, что я гей. Боюсь разочаровать его. Кажется, он возлагает на меня большие надежды. Иногда я жалею о том, что они с мачехой не родили себе еще одного сына, может тогда было бы проще.       Иван задумчиво повел головой.       — Я бы сказал тебе, что отцы всегда любят своих детей, какими бы они ни были, но я сам в это не верю, так что не буду лицемерить. Тебе лучше быть честным с отцом, объясниться с ним. Ты не узнаешь ничего наверняка, если не спросишь.       Джонс выдохнул.       — Он меня возненавидит.       — Из-за ориентации? — спросил Ив. — Сомневаюсь. Его, думаешь, будет так сильно волновать, с кем ты спишь? А если ему важно, чтобы ты завел наследника, эта проблема легко решаема с помощью суррогатного материнства. Все лучше, чем жениться на женщине, к которой ты совершенно равнодушен, и притворяться, что у тебя счастливая семья. И жена будет чувствовать, что ее не любят, и дети будут расти в лживом пузыре. И чем это закончится в итоге? Изменой, разводом и кризисом среднего возраста?       Альфред невесело усмехнулся.       — Я не знаю. Но из твоих уст это звучит очень грустно.       — Это звучит максимально реально. Поверь, быть честным и собой, и с окружающими всегда сложно, но это намного лучше, чем жить во лжи и убеждать себя, что все хорошо.       — Наверное, — невольно согласился Ал.       Что ж, Брагинский определенно знает, о чем говорит. Парень положил голову на его плечо и подумал о том, как было бы хорошо, если бы отец в самом деле знал. Если бы Артур смог принять своего единственного сына таким, какой он есть, если бы можно было не скрывать ничего, не лгать. Да, ему определенно стоит признаться. А потом он, возможно, познакомит отца с Иваном и расскажет ему о том, какой тот замечательный. Сперва, разумеется, надо будет дать ему отойти от шока.       — К слову о родителях, — сказал Брагинский. — Они знают, где ты? Знают, где ты ночуешь?       Альфред прикусил губу.       — Отец не звонил, значит, он опять в командировке. А мачехе плевать, где я, так что все нормально.       — Занятно, — хмыкнул Ив. — Ладно, давай спать, этот день меня просто истощил.       Джонса и самого сильно клонило в сон. Кажется, Брагинский хотел переместиться на вторую кровать, прекрасно понимая, что им тесновато на односпалке, но Ал его не отпустил. Он крепко обнял любовника, молча давая понять, что спать будет только с ним, а Ив лишь пожал плечами. Ему было слишком лень спорить с парнем.

***

      Вилле закончил со сборкой мебели один, и теперь спокойно пил пиво на кухне, делая вид, что вовсе не замечает суету вокруг себя. Штефан был весь на нервах. Он носился по гостиной и причитал что-то о конченных идиотах и самоубийцах, Тино пытался его успокоить. Тодор же смотрел на лучшего друга со смесью ужаса и сожаления, прекрасно осознавая, что сильно напортачил.       Никто из них понятия не имел, что делать теперь. Милошевичи Велкова не оставят. Они явно не успокоятся, пока не вытрясут из него дух, и вряд ли их можно в чем-то винить. Так что делать? Звонить в полицию? Но тогда Гага заявит о попытке изнасилования. Тем более, что и Штефан, и Тодор оба незарегистрированные эмигранты, их вполне могут, случись что, выставить из страны. Нельзя этого допускать. В первую очередь Тодор подставлял Калиша, который только-только обрел дом, о котором так мечтал.       — Просто надо спрятать Тода куда-нибудь, — сказал Тино, еле поспевающий за Штефаном. — Куда-нибудь, где они не догадаются его искать.       — И долго мне его прятать? — резонно спросил Калиш. — Лет двадцать, пока Милошевичи не забудут об этом инциденте?       — Ну… Я не знаю. Мы можем сперва спрятать его, а потом попробовать поговорить с Милошевичами и уладить все миром. Можно поговорить с Гагой, она добрая девушка. Если вымолить у нее прощение, то возможно, что и ее браться оставят Тода в покое.       Эти слова звучали довольно хорошо и даже логично, но они были лишь возможными предположениями, и Штефан прекрасно это понимал.       — С ней теперь поговоришь. Боже, ну как можно было вот так все испортить, как?       Тино, очевидно, устал уже бегать за хозяином дома. Он выдохнул, а после посмотрел на дверь, что вела на кухню, явно думая о том, чтобы присоединиться к брату и навернуть с ним пива.       — Я сам с ней поговорю, — сказал Велков. — И пусть ее братья меня хоть убьют. Заслужил.       Он и правда так считал. Штефан ни в чем не виноват, он совершенно не обязан и сейчас его выручать. Однако Калиш буквально прожег его взглядом, не требующим разъяснений.       — Закрой рот и сиди тихо. Ты уже один раз поговорил.       Тодор прекрасно понимал, что друг имеет полное право злиться, но все же немного обижался на такое отношение. В конце-то концов, неужели человек уже не имеет права на ошибку? Он ведь не хотел обижать Гагу, не думал, что она так бурно среагирует. И вот оно чем в итоге обернулось. Психованные Милошевичи слушать не станут. Им явно важнее просто поколотить кого-то до предсмертного состояния, вот и все.       — Я сам могу решить свои проблемы, — сказал Тодор. — Ты не должен меня опекать и трястись надо мной, как курица-наседка.       Парень замок. Он слишком хорошо знал о том, что Калиш будет максимально серьезно оберегать того, кто ему дорог, а ведь Тодор ему как родной брат. Нельзя ему грубить, не после всего того, что они пережили вместе. Ведь у Велкова тоже нет никого роднее и ближе, чем Штефан.       — Мне надо подумать… Черт, что же делать? Может, попросить Доминика спрятать тебя в Вест Лупе? Или где он там живет…       Это была неплохая идея, но опять же — проблему она не решала. Сколько можно прятаться вообще? Надо сделать так, чтобы Милошевичам расхотелось его убивать. Иначе как им вообще жить и работать?       — И что потом?       — Придумаем что-нибудь.       Неожиданно послышался шум со стороны крыльца. Калиш аж побледнел, а Тино махнул рукой Тодору:       — В нашу комнату, живо, — шикнул он.       Повторять дважды не пришлось. Велков унес ноги максимально быстро и бесшумно. Вилле тут же показался из кухни с банкой пива в руках:       — Что там какое?       Теперь уже послышался штук.       — Открывайте! Эй, вы там оглохли, что ли?       Голос был на всеобщее удивление женским, а не мужским. Что ж, тогда это точно не братья Гаги. Но кто тогда? Штефан перевел дыхание, а после направился к парадной двери. Как там говорят, перед смертью не надышишься? Что ж, весьма верно сказано.       Едва он открыл дверь, как из-за порога буквально ввалился огромный чемодан. Он едва не упал на ноги Калишу, парень отскочил в последний момент.       — Наконец-то! Почему я должна ждать? Мне, в конце концов, тяжело с этими чемоданами, а таксист, урод такой, не удосужился помочь их донести. Правильно я сделала, что не оставила ему чаевых.       Совсем уже ничего не понимающий Штефан увидел девушку. Он понятия не имел, кто она такая и зачем вообще приехала с этими чемоданами, которых, к слову, было аж три.       Девушка была среднего роста, худая и стройная. Ее черные кудри до плеч были слегка перетянуты красной лентой на голове, смуглая кожа отливала бронзой, а в больших карих глазах так и плескался праведный гнев оскорбленной особы королевских кровей. Калиш не понимал решительно ничего.       — Ну, чего уставился? — спросила она. — Неси чемоданы внутрь. Мужчина ты или кто, в конце концов?       — Э-э-э…       Парень машинально подхватил чемодан и занес его в гостиную, а девушка направилась следом за ним, окинула взглядом помещение и, возмущенно нахмурившись, кивнула собственным мыслям.       — Дыра, конечно, но сойдет. Итак, где моя комната?       Наконец, Штефан вспомнил о том, что владеет даром речи.       — Вы вообще кто? — спросил он.       Девушка хмыкнула.       — Кьяра, новый жилец этого гадюшника. Отнесите живее мои чемоданы в комнату, я хочу принять ванну и лечь спать.       Тут-то до Калиша и дошло.       — Жилец? Но мы не договаривались…       — А мне плевать, — прервала его Кьяра. — Мне сказали, что тут только-только начали заселяться, так что мне нужна моя комната. Кто вообще хозяин дома? — она посмотрела на братьев Вейнямейнен. — И почему тут так много особей мужского пола?       Вилле хмыкнул:       — А я-то надеялся пожить без сварливых баб.       Поняв, что ничего интересного тут не будет, парень снова вернулся на кухню, а вот Кьяра вернула свое внимание Калишу. Тот поставил чемодан у стены.       — Я хозяин, — сказал он. — Но опять же, у нас тут мужская компания.       — Если хоть один из вас посмеет ко мне приставать — заколю к черту. Это понятно?       Кьяра выглядела очень воинственно, но Штефан упорно видел перед собой очень капризную дамочку. Сколько ей вообще лет? Двадцать? Она явно не с Саут Сайда. И стоит ли ей говорить, что приставать к ней точно никто не будет. Тино просто не из таких, Тодору не до того, а Калиш и Вилле вообще геи.       — Понятно, — отозвался он. — Пошли наверх, покажу тебе комнату.       Тино мило улыбнулся.       — Я тогда помогу поднять чемоданы.       — Спасибо, дружище, — искренне поблагодарил его Штефан.       Что ж, у них появился еще один жилец в доме. Не сильно вовремя, но все же. И отчего-то Калиш был просто убежден в том, что с этим самым жильцом будет немало хлопот и проблем.

***

      Какой бы долгой не была ночь, за ней всегда следует утро. Для человека по имени Александр Брагинский утро началось не самым лучшим образом. Впрочем, он давно привык просыпаться с жуткой головной болью и сухостью во рту. Открыв глаза и поморщившись от яркого света, он обнаружил, что спит на собственной кровати в своей комнате. Что ж, значит, он все же добрался вчера до дома после очередной пьянки. Или его опять подобрал кто-то на улице.       Мужчина приподнялся. Его сильно шатало, а голова была словно чугунная. Он оглянулся. На прикроватной тумбе стоял стакан с водой, а рядом с ним лежала таблетка. Похоже, это аспирин. И его наверняка оставила Наташа, как и обычно. Когда она уже запомнит, что лучше оставлять не аспирин, а спиртное для опохмела?       Выбирать было не из чего, потому как голова так и трещала. Мужчина взял таблетку, не обращая внимания на то, что у него грязные руки, а после кинул ее в воду. Та зашипела и начала растворяться.       Мужчина размял плечи. На нем была грязная одежда, которую он не менял, кажется, уже три месяца. Ему попусту было лень переодеться и было искренне плевать, что о нем подумают. Как только таблетка полностью растворилась, Александр одним махом выпил содержимое стакана и поднялся на ноги.       — Блять, — выругался он, едва не упав обратно на кровать.       Ноги плохо слушались, но все же стоило подняться на ноги и дойти до туалета, дабы освободить свой мочевой пузырь. Потянувшись всем телом, он предпринял вторую попытку подняться, и она оказалась намного успешнее первой. Чуть шатаясь, мужчина направился в коридор.       В доме было тихо. Наверное, еще совсем раннее утро. Брагинскому пришлось опираться руками о стену, чтобы не свалиться на пол. Дверь комнаты Оли была распахнута. Старшая дочь Александра лежала на кровати, а рядом с ней лежала маленькая Айша. Олег спал в своей кроватке. В комнате Наташи было пусто. У нее всегда была странная привычка вставать ни свет ни заря. Порой даже казалось, что она вообще не спит.       Брагинский пошел дальше. Вот он заглянул в комнату сыновей. Дверь отчего-то была почти полностью прикрыта. Сам не понимая зачем, мужчина толкнул ее рукой.       То, что он увидел, повергло его в шок. Ника, младшего сына, в комнате не было, но был некто посторонний. И этот самый некто, на вид ровесник Ника, лежал на кровати Ивана, в обнимку с ним. Он прижимался грудью к спине Вани, обняв рукой и положив ногу на его талию. Они были обнажены, так что сомнений относительно того, чем они занимались до того, как уснули, и быть не могло.       Александр потрясенно замер, смотря на это. Его старший сын, в обнимку с каким-то парнем и в их доме… Брагинский не думал, что что-то еще способно вызвать настолько сильный гнев в его душе.