the American dream

      Мэгги Уильямс огляделась, словно стараясь убедиться в том, что ее привезли по верному адресу, а после протянула таксисту пятьдесят долларов.       — Сдачи не надо.       Она открыла дверь, а мужчина за рулем покосился на нее удивленно, откровенно недоумевая. Что вообще могла забыть такая милая девушка в подобном заведении? В конце концов, это гей-клуб.       Однако девушка не обратила на таксиста ровным счетом никакого внимания. Она посмотрела сосредоточенно на неоновую вывеску, свет которой освещал все кругом, создавая видимость голубоватого тумана. Это немного слепило глаза.       Мэгги никогда не любила ночные клубы. Возможно, это было то единственное, что делало их непохожими с братом, ведь Мэттью регулярно проводил выходные со своими друзьями в увеселительных заведениях в Лайвкью. Они часто звали Мэгги с собой, хотя и было ясно, что ее это совершенно не волнует. Конечно, девушке куда интереснее были книги и всевозможные хобби, которыми она окружила себя точно в кокон. Она обожала коньки, занималась фигурным катанием и даже играла в хоккей, что вовсе нетипично для девушки вроде нее. Мэттью всегда восхищался сестрой и ее трудолюбием, но при этом считал, что даже Мэгги должна хоть иногда отдыхать.       — Ладно, это здесь…       Уильямс понятия не имела о том, как и где надо искать Фели. Единственная зацепка — это клуб «Голубая фея». Судя по тому, что ей рассказывал брат, бармены знали Фели, она даже когда-то работала в этом заведении, так что есть шанс ее найти или хотя бы узнать ее номер телефона. Тогда можно будет с ней поговорить. Разумеется, Мэгги не хотела лезть в личную жизнь брата, ведь это целиком и полностью его дело, но и смотреть на то, как он переживает и корит себя, она тоже не могла. Если брату нужна помощь, Мэгги всегда первой спешила сделать для него все, что только возможно, так что сейчас она найдет Фели и постарается понять, что происходит. А заодно сама поймет, что это вообще за девушка такая и почему Мэттью потерял от нее голову.       Подойдя к парадному входу, Мэгги наткнулась на высокого чернокожего мужчину. Тот возвышался над ней, словно истукан, так что девушке пришлось задрать голову.       — Простите, я ищу кое-кого…       Мужчина окинул ее хмурым взглядом.       — Здесь не бюро поиска.       Мэгги замерла, не зная, что делать. Кажется, вышибалы пропускают постоянных посетителей, а новичков проверяют на совершеннолетие по документам. Она не знала, наверняка ли это так, а потому и растерялась на месте.       — Да брось, Джим, пропусти эту лапушку.       Уильямс едва не подскочила на месте, когда ее плеча коснулась чья-то рука. Обернувшись, она увидела мужчину со светлыми волнистыми волосами, собранными в свободный хвост на затылке. Он был определенно красив, а взгляд его голубых глаз был пугающе лукавым. Что-то в нем сильно не понравилось Мэгги. Возникало ощущение того, что где-то она уже видела этого человека.       Вышибала сглотнул, но спорить, как ни странно, не стал. Изящный мужчина прошел вперед, когда охранник отшагнул в сторону, а сразу после посмотрел на Уильямс.       — Идем же, красавица. Не знаю, зачем ты здесь, но обещаю, что будет интересно.       Он засмеялся, а Мэгги напряглась окончательно. Странное ощущение все так же не отпускало ее, но терять шанс она не могла. Джим, если именно так и звали вышибалу, терпеливо кивнул ей, словно подтверждая, что она может пройти, так что девушка юркнула следом за светловолосым мужчиной.       — Простите.       Тот лишь хмыкнул.       В самом клубе было ужасно шумно. Громкая музыка была всюду, окутывая собой и не позволяя услышать биение собственного сердца, и привыкшую к тишине Мэгги это немного пугало. Но самое страшное было еще впереди. В центре зала на небольших подиумах танцевали молодые парни, все как на подбор красивые и изящные и до ужаса развратные. Восторженная толпа кругом галдела, а танцоры исполняли нечто вроде медленного стриптиза. Уильямс густо покраснела и отвела взгляд. Конечно, это гей-клуб для взрослых мужчин, чего еще она могла ожидать.       Мэгги посмотрела в спину того самого мужчины, благодаря которому она смогла попасть в это заведение. Тот пробрался к одному из дальних столиков и грациозным движением руки подозвал к себе официанта. Этот человек вообще все делал с невероятным изяществом и просто сиял лоском, но именно такие люди всегда напрягали Уильямс. Она так и стояла на месте, точно вкопанная, пока ее вдруг не толкнули в бок.       — Харе стоять в проходе, — шикнул кто-то.       Мэгги едва не взвизгнула, отлетев немного в сторону, а спустя секунду столкнулась с другим человеком.       — Вот черт!       Этот самый другой человек, явно уже совершенно нетрезвый, пролил на Уильямс выпивку. Девушка даже сперва не поняла, что к чему.       — Да твою же мать…       Лишь в тот миг Уильямс смогла поднять взгляд и посмотреть на того, кто едва не сшиб ее с ног. Этим кем-то оказался высоченный плечистый парень в простой рубашке в красную клетку. Его светлые волосы были собраны в безобразный хвост, на лице виднелась недельная щетина. Парень казался настроенным настолько недружелюбно, что Мэгги начала паниковать.       — Простите!       Она вообще забыла о том, где и зачем оказалась. Этот незнакомец, казалось, был готов ее удавить на месте, хотя вина девушки была ничтожно мала, ему самому следовало смотреть, куда он идет. Парень недоуменно замер, а после окинул Мэгги пристальным взглядом.       — Кажется, у тебя одежда испорчена.       Второй парень, проливший на Уильямс свой коктейль, просто исчез из поля зрения, и его сложно было не понять. От людей вроде блондина в красной рубашке лучше держаться подальше.       — А… это…       Мэгги забегала взглядом по помещению, выискивая того самого мужчину, что помог ей пройти в клуб. Не то, чтобы она ожидала, что он ей поможет… Мужчина нашелся быстро, теперь он был в компании с другим человеком. Тоже блондин, но куда ниже ростом.       “Мистер Керкленд?” — пронеслось в голове у девушки.       Видно было неважно, но мужчина все равно навязчиво казался слишком уж похожим на отца Альфреда. Хотя такого вообще не могло быть.       — Да ты оглохла? — нетерпеливым тоном спросил парень в рубашке, оказавшись ближе. — Ты вообще девушка или транс?       Уильямс замерла в ужасе. По непонятной причине этот тип безумно пугал.       — Я… эм-м… девушка…       — И какого черта ты забыла в гей-клубе? — с холодом отчеканил парень. — И до сих пор стоишь в проходе, чтоб тебя.       Мэгги беспардонно схватили за руку и потащили на себя, так резко и быстро, что она не успела толком испугаться. В себя девушка пришла лишь в тот момент, когда неизвестный потащил ее к выходу из зала, и явно не к выходу из самого клуба.       — Эй, куда вы меня ведете?!       Ее вмиг охватила куда более серьезная паника. Попытка вырваться не увенчалась успехом, потому как хватка у незнакомца была просто стальная. Мэгги понимала, что бояться чего-то вроде изнасилования ей вряд ли стоит, но вот чего-то пострашнее вполне. Кто вообще знает, что там в голове у этого парня.       — Да тихо ты…       То, с какой незаинтересованностью это сказал парень, заставило Мэгги заткнуться. Она все так же ничего не понимала и боялась, но теперь позволяла вести себя. Ну, в самом деле, может никто и не собирается ее убивать.       Наконец, они дошли до невзрачной двери, на которой висела табличка “Только для персонала”. Мэгги вдруг поняла, что этот парень, должно быть, работник клуба. Открыв дверь, парень пересек порог, провел Уильямс за собой, и лишь потом отпустил ее руку.       — Отлично, никого нет, — кивнул он, закрыв дверь. — Сейчас дам тебе что-нибудь — переоденешься. В подсобке есть стиралка. Если постирать сразу, еще можно будет носить.       — А?       Доходило до Мэгги долго. Между тем незнакомец направился к одному из металлических шкафчиков, коих в комнате было восемь штук и все вдоль стен, открыл его ключом и достал рубашку. Она была практически идентична с той, что была на нем самом.       — Держи.       Он буквально швырнул элемент гардероба девушке, а после прошел мимо нее, не меняясь в лице.       — Но…       Мэгги не знала, что именно хочет сказать. Что ей безумно стыдно за неловкость? Что ей неудобно напрягать незнакомого человека? Да, наверное. Но парень слушать не стал.       — Даю тебе две минуты на переодевание, жду за дверью.       Он в самом деле вышел, а Уильямс недоуменно заморгала. Что ж, незнакомец, который так ее напугал, оказывает ей услугу — вот что происходит. Это было очень странно, это сбивало с толку.       — Ох…       Мэгги уставилась на чужую рубашку. Она явно будет ей велика, но это не так уж и страшно. Если парень и правда решил ей помочь, то это здорово, ведь для того, чтобы застирать намоченную кофту, нужно ее элементарно снять с себя, а под ней у Мэгги только нижнее белье.       Кивнув собственным мыслям, девушка положила рубашку на ближайшую скамейку, а сразу после сняла с себя кофту. Лифчик каким-то чудом не промок, и это радовало, зато в бежевую ткань кофты впиталась красноватая жидкость. Мэгги в спешке натянула на себя чужую рубашку. Это было так странно — надевать чужую мужскую одежду на практически голое тело. Девушка даже невольно покраснела.       Дверь открылась ровно в тот миг, когда она начала застегивать пуговицы на рубашке. Парень подошел и, вообще не глядя на Мэгги, взял со скамьи ее кофту.       — Брошу в стиралку.       А Уильямс все так же не знала, куда девать себя от смущения.       — С… спасибо…       — Угу.       Парень снова исчез из поля зрения, теперь уже направившись к совсем незаметной дверке у шкафчика, а Мэгги застегнула остальные пуговицы.       Да, бояться было нечего. Этот парень просто работник клуба, и он помогает клиенту, вот и все. Тем более, что это гей-клуб, тут все мужчины геи, так что и опасаться нечего. Мэгги зря так волновалась.       Парень снова вернулся и плюхнулся на скамью с противоположной стороны.       — Говно вопрос, подумаешь, смена закончилась, а я еще на работе.       На сей раз Мэгги вновь стало безумно стыдно, хотя слова и не были обращены именно к ней.       — Простите…       Парень поднял взгляд. Либо он готов убивать, либо у него по жизни такое выражение лица.       — Ты постоянно извиняешься? — спросил он.       Девушка раскраснелась сильнее.       — Нет, простите пожалуйста...       Парень нахмурился сильнее.       — Да хватит уже извиняться.       — Простите...       Это слово вырвалось у Мэгги против ее воли, так что девушка замерла, поняв, что ляпнула не то. Совсем не хотелось злить этого бугая, а его, очевидно, на самом деле напрягали частые извинения.       — Просто заткнись, — пугающе серьезно сказал он. — Если что, я Джеймс Уильямс.       Мэгги встрепенулась, схватившись за это имя, как за спасательную соломинку. Кажется, с ней знакомятся, это ведь замечательно.       — Ох, очень приятно, — улыбнулась она. — А я Маргарет, и тоже Уильямс. Можно просто Мэгги, меня все так называют.       Парень побуравил ее напряженным взглядом, а после кивнул:       — Понятно.       Ситуация продолжала быть странной, но теперь Мэгги хотя бы не тряслась от ужаса, что явно хорошо. Девушка коснулась пальцами рукавов рубашки. Она в самом деле была ей велика, даже слишком, но отчего-то в ней было так уютно. Некоторое время они просидели в молчании. Джеймс словно из принципа не смотрел на девушку. Его взгляд был направлен на экран телефона. Должно быть, играл во что-то или набирал сообщения, понять было сложно.       Мэгги впала в раздумья. Как странно все обернулось, ведь она пришла с конкретной целью, и целью этой было явно не рассиживание в служебном помещении в чужой рубашке. Стоило попытаться выяснить хоть что-то о Фели.       — Простите, а...       Она снова замолкла. Парень явно старше, чем она сама, при том старше значительно, и как к нему обращаться она слабо представляла. Джеймс поднял взгляд. Глаза у него были красивыми, насыщенного синего цвета, хотя нахмуренные брови делали взгляд слишком уж суровым.       — Что?       Мэгги сглотнула. Все ведь так просто — взять и спросить. Очевидно ведь, что этот человек совершенно не желает ей зла.       — Вы тут работаете?       Джеймс не изменился в лице.       — Я тебе не учитель средней школы, чтобы обращаться ко мне на "вы", — отчеканил он. Девушка по инерции хотела было извиниться, но парень продолжил: — Да, работаю. Я охранник.       Все-таки беседа продолжилась, несмотря на то, что Уильямс казался настроенным решительно против любых разговоров. Это заставило Мэгги облегченно выдохнуть.       — Как здорово. А я сюда пришла, чтобы найти кое-кого.       Парень кивнул:       — Очевидно, что ты не клиент.       Не зная, надо ли на это что-то отвечать, Мэгги решилась спросить:       — Может вы... ты знаешь девушку по имени Фели?       Джеймс ответил не сразу. Его взгляд снова стал ощутимо тяжелым, но теперь Мэгги не чувствовала никакого напряга. Похоже, парень и правда просто всегда такой.       — Знаю, — ответил он. — Тут все знают Фели.       — А может у тебя есть ее номер телефона? Она очень мне нужна.       Парень поджал губы и отвел взгляд.       — У меня нет. Я с такими людьми не общаюсь.       Мэгги уже собиралась спросить что-то еще, как вдруг за дверью послышался шум. Джеймс встрепенулся и поднялся с места.       — Да бля, опять...       Девушка вновь не успела понять, что к чему. Едва кто-то потянул за ручку дверцы, как Уильямс снова схватил ее за руку и потащил в сторону подсобки. Происходило что-то явно важное, по крайней мере для этого парня.       — В чем дело?       Мэгги намеренно перешла на шепот. Странно, но теперь Джеймс вообще ее не пугал, и идея запереться с ним подсобке не казалась плохой.       — Хозяин клуба вечно водит сюда своих любовников. Нам строго приказали сваливать, если они появятся.       Девушка округлила глаза. Охранникам приказали прятаться в подсобках, если хозяину заведения вздумается уединиться с кем-то в служебном помещении? Какая неблагодарная работа у этих людей. Кто бы мог подумать.       — А что нам делать? — все так же шепотом спросила она.       Джеймс не стал полностью закрывать дверцу. Оставив небольшую щель, он уставился в нее, придерживая Мэгги за руку.       — Переждешь здесь, пока твоя кофта в стирке.       Ситуация была аховая, самое странное приключение в жизни Мэгги. Но, несмотря на все, она сама сжала ладонь Джеймса, такую большую и сильную, с загрубелой мозолистой кожей. Странно, но его присутствие создавало правдивую иллюзию надежности. Или это вовсе не иллюзия?       — А они будут...       Мэгги было не по себе от осознания того, что должно произойти в служебном помещении, однако Джеймс явно привык к подобному.       — Ты девочка большая, должна понимать, что люди уединяются в таких заведениях, чтобы потрахаться. Хозяин не хочет делать это в общих кабинках.       Девушка сглотнула. Знать-то она конечно знала, что такое бывает, но все эти знания были поверхностными и чисто теоретическими. Так что осознание того, что кто-то за дверью будет заниматься сексом, ее мягко говоря сильно напрягало.       Тем временем за дверью послышались мужские голоса:       — Что это за коморка?       — Не жалуйся, mon cher. Ты ведь явно не против такой экзотики.       Мэгги напряглась. Голоса показались смутно знакомыми. Ведомая любопытством, она сама потянулась к щели, благо это можно было сделать, не отстраняя Джеймса, потому как он был на целую голову выше. Этих людей она признала сразу — тот самый мужчина, благодаря которому она смогла попасть в клуб, и тип, который сидел с ним за одним столиком. Оба вполне взрослые мужчины. У второго волосы были коротко стрижены. Рубашка насыщенного зеленного цвета красиво сидела на его худой фигуре, выгодно подчеркивая достоинства.       — Только на один раз, Франциск. Имей это в виду.       Уильямс точно слышала этот голос раньше, при том слышала не раз.       — Ты всегда так говоришь, mon cher. Иди ко мне, я так тебя хочу.       Джеймс заметил, с каким интересом девушка подглядывает за компанию с ним, а потому шепнул на ухо:       — Франциск Бонфуа — хозяин клуба. Он часто меняет любовников.       Мэгги тут же поняла, о ком идет речь. Теперь понятно, почему тот грозный вышибала так просто пропустил ее в заведение. Еще бы он не пропустил, если сам хозяин клуба велел. Но девушку теперь интересовал второй мужчина.       Эти двое начали целоваться, так что Уильямс покраснела до кончиков волос. Но в тот миг, когда второй мужчина повернулся лицом так, что его можно было внимательнее разглядеть, Мэгги поняла, что ее догадка была верна. Девушке стало немного дурно. Она тут же отстранилась и уперлась ягодицами в работавшую стиралку.       Артур Керкленд. Сомнений нет, это был именно Артур Керкленд, отец Альфреда, друг семьи Уильямс, который хоть и редко, но все же приезжал в гости или звал их на какие-то приемы. Мэгги знала его с того времени, когда она сама была еще школьницей. Как только Альфред и Мэттью сдружились, Артур приехал к ним впервые, дабы познакомиться с родителями лучшего друга сына, и это было настолько мило, что Анна была просто покорена им. Отношения между семьями были ровными, дружбу мальчиков поддерживали, а Мэгги воспринимала Керкленда как дядю, едва ли не родственника. Ей не могло бы прийти в голову, что у этого человека вот такая двойная жизнь.       Но теперь за дверью в объятиях Франциска Бонфуа был именно он. Уильямс вся скорчилась, слишком потрясенная этим осознанием, а Джеймс закрыл дверь.       — Придется подождать тут. Это ненадолго.       Ему легко об этом говорить, и в принципе понятно, почему. Он работает в этом заведении, и для него все более чем естественно, но вот Мэгги была в прострации. Слишком большая неожиданность.       Она словно выпала на время из реальности. Время прошло молниеносно, и вот Джеймс открыл дверь и вышел из подсобки. Мэгги невидяще посмотрела ему вслед, до сих пор силясь понять, что же это было. Разум словно отключился. Она сдвинулась с места, переступила порог и огляделась. Джеймса не было видно, дверь открыта, а на полу у скамьи, ровно там, где еще недавно сидела девушка, были видны следы. Она понимала, что это, и это понимание заставляло испытать ни с чем не сравнимое отвращение. Не ведая, что творит, девушка на всех порах помчалась прочь из этого клуба, прочь от развратных людей, которые ведут двойную жизнь, и прочь от Джеймса, который хоть и неплохой парень, но тоже один из этих людей.       Мэгги не помнила, как вообще оказалась у выхода. Свежий воздух немного отрезвлял, но девушка не позволяла себе стоять на месте. Она бежала отсюда, думая о том, что за переулком можно будет поймать такси. Скорее поехать домой и спрятаться от всего этого, скорее забыть о том, что она видела.       Хотя разум подсказывал, что забыть она точно ничего не сможет. О том, что она до сих пор в чужой рубашке, девушка отчего-то и вовсе позабыла.

***

      Темнота за окном сгущалась. Антонио воровато огляделся, убеждаясь в том, что коридор совершенно пуст, а после неуверенным шагом направился в сторону нужной двери. Здесь находились душевые кабинки, то место, где все обитатели общежития совершали свои ванные процедуры. Карьедо понимал, что вряд ли в столь позднее время здесь окажется кто-то помимо него самого, а потому и старался не переживать, хотя сердце не прекращало отбивать бешенный ритм.       Все было словно в тумане. В кармане джинсовых брюк лежал тот самый пакетик с белым порошком. Антонио знал, как им надо пользоваться, но знал лишь в теории, потому как он прежде не употреблял никаких наркотиков, кроме обычной марихуаны, которую они с друзьями раскуривали словно в шутку для хорошего настроения. Наверное, кокаин — дело совершенно иное. Впрочем, не поймешь наверняка, пока не узнаешь.       Парень оказался в одной из душевых кабинок. Кафельный пол оказался поразительно холодным, когда Карьедо присел на него. Сглотнув, парень снова огляделся. Кабинка была маленькой и узкой, пахло сыростью и дешевым шампунем. Антонио запустил руку в карман и достал пакетик. Разумеется, рассчитывать на то, что Эрна де Вард по доброте душевной решила ему помочь, как минимум очень глупо. Однако она знала, что на сердце у Карьедо, и порошок этот оставила не просто так. А Антонио, пожалуй, готов был и рискнуть. В самом деле, что он теряет? Всегда можно остановиться, если запахнет жаренным. Он ведь всегда умел себя контролировать.       В другом кармане обнаружилась маленькая записная книжка для важных телефонных номеров. Карьедо помнил то время, когда о собственном сотовом телефоне он мог только мечтать, но зато можно было иногда красть телефон матери, чтобы позвонить друзьям. Привычка иметь под рукой блокнот для таких записей никуда не делась с годами.       Парень напряжённо подумал, покосившись сперва на порошок, а после на блокнот. Стоит ли это делать? Разум говорил, что определенно нет. Это глупо, это не решит проблему, лишь заставит пойти на поводу у Эрны де Вард, которая точно не желает ему добра. Однако Антонио решил наплевать на доводы разума. Будь что будет. Он хотя бы поймет, что это вообще такое.       Вырвав из блокнота страничку, парень свернул ее в трубочку. Руки немного подрагивали от осознания того, что он вообще задумал. Впрочем, сомневаться себе Карьедо не позволил. Уже чего-чего, а решительности ему было не занимать. Настала очередь порошка. Антонио высыпал половину содержимого пакетика на блокнот, а после не думая прижал трубочку из листика бумаги к ноздре. Кажется, надо раскатать порошок в дорожки, но парень не стал этого делать. Прикрыв глаза, он сделал резкий вздох. Порошок буквально обжог слизистую, но это неприятное ощущение прошло быстро. Антонио поспешил вдохнуть остаток порошка во вторую ноздрю, а после положил блокнот на посеревший кафель и замер, все так же не открывая глаза. Перед глазами все помутнело, голова вдруг стала тяжелой. Все связные мысли быстро покинули разум, оставив за собой сплошную белизну.       Все перестало иметь какое-либо значение. Казалось, время стало закольцованным, и весь его ход сократился разом до муторных секунд в этой жалкой душевой кабинке. Перед глазами на миг появилась девочка с черными кудрями, именно так Карьедо порой представлял себе свою младшую сестру, которую он даже не видел толком. Нежный детский образ развеялся быстро.       В тот миг, когда Антонио открыл глаза, разум был кристально чист. Все былые тревоги как-то разом ушли на второй план, оставив лишь легкость и невероятно хорошее настроение. Парень поднялся на ноги, цепляясь на стенку, покрытую все тем же посеревшим кафелем. Поразительно, но даже этот кафель теперь казался едва ли не красивым. Карьедо развел в стороны руки, ощущая себя птицей в полете. Давно он не испытывал подобного чувства эйфории. А испытывал ли вообще?       — Как же хорошо…       Он совершенно довольно заулыбался. Все тело охватило невероятное ощущение, обещавшее ему, что он свернет горы и добьется всего, чего только хотел в жизни, будь то диплом, хорошая работа, собственное жилье в Вест Лупе или даже чертов непокорный Тим де Вард. Антонио отчего-то вполне ясно представлял себе этого парня в своих крепких объятиях. Казалось, такая сущая мелочь — добиться его расположения. Да вообще без проблем!       — О да, детка…       Карьедо выбрался из кабинки. Перед глазами до сих пор все немного плыло, но он все видел более-менее отчетливо. Ноги сами собой понесли его в сторону лестницы, которая вела выше, на вожделенный четвертый этаж. Он шел даже слишком уверенно, но именно в тот миг все казалось таким правильным и само собой разумеющимся.       Антонио не шел — он словно плыл. Эйфория, охватившая его разум и тело, словно шла вперед него, придавая сил и уверенности. Добравшись до той самой двери, он резко открыл ее. Тим де Вард обнаружился на подоконнике с трубкой в руках. Из его рта красивыми фигурками вырывался белый дым. Да уж, этот паршивец умел курить красиво.       Посмотрев в сторону нежданного гостя, Тим ожидаемо удивился.       — Какого хрена?       Однако Карьедо лишь хмыкнул и зашагал через всю комнату в сторону окна. Де Вард, определенно не ожидавший подобной прыти, не успел толком среагировать, как Антонио настиг его.       — Тебе обязательно быть такой сучкой?       — Что…       Сильные руки Карьедо схватили ошеломленного Тима за запястья. Трубка упала на пол, замарав паркет, но на это никто не обратил внимания.       — Расслабься, мать твою. Мы давно уже не дети, и я не собираюсь тебя бить, де Вард.       Антонио совершенно не отдавал себе отчета в том, что он творит. Всего лишь мгновение, и вот он сделал то, чего так давно хотелось, и чего он бы не смог себе позволить с ясным рассудком — он поцеловал Тима. Всего лишь несколько потрясающе долгих секунд, в которые Карьедо смог коснуться тонких сухих губ де Варда и ощутить острый запах табака.       Все прекратилось быстро. Удар под дых заставил Карьедо отскочить. Он едва не задохнулся, но настроение у него не испортилось. Скорее напротив — он захохотал, совершенно счастливый, при том не понимая и сам, что же именно его так веселит. Просто на душе было так хорошо и спокойно, что хотелось просто радоваться всему на свете.       Де Вард тем временем соскочил с подоконника и с размаху ударил его кулаком по лицу. Стоило отметить, что рука у него оказалась тяжелой и бил он сильно. Но Антонио вновь счастливо засмеялся, радуясь как ребенок. Он едва не упал, лишь чудом устояв на ногах.       — Какого хрена это было? — практически спокойно спросил Тим, сохраняя невероятное хладнокровие.       Он был по обыкновению собран и уравновешен, но вот Карьедо все меньше напоминал адекватного человека. Ему стало еще веселее.       — Это были чувства, парень. Прими их, — сквозь смех отозвался он. — Ох, да ты покраснел…       Глаз болел, должно быть под ним останется приличный фингал, но даже это осознание лишь веселило Антонио. Тим нахмурился. Он слишком хорошо разбирался во всяких запрещенных веществах, чтобы не заметить очевидного.       — Твою мать, ты что, под коксом?       Испанец потер ушиб под глазом.       — Быстро ты это определил. Профессиональная чуйка, да?       Он замер на месте, резко перестав улыбаться. Тим одарил его тяжелым и хмурым взглядом, и от этого стало безумно не по себе. Антонио вдруг ясно ощутил, как у него меняется настроение от слишком уж хорошего до невероятного плохого. Де Вард лучше него понимал, что с ним происходит. Он поджал губы, словно увидев нечто очень противное, а после буквально выплюнул:       — Тебе только этого не хватало, чтобы окончательно пасть.       Эти слова должны были задеть Антонио, но эффект оказался обратным.       — Да брось, ниже уровня испанского дерьма мне все равно не упасть. А может, ты на самом деле ко мне неравнодушен, а? Может, в тебе взыграл этот… как его… Стокгольмский синдром, да. Ты не думал об этом? А может, тебе просто пора уже перестать ломаться и строить из себя целку? Бесит уже, честно.       Тим мотнул головой.       — Пошел вон, мразь. Я не собираюсь терпеть этот бред.       Он уверенно приблизился к Карьедо и отшвырнул его в сторону двери. Выходило неважно, потому как испанец сопротивлялся. Под действием кокаина он действовал куда решительнее, чем обычно, хотя очередная попытка поцеловать Тима успехом не увенчалась. Между ними едва не завязалась самая настоящая потасовка. В какой-то момент Антонио вырвался из чужой хватки.       — Да брось, я сам уйду! — огрызнулся он. — Но не думай, что я отстану. Я, мать твою, люблю тебя, урод. И мне плевать, как долго ты будешь с этим мириться. Я хочу, чтобы ты был моим, и ты им станешь!       — Да-да, конечно.       Де Вард решительно захлопнул дверь за спиной неадекватного и от того слишком болтливого Карьедо, а после запер дверь на ключ и прижался к ней спиной. Вот только этого не хватало. Да, под кокаином у человека развязывается язык, и он говорит то, о чем точно умолчал бы в адекватном состоянии. А Антонио, оказавшись в эйфории, пришел именно к нему, и это о многом говорило.       — Что б ты ноги себе переломал, испанский ублюдок, — шикнул Тим, проклиная нарушителя его спокойствия на смеси французского и немецкого языков, которыми он свободно владел едва ли не с детства.       Он ненавидел Карьедо и ненавидел всю эту ситуацию. А теперь этот идиот еще и кокаином ширяется. Час от часу не легче.       Антонио понятия не имел, как вообще добрался до второго этажа и оказался в своей комнате. Ноги вели его сами собой именно туда, куда он хотел бы пойти.       В комнате уже были люди. Помимо соседа Эдуарда на его кровати обнаружилась Эрна де Вард. Карьедо повезло застать их в более чем недвусмысленной позе. Растерянный и раскрасневшийся фон Бок лежал спиной на подушке, а Эрна восседала прямо на нем, придерживая его плечо. Со стороны это выглядело по-эстетически очень красиво: словно демон совращает ангела, не иначе.       Вопреки законам логики, Карьедо засмеялся от этой картины. Кажется, де Вард говорила, что собирается сотворить кое-что конкретное с Эдуардом. Что ж, она никогда не бросала слов на ветер, и Антонио хорошо об этом помнил. Но если еще недавно ему была противна мысль об этом, то сейчас ему казалось, что он определенно хотел бы посмотреть на то, как Эрна будет унижать и развращать Эдуарда. Бедный парень уже обречен стать ее жертвой, никуда он не денется.       Едва заметив Карьедо, Эдуард раскраснелся сильнее и попытался было как-то вылезти из-под Эрны, но та сдавила его плечо, вонзившись ногтями. Не сильно, но более чем ощутимо, чтобы парень и не думал сопротивляться.       — Вижу, вы решили пошалить? — протянул неприлично довольный Антонио.       Эрна хмыкнула.       — Вижу, ты уже пошалил, — кивнула она. — Воспользовался моим советом, молодец.       Карьедо все так же ненавидел ее, но теперь эта неприязнь ушла на второй план. Даже странно. Должно быть, это тоже действие кокаина. Но парню не хотелось думать о причинах и следствиях, ему просто было очень-очень хорошо.       — Заткнись и действуй, маньячка ненормальная.       Сказав это, Карьедо повалился на свою кровать и устроился так, чтобы все видеть. Теперь он мог наблюдать за гибкой спиной девушки и думать о том, что эту самую спину, возможно, трогал Тим де Вард. Слухи ведь тоже не из воздуха берутся. У де Вардов вся семья малость укуренная, и это все знают, так что есть вероятность того, что Тим спал с собственной сестрой. Конечно, Антонио это не радовало, но именно в тот миг чувства к Тиму сильно притупились.       — О ненормальном я могла бы и поспорить… — Эрна вновь обратила все свое внимание на Эдуарда. — А ты перестань дрожать, будь мужчиной. Это совсем не страшно.       Бедный фон Бок сглотнул.       — Но… не при нем же…       Но Эрна лишь хмыкнула.       — Именно при нем. Заткнись, ничтожество.       Карьедо снова засмеялся. Ему было очень хорошо и легко на душе. Пока еще было, пока эйфория окутывала его целиком и полностью. Пока он еще не понимал, во что влип и чем ему все это после аукнется.

***

      Ник прошел по коридору, остановившись лишь у двери комнаты Ольги, просто чтобы убедиться, что с детьми все хорошо. Старшая сестра весьма мудро поступила, не закрыв дверь, оставив ее чуть приоткрытой, дабы не вызывать ненужных сейчас подозрений. В их семье царил негласный патриархат: главным всегда был Иван, а если его нет дома, то Ник или в крайнем случае Александр, который хоть и конченый алкоголик, но все же отец семейства. Если же учитывать, что Ив на ночной смене и придет только к утру, а Саша так и не вернулся от Гюнтера, то на ближайшую ночь именно Ник был за старшего. После того, как он обнаружил сестру в постели соседа, Ник даже не смотрел на Ольгу, всячески показывая свое пренебрежение. Та прекрасно все понимала, а потому свела все возможные раздражители к минимуму, тем более что с нервами у Ника и так не все в порядке.       Ольга спала на той самой двуспальной кровати, что прежде стояла в комнате Александра и Кэтрин. С тех пор, как их мать умерла, а Ольга обзавелась первым ребенком, Ив сам лично решил отдать самую просторную кровать сестре, как бы сильно по этому поводу не возмущался Александр. А потом у Ольги появился второй ребенок, и кровать бесспорно осталась за ней. Олег и Айша мирно посапывали рядом с матерью, заботливо прикрытые одеялом. Как бы сильно не злился Ник на Ольгу, сестру он любил, равно как и любил племянников, но у него всегда были серьезные проблемы с тем, чтобы показывать свои эмоции.       Парень прошел в сторону лестницы. Он знал о том, что Наташа не спит, как и обычно. У нее были давние проблемы со сном, спала она в принципе очень мало.       — Отец так и не вернулся?       Младшая из сестер ожидаемо обнаружилась в гостиной перед телевизором. Девушка сидела на стареньком диване и без тени интереса переключала каналы. Она воззрилась на брата.       — Нет. Он у Гюнтера, можно не бояться того, что его опять принесут пьяным в стельку.       — Ясно.       Александра Ник тоже любил, любил искренне и от всего сердца, но в той же степени немного ненавидел за его слабость. Объективно юноша прекрасно понимал, через что прошел отец и сколь многим он пожертвовал ради них, своих детей. Мог вообще сдать в приют, особенно младших близнецов, здоровье которых Кэтрин загубила еще в утробе, но вместо этого он горбатился на трех работах и делал все для того, чтобы добывать нужные лекарства. И в какой-то момент он сломался. Нельзя его винить, Александр — обычный человек, сильно обиженный жизнью.       Но Ник просто нутром чувствовал, что и жалеть его нельзя. Надо силой заставить его стать прежним, пока еще не поздно, а жалость сделает лишь хуже. Интересно, понимал ли Александр младшего сына? В любом случае, отношения между ними были просто ужасными, так уж оно сложилось, ничего не поделаешь.       Наташа напряглась, когда брат направился в сторону выхода. Он снял с вешалки любимую черную ветровку.       — Ты куда-то уходишь?       Девушка посмотрела на часы, что висели на стене с незапамятных времен. Уже полночь.       — Да, — кивнул Ник. — Есть одно дело.       Наташа тут же подошла к нему.       — Может, не стоит? Ник, ты только вчера пропал, мы так переволновались за тебя и искали…       Однако Ник мотнул головой.       — Все будет нормально.       — Но ты обещал Ване…       На сей раз парень уверенно отстранился от сестры.       — Я вернусь раньше него. Обещаю. Все, мне пора.       — Ник!       К слову, Наташа понимала, что остановить брата не сможет, уж слишком тот волевой и своенравный человек. Но он, по крайней мере, выпил все нужные лекарства, так что есть хотя бы слабая вероятность того, что глупостей он не натворит. Ник зашагал прочь, а Наташа еще какое-то время смотрела ему в след. Едва силуэт брата пропал в ночной тьме, как показался кто-то другой. Этого парня Наташа не знала, хотя возможно, что она просто плохо рассмотрела его в темноте. Незнакомец воровато посмотрел в ее сторону и продолжил свой ход быстрее прежнего, так что Наташа на миг даже забыла о Нике.       — Какого черта…       Что-то странное происходило на их улице. Впрочем, это же Саут Сайд, тут вечно творится всякая чертовщина.

***

      Вилле недовольно косился на Штефана, который психовал с каждым часом все сильнее.       — Они ушли, но утром точно вернутся. У меня есть хоть какой-то шанс решить это все, но только ночью.       Тино кивнул.       — Согласен, это хороший шанс.       — А я не согласен, — хмуро сказал Вилле. — Что будет, когда они обнаружат тебя в комнате Гаги посреди ночи? Правильно — они тебя убьют на месте, а труп закопают на заднем дворе.       Калиш кивнул.       — Но только если обнаружат. Я смогу проникнуть в дом тихо и спокойно поговорить с Гагой. Тем более вы сами сказали, что Милошевичи даже двери дома не запирают никогда.       Вилле хмыкнул.       — Не запирают. Какой идиот вообще решится в их дом забраться? Кроме тебя, конечно, ты в принципе отмороженный.       — Вилле, перестань, — шикнул Тино. — Попробовать все равно стоит, ведь так? Тем более что иных выходов все равно нет, а это может хоть как-то помочь. Гага точно не согласится сама с ним встретиться.       Штефан напряженно покосился на квартиранта. Скоро полночь, а они все трое едва отошли от того, что случилось еще вечером. Он сам корил себя за собственную глупость, не стоило врываться в комнату братьев без стука. Тогда бы он не прознал об инцесте. Подумать только — у него дома происходит нечто подобное. Взбалмошная итальянка со своим не в меру активным черным любовником и братья-близнецы, которые спят друг с другом.       Все эти мысли Штефан старался выбросить из головы, ведь есть много чего куда важнее. Те же Милошевичи, например, которые грозились расправой. Они точно не будут жалеть, это очевидно. Тино чертовски прав — если он побеседует с Гагой и уговорит ее утихомирить братьев, можно спастись, иначе же ему конец. Тодора он спрятал, так уж и быть, но самому ему пока некуда деваться.       — Допустим, — кивнул Вилле. — От нас что нужно?       Калиш решил выложить свой скудный план.       — От вас мне нужна разведка. Просто чтобы вы вышли со двора и проверили, нет ли там кого-то. Если Милошевичи не следят за домом, я смогу спокойно выйти.       — И пойти туда, где Милошевичи находятся? — хмыкнул Вилле. — Гениально, парень.       Но Штефан лишь закивал.       — Да-да, я знаю, что все держится только на чистом везении, которого вполне может и не быть, но нам не из чего выбирать. Ну так что, вы мне поможете? Сами понимаете, ребята, я не хочу, чтобы вы лишились съемного жилья, а я сам лишился квартирантов и источника стабильного дохода.       Братья Вейнямейнен переглянулись.       — Конечно поможем, — за двоих ответил Тино. — Идем, Вилле.       — Угу.       Да, терять такое место братья явно не хотят, тем более что Штефан, уже узнавший их секрет, отнесся ко всему как к должному, даже для вида не показывая хоть чего-то вроде отвращения. Ему на самом деле было совершенно все равно, да и потом, Штефан сам тайком трахался с женатым мужчиной, не ему судить других.       Как только братья ушли, Калиш перевел дух. Уже почти полночь. Не факт, что Милошевичи будут спать в такое время, вообще не известно, кто там будет дома. Да что там, Штефан элементарно не знает, где там чья комната. Скорее всего, Гага делит комнату с Горданой. Дом у них не самый большой и просторный, а семья очень даже большая. Однако все это станет ясно уже на месте. Нельзя сомневаться — надо хоть что-то уже делать.       Тино и Вилле вернулись минут через десять. К слову, эти десять минут показались Штефану едва ли не целой вечностью. Он вскочил с дивана и помчался к ним.       — Сава и Йован в баре, их видели в компании МакКензи и Спайки, Дамир у твоей соседки, Корнелии. Ее родителей нет дома, так что либо он решил из ее окон следить за тобой, либо он просто трахается с Корнелией, — тут же сообщил Тино.       Вилле хмыкнул.       — Ставлю на второй вариант.       Тино усмехнулся.       — А где Драган никто не знает. Его не видели с вечера, так что он, скорее всего, тоже завис у какой-нибудь подружки. Иначе бы он не упустил возможность выпить в баре, это совершенно точно.       Штефан перевел удивленный взгляд с одного брата на другого.       — Как вам удалось все это разузнать?       Вилле нахмурил брови.       — Ты же сам сказал, что нужна разведка. А мы, знаешь ли, не халтурим.       Тино заулыбался.       — Если поспешишь, застанешь Гагу одну, без надзора братьев, и сможешь с ней поговорить.       — Но особо не расслабляйся, а то кто знает, вдруг Милошевичам вздумается вернуться из бара пораньше, — предупредил Вилле.       Калиш кивнул. Случай самый что ни на есть удачный, даже если Сава и Йован в самом деле решат вернуться раньше времени, с ними еще можно как-то найти общий язык. Опасаться следует именно Дамира и Драгана, вот уж кто и правда до ужаса агрессивен и опасен.       — Я все понял.       — А еще тебе лучше пойти в обход, — сказал Тино. — Не факт, конечно, что Дамир выглянет в окно именно в этот миг, но я бы не советовал рисковать. Дорога займет минут на пятнадцать больше времени, если идти неспешным ходом.       — Но ты пойдешь быстро, — продолжил Вилле. — И поговоришь с Гагой. Решишь все проблемы до того, как ее братья вернутся.       — Удачи, Штеф.       — И постарайся не облажаться.       Калиш снова кивнул. Надо поспешить. Теперь он даже верил в то, что все получится.       — Постараюсь.       Пройдя мимо братьев, Штефан поспешил к выходу. Он даже не додумался о том, чтобы накинуть на тело ветровку, ведь по вечерам бывало довольно прохладно. Тино и Вилле проводили его внимательными взглядами.       — Как думаешь, он справится? — спросил второй.       Тино пожал плечами.       — Черт его знает. Но я очень на это надеюсь.       Вилле кивнул и присел на диван.       — Даже Айно была в ужасе, когда узнала о нас. Она решила нас отселить прочь от своего сына, а Штеф так спокойно среагировал, даже извинился.       Тино тут же присел рядом.       — Он хороший парень, и нам с ним повезло.       Они оба рассчитывали на хороший исход.

***

      Фели невольно остановилась на месте, чувствуя жуткую боль в ногах. Она всегда любила туфли на каблуке, но стоит признать, что это не та обувь, на которой можно пробегать весь день. А день у Фели был как обычно насыщенным. Сперва на работе, а после в службе поддержки сложных подростков, где девушка числилась волонтером. Она успела даже заскочить к давней подруге, Сакуре Хонда, и поговорить с ней.       К слову, с тех пор, как состоялся этот разговор, Фели была просто сама не своя. Да, Сакура права, ей надо объясниться с Мэттью. Этот парень был слишком замечательным, чтобы обходиться с ним подобным образом. То, что он ее поцеловал в их минувшую встречу… Фели видела его глаза, видела искренность. Никто прежде не смотрел на нее вот так, с таким трепетным обожанием. Но от того лишь еще больнее. Вряд ли Мэттью захочет продолжать общение, когда узнает о ней правду. Возможно, что это разобьет ему сердце. Фели желала этого меньше всего на свете, но именно к этому все и шло.       Она продолжила путь. Надо добраться до дома и хотя бы передохнуть, а потом уже подумать о том, что делать дальше, как ей вообще быть. Мэттью звонил ей пару раз, но ей не хватило духа ответить на вызов. Отчего жизнь настолько сложна, почему приходится постоянно чем-то жертвовать? В данном случае жертвовать искренней симпатией. Фели нравился этот парень, нравился настолько, что она готова была сделать ради него что угодно. С ним было так легко и приятно, он излучал собой какой-то невероятный свет, радовал своей милой улыбкой и робкими взглядами. Возможно даже, что Фели и вовсе влюбилась.       Что ж, надо поведать Мэттью правду, и пусть парень сам решает, как быть дальше. Фели готова принять любое его решение, каким бы оно ни было. А заодно девушка сразу начала готовиться к самому худшему исходу.       Она поднялась на нужный этаж. Едва двери открылись, как она увидела у своей двери того, о ком и думала все это время. Мэттью Уильямс сидел прямо на полу, прислонившись спиной к двери и как-то потеряно смотря перед собой. У Фели тут же сжалось сердце. Она не смогла даже попытаться улыбнуться, потому как ощущала всепоглощающую вину перед этим человеком.       — Эм-м… Типа привет.       Уильямс поднял взгляд. Казалось, он лишь сейчас заметил, что больше не один на лестничной площадке.       — Привет, Фели! Эм-м… Прости, что я вот так, без предупреждения, мне просто надо было… Ну…       Он даже покраснел, и это было настолько мило, что Фели испытала почти болезненное желание обнять его и прижать к себе. И это даже несмотря на то, что парень был выше нее и куда более внушительной комплекции. Все это обманчиво, думала Фели. Она сама куда сильнее, несмотря на внешнюю хрупкость. Она больше повидала, как горестей, так и разочарований, тогда как у Мэттью все это только впереди. И одно из разочарований Фели сама лично устроила для него. Не по своему желанию, конечно, но все же. У нее не было такого права.       — А ты типа как попал сюда?       Уильямс посмотрел на нее так, словно силясь понять, о чем вообще речь. Он был так растерян и сбит с толку.       — Меня впустила консьержка. Она видела меня и запомнила.       — А, — кивнула Фели. — Тотально понятно.       Они закивали друг другу, а после растеряно замерли. Оба не понимали, что надо делать дальше, что говорить и как действовать.       — Мы… — Мэттью кашлянул. — Мы можем поговорить?       Фели сглотнула.       — Тотально можем. Ты типа проходи.       Достав ключ, девушка поспешила открыть дверь. Ладонь немного подрагивала, выдавая ее нервозность, и Мэттью не мог этого не заметить. Открыв дверь, Лукашевич пропустила Уильямса вперед, а после сама перешагнула порог и захлопнула дверь. Что ж, теперь пути назад нет, надо поговорить. Это слишком важно, чтобы пытаться уйти от темы, придумывая глупые оправдания.       Они оказались в гостиной. Фели положила сумочку на тумбу, а сразу после сняла туфли. Мэттью смотрел на нее с каким-то придыханием, и это заставляло еще сильнее ощущать свою вину. Ведь она его обманула.       — Ну так, типа…       Она уже хотела было начать разговор, как Уильямс ее прервал.       — Прости меня!       Фели сперва замерла, силясь понять, что к чему.       — А?       Мэттью сглотнул.       — Прости, Фели. Я не знаю, чем тебя обидел, но мне очень стыдно. Прошу тебя, прости. Я не могу допустить того, чтобы ты меня ненавидела.       И тут до Фели дошло. Бедняга Мэттью считает себя виноватым. Он, этот чистый ангел во плоти, считает, что это именно он обидел ее. Так непривычно и так чертовски неправильно.       — О боже, Мэтти… — выдохнула Лукашевич. — Ты типа совсем не так все понял. Тотально, ты не мог меня чем-то обидеть.       Уильямс замер.       — Не мог? Значит, ты не обиделась?       — Да было бы типа за что.       Все было еще хуже, чем думала Фели. Она не просто обманула этого парня, она еще и заставила его чувствовать виноватым себя. Ощущение собственной вины стало сильнее, чем прежде.       — Но тогда в чем дело?       Лукашевич выдохнула. Вышло даже слишком обреченно.       — Так… Мэтти, давай мы типа тотально разберёмся, что да как. Нет, я типа не обижалась, мне не на что. Ты ведь такой замечательный… Ты тотально не представляешь себе, какой ты типа классный.       Уильямс был напряжен. Он прекрасно понимал, что сейчас услышит нечто очень важное, а потому морально готовился к этому.       — Я вовсе не такой… — буркнул он. — Но что тогда не так, Фели? Ты мне очень нравишься. Клянусь, мне никогда еще никто не нравился так сильно, как ты.       Мэттью трогательно покраснел, так что никто бы не усомнился в его честности. Фели верила ему всей душой, но испытывала при этом лишь одно желание — разрыдаться от собственного бессилья. Услышать такие слова — мечта любой девушки. Но Лукашевич обязана была быть честной.       — Спасибо, Мэтти… Это тотально приятно, правда, но дело типа во мне, — девушка перевела дух. — Я тебе тотально солгала. В смысле, я типа не была честной полностью… Да пес его знает, как это было.       Уильямс выдохнул.       — Я не понимаю, Фели.       Та сглотнула.       — Короче, присядь. Я сейчас типа кое-что покажу тебе и все тотально объясню, хорошо? Но мне будет типа капец как сложно.       — Ладно, — Мэттью кивнут и тут же присел на тот самый диванчик, на котором он спал в ту ночь, когда они познакомились. А ведь прошло всего ничего, несколько дней, но Фели уже казалось, что прошла половина жизни, в которой она впервые смогла быть по настоящему счастливой. — Надеюсь, я на тебя не давлю?       Лукашевич хныкнула, стараясь в самом деле не разрыдаться.       — Какое же ты типа чудо, — сказала она с натянутой улыбкой. — Я тотально не знала, что такие парни бывают.       Мэттью все так же ничего не понимал. Впрочем, это и не мудрено. Фели кивнула сама себе и помчалась в сторону шкафа, чтобы достать то, что откроет парню истину. Пара минут, и вот Лукашевич изъяла и старенького альбома фотографию. Выдохнув, она направилась к Мэттью, совсем медленно, словно опасаясь его реакции, а после присела рядом. В глазах парня было бесконечное терпение и желание все понять. Слишком хороший парень. Конечно, за какие такие заслуги Фели мог достаться такой замечательный человек? Она его не заслуживала.       — Вот.       Она протянула фотографию Уильямсу, и тот с долей опаски взял ее. На снимке широко улыбался светловолосый зеленоглазый подросток, мальчишка лет четырнадцати, который отчего-то сильно напоминал внешне Фели. Мэттью смотрел на фото долгую минуту, пытаясь понять, какую же страшную тайну она должна была ему раскрыть. Но он все так же видел просто славного парнишку. Кто это вообще? Брат Фели? Иначе поразительно, что он так на нее похож.       — Кто это? — спросил Уильямс.       Он поднял взгляд на Фели, а та поспешила отвернуться.       — Это типа я. По крайней мере, такой я была лет девять назад. И звали меня тогда Феликс, — девушка снова хныкнула. — Феликс Лукашевич.       Мэттью так и замер на месте. Он снова посмотрел на фотографию, потом вновь на девушку. Что это вообще значит? Феликс Лукашевич? Парень? Фели была… парнем? Или она на самом деле не девушка вовсе?       Растерянный Уильямс совершенно ничего не понимал, а Лукашевич мигом утерла ладонью непрошенные слезинки.       — Я сейчас типа все объясню, — сказала она. — Я короче родилась парнем, да. Меня звали Феликс, росла я в Саут Сайде. Мне всегда типа казалось, что я вроде как как-то неправильно живу, что я типа не в своем теле. Это тотально сложно объяснить, но поведать об этом отцу типа было куда сложнее. Он у меня человек суровый. Половину жизни прожил в Польше, в какой-то тотально ортодоксальной деревушке, в обществе со строгим делением по гендерному принципу. Ну, знаешь, — Фели решилась посмотреть на Мэттью. — Типа мужчина должен колоть дрова, а женщина типа варить на кухне супы. Моя мама из того же общества, тотально послушная и домашняя. Когда мы типа перебрались в Чикаго, мне едва стукнуло пять лет. Но я даже тогда тотально понимала — что-то не так. Ну, знаешь, типа меня тянуло к платьям всяким, украшениям и куклам, а не к мальчиковским играм. Отца это бесило.       Фели замерла, а Уильямс начал все понимать. Мозг словно сам по себе все сопоставил. И то, что Фели состоит в ЛГБТ-сообществе, и то, что она работала в гей-клубе. Все постепенно стало проясняться.       — Должно быть, — выдохнул он. — Это было ужасно.       Лукашевич улыбнулась сквозь слезы.       — Тотально. Я старалась быть честной со всеми, но это типа все сделало хуже. Когда мой батя узнал, что у него сын не только типа платья женские любит, но еще мальчиков при этом, а не девочек, он тотально озверел. В церковь меня водил, типа лечить или беса изгонять, я так и не поняла. Меня вообще всегда тотально пугали эти католические обряды. Я тогда влюбилась в соседского парня, но он типа был тотально натуралом, ему нравились девушки. И тогда я впервые подумала о том, что я типа тоже должна была быть девушкой. Отрастить волосы, краситься, носить платья и юбки, каблуки всякие. Это типа тотально мое. Когда я раскрылась перед тем парнем, он меня отверг, а после типа все рассказал моему отцу. Такой звездецкий скандал был. Короче, закончилось все тем, что я тотально свалила из дома. Жила какое-то время с одним парнем, потом устроилась работать в «Голубую фею». Узнала все о смене пола, начала типа деньги откладывать. И началось. Сперва типа консультации с психологами, потом переход.       Фели посмотрела на Мэттью. Тот был потрясен, но слушал ее внимательно. Сглотнув, девушка продолжила.       — Короче вот… Уже почти два года я — это я, типа девушка, которой и должна была родиться. У меня вот есть сиськи, — она провела ладонью по груди. — Я люблю свою фигуру, и мне в кои-то веки типа не противно с себя. Еще одна операция, самая важная и самая тотально дорогая, и я стану полноценной девушкой. Ну, эта… По коррекции пола. Я знаю, что она типа очень опасна, что это может обернуться чем-то тотально нехорошим, но мне и о гормональной терапии говорили подобное. Короче вот так все. Прости, что не сказала типа сразу, я вообще тотально не знаю, как такое можно было сказать. Но суть в этом. Я пока еще не девушка, я транс.       Уильямс был ожидаемо шокирован. Он смотрел на Фели, иногда переводя взгляд на фотографию в своих руках. Лукашевич была с ним честна настолько, насколько это только возможно. Теперь Мэттью знает. Для любого парня это огромный шок — узнать подобное о девушке, которая понравилась. Фели было стыдно, чувство вины буквально разрывало сердце. Но куда больнее было от мысли о том, что теперь Мэттью уйдет и больше никогда не вернется. Эта мысль ранила больнее всего прочего.       — Ну… — выдохнул Уильямс, когда молчание затянулось на долгие пару минут. — Теперь мне многое ясно.       — Прости… — выдохнула Лукашевич. — Это был типа обман с моей стороны, я понимаю, что тотально виновата.       — Это было бы обманом, если бы я спросил об этом, а ты солгала. Но мы ведь просто никогда прежде об этом не говорили, ведь так?       Голос Мэттью звучал поразительно спокойно. Он даже не злился, что уже удивительно. Фели посмотрела на него.       — Сомнительное оправдание.       Уильямс вдруг улыбнулся, чем не на шутку поразил Лукашевич.       — Это вовсе не оправдание. Тебе не за что стыдится, Фели.       Девушка не смогла что-то ответить сразу. Она справа посмотрела на парня, словно пытаясь понять, почему он до сих пор не разозлился и не высказал ей ничего относительно ее лжи, а после вскочила на ноги и подошла к окну. Она поняла, что Мэттью и не думает злиться. Он вообще мыслит на каком-то ином уровне.       — Я тебя тотально не понимаю, — сказала Фели. — Я же… Черт, у меня вагины нет, у меня типа член между ног. Неужели ты типа не понимаешь это?       Она не могла смотреть на Уильямса, смотреть в его искренние глаза, наполненные нежностью. Все было как-то неправильно, совсем не так, как воображала Лукашевич.       — Я понимаю, — все так же спокойно отозвался Мэттью.       Он положил фотографию на столик, а после поднялся на ноги и осторожно приблизился к Фели со спины. Он знал, что должен сказать ей нечто важное, пока она не напридумывала множество глупостей.       — Тогда почему ты еще здесь?       Уильямс улыбнулся. Минувших минут хватило ему на то, чтобы сделать выводы и все для себя решить. Конечно, его шокировало то, что он узнал. У него даже мысли бы не возникло, что его очаровательная Фели не совсем девушка. Нет, не так — что она была парнем. Если она ощущает себя девушкой, тут никакая физиология не смеет опровергать этого. Так, по крайней мере, всегда считал Уильямс.       — Потому что… — он сглотнул. — Фели, посмотри на меня.       Это было тяжело сделать, но Лукашевич смогла себя пересилить. Обернувшись, она снова наткнулась на этот добрый взгляд. Откуда вообще взялся этот парень, такой не испорченный миром?       — Ну?       Она не знала, что услышит, а потому безумно боялась неизвестного.       — Я тебе нравлюсь?       Неужели после того, что ему открылось, Мэттью сейчас волновало только это? Просто поразительно.       — А ты типа сомневаешься?       По щеке Фели пробежала слезинка. Уильямс с каким-то необъяснимым трепетом коснулся чужой кожи, утирая эту слезинку.       — Еще как сомневаюсь, — признался он. — Разве такой скучный человек, как я, может тебе нравиться?       Вот теперь все стало совершенно непонятно. Лукашевич начала подозревать, что ее разыгрывают. А как иначе это объяснить?       — Черти что… — выдохнула она. — Мэтти, ты типа самый невероятный парень из всех, что я только видела, и ты мне тотально нравишься. Ты…       Фели снова хныкнула. Что же вообще происходит? Почему все вот так? Почему Уильямс все еще здесь? Почему ему важно знать, что он ей нравится.       — Я так рад.       Мэттью просто добил ее, совершенно неожиданно обняв. Оказавшись в его крепких объятиях, Фели ощутила себя самой любимой и самой нужной в мире, и это было просто волшебное чувство.       — Чему ты рад? Я типа не девушка даже…       — А мне все равно, — Уильямс отстранился, чтобы снова посмотреть в глаза Фели. — Ты мне безумно нравишься, и мне все равно, что было у тебя в прошлом. Ты самый удивительный человек из всех, что я когда-либо видел. О боже, Фели, ты такая удивительная.       — Но… ведь…       Это не могло быть правдой. Ведь не могло же…       — Я рад, что ты мне все рассказала. Не волнуйся, все будет хорошо. Это такая ерунда. Для меня важнее всего то, что я тебе нравлюсь.       Он вновь обнял ее, а Фели замерла, слушая его и свое сердцебиение. Она ощущала тепло тела Мэттью и хотела верить в то, что он будет так обнимать ее всегда.       — То есть, для тебя это типа не важно?       Уильямс совершенно счастливо усмехнулся.       — Конечно нет, милая. Я ведь полюбил твою личность и твой характер. Хотя внешне ты мне тоже очень нравишься.       Тут-то Фели и не выдержала. Слезы словно сами собой хлынули из глаз. Она захныкала и уткнулась в плечо Мэттью, а тот прижал ее к себе и коснулся губами светлых волос. Он был счастлив. Разумеется, будут сложности, но какое они вообще имеют значение, если он нужен Фели, которая так сильно запала ему в душу.       А Лукашевич просто плакала, слишком переполненная эмоциями. Никогда прежде ей не говорили таких слов, никто прежде не ценил ее так сильно, никто не видел прежде ее душу. Никто, кроме Мэттью, этого замечательного парня, который вообще непонятно почему смог полюбить ее, который прижимал ее к себе, не терзая словами, а просто позволяя выплакаться.       Они провели ночь вместе, лежа на маленьком диванчике в обнимку. Фели лежала на плече Мэттью и рассказывала ему о своей жизни, о сложностях перехода, о том, что она натерпелась за свою жизнь, а Уильямс слушал ее, проводя рукой по волосам и то и дело успокаивая. Они уснули лишь под утро, все так же прижимаясь друг к другу и просто наслаждаясь этими объятиями. Именно в эту ночь Фели впервые почувствовала себя важной, нужной и желанной. Именно в ту ночь она поверила в то, что будет счастлива. Похоже, судьба решила, что достаточно она страдала, а потому решила подарить ей Мэттью Уильямса.

***

      Ноги плохо слушались. Штефан честно старался держать себя в руках и успокоить бешенный стук сердца, уж очень важно было сохранять хладнокровие. Парень понимал, какой именно дом ему следует всеми силами избегать. Корнелия — это та самая соседская девушка, которая вечно сквернословила на родителей и носила экстремально короткие юбки. Калиш видел ее пару раз, сперва с крыльца, а потом из окна своего дома, и всякий раз та громко выражала свои протесты относительно действий тех, с кем она живет. Надо идти в обратную сторону от этого дома, и если поторопиться, много времени он не потеряет. Самое главное — быть максимально незаметным.       Улицы были практически безлюдны. Навстречу Штефану быстрым шагом шел некий человек. Чем сильнее он приближался, тем более не по себе становилось Калишу, успевшему вообразить, что это кто-то из Милошевичей. Но при свете фонаря он смог разглядеть парня и понять, что ошибся. Этого человека Штефан точно не знал. Парень прошел мимо, удачно сделав вид, будто вообще никого и ничего не видел, а сам Калиш перевел дух.       Проходя мимо одного из домов, Штефан вновь наткнулся на человека, который не спал в эту ночь. Девушка стояла на крыльце дома. Она вдруг уставилась на Калиша, так что тот и сам посмотрел на нее, искренне опасаясь того, что она знает Милошевичей и может выдать его. Пришлось прибавить ходу и помчаться прочь от полного подозрения взгляда. Эту девушку Штефан тоже не знал.       Дом Милошевичей находился на соседней улице. Соседствующие с ним дома были необитаемы — один как-то погорел и теперь напоминал собой дешевые декорации к фильму ужасов, а от второго остались лишь еле стоящие голые стены и фундамент. Оба этих дома стали, судя по слухам, прибежищем для наркоманов, и полицейские часто вылавливали там беснующуюся молодежь. Именно эти два дома стали ориентиром для Штефана. Он невольно огляделся и, убедившись в том, что эта часть улицы совершенно пустынна, поспешил на крыльцо. Тут было много всякого барахла, какие-то металлические штуковины и даже шины. Дверь в самом деле оказалась не заперта.       Калиш сглотнул. Будь что будет. Если братья Вейнямейнен его не обманули, он не должен напороться на кого-то, кто хотел бы ему смерти. Например, на Дамира или Драгана. Они точно не оценят, если обнаружат его ночью в своем доме.       Половицы под ногами жутко заскрипели, так что Штефан замер на месте. В гостиной горел свет, но горел как-то мутно, словно приглушенно, и это немного напрягало. На мониторе телевизора виднелось лицо популярного телеведущего. Кажется, какое-то развлекательное шоу, которое Тодор и Гага недавно смотрели вместе у него дома. Ведущий твердил что-то о призе — поездке на Мальдивы, — на фоне галдели зрители. Калиш огляделся и обнаружил на диване Гордану. Девочка лежала на боку, укрывшись пледом. Ее черные кудри разметались по подушке, а в ладошке был пульт от телевизора. Она мило посапывала и видела, наверное, уже третий сон. Что ж, будь ее братья дома, она не дремала бы в гостиной на диване. Наверное.       Штефан старался шагать максимально бесшумно. Дом Милошевичей был одноэтажным, но комнат было не меньше, чем в доме Калиша. По крайней мере, случись что, можно не бегать по лестницам. Думая об этом, Штефан направился в сторону ближайшей двери.       — Гага?       Никто не отозвался, да и комната была пуста. В ней царил невероятный бардак, две кровати еле были видны под горой какой-то одежды и прочего барахла. Закрыв дверь, Калиш направился к другой комнате. Она была чуть больше размером и относительно чище первой, но и в ней Гаги не обнаружилось. Дальнейшие поиски повели Штефана в сторону маленького коридора. Прижавшись к одной из дверей ухом, он услышал журчание воды. Ванная? Возможно, Гага сейчас в душе? Или дома есть еще кто-то помимо сестер?       Не желая гадать впустую, Калиш бросился к следующей двери. Она разительно отличалась от первых двух комнат уже тем, что стены были полностью исписаны какими-то письменами. Кириллица, совершенно точно, Штефан не мог ее не узнать. Хотя язык он не определил. На полу стояли бутылки, на ближайшем столе можно было рассмотреть кучу каких-то ножей и кастетов. На кровати царил беспорядок, хоть и не такой устрашающий, как в первой комнате.       Штефан зачем-то прошел внутрь и прикрыл за собой дверь. Интересно, чья это комната? Внимание крепко зацепилось за ножи, что лежали на столе. Их разнообразие просто поражало воображение. Парень приблизился, чтобы рассмотреть получше холодное оружие. Он не был особо любителем подобного, но сам по себе вид ножей отчего-то завораживал. Вспомнились былые времена, когда один из мастеров в салоне Эдельштайна, чех по имени Михай, на потеху всем метал ножи в доски. Штефану всегда нравилось на это смотреть.       Дверь за спиной скрипнула. Калиш не успел осознать, что да как. Он обернулся и тут же увидел перед собой Драгана Милошевича. Паника пришла позже, чем должна была, потому как Штефан словно последний идиот уставился на, должно быть, хозяина комнаты, в которую он вторгся.       У Драгана были мокрые волосы. Капельки воды стекали по могучей накаченной груди вниз, на крепкий пресс, петляя меж темных волос. Кожа торса была чуть светлее, чем кожа сильных мускулистых рук, на которых отчетливо виднелись татуировки. Единственным, что прикрывало его наготу, было синее полотенце на бедрах. Густые темные паховые волосы уходили под махровую ткань, просто будоража воображение. Отчего-то прежде Штефану и в голову не приходило, что Драган Милошевич невероятно красивый мужчина. Хотя что удивляться, в их минувшие встречи этот человек угрожал ему расправой.       Рассудок постепенно начал догонять, в какую ситуацию он попал. Калиш поднял взгляд на лицо хозяина комнаты. Тот тоже не сразу понял, что да как. Искреннее удивление могло бы показаться забавным, если бы не сменилось устрашающей угрозой в карих глазах.       — Ты блять какого хера тут делаешь? — практически спокойно спросил он.       За этим спокойствием скрывался готовый извергнуться вулкан, и Штефан запоздало это понял. Он инстинктивно шагнул назад и врезался бедром в стол. Тот покачнулся, и в голову парню пришла шальная мысль о том, чтобы схватить один из ножей и попробовать спастись от неминуемой смерти. Хотя вряд ли Драгану составит труда выбить у него нож. Судя по его выражению лица, он и атаку настоящего танка отобьет без лишних проблем, если потребуется.       Милошевич шагнул в его сторону.       — Я тебя, сука, спрашиваю, — повторил он, теперь уже не стараясь показаться спокойным. — Ты блять страх потерял?       Штефан сглотнул. Что ж, по крайней мере теперь понятно, кто мылся в душе. Нет, старший из братьев Милошевич не решил навестить подружку, следуя примеру Дамира. Он был дома.       — Я… просто…       Мысли отчаянно путались в голове. Калиш не знал, что делать. Вот как ему объяснять, зачем он пришел и какого черта вообще ворвался в чужой дом? Даже если Гага дома, от расправы она его точно не спасет. Попытка бежать может выйти боком, потому что дверь находится за спиной Драгана, а окно вряд ли быстро откроется. Был еще вариант с ножом, хотя можно решиться на нечто совершенно отчаянное — попытаться внезапно напасть на Милошевича, чтобы сбить его с толку, и сбежать. Интересно, а Драган очень быстро бегает?       — Ты блять просто случайно очутился в моей комнате, сука? — теперь уже с откровенной угрозой сказал Драган, оказавшись еще ближе. — Да я тебя урою, пидор.       Он метнулся вперед, словно какой-то дикий зверь, а Штефан на автомате схватил один из ножей. Но не успел он его выставить вперед, как Драган нанес уверенный удар рукой. Перед глазами на миг померк весь мир, острая боль заставила Калиша взвизгнуть. Он попытался нанести ответный удар, сжимая в руках нож, но Милошевич вовремя схватил его за запястье. Штефан отлетел назад и снова врезался в стол, так что некоторые ножи попадали на пол. Хватка у Милошевича была просто стальная, а глаза так и пылали праведным гневом.       Штефан и сам не понял, как ему удалось ударить его ногой по колену. Это стало неожиданностью для Драгана, так что он разжал хватку. Вырвавшись, Калиш помчался в сторону двери, но быстро пришедший в себя Милошевич схватил его за ворот кофты. В итоге Штефан упал на пол. Кажется, Драган готов был бить его ногами, румын даже морально подготовился к этому и попытался хоть как-то сгруппироваться, но все вышло совершенно иначе.       — Совсем педрила страх блять потерял, — сквозь зубы процедил Милошевич. — Да я тебе брюхо вспорю.       Потянув блондина на себя, все так же держа его рукой за ворот, Драган вновь отбил неумелую попытку Штефана нанести удар ножом. Теперь уже это оружие упало на пол, а вот самого Калиша подняли на ноги. Брюнет нанес новый удар, теперь уже куда-то в солнечное сплетение, а после отшвырнул незваного гостя к стене. Штефан ударился затылком, отчего перед глазами снова все помутнело. Он заныл, теперь уже смирившись с тем, что ему переломают все кости, но Драган отчего-то замер. Он даже занес руку, но бить не спешил.       Калиш решился открыть глаза. Милошевич смотрел на него не моргая, словно выискивая что-то в чертах лица. И вновь, вопреки законам логики и здравого смысла, Штефан сглотнул, с потрясением глядя на напряженные мышцы этого человека. Как вообще можно было думать о подобном в такой ситуации? Впрочем, Калиш никогда не считал себя нормальным.       Все произошло внезапно. В какой-то момент левая рука Драгана отпустила ворот и оказалась на шее, сжимаясь в хватку. Но не успел Штефан подумать о том, что его решили придушить, как Милошевич второй рукой схватил его за подбородок и приблизился. Его губы, внезапно мягкие и влажные, впились в Калиша требовательным поцелуем, и тот потрясенно замер, совершенно не понимая, что происходит.       Драган Милошевич целовал его. Целовал, черт возьми, это невозможно было растолковать как-то иначе.       Когда он отстранился, Штефан уставился на него, слишком сбитый с толку. То ли сыграло свою роль то, что адреналин в крови играл, а то ли Вилле был полностью прав, и он просто отмороженный. Не понятно. Однако Калиш среагировал быстрее, чем вообще успел подумать о каких бы то ни было последствиях. Он резко обхватил шею Драгана руками и сам впился в его губы, откровенно наслаждаясь тем, что происходит. Все мысли как-то разом выветрились из головы. Милошевич запустил язык ему в рот, а совершенно лишившийся башни Штефан буквально всосал его, ощущая привкус табака и, как ни странно, малины. Драган сжал в крепкой хватке его шею, а правой рукой скользнул ниже, к талии. Он уверенно сжал чужую ягодицу, а Калиш несильно прикусил его губу, чувствуя, как к паху приливает кровь.       Он ощущал кожей лица колючую щетину Милошевича и совершенно не думал о том, что творит. Все происходило словно само собой, и сам факт того, что этот гопарь сперва угрожал ему расправой, а потом бил, как-то перестал иметь хоть какое-то значение. Штефан зарылся руками в черные волосы, поражаясь тому, что они такие мягкие и нежные на ощупь, а Драган уверенно потащил его куда-то в сторону. Калишу было плевать куда именно, плевать зачем. Самым главным было то, чтобы эта близость не прекращалась.       Милошевич усадил его на стол, предварительно рукой повалив на пол ножи, что занимали там место. Один кастет все же остался, и его Штефан ощутил задом, когда Драган ловко усадил его, а после закинул себе за спину его ногу. Теперь они были еще ближе, и Калиш мог прижиматься грудью к груди Милошевича. Он был таким чертовски мужественным с этими темными волосками на теле и литыми мышцами. Отчего-то было очевидно, что мышцы далеко не протеиновые.       Штефан позволил себе скользнуть руками по чужим плечам, а после ниже, как раз там, где были татуировки. Крест с одной стороны и орел с другой, насколько помнил парень. Драган не переставал целовать его, скользя языком в его рот или засасывая то верхнюю, то нижнюю губу, и это было просто невероятно. Калиш сжал его руки и обхватил талию второй ногой, дабы прижать его к своей промежности и ощутить крепкий стояк. В голове была лишь одна более-менее внятная мысль — он хотел Драгана. И плевать на доводы разума, который вообще отключился, плевать на здравый смысл, который покорно молчал. Желание было просто невероятным.       Очевидно, что Драган хотел того же. Он отстранился от Штефана, но лишь за тем, чтобы уверенно сорвать с него кофту вместе с майкой. Румын послушно поднял руки, позволяя себя оголить, а после сам сорвал с Милошевича полотенце. Его взгляду предстал крупный возбужденный член с бордовой головкой, уже стоящий по стойке смирно. Едва увидев его, Штефан пошло облизнулся, вообще не думая о том, как это должно было выглядеть со стороны. Он хотел этот член в себя, и чем быстрее, тем лучше.       Его руки напряженно скользнули к поясу брюк, однако Милошевич схватил его за запястья и толкнул на себя, дабы тот слез со стола. Штаны они в итоге сняли общими усилиями. Когда Штефан был полностью обнажен, Драган повернул его спиной к себе и уткнулся своим стояком ему в ягодицы. Калиш с шумом выдохнул. Это было совсем не так, как с Домиником или другими любовниками, имен которых теперь и не припомнить. Милошевич сжимал его подчеркнуто грубо, причиняя боль и действуя резко. В тот миг, когда он совершенно неожиданно укусил его в чувствительное местечко под лопаткой, Штефан едва не закричал от смеси боли и невероятного удовольствия. Да уж, Доминик никогда не понимал его страсти по укусам.       Впрочем, мысли о Доминике тоже быстро выветрились из головы, когда Драган прижал его к своей груди, задрав наверх волосы, буквально присосался к шее — самой чувствительной области на теле Калиша. Румын буквально задрожал все телом, окончательно теряясь в ощущениях, уже слабо понимая, что Милошевич оставил на его коже засос, а после уткнулся в ухо, скользя по раковинке языком, а руками снова сжимая шею. На сей раз он сжал куда крепче. Штефан захрипел, понимая, что легким отчаянно не хватает воздуха, но и не думая при этом пытаться вырваться из хватки. Перед глазами все начало мутнеть, а потом хватка разжалась. Калиш раскашлялся, жадно вдыхая воздух. Он едва ли не опрокинулся на столешницу, ошалевший от собственных ощущений, от самого лишь факта, что ему это так понравилось.       Румын не заметил, что Драган куда-то отошел. Сердце билось, как бешенное, все чувства были просто на пределе. Но вот Милошевич вернулся и с размаху ударил его по ягодице. Калиш взвизгнул, зашаркав ногтями по гладкой деревянной поверхности. Ему все нравилось, нравилось даже слишком сильно.       Должно быть, Драган уходил за смазкой. Он молчал. Никто из них не проронил и слова с того самого мига, как появилась эта нешуточная страсть. Казалось бы, откуда ей вообще браться. Штефан не знал. Да он и не мог об этом вообще думать. Тем более, что влажные пальцы Драгана заскользили по его промежности. Калиш прикусил губу и расставил ноги шире. Всем нутром румын желал проникновения, чтобы огромный член этого мужчины оказался в нем. И плевать, что это полнейшее безумие, плевать, что он вторженец в этом доме, а Милошевич — тот самый головорез, который еще вечером был готов вспороть ему брюхо.       Именно в тот миг была важна только страсть, которая свела их с ума.       Когда Драган ввел указательный палец в анус, Штефан постарался расслабиться. Привыкшие к подобной нагрузке мышцы поддавались легко, так что процесс растяжки не был долгим, но Драган все равно спешил. Когда он резко ввел сразу два пальца до основания, Штефан прикусил себе губу до крови, даже не заметив этого. У него всегда были очень острые и длинные клыки, и он часто забывал об этом. Милошевич смог нащупать простату и надавить так, как нужно. Калишу хотелось кричать в голос от удовольствия, но пальцев все равно было мало.       — Трахни меня…       Он первым нарушил молчание, но Драган никак не отозвался. Он вновь склонился, чтобы еще раз укусить, на сей раз в плечо и так же ощутимо больно, а после вытащил пальцы из отверстия. Штефан ощутил совершенно ужасную пустоту. Но он не успел об этом подумать, потому как Милошевич приподнялся, чтобы снова повернуть его к себе лицом и усадить на стол.       Штефан развел ноги, давая понять, чего хочет. Впрочем, могли ли быть какие-то сомнения? Вряд ли.       Драган был до ужаса нетерпелив. Он снова впился в чужие губы поцелуем, а спустя мгновение ввел в Штефана свой влажный горячий член. Он был заметно больше, чем все то, что ранее проникало в Калиша, так что румын вскрикнул, ощущая, как мышцы поддаются напору. Несмотря на боль и общий дискомфорт, он был просто в восторге. Драган сразу начал двигаться, так что Штефан практически беспомощно вцепился руками в его плечи и прижался к его телу, дабы не елозить на столе. А когда он обхватил ногами чужую талию, стало еще лучше.       Милошевич буквально драл его, не останавливаясь ни на секунду. Каждое движение отдавалось приятной истомой во всем теле, и это вызывало трепетный восторг у Штефана. Он сам подталкивал Драгана ногами, не желая, чтобы тот останавливался.       Когда ноги нещадно затекли, Милошевич грубо разорвал его хватку и отстранился. Калиш так и не коснулся ногами пола, потому как его подняли на руки и буквально швырнули на не заправленную кровать. От простыней пахло сигаретами и чем-то еще, каким-то невероятным мужским запахом, и это было просто потрясающе. Штефан вцепился пальцами в простыни и развел ноги, а Драган буквально опрокинулся на него. Он снова вставил в него свой член, а Калиш удовлетворенно выдохнул.       То, как двигался Милошевич, просто сводило с ума. Его крупные яйца то и дело бились о влажную промежность. Штефан вновь обхватил ногами его талию, откровенно наслаждаясь этой животной грубостью и яростной страстью. Кто бы мог подумать, что Драган Милошевич вот такой…       — Драго?       До овеянного страстью разума Штефана тонкий девичий голосок дошел очень медленно. Едва осознав, что к чему, и вспомнив о том, где он и с кем, парень вновь вцепился в плечи Милошевича и посмотрел в сторону двери. В проходе стояла Гордана. Ее личико в обрамлении черных длинных волос выражало недоумение. Драган, разумеется, остановился, но отстраняться от Штефана или хотя бы прикрывать свою наготу не спешил. Подумать только, какой вид сейчас открывался бедной девочке. Как она вообще будет на это реагировать?       — Что? — хриплым тоном спросил Драган.       Гордана сохранила потрясающее спокойствие.       — Звонил Дамир. Он придет через двадцать минут. Сказал, что Сава звал вас в бар и просил взять немного денег.       Голос ее так же звучал спокойно, практически отстраненно, что ввергало раскрасневшегося Штефана в недоумение.       Милошевич сглотнул.       — Я понял, спасибо.       — Угу.       Поразительно, но Гордана лишь кивнула и ушла, закрыв за собой дверь. Едва она исчезла, Драган повернулся к Штефану. Тот округлил глаза, осознав, что этот инцидент не помешает ему довести до конца то, что было начато. И в самом деле, Милошевич вцепился ладонью в светлые волосы и продолжил двигаться так же резко и грубо, как и до появления Горданы, а Штефан не смог сдержать восхищенных стонов. Это было слишком невероятное сумасшествие.       — Драго! Ты идешь, Драго?       Дамир буквально ввалился в комнату старшего брата. Он уже был навеселе, а на его плече так и повисла Корнелия, его нынешняя девушка. Драган как раз застегивал ремень на брюках.       — Хорош орать, сука, — хмуро отозвался он. — Нахуя ты ее привел?       — Так надо, — усмехнулся Дамир. — Идем уже, нас все ждут.       Корнелия звонко засмеялась, а Дамир закрыл дверь. Его старший брат лишь хмыкнул. Отыскав в шкафу майку, он надел ее на голый торс, а после посмотрел на притаившегося за дверью Штефана. Туда его затолкал лично Драган, едва услышав голос брата на улице. Калиш был обнаженным и растерянно прижимал к себе свою одежду, ощущая, как по бедру стекает сперма. Его шея до сих пор горела от укусов и засосов, ноги дрожали, а мысли путались после невероятного оргазма.       Драган так ничего и не сказал ему. Взяв в руки ветровку, он просто покинул комнату, оставив Штефана одного в своей же комнате. Тот слышал, что братья ушли, но все так же стоял, прижавшись спиной к стене. Он был попусту не в состоянии думать о чем-либо, только не сейчас. Переведя дух, парень на ватных ногах пошел в сторону кровати. Одеваться сейчас сил не было, поразительно, откуда они были у Милошевича после такого ошеломительного секса. Уронив вещи на пол, Штефан буквально повалился на кровать, на которой буквально несколько минут назад его трахал Драган Милошевич. Он просто прикрыл глаза и замер. В голове не было никаких связных мыслей, только воспоминания тела о том, что с ним произошло.       Слишком невероятные воспоминания, чтобы быть правдивыми.       Пожалуй сейчас, даже если бы и убили, он умер счастливым, довольным и полностью удовлетворенным. То, что он пережил, было чем-то ошеломительным. Тело так и ломило, смесь боли и наслаждения сделала свое дело. Перед глазами все потемнело, и Калиш сам не понял, как так вышло, что он укутался в простыни и просто задремал на чужой кровати, все так же наслаждаясь запахом, которым была окутана постель.       Запахом чертового Драгана Милошевича.       Нет, Штефан ни о чем вообще не думал. Он просто заснул, окончательно забыв о том, куда и зачем он пришел. Разуму нужен был отдых, да и телу тоже. Будь что будет.

***

      Музыка слишком быстро начала раздражать, да и возвращаться обратно в зал совершенно не хотелось, а потому двое мужчин после небольшого уединения направились прямиком в курилку.       — Не шибко активный ты теперь, — заметил Франциск Бонфуа, смотря на своего давнего друга. — Стареешь, Арчи?       Но тот лишь хмыкнул.       — Да пошел ты.       Да уж, возраст ныне совсем уже не тот. Как бы человек не был молод душой, годы все равно берут свое рано или поздно.       — Я помню время, когда ты мог отплясывать на танцполе всю ночь напролет. Бог мой, когда это было? Лет двадцать назад? — Бонфуа оперся спиной о стену, смотря на Арчи немного искоса. — Вы с Джессикой были просто пламенем вместе. Я с тех самых пор не видел больше такого потрясающего единения душ…       Арчи тут же сжал зубами фильтр сигареты.       — Полагаешь, что стоит говорить о моей покойной жене сразу после того, как мы потрахались в подсобке?       Хозяин заведения замер на пару секунд, а после отрывисто засмеялся.       — Считаю, что да, — закивал он. — А может мне просто не хватает тебя прежнего. Годы сделали из тебя зануду, а такие, знаешь ли, не нравятся мужчинам.       Швырнув недокуренную сигарету в урну, Арчи тут же закурил новую. В курилке было поразительно мало народа, всего лишь несколько скучковавшихся и уже находящихся навеселе людей, хотя Арчи помнил, что в такое время суток в просторном помещении было не протолкнуться.       — Я женат, мне нет необходимости нравиться мужчинам.       Франциск оказался ближе.       — Разумеется. Наверное, это именно твоя вторая жена сделала из тебя зануду. А ведь ты вполне мог вообще не связывать с ней жизнь. Было бы проще жить. Завел бы себе красивого молодого любовника, сделал бы его своим личным шофером, и можно было бы не придумывать многочисленные командировки. А сейчас ты дошел до того, что тебя ни один молодой не захочет даже за твои деньги.       Ровно в тот момент в курилке оказались двое. Один парень лет двадцати, темнокожий и довольно привлекательный, а второй явно моложе, но выше ростом, бледный и светловолосый. Арчи тут же обратил внимание на его глаза — синие и холодные, словно арктические льды. Парень прошествовал мимо, доставая на ходу из кармана пачку сигарет, а второй, тот, что темнокожий, шел за ним по пятам.       — Ник, прошу тебя… Черт, да выслушай ты меня…       Редко кто мог вот так сходу привлечь внимание Арчи, но молоденькому незнакомцу это удалось.       — Вот о чем я говорил, — хихикнул Бонфуа. — Тебе всегда нравились те, кто моложе. Ты ко мне приходишь просто для разрядки. Мне это, разумеется, льстит, приятно знать, что я еще в самом соку, но вот для тебя плохие новости.       Он почти кокетливо затеребил локон своих светлых волос, вопреки обыкновению распущенных, не достающих до плеч, а Арчи, наконец, отвел взгляд от незнакомца и посмотрел на друга.       — Ты считаешь, что я не смогу привлечь кого-то вроде него?       Франциск лукаво подмигнул, а Арчи невольно разозлился. Он прекрасно понимал, что это все подколы, ведь они с Бонфуа знали друг друга не первый десяток лет. Тот всегда творил нечто подобное и совершенно не стыдился, и очень часто Арчи велся на провокации.       — А ты считаешь, что сможешь?       — Ник, братья узнали о нас. Они меня убьют. Что мне делать, черт возьми?       Темнокожий парень говорил слишком громко, так что даже остановись они подальше, Арчи смог бы все расслышать. В курилке не принято подслушивать чужие разговоры, но теперь у него был личный интерес и, что уж там скрывать, стало просто любопытно. Он позволил себе оглянуться на парней, так что стоявший к нему лицом синеглазый мог бы это заметить.       — Что они могли узнать о нас? — с холодом в тоне спросил парень. — Никаких нас вообще нет. И если так боишься братьев, не надо поставлять жопу всем подряд.       Темнокожий даже замер на миг.       — Но… ведь…       — Не мои проблемы. Сам разбирайся с этим. И скажи своим тупым родственничкам, что в следующий раз я им кости переломаю. Они уже видели, на что я способен.       Парень обратил внимание на Арчи. Его взгляд скользнул по худой фигуре мужчины, так что тому стало откровенно волнительно.       — Как ты можешь быть таким? — с надрывом спросил темнокожий парень, явно находясь на грани истерики.       А синеглазый отвел взгляд от Арчи и спокойно затянулся.       — Я родился таким, представь себе. И таким буду всегда. И если тебе вдруг интересно, я даже имени твоего не помню, так что сделай одолжение — дай мне покурить спокойно, поплачь где-нибудь в другом месте.       Арчи прикусил губу и отвернулся. Какой, однако, мудак, несмотря на юный возраст. Слышавший разговор Франциск улыбнулся шире. Он помнил о том, что это именно тот тип людей, который был слабостью его давнего друга. Да, многих заводит грубость и паршивое отношение к собственной персоне, в этом нет ничего нового. А ведь даже Джессика была такой…       Темнокожий парень выругался, поведав синеглазому о том, кем его считает, а после очень спешно покинул курилку. Его собеседника это, однако, нисколько не тронуло. Он вновь затянулся и уставился на стену, давая понять всему окружающему миру, насколько ему плевать.       — Я, пожалуй, попробую, — ответил Арчи. — В любом случае меня не волнует мнение того, кто уже больше года подряд не может трахнуть стриптизера из своего же клуба. Ты знаешь, насколько это жалко выглядит?       Улыбка Франциска стала немного кислой.       — Грубиян. Я хочу заняться с ним любовью, а это нечто совершенное иное.       — Называй как хочешь, суть не меняется.       Теперь Арчи был доволен, потому как ему удалось подколоть друга в ответ.       — Из твоих уст это звучит ужасно, потому что меня не прельщает обычное удовлетворение плотских желаний просто ради разрядки.       Арчи хмыкнул.       — Какое длинное предложение, напрочь лишенное смысла. Впрочем, твоя лирика не особо уместна, как бы ты ни старался. У тебя идея-фикс, потому что нашелся кто-то, кто тебе не дал, и ты не успокоишься, пока не переспишь с ним.       Бонфуа затянулся и выпустил из лёгких тягучий дым. Арчи помнил о том, что тот курит самые легкие сигареты из всех возможных.       — Я бы назвал это азартом или спортивным интересом, — сообщил Франциск. — Но уверен, что этот парень будет стоить моих стараний. Он еще захочет продолжения, но не получит его, вот увидишь.       Докуренная сигарета полетела в урну. Арчи покосился на друга, в который раз осознавая, что не понимает его мотивов. Так бывало слишком часто, так что вообще непонятно, как их дружба просуществовала так долго. Возможно, причина была в том, что Арчи в принципе тяжело было открыться, так что и друзей заводить он себе почти не позволял, а Бонфуа знал его, как облупленного, понимал и принимал таким, какой он есть, и в этом чувствовалась некая надежность.       — Ты мог просто пригрозить ему увольнением.       — Но тогда это не принесло бы мне морального удовлетворения.       Арчи снова оглянулся на синеглазого парня и наткнулся на его внимательный взгляд. Кажется, незнакомец все же обратил на него пристальное внимание. Мужчина уже не понимал наверняка, что именно им движет, но решение пришло само собой.       — Морального удовлетворения, значит? Что ж, твое дело.       Он снова избавился от недокуренной сигареты. Бонфуа уже понял, что он намерен делать, а потому решил не отговаривать. Пусть они и друзья, но дружба у них весьма специфичная. Этот синеглазый парнишка сможет растоптать гордость Арчи, и тот непременно придет за утешением именно к Бонфуа. По непонятной причине ему нравились страдания старого друга.       —Ты уже покидаешь меня? — лукаво усмехнулся он.       Но Арчи не заметил маниакальный огонек в его глазах.       — Да. Бывай.       — Удачи, сладкий.       Франциск был доволен. Впрочем, ему в самом деле было пора прощаться с Арчи, потому как стоило до рассвета наведаться в женское кафе, дабы застать там Ива. Теперь он просто обязан переспать с этим парнем, чтобы утереть нос Арчи. Бонфуа всегда должен быть лучше во всем.       Когда Арчи приблизился к парню, тот никоим образом не дал понять, что вообще его заметил.       — Привет.       Синеглазый выдохнул дым через ноздри и посмотрел на мужчину таким отстраненным взглядом, что в голове Арчи в миг появилось огромное количество весьма пошлых фантазий.       — Съебись нахер.       Парень был груб не потому, что это поддерживало его имидж плохого парня, вовсе нет, и Арчи это понимал. Парень просто на самом деле тот еще мудак.       — Ты Ник, да? Парня бросил?       Парень снова затянулся.       — А тебя так ебет это? — отозвался он. Пару секунд спустя он, однако, ответил: — Он мне не бойфред, чтобы я его бросал.       — Понятно. Хочешь выпить?       Арчи лишь недавно смог сам себе признаться в том, что ему нравятся конченные грубияны, хамы и мудаки. Черт его знает, почему. Он ненавидел таких людей, но при этом тянулся к ним всем своим существом. Пришлось в итоге смириться с таким помешательством.       Синеглазый воззрился на него так, словно намерен был замахнуться и ударить в глаз, а после нецензурно послать далеко и надолго.       — По мне можно сказать, что я хочу выпить в компании перезрелого мужика в узких джинсах?       Арчи невольно фыркнул. Да уж, парень определенно был в его вкусе. Бледный, с натуральным блондинистым оттенком коротких волос, красивыми, хоть и немного резкими чертами лица и этими потрясающими глазами. На нем была черная ветровка поверх рубашки под цвет глаз. Благодаря расстёгнутым верхним пуговицам можно было рассмотреть ключицы.       — По тебе видно, что ты не против компании, — совершенно спокойно ответил Арчи.       Парень покосился на все так же стоявшего в сторонке Франциска.       — А по тебе видно, что тебя поимели недавно.       Это можно было расценить как проявление отвращения, но Арчи увидел лишь констатацию факта, не более того. Есть вероятность, что парень знает Бонфуа, что опять же не удивительно.       — Возможно, — кивнул он. — Ну так что, выпьем?       Парень затянулся в последний раз. Теперь он выдохнул прямо в лицо Арчи, так что тот невольно отстранился.       — Выпьем, - кивнул парень. — За твой счет, разумеется.       Выбросив окурок, парень прошел мимо в сторону выхода, а Арчи кивнул сам себе и направился следом за ним. Что ж, ночь еще в самом разгаре, и она обещает интересное продолжение.       Бонфуа покосился на покинувших курилку людей и ухмыльнулся. Ему было интересно, во что это в итоге выльется. Чуть позже он и сам ушел, но не в основной зал, а в сторону кабинета. Стоило сообщить менеджеру о том, что он уходит, а после поехать в женский клуб. Есть вероятность подцепить там какую-нибудь девушку. Всегда любивший разнообразие Франциск часто менял партнеров.       Дверца кабинета была приоткрыта. При учете того, что здесь музыка была практически не слышна, Бонфуа не составило труда расслышать голоса:       — Ты что-то потерял, Джей?       — Да, девушку. Не видел тут нигде?       — Какую девушку, Джей? Ты головой ударился?       — Обычную девушку, дядя. Или ты уже забыл, как бабы выглядят?       — Забудешь тут, в нашем клубе только мужчины, если ты не заметил.       — Она была в моей рубашке.       — Найди себе парня уже, Джей. И вообще, твоя смена закончилась, сваливай домой, пока хозяин не пришел.       — Какой же ты урод, дядя.       — Я тоже тебя люблю.       Спустя мгновение из кабинета буквально вылетел рослый парень, в котором Франциск без труда признал Джеймса, одного из своих охранников. Парень замер, увидев его, и бросив короткое «До свидания» умчался прочь. Бонфуа недоуменно пожал плечами, а после зашел в кабинет.       — Хенбетестир?       Имя своего главного менеджера и по сути управляющего клубом Франциск учил очень долго. Тот яростно ненавидел любые сокращения или прозвища, и только самоубийца посмел бы рисковать и не выучить его имя.       — Мистер Бонфуа?       Тот сидел за своим столом и разбирал какие-то бумаги. Это был действительно ценный сотрудник, которого Бонфуа ни на кого бы не променял.       — Я уезжаю, приглядишь за всем?       — Разумеется, — кивнул тот.       Франциск улыбнулся.       — У твоего племянника все хорошо?       Хенбетестир незаинтересованно кивнул.       — Вполне. Этому парню просто надо завести отношения, пока гормоны в мозг не ударили окончательно.       Да уж, мужчина определенно любил Джеймса.       — Ну, ладно.       Бонфуа уехал полностью спокойный, потому как знал, что Хенбетестир все сделает в самом лучшем виде.

***

      Тодор все никак не мог уснуть. Его устроили на диване в гостиной, и за это он должен был быть невероятно благодарен Доминику Хедервари, потому как его жена явно была против того, чтобы в ее доме ночевал кто-то посторонний. Она посоветовала мужу отвезти гостя в ближайший мотель, но Доминик настоял на своем. София в итоге смирилась. Велков виновато улыбнулся ей, когда молодая и без преувеличения красивая женщина расстелила ему на диване и предложила выпить чаю перед сном. Он, разумеется, вежливо отказался, решив, что рисковать не стоит, равно как и злоупотреблять чужим гостеприимством, которое пришлось чуть ли не боем выбивать.       Всей этой ситуации не было бы, если бы он не сглупил. А ведь ему очень понравилась Гага, он честно не хотел ее обидеть и попросту не сдержался, и вот во что это вылилось. Безумно стыдно как перед девушкой, так и перед Штефаном, который теперь отдувается за него. Да и перед четой Хедервари тоже весьма неудобно.       Лиззи, дочка Доминика, так невероятно похожая на него, успела устроить ему целый допрос перед тем, как лечь уже спать. Ее интересовала Европа и жизнь Тодора в Австрии. Она, очевидно, хотела в будущем посетить эту страну, сразу после Венгрии, разумеется. Этот момент девочка особенно твердо подчеркнула. Велков нехило поразился этому ребенку, но стоит отметить — бойкая и развитая всесторонне девочка ему очень понравилась. Роланд же был просто малышом, ему едва исполнилось три года, так что он полностью соответствовал представлению Тодора о детях — шумный, крикливый и слишком подвижный.       София была строга с детьми, и это чувствовалось. Она уложила их спать, а сразу после откланялась сама, пожелав доброй ночи. И вот, глубокая ночь, все спят и видят сны, и лишь Велков бездумно смотрел в потолок и думал о том, что произошло. Наверное, он поступил, как последний трус, оставив Штефана одного с проблемами. Так нельзя было поступать, ведь Калиш ни в чем не виноват. Он — лучший друг Тодора, человек, который разделил с ним совершенно все, что сам имел. И если он пострадает, виноват будет только сам Велков.       — Вот черт…       Выдохнув, парень поднялся с места. Он спал в нижнем белье, одеяло было мягким, а диван удобным, но Тодор понял, что приятного сна не будет. Убрав одеяло в сторону, он поднялся на ноги и натянул на себя штаны. Наверное, это не очень красиво — идти ночью на чужую кухню, — но Доминик сам говорил, чтобы он чувствовал себя, как дома. Так что Велков направился именно на кухню. В холодильнике обнаружилось молоко, и Тодор уставился на него, думая над тем, что София точно его убьет, если он покусится на нечто, предназначенное для ее детей.       — Не спится?       Прозвучавший за спиной голос заставил Тодора вздрогнуть всем телом. Мгновение спустя свет включился, на пороге обнаружилась облаченная в прелестный шелковый халатик София. Ее черные локоны были распущены и спадали на плечи прелестной гривой. Действительно очень красивая женщина, так и не скажешь, что она мать двоих детей, уж очень стройной и тоненькой она была.       — Да, пожалуй… — выдохнул Велков. — Простите, пожалуйста.       София хмыкнула.       — Отсутствие сна — не повод извиняться, — заметила она, проходя в сторону холодильника. — Так что не стоит. А если вы голодны, Тодор, могу предложить угоститься отбивной. Разогреть?       Она отчеканила это с таким холодом, что Тодору стало не по себе.       — О, нет-нет, спасибо. Я просто… Пить хотел…       София заставила его отстраниться, а потом выудила из глубин большого холодильника бутылку пива.       — Подойдет?       Велков не на шутку удивился. Почему-то ему казалось, что в доме, в котором живет София Хедервари, точно не будет места выпивке.       — Более чем!       Женщина вручила ему бутылку, а после закрыла холодильник и отошла в сторону.       — Разогреть отбивную?       То ли наличие пива сыграло свою роль, то ли что-то еще, но Тодор даже как-то повеселел.       — Если вас не затруднит.       — Если бы затруднило, я бы спокойно отправилась спать, — заметила София все тем же тоном. — Можете считать меня высокомерной тварью, хотя бы потому, что я никогда не отрицала своего высокомерия, но раз уж вы мой гость, я не поленюсь вас накормить.       Тодор сглотнул и поспешил присесть за обеденный стол.       — Я и не думал так.       — Держите.       София вернулась и протянула ему открывалку, а после опять подошла к холодильнику, дабы достать жаркое. Велков с благодарностью открыл бутылку и сделал глоток, а после принялся наблюдать за ловкими движениями хозяйки дома. Она поставила порцию в микроволновку, делая вид, будто вообще одна на кухне. Тодора это более чем устраивало. Он невольно вспомнил отца Софии, Родериха, этого холенного и не в меру высокомерного мужчину. Он всегда был одет с иголочки и ходил с высоко поднятой головой, чем сильно бесил если не всех кругом, то многих точно. Но со временем Тодор начал им восхищаться. Было отчего восхищаться. Эдельштайн руководил приличным бизнесом, в котором помимо денег крутилось много людей. Он не чурался брать на работу в свою мастерскую мигрантов из самых разных стран, давал шанс всем, кто показывал, на что способен. Кто бы мог подумать, что такой горделивый человек выдаст свою единственную дочь замуж за такого обычного человека, как Доминик Хедервари, родившегося в Будапеште и приехавшего в Вену в поисках лучшей жизни. Но это произошло. Велков не знал, был ли Родерих хорошим дедушкой для Лиззи и Роланда, но он точно был хорошим отцом для Софии. Каким бы строгим и чопорным он не был, Тодор то и дело видел невероятное тепло в его причудливого цвета сиреневатых глазах, когда мужчина смотрел на дочь.       София была безумно похожа на него, наверное поэтому Велков так напрягался в ее присутствии. Хотя, по сути, она немногим старше него. Возможно два года, всего-то.       — Итак, — заговорила София, накрыв на стол и поставив еду перед гостем. — Как так вышло, что вы ночуете не дома?       Тодор принялся уплетать вкусную отбивную.       — Да как-то само. Я слишком плохо ориентируюсь в городе, даже в схемах метро путаюсь, представляете… В общем, было дело у меня в Вест Лупе, задержался и заблудился. Вот Доминик и предложил пока у вас остаться, чтобы не мотаться на ночь глядя.       София явно либо не поверила, либо поверила не до конца.       — Понятно.       Она присела напротив, налив себе травяной чай. Велков неприлично быстро опустошил тарелку, а после уставился на нее.       — А это ничего, что вы из-за меня не спите?       Та отвела взгляд.       — Я бы не смогла уснуть, пока в доме кто-то посторонний.       — О, понятно.       Прошло от силы минут десять. Поздний ужин или слишком ранний завтрак уже затянулся, хотя у Тодора до сих пор сна не было ни в одном глазу. Как, к слову, и у Софии. Наверное, это была неплохая возможность наладить отношения, как-то пообщаться, но Тодор понятия не имел, о чем говорить с этой женщиной. О скрипках и классической музыке? О ее детях? Об их общем с Домиником бизнесе? Не самые понятные для Тодора темы, что уж и говорить…       Звонок в дверь стал полной неожиданностью для них обоих. София напряглась, и это слишком откровенно чувствовалось, а после посмотрела на часы.       — Половина второго. Кого это принесло в такой час? — протянула она, поднимаясь на ноги.       У Тодора тут же появилась догадка о том, кто бы это мог быть. Наверное, лучше разбудить Доминика. Или вообще не открывать дверь. Хотя, если это Милошевичи, их закрытая дверь не остановит.       София уже направилась уверенным шагом в сторону парадной двери, а Велков сперва сглотнул, стараясь взять себя в руки, а после тоже вскочил с места. Хватит уже, нельзя быть таким трусом. Просто нельзя и все, а то из-за него и дальше будут страдать те, кто вообще ни в чем не виноват. С этими мыслями Тодор помчался следом за хозяйкой дома.       София слишком уж смело открыла дверь, и в тот же миг на нее накинулись. Не успел Велков толком и испугаться, как до него дошло, что нет, это не Милошевичи.       — Софи! Я так рада тебя видеть!       Появившаяся на пороге девица кричала во весь голос, так что вряд ли кто-то усомнился бы в том, что она и правда соскучилась. Тодор посмотрел на нее, постепенно догадываясь, кто это может быть.       Девушка лет двадцати на вид, худая и высокая, чуть выше Софии, была одета весьма экстравагантно. Черные кожаные брюки облегали стройные ноги, словно леггинсы, высокие черные сапоги на очень высокой подошве явно были позаимствованы у солдата. Синий топ закрывал небольшую по размеру грудь, но выгодно обнажал живот, в пупке поблескивал пирсинг. Накинутая поверх куртка была сплошь в каких значках и нашивках, а с нацепленных на уровне плеч погон свисали серебристые цепочки. Длинные черные волосы девушки были выкрашены в фиолетовый на концах и идеально выпрямлены. Они доставили до поясницы.       Увидев лицо девушки, Тодор тут же убедился, что внешне она похожа на Софию, хотя огромное количество пирсинга и весьма смелый макияж сбивали с толку. У незнакомки были проколоты брови, нос, нижняя губа и уши, которые и вовсе были сплошь в металле.       — Тереза? — потрясенно выдохнула София. — Что ты здесь делаешь?       Девушка засмеялась в голос.       — Вижу, ты тоже мне рада! Давай уже, приглашай в дом, я так замерзла! Думала, в этой вашей Америке потеплее.       Девушка прошла в дом, предварительно перетащив за порог две большие сумки. Она осмотрелась, сияя не особо адекватным взглядом карих глаз, и тут же обнаружила Тодора, который так и замер в сторонке, понятия не имея о том, как надо реагировать.       — Это Доминик так изменился или ты с ним развелась?       Сбитая с толку София перевела взгляд с нее на гостя и обратно.       — Эм… Нет.       — Любовник? — требовательно спросила девушка. — Он не красивее Доминика, так что фу.       Брови Велкова тут же взметнулись вверх. Черт его вообще знает, как на это надо реагировать. София мотнула головой.       — О боже… Тереза, что ты здесь делаешь?       Девушка хмыкнула.       — Дядя сказал, что я могу сваливать куда хочу и учиться где хочу. Вот я и подумала, что хочу поступить в Университет Иллинойса. Почему бы и нет, если дядя за все платит. А еще тут живет моя любимая кузина!       Она говорила действительно громко, и это напрягало так же сильно, как и ее внешний вид.       — Какой ужас, — выдохнула София. — Меня не предупреждали.       — Еще бы, я приняла решение только вчера. И вот я здесь! Ты мне рада, да? Я знаю, что рада!       Насколько рада хозяйка дома Тодор сразу заметил по кислому выражению ее лица. Стало даже как-то немного жаль Софию.       — Говори тише, детей разбудишь. Ты намерена остаться… хм-м… жить у нас дома?       — Да вот еще, — хмыкнула девушка. — Я найду, где мне жить, но первое время вы меня все же приютите, гостиницы в Чикаго какие-то очень дорогие. Я смотрела посуточную оплату — это же грабеж!       Велков кивнул.       — Не могу не согласиться.       — Слава богу, — кивнула София. — Это наш гость, Тодор. Он теперь работает на Доминика и, насколько я поняла, раньше работал на отца. Тодор, это Тереза Эдельштайн, моя кузина.       Парень тут же заулыбался ей.       — Приятно познакомиться.       На самом деле дела были не особо хороши. Если уж в гости нагрянула кузина Софии, придется уступить ей место на диване. А в идеале сваливать из гостеприимного дома Хедервари.       — Взаимно, — хихикнула Тереза. — Надеюсь, ты гей. Я люблю геев.       — Какого черта так шумно?       На лестнице показался сонный Доминик. Едва он увидел Терезу, как сонливость тут же прошла.       — А вот и мой зять!       Эта странная девушка тут же помчалась к Хедервари и бросилась ему на шею. Выражение лица Доминика в тот момент было просто непередаваемо и не шло ни в какое сравнение даже с ликом Софии. Да уж, любят они эту Терезу.       — Ты какого черта приперлась? — поразительно спокойно спросил Доминик, чуть приобняв ее тонкую талию.       — Чтобы бесить тебя, разумеется!       — Пиздец…       — Точно!       Отлипнув от Хедервари, Тереза помчалась смотреть дом, благо спальня и детская были на втором этаже и дети спали там. Доминик и София переглянусь, а Тодор посмотрел на хозяина с легкой улыбкой.       — Это была паршивая идея. Я пойду поищу недорогой мотель, а то Терезе негде будет спать.       Но София громко прыснула.       — С нее станется лечь спать с тобой. Дорогой, ты уж придумай, как вам устроиться с Тодором в гостиной, Терезу я забираю в спальню.       Женщина поспешила за кузиной, а Доминик совсем не весело усмехнулся и подошел к Велкову.       — Пошли. Чувствую, весело скоро будет.       Велков лишь пожал плечами. Похоже и правда, совсем скоро будет очень весело.       Ему в самом деле не позволили уйти ночью из дома. Найдя в подсобке матрас, Хедервари устроился на полу, как раз рядом с диваном, а София утащила Терезу за собой. У Эдельштайн энергия так и плескалась, казалось, она готова срочно устроить вечеринку, не иначе.       — Это и есть та самая племянница Родериха Эдельштайна?       Доминик кивнул.       — Она самая. Совершенно шизанутая девица. Я так надеялся, что избавлюсь от нее, свалив в Штаты, но не тут-то было.       Велков не удержался от улыбки. Эта Тереза ему уже нравилась.

***

      Штефан очнулся, не имея и малейшего понятия о том, где он находится. Очень медленно, но до него дошло, что он в комнате Драгана Милошевича, самым наглым образом спит в его кровати. Калиш встрепенулся. Он был все таким же голым, и лежал на потертых простынях, пропахших табаком и чем-то еще. Чем-то настолько приятным, что не хотелось вставать.       Выкинув из головы эти странные мысли, он поднялся на ноги. Мышцы так и ныли, а тягучая, но приятная боль в постыдном месте ярко свидетельствовала о том, что ему ничего не приснилось.       Он занимался сексом с Драганом Милошевичем. Нет, не так — Драган Милошевич поимел его в самых разных позах, причем поимел жестко, заставляя стонать от наслаждения. Какого вообще черта это произошло? Как так вышло, что хотевший его избить Драган в итоге трахнул его? Штефан совершенно ничего не понимал.       Подняв с пола одежду, парень поспешил одеться и хоть немного привести себя в порядок. Он даже не понимал толком, который час. Будет плохо, если окажется, что он проспал в чужой спальне до самого утра. До воспаленного сознания дошла мысль о том, что он вообще-то приходил в этот дом с важной целью. И этой целью был не секс с парнем, который угрожал ему расправой.       Натянув на себя одежду, Штефан огляделся. В спальне все так же царил бардак, но теперь уже и ножи с кастетами были разбросаны по полу. Еще одно свидетельство того, что на столе его трахал Милошевич. Да черт возьми, вся эта комната об этом свидетельствовала.       Парень прижался ухом к двери. Было слышно, что телевизор включен. Сглотнув, Калиш открыл дверь. В коридоре было темно. Кажется, еще ночь, и Гордана снова спит перед телевизором. Или не спит, это уже невозможно понятно. Она застала брата в очень недвусмысленной позе с посторонним человеком, может ли она после этого спокойно спать.       Штефан решил, что надо быстро и незаметно покинуть чужой дом. Если он правильно понимает, Милошевичи должны совсем скоро либо вернуться домой, либо после пьянки в баре сразу наведаться к нему. И еще не понятно, что из этого хуже. И при всем этом мозг услужливо подкидывал ему картинки из всего того, что произошло недавно. Слишком уж это было не к месту.       Он почти достиг гостиной, как вдруг перед ним в полутьме появился человек. По очертаниям Штефан сразу понял, что это девушка, а уже потом до него дошло, что она повыше, чем Гордана, и волосы не такие длинные и густые.       — Драго?       Для девушки встреча так же оказалась большой неожиданностью. Калиш слишком удивился, чтобы порадоваться своей удачливости.       — Гага.       Это и правда была она. Услышав его голос, девушка встрепенулась и отскочила в сторону. Буквально через пару секунд свет в гостиной включился. Еще один миг, и Штефан увидел Гордану, которая как и прежде мирно спала на диване под пледом.       — Что ты здесь делаешь?!       Гага повысила голос, и сложно было ее не понять. Что она вообще могла подумать, застав его ночью в своем доме?       — Я просто хотел поговорить…       — А ну убирайся! — Гага зашарила взглядом вокруг, словно прикидывая, чем можно защититься в случае нападения. Да уж, она явно не ожидала его увидеть, только чокнутый сунулся бы в дом Милошевичей после их угроз. Похоже, Штефан и правда относится к этой категории. — Я сейчас позвоню братьям! Они тебя убьют!       — Не надо, пожалуйста… Гага, выслушай меня.       Прежде, чем говорить, надо было успокоить девушку, а Калиш к своему огромному стыду не умел этого делать.       — Я не собираюсь тебя слушать! — заявила Гага, все так же держа дистанцию. — Я доверилась вам. Я, черт возьми, помогала вам убирать дерьмо в вашем вонючем доме! Но теперь я знаю, что вы оба мрази — что ты, что Тодор! Зачем ты здесь, а? Решил доделать то, чего не смог он? Имей в виду, у меня есть шокер!       Штефан прекрасно понимал, что девушка просто очень напугана, и именно это заставило его самого растеряться.       — Ну, что ты такое говоришь. Гага, просто выслушай… Да, я проник в ваш дом, но не с этими целями.       — Вам, мужчинам, только это и нужно, — огрызнулась девушка. — Пошел вон, иначе братья придут и по твою душу!       На сей раз психанул Калиш. Он имел на это право, потому как находился на нервах слишком долго и не по своей вине.       — Да не собираюсь я никого насиловать! Я вообще гей! Понятно тебе?       Гага замерла на месте с таким видом, будто ее облили водой.       — Что? — выдохнула она.       Штефан запоздало понял, что он сказал. Что ж, сделанного не воротишь, он признался ей. Иначе бы она не заткнулась вовсе. Теперь остается лишь надеяться на то, что Гага не поморщится от омерзения и не скажет об этом братьям. Потому что тогда Милошевичи его точно убьют или превратят его жизнь в ад.       — Как же мне все это надоело…       Гордана скинула с себя плед и посмотрела на Гагу. Та растеряно посмотрела на сестру, так что стало ясно, что она вовсе забыла о том, что та здесь. Сказать что-либо Гага так и не смогла, так что Гордана продолжила:       — Просто сядьте где-нибудь и спокойно поговорите. Хватит орать. Это самая шумная и беспокойная ночь в моей жизни, несмотря на что, что мальчиков даже нет дома.       Гордана поднялась на ноги, укуталась в плед и покинула гостиную, выключив телевизор. Гага сглотнула.       — Прости, Дана.       — Я спать, — кинула та напоследок.       Калиш даже не нашел в себе сил на нее посмотреть. Интересно, а что будет, если она всем расскажет о том, что видела в спальне старшего брата. Тогда Штефану точно конец. Хотя… Как же все сложно и запутано.       Девочка ушла, но Штефан и Гага еще в течение очень долгой минуты не могли заговорить друг с другом.       — Прости, — выдохнул парень.       Девушка посмотрела на него рассеянным взглядом.       — За что?       Калиш пожал плечами.       — За то, что вломился в дом. Мне важно было поговорить с тобой, а заявиться открыто я не мог.       Гага задумчиво кивнула. Она не сразу отозвалась, явно взвешивая в голове все «за» и «против».       — Ты правда гей?       Штефан отвел взгляд.       — Правда.       И вновь девушка отозвалась не сразу. Она выдохнула, сложила руки на груди и оперлась спиной о стену.       — Думаю, ребята вернутся еще не скоро, — сказала она, наконец. — Если хочешь, я сварю кофе. Но шокер у меня на самом деле есть, имей это в виду на всякий случай.       Калиш даже смог улыбнуться.       — Спасибо. Клянусь, ни одного лишнего движения или слова. Я уже доверил тебе самую важную тайну в своей жизни.       Гага была готова его выслушать, и это уже замечательно. Это уже дорогого стоит. Теперь надо все ей объяснить и постараться вернуть ее дружбу. Штефан уже прекрасно понимал, что совершенно не хочет терять такого замечательного друга.       Гага кивнула и направилась в сторону. Должно быть, на кухню, Калиш не знал этого наверняка. Он пошел за ней, стараясь держать дистанцию, чтобы не нервировать. Эта девушка уже пережила очень плохое отношение, пережила серьезный стресс. Нельзя допустить, чтобы подобное повторилось. И, разумеется, надо с ней поговорить. Штефан не солгал — он доверил ей самую важную тайну в своей жизни, и это о многом говорило. Еще бы Гага это поняла.

***

      Это была просторная квартира с высокими потолками и стеклянной стеной, через которую можно было смотреть на ночные городские пейзажи. Такие квартиры, да еще и в центре Чикаго, стоили больших денег. Судя по общей обстановке, в квартире не обитали на постоянной основе. Из этого можно было сделать вывод, что хозяин использовал ее для вполне определенных целей.       Ник вытянул длинные ноги и сжал в руках бутылку пива, которую ему вручил хозяин квартиры. Именно хозяин, в этом парень не сомневался. У него нашлось пиво, и это хорошо, потому как пить что-то покрепче не стоило, хотя бы потому, что Ник на препаратах. Он обещал брату, что не будет творить ненужных глупостей.       — У тебя красивые глаза.       Арчи показался ему странным. Нику всегда нравились парни постарше, но это был уже взрослый мужчина. Комплекции он был хилой, невысокий, с узкими плечами, худой, хоть и вполне статный. Ник отчего-то иначе представлял себе богачей.       — Какая отравительная ванильная фраза. И многие на это ведутся?       Он отбил из бутылки. Пиво было хорошее, явно дорогое. На самом деле парень не особо разбирался в пиве как таковом, но оценить нечто подобное он вполне мог. Арчи усмехнулся и откинулся спиной на мягкую обивку дивана.       — Да, ведутся многие, — спокойно отозвался он. — Но я совершенно честен. Меня сразу привлекли твои глаза.       — Ванильная муть…       — Расскажи о себе, Ник. Сколько тебе лет?       Разговоры о личностях парень не любил совершенно. Они подразумевали, что люди будут находить какие-то общие темы, говорить о них, в итоге сблизятся и начнут тесное общение. Он этого совершенно не хотел, просто категорически.       — Я несовершеннолетний, если ты об этом. Но возраста согласия достиг. Так что если не будешь бегать за мной, как тот черный придурок, то никто ни о чем не узнает и проблем не будет.       Арчи был серьезен.       — Так сколько?       — Шестнадцать.       Ник ответил нехотя. Не любил он в принципе говорить о возрасте. Как вообще объяснять, что он вот такой грубый и неотесанный мудак уже в шестнадцать? Как объяснять, что у него есть карт-бланш на посещение гей-клуба для взрослых в таком юном возрасте именно потому, что он однажды переспал с хозяином этого клуба? Не любил Ник вообще касаться этих тем, но лгать о возрасте он не любил еще сильнее. Именно поэтому обычно он отмалчивался. Прежде всегда выходило. А сейчас черт дернул сказать правду, хотя этого делать явно не стоило.       — Ты настолько юн… — протянул Арчи. — Спасибо за честность, парень, я очень это ценю.       — А ты сбит с толку.       Ник уже допил пиво. Странно, но этот бессмысленный диалог до сих пор не начал его раздражать. Вообще странно, что он согласился приехать сюда из клуба. Обычно все заканчивалось сексом в красной комнате, но тут мужчина настоял на таком уединении. Они приехали на машине Арчи, весьма дорогой, хоть и не броской, и устроились на мягких диванах. Почти идиллия, ничего не скажешь.       — Да, сбит, — кивнул Арчи. — Ты младше моего сына, ему семнадцать. Это слишком… необычно.       — Ты видел, что я не твой ровесник.       — Но не думал, что ты еще ребенок.       Ник поставил бутылку на стол и оперся локтями о свои колени, оказавшись чуть ближе к мужчине.       — Я не ребенок.       Арчи хмыкнул.       — Чувствуешь себя взрослым?       — Я и есть взрослый.       По крайней мере, Ник всегда ощущал себя взрослым. У него в принципе не было детства как такового, и это отложило определенный отпечаток на его личности.       — Что ж, не буду с этим спорить, — кивнул Арчи. — Ты не такой, как твои сверстники.       — Мои сверстники потому и не могут попасть в «Голубую фею». Долго мы еще будем болтать на лишенные смысла темы? Это уже раздражает. Я сюда пришел трахаться, а не языками чесать.       Арчи как-то задумчиво окинул его взглядом. Ник уже было решил, что мужчина передумал и решил не связываться с несовершеннолетним, но тот уверенно выдал:       — Знаешь, что мне еще понравилось помимо твоих глаз и весьма привлекательной внешности?       Ник откинулся на спинку дивана. Ему было интересно услышать ответ, хотя бы потому, что парень в принципе не сильно понимал, почему на него столь многие западают.       — И что же?       Арчи поднялся на ноги и подчеркнуто медленно расстегнул пуговицы на своей рубашке.       — Твой характер. Он просто ужасен.       Теперь настала очередь Ника смотреть на мужчину. Он избавил себя от рубашки. Что ж, и правда очень худой, но для отца семнадцатилетнего подростка выглядел Арчи очень даже хорошо.       — В самом деле?       Да уж, разговор зашел в странное русло.       — Да. Ты высокомерный и заносчивый мудак. Тебе явно плевать на чувства других.       — Мне плевать на чувства подстилок, только и всего, — отозвался Ник, чувствуя приятное волнение.       Ему нравился Арчи, определенно, иначе бы он не то, что не поехал бы к нему — он бы даже не посмотрел в его сторону. Что-то в этом мужчине его зацепило.       — О чем я и говорил, — подытожил Арчи, теперь уже стягивая с себя брюки. Он быстро с этим разобрался и в итоге остался перед Ником совершенно обнаженным. — Заносчивый и высокомерный тип. Ты считаешь тех, с кем спишь, всего лишь жалкими подстилками.       Он подошел ближе, а Ник удобнее расставил ноги, всячески стараясь показать, что его не волнует чужая нагота.       — И тебе это нравится, извращенец?       Арчи кивнул.       — Определенно.       Вот они и уяснили самое главное. Ник кивнул сам себе, а после поднялся на ноги. Довольно с него глупого трепа, пока переходить к делу. Мужчина был ниже ростом, и это даже как-то по-своему умиляло. Интересно, а сколько ему самому лет? Наверное, уже под сорок. Можно ли это расценивать как педофилию? Скорее да, чем нет. Но Нику всегда было плевать на подобные условности.       Он потянулся к Арчи и поцеловал его в губы, весьма требовательно и властно, но при этом не давя слишком уж сильно. Тот отозвался и обхватил руками его шею. Что ж, его заводят малолетние хамы и грубияны. У каждого свои фетиши.       Ник скользнул руками по его телу, сперва по тонкой спине ниже, к пояснице, а потом к ягодицам, сжимая их руками. Арчи разорвал поцелуй, хватая воздух, а потом сам подался вперед. В нем чувствовался опыт, что вполне естественно, и Нику это нравилось. Ему вообще всегда нравилось доминировать над теми, кто старше и опытнее. Сложно сказать, откуда это вообще взялось. Возможно, что со странной привязанности к старшему брату. Ив любил его всем сердцем, как самого младшего члена семьи, и Ник прекрасно это понимал, но в период полового созревания, когда ему порой запрещали выходить из дома в виду его агрессивного поведения из-за болезни, Ник все чаще ловил себя на мысли, что смотрит на Ива не так, как стоило бы смотреть на брата. Тогда парень посчитал это одним из проявлений своей болезни, и лишь потом, уже достигнув четырнадцати лет, он осознал, что это уже его ориентация и гормоны. Во всяком случае, в этом его убеждал самый первый парень, с которым Ник переспал. Его сексуальная энергия была просто неуемной, и это несмотря то, что он большую часть жизни был под воздействием препаратов. Едва начав активную половую жизнь, он заметил, что странное влечение к родному брату прошло. Это было большим облегчением.       — Смазка и презики есть?       Разумеется, у Ника были свои. Выходить из дома с целью потрахаться с первым встречным и не взять при этом с собой смазки и презервативов — это как минимум глупо. Нечто подобное однажды говорил Иван. Он был первым, кому Ник решился рассказать о своей ориентации. Старший брат среагировал поразительно спокойно, а потом начал просвещать брата по целому ряду вопросов. Он всегда говорил о том, что любой секс должен быть защищенным, приучил Ника покупать пусть и самые дешевые, но все же весьма необходимые гандоны и смазку. И спасибо его половому воспитанию, Ник теперь знал все, что нужно, чтобы не подцепить ничего от беспорядочных связей.       — В шкафчике у кровати, — выдохнул Арчи.       Отлично, значит, не придется тратить свои. Именно с такими мыслями Ник и потащил Арчи в сторону той самой кровати. Она была ограждена от прочего интерьера всего лишь ширмой, и Ник честно не понимал, почему в квартире нет нормальных стен. Но это не имело значения.       Они повалились на кровать. Ник тут же устроился меж разведенных ног Арчи и уткнулся в его шею, целуя грубо, но не причиняя боли. Он никогда не был в пассивной роли и не собирался даже от любопытства пробовать подобное. Однажды один из его любовников проявил настойчивость, за что и поплатился сломанным носом. Это, к слову, было не так уж и давно.       Арчи стоило некоторых усилий избавить его от рубашки, но по итогу они оба остались голыми. Уже возбужденный член Ника то и дело касался чужой промежности.       Стоило вернуться домой до того, как Ив придет с работы. Нику совершенно не хотелось снова его подводить.       — На долгосрочные отношения можно и не надеяться? — вдруг спросил Арчи, обхватив его талию ногами.       Ник даже сперва не понял, о чем речь, а потом рыкнул и сжал до боли чужое бедро.       — Ты задрал болтать.       Он разорвал чужую хватку, а после уверенно забрался вверх, едва не заехав Арчи коленом сперва в живот, а потом в солнечное сплетение.       — Просто ответь.       Мужчина никак не показал, что он хоть немного против, когда Ник оперся коленями о подушку. Теперь его возбужденное естество упиралось ему прямо в лицо, и Арчи прекрасно понимал, чего от него хочет парень. И был полностью «за».       — У меня есть парень, — огрызнулся Ник, потеревшись членом о чужой подбородок.       Ему всегда нравилось доминировать, даже слишком сильно, если подумать, а оральный секс всегда дарил ни с чем не сравнимые ощущения и чувство полной власти.       — А у меня есть жена, — отозвался Арчи. — И сейчас это не мешает тебе тыкаться членом мне в лицо.       Он обхватил ладонью член у основания, а Ник удовлетворенно выдохнул. Болтать во время секса — такая глупость.       — Это временно, — ответил парень. — Как только мой парень выйдет из тюрьмы, это прекратится.       Арчи коснулся подушечкой большого пальца уретры, растирая по головке капельку естественной смазки. Ему определенно хотелось приступить, но он продолжил:       — Тогда как насчет того, чтобы приходить ко мне, пока твой парень не выйдет из тюрьмы? Просто чтобы не искать случайных связей.       Ник вцепился в его светлые волосы.       — Тебе-то это зачем?       Арчи хмыкнул.       — Ради секса с молодым и красивым парнем, разумеется. У меня тоже есть потребности, как и у тебя, и реализовывать их с ровесниками я не хочу. Понимаешь?       Да, Ник все понимал. Его парень перед тем, как сесть за решетку, сам лично сказал, что в его отсутствие Ник может творить что угодно, трахать кого угодно, но только не заводить серьезных отношений. Это было самое главное его условие. Именно поэтому Ник удовлетворял свои потребности каждый раз с кем-то новым и старался ни к кому не привязываться.       — Я подумаю, — сказал он. — А теперь будь так любезен использовать свой рот для чего-то иного, меня достала твоя болтовня.       Напирать не пришлось, Арчи облизнулся и приподнял голову, а после всосал в рот головку члена. Это была не самая удобная поза для минета, но Ника не беспокоило чужое удобство. Да, не искать каждый раз нового партнера, а иметь кого-то на примете, это крайне хорошо, особенно если не привязываться к человеку. Тем более, что Арчи женат, у него есть семья, для него это тоже способ удовлетвориться. Так почему бы и нет, в самом деле…       Но об этом Ник подумает позже. Парень сжал чужие волосы сильнее, заставляя Арчи заглатывать глубже. Ночь еще в самом разгаре.

***

      Штефан обхватил ладонями кружку. Запах свежезаваренного кофе приятно действовал, успокаивая нервы. Парень слишком долго не мог просто расслабиться, и это чувствовалось.       — Тодор просто идиот, тут и не поспоришь. Ты ему нравишься, сразу понравилась, но он профан по части отношений. Уж поверь, я знаю, про что говорю.       Гага кивнула и сделала глоток. Они сидели на маленькой кухоньке. Калиш видел раковину, забитую до отвала грязной посудой, и какие-то детали на тумбе, должно быть, части автомобильного двигателя. Вообще не понятно, что они делают на кухне.       — Ладно, верю, — выдала она, наконец. — Я в этом тоже полный профан. Единственный парень, который мне безумно нравился, поступил со мной очень плохо, и в итоге отец так его изуродовал… Такая чертовщина, если подумать.       Штефан кивнул. Да уж, всякое бывает в жизни.       — В общем, Тодор на самом деле не желал тебе зла. Ты очень ему нравишься. И я это говорю не потому, что твои братья нам угрожали, вовсе нет. Я хочу быть предельно честным с тобой…       — Я понимаю, — перебила его Гага. — Скажу тебе честно, я вообще вчера буквально сбежала к тете. Она живет в Вест Лупе, давно уговаривала меня перебраться к ней вместе с Горданой. Тетя никогда не любила отца и всегда считала, что он погубил ее сестру. В общем, я думала, что так и останусь у нее, но не смогла. Просто поняла, что так нельзя. Я психанула, хотя можно было объяснить Тодору, что к чему. Так я еще и братьев на него натравила со злости, прекрасно понимая, что они его просто порвут. Я поставила под удар тебя… — они, наконец, посмотрели друг другу в глаза. Гага вытянула ладонь и взяла его за руку. — Прости за это. Ты ведь вообще не при чем. Я была так зла и обижена, что вообще не подумала об этом.       — Да все нормально.       Штефан улыбнулся ей и сжал ее ладонь в ответ. Кажется, дружба спасена, и все вышло намного легче, чем он думал.       — И не переживай, я поговорю с братьями, они от вас отстанут.       Калиш кивнул.       — Спасибо.       — Они уже успели как-то навредить тебе?       Парень мотнул головой.       — Да не особо, только окно разбили. Я как раз видел большой кусок стекла в подвале, подойдет на замену, так что беспокоиться не о чем. Для меня куда важнее, чтобы мы остались друзьями.       На сей раз Гага тоже улыбнулась.       — Так значит, ты гей?       Штефан отвел взгляд.       — Мы теперь будем обсуждать это?       — Конечно, будем, мы же друзья.       В тот миг Калиш почувствовал себя так хорошо. Почти как в день, когда он смог увидеть свой собственный дом. Оказывается, так приятно просто говорить с человеком, которому не страшно довериться, перед которым можно не шифроваться.       — О боже… Ну ладно. Да, я гей. Вряд ли подобное стоит афишировать в таком районе, как Саут Сайд.       — Это точно, — кивнула Гага. — Но ты не переживай, я никому не проболтаюсь. Как и Гордана, она хранит чужие тайны лучше, чем Форт Нокс хранит вывезенное незаконно из Европы золото.       Штефан невольно усмехнулся.       — Неплохое сравнение. Но на самом деле я рад, что ты знаешь и так спокойно к этому относишься. Иногда очень хочется… Ну, знаешь, не скрываться, говорить об этом без страха быть непонятым.       — Я все понимаю. Со мной ты можешь говорить об этом. Вообще о чем угодно, если уж на то пошло.       Калиш отпил кофе. У него словно огромный камень с души упал. Вот она, Гага, такая добрая и светлая девушка, к которой он сразу воспылал искренней симпатией, улыбается ему, держит его за руку и высказывает ему поддержку. Парень был рад, что смог не лишиться этой дружбы, хотя и был близок к этому.       — Спасибо.       — Итак, — Гага отпустила его руку и снова припала к кофе, а потом улыбнулась шире: — У тебя есть парень?       Штефан мотнул головой.       — Да если бы. Я оголодавшийся одиночка, который с голодухи трахаеся с женатым мужчиной. Увы, не образец для подражания.       Девушка нахмурилась.       — Все настолько плохо?       — Не то, чтобы плохо. Думаю, я просто не нашел то, что искал.       — Но то, что этот мужик изменят с тобой своей жене — это совсем не круто, Штеф.       Калиш кивнул. Да уж, об этом стоило подумать чуть раньше, определенно. Нет, он не любил никогда Софию, но давно смирился с тем, что Доминик предпочел ее. У них, черт возьми, двое детей, да и сам Штефан давно уже перестал именно любить Доминика, теперь он стал ему другом. И секс в их отношениях явно был лишним.       — Ты права.       — Ты не будешь расценивать это как попытку читать тебе нотации? — тут же спросила Гага, явно опасаясь такого исхода.       Но Штефан мотнул головой.       — Нет, конечно. Иногда я очень нуждаюсь в мудром совете. Тодор всегда относился к моим выкрутасам, как к должному. Наверное, я привык к этому и просто плыву по течению.       Девушка снова отпила кофе.       — Он все о тебе знает?       — Да, вообще все. Он замечательный друг, Гага. На самом деле замечательный. Он сразу принял меня таким, какой я есть. Черт, он успокаивал меня, когда парень, в которого я был безумно влюблен, женился на девушке и забил на меня. Я бы без него не справился, — Калиш хмыкнул. — И нет, я вовсе не рекламирую его сейчас.       Гага засмеялась.       — Я и не думала об этом. Но то, что ты говоришь, характеризует Тодора как действительно хорошего человека. Мне жаль, что я так погорячилась. Правда, очень жаль.       — А мне жаль, что так вышло, — теперь уже Штефан протянул вперед руку. — Мы друзья?       Гага кивнула.       — Конечно.       Она снова сжала его ладонь. Что ж, теперь Калиш на самом деле выдохнул спокойно. Все хорошо, теперь уже точно.       — Который час? Наверное, мне стоит исчезнуть до того, как вернуться твои братья.       — Думаю, что да, — согласилась Гага. Она достала из кармана телефон и посмотрела на экран. — Три часа ночи. Бедная Дана, мне так стыдно, что я ее разбудила.       — Это скорее я виноват. Приходите к нам в гости, я в качестве извинения куплю ей торт.       — Хорошо, — улыбнулась Гага. — Я так ей и передам.       Штефану на самом деле стоило вернуться домой. Он так спешил и был настолько рассеян, что пришел без верхней одежды и даже телефона. Наверняка Тино будет волноваться. Надо скорее сообщить ему и Вилле о том, что проблема решена, а потом позвонить Тодору, пусть возвращается и сам лично идет просить прощения у Гаги. Их едва начавшиеся отношения еще можно спасти.       — Спасибо тебе, — сказал Штефан. — Думаю, мне нужно было вот так просто поговорить.       — И тебе спасибо.       Гага даже напоследок обняла его и пообещала помочь с новосельем, о котором сам парень и думать забыл. Но теперь все хорошо. Они устроят это самое новоселье, обязательно пригласят Доминика с женой, соседа Гюнтера, всех тех, с кем успел познакомиться Тодор, и возможно даже братьев Милошевич. Может, это и не сильно безопасно, но это вполне могло бы как-то сгладить углы в их непростых отношениях.       Хотя черт его знает как Штефану теперь вообще смотреть в глаза Драгану, не думая при этом о том, что между ними произошло давеча в его спальне.       Что ж, все станет ясно потом. Возможно, завтра. Сейчас же Калишу хотелось просто отдохнуть, спокойно поспать, не думая ни о чем на свете. А еще было бы неплохо принять душ, потому как меж ягодиц до сих пор было влажно. Кажется, из него до сих пор вытекало. Придется постирать белье и штаны. Не так страшно, как сам факт того, что он занимался незащищенным сексом, кажется, вообще впервые в своей жизни, и ему это даже слишком понравилось. Не стоит повторять подобный опыт.

***

      Все было как в тумане. Антонио давно перестал понимать, что да как. Ему было хорошо, и он не хотел искать причины этой эйфории. Просто хорошо и все. Даже травка никогда не давала такого результата.       Он посмотрел на соседнюю кровать. Должно быть, Карьедо выпал из реальности и все упустил. Он видел тонкую фигуру Эрны, видел, как выпирают ее ребра, видел ее впалый живот. Из одежды на девушке были лишь причудливый топ военной раскраски и черные трусики. Никогда прежде Антонио не разглядывал девушек. Да и сама Эрна была ему сейчас хоть сколь-нибудь интересна лишь потому, что она родная сестра Тима де Варда.       Взгляд плавно перешел на привязанного руками к изголовью кровати Эдуарда. Он был полностью обнажен. Его бледное тело снова и снова подрагивало под ударами плети, которую Эрна определенно принесла с собой. На спине отчетливо проступали следы от ударов, и это было как-то красиво.       Карьедо захотелось получше посмотреть на все, а потому он поднялся на ноги и подошел к кровати фон Бока. Он не испытывал неловкости, равно как и Эрна. Что же до Эдуарда, то вряд ли он вообще что-то понимал. Парень с трудом повернул голову набок и зажмурился, его очки лежали на тумбе. Антонио посмотрел на его затылок, на взмокшую от пота шею, скользнул взглядом ниже, к спине. Красные отметины в самом деле были красивыми. Карьедо захотелось коснуться их руками. Он посмотрел еще ниже. На ягодицах парня уже проступали синяки. Казалось, что Эрна очернила эту бледную кожу своими жесткими прикосновениями. Странно, но такая аллегория нравилась Антонио.       Девушка двигалась нарочно медленно. Прикрепленный к ее талии на ремешки дилдо входил в растянутый анус Эдуарда, мягко давя на стенки мышц. Парень дышал с надрывом. Должно быть, он впервые в жизни оказался в таком положении, в него впервые что-то вставили. Карьедо испытывал трепетное волнение, смотря на то, как Эрна ускорятся, а потом снова сбавляет темп и бьет парня хлыстом по спине.       Антонио восторженно сглотнул и прикоснулся к чужой спине. Эдуард что-то замычал, словно протестуя, но получил очередной удар по спине и тут же заткнулся.       — Тихо.       Эрна усмехнулась, смотря на Карьедо. Она убрала хлыст в сторону и коснулась ладони Антонио. Тот даже не сразу понял, что к чему. Вот ногти девушки вонзились в его кожу, а сразу после Эрна заставила его скользнуть ниже, к ягодицам. Карьедо сглотнул. Он всегда считал Эдуарда если не красивым, то симпатичным точно, но никогда не думал о нем в настолько откровенно интимном ключе.       Он сам сжал ягодицу, а после скользнул к анусу. Видно Эрна пожалела Эдуарда и использовала достаточно много смазки, довольно мило с ее стороны. Девушка не останавливалась, а Карьедо терял голову от самого факта о том, что сейчас вообще происходит. Девушка трахала его соседа по комнате, а он стоял рядом и едва ли не дрочил на это. Будь парень хоть немного более адекватен, он бы никогда не допустил подобного.       Эрна удивила его еще сильнее, когда вцепилась рукой в ворот футболки и заставила немного склониться.       — Иди сюда, испанское дерьмо.       Привычное прозвище нисколько не смутило и даже не сбило с толку. Парень склонился и сам коснулся ее губ. Эрна оказалась невероятно горяча. Она целовалась требовательно, с нажимом, чуть прикусывая нижнюю губу Карьедо, ведя в поцелуе и давая понять, что она тут главная. Антонио впервые в жизни целовался с девушкой взасос. Это было странно, ровно до тех пор, пока он не вспомнил о том, как Эрна целовалась в такой же точно манере с родным братом. С чертовым Тимом де Вардом, которого Карьедо и сам смог поцеловать, находясь в наркотическом угаре.       Все как смешалось и перестало казаться безумием. Или же Карьедо просто перестал об этом думать именно как о безумии. Он покорился, думая о Тиме, воображая, будто это он целует его, а не его младшая сестра, и так стало намного лучше.       Эрне не составило особого труда расстегнуть его брюки. Ее тонкие руки с длинными пальцами тут же стянули штаны чуть ниже, а сразу после и белье, обнажая стоящий член Карьедо. Он действительно был возбужден. Возбужден настолько сильно, что позволял нечто подобное девушке, чертовой Эрне де Вард, которую ненавидел.       Она уверенно провела ладонью по члену, не прекращая его целовать. Притихший было Эдуард попытался поднять голову, чтобы понять, что же происходит, но вот Эрна оторвалась от Антонио и снова со всей силы вогнала в бедного парня дилдо. Интересно, зачем это вообще? Одно дело издеваться над Карьедо, но причем тут Эдуард?       — Не разочаровывай сильнее, испанское дерьмо.       Слова прозвучали поразительно спокойно и максимально четко. Антонио упорно не понимал, что Эрне нужно, но он до сих пор был в эйфории, а потому был готов, казалось, вообще на все, на любое безумие. Хотя, если посудить объективно, безумие уже вовсю и происходило.       Де Вард вытащила дилдо из задницы Эдуарда, а сразу после решительно расстегнула ремешок и избавилась от игрушки. Карьедо сглотнул, смотря на растянутый анус, чуть блестящий от смазки. Он до сих пор ничего не понимал, разум был слишком затуманен, но желание было более чем стойким.       Не стоило этого делать. Не стоило так поступать, определенно, но Антонио уже не думал об этом.       — Эрна… Что…       Эдуард беспомощно запыхтел, а Карьедо тут же забрался на кровать, устраиваясь как раз рядом с ним. Эрна поджала губы и кивнула, после чего вцепилась в плечо испанца, снова впиваясь длинными ногтями. Парень совершенно не к месту засмеялся и коснулся пальцами своего члена, направляя себя. Головка уперлась в анус, а фон Бок тут же запаниковал, должно быть, поняв, что да как.       — Расслабься ты, не порву же, — выдал Антонио.       Он толкнулся еще раз, и теперь головка медленно протолкнулась внутрь, борясь с сопротивлением мышц.       — Нет, не надо!       Поразительно, но у Антонио так и не появилось ни жалости к соседу по комнате, ни даже хоть одной разумной мысли о том, что он совершает нечто очень плохое.       Эрна тут же потянулась к Эдуарду, касаясь руками его спины и шеи.       — Тихо.       Она повернула его голову к себе и тут же коснулась губами лба, а потом носа. Оказывается, Эрна умела быть нежной, пусть в своей странной, несколько извращенной манере. Она накрыла губы парня, целуя его и шепотом приговаривая о том, чтобы он не сопротивлялся, а просто расслабился, что все хорошо.       Тем временем Антонио ввел член полностью. Нельзя сказать, что у него давно не было секса, но отчего-то ощущения были слишком острыми и невероятными. Он двинулся раз, другой, откровенно наслаждаясь беспомощными стонами Эдуарда и тем, как его ласкает Эрна. Девичья рука с кучей колец оказалась ниже. Карьедо даже обратил внимание на то, что с Эдуардом Эрна и правда обходится значительно мягче, чем с ним. По крайней мере, ее ногти не впивались в кожу парня и не оставляли красные следы.       Карьедо ускорился, обхватив Эдуарда за бедра. Теперь он буквально драл соседа по комнате, вовсе не думая о моральном аспекте того, что происходит. Эрна скользнула по ягодице фон Бока, а потом чуть ниже, проходясь по талии. Парень едва не заскулил, когда она принялась трогать его член, проводя по всей длине.       — Эрна… — беспомощно выдыхал тот. — Эрна…       Девушка не прекращала его ласкать, а Антонио не прекращал его трахать. Мир вновь начал погружаться во тьму, все смешалось в отвратительную кашицу из пошлых образов и звуков. Карьедо окончательно потерял счет времени в тот миг, когда Эдуард сжался всем телом, обильно кончая на покрывало под собой. Антонио прикусил губу и ускорился, дабы достигнуть уже пика и тоже кончить. Он вытащил член в самый последний момент. Сперма попала на дрожащую и покрытую красными отметинами спину Эдуарда.       Эрна зарылась рукой в светлые волосы фон Бока и прижалась к нему, и не знай Карьедо ее извращенную натуру, он бы точно решил, что все это выглядит довольно мило. Дыхание срывалось, перед глазами мутнело все сильнее. Антонио так и не успел привести мысли в порядок, потому что де Вард грубо отпихнула его в сторону.       — Свали, мразь.       Испанец поднялся на ноги, которые словно стали ватными и практически не держали его, и немного рассеяно посмотрел на то, как девушка сперва развязала руки Эдуарда, а потом прижала его к себе. Тот уткнулся лбом ей в грудь, словно маленький ребенок, и это было таким странным. Особенно при учете того, что фон Бок старше Эрны на добрые пять лет.       Они обнялись, а Карьедо поплелся в сторону своей кровати. Он чувствовал приятную ломоту во всем теле и хотел лишь одного — просто поспать. Как бы хорошо ему ни было, в мысли уже начинало прокрадываться что-то неприятное, что-то слишком разумное и совестливое, так Антонио решил, что вернее будет просто отключиться. Хорошее средство ему посоветовала Эрна, действенное. Стоит попробовать как-нибудь еще разок так расслабиться.

***

      Мэгги вернулась домой в очень смешанных чувствах. То, что она увидела в комнате обслуживающего персонала, стало для нее большим потрясением, но потом, уже сидя в вагоне поезда в метро, она поняла, насколько же глупо поступила. Одно дело, что она так и не узнала ничего о Фели, хотя именно за этим она и поехала в «Голубую фею». Куда хуже было то, что она, по сути, сбежала от того самого парня, который помог ей, несмотря на то, что его-то смена уже закончилась. Он мог спокойно уехать, забив на нее, но вместо этого решил заняться спасением ее кофты. А она в итоге просто сбежала, при том в его рубашке.       Эта самая рубашка была на ней. Слишком велика, но так чертовски уютна и приятна на ощупь. Девушка покосилась на себя, а после осмотрелась. В такое время суток поезда пустовали, что совсем не странно, так что никто ее не видел. Мэгги разгладила полы рубашки, а после расстегнула нижние пуговицы и подвязала ее. Теперь уже не бросалось в глаза, что рубашка ей велика.       Стоило вернуть чужое и извиниться. Этот парень, Джеймс Уильямс, ее однофамилец, хоть и пугал внешне, но на деле оказался очень милым человеком. Девушка сглотнула и уткнулась лбом в стекло, смотря в кромешную темноту. Она понимала, что раз этот парень работает в гей-клубе, то он, скорее всего, и сам гей. Нет, разумеется, у нее вовсе не было каких-либо видов, просто Джеймс привлек ее чем-то.       — Какая же я дура…       Уильямс поспешила спрятать лицо в руки. Ей было безумно стыдно за то, что произошло. Ну, в самом деле, она ведь толком не поблагодарила человека, но успела украсть у него рубашку. Надо же было так сглупить. И всему причиной стало то, что она увидела Артура Керкленда в объятиях мужчины. Вряд ли Альфред знает такие подробности о жизни своего отца. Мистер Керкленд еще и одет был совершенно не так, как одевался обычно, и это наталкивало на определенные мысли.       Он изменяет жене с мужчинами. Неужели отец Альфреда — скрытый гей? И имеет ли Мэгги теперь право рассказывать брату и другу о том, что она видела. С одной стороны болтливость в данном случае — не порок. Однако это ведь тайна человека, это личная жизнь человека, которую Мэгги вряд ли имеет право обсуждать или осуждать. А было бы Альфреду хоть немного проще, если бы он узнал, что его отец тоже гей? Ведь парень так переживал по этому поводу. Переживал о том, что разочарует отца, если расскажет ему правду о себе.       Мэгги выдохнула и обхватила себя руками. Ладони вновь нащупали ткань рубашки, стало даже как-то спокойнее. Нет, она не будет болтать о чужих тайнах, не будет распускать сплетни и чесать языком за спиной у мистера Керкленда. Не так ее воспитывали.       А вот вернуться в «Голубую фею» придется. Надо извиниться перед Джеймсом, вернуть ему его же рубашку и сказать спасибо. Иначе Мэгги просто загрызет совесть.       Идти от станции до дома было слишком далеко, а потому девушка вызвала такси. Никогда еще прежде она не пропадала где-то так надолго. Еще днем Уильямс позвонила матери и сказала ей о том, что задержится у подруги, просто чтобы Анна не волновалась. Мэгги казалось, что это такое простое и плевое дело — явиться в клуб и навести справки о девушке по имени Фели. Оказывается, все это куда сложнее. Девушка вообще не имела понятия о том, как это бывает и с какими сложностями приходится сталкиваться в таких миссиях.       Водителем такси оказалась милого вида чернокожая женщина, так что Уильямс позволила себе полностью расслабиться в машине. Что ж, не вышло сегодня, она все провалила как самый никудышный дилетант, но получится в следующий раз. Девушка уже настроилась во что бы то ни стало помочь любимому брату.       Расплатившись, Мэгги выбралась из машины. Она окинула взглядом совершенно пустынную улицу, освещенными фонарями, и, кивнув самой себе, направилась к парадному входу. Их дом был таким же, как и все остальные в округе — небольшой, весь белоснежный и очень уютный. Уильямс очень любила этот дом и все боялась того дня, когда ей придется съехать. Наверняка же придется, ведь она уже взрослая. Эй, по сути, пора заводить свою семью, как на то и намекала мать.       Открыв дверь ключом, девушка пересекла порог. Было темно и тихо, что совсем не странно. Наверняка же все уже давно спят. Мэгги сняла обувь и прошла в сторону лестницы, но в тот же миг свет в прихожей включился, заставив девушку вздрогнуть.       — Мэгги?       Уильямс перевела дух. Обернувшись, она увидела Анну. Странно, что она не заметила ее в тот же миг, когда оказалась в доме.       — Привет, мама. А ты не спишь?       Впервые в жизни она приходила домой настолько поздно. Обычно это была прерогатива Мэттью, но точно не ее.       — Как видишь, — кивнула Анна, окидывая дочь изучающим взглядом. — Мне не спалось.       — О… — Мэгги улыбнулась. — Значит, Мэтти тоже нет дома? А я вот немного задержалась у подруги и приехала сразу на такси.       Девушка объективно понимала, что ничего плохо мама ей не сделает. Она, в конце концов, взрослая девушка со своей головой на плечах, Анна сама всегда это подчеркивала.       — Понятно, — кивнула женщина. — Я рада, что ты в итоге добралась в целости и сохранности.       — Я тоже, — кивнула Мэгги. — А я ужасно устала и хочу спать, а завтра еще много дел. Пойду лягу, и ты тоже ложись.       Она обернулась и собиралась было побежать вверх по лестнице в свою комнату, но Анна ее остановила.       — Маргарита.       Уильямс замерла на месте. Анна очень редко называла ее полным именем, именем своей матери, в честь которой и была названа Мэгги. Обычно это свидетельствовало о том, что им предстоит очень серьезный разговор. Ну или о том, что Анна не в духе, но это бывало настолько редко, что девушка просто растерялась.       — Да, мама?       Она обернулась и наткнулась на немного насмешливый взгляд Анны.       — Ты в мужской рубашке.       Уильямс сглотнула и уставилась на эту самую рубашку так, словно увидела ее впервые в жизни.       — Эм-м… Ну, да… Кажется…       — Не кажется, а так и есть.       Мэгги напряглась, думая о том, что же ей отвечать на это.       — Это… рубашка Мэтта, — выдала она. — Я даже не знаю, зачем вообще ее сегодня надела.       Анна улыбнулась шире.       — Ты уходила в своей розовой кофточке. А эта рубашка Мэтту будет велика, да и не носит он рубашки.       В ее невероятно спокойном тоне все отчетливее слышалась насмешка. Мэгги покраснела чуть ли не до кончиков волос.       — Эм-м…       Она в принципе не умела лгать, а Анна была слишком проницательна, чтобы сразу заметить любые попытки солгать ей.       — Скажи честно, милая, — все так же спокойно сказала она. — У тебя появился мальчик?       — Нет! — слишком резко выпалила Мэгги. — Просто… О, я вспомнила! Я пролила на себя суп, когда была в гостях у подруги. Она застирала мою кофту и дала мне свою рубашку… То есть рубашку своего брата. Она просто теплая, а на улице прохладно.       Девушка мысленно отругала сама себя. Вот чего ей стоило просто сказать правду, но язык отчего не поворачивался просто рассказать эту глупую историю о ее попытке отыскать Фели. Вряд ли Анна оценит то, что ее любимая дочка на ночь глядя ездила в гей-клуб. И вряд ли ей понравится то, что потенциальная возлюбленная ее сына была встречена им именно в гей-клубе.       — Понятно, — кивнула Анна. — Странный выбор, конечно. Уже поздно, ложись спать.       Она не поверила, и Мэгги прекрасно это знала.       — Ну, мам…       Женщина улыбнулась ей.       — Скажи хоть его имя. Мне же интересно.       Все же мама у нее была просто замечательной, и Мэгги это понимала. Она желает ей счастья. Немного подумав, девушка решила, что может и немного осчастливить ее.       — Джеймс… — выдохнула она. — Его зовут Джеймс. Ты довольна?       Улыбка Анны стала еще лучезарнее.       — Более чем.       Кивнув, Мэгги направилась в свою спальню. Пусть мама думает, что она наладила личную жизнь, ведь ее это так радует.

***

      Иван Брагинский поморщился. Смена уже подошла к концу, так что он готов с чистой совестью отправиться домой, чтобы выспаться и отдохнуть. Будет время до самого вечера, ну а потом смена в «Голубой фее». Порой так хотелось бросить хотя бы одну работу, чтобы в неделе появилось два выходных дня, но Ив не мог себе этого позволить: дома лежали отложенные деньги, которые ему дал Альфред в день их странного знакомства. Надо срочно договариваться о приеме у господина Цвингли и отвести Ника в Вест Сайд.       Ив переоделся. Было так приятно избавиться уже от узких шортиков и облачится в свою привычную бесформенную одежду, в просторные штаны и свитер. Настроение портило лишь то, что нужно было зайти в кабинет хозяина, потому как его труд оплачивался после каждой смены, и платил ему лично Фанциск Бонфуа. Видеться с ним после очередной попытки уговорить его «хорошо провести время» совершенно не хотелось, что и говорить.       Он постучался в дверь.       — Мистер Бонфуа… кхем, Франциск, я могу войти?       Тут же послышался женский смех. Брагинский решил было, что пришел не вовремя, как хозяин отозвался:       — Ив, милый, проходи!       Переступив порог, Брагинский увидел Франциска, сидевшего за своим рабочим столом. На его коленях умостилась миловидная барышня с очень пышным бюстом.        «Силикон», — подумал про себя Ив. Он каким-то непонятным самому себе образом всегда безошибочно определял такие вещи.       — Я пришел за оплатой, смена закончилась.       Бонфуа перевел взгляд со своей новой барышни на работника.       — Да, разумеется. Иди сюда, мой сладкий.       Тем временем неизвестная дама поднялась на ноги и окинула Брагинского откровенно оценивающим взглядом.       — Какой милый пухляша, — заметила он, затеребив локон из собранных на затылке в красивую прическу волос. — Это о нем ты мне все ужи прожужжал, дорогой?       Бонфуа довольно хмыкнул, достав из кармана бумажник.       — О нем. Что скажешь?       Иван еле сдержался от того, чтобы не высказаться по этому поводу. Он хоть и был стриптизером, но все же ненавидел, когда о нем говорили как о какой-то вещи. А именно это сейчас и происходило. Он уже догадался, кто эта женщина.       — Очень даже хорош, — довольно кивнула она. — Я знала, что у тебя хороший вкус.       — Иначе и быть не могло.       Они синхронно захихикали, а Ив поджал губы. Нельзя никак выдавать своего недовольства, еще не хватало из-за гордыни лишиться работы. Франциск был его главным работодателем.       — Я не сомневалась.       Женщина присела на стол, выставив на обозрение свои красивые ноги, и изящным жестом потянулась к лежавшим рядом сигаретам. К слову, весьма дорогим сигаретам.       — Ив, сладенький, это моя кузина, Франсуаза, — представил ее Бонфуа. — Я тебе о ней рассказывал. Она как раз хотела узнать, когда ты решил наведаться к Цвингли, чтобы составить компанию тебе и твоему… кхем, маленькому братику.       На этих словах Франциск усмехнулся, так что Брагинский тут же напрягся, заподозрив что-то неладное. Конечно, мужчина знал Ника и видел его пару раз, но порой Иву казалось, что Франциск знает что-то, чего не знает он сам, и эти подозрения ему не нравились.       — Приятно познакомиться, — кивнул Брагинский. — Я Ив.       — Лапочка, — хихикнула Франсуаза. — Итак, когда мы идем к этому потрясающему Башу Цвингли? — спросила она. Женщина обернулась к кузену. — Вот увидишь, мы с ним станем отличной парой. Этот мужчина просто поразителен. Такой умный, развитый, состоятельный и красивый. Я не могу его упустить.       Франциск благосклонно кивнул ей.       — Разумеется, душа моя, — он уже достал из кошелька несколько купюр, но не спешил пока протягивать их Брагинскому. — Итак, когда же?       Ив выдохнул.       — Завтра в полдень.       Франсуаза выдохнула дым.       — Запишусь завтра в салон красоты. Я должна блистать. Как думаешь, может, мне стоит прикупить платье?       Вопрос был адресован, ясное дело, Франциску. Тот расплылся в улыбке и поднялся с места, чтобы коснуться ладонью щеки женщины.       — Моя королева, ты его сразишь наповал. Просто включи все свое обаяние, он не устоит.       Ив едва не возвел глаза к потолку. Ему хотелось просто быстрее получить уже свои деньги и уйти прочь, потому как ноги просто ныли, прося отдых. Он пробегал весь вечер и всю ночь.       — Ты так считаешь? Ох, не льсти мне, проказник.       Франсуаза довольно засмеялась, так и расцветая от комплиментов, а Бонфуа тем временем обратил свое внимание на работника.       — Держи.       Он протянул ему деньги. Брагинский тут же потянулся, чтобы получить оплату, но Франциск накрыл его ладонь второй рукой.       — Что-то не так?       Мужчина лукаво улыбался.       — Ты все же подумай над моим предложением, сладкий. Обещаю тебе, не разочаруешься.       Женщина закивала.       — Еще никто не оставался недовольным.       Брагинский вновь сдержался от того, чтобы не послать работодателя открытым текстом.       — Разумеется. Всего хорошего.       — И поедем завтра на моей машине, — сообщила Франсуаза. — Вернее я подъеду к клинике, и войдем так, будто приехали вместе, чтобы меня точно пропустили с вами.       — Конечно.       Ив кивнул и поспешил покинуть кабинет. Франсуаза снова затянулась и выдохнула едкий дым.       — Просто припугни его увольнением, зачем так мучиться, — протянула она. — Еще не хватало платить ему за секс.       Но Бонфуа упрямо замотал головой.       — Много вы понимаете. Тогда не будет вкуса победы, а значит, не будет и удовольствия от самого процесса.       Женщина хмыкнула.       — Ну, как знаешь.       Они быстро сменили тему.

***

      Иван покинул здание через черный ход. На улице было темно, уличные фонари освещали округу, но их свет отчего-то казался невероятно тусклым и невзрачным. Зато свежий воздух приятно радовал. Уж очень в зале кафе было душно. Работу в этом женском кафе Брагинский не любил даже сильнее, чем работу стриптизером, и это уже о многом говорило, если подумать.       — Я ничего не напутал, приехал куда надо и когда надо! — веселым тоном сообщил Альфред. — Ну, разве я не молодец?       Джонс как раз подошел к нему. Рядышком виднелся его «Форд». Ив до последнего не верил в то, что парень все же приедет в шесть часов утра, чтобы забрать его с работы.       — Лучше бы ты высыпался дома, — отозвался он, разрываемый противоречиями. — Как ты собираешься ехать на учебу?       Брагинскому было стыдно от того, что парень пожертвовал несколькими часами здорового сна ради него, но с другой стороны это так грело душу. Парень сам поставил его перед фактом, что приедет, и потребовал адрес места работы.       — Я выспался, — заулыбался Альфред. — А еще я очень соскучился. Мы же не виделись почти целые сутки!       Ив только выдохнул.       — Ну ты и чудо…       Они потянулись друг к другу практически синхронно, дабы обняться и поцеловаться. Стало так хорошо и спокойно. Даже усталость и раздражение от поведения Бонфуа ушли куда-то на второй план и перестали иметь хоть какое-то значение. С Джонсом было поразительно уютно и комфортно, его объятия были искренними и теплыми, а поцелуи страстными. Подумать только — этот парень предложил ему встречаться, он сам этого захотел. Ив до сих пор был убежден в том, что не сможет дать ему того, что этот парнишка заслуживает, но ему хотелось верить в обратное.       — Ты сильно устал? — спросил Альфред, едва они оторвались друг от друга. — Тут неподалеку есть какая-то круглосуточная закусочная, если хочешь перекусить.       — Нет, — Ив мотнул головой. — Я сейчас просто мечтаю о том, чтобы поспать и забыть огромную кучу пьяных женщин, от которых у меня уже просто рябит в глазах.       Альфред засмеялся.       — Значит, домой. Садись в машину.       Брагинский кивнул. Он вдруг подумал о том, что на самом деле слишком еще мало знает о Джонсе. Не знает, к примеру, ничего о семье или увлечениях, о его друзьях и вообще круге общения. Но он хотел бы все это узнать, и желательно не через милые сообщения в ночи, а из теплых разговоров наедине.       — Тебя это точно не напрягает? — спросил он у парня, когда они оказались в салоне автомобиля.       Альфред завел машину.       — Да с чего бы? Я подвожу домой своего бойфренда, мне это только в радость. А послезавтра я еду в гости к своему бойфренду и его семье, которая мне очень нравится, — парень хихикнул. — У него такие милые племянники, ты себе даже не представляешь. И младшая сестра очень хорошая, я ей определенно нравлюсь. Хотя в нашу первую встречу мне показалось, что она хочет меня убить.       Ив улыбнулся. До чего же уютно было с Джонсом. Он просто сама непосредственность: такой искренний, общительный, веселый и лучезарный, такой настоящий и добрый, не испорченный жестоким миром. Просто замечательный человек.       — А ты в курсе, что твой бойфред может заиметь проблемы с законом, потому что ты еще несовершеннолетний?       Это, в принципе, тоже имело немалое значение, потому как сам Брагинский являлся официальным опекуном Ника и Наташи, у него вполне могли быть проблемы, случись что.       — Тоже мне, — хмыкнул Джонс. — Великая беда — подержать отношения в тайне некоторое время. Мое восемнадцатилетие не за горами. Да и вообще, кого это волнует? Главное, что мне нравится мой бойфренд.       Он обернулся к Брагинскому. Они как раз выехали на трассу.       — Ты ему тоже очень нравишься.       Альфред просиял.       — Ну вот, это самое главное.       Это все было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Брагинский всегда искал подвох, если все складывалось слишком уж хорошо, это стало привычкой. Ведь подвох был всегда, иначе и быть не может. Но в искренность Альфреда очень хотелось верить всей душой и сердцем. Верить в то, что он, самый простой житель Саут Сайда, обремененный горой проблем, в самом деле нужен кому-то вроде вот такого замечательного парнишки, как Джонс.       — Как знаешь.       Его уже потихоньку клонило в сон от однообразного пейзажа за окном. Иван все думал о том, что Альфред приехал в другую часть города ради него, и теперь он везет его в Саут Сайд. А дальше ему придется ехать обратно, дабы успеть на занятия. И всю эту дорогу он должен проделать именно из-за него. Брагинский не знал, стоила ли встреча с ним такой мороки, но думал о том, что надо бы отблагодарить Джонса хоть как-то. Далеко не каждый парень стал бы вот так заморачиваться.       Отчего-то на ум пришла Линь. Наверное, Ив готов был даже жениться на ней, ведь она ему так нравилась, но его оттолкнуло именно то, что девушка требовала больше внимания к себе, требовала уделять ей время. Она то и дело повторяла, что Брагинский должен бросить постыдную работу и зарабатывать хоть и мало, но только для себя, а сестры и брат пусть сами выкручиваются. С какой-то стороны она, возможно, и была права. Ольга вполне могла бы работать, если бы не дети. Сделай она в свое время аборт, это стоило бы семье шестисот долларов – не такая уж и огромная сумма по сравнению с тем, что уходит на обеспечение двух маленьких детей. И не пришлось бы горбаться на трех работах, и Ольга бы работала. Было бы легче. Но случилось то, что случилось. Гнать же работать Ника или Наташу нельзя хотя бы потому, что они еще школьники. Наташа и без того обеспечивала чистоту и порядок в доме, готовила всем завтрак и ужин и покупала необходимые продукты, а Ник подрабатывал в художественной галерее и обеспечивал себе тем самым оплату всех необходимых лекарств. На них грех жаловаться. Но был еще Александр, который просто спился. Благо он не крал из дома деньги на выпивку, но и пользы от него не было никакой.       Линь считала, что Иван должен бросить эту семью. Просто взять и уйти, и пусть они сами разбираются. Тогда бы у Ольги отобрали детей в виду того, что она не в состоянии их обеспечивать, Наташу и Ника забрали бы в приют. Этого Иван допустить не мог. Нет, это его семья, его самые родные люди. Он был готов глотку рвать ради них и вгрызаться зубами в любую работу, лишь бы были деньги. Он любил сестер и брата, любил племянников. Он любил даже отца и никогда не винил его ни в чем.       Линь этого так и не поняла. Она презирала семью Брагинского, и те отвечали ей взаимностью. Однако Джонсу отчего-то все нравилось. Он миловался с Олегом и Айшей, подружился с Наташей, с которой в принципе сложно было подружиться. Он отзывался об этой семье с таким теплом, что Иван снова и снова искал подвох.       Искал и не мог его найти.       — Твои отец и мачеха знают о том, что ты гей?       Джонс мотнул головой.       — Нет. Я не хочу, чтобы они пока это знали. Ну, хотя бы пока мне еще семнадцать. Отец меня любит, это точно, но ему явно будет сложно принять меня.       — Ты уже думал о том, как скажешь ему об этом?       Альфред ответил не сразу.       — Думал. До сих пор не имею понятия о том, что говорить. Но знаешь, — он обернулся к Ивану. — Ты бы ему понравился.       — Это вряд ли.       Брагинский улыбнулся и снова посмотрел в окно. Он хорошо знал эти закоулки, поскольку часто ходил здесь пешком, добираясь до ближайшей станции метро. Это была самая спокойная часть Вест Сайда, тихое и уютное место с квартирами и различными магазинами, и жили здесь в основном люди среднего достатка. Пределом мечтаний Брагинского было жить в таком месте.       — Ты себя слишком недооцениваешь, — серьезным тоном сказал Альфред. — Кажется, ты даже не понимаешь, насколько ты удивительный. Таких, как ты, вообще больше нет в мире.       Машина ехала медленно. Улицы были еще слишком малолюдны, так что они не опасались неприятностей на дороге.       — Я не понимаю, — выдохнул Иван. — Зачем тебе это? Что ты вообще во мне нашел?       Кажется, он уже спрашивал об этом. Джонс смотрел на него вот так же, как прошлым утром, его голубые глаза сияли такой неподдельной искренностью, что у Брагинского вновь и вновь щемило где-то под сердцем. Так не могло быть, ну не мог ему попасться вот такой человек.       — Нашел именно то, что мне нужно, — ответил Альфред. — Самого лучшего парня в мире. Ты себе даже не представляешь, как я тобой восхищаюсь. Хочу побыстрее познакомить тебя со своими друзьями, а когда придет время, я представлю тебя отцу.       Иван отвел взгляд. Он заметил въезд в один из безлюдных переулков и кивнул сам себе.       — Сверни, пожалуйста.       — Что? — не понял Джонс. — Куда?       — Налево.       Парень явно не понял, зачем это надо, но спорить не стал. Они доехали до самого тупика.       — Хм-м… — Джонс заглушил двигатель. — Зачем мы здесь?       — Иди сюда.       Вцепившись рукой в ворот его коричневой куртки, Иван потянулся к нему и впился в чужие губы требовательным поцелуем. Альфред явно был сбит с толку, но ответил с присущей ему горячностью, тут же зарываясь руками в светлые волосы Ивана.       — Вау… — выдохнул он, когда они разорвали поцелуй, чтобы сделать вздох. — Мы целуемся в машине, остановившись в безлюдном месте. Прямо как в кино.       Отчего-то эти слова заставили Брагинского засмеяться. Все же Джонс — такая милая непосредственность.       — Как насчет секса в машине? Тоже как в кино.       Альфред моментально покраснел. Он замер, перестав моргать, и уставился на Ивана так, будто узрел второе пришествие.       — Ты… Ох, ты это серьезно?       Было очевидно, что он совсем не против. В конце концов, Альфред — молодой парнишка, совсем недавно лишившийся девственности. Вполне естественно, что ему хочется утех и экспериментов.       — Более чем серьезно, — ответил Иван. — Я хочу, чтобы мой бойфред трахнул меня на заднем сидении своей машины.       Казалось, раскраснеться сильнее просто невозможно, но Джонсу это удалось. Он едва не подавился воздухом, и это было так мило. Брагинский улыбнулся и, оторвавшись от парня, открыл дверцу машины и выбрался наружу. Прохладный воздух остудил кожу, и в этом было мало приятного, но Ив думал лишь о том, что сейчас они с Джонсом станут близки. Снова. Это было настолько приятно и крышесносно, что Ив не хотел отказывать себе в таком удовольствии даже несмотря на дикую усталость. Альфред хоть и был неопытен в постельных делах, учился быстро и с большой охотой. Он знал, как сделать Иву приятно.       Джонс плохо поспевал за чужими действиями, но едва Брагинский оказался на заднем сидении, тут же выскочил и сам. Как только он забрался следом за ним, Ив уверенно оседлал его, снова целуя в губы и позволяя себя трогать. Завести Джонса — дело плевое. Он, казалось, всегда рад потрахаться, неважно где и в каких условиях. И как же хорошо, что Брагинского с собой есть смазка и презервативы.       Ив принялся елозить на месте, промежностью ощущая, как быстро у Джонса встает. Он трогал его спину, талию, а после скользнул ниже, обхватывая зад. Брагинский еще в их первую ночь заметил, что парню особенно нравится именно эта его часть. Ну что ж, раз нравится, пусть трогает.       — Вот черт… — выдохнул Джонс ему в губы. — Это так круто. Я так тебя хочу…       Сложно было ему не поверить. Ив сглотнул, невольно подумав о Франциске и его непристойных предложениях. Если встанет вопрос о том, что ему дороже — работа или сохранение верности Альфреду, он выберет второе. Его душа искренне ненавидела все формы блядства как такового, и измену человеку, с которым состоишь в отношениях, Иван честно считал именно блядством.       — Помоги мне снять штаны, — шепнул он. — И побыстрее, а то ты таким макаром опоздаешь на занятия.       — Ничего, они подождут.       Поразительно, но Альфред даже засмеялся. Снять штаны в салоне оказалось не так уж и просто, но в итоге им это удалось. На растяжку ушло, кажется, минут пять, не больше. Терпение подводило их обоих, да и время стоило рассчитывать.       Наконец Иван, превозмогая несильную боль, сам уселся на член Альфреда. Голову пришлось наклонить, но это было меньшей проблемой из всех. Он осторожно приподнялся, ощущая руки Джонса на своих ягодицах, а потом опустился и довольно выдохнул. Ему нравилось то, что этот член в нем, что его Альфред владеет им целиком и полностью.       Уже позже он подумает о том, что секс в машине — это далеко не самый удобный способ получить удовольствие, но, безусловно, очень приятный и крышесносный.       В какой-то момент Альфред буквально вцепился ему в шею и оставил засос, а после принялся сам подкидывать вверх бедра. Так стало еще лучше. Они оба были на пределе и знали о том, что им лучше поторопиться. Быть обнаруженным проснувшимися жителями района тоже не особо хотелось, они оба это понимали.       Джонс трогательно зажмурился, сжимая Ива в своих объятиях. Он со стоном кончил в презерватив, а Брагинский подумал о том, что автомобиль, должно быть, сильно сотрясался, пока они шалили. Эта мысль почему-то была весьма приятной. Ив коснулся своего члена, доводя себя до оргазма, а Джонс снова приник к его губам.       — Я тебя обожаю… — выдохнул он.       Брагинский лишь улыбнулся.       — Тебе понравилось?       Парень закивал.       — В следующий раз хочу секс на капоте автомобиля.       Иван умилился и чмокнул его в висок.       — Пожалей свою машину, она может не выдержать.       — Я с ней договорюсь.       Они оба засмеялись, обнимая друг друга и наслаждаясь моментом. Этот самый момент они оба запомнят надолго, потому как каждый с трепетом помнит время, когда он был по-настоящему счастлив.