the American dream

      В квартире царила тишина. Ник потянулся рукой в сторону, где оставил свои брюки, чтобы достать старенький потертый телефон и, разблокировав, посмотреть на экран. Уже шесть утра, и в представлении парня это уже было довольно позднее время, потому как примерно в это же время Ив уходит с работы. Надо быть дома раньше него, чтобы старший брат не узнал о том, что младший опять его обманул и сделал то, чего не должен был. Ник стыдился. Совсем немного, но все же стыдился того, что так часто обманывал Ива, да при том еще заставлял лгать ему Наташу, но поделать с собой ничего не мог.       Парень оглянулся в сторону. Арчи мирно спал, явно немало утомленный бурной ночью. Ник был задумчив. Странно, но его всегда тянуло на взрослых мужчин. Арчи как раз взрослый, он сам сказал, что у него есть сын чуть старше Ника. Выходит, что в целом этот случайный любовник годится Нику в отцы.       Он по-своему нравился парню. Невысокий, худощавый, но при этом статный, с немного старомодными манерами. Взрослый человек, который выглядел слишком молодо для своих лет. Мужчина, который легко покорился воле шестнадцатилетнего подростка. Практически все мужчины, с которыми спал Ник, постоянно жаловались на его грубость. Да, была у парня такая привычка — относиться к людям как к грязи под ногами. Однако Арчи такое обращение отчего-то нравилось, это совершенно точно. И это казалось таким странным, но при этом Ника даже немного подкупало то, что их вкусы так идеально совпадали.       Ник помнил о предложении Арчи и все больше склонялся к мысли о том, что его стоит принять. Он давно понял, что ему нужна настолько интимная близость, но при этом случайные связи приносили все больше и больше проблем. К примеру тот чернокожий парень, имени которого Ник и правда не помнил. Его гомофобные братья решили, что будет отличной идеей избить до смерти наглеца, посмевшего поиметь их родственника. Закончилось все тем, что их самих избил Ник. Он двое суток не принимал таблеток, а потому вовсе не отвечал за свои поступки, в итоге вся его семья ужасно переволновалась. Это было плохо, нельзя, чтобы подобное еще хоть раз повторилось.       — Блять…       Он осторожно поднялся на ноги и тут же принялся одеваться. Надо спешить, надо как можно быстрее попасть домой.       На ум тут же пришли причудливые воспоминания из прошлого. Сколько случайных связей было за минувшее время. Когда человек, которого он однажды полюбил, оказался за решеткой, Ник сорвался как никогда прежде сильно, а после он выдал все как на духу Иву. Тот был отнюдь не в восторге от открывшейся правды, но принял ее как должное. Однако даже с братом Ник не мог быть полностью откровенным. Для Ива было настоящей дикостью спать с кем-то другим, если состоишь в отношениях. Это было понятно даже по его странной связи с Тимом де Вардом. Они даже не любили друг друга, им было просто комфортно вместе, не более того, но даже при этом Ив хранил верность, хотя Тим вполне мог найти утеху на стороне. Хорошо, что эти отношения прекратились, они было тупиковыми с самого начала. Но суть не в этом. Ив был против измен, он бы никогда не позволил себе подобного. Должно быть, потому он и считал, что для Ника его парень остался в прошлом.       Ник лично договорился с человеком, которого до сих пор любил, что все то, что произойдет с ними во время его заключения за решеткой, не будет считаться изменой. Их обоих это более чем устраивало, и все было нормально. Но Ив этого точно бы не понял.       Старший Брагинский работал стриптизером в гей-клубе, и при этом у него была своя жесткая мораль. Мало кто ценил его личностные качества, но Ник знал, что не будь он его родным братом, он бы точно связал свою жизнь именно с Ивом. И дело вовсе не в морали. Все дело в жертвенности натуры Ива; он готов был всего себя отдать любимому и принадлежать полностью и безраздельно. Линь это прекрасно видела, именно поэтому она так сильно вцепилась в Ива. Но она априори действовала неправильно — нельзя пытаться давить на Ива. Он не пойдет на уступки по требованию, он сам должен решить, что готов жертвовать собой ради кого-то.       Он жертвовал ради родных, жертвовал слишком многим, так что ему нужен был человек, который бы смог понять это, принять и оценить по достоинству. Теперь у него отношения с тем парнем, Альфредом. Ник слишком плохо его знал, чтобы решить, нравится ему это или нет, но этот парень вызывал определенную симпатию. Даже Наташа не просто спокойно к нему отнеслась, но еще и подружилась с ним. Альфред искренне улыбался, с явным удовольствием возился с детьми, совершенно не чурался находиться в их доме, явно напоминавшем дыру по сравнению с тем местом, где жил сам Джонс. Он парень из очень богатой семьи, об этом тоже нельзя забывать. Хотел бы разового развлечения — не стал бы путаться с парнем с Саут Сайда и зависать в его доме, в компании многочисленной родни. А значит, Ив нашел то, что ему нужно.       Странно, что Ник думал о брате в ходе сборов. Одевшись, парень снова посмотрел на Арчи. Тот даже не шелохнулся. Ник поджал губы, думая о том, что ему было слишком уж хорошо с этим мужчиной. Настолько хорошо, что он в самом деле готов был поступиться своими принципами.       — Ладно, старик, твоя взяла.       Застегнув рубашку, парень обошел кровать. Телефон Арчи лежал как раз на прикроватной тумбе. Он был не запаролен, что определенно упрощало задачу. Набрав свой номер, Ник дождался гудка, а после сбросил вызов. Теперь он мог спокойно сохранить чужой номер.       — Я тебе позвоню, если мне захочется.       Сказав это, парень положил телефон обратно и направился в сторону выхода. Как только дверь за ним захлопнулась, Арчи открыл глаза, перестав притворяться спящим. Он выдохнул, а после сам потянулся к телефону.       — Что ж… — выдохнул он, посмотрев на номер последнего вызова. — Я буду ждать.       Арчи сохранил номер. Просто на всякий случай. Он понимал, что ему самому определенно не стоит даже пытаться названивать Нику, тот этого не оценит. Позвонит сам, когда захочет, а Арчи подождет. Он всегда умел ждать.

***

      Компания не совсем трезвых, но прекрасно держащихся на ногах молодых людей устроилась в неприметном местечке со скамейками недалеко от крайнего дома улицы. Здесь всегда собиралась молодежь Саут Сайда, любившая ночной образ жизни.       — Вот черт, уже почти утро, — выдал Дамир, прижимавший к себе Корнелию. — А мне только сейчас хочется спать.       Корнелия Фаркаш лишь мило захихикала.       — Думаю, тебе просто хочется в кроватку, сладкий.       Дамир улыбнулся ей и поспешил поцеловать, скользя ладонью под маечку. Стоит отметить, что одета девушка была более чем вульгарно, впрочем, как и всегда. Большой вырез едва ли не выставлял напоказ небольшую, но красивую грудь Корнелии, на идеально плоском животе виднелась татуировка в виде алой розы, как раз рядом с проколотым пупком, а на изящных ногах всегда были вульгарные колготки в крупную сетку. Весь внешний вид этой красотки так и кричал о том, что она едва ли не шлюха, и это мало кому нравилось, в особенности ее родителям. Но Корнелия после каждого скандала с ними словно намеренно старалась сделать что-то еще, чтобы взбесить их сильнее. Например, совсем недавно она выкрасила пряди своих светлых длинных волос в розовый и фиолетовый цвета, просто потому, что мать потребовала собирать эти самые волосы в хвост хотя бы когда Корнелия ходит в школу. Эту самую школу девушка весьма часто прогуливала, особенно с тех пор, как начались ее отношения с Дамиром. Парень был старше, его многие боялись в Саут Сайде, и Корнелии это нравилось. А еще ей нравилось то, что ее отец был против таких отношений. Она в принципе была рада, что смогла еще и в этом насолить родителям, сама не ведая почему.       — Если с тобой, то в кроватку я хочу в любое время дня и ночи, — сказал ей Дамир.       Сидевший на другой скамье как раз напротив Йован поморщился и отвел взгляд. Ему совершенно не нравилось то, как Дамир и Корнелия демонстрировали свои отношения. Зато нравилось иногда поглядывать на Фаркаш, уж очень она была хороша.       — Я так и думала.       Еще вечером Корнелия пригласила Дамира в гости, потому как ее родителей не было дома. Наличие дома брата девушки вообще никого не смутило. Дэн был парнем со странностями, но его отношения с сестрой всегда были хорошими, так что он вполне мог бы ее прикрывать, если бы Корнелии это было нужно.       Уже потом, когда они пришли в бар, в котором уже находились Йован и Сава, Дамир без тени смущения рассказал о том, как они с Корнелией занялись сексом в родительской кровати, не потрудившись потом прибрать за собой. Дамиру было весело, Корнелия была довольна, а Йован просто не понимал их обоих, равно как и всегда молчаливый Сава, который вовсе делал вид, что не слушает этот странный рассказ. Однако в целом все было весьма ровно и привычно, кроме лишь слишком тихого и задумчивого Драгана, который и слова не проронил в баре.       Йован посмотрел на родственника. Драган в самом деле был задумчив, казалось, он и вовсе не здесь.       — Эй, Драго?       Наверняка думает о Гаге — подумал Йован. Бедняжка снова напоролась на урода, так что тот не жилец, и братья Милошевич точно с ним разберутся, и Димец будет с ними. Осталось только найти виновника, Тодора Велкова, который весьма шустро унес ноги в неизвестном направлении.       Парень поднял взгляд. Драган был весьма хмур, и это напрягало.       — Чего?       — Об этом Велкове думаешь?       На сей раз старший Милошевич хмыкнул.       — Думаю блять о том, как зубы ему нахуй выбью.       Йован хмыкнул. На самом деле он не приветствовал подобную жестокость. Ему казалось, что куда вернее было бы подать заявление в полицию, например, но жители Саут Сайда никогда не доверяли легавым. Их сложно не понять.       — А может, прямо сейчас и пойдем зубы выбивать? — весело сказал Дамир. — Технически уже утро.       Корнелия прижалась к нему поближе.       — А может мы сперва покувыркаемся у тебя дома, а уже потом ты пойдешь зубы выбивать, — кокетливо проговорила она столь томным голосом, что даже Йовану стало не по себе.       Дамир встрепенулся и посмотрел на Драгана, а тот криво усмехнулся.       — Пока еще дохуя рано, так что иди и трахайся. Успеем пидора вздрючить, никуда не денется.       Он поднялся на ноги и потянулся всем телом, а Дамир довольно закивал, явно обрадованный таким решением.       — Отлично. Идем, детка.       Корнелия восторженно воскликнула, а едва Дамир поднялся на ноги, каким-то невероятным образом умудрилась запрыгнуть ему на спину. Тот лишь засмеялся, подхватив ее ноги, и сдвинулся с места.       — Вперед, лошадка!       — Называй меня жеребцом, детка, — хмыкнул Дамир. — Потом увидимся, братва.       Йован махнул ему рукой, Сава молча кивнул, а Драган лишь отвернулся, доставая из кармана пачку с сигаретами.       — Заебала эта пигалица, — как бы между прочим заметил он, закурив сигарету. — Пойду к Брагинским завалюсь, а вы пиздуйте куда хотите.       Он в самом деле сдвинулся с места и пошел в сторону соседней улицы, а Сава лишь сказал ему в след:       — Потом увидимся.       Драган в ответ лишь махнул рукой, выпуская из легких едкий дым. Он быстро пропал в предрассветной тьме, а Йован посмотрел на Саву:       — Что будем делать? Может домой, отоспимся немного?       Но тот махнул головой:       — И слушать, как Дамир шпилит Корнелию? Нет уж, я слишком много на них смотрел этой ночью.       Йован невольно хихикнул и бросил на землю опустевшую бутылку из-под пива.       — Тогда давай посидим еще немного.       На сей раз Сава кивнул.       Ночь не была тихой. В одном из ближайших домов слышалась музыка, должно быть, очередная тусовка, чуть дальше на крыльце собралась целая компания чернокожих ребят, которые раскуривали крэк. Все было более чем обыденно.       Во дворе дома семьи де Вард послышался шум, на который Сава не обратил никакого внимания. Однако Йован тут же посмотрел в сторону, пытаясь понять, что к чему.       — С тех пор, как Тим съехал, у них все меньше клиентов.       Младший из Милошевичей кивнул. Все знали о том, что семья де Вардов помышляет торговлей наркотиками. По одному лишь богом понятной причине их до сих пор не накрыла полиция.       — Йессе ничего не смыслит в торговле.       — А Крис просто бесхребетный.       Наконец, дверь дома открылась, и за порог ступила девушка. Она закрыла за собой дверь и привалилась к ней спиной, глубоко выдыхая и смотря перед собой. Ее лицо было сложно разглядеть в полутьме, но догадаться, кто это, не составляло никакого труда. Девушка обернулась к парням, и Йован поднял в воздух бутылку с пивом, тем самым приглашая ее присоединиться к ним. Кивнув самой себе, девушка сдвинулась с места и пошла прочь с крыльца. Она перелезла через ограду, не утруждая себя тем, чтобы идти к калитке, а сразу после решительно приблизилась к нужному месту.       — Привет, ребята.       Йован улыбнулся ей.       — Привет, Трисс. У нас есть пиво.       Девушка улыбнулась.       — Круто. Это как раз то, что нужно.       Она присела на свободную скамейку и приняла из рук парня непочатую бутылку, благо братья прикупили их в достатке.       — Отец опять глюки ловит? — поинтересовался Сава, умудряясь выглядеть совершенно незаинтересованным.       Беатрисс де Вард они знали с самого детства. Та не была похожа на них, но как-то умудрялась всегда находить с ними общий язык, оставаясь невероятно милой и учтивой. Среди членов своей семьи Трисс всегда выделялась, и это ее угнетало.       — Да если бы, — отмахнулась она. — Эрна опять не пришла домой ночевать, и Криса немного переклинило. А отец… Ну, вы его знаете, — Трисс поправила короткие светлые волосы, очень пышные на вид. — Ему всегда на все плевать. Он считает, что все имеют право на свободу, забывая при этом о том, что Эрне всего шестнадцать лет. И если она не ночует дома, то она не обязательно якшается где-то с мальчиками, могут быть очень плохие варианты.       Йован усмехнулся.       — Да перестань. Эрна себя в обиду не даст, это совершенно точно.       Сава, который Эрну искренне не любил и даже в каком-то смысле побаивался, согласно закивал. Да уж, младшая из де Вардов та еще штучка. Но Трисс все равно всегда о ней беспокоилась.       — Я понимаю. Надеюсь, завтра она вернется живой и невредимой.       Трисс решительно отпила пива и немного поморщилась.       — Все будет хорошо.       Йован давно заметил, что он сам немного меняется, оказавшись рядом с Трисс. Та не походила на жителей Саут Сайда, казалось, будто она вообще выросла где-то в центре города в очень прилежной семье, с детства обученная этикету и правилам хорошего поведения. Йовану хотелось ровняться на нее, и он не понимал, почему. С Трисс вообще все было иначе. Он помнил, как едва ли не каждый местный снова и снова твердил отвратительную историю о том, что произошло между Трисс и Антонио Карьедо, еще одним счастливчиком, который смог выбиться из Саут Сайда, поступив в колледж. Несмотря на то, что Карьедо был тем еще хулиганом и драчуном, с Трисс у него были ровные отношения, однако девушка была в него влюблена, все это понимали. И вот в один прекрасный день Антонио буквально завалился в дом де Вардов, когда Трисс была одна, и переспал с ней. В тот же день он дал понять, что сделал это лишь ради того, чтобы насолить Тиму, с которым они были в весьма паршивых отношениях. Йован долго не знал, как относиться к этой истории, пока не увидел Трисс на заднем дворе дома. Она плакала, тихо, но с таким надрывом, что Димец искренне возненавидел Антонио Карьедо.       Если бы этот паршивец не уехал, Йован вполне бы мог ворваться к нему домой и устроить мордобой, даже несмотря на то, что он был противником применения физической силы. Было очень обидно за Трисс. Сейчас он просто старался быть с ней как можно более обходительным, чтобы ненароком не обидеть эту действительно хорошую девушку.       Антонио Карьедо на свое счастье в Саут Сайде больше не появлялся, и оно в самом деле к лучшему. Его отец жил совершенно один, буквально прозябал, но у него хоть были друзья-собутыльники и какая-никакая работа. Он предпочитал вообще не думать о том, что у него есть сын, словно и не было того в его жизни.       — Так что с Крисом? Он в порядке?       — Относительно.       Йовану и Трисс легко было говорить на любые темы, а вот Сава, никогда не отличавшийся общительностью, всегда оставался просто тихим слушателем. Он ловил каждое сказанное слово и все анализировал, любую мелочь, на которую никто обычно не обращал внимания. Парень понимал, что Трисс нравится Йовану, равно как и она симпатизирует ему. И Саве это отчего-то совершенно не нравилось. По необъяснимым причинам Трисс ему была едва ли не омерзительна, ведь Йован в любом случае заслуживает лишь самого лучшего. Возможно, такая привязанность пусть и к неродному, но брату, была немного ненормальной, но Саве было плевать на эти условности. Плевать ровно до тех пор, пока об этой привязанности знает только он. Как бы то ни было, Сава уже понимал то, чего пока не понимал Йован.       — Уже почти утро. Какие планы на день?       Трисс потянулась всем телом.       — Мне на работу через несколько часов. А вы что будете делать? Я слышала, что была какая-то шумиха. Что-то серьезное?       Йован хмыкнул.       — Нет, просто один хмырь обидел Гагу, будем с ним разбираться.       Трисс снова отпила из бутылки.       — Понятно. Что ж, удачи с этим.       Димец так и сиял, а вот Сава отвел взгляд. Ему не нравилось то, как все развивалось.       Утро в самом деле почти наступило, уже светало. Совсем скоро они вновь будут ломиться в дом к Калишу и искать там Велкова, который и так уже слишком много побегал от них. А вот что будет дальше пока совершенно не ясно.

***

      Гага невольно вздрогнула, когда парадная дверь со скрипом открылась. Она поднялась на ноги и, оказавшись в гостиной, увидела старшего брата. Тот был хмур и задумчив, и это сильно напрягало девушку, ведь обычно Драган всегда улыбался.       — Привет.       Милошевич посмотрел на сестру, чуть сдвинув темные густые брови.       — Ты бля разве не у тети? — спросил он. — Когда приехала?       Гага выдохнула.       — Ночью. Драго, мне нужно поговорить.       Вернувшийся несколькими часами ранее Дамир спал в своей комнате в компании Корнелии, они знатно пошумели, прежде чем уснули. Впрочем, Гага не смогла бы уснуть даже в полной тишине. Она должна была поговорить именно с самым старшим братом.       — Говори, — кивнул Драган. — А потом приготовь блять пожрать, я подыхаю с голоду.       Девушка закивала.       — Хорошо. Это касается Тодора.       Драган прошел в гостиную и плюхнулся на диван.       — Сегодня суке ноги переломаем, можешь не волноваться.       — Нет-нет! — Гага подбежала к брату и, сев рядом с ним, вцепилась в его руку. — Не надо, пожалуйста. Оставьте его в покое.       Милошевич уставился на сестру.       — Он же тебя блять обидел.       Девушка сглотнула.       — Я думала об этом весь вечер. Не думаю, что он виноват передо мной, Драго. Я ему понравилась и он просто дал это понять, но я… Это я неадекватно отреагировала. После того, что случилось год назад…       Она не знала, как это внятнее объяснить, чтобы брат все понял правильно. Да, он ее любит, все братья ее любят, они любого за нее убьют. Но сейчас куда важнее, чтобы они смогли увидеть эту ситуацию с другой стороны, чтобы они не навредили Тодору. Гага не хотела, чтобы он пострадал. Откровенно говоря, Велков ей очень нравился, просто она испугалась его настойчивости.       — Тебе кто-то угрожал? — твердым тоном спросил Драган.       Гага тут же замотала головой.       — Нет. Просто я поняла, что виновата куда сильнее, чем Тодор. Я его неправильно поняла. Пожалуйста, не трогайте его.       Несколько томительно долгих секунд Милошевич смотрел на сестру практически не моргая, Гага даже успела испугаться, что не смогла донести до него свою мысль. Но вот Драган откинулся спиной на мягкую обивку дивана.       — Ты уверена?       Гага выдохнула.       — Да, полностью.       Драган кивнул.       — Хорошо. Было бы дохуя обидно, если бы мы ему яйца отбили к херам, а потом узнали, что этот перец тебе нравится.       Когда старший брат лукаво усмехнулся, Гага окончательно смогла расслабиться. Теперь перед ней был привычный Драган, который хоть и матерился и шутил порой жестоко, но все равно оставался при этом веселым и милым.       — Действительно.       Улыбнувшись, Гага потянулась к брату, прижавшись лбом к его плечу. С ним она всегда чувствовала себя под надежной защитой.       — Но если этот хмыреныш посмеет тебя обидеть, я ему пасть порву нахер, так ему и передай, — сказал Драган, обняв Гагу рукой, прижимая ее к себе. — Ни один пиздабол в мире не посмеет обижать мою сестренку.       Девушка невольно засмеялась.       — Я передам.       Они просидели так некоторое время, наслаждаясь теплом друг друга, но вот Драган отстранился от Гаги.       — Может блять уже накормишь? Я реально жрать хочу.       На сей раз Гага засмеялась в голос.       — Прости. Конечно, накормлю, идем.       Ей казалось, что с сердца упал невероятно тяжелый камень. Стало так легко и беззаботно. Она исправит свою ошибку и объяснится с Тодором, все будет хорошо. И со Штефаном они теперь точно друзья. Совсем скоро она поможет ему устроить отличное новоселье. Гага исправит свою ошибку.

***

      Молодая девушка шла по улице, не поднимая глаз и смотря перед собой так, словно вовсе не замечала всего мира вокруг. На ее худощавой фигуре мешком висела черная кенгуруха с большими карманами, на голову был накинут капюшон. Длинные блондинистые волосы падали на грудь красивой волной, немного закрывая бледное лицо, а стройные ноги плотно обхватывали джеггинсы, подчеркивая достоинства фигуры. Девушка слушала музыку, что играла в наушниках, и в самом деле не обращала внимания на любые внешние раздражители. Впрочем, их было не так уж и много, ведь в столь ранний час в Саут Сайде вообще безлюдно.       Девушка минула беседку, в которой сидела пара молодых людей. Кажется, они вместе встречали рассвет, впрочем, это вовсе не имело никакого значения. Минув сперва дом де Вардов, а потом и дом Смитов, девушка впервые посмотрела в сторону заинтересованно. Кажется, у Милошевичей очередная перепалка, что в общем-то не редкость. Соседями они были шумными и непростыми, однако в случае, если попросить у них о помощи, не отворачивались никогда и готовы были костьми лечь, лишь бы выручить. Все в Саут Сайде об этом знали, хоть и боялись Милошевичей, в особенности самого старшего из них. Того самого, что сейчас отсиживает в тюрьме очередной срок.       Девушка хмыкнула. Ровно в тот момент плеер выдал ее самый любимый трек, под который всегда хотелось размышлять о чем-то величественном. О чем-то, что было бы совсем непохоже на выясняющих во дворе своего дома отношения Драгана и Дамира Милошевичей. Что же там у них произошло на сей раз? Когда эти братья уже поубивают друг друга? Впрочем, девушка быстро отмахнулась и убедила себя в том, что ей вовсе неинтересны ответы на эти вопросы. На ее плечах висел нелегкий рюкзак, который хотелось опустошить как можно скорее, так что думать о соседях желания не было в принципе.       Минув еще один дворик, она добралась до пункта назначения. Этот дом, в котором она выросла и провела жизнь вплоть до окончания школы, был небольшим, но более чем ухоженным, с красивым фасадом и резным заборчиком вместо привычных оград их проволоки. Проложенная гравием тропинка всегда обновлялась, газон был идеально пострижен. Хозяин этого дома, Мадс Йоргенсен, частенько выпивал и вел образ жизни далекий от идеального, но вот обиталище свое холил и лелеял. Для него было плевым делом поклеить обои, смастерить что-то из любого материала, покрасить и преобразить. Действительно мастер, иначе и не скажешь. Но вот по характеру он был просто бесхребетным и не умеющим отстаивать свое мнение, от чего бедный мужчина часто страдал.       Так уж вышло, что жена его по итогу бросила, сбежала с любовником, оставив ему трех дочерей и все заботы о них. Многие советовали Мадсу отдать детей в сиротские учреждения, по той простой причине, что мужчина не был в состоянии о себе позаботиться, не говоря уже о девочках разных возрастов. Однако тот нашел дополнительную работу, не стал отчаиваться. Борясь с трудностями, он даже смог накопить средств для того, чтобы устроить вторую дочь в хороший колледж, что уже о многом говорило. В конце концов, какой житель Саут Сайда вообще может похвастаться тем, что ему удается оплачивать подобное обучение?       Вся семья Йоргенсен старалась прикладывать усилия для того, чтобы к началу учебного года собралась нужная сумма. Так что вторая дочь Мадса, девушка очень умная и способная, ценила эти усилия и старалась прикладывать как можно больше сил для того, чтобы все это было не напрасно.       У них была хорошая семья. Неполная, немного сложная, но все равно хорошая. И порой все три дочери даже радовались тому, что обходятся без матери, это заставляло их сильнее ценить отца. Мадс проводил выходные в баре, в компании друзей-выпивох, но никто бы не осудил его за это, ведь каждому человеку нужен отдых и общение с людьми. С разными людьми, с которыми есть хоть какие-то интересы.       Поднявшись на крыльцо, девушка открыла дверь своим ключом. Прошло уже три года, как она по сути не живет в доме отца. Ее будни проходят в съемной квартирке в Вест Лупе, в милом и уютном районе, как раз рядом с колледжем, в котором она изучает языки. Преподаватели всегда ее хвалили и пророчили ей будущее все в том же заведении, на кафедре английского языка. Ее саму такая перспектива тоже устраивала, но для реализации придется сильно постараться.       — Привет.       Закрыв за собой дверь, девушка посмотрела на диван, уже старый и местами немного потрепанный. На нем, раскинув руки в стороны и чуть задрав голову, посапывал ее отец, Мадс Йоргенсен. Его светлые волосы, по обыкновению коротко стриженные, стояли ёжиком, над верхней губой виднелись усы, не столь пышные, чтобы обращать на себя внимания, но придававшие Мадсу какой-то необъяснимый шарм.       На ковре перед диваном сидела Бьорк. Она задумчиво смотрела на экран телевизора, теребя в руках куклу, одну из тех, что достались ей по наследству от старших сестер.       — Привет, Сигни, — тихо отозвалась она. — Папа поздно вернулся и все еще спит.       Та в свою очередь кивнула.       — Не мудрено. Ты голодна?       Девочка закивала, а Сигни сняла, наконец, уже опротивевший рюкзак с уставших плеч.       — Вот и хорошо, я как раз принесла вкусностей.       Бьорк поднялась на ноги. Так уж вышло, что они с ней — Сигни и Бьорк, — характером пошли в спокойного, уравновешенного и не особого эмоционального отца, в то время как их самая старшая сестра была шумной и веселой, как мать. Она никогда не понимала интровертных и нелюдимых родственников, но все равно их любила всем сердцем. У Анесы Йоргенсен был шанс покинуть их вместе с матерью, она сама им об этом рассказывала. Но выбирая между мамой и папой, Анеса еще десять лет назад выбрала отца и нисколько об этом не жалела.       — А фри там есть? — спросила Бьорк.       Сигни кивнула.       — Само собой.       — Здорово.       Они направились на кухню. Девушка поспешила выложить всю купленную еду на стол, дабы младшая сестра могла поесть, а потом спросила:       — А где Анеса?       Бьорк первым делом взялась за любимое картофельное лакомство, купленное этим же утром в Макдональдсе.       — В своей комнате. Тоже пришла поздно ночью. Или утром. Не знаю точно, я спала.       — Понятно, — кивнула Сигни. — Ты ешь, папе тоже оставь немного фри и бургеров.       — Хорошо.       Повесив опустевший рюкзак на плечо, девушка направилась к выходу. Стоило подняться в комнату старшей сестры и поговорить с ней. Сегодня был один из тех редких дней, когда Сигни могла позволить себе весь день не думать об учебе. Выходной, на который не запланировано никаких дел. Именно в такие дни она закупалась едой и первым делом навещала семью. Какой бы порой холодной и отстраненной не казалась Сигни всему миру, семью она безумно любила.       — Анеса?       Самая старшая из сестер обнаружилась в свой комнате, замеревшей у шкафа. Ее светлые волосы, стриженные под каре, были мокрыми, на влажном теле было полотенце. Стало быть, она едва после душа.       — О, привет! — улыбнулась она, махнув рукой. — Что скажешь — розовые или голубые?       Она продемонстрировала Сигни два комплекта нижнего белья, так что та лишь закатила глаза и закрыла за собой дверь. Ее сестра была воистину неисправима.       — В твоем случае только розовое.       Анеса уставилась на белье в своих руках с поистине философским взглядом, а потом снова улыбнулась.       — Значит, голубые. Как дела?       Отойдя от шкафа в сторону кровати, девушка скинула с себя полотенце, оставшись совершенно обнаженной, а Сигни с невозмутимым видом присела на пуфик, что стоял перед трюмо.       — Отлично. Готовлю почву для поступления в магистратуру. Если получится, работа тоже обеспечена.       Анеса восторженно выдохнула.       — Умница! Так держать, сестренка. Надеюсь, ты закрепишься в Вест Лупе и тебе никогда не придется возвращаться в этот гадюшник.       Она тут же натянула на тело белье, а Сигни посмотрела на нее с долей любопытства.       — Ты похудела, — заметила она.       Внушительной комплекцией Анеса никогда не обладала, но и худой настолько, чтобы ребра торчали, никогда прежде не была. Девушка улыбнулась, застегивая лифчик.       — Оно как-то само вышло. Просто у кое-кого был фетиш на худобу, а мне так хотелось понравиться.       Сигни хмыкнула.       — Очередная девица из «Икс-Микс»? Тебе еще не надоело сходить с ума из-за лесбиянок? Хотя о чем это я, ты же сама лесбиянка.       Анеса аж подскочила на месте и изменилась в лице.       — Сигни!       — Что? — спокойно отозвалась та. — Я просто зову вещи своими именами, вот и все.       Но Анеса в панике побежала к двери, дабы убедиться, что слова сестры никто не слышал.       — Я же просила — не говори об этом дома.       Но Сигни лишь посмотрела в зеркало, на свое отражение. Они чем-то были похожи с сестрой, но все же сама Сигни полностью пошла в отца. Высокие скулы, узкий подбородок, тонкие губы и нос и едва заметной горбинкой. Анеса же была другой. Другой в слишком многих смыслах. Она так нравилась парням, и самым смешным в этом было то, что именно парни ее вообще не интересовали.       — Успокойся. Папа спит, а Бьорк на кухне. И вообще, — Сигни обернулась к сестре. — Тебе уже двадцать три года. Может пора выйти из шкафа? Папа не будет сильно шокирован.       Анеса откровенно нервно усмехнулась и вернулась обратно к кровати, на которой лежала одежда.       — Я пока не готова. А ты-то сама когда скажешь Хенрику, что он тебе нравится?       Настроение Сигни моментально испортилось.       — Никогда. Он мне не нравится.       Она снова уставилась на свое отражение в зеркале. Порой ей хотелось быть такой же, как Анеса — смелой, раскованной и уверенной в себе настолько, чтобы иметь возможность просто подойти к кому-то и дать понять, что испытываешь к человеку симпатию. Сигни сама себя считала сухим и невзрачным человеком, наверняка и все вовокруг, в том числе и Хенрик Хансен, парень с другой улицы, тоже так считает.       — Ну да, конечно, — хмыкнула Анеса. — Да ты влюблена в него еще со школы, я же знаю.       — Так же, как и он влюблен в тебя еще со школы, — отозвалась Сигни. — До сих пор ведь не отстал.       — Ему просто пора вырасти из того возраста, когда это еще казалось милым, — сказала Анеса куда более серьезным тоном. — А к тебе он привык относится, как к ребенку, потому что ты — моя младшая сестра. Намекни ему, и он точно поймет, что ты выросла.       Сигни вновь закатила глаза.       — Если он не заметил, что мне уже двадцать, медицина бессильна. Тем более, что ты явно хочешь переключить его внимание на меня просто потому, что он тебя уже достал.       Анеса натянула на себя кофту, а после встряхнула брюки.       — Тоже может быть.       — Могла бы просто сказать, что ты по девочкам, — заметила Сигни. — Какая проблема?       Но Анеса мотнула головой.       — Я не могу. Ты же знаешь.       Тема ориентации для Анесы всегда была несколько болезненной. Она панически боялась того, что отец узнает правду и не примет ее такой, какая она есть, и этот страх привел к тому, что правду знала лишь Сигни. Она была единственным человеком, с которым Анеса могла поговорить по душам, рассказать о том, что ее волнует. И Сигни на самом деле оставалась хорошей сестрой, несмотря на то, что порой ее просто разрывало от всепоглощающей зависти. И дело касалось, опять же, Хенрика. Он учился с Анесой в одном классе и был влюблен в нее со школьной скамьи. Парень просто вбил себе в голову, что они созданы друг для друга и должны быть вместе. Его вера в это упрочнялась с каждым годом, в то время как Анеса все яснее понимала, что ее привлекает исключительно женский пол. Впервые поцеловавшись с девушкой, потрясенная Анеса как на духу выложила все Сигни, и та поддержала ее, заверив в том, что в этом нет ничего ненормального. Несмотря на то, что Сигни была младше на три года, она была мудрее, умела говорить коротко и строго по делу, без единой запинки.       Она часто повторяла сестре, что ей станет легче, если она откроется всем, особенно отцу. Жить в постоянном страхе и вечно скрываться — удовольствие сомнительное. Но помимо комфорта Анесы Сигни так же волновала и ситуация с Хенриком. Этот парень часто приходил к ним в гости, Сигни видела его постоянно. Он был похож характером на Анесу, такой простой, эдакий большой ребенок, веселый и отзывчивый. Полная противоположность Сигни, но даже в этом девушка видела знак того, что они подошли бы друг другу. Жаль что Хенрик так не думал.       Анеса была права: для Хенрика Сигни оставалась той самой младшей сестричкой его подруги. Он как-то привык к этой мысли и в упор не замечал, что нравится Сигни. Дать весомый намек ей не позволяла гордость, так что она так и жила с мыслью о том, что единственный парень, который ей нравится, любит только ее старшую сестру-лесбиянку. Такая вот странная ирония.       — Ладно, — кивнула девушка. — Так что там с твоей очередной девицей? Ты решила ради нее похудеть? Меня полтора месяца дома не было, а ты уже похожа на швабру.       Анеса хмыкнула.       — Я старалась. Ты не поверишь, но мне так хотелось ей понравится! И это несмотря на то, что она сама с жирочком. Сказала, что я стала бы девушкой ее мечты, если бы весила меньше.       — Как же тобой легко манипулировать, — заметила Сигни. — И что, вы теперь вместе?       — Да как бы не так, — Анеса подошла к зеркалу, дабы причесать свои короткие волосы. — Она меня обманула! Представляешь? Оказалось, что она замужем и у нее даже есть ребенок. Устала от мальца и решила развлечься таким вот образом.       Сигни кивнула.       — «Икс-Микс» превратился из клуба для лесбиянок в заведение для депрессивных дам с недотрахом. Печально.       — А самое паршивое то, что мне об этом сказал ее муж. Все таки хорошо, что мне хватило ума наведаться к ней домой без предупреждения. Правда раскрывать все ее мужу я не стала.       Сигни покосилась на сестру. Порой она мысленно воображала Анесу с девушками, самыми разными. В этих мыслях ее старшая сестра обнимала и целовала неизвестных ей девиц, лапая за самые разные места.       — Пожалела ее?       Анеса пожала плечами.       — Скорее ее ребенка. Если муж психанет и подаст на развод, он окажется в неполной семье. Малыш не виноват.       — Не виноват в том, что его мать больна на всю голову, — Сигни усмехнулась. — В тебе говорит комплекс брошенного ребенка.       Анеса подумала немного, а потом кивнула.       — Возможно и так. Чем планируешь заняться сегодня?       — Пока не решила, — ответила Сигни. — Думаю заглянуть в Миллениум-парк, там какая-то выставка проходит. А ты сегодня работаешь?       — Как обычно. Помещение в одном из владений Бонфуа арендовали на долгосрочной основе. Какой-то бизнесмен расширяет свои продуктовые точки.       Сигни хмыкнула.       — Здесь, в Саут Сайде? Ну, удачи ему.

***

      Мадс потянулся всем телом и осмотрелся. Он опять заснул прямо в гостиной, до того устал минувшим вечером.       — Анеса? Бьорк?       Потерев глаза, мужчина поднялся с дивана и направился на кухню.       — Доброе утро, папочка.       — Привет, малышка, — Мадс сразу обнаружил младшую дочь за столом. Та вытирала со стола, наверное, едва позавтракала. Многочисленные упаковки с символикой Макдональдса сразу же дали понять, откуда взялся завтрак. — Сигни пришла?       — Да, — кивнула Бьорк. — Она не хотела тебя будить, поэтому пошла к Анесе.       Мадс кивнул. Сигни старалась приходить почаще, а все имеющееся у нее время она посвящала исключительно учебе. И если первое время Мадс безумно радовался тому, что она так ценит его силы и то, что он все еще в состоянии оплачивать ее учебу, то со временем его стали одолевать иные мысли — а не испортил ли он тем самым ей жизнь? Конечно, учиться — это хорошо, но Сигни молодая девушка, которой наверняка хочется быть обычным подростком.       — Папочка, все хорошо?       — А? — Мадс встрепенулся и посмотрел на дочь. Та, казалось, всегда легко улавливала малейшие изменения его настроения. — Да, все отлично.       Мадс любил дочерей и гордился ими. Его друзья, с которыми Йоргенсен порой позволял себе пропустить стакан пива в баре, рассказывали о своих детях. Они, как правило, были проблемными. Кто-то воровал, кто-то выпивал, а кто-то уже в малолетнем возрасте активно жил половой жизнью. Мужчины жаловались, каждый на свой лад, а Мадс лишь кивал.       — Везет тебе. У тебя не дочки, а сокровище.       И Йоргенсен прекрасно понимал, что так оно и есть. Ему повезло. Да, жена от него ушла, свалила в Европу с новым возлюбленным, но Анеса, Сигни и Бьорк его не бросили. И они в самом деле были прекрасными детьми. Ради них и правда стоило стараться.       — Тогда поешь, ты же явно голодный.       Мадс кивнул.       — Спасибо, милая.       Позже на кухне оказались Анеса и Сигни. Старшая дочь улыбнулась, а средняя подошла к усевшемуся за столом отцу со спины и поцеловала его в щеку.       — Как ты?       Ее ладони оказались на плечах отца, и Мадс поспешил накрыть рукой одну из них.       — Хорошо. А ты? Все учишься?       — Конечно.       Мадсу нравилось, когда вся семья собиралась вместе. Это происходило редко, и от того каждая такая посиделка была по-своему прекрасна.       — Последний гамбургер!       Анеса уставилась на Сигни, а та махнула рукой.       — Бери. Я все равно не хочу.       — О, отлично.       Анеса заварила кофе, а Сигни распечатала упаковку с печеньем. Уже скоро старшей из сестер надо будет бежать на работу, Бьорк пойдет в школу, Мадс по своим делам, а Сигни в Миллениум-парк, дабы насладиться выходным днем. Но пока они сидели всей семьей, соблюдая негласную семейную традицию. Им всем в равной степени это нравилось.

***

      Распрощавшись с Альфредом, Ив направился в дом. Его организм требовал отдыха после ночной смены в женском кафе и шалостей в машине Джонса, тем более что на полдень были важные планы. Оказавшись на кухне, он наткнулся взглядом на Наташу. Та сидела за столом в пижаме - кофте с длинными рукавами и штанах, что были ей велики, — придерживая рукой давно опустевшую чашку.       — Привет.       Девушка подняла взгляд. Она казалась уставшей, или скорее даже морально истощенной, и Иву это решительно не нравилось.       — Привет. Тебя Саншайн подвез?       Брагинский избавился от ветровки и повесил ее на спинку стула, а сразу после присел.       — Да. Что-то случилось?       Наташа пожала плечами. В этой своей пижаме она казалась невероятно тонкой и хрупкой.       — Нет. Отец так и не вернулся домой, остался ночевать у Гюнтера, Оля никуда не уходила, Айша и Олег в порядке, спали хорошо.       — А Ник?       Младший брат имел отвратительную привычку куда-то постоянно исчезать.       — Смотрел полночи телевизор, а потом лег спать. Все было хорошо.       Ив ясно ощутил, что что-то все-таки не так.       — Это замечательно.       — Вот только Милошевичи вчера кого-то выискивали, явно не для того, чтобы поговорить по душам.       Брагинский покосился на пустую кружку, а потом снова на лицо сестры. Неужели она из-за Милошевичей такая… потерянная?       — Кого?       Девушка вновь пожала плечами.       — Одного из тех парней, которые на днях заселились в дом покойной Даны Калиш. Я его видела в тот вечер, когда мы искали Ника. Драган и Дамир сказали, что он обидел Гагу.       — Тогда он не жилец, — кивнул Ив. — Это все новости?       — Ага. Кофе будешь?       Брагинский мотнул головой и поднялся на ноги.       — Нет, я сразу лягу спать, а то уже вырубаюсь на ходу.       Наташа не смотрела ему в глаза, но это было вполне привычно. Она подняла руку и почесала свой затылок.       — Что приготовить на обед?       — На твое усмотрение.       — Хорошо.       Размяв плечи, Наташа поднялась на ноги. Пижамные штаны едва не сползли с ее тонкой талии, так что девушке пришлось их чуть придержать. Эту самую пижаму Наташа однажды забрала у Ива, она в принципе была ей очень велика, но Наташа так любила ее, что старший брат даже не решался купить ей что-то впору. Кивнув каким-то своим мыслям, Брагинский направился в сторону лестницы. Наверное, стоило принять душ, но сил у него и правда не было, они уже ушли на Альфреда. Конечно, Ив не жаловался, не на что просто. Он сам лично был инициатором того, чтобы они с Джонсом занялись сексом в машине, и Иву определенно все понравилось. Оно того стоило. С Альфредом было чертовски хорошо, целоваться и обниматься было приятно, он вызывал в душе Брагинского целый шквал самых приятных эмоций, и это для Ива было куда важнее, чем красивая внешность.       С Джонсом все было настолько прекрасно, что Ив в самом деле ожидал какой-то подвох. Ведь не может же все быть настолько здорово.       Навстречу ему с лестницы спустился Ник. Его светлые волосы стояли немного торчком, под глазами залегли темные круги, словно он вообще не спал всю ночь.       — Привет.       — Привет, Ник, — отозвался Ив. — Плохо спал?       Тот нахмурился.       — Вроде того. Таблетки мешают спать.       Он собирался было пройти мимо, но Ив резко вцепился в его руку, останавливая.       — Но ты ведь их пьешь?       Ник лениво кивнул.       — Само собой. Ты же видишь, что я под литием, спокоен как удав.       Да, он и правда был спокойным. Брагинский понимал, что чрезмерное спокойствие в Нике появляется именно тогда, когда он под препаратами, понимал, что так лучше. И все равно до сих пор не знал, как реагировать на такого Ника.       — Хорошо, — кивнул Ив. — Отдохни сегодня, в полдень нам назначено у мистера Цвингли.       Ник бросил на брата немного туманный взгляд.       — Ты нашел деньги?       — Да. Так что имей это в виду.       Ник кивнул, так что светлые волосы закрыли ему глаза.       — Понял.       Брагинский отпустил его руку, и только после этого Ник двинулся дальше. Он слышал, как старший брат поднялся по лестнице, но оборачиваться не стал. На кухне его встретила хмурая Наташа.       — Спасибо.       Девушка недовольно хмыкнула.       — Я оказала тебе медвежью услугу.       Ник лишь пожал плечами.       — Все равно спасибо. Это не сильно меня оправдает, но я могу кое-что пообещать.       Наташа, которая как раз собиралась почистить картошку, так и замерла с ножом в руке.       — Пообещать?       — Да, — кивнул совершенно спокойный Ник. — Пообещать, что больше не буду путаться по ночным клубам и всяким подозрительным местам.       Девушка сузила глаза. Не сложно было понять, что она ищет подвох в словах брата. Нож аккуратно коснулся стола острием, а Ник уставился на него, словно зачарованный.       — Да неужели? — спросила Наташа после непродолжительной паузы. — Решил поменять свою жизнь или это на тебя так литий действует?       Ник поморщился.       — Не напоминай мне про литий. И да, я решил кое-что изменить в своей жизни. Теперь я буду ошиваться всегда в одном и том же месте. В весьма приличном месте, где нет ни нариков, ни шлюх, и никого из того, кого ты могла бы посчитать опасным для моего душевного равновесия.       Наконец, Наташа положила нож на стол, а Ник посмотрел ей в глаза.       — И что это за место?       — Я дам тебе адрес. Но только при условии, что ты не будешь выяснять, чья это квартира и к кому я хожу. Если я вдруг не буду выходить на связь, ты будешь знать, где меня искать.       Девушка нахмурилась.       — Ты что, нашел кого-то?       Вопрос казался не полным. Наташа знала о брате куда больше, чем даже Ив. Знала о том, что у него, вроде как, есть отношения с одним весьма неприятным типом, что этот тип сидит в тюрьме, что Ник перебивается случайными связями, пока ждет его. Странные отношения, ничего не скажешь.       — Нашел. Но я не хочу об этом говорить.       Девушка задумалась. Ей решительно не нравился образ жизни младшего брата по целому ряду причин. Главной же причиной было то, что многочисленные случайные связи слишком часто доставляли множество проблем, как, например, минувший случай. И в тот раз вся семья Брагинский буквально стояла на ушах. Сама Наташа была как никогда прежде близка к истерике. Если Ник нашел какого-то человека, с которым может делать то, что делает обычно со случайными знакомыми, то это хорошо. Это сразу на корню решает множество проблем.       — Значит, — сказала она, — у меня будет адрес того места, где ты будешь пропадать?       Ник потянулся всем телом, а после кивнул.       — Да. Хорошая альтернатива?       Наташа выдохнула и снова взялась за нож.       — Более чем. Нам хотя бы не придется мотаться по всему Чикаго, если ты снова исчезнешь на двое суток.       Девушка взялась за картошку. Стоило поспешить, скоро проснутся голодные дети, которых надо кормить.       — Вот и хорошо.       Ник подумал о том, что договорится о новой встрече с Арчи сразу после поездки в клинику, а Наташа впала в свои раздумья. Им всего по шестнадцать лет, а жизнь уже такое дерьмо. На ум отчего-то приходила Корнелия Фаркаш, что жила через несколько домов от них. Ей было плевать на свою семью, она жила в свое удовольствие и всегда об этом говорила. Одноклассница Наташи, которой Брагинская совсем немного завидовала иногда. Ей тоже хотелось гулять с компанией друзей, веселиться, ходить на танцы, покупать себе красивые безделушки, встречаться с парнями. О последнем Наташа всегда думала с очень двояким чувством. Отношения не для нее — золотое правило, которому уже много лет. Девушка привыкла считать себя какой-то неправильной, бракованной, неполноценной. Она закрылась внутри себя, опасаясь как насмешек, так и жалости. Ник оказался куда смелее, он подпустил к себе человека настолько близко, насколько это только возможно, и тот его принял. Ник позволял себе жить так, как ему хочется, но Наташе это не удалось. Любая ее симпатия к какому-либо парню уничтожалась в зачатке как что-то недопустимое.       — О чем думаешь?       Ник успел налить себе кофе. Откинув прочь невеселые мысли, Наташа посмотрела на брата.       — О том, что тебе лучше выспаться, пока еще есть время.       Тот хмыкнул.       — Я все равно не усну. Лучше схожу к Милошевичам и узнаю, как они там. Кажется, что-то интересное случилось.       — Ничего особенного.       Наташе не хотелось думать о том, что Милошевичи, возможно, уже добрались до того парня, Тодора, и что они могли с ним сделать. Не хотелось думать даже над тем, чем этот парень мог обидеть Гагу. Своих проблем хватало с лихвой. Например, Александр. Да, Гюнтер предупреждал, что тот переночует у него, но мужчина скоро вернется домой. Надо заранее думать над тем, чтобы избежать любых конфликтов. Еще не хватало, чтобы Саша начал третировать Ива, у него и так жизнь не сахар. Едва нашел себе хорошего человека, Саншайна, хоть какой-то позитивный момент.       — Я вернусь через пару часов.       Наташа кивнула брату.       — На обед не опоздай.       Ник ушел, оставив после себя на столе чашку, а сама Наташа закончила с чисткой картошки и потянулась к кастрюле. Ее жизнь — это сплошные дела по дому. Нет, она не жаловалась ни на что, Ив надрывался куда больше, обеспечивая всю семью, но вот Ольга была занята исключительно детьми. Разумеется, это важно, это тяжелый труд, но ее дети по мнению Наташи были исключительно ее обязанностью. И как бы Наташа не любила сестру, негодование по отношению к ней только росло с каждым днем.       — Как же я устала…       Сказанные в пустоту слова просто растворились в воздухе, никем не услышанные. Ив отдыхал после ночной смены, Ник ушел к соседям, Ольга и детьми спала, а Александр был у Гюнтера. Наташа вдруг ощутила себя такой одинокой и покинутой, даже не смотря на то, что одной она никогда не была. Возможно, Ив был прав, ей стоит найти себе хотя бы одного друга, с которым можно было бы хотя бы поговорить.

***

      Александр с трудом разлепил глаза, повернул голову в сторону и тут же заныл от боли. Голова просто трещала по швам, тело ломило, а мышцы ныли. Мужчина схватился за виски, словно пытаясь унять боль. Не разбирая ничего вокруг, он приподнялся, чувствуя, как мир вокруг него начинает кружиться, грозясь затянуть его в пучину безумия, но вот кто-то схватил его за руку.       — На, опохмелись.       Голос был явно знакомым, но Александр был не в состоянии разобрать, чей же он вообще. Боль где-то ниже поясницы усилилась, голова снова затрещала, но Брагинский все же потянулся к протянутому ему кем-то стакану. Опохмелиться — это самое лучшее, что только можно сделать, безусловно. Александр одним махом выпил содержимое стакана, даже не принюхавшись, и так толком и не понял, что это вообще было. Боль никуда не ушла, но хоть глаза стали отличать то, что видели. Он напряг зрение и разглядел Мюллера.       — Гюнтер? Где я? Что вчера было?       Явно что-то не очень хорошее, потому как состояние у Александра было просто паршивое, и дело явно не только в алкоголе. Может, он вчера что-то принял? Хотя вряд ли, к наркотикам у Брагинского никогда не было тяги.       — Вчера тебе было весело, — с холодом отчеканил Гюнтер. — А что, ты уже ничего не помнишь?       Александр напрягся. Соображать стало чуть легче, но его все равно отвлекала весьма странная боль. Он даже покраснел, поняв, что именно у него болит.       — Ну…       Он помнил минувшее утро. Помнил, как проснулся и заглянул в комнату сыновей и увидел там нечто неприятное, как потом подрался с младшим сыном (или вернее как тот его избил), как потом оказался дома у Мюллера и как они пили. Хотя нет, Гюнтер не пил, он вообще не любит алкоголь. Пил сам Брагинский, а хозяин дома просто сидел с ним за компанию. Кажется, они о чем-то разговаривали. Но вот что было потом Александр уже не помнил. Воспоминания обрывались, и это было странно.       — И?       Гюнтер посмотрел на него, ожидая ответа, а Брагинский нахмурился.       — Я помню, как мы говорили, сидели за столом.       Лишь сейчас он посмотрел на Мюллера действительно внимательно. Тот был облачен в белые вещи — немного великоватая рубашка, простого покроя брюки и тапочки на ногах. Что ж, тапочки все же были бежевыми, но не суть. Со своими белыми волосами и бледной, лишенной пигментации кожей Гюнтер походил на небожителя или бестелесное приведение. Никогда прежде Брагинский не ловил себя на мысли, что считает Мюллера красивым человеком.       — И все?       Да, воспоминания обрывались за выпивкой, а чутье подсказывало, что что-то все же произошло потом. И как бы сильно не болела голова, Александр хотел понять, что же именно. Тем более, что его сильно смущала боль в пятой точке, ничего такого прежде никогда не было.       — Кажется, все. А что произошло?       Мюллер, который все это время стоял чуть склонившись над Брагинским, выпрямился в полный рост. На его лоб упала белая прядь. До чего же странно было видеть этого человека с распущенными волосами, а Александр запоздало осознал, что волосы у Мюллера аж до лопаток. Странно, что он прежде вообще не замечал этого.       — Нечто очень интересное.       Сказав это, Гюнтер отвернулся и зашагал в сторону, а Брагинский поморщился от того, как его шаги отдавались по барабанным перепонкам. Да, явно минувшим вечером все не обошлось одним алкоголем.       — Ты можешь говорить яснее? — спросил он, уже начав немного нервничать. — Что случилось?       В какой-то момент он просто потерял Мюллера из виду. Александр вновь поморщился и огляделся, точно силясь понять, что же происходит. Где-то в груди поселилось липкое неприятное ощущение того, что произошло нечто очень плохое. Но он не помнил ничего такого. Брагинский пил не первый год, он мог вырубиться на полпути к дому или прямо в баре, но он всегда помнил, как и с кем пил.       — Я с удовольствием тебе кое-что покажу.       Мюллер вернулся обратно. Он буквально возник посреди комнаты, а Александр недоуменно заморгал, поражаясь тому, что на сей раз не услышал его шагов.       — Да что происходит, Гюнтер?       Вся эта чертовщина уж слишком напрягала. Брагинский поднялся с места и в тот же миг заскулил. Постыдное место меж ягодиц слишком ощутимо болело, и стоя Саша ощущал это куда сильнее. Он схватился за зад, откровенно недоумевая, а после посмотрел на Мюллера. Тот остался невероятно невозмутим. И ведь явно же знал, почему у Александра с утра болит не только голова.       — Да ты не переживай, — все с тем же холодом сказал Гюнтер. — Я все записал на камеру. Как раз час назад сам смотрел, получились отличные кадры.       У него в руках в самом деле была камера. Увидев ее, Брагинский, казалось, начал что-то припоминать, но все было слишком туманно и запутанно.       — Какие еще кадры?       Мюллер подошел к нему, явно намеренный показать запись. Что же могло на ней быть? Александр минувшим вечером напился и устроил дебош? Или что?       — Сам смотри.       Нажав на нужную кнопку, Гюнтер повернул камеру к подошедшему Брагинскому. Тот вновь простонал от боли, потому как ходить спокойно было сложно, а Мюллер этому усмехнулся. Весьма так недобро усмехнулся, и Александра это уже откровенно пугало.       Мюллер весьма настойчиво намекнул ему взглядом, что стоит посмотреть в камеру. Брагинский осознал, что ему явно не понравится то, что он увидит, но все же напряг немного близорукое зрение. Он увидел на маленьком экранчике себя на том самом диване, на котором и проснулся. Но на этом экране он был обнаженный и находился в невероятной, можно даже сказать омерзительной позе. Его ноги, темные от покрывающих каштановых волос, были задраны вверх. Александр вообще не знал, что способен так выгибаться. Его лицо было неузнаваемым, словно это вовсе не он, а кто-то весьма развратный и бесстыжий, но Брагинский быстро забыл про лицо, когда опустил взгляд ниже, на собственный пах. Его член на записи стоял колом и покачивался в унисон чужим поступательным движениям, а в растянутый и покрасневший анус весьма активно что-то входило. Саше стало откровенно дурно от осознания того, что именно происходит на записи. Хотелось верить в то, что это просто плохо отснятый порно-ролик, но в кадре был именно Брагинский.       — Что за мерзость?!       Он не знал, как долго смотрел на экран ошалевшим взглядом. Он был разозлен, растерян, откровенно сбит с толку. Хотелось накинуться на Гюнтера с кулаками просто за то, что он посмел показать ему это. Однако Мюллер был невероятно спокоен, как и обычно, на его лице не дрогнул ни один мускул.       — Да разве же мерзость? Ты здесь так стонешь, отличная порнуха получилась. А еще очень хорошо видно твое лицо. Да и не только лицо.       Александр распахнул глаза, слишком шокированный тем, что ему сказали. Во всяком случае это объясняет, почему у него болит задний проход.       — Что ты вообще несешь такое?       Он передумал бить Мюллера. Даже несмотря на то, что было очевидно — на записи Брагинского трахал именно он. И ведь непонятно зачем. Они же друзья, столько лет друг друга знают. А тут Гюнтер намеренно споил его и сотворил с ним нечто настолько отвратительное. Хотя не ясно, намеренно ли.       — А ты подумай хорошенько.       Мюллер посмотрел на него как-то даже слишком высокомерно. Он убрал камеру и отошел. Саша уставился на его ровную спину, совершенно не понимая, что ему делать.       — Пидор… — выдохнул он.       Зачем еще Мюллеру творить подобное, если только он не чертов пидор? Брагинский хотел бы разозлиться и наброситься на него, но тело как-то оцепенело. Он вспомнил показанный ему отрывок записи, на котором он стонал, раздвинув ноги. Он сам стонал, как какая-то шлюха, в то время как в него вставляли член. Это сбивало с толку и мешало злиться на Гюнтера.       — Пидор, говоришь? — хмыкнул Мюллер. Его голос так и сквозил холодом. — Да, я гей, люблю мужчин. И твой сын тоже любит мужчин. И если тебя это так злит, то это полностью твои проблемы.       То, с какой легкостью он это сказал, буквально добило Брагинского.       — Какого хрена? Да если бы я знал, ноги бы твоей не было в моем доме…       — Разумеется, — прервал его Гюнтер. — Если бы ты знал то, что мог знать, не будь ты беспробудным пьяницей, ты бы знал больше как о жизни детей, так и обо мне. Но Кэтрин, как видно, полностью вытрахала из твоей головы все мозги, а также наблюдательность.       Саша поморщился. Он ничего уже не понимал. Его лучший друг оказался геем, он его по сути изнасиловал, воспользовавшись тем, что Брагинский был не в себе, а сейчас ведет себя так, будто вообще не случилось ничего особенного.       — Мразь… Ты что вчера со мной сделал?       Гюнтер тем временем положил камеру на стол и, достав из кармана резинку для волос, собрал свои локоны в низкий, такой привычный хвост.       — То, что хотел, — ответил он. — И ты был не против, когда я тебя ласкал. Можешь полностью посмотреть запись, если хочешь. Можешь даже попытаться ее стереть, это не важно, я уже сделал несколько копий и надежно их спрятал.       И тут Александр понял нечто очень важное. Было кое-что страшнее самого факта изнасилования, который совершил над ним старый друг.       — Зачем… — он нервно кашлянул. — Зачем тебе запись? Ты не просто поимел меня, пока я невменяемый — ты записал это на камеру?       Гюнтер обернулся к нему. Его взгляд казался ледяным и до того суровым, что Брагинский окончательно перестал понимать, что к чему.       — А ты сам как думаешь?       Саша вообще ничего не думал, был просто не в том состоянии.       — Да откуда мне знать?       Мюллер кивнул и опустил взгляд. Его рука заскользила по столу и нашарила камеру. Не скажи он сразу, что уже сделал копии записи, Брагинский бы попытался ее сломать. Но теперь это вообще не имело никакого смысла.       — Да уж, ты всегда был не догадливым. Ты в свое время в упор не замечал того, что Кэтрин изменяла тебе. Помнишь, как она привела в дом того любовника из Вест Лупа? Ты поверил в то, что это ее родственник.       Александр сглотнул.       — Заткнись, сейчас речь вообще не об этом.       Об этом он предпочитал не вспоминать. Да, у Кэтрин был любовник, к которому она вполне серьезно хотела уйти от мужа, и об этом, кажется, знали все, кроме одного лишь Саши, который искренне верил в честность жены.       — И точно так же ты не замечал того, что Ив встречался со старшим сыном де Варда, — продолжил Гюнтер, игнорируя слова старого друга. — Или что Оля встречалась с Аднаном, который в итоге бросил ее беременной. Или что твоя дочь не спит все те ночи, когда ты не приходишь. А еще ты так и не заметил за столько лет, что я был влюблен в тебя, — он поднял взгляд, смотря в упор. — Но это не помешает тебе считать себя лучше других. Да, все кругом пидоры и идиоты, один лишь ты молодец. А на деле ты лишь бесхребетный олень.       Никто прежде не говорил Брагинскому таких жутких слов. Мюллер был прав: Саша никогда не замечал всего перечисленного и считал себя лучше других.       — Что тебе от меня нужно? — прямо спросил он.       Кадры из той самой записи мелькали перед глазами, но Гюнтеру, казалось, было мало такого эффекта. Он включил запись вновь. Послышались характерные стоны, в происхождении которых нельзя было усомниться.       — Страшно подумать… — Мюллер не спешил договаривать. Он снова подошел и продемонстрировал запись, а Брагинский растерянно уставился на себя же, окончательно уверяясь в том, что он и правда позволил себя поиметь минувшей ночью. А что, если изнасилования вообще не было? Что если все было добровольно, но он сам этого не помнит? Стыд и срам просто. — Страшно подумать, какой резонанс будет, если это видео попадет в сеть, — сказал, наконец, Гюнтер, искоса посмотрев на Брагинского. — Ты ведь не хочешь, чтобы твои дети это увидели? Или твои друзья, с которыми ты выпиваешь в баре? Или каждый житель Саут Сайда, к примеру. Вот шумихи-то будет, не правда ли?       Тон Мюллера дико пугал. У Александра просто похолодела душа от всего происходящего. Это был шантаж, самый что ни на есть откровенный, и все это творил его старинный друг, которому он так доверял.       — Что тебе, мать твою, нужно?       Кажется, голос Брагинского дрогнул. Да, он живо вообразил себе все то, о чем ему сказали, и это привело его в ужас. Ведь подобное не просто повлечет слухи о том, что у него якобы нетрадиционная ориентация — его вообще посчитают шлюхой. Да лучше сразу покончить с собой. Казалось, душа в пятки ушла, а тело охватила паника. Руки просто похолодели, стало трудно дышать. Нельзя, чтобы хоть кто-то увидел эту ужасную запись.       — Вижу, теперь ты будешь сговорчив, — кивнул Гюнтер. Он вновь убрал камеру, понимая, что уже достиг нужного эффекта. — Вот и прекрасно. Будешь делать то, что я тебе говорю — и запись никто и никогда не увидит. Все очень просто, Саша.       Брагинский сглотнул.       — Что это значит?       Мюллер снова повернулся к нему спиной, отходя к столу.       — Начнешь работать, перестанешь напиваться и будешь раздвигать ноги, когда я скажу.       Александр замер на месте с таким видом, будто его стукнули по голове чем-то очень тяжелым.       — Прости, что?       Теперь Гюнтер стоял к нему полубоком, так что растерянный Саша уставился на его прямой, с небольшой горбинкой нос.       — Все твои проблемы, Саша, из-за отсутствия личной жизни. Так уж вышло, что ты мне небезразличен, и твое благополучие меня сильно волнует. Я сам лично найду тебе работу. Постараюсь даже не загружать тебя обязанностями уборщика, хотя ничего не обещаю. И пить ты бросишь. Разумеется, если не хочешь стать местной знаменитостью.       Брагинский потрясенно выдохнул.       — Какого… хера ты несешь, мать твою…       Он решительно ничего не понимал. Ладно, Гюнтер гей и, по всей видимости, давно имеет на него виды. Но неужели он дошел до того, что решил принуждать человека к сексу путем шантажа? И даже если и так, зачем ему заставлять Брагинского работать? Или бросать пить. Какой в этом вообще смысл?       — Кажется, я говорил на английском языке и вполне доступно, — немного задумчиво проговорил Гюнтер, не смотря на Александра. — Хотя я помню, что ты в совершенстве владеешь немецким, испанским и русским языками. Образованный, еще не старый и до сих пор вполне симпатичный, — Мюллер обернулся. — Иногда я тебя ненавижу за то, что ты просрал свою жизнь. Но с другой стороны, твой жалкий вид внушает мне уверенность в себе, а ведь раньше я искренне считал себя недостойным твоего внимания.       Брагинский мотнул головой, отошел назад и буквально плюхнулся на диван, уже даже не морщась от боли.       — Я не понимаю…       — Тебе и не нужно ничего понимать, кроме одного и самого главного, — на сей раз в голосе Гюнтера чувствовалась сталь. Он подошел к Саше и уверенно схватил его за подбородок, а тот был до того растерян, что просто уставился на него во все глаза. — Отныне ты мой. Ты не посмеешь напиваться, как привык, будешь работать там, где я скажу, и тратить заработок на еду своей семье, а еще ты будешь отдаваться мне тогда, когда я этого захочу. Тебе понятно?       Саша ощутил невиданный страх. Он вырвался из захвата, ударив Гюнтера по руке, но тот даже не поморщился.       — Я тебе не раб! Прекращай это, черт возьми! Что на тебя вообще нашло?       — Иначе каждый житель Саут Сайда увидит запись. Или даже каждый житель всего Чикаго. Я могу легко распространить это по школе, сам понимаешь. Слава тебе обеспечена.       Что ж, это вполне определенно не было шуткой или ужасным розыгрышем. Мюллер был серьезен и решителен, и он точно сделает как сказал.       — Зачем я тебе? Я не понимаю, — с отчаянием в голосе выдохнул Брагинский. — Я уже старик, мне даже не интересна эта жизнь.       Гюнтер отвернулся.       — Как жаль, что ты и правда ничего не понял за столько лет, — он сам присел на диван. — Одевайся и проваливай, и желательно домой. Я буду ждать тебя вечером, все обдумавшего и согласного со всеми моими условиями. Только убери растительность на лице и будь идеально выбритым. И трезвым. А если не придешь, я расценю это как отказ и сразу распространю видео. И даже не думай выкрасть у меня копии записи, все равно не выйдет. А если со мной вдруг произойдет какой-то несчастный случай, один мой очень хороший знакомый распространит порно с тобой вместо меня. Это понятно?       Брагинский едва воздухом не подавился от возмущения.       — Да ты… ты чудовище!       Мюллер лишь хмыкнул.       — У меня не было другого выхода. Но я не собираюсь оправдываться, Саша. Уходи и обдумай все. Стоит ли твой разгульный образ жизни того, чтобы окончательно сломать свою жизнь.       Очевидно, разговор на этом был окончен. Брагинский, все такой же растерянный и сбитый с толку, поднялся на ноги.       — Я тебя ненавижу…       Он быстро собрался и умчался прочь, а Гюнтер задумался. Он так много раз прокручивал в голове этот разговор, и в итоге все вышло ровно по сценарию. Да, он и правда хорошо знал Александра, настолько хорошо, что предугадал едва ли не каждую брошенную им фразу. Но тем все и лучше. Мюллер доведет дело до конца, сделает все для того, чтобы вернуть прежнего Сашу, в которого он влюбился однажды. Вытащить его из ямы, пока еще не совсем поздно. Возможно, Брагинский ему однажды скажет за все это спасибо. Сомнительно конечно, но кто знает.       — Ничего, — выдохнул Гюнтер. — Мы справимся. Я сделаю тебя счастливым и окончательно выбью из тебя всю дурь и любое воспоминание о Кэтрин. Я смогу это сделать.       Это было еще раннее утро. У Мюллера был выходной, и он обещал зайти ближе к вечеру в дом напротив, к тому милому улыбчивому парню на новоселье. А до вечера стоит найти себе какое-то занятие. Уже потом он будет ждать решения Александра, и лучше бы мужчине явиться к нему выбритым и перебесившимся. Это в его же интересах.

***

      Штефан вытянул ноги и бездумно уставился в потолок. Было тихо. Тодор еще в Вест Лупе у Доминика, Калиш не стал звонить ему прямо на рассвете, Кьяра со своим Амади притихли, небось отсыпались после секс-марафона, Вилле брился в ванной, хотя в этом Штефан уже не был уверен, а Тино, который как и его брат вообще не спал за минувшую ночь, был на кухне. Минувший вечер казался чем-то очень далеким. Словно прошло не несколько часов, а как минимум неделя или даже больше. И минувшим вечером Штефану казалось, что все кругом просто кипит, словно готовый к извержению вулкан. Его хотели прибить Милошевичи, его возненавидела Гага, к которой он так привязался за пару дней, его морально добивали Кьяра с Амади, а потом ввели в ступор братья Вяйнямёйнен своими… Калиш мотнул головой — это не его дело. Что бы там не было между Тино и Вилле, они взрослые люди, и не Штефану их судить.       За ночь все снова поменялось, да при том так кардинально. Они помирились с Гагой и поговорили по душам, она стала вторым после Тодора человеком, которому Калиш смог излить душу. А еще за минувшую ночь…       Штефан моментально вспыхнул, вспомнив то, что произошло в доме Милошевичей. В промежности до сих пор немного саднило, хоть уже не так очевидно, шея, плечи и лопатки помнили грубые, подчас даже очень болезненные прикосновения. Калиш пока не смотрел на себя в зеркало, но понимал, что синяков на нем останется немало. Минувшей ночью с ним обращались именно так, как ему всегда хотелось.       Раньше часто бывало, что Штефан находил себе парня, который полностью устраивал его по всем параметрам, но когда дело доходило до секса, интерес угасал, а сам Калиш оставался неудовлетворенным до конца. Лишь с Домиником все было немного иначе, потому как этот венгр никогда с ним не церемонился и в принципе не видел необходимости в том, чтобы ласкать его, как он ласкал бы женщину. Когда они с ним стали близки, Штефан сам попросил кусать его во время секса и причинять немного боли. И хоть Хедервари это тогда удивило, он исполнял просьбы, снова и снова говоря о том, что Калиш тот еще чудак. Было очевидно, что ему самому это не доставляет никакого удовольствия. Хотя восторг самого Штефана его радовал.       Больше никто не был так близок Калишу, как Доминик. Все те, что были после, казались лишь его бледной тенью, и ни от кого из них румын не получил того, чего хотел. Наверное, именно поэтому он был не против оказаться в положении любовника женатого мужчины. А ведь Гага права — это нечестно по отношению к Софии, она не только жена Доминика, она еще мать его детей.       — Эй, Штеф?       Парень встрепенулся, вынырнув из своих мыслей. Он даже не заметил, как Тино оказался рядом с ним.       — А?       Всего каких-то три часа назад Калиш вернулся домой после своей важной миссии по разрешению конфликта с Милошевичами. Братья ждали его и явно были рады тому, что Штефан вернулся живой. Они не спрашивали о деталях, им хватило и того, что Калиш кивнул, показав большой палец. Он выглядел довольным, а потому Тино и Вилле перевели дух и отправились спать. Спустя же меньше пяти минут Вилле сидел за телевизором и молча переключал каналы, Штефан сидел рядом с ним на диване, а Тино принялся колдовать на кухне. Сон не шел вообще. Ближе к семи утра Вилле, до этого слушавший вещающего о какой-то аварии диктора, выключил телевизор, положил пульт на диван и потер рукой подбородок.       — Побриться что ли… — задумчиво выдохнул он.       Калиш посмотрел на него и впервые заметил, что растительность на лице этого парня есть, только волоски были настолько светлые, что так сходу и не заметишь вовсе.       — О… Каждый раз забываю о том, что ты блондин.       Вилле лишь хмыкнул:       — Забудь снова и больше не вспоминай об этом.       Он поднялся на ноги и ушел в сторону ванной, а Штефан остался в гостиной один. Он понятия не имел, сколько просидел вот так, не обращая внимания на включенный телевизор, едва уловимые шорохи со стороны кухни и вообще какие бы то ни было иные раздражители. Тино улыбнулся ему в своей привычной манере и присел рядом, как раз туда, где сидел еще недавно его брат.       — Я кофе принес.       Он протянул Штефану чашку, а тот выдохнул.       — Спасибо, чувак.       Он был благодарен Тино за его умение быть рядом тогда, когда это нужно, не быть навязчивым и создавать кругом уют. Очень редкие таланты.       — Ты в норме? — участливо спросил Вяйнямёйнен. — Может попробуешь поспать? Ночь была тяжелой.       Калиш взял у него чашку и сделал глубокий вдох, наслаждаясь ароматом.       — Не выйдет. Тем более, что надо сегодня устроить вечеринку в честь новоселья, пригласить Милошевичей и закрепить налаженный хрупкий мир. И я этого чертовски боюсь.       Тино кивнул.       — Тогда может не стоит спешить с вечеринкой?       Штефан сделал глоток.       — Уже завтра нам с Тодором надо выходить на работу. Опасно делать это, не разрешив подобные вопросы окончательно. Да, Гага сказала, что поговорит с братьями, но не факт, что это их реально успокоит. А вот хорошая выпивка точно поможет.       На сей раз Вяйнямёйнен засмеялся.       — А ведь ты прав. Тогда я помогу тебе с вечеринкой.       Калиш тут же замотал головой.       — Ты этого не должен делать, чувак. У тебя своих дел куча…       — Но я хочу, — прервал его Тино. — Тем более, что сегодня суббота, Вилле сам справится на работе и вернется пораньше. И мы все вместе повеселимся.       Ровно в тот же момент в гостиной появился Вилле. Он был облачен в черную “кенгуруху”, окрашенные волосы прикрывал капюшон, а через плечо была перевешена его сумка.       — Расслабься, ты у нас сегодня герой, можешь на нас рассчитывать.       Сказав это, Вилле ушел, на сей раз в сторону парадной двери, на ходу доставая наушники. Штефан проводил его взглядом, думая почему-то о том, что так и не узнал, побрился ли этот парень. Хотя казалось бы, зачем ему это знать.       — Ладно, — выдохнул Калиш. Он посмотрел на Тино. — А куда это он пошел?       Тино улыбнулся шире.       — На работу.       — В такую рань?       Штефан знал о том, что еще нет и семи утра. Вяйнямёйнен лишь опрокинулся на спинку дивана и отвел взгляд.       — Мы договорились, что он разберется с некоторыми заказами по-быстрому и вернется к обеду. Работы много, вот он и решил выйти как можно раньше, спать все равно нет смысла.       Калиш был задумчив.       — Я даже не знаю, где вы работаете, — сказал он. — Как странно, что мне не пришло в голову спросить.       — Ничего незаконного, клянусь, — хмыкнул Тино. — Я обязательно покажу тебе наш офис, как только получился.       — Верю-верю.       Усмехнувшись, Штефан снова отхлебнул кофе и задумался. Если у Вилле не было приступа сарказма, то он в самом деле назвал его героем. Конечно, Калиш не вдавался в подробности, и в общем-то он рассказал братьям правду; он поговорил с Гагой, объяснился с ней и получил обещание утихомирить братьев. Ведь не было необходимости говорить о том, что было за пару часов до этого? А о том событии Штефан и сам думал с растерянностью. Что это вообще было-то? Все настолько немыслимо, что если бы не боль по всему телу, румын бы решил, что ему все почудилось или приснилось. В это было бы легче поверить, чем в то, что Драган Милошевич жестко отымел его в своей комнате, едва обнаружив вторжение.       — Штеф?       Тино снова вырвал его из судорожных мыслей. Теперь он был серьезен.       — Да?       — Спасибо.       Сказав это, Тино снова замолк, а Штефан воззрился на него с недоумением.       — Не понял, а за что?       Парень был предельно серьезен.       — За то, что так спокойно реагируешь… Ну, на то, что ты видел в нашей комнате вчера.       Калиш тут же понял, о чем речь, и поспешил прервать Тино:       — Чувак, это ваше дело. Я ни в коем случае не буду лезть.       Наверное, инцест — это нехорошо. Да и спать с женатым мужчиной нехорошо, что уж там. Вилле вот знал о грешке Штефана и сразу дал понять, что это не его дело. Какая мудрая позиция — не лезть в чужую личную жизнь. Она ведь потому и личная, черт возьми, потому что не терпит вмешательства извне. Братья-близнецы трахаются? Если они взрослые и самодостаточные люди, то пожалуйста, это их дело и их жизнь.       — Вот за это и спасибо, — кивнул Тино. Его губы тронула легкая улыбка. — Об этом мало кто знает, но нас всегда осуждали. Так что я рад, что ты так спокойно на все реагируешь.       Калиш снова отпил кофе. Ему было приятно осознавать, что он угадал с реакцией и не стал изначально никуда лезть, чем и вызвал к себе хорошее отношение. Вилле и Тино здорово помогли ему минувшей ночью, точно помогут и с новосельем, а ведь у них самих работа и куча всяких дел, они толком мебель не до конца еще собрали. И все же готовы были помочь. Такие отношения надо ценить.       — Я и сам не без греха, чувак.       Штефан улыбнулся, отведя взгляд от квартиранта. Да уж, стоит привести в порядок свою жизнь.       — Бервальд из-за этого нас недолюбливает, — проговорил Тино. — Вернее он считает, что нам с Вилле стоит полечиться. Ведь это вроде как ненормально.       Калиш снова повернулся к парню. Тино улыбался, но радости в этой улыбке не было.       — Муж вашей сестры?       — Он самый, — отозвался Вяйнямёйнен. — Он очень хороший человек, и он многим нам с Вилле помог, я не могу этого отрицать. Но он никогда не поймет.       — Паршиво, чувак, — кивнул Штефан. — Если бы мой отец узнал о том, что я гей, он бы тоже решил, что меня надо лечить.       Он и сам поразился тому, с какой легкостью это сказал. Чутье подсказывало, что Тино не из тех, кто будет разбалтывать чужие секреты.       — А я даже геем не являюсь, — поделился Вяйнямёйнен. — Мне нравятся девушки, куда чаще, чем парни. А с Вилле… с ним все совершенно особенно.       Тино густо покраснел, а Калиш тактично отвернулся. Ему и правда не хотелось лезть в чужие дела, но видно Тино просто необходимо обо всем поговорить с кем-то. И если он говорит это Штефану, значит, он ему доверяет.       — Ты любишь его?       — Люблю, — кивнул Тино. — И не совсем так, как нужно любить брата. Вилле говорит, что это наваждение.       — Наверное, так и есть, — согласился Калиш. — В любом случае я не вижу в этом ничего омерзительного. Ну, или больного. В конце концов, у вас же все по взаимному согласию.       — По взаимному, да.       Они оба замолкли. Штефан подумал о том, что хотеть родного брата — это как-то неправильно. У него самого не было родных братьев или сестер, но был Тодор, который считался им за родного человека, и для Штефана было просто дикостью хотя бы представить себя с ним в постели. Наверное, поэтому этот Бервальд так реагировал — для него это дикость. Однако он не раздул из этого скандала, а ведь мог, Калиш это понимал.       — Прости, Штеф?       — М-м?       Румын снова посмотрел на Тино. Тот хмыкнул.       — Просто застегни ворот, — сказал он. Увидев недоумение на лице Штефана, Тино засмеялся. — Прости. Мы с Вилле умирали от любопытства, но не позволили себе спросить. Однако если ты хочешь избежать ненужного внимания, тебе лучше спрятать синяки и засосы.       На сей раз раскраснелся Калиш. Поняв, о чем ему толкуют, он тут же застегнул верхние пуговицы рубашки, пряча шею.       — Вот черт, совсем об этом забыл…       А вот это уже сложно будет объяснить. Пошел к Милошевичам и вернулся с засосами и синяками на шее.       — Так уже не сильно бросается в глаза, — кивнул Тино. — Если бы я не знал того, что знаю, решил бы, что тебя Гага изнасиловала.       Это была шутка, но от нее Штефану не стало веселее. Он еще гуще покраснел и прикусил губу, не к месту вспомнив о том, кто и как оставил на его теле эти отметины.       — Слава богу, нет. Все немного сложнее…       — Ты ничего не должен мне объяснять, — Вяйнямёйнен мягко похлопал его по плечу. — Как насчет того, чтобы позавтракать? Если мы и правда хотим устроить вечеринку, нам лучше закупиться продуктами и хорошей выпивкой.       Сказав это, Тино ушел на кухню, а Штефан спрятал пылающее лицо в ладони. А ведь он собирается пригласить на вечеринку всех братьев Милошевичей. Как ему вообще смотреть в глаза Драгану после того, что произошло ночью? Хотя куда важнее как так вышло, что оно вообще произошло? Ответов у Калиша не было.

***

      Мэгги взяла трубку только после пятого гудка.       — Мэтти! Ты представить себе не можешь, что со мной вчера произошло!       Голос сестры был до того взволнованным, что Уильямс остановился посреди тротуара и сжал трубку.       — Что-то плохое или хорошее?       Слишком уж редко Мэгги была такой взбудораженной.       — Эй, отойдите, молодой человек.       Какая-то женщина обошла его сбоку, и Мэттью поспешил отойти в сторону.       — Простите, пожалуйста!       — Что там у тебя? — снова послышался голос Мэгги.             Неизвестная женщина ушла, потеряв к парню всякий интерес, и быстро пропала в толпе.       — Нет, ничего.       — Мэтти, умоляю, скажи, что ты ночевал у своей Фели.       Это была слишком странная просьба. Уильямс невольно пожал плечами, не зная, чего ему ожидать.       — Ну, в общем-то у нее я и ночевал. А что случилось? Ты меня пугаешь.       — Я все расскажу, но только не по телефону, ладно? Если совсем коротко, я вчера пыталась найти Фели и поэтому поехала в “Голубую фею”.       — Что?!       Мэттью невольно повысил голос. Он тут же вспомнил сперва полное переживания о нем лицо сестры вчерашним утром и ее искреннее желание помочь, а потом вспомнил тот самый гей-клуб, битком набитый кучей похотливых и полуголых мужчин, ощущая при этом смесь ярости и тревоги. Конечно, клиенты “Голубой феи” вряд ли могли как-то посягнуть на Мэгги, но все же это было далеко не то место, в котором Мэттью хотел бы видеть свою любимую сестренку.       — Только не злись, прошу тебя. Я просто хотела помочь.       Эта жалобная просьба заставила Мэттью моментально успокоиться.       — Я не злюсь, Мэгги. Но черт возьми, зачем ты туда пошла? Это же ночной клуб для геев.       — Все в итоге закончилось хорошо. Честное слово. Фели я не нашла, но случилось кое-что другое. И я должна все тебе рассказать. Я только тебе могу рассказать, ты же знаешь.       Уильямс кивнул, скорее сам себе, и продолжил свой путь по тротуару.       — Хорошо. Ты во сколько сегодня заканчиваешь?       — Ближе к обеду, как и ты. Давай встретимся в семейном кафе и поговорим там. Я не смогу говорить об этом дома, зная, что где-то рядом находится мама.       Мэттью откровенно недоумевал.       — Да что же там такое случилось?       — Я просто кое-что узнала. И если бы я не была на все сто процентов уверена в том, что ты сохранишь все в тайне, не стала бы тебе об этом даже заикаться. Просто давай увидимся сегодня и спокойно поговорим.       Уильямс снова закивал.       — Хорошо. Я после занятий зайду в общежитие к Антонио, это как раз по пути, а сразу после в кафе.       — Поняла. Увидимся там.       Разговор закончился, но Мэттью понимал, что вплоть до того момента, пока он не увидит Мэгги лично и не убедится в том, что с ней все хорошо, он будет просто на иголках. Мозг слишком активно додумывал всякое, благо и фантазия была богатой, так что стоило сосредоточится на занятиях. А еще подумать о том, почему Антонио минувший день не был на занятиях и вообще не брал трубку. Совсем на него не похоже. Карьедо гордился тем, что учится по гранту, всегда прикладывал массу усилий, чтобы этого гранта не лишиться, да и на звонки и сообщения сразу отвечал. Уильямс волновался за него, равно как и за всех своих друзей, и хотел убедиться в том, что с Антонио все хорошо.       Минувшая ночь была невероятно беззаботной и уютной. Мэттью провел ее с Фели. Они просто лежали на стареньком диванчике, говорили о всяком, наслаждаясь обществом друг друга. Уильямс все отчетливее понимал, что поступил правильно. Да, его сильно удивила правда о Фели, он был растерян, но не позволил этому чувству взять верх над ним. Решение о том, что ему все равно, пришло сразу, и благо он сразу его озвучил. Нельзя было, чтобы Фели в нем усомнилась. Ей было намного тяжелее, чем самому Мэттью, она сильнее переживала и боялась. А сам Уильямс волновался больше о том, как на подобное среагирует его семья. Он сам хочет быть с Фели, и его не волнуют некоторые физиологические моменты. Нет проблем, с которыми нельзя было бы справиться, будь у тебя упорство и желание. Но вот с тем, чтобы объяснить подобное родителям, будут определенные сложности.       Уильямс привык всегда и все обдумывать наперед. Он понимал, что лгать родителям не сможет, так же это будет нечестно по отношению к Фели. Ее прошлое — это не порок. Это ее личный выбор, который все должны уважать. Анна, скорее всего, еще сможет смириться, а вот как будет реагировать Андре вообще непонятно.       Парня все это сильно тревожило, так что он судорожно обдумывал все варианты развития событий. Посмотрев на часы, Мэттью хмыкнул — еще только девять утра, он добрался до места куда раньше, чем планировал. Сегодня Фели работает в хосписе. Наверное, они смогут увидеться. Лукашевич сказала ему, что хотела бы познакомиться с Мэгги, а при учете того, что это желание взаимно, наверное, пора уже их в самом деле знакомить.       Телефон завибрировал, оповестив о новом сообщении. Уильямс невольно чертыхнулся, уже достигнув парадного входа в здание колледжа, а после прочитал сообщение от Альфреда.       “Я сегодня иду в гости к Иву, там будет вся его семья. Как думаешь, имеет смысл покупать его сестрам цветы, а племянникам подарки?”       Мэттью даже не сразу понял, в чем суть вопроса. Да уж, Джонс его тоже сильно удивлял. Мало того, что он и правда начал встречаться с тем самым стриптизером, так он еще и в гости ездит к его семье. Подумав немного, Уильямс набрал ответ:       “Лучше купи племянникам вкусняшек, а цветы прибереги для праздника”       Он уже пересек порог и оказался в холле. Можно было не спешить.       “Понял! Спасибо!”       Вдогонку этому сообщение пришло еще одно.       “Я так волнуюсь. И так счастлив. Я точно влюбился”       Мэттью улыбнулся. Да, ему все так же казалось, что Альфред поступил несколько необдуманно, но его все равно радовало то, что его друг счастлив и испытывает такие положительные эмоции.       “Если так, то ты просто обязан нас с ним познакомить”       Джонса уже угораздило втюриться, а значит задача Мэттью как друга не лезть, а просто наблюдать со стороны и присматриваться к происходящему. Ал, конечно, не глупый парень, но вот в людях он разбирается плохо, это факт. Так что Уильямс сам должен посмотреть, что это за человек такой, этот Ив.       “Познакомлю! Обязательно!”       Мэттью тут же представил лицо Ала. Он, наверное, сейчас такой счастливый и радостный, сияет улыбкой и уже прикидывает, что купит племянникам Ива. Возможно еще пару дней назад Уильямс бы сказал, что не стоит Алу вообще ехать в Саут Сайд и доверять его жителям, но теперь все изменилось. Теперь у него есть Фели, которая родилась и выросла в Саут Сайде. Стоит полагать, если бы не смена пола и дисфория, она так и осталась бы там жить. Лишний показатель того, что район проживания вообще не имеет значения.       Уильямс кивнул своим мыслям и продолжил путь. Ему предстояло отсидеть на занятиях, а после поспешить сперва к Антонио, а потом на встречу с сестрой. С Альфредом он постарается увидеться на следующий день, благо это выходной.

***

      В Миллениум-парке было даже слишком многолюдно для рабочего дня. Всюду слышались смех и музыка, по тротуару бегали дети, кто-то катался на скейтах, гироскутерах или самокатах, некоторые люди просто бегали, облаченные в спортивные формы, но многие сидели на разложенных на зелени покрывалах. День выдался прелестный, теплый и солнечный, едва вступивший в весну Чикаго успел и забыть о том, что так бывает вообще. В воздухе пахло фастфудом, сладкой ватой и карамелью.       Сигни уселась на свободную скамейку и, не долго думая, достала из сумки скетчбук и графитный карандаш. Изначально она планировала сходить на выставку, но интерес к ней словно сам собой пропал после разговора со старшей сестрой. Возможно ли, что Анеса права, может, Сигни и правда стоит уже хоть как-то намекнуть Хенрику на свою симпатию? Тот сам не намерен этого замечать, это уже очевидно.       Девушка мотнула головой. Нет уж, не бывать такому. Ей проще просто смириться с тем, что не судьба, чем делать шаг первой. И вообще, пора бы выбросить Хенрика из головы, хотя бы на время, не портить себе выходной плохими мыслями. И именно поэтому Сигни решила порисовать. И ведь не важно, что именно рисовать, главное — отвлечься. А рисование было ее любимым хобби.       Рука словно сама собой набросала фигуру человека. Худощавый, высокий, немного коренастый, стоящие торчком волосы, длинные руки, рубашка, застегнутая только на нижние пуговицы. Сигни сразу поняла, кого она рисует, но останавливаться или менять что-то совершенно не хотелось. Ей вдруг стало грустно. Редко она позволяла себе поддаваться эмоциям, если это и происходило, то только если она наедине с собой, без посторонних глаз. Кажется, только Бьорк видела ее слезы, и то лишь пару раз.       — Глупый Хенрик, — выдохнула Сигни. Рисунок был почти готов и выглядел неплохо. — Слепой идиот. Влюбился в лесбиянку и за столько лет так этого и не понял.       Она посмотрела на рисунок критичным взглядом, а после перевернула страницу. Совершенно не хотелось думать о Хансене. К слову, у него совсем скоро из тюрьмы должен выйти брат. Его Сигни помнила очень смутно, и то это были мысли о том, что она всегда его побаивалась. Лицо из памяти давно стерлось.       — Извините?       Сигни вздрогнула, надавив карандашом сильнее, чем стоило, а после подняла взгляд, осознав, что обратились именно к ней.       — А?       В паре метров от нее застыл человек. Сигни его совершенно точно не знала. Невысокий смуглый азиат с короткими, весьма необычно постриженными черными волосами, одетый как самый обычный школьник или студент колледжа. Незнакомец держал в руках фотоаппарат, профессиональный и явно не дешевый. Сигни вдруг поняла, что не может даже предположить, сколько этому человеку вообще лет, отчего-то возраст никак не определялся. Казалось, может быть пятнадцать, а может и тридцать.       — Я прошу прощения, что прервал вас, — сказал незнакомец с едва уловимым акцентом. — Я фотограф. Хотел спросить, не будете ли вы против, если я сделаю нескольку снимков? — Выждав паузу, он дополнил: — Пожалуйста, мисс.       Йоргенсен так и застыла на месте со своим скетчбуком и карандашом. Нет, она поняла, о чем ее спросили, но не могла осознать того, что вообще происходит. Какой-то незнакомец спросил разрешения ее сфотографировать. Таких творческих личностей в Миллениум-парке всегда более, чем достаточно, они запечатляют разные виды и людей, то, что им самим интересно, все это знают. Но у Сигни еще ни разу не спрашивали разрешения. Это казалось чем-то невероятно странным, словно этому фотографу не наплевать на личное пространство и он не хочет покушаться на чужое спокойствие.       — Простите? — только и выдохнула Сигни.       Она снова окинула незнакомца взглядом. Кажется, это все же взрослый человек, смахивающий на школьника. Он был худым, кофта буквально висела на нем, зато брюки облегали ноги. Ботинки на высокой подошве дополняли этот юношеский образ настолько удачно, что иную обувь не хотелось и представлять.       — Пару кадров, — повторил фотограф. — Если вы позволите. Я вижу в вас творческую натуру.       Этого не стоило объяснять, ведь Сигни сразу все поняла, просто растерялась. На нее прежде вообще никто не обращал внимания, кажется, даже никто прежде не заговаривал с ней на улице вот так просто. Кругом было так много людей, а фотограф подошел именно к ней.       — Эм-м… Ладно.       Она согласилась неуверенно, но фотографу этого вполне хватило. Он кивнул и перевел свое внимание на фотоаппарат.       — Большое спасибо. Рисуйте дальше, забудьте обо мне.       Он отошел, а Сигни пожала плечами. В этом нет ничего плохого. Скорее всего, если получится хороший кадр, эта фотография попадет на выставку. И как бы сильно Сигни ни презирала лишнее внимание к своей скромной персоне, ей было бы действительно интересно посмотреть на то, что получилось бы. Анеса, например, уже однажды попадала на какое-то фото, которое потом красовалось на выставке, и была дико довольна этим.       Сигни обратила свой взор на чистый лист. Итак, ей нужно рисовать, в то время как ее будут фотографировать. Чужое внимание немного нервировало, но Сигни выбросила из головы ненужные мысли. Что бы ей нарисовать сейчас, чтобы не думать о фотографе и о том, что она каким-то образом привлекла его внимание? Девушка не знала и, действуя по инерции, начала рисовать.       Прошло больше времени, чем она ожидала. Неужели фотографирование — это такой долгий процесс? В какой-то момент Сигни не выдержала и подняла взгляд, уже решив, что фотограф закончил со своими делами и ушел, но тот был на месте. Их взгляды встретились, когда незнакомец оторвался от объектива. Он кивнул, а Сигни так и смотрела на него. Еще пара фото, и вот азиат уставился на свой фотоаппарат, а после подошел к ней.       — Получились отличные снимки. Хотите посмотреть?       Этот человек был странным. Он выглядел и заинтересованным, и незаинтересованным одновременно, и Сигни всегда думала, что так может только Мадс.       — Не особо, — отозвалась она.       Слова вырвались словно сами собой. На самом деле Сигни хотела посмотреть и узнать, что же там вышло, но по привычке не показала, что ей это хоть немного интересно. А вот фотограф, который уже успел подойти к ней близко, уставился на страницу скетчбука.       — Ого. Вы отлично рисуете.       Йоргенсен вздрогнула.       — Нет, это всего лишь наброски.       Она ощутила себя так, будто ее застали врасплох, будто то, что фотограф узнал, что она рисовала его, могло как-то унизить саму Сигни. Странное ощущение.       — Вы очень талантливы, — все тем же спокойным тоном сказал азиат. — Вы ведь здесь одни, да? Хотите присоединиться к нам? У нас творческий коллектив.       — Что? Нет.       Сигни не любила, когда кругом много людей. Особенно она не любила, когда кругом много незнакомых людей, это ее всегда пугало или напрягало. Даже наличие рядом одного этого фотографа ее уже напрягало.       — Я настаиваю, — сказал он. — Идемте же, обещаю, вам будет очень интересно с нами.       Все случилось слишком неожиданно. Фотограф взял ее запястье руки, в котором она держала карандаш, и потянул на себя.       — Эй!       Сигни оказалась на ногах. Еще пара мгновений, и вот ее уже вели по тротуару куда в сторону.       — Я вас со всеми познакомлю.       Йоргенсен понимала, что ей надо возмутиться, вырвать свое запястье из хватки незнакомца, возможно даже поднять шум и привлечь внимание, потому как такое поведение попусту недопустимо. Но вместо этого она уставилась на чужую руку немного рассеяно. Ладонь была большая и сильная, с едва заметными мозолями, ровными и ухоженными ногтями и серебряным колечком на мизинце. Несмотря на худобу, в теле этого человека чувствовалась сила, хотя до того, как он вообще прикоснулся к Сигни, она искренне полагала, что незнакомец вряд ли поднимет что-то потяжелее своего фотоаппарата.       Сигни не успела подумать о причинах того, что заставило ее впасть в такой ступор. В руках незнакомца не было ничего особенного, но она так уставилась на них, что просто пошла следом за ним, позволяя вести себя. Она все так же сжимала карандаш в одной руке и скетчбук в другой, смотря на чужие руки, а потом и на затылок.       — Кику, наконец-то ты вернулся. О, привел кого-то?       Они остановились. Это было весьма уютное местечко под деревом. На траве было разложено сиреневатое покрывало, в центре которого виднелись бутылки с соком и пивом, какие-то фрукты в пластиковых контейнерах и куча фотографий. Сигни даже не сразу поняла, что они давно свернули с тротуара. Подумать только, она позволила себя повести черт знает куда и черт знает к кому. На нее смотрели сразу несколько пар глаз людей, которые так мило устроились на этом месте.       — Знакомьтесь, — сказал фотограф с таким видом, будто бы это не он привел сюда Сигни против ее воли. Хотя да, она ведь и не сопротивлялась. — Это Элиас Карпуси, — фотограф указал на черноволосого бледного парня с конским хвостом. Тот тут же помахал рукой Сигни, словно они были старыми друзьями. — Это Роза Смит, Ли Ван и Эрика Линч. А это моя сестра Сакура Хонда.       Глаза Йоргенсен забегали по незнакомым лицам. Роза Смит была маленькой на вид миниатюрной девушкой с рыжевато-русыми волосами, собранными в два высоких хвостика. Она была облачена в бледно-розовое платье с голубым поясом и казалась похожей на куклу. Во всяком случае, личико у нее было действительно кукольным, с маленьким носиком, тонкими губками и большими зелеными глазами. Ли Ван был азиатом с ежиком темных волос и весьма недобрым выражением желтоватого лица. Он выглядел в этой компании самым старшим. Сигни сразу заметила, что его пальцы были черными, точно он испачкал их в мазуте. Эрика Линч, блондинка с каре и голубыми глазами, сидевшая как раз ближе к Ли Вану, в отличие от него так и сияла добродушием.       — Привет, — хором отозвались Роза и Эрика.       Ли Ван кивнул и устремил все свое внимание на фотографии, а Сигни посмотрела на девушку, которую фотограф представил как свою сестру. Они с ней были похожи, родственные черты сразу угадывались.       — Очень приятно познакомиться, — кивнула Сакура, так же делая вид, что все происходящее абсолютно нормально, словно так и должно быть. Хотя кто его знает, может для этой компании подобное и было в порядке вещей, судить трудно. — А как вас зовут?       Кажется, пришла пора говорить что-то. Компания была очень странной, но Сигни отчего-то не испытала привычного отторжения. Интересно, зачем этот странный фотограф вообще ее привел сюда.       — Эм-м… Сигни Йоргенсен.       Эрика заулыбалась ей.       — Какое красивое имя! Присаживайся к нам. У нас есть сок и фрукты, а еще пиво. Ты что предпочитаешь?       Сигни тут же замотала головой. Вот так просто садиться к совершенно незнакомым людям она не могла просто по определению.       — Нет-нет, я лучше пойду…       — Ты рисуешь? — спросила Роза. — Можно посмотреть? — Йоргенсен и сама не поняла, как это девица умудрилась потянуться к ней и вырвать из ее рук скетчбук. — Ух ты! Это же Кику! Смотрите, ребята, Сигни нарисовала его в то время, как он ее фотографировал.       — Как круто! — тут же восхитилась Эрика. — Ты потрясающе рисуешь, Сигни. Так красиво.       Творилось что-то совершенно странное и непонятное. Сигни рассеяно смотрела на то, как девушки изучают ее скетчбук и просто стояла, словно ее пригвоздило к месту. Даже Ли Ван заинтересованно уставился на ее рисунки, а Сакура улыбнулась.       — Садитесь к нам, Сигни. Я всегда рада познакомиться с человеком, который умеет так хорошо рисовать.       Йоргенсен ощущала легкий диссонанс. Они выделялись — Сакура и этот ее брат. Были какими-то не такими, не похожими на остальных. Обращались к Сигни на «вы» и вели себя куда спокойнее и воспитаннее. Словно спокойствие — это какая-то особая азиатская черта.       — А я Им Ен Су! — еще один азиат настиг Сигни со спины. — Можно просто Ен Су, да. Приятно познакомиться, Санги.       Йоргенсен посмотрела на него. Этот парень напоминал участников корейских бойсбэндов, а макияжа на его лице и различных украшений было больше, чем у девушки. Джинсы, облегавшие как леггинсы, были рванными во всех возможных местах, футболка плотно сидела на худощавом теле. У парня в руках был фотоаппарат.       — Я Сигни, — поправила девушка, не зная, есть ли в этом вообще смысл.       — Ой, прости, — виновато улыбнулся Ен Су. — Я просто никогда не слышал такое имя. Ты из Европы, да? А я из Южной Кореи, из Сеула. Слышала про такой город?       Роза хмыкнула.       — Ен Су, ты много болтаешь.       Кореец хихикнул.       — Прости-прости. Кику, поможешь мне?       — Да, конечно.       Когда фотограф отошел от Сигни, та вдруг осознала, что он все это время держал ее за запястье. А ведь она ненавидела любые прикосновения к себе, не считая только случаев, если ее касался кто-то из семьи. А этот человек был посторонним, он держал ее за запястье, а Йоргенсен ни разу даже не возмутилась. Это вообще было непохоже на нее.       Ен Су и фотограф (стоит полагать, Кику) отошли куда-то в сторону, а растерянная Сигни решила, что стоит побыстрее забрать скетчбук и уйти прочь. Слишком много людей вокруг. Однако Сакура, которая, казалась, мигом разгадала ее намерения, снова обратилась к ней, говоря подчеркнуто спокойно:       — Мы были бы ради, если бы вы с нами посидели.       — Да-да, — закивал Элиас. — Вот сок. Или, может, пиво?       Йоргенсен снова уставилась на них. Это действительно было странно, но любопытство перебороло желание уйти прочь как можно скорее.       — Ладно, — кивнула она. — Сок, пожалуйста.       Сигни нерешительно присела рядом с Сакурой, а Элиас протянул ей металлическую банку с «фантой». Они в самом деле могли сойти за группу давно между собой знакомых людей.       — У Кику нюх на талантливых людей, — хмыкнула тем временем Эрика. — Ты только посмотри на эту прелесть.       — Это точно.       Они с Розой смотрели рисунки в скетчбуке, а Ли Ван завел какой-то разговор с Элиасом. Его голос, немного хриплый и тихий, тоже казался очень взрослым.       — А вы… друзья, да? — спросила Сигни у Сакуры.       Та кивнула.       — Думаю, мы скорее компания по интересам, любим живопись и фотографию. Я владею художественной галереей, Ли и Роза рисуют невероятные картины, Элиас занимается граффити, а Эрика — фотограф.       Йоргенсен выдохнула. Общаться было не так сложно, как она думала изначально.       — Как и ваш брат?       Сакура на миг оглянулась в сторону, и Сигни сделала так же. Чуть в стороне от них двое азиатов возились с фотоаппаратом.       — Для них это хобби, — ответила Сакура. — Кику занимается бизнесом, а еще владеет собственным театром, продвигает в массы японскую культуру, а Ен Су играет на гитаре в поп-группе. А в свободное время они берут в руки фотоаппараты.       Сигни удивилась.       — Ого. Сколько лет вашему брату?       Сакура улыбнулась.       — Двадцать пять. Он много добился благодаря своему трудолюбию. И именно он собирает нас вместе, чтобы бы могли провести время. Иногда приводит новых людей, как было с Элиасом и с вами. Вы давно рисуете, Сигни? Занимаетесь этим профессионально?       — Нет, — Йоргенсен мотнула головой. — Это просто хобби. Я учусь на лингвиста, владею несколькими языками. Хочу стать преподавателем испанского или английского.       Роза, Эрика и Элиас синхронно уставились на нее.       — Вау, — выдохнул последний. — Не зря говорят, что талантливый человек талантлив во всем.       А Эрика хихикнула.       — Ты прямо как наш Кику. Тоже далеко пойдешь.       Сигни невольно оглянулась в сторону того странного человека, и в тот же миг этот Кику посмотрел на нее. У него были карие глаза, совершенно обычная для японца внешность. Ничего особенного, как ни посмотри, но Сигни задержала на нем взгляд. Она и сама не понимала, почему.       — А вот я хочу поступить в художественный колледж, — сказал Элиас, продолжая тему.       Когда Кику и Ен Су вернулись к ним, уже Роза рассказывала о том, что у нее вся квартира забита картинами, что совсем недавно одну из ее работ купил какой-то богач. Сигни слушала их всех, постепенно узнавая, а едва Кику сел рядом, вновь уставилась на его руки. Эти руки тоже были обычными, и Йоргенсен не понимала, почему она вообще на них смотрит.       Этот день определенно можно было считать самым странным днем в ее жизни.

***

      Ив проснулся и хмуро уставился в потолок. Будильник громко трезвонил, так что пришлось приподняться и выключить его. Уже пора вставать, а значит, наступил полдень. Последствие бессонной ночи давали о себе знать, тело так устало от работы, ноги ныли, но это все сущий пустяк по сравнению с тем, что было раньше. Он ненавидел женское кафе и свою работу в нем, но это все равно было лучше, чем чистка унитазов или, например, работа в канализации. И такое было.       Брагинский размял шею и поднялся с кровати. Наверняка Наташа приберегла для него горячую воду, так что он сможет принять душ. И Ник наверняка уже ждет его пробуждения. Им нужно поехать в клинику, и чем скорее они с этим закончат, тем лучше для младшего Брагинского. А уже после к ним приедет Альфред. Парень так настаивал на этом, а Ив, несмотря на собственную уверенность в том, что все это какая-то нелепица, был действительно счастлив.       Натянув на тело одежду, Ив направился в коридор. Уже на пороге он столкнулся с Наташей. Девушка посмотрела на него с толикой мимолетного недоумения.       — А я уже хотела тебя разбудить, — сказала она. — Ты хоть выспался или все плохо?       Брагинский улыбнулся.       — Могло быть и хуже. Если приму душ и попью кофе, вообще все будет замечательно.       — Тогда поспеши в ванную, — кивнула Наташа. — А то отец вернулся, и он какой-то очень странный. И судя по тому, как он выглядит, он уже готов спустить всю горячую воду.       Улыбка Ива тут же исчезла. Он хорошо помнил о том, что минувшим днем Александр ушел из дома не в лучшем расположении духа, благо сестра успела все поведать. И не сказать, чтобы его так сильно волновали странности в поведении отца, он к ним уже даже привык, но в этот раз явно что-то было иначе.       — Он буянил?       Наташа замотала головой.       — Нет, он настолько спокоен и трезв, что я сперва испугалась. Не сказал и слова, ничем не возмутился. Просто сидит на полу и о чем-то думает уже три часа. Я пыталась предложить ему кофе, но он меня проигнорировал. Так что я не знаю, как надо реагировать.       Это и правда было странно для Александра. Он очень редко бывал трезв, и в таком состоянии всегда был раздраженным и озлобленным, так что в пору было подозревать, что с ним случилось что-то плохое.       — Ладно, разберемся. А где Ник?       Наташа мотнула головой.       — В моей комнате. Сегодня заходила Гага, пригласила нас на вечеринку новых жильцов. Помнишь, я рассказывала тебе о них? Они поселились в доме покойной Даны Калиш.       Что-то такое Ив смутно припоминал. Да, Дана была одинокой, умерла тихо, да так, что об этом даже никто не знал долгое время. Свой дом со всем содержимым она завещала какому-то молодому родственнику, кажется племяннику, и тот уже успел заселиться пару дней назад.       — Вечеринку, значит? — задумчиво сказал Брагинский. — И вы хотите пойти на нее?       Наташа пожала плечами.       — Я не знаю. Ник, кажется, хочет.       — А ты?       Ив посмотрел внимательно на младшую сестру. Наташа росла чуть ли не как комнатный цветок. Она выходила из дома только в школу или за продуктами, ни с кем не дружила, даже с соседями особо не общалась. Готовила и убирала в доме, следила за порядком, обеспечивала какой-никакой уют. А ведь ей всего шестнадцать лет. Даже помня о том, что однажды произошло с Олей, Ив хотел, чтобы Наташа бывала среди людей и общалась со сверстниками, должна же быть хоть какая-то социализация.       — Не знаю, — повторила Наташа. — Там будет много людей, но почти все знакомые. А еще туда пойдут все Милошевичи.       Брагинский улыбнулся.       — Тогда иди и ты. Ник и Драган точно не дадут тебя в обиду, так что и я буду спокоен.       Наташа посмотрела на брата нерешительно.       — Думаешь, стоит?       — Только если ты сама хочешь, — кивнул Ив. — Но вообще думаю, что стоит. Ты взвалила на себя очень много обязанностей, надо ведь иногда и отдыхать. Мы с Ником решим все в клинике, а потом вы вместе сможете пойти на вечеринку. Я побуду дома и прослежу за тем, чтобы отец не натворил дел, как и Оля.       Девушка была задумчива. Она обдумывала все «за» и «против».       — Ты говорил, что приедет Саншайн.       Да, Джонс обещал прибыть как раз вечером. Если к тому времени Александр снова уйдет в бар напиваться, а Оля будет в комнате с детьми, то Ив сможет либо провести с Альфредом время наедине, либо с ним же пойти на ту самую вечеринку. Лучше, конечно, первый вариант.       — Приедет, — кивнул Брагинский. — А что?       Наташа посмотрела на него внимательно, точно выискивая в его взгляде ответы на не озвученные вопросы.       — Он теперь твой парень, да? — выдохнула она, явно убежденная в том, что ответ будет положительным.       Она хорошо знала брата, знала, что Ив никогда бы не привел домой кого-то постороннего. А Саншайн уже явно не посторонний, это чувствовалось. Не просто случайный знакомый, который скоро всеми забудется, вовсе нет. Иначе бы он не приходил к ним в гости.       — Да, — спокойно кивнул Ив. — У нас отношения. И я не хочу это афишировать.       Наташа кивнула.       — Я понимаю, да, — немного подумав, она добавила: — Йессе де Вард с сыном сегодня уезжают куда-то, кажется, барыжничать. А Эрна уже два дня как зависает у своего нового парня. Поэтому Трисс пригласила Олю в гости с детьми. Сможешь избавиться от отца на вечер, и дом в вашем полном распоряжении.       Брагинский не сразу понял, о чем ему толкуют, а едва поняв, усмехнулся.       — Хорошо, я это учту.       — Иди принимать душ, а я разогрею обед.       Сказав это, Наташа обернулась и ушла в сторону лестницы, а Ив направился в другую сторону. По пути в ванную он заглянул в комнату Оли, дабы убедиться в том, что у нее все нормально. Айша мирно посапывала рядом с матерью, а сама Оля на пару с Олегом смотрела какой-то мультфильм по старенькому телевизору. Они даже не заметили Ива, так что парень кивнул сам себе и пошел дальше. Стоило еще заглянуть к Нику. Тот в самом деле был в комнате Наташи.       — Эй, Ник?       Парень оторвался от книги, которую читал. Брагинский успел заприметить название на обложке «Биплан. Ричард Бах».       — Ты уже проснулся? — спросил Ник.       Ив кивнул.       — А ты увлекся эзотерикой?       Ник пожал плечами.       — Просто слог приятный. Нам уже пора ехать?       Было странно застать младшего брата за чтением чего-то, что не касалось непосредственно медицины.       — Да, я приму душ и оденусь, так что будь готов.       — Хорошо.       Ник вернулся к чтению, а Брагинский прикрыл дверь. По младшему брату было видно, что он уже давно готов, и это хорошо. Прием у доктора Цвингли очень важен, потому как у Ника явное обострение, и как же хорошо, что парень сам этого не отрицает и не противиться тому, чтобы ехать к психотерапевту. Как и говорил доктор Цвингли, принятие своего диагноза — это первый шаг на пути к выздоровлению. Да, о выздоровлении Ника не может быть и речи, в лучшем случае подавление симптомов, но ведь и это большое достижение. Особенно если вспомнить о том, что и Ник, и Наташа при рождении лишь чудом не умерли сразу же, едва узрев свет. Записанные в смертники на первый день жизни, они уже сотворили невозможное тем, что стали теми, кто они есть.       Приняв душ и наспех высушив волосы полотенцем, Ив не смог найти расческу. Он помчался в комнату Наташи, дабы взять расческу сестры, и обнаружил, что Ника там уже нет, зато книжка Баха лежала на аккуратно поправленной подушке. Приведя себя в порядок, Брагинский посмотрел на часы. Уже час дня, а значит, до выхода еще минут двадцать. Можно спокойно пообедать.       Когда он спустился на кухню, его встретил голос диктора, который рассказывал об аварии на центральной трассе. Ив посмотрел мимоходом и кивнул, думая о том, что много людей сегодня простоят в пробке. Брагинский не сразу заметил отца, который в самом деле сидел на полу, куда более чистый, чем еще недавно, но совершенно бледный и растерянный.       — Эм-м… — Ив нерешительно приблизился к Александру. Он понимал, что тот как минимум будет не сильно рад его видеть, ведь его так взбесило известие о том, что старший сын переспал с парнем. — Папа, ты в порядке?       Тот поднял взгляд на него, как-то странно скривился и отвернулся, притом настолько демонстративно, что едва не стукнулся о стоявшую рядом тумбочку.       — Оставь меня в покое.       Это было странно. Казалось, мужчина намеренно подавлял свою агрессию, чего прежде Ив вовсе не видел от него.       — Ладно.       Наверное, не стоит лезть. Что бы там не случилось с Сашей, он совсем скоро придет в прежнее состояние, напьется в компании своих друзей и снова обнаружится пьяным в хлам у лестницы дома. Так ведь всегда и происходило.       Наташа и Ник сидели за столом. Как только Ив оказался на кухне, Наташа поднялась на ноги и, отойдя к плите с чистой тарелкой, положила брату яичницы с беконом.       — Когда вас ждать обратно? — спросила она.       Брагинский плюхнулся на свободный стул.       — Часа через три. Как раз успеете на свою вечеринку.       Ник, казалось, вообще их не слышал. Он смотрел куда-то на стену с таким отрешенным видом, что любой непривыкший мог бы и испугаться. Но Брагинские знали, что это его нормальное состояние.       — Тогда я скажу Гаге, что мы придем. Так странно, еще вчера ее братья хотели убить Тодора, а сегодня идут к ним на вечеринку.       — Тодора?       Это имя Иву ни о чем не говорило.       — Одного из новых жильцов того дома, — ответила Наташа. — Он приходил к нам с Гагой, когда Ник пропал позавчера. Кажется, друг племянника Даны Калиш или вроде того.       Брагинский уставился на поставленную перед ним тарелку.       — А за что его убить хотели?       — Кажется, он обидел Гагу, вот мальчики и разозлились. А сейчас, полагаю, они все помирились. Я не знаю подробностей.       Ив понимал лишь одно — измотанный сразу тремя работами, он попусту перестал понимать, что вообще происходит в Саут Сайде. И, очевидно, множество событий уже прошло мимо него. Может, ему в самом деле стоит наведаться на ту вечеринку и поговорить с Милошевичами, а заодно и познакомиться с теми новыми жильцами? Хотя перспектива остаться наедине с Альфредом манила куда сильнее.       — Я пропустил много всего, — подытожил он.       — Не так уж и много, — отозвалась Наташа.       Уже совсем скоро Ив и Ник вместе вышли из дома. Им было необходимо добраться до метро пешком, так что они уверенно направились в нужную сторону. Уже достигнув конца улицы, Брагинский увидел подъехавшую машину, такси. Из нее выбрался незнакомый ему парень, шатен лет двадцати пяти на вид. Он как-то воровато огляделся, посмотрел на Брагинских с долей опаски, а сразу после пересек ограду. Это был дом, что находился между владениями Оксеншерна и Макензи, тот самый дом, в котором и жила когда-то Дана Калиш. Ив, проводивший в детстве много времени в доме напротив, у Мюллеров, хорошо помнил эту женщину. Она была веселой и общительной, но с годами Дана как-то закрылась в себе, перестала принимать гостей и стала нелюдимой, и Брагинский понятия не имел, что же ее так сильно изменило.       — Ты его знаешь? — спросил Ив.       — Вроде это и есть Тодор, о котором говорила Наташа. Но это не точно, — буркнул Ник в ответ, все такой же отрешенный и ни в чем не заинтересованный.       Брагинский кивнул.       — Понятно.       Да, на вечеринку заглянуть определенно стоит.

***

      Тодор плохо спал всю ночь. Вернее, половину ночи он в принципе не спал, потому как заявилась Тереза, а потом ему удалось немного вздремнуть, но стараниями все той же Терезы их с Домиником ожидало самое неприятное пробуждение. Эта ненормальная девица зачем-то запрыгнула на диван, на котором спал Велков, определенно прекрасно зная о том, что там кто-то лежит. Тодор же среагировал моментально: еще не проснувшись толком, он скинул с себя девушку, так что та повалилась на спавшего на полу Доминика. Тот зашелся различными ругательствами на родном венгерском языке, Тереза была невероятно весела и смеялась в голос, Тодор ровным счетом ничего не понимал, а появившаяся София закатила глаза и с видом строгой мамочки взяла сестру за руку и уволокла в ванную. Велков готов был поклясться, что там, за закрытой дверью, София тоже поругалась матом, только уже на немецком.       — Твою же мать… — только и выдохнул парень.       Хедервари покосился на него. Он стоял в стороне и потирал рукой ушибленный бок, на который Тереза умудрилась налететь коленкой. Она была тощей, но при этом вполне тяжелой, и коленки у нее были острые, это уже и Тодор успел заприметить.       — Я убью эту суку, — серьезно сказал Доминик. — Клянусь, убью. Всегда ее ненавидел.       Велков лишь пожал плечами.       — А она точно родственница Эдельштайна? Не подкидыш?       — Да если бы, — Хедервари мотнул головой, уставившись куда-то в пол. Он задумался, потирая бок уже скорее машинально, а потом снова посмотрел на Тодора. — У вас там еще осталась свободная комната?       Уловив суть вопроса, Тодор откровенно нервно усмехнулся.       — А ты хочешь скинуть это чудо на нас, да? — проговорил он, прекрасно понимая, что не рискнул бы жить с Терезой под одной крышей. Она слишком ненормальная. — Нет, все комнаты уже заняты. Последнюю забрала еще одна поехавшая девица со своим черным ебырем. Знаешь, как весело слушать их порнушку? Они иногда даже двери не закрывают.       Доминик скорчился.       — Фу, — только и сказал он.       — Ага, — кивнул Тодор. — Так что нет, увы.       Телефон тут же завибрировал. Велков сперва недоуменно замер, забыв о том, что он сам минувшим вечером поставил его на беззвучный режим, что в принципе делал очень редко. Просто не хотелось шуметь в чужом доме, в котором есть маленькие дети. На экране высветилось имя Штефана, и у Тодора даже руки задрожали от нервозности. Он принял вызов и сразу услышал голос лучшего друга.       — Привет. Как вы там?       — Привет, Штеф, — отозвался Тодор. Доминик тут же замер, смотря на него. — Все нормально, вот только вчера ночью приехала двоюродная сестра Софии, и нам стало немного тесно.       — Возвращайся в Саут Сайд.       Поразительно, но голос Калиша был совершенно спокойным и даже отрешенным, и Велков не мог понять, хорошо это или плохо.       — Ты в порядке? — только и спросил он.       Кажется, Штефан не сразу понял, о чем спросили.       — Да, в полном, — куда эмоциональнее отозвался он. — Просто ночка выдалась странная. Я спал от силы пару часов и дико устал. Но это ерунда. Ты мне срочно нужен в Саут Сайде, надо подготовить все к вечеринке, закупиться продуктами и выпивкой. Так что поторопись. Тино сказал, что со всем поможет.       Тодор вообще уже ничего не понимал. Он ведь вчера уехал потому, что ему стало опасно в Саут Сайде, неужели на минувшую ночь все сильно изменилось?       — Вечеринка? — спросил он.       — Новоселье, Тод. Не тормози, — усмехнулся Штефан. — Да, с Милошевичами я вроде как все уладил. Ну, в смысле я поговорил с Гагой, а она сказала, что поговорит с братьями. Так что нас не убьют. И чтобы окончательно закопать топор войны, мы должны позвать их в гости и угостить хорошей выпивкой, и новоселье — отличный повод.       Это было действительно неожиданно. Неужели Калиш в который раз смог все разрешить и спасти Тодора от расправы целой семейки с уголовными наклонностями?       — Ты говорил с Гагой? Что она сказала?       Это сейчас волновало Велкова в самую первую очередь. Нет, он ведь и правда не хотел причинять ей вреда. Она понравилась ему сразу. Тодор точно понимал, чего именно хотел, понимал, что поспешил, сделал все не так, как нужно было, но объяснить это все Гаге просто не успел.       — Сказала, что поспешила с выводами. Я объяснился с ней, но ты сам должен перед ней извиниться, имей это в виду. Так что быстро домой, и лучше возьми такси, а то еще заблудишься по пути. И, надеюсь, ты в отличие от меня смог поспать, потому что я уже никакой. Напомни Доминику, что они с Софией приглашены.       Велков закивал, хоть и понимая, что Штефан его все равно не видит. Да, он обязательно поговорит с Гагой и все ей объяснит. А еще попробует все объяснить ее братьям, как бы тяжело это ни было. Он попытается.       — Да, напомню. А что ты будешь делать с итальянкой и ее шоколадным мальчиком?       — Придумаем что-нибудь. Жду тебя.       — Хорошо.       Хедервари тут же оказался рядом.       — Что он сказал?       Доминику было важно знать, чем в итоге завершился этот конфликт. В конце-то концов, плохой исход может угрожать его бизнесу, все это прекрасно понимали.       — Сказал, что проблема решена и велел мне ехать домой на такси, — Тодор улыбнулся Доминику. — А еще напомнил, что вы с Софией приглашены на вечеринку.       — Вечеринка?!       Женский голос, прозвучавший за их спинами, заставил мужчин синхронно подскочить на месте. Тереза настигла их быстро. Она довольно ловко перепрыгнула через спинку дивана, сразу же усевшись рядом с Велковым, и тот сразу осознал, что именно так она на него и плюхнулась минут двадцать назад.       — Черт…       Доминик снова оказался подальше, а Тереза потянулась к Тодору, зачем-то положив свои ноги на его колени. Парень уставился на эти самые ноги, тонкие и красивые, довольные длинные и спрятанные под кожаные брюки. Стопы, к слову, были босыми, на ногтях виднелся черный лак.       — Я просто обожаю вечеринки! — восторженно сообщила Тереза. — В этой вашей Америке умеют веселиться по полной?       Тодор перевел взгляд на ее лицо. У нее потекла тушь и тени. Однако макияж, который она, как видно, не смывала минувшей ночью, вовсе не портил ее лицо. Тереза казалась все такой же красивой, хоть и откровенно безумной. Даже многочисленные проколы смотрелись органично.       — Я не знаю, — честно отозвался Велков. — Я еще и недели здесь не провел и пока не видел.       Он не был уверен в том, что есть необходимость в ответе, скорее даже просто попытался сосредоточится на разговоре, чтоб не думать о женских ногах на себе.       — Тогда посмотрим вместе, — довольно кивнула Тереза. — Где вечеринка? Я тоже поеду.       Доминик хотел было что-то сказать, но его опередила подоспевшая София.       — Никаких вечеринок, пока не найдешь себе жилье. Ты еще даже не определилась, куда будешь поступать.       Тереза даже в лице не изменилась и не посмотрела в сторону Софии, ее внимание было приковано к Тодору.       — У меня еще все лето впереди, а до лета пара месяцев, так что все успеется. А сейчас я хочу на вечеринку! — она оказалась еще ближе к Велкову. — Так когда мы едем?       Тодор пожал плечами.       — Ну… Я еду прямо сейчас, а ты потом приезжай с Домиником и Софией, — с сомнением в голосе отозвался он. — Конечно, если они сами приедут.       София мотнула головой.       — Я не смогу, детей не с кем оставить. И ты не сможешь, — это она сказала Терезе, — у тебя много своих дел.       Та громко фыркнула.       — Ага, конечно. Чувак, я с тобой поеду. Хочу завести побольше знакомств и потусить. И вот это как раз отличный шанс.       Велкову потребовалось немного времени, чтобы понять, что Тереза сказала это ему, и при том сказала твердо и решительно, ставя перед фактом, что будет именно так, как она сказала. Он беспомощно посмотрел на Доминика, взглядом прося помочь, но тот лишь пожал плечами. Подействовать на Терезу могла только вечно строгая и упрямая София, но в этот раз даже она совершенно не справлялась.       — Но…       — Я быстренько, только возьму кое-какие вещи!       Действуя все так же решительно, Тереза вскочила с дивана, умудрившись ударить Тодора пяткой по бедру. Она помчалась в сторону лестницы, громко стуча ногами, а Велков обратился к Софии:       — Она что, и правда со мной поедет?       Он не знал, как быть. Тереза совершенно отбитая. Она не плохая, нет, просто неадекватная какая-то. Штефан явно не сильно порадуется такому гостю. Однако если подумать, София вот тоже могла сказать решительное «нет» и потребовать выпроводить незваного гостя в лице Тодора минувшей ночью. Ведь могла же. Тереза сильно действует на нервы чете Хедервари, так может если забрать ее с собой, Велков только окажет услугу? На вечеринке будет много людей. Кто знает, может, Тереза отвлечет на себя Милошевичей, да так, что они и забудут о всех конфликтах?       — Я… не уверена, — София пожала плечами. — Дома она меня точно с ума сведет, а так, если ее не будет, я смогу поискать для нее жилье. Но навязывать ее вам…       — Почему же сразу навязывать? — прервал ее Доминик. — Загрузить ее каким-нибудь делом, а потом позволить развлечься. Может, она и правда заведет полезные знакомства?       Он явно думал о чем-то, что было куда глубже и серьезнее, чем досуг родственницы, и Тодор это понял.       — Ты прав, — кивнул он. — Саут Сайд, конечно, не такой презентабельный, как Вест Луп, но там съемное жилье дешевле.       София подумала, смотря то на Тодора, то на мужа, а потом кивнула:       — Хорошо. Если она будет досаждать, я приеду и заберу ее.       Велков кивнул, стараясь улыбаться как можно увереннее. Да, Тереза — та еще штучка, но и от нее, возможно, будет толк. В любом случае, Доминик сам приедет к ним в Саут Сайд позже, когда разберется со своими рабочими делами, а до того момента ничего катастрофического случится просто не может.       Доминик все так же думал о чем-то своем, а София кивнула:       — Пойду проведу с ней беседу о том, как себя вести на людях, а то как бы потом не краснеть за ее поведение.       Она в самом деле ушла, а Велков посмотрел на Доминика:       — Вызовешь нам такси?       Он мотнул головой.       — Нет, сам отвезу, мне все равно надо в Саут Сайд.       — Еще лучше, — кивнул Тодор.       Надо будет потом сказать Штефану спасибо. И хорошо бы поговорить с Гагой, при чем до того, как они пересекутся на этой вечеринке. Велков должен извиниться перед ней лично и все объяснить. И если она не будет против, предложить ей встречаться. Тодор понимал, что хочет хотя бы попробовать, а там видно будет.

***

      Мэттью быстро оказался на нужном этаже и отыскал нужную комнату. Он часто посещал Антонио в общежитии, а потому проблем с тем, чтобы попасть в здание, не было. Стоило выяснить, что случилось с Карьедо и почему он не посетил занятия, а уже потом поспешить на встречу с сестрой и узнать, что же такое важное она хотела поведать.       Открыв дверь, Уильямс первым делом увидел незнакомую ему девушку. Та сидела на кровати соседа Антонио, парня по имени Эдуард фон Бок. Это был довольно приятный в общении воспитанный молодой человек, по-хорошему помешанный на учебе и отлично разбирающийся в информационных технологиях. Мэттью часто с ним пересекался и поддерживал хорошие отношения.       Сам Эдуард обнаружился им позже, стоящим у шкафа. Из одежды на нем были привычные строгие брюки и майка, и судя по всему, искал он рубашку, и при том так рьяно и немного дергано, что прихода Уильямса он вовсе не заметил. А вот незнакомая девушка заметила. Она была худощавой и бледнокожей, это было очевидно уже потому, что ее тело закрывали лишь черный бюстгальтер и трусики, больше напоминавшие короткие шорты в обтяжку. Ребра на животе выпирали, на боку виднелась огромная татуировка в виде то ли дракона, то ли еще чего-то цветастого, правая рука так же была сплошь в наколках, от плеча и до самой кисти. Волосы у девушки были светлыми, коротко стриженными и немного торчащими в стороны, так что и не усомнишься, что она проснулась лишь недавно. На шее видела подвеска в виде волчьего клыка, лицо было в проколах.       Мэттью сразу смутился, увидев эту нестандартную личность. А вот девушка вообще не смутилась. Она покуривала сигарету, пуская дым, и не стоило сомневаться в том, что курить она умеет, опыт явно есть, а ведь судя по всему, она совсем еще юная, определенно младше самого Уильямса, и при том значительно.       — Эм-м… Привет.       Девушка снова затянулась, а Эдуард, наконец, обратил на него внимание. Он был необыкновенно хмур и даже как-то озлоблен, что ли. Было очень странно видеть его таким.       — А, Мэттью, — сказал он. — Здравствуй.       Он явно не был настроен на светские беседы, и Уильямс это понял, а потому решил сразу спросить о том, что ему нужно.       — Антонио здесь?       Фон Бок хмыкнул.       — Вон лежит.       Мэттью недоуменно покосился на кровать Карьедо. Да уж, надо было хорошенько приглядеться, чтобы понять, что на ней кто-то лежит. На первый взгляд просто разобранная кровать, но под мятым одеялом и явно не свежими простынями в самом деле лежал человек.       — Тони?       Закрыв за собой дверь, Мэттью поспешил к той самой кровати. Он сдвинул в сторону одеяло и тут же наткнулся на лежащего Карьедо. Тот поморщился, когда в глаза ударил свет, и поспешил прикрыть рукой лицо.       — Бля…       Уильямс решительно ничего не понимал. Неужели Антонио, этот примерный студент и человек, который даже после разнузданной пьянки умудрялся всегда выглядеть свеженьким и отдохнувшим, в самом деле мог оказаться в подобном состоянии.       — Что это с тобой?       — Ему было хорошо прошлой ночью, — ответила Мэттью неизвестная девушка. Она все так же курила, поглядывая куда-то в сторону. Уильямс посмотрел на нее, попутно заметив, что Эдуарда передернуло от ее слов. — А за все хорошее приходится платить, птенчик. Полагаю, ты и сам это знаешь. Этот испанский идиот не рассчитал свои силы.       — Эрна…       На сей раз Мэттью уставился на фон Бока. Тот вовсе побледнел, словно сказанное девушкой так сильно его задело. Хотя… Может, и правда задело, но по какой же причине?       — Что? — девушка посмотрела на Эдуарда. — Перестань вести себя как обесчещенная девица, тебе не идет. А испанское дерьмо в принципе находится в том состоянии, которое он заслужил. Все равносильно и логично, разве нет?       От подчеркнутого холода в ее тоне Уильямсу стало не по себе. Сколько бы девушке не было лет, она явно не тот человек, который будет сюсюкаться и нежничать. В ней ощущалась природная грубость и нотка агрессии, Мэттью всегда избегал таких людей. Именно тот вид людей, с которыми у него, всегда миролюбивого и компромиссного, могли происходить серьезные конфликты.       — Просто… не говори о нем, — едва ли не слезно попросил Эдуард. Нельзя было усомниться в том, что для него это очень важно. — Вообще никогда, пожалуйста.       Девушка пожала плечами.       — Да пожалуйста.       Фон Бок кивнул и достал из шкафа рубашку, а после поспешил натянуть ее на себя. Мэттью вообще уже ничего не понимал. Он посмотрел на Карьедо, который уже перестал морщиться от солнечного света.       — Мэтти? Ты что тут делаешь? — хриплым тоном спросил он.       Уильямс выдохнул.       — Пришел узнать, что у тебя случилось. Ты не отвечал на звонки и не пришел на занятия. И сегодня, и вчера.       Они, если подумать, не виделись с того вечера, когда вместе поехали в Лайквью. В тот самый вечер Мэттью поехал вместе с Альфредом, дабы не отпускать его одного в «Голубую фею», а Антонио вместе с Гилбертом и Юльхен остались в кафе. Что же могло с тех пор такое произойти, что теперь Карьедо вот в таком состоянии? При том он явно не с похмелья, от него даже не пахло алкоголем.       — Я… — Антонио откашлялся. — Я просто приболел.       Мэттью чуть сузил глаза.       — И ты сказал об этом сокурсникам, чтобы они передали преподавателям? Ты ведь помнишь о том, что тебе не нужны проблемы с учебой?       Карьедо не смотрел на него. Он заворочался в кровати, постепенно вылезая из-под плена одеяла и простыней.       — Помню-помню… Мы, люди с Саут Сайда, вообще должны доказывать, что имеем право вылезать из грязи.       Эти слова заставили Уильямса потрясенно замереть на месте. Никогда прежде Антонио не говорил ничего подобного, он вообще старался не касаться вопроса своего происхождения. В то время, как многие его сокурсники из богатых семей могли позволять себе вольности, он старался изо всех сил, дабы не лишится гранта на обучения, ведь иначе о высшем образовании можно и не мечтать. У Карьедо нет таких денег. И парень делал все для подтверждения гранта, никогда не жалуясь ни на что. Так что же вдруг изменилось?       — О, как заговорил, — хмыкнула девушка. — Кое-кто вспомнил о том, что он родился в том самом районе.       Эдуард, уже полностью одетый, снова скривился. Уильямс вдруг осознал, что фон Бок явно намеренно не смотрит в сторону Антонио. У них ведь всегда были хорошие отношения.       — Да пошла ты к дьяволу, де Вард, — прорычал Карьедо с откровенной злобой в голосе.       Прозвучало весьма угрожающе, но Эрну это вовсе не впечатлило.       — Лучше быть с дьяволом, чем с вонючим испанским дерьмом.       Сказав это, она поднялась на ноги и, потянувшись к тумбе, потушила сигарету о небольшую пепельницу. Мэттью честно старался не смотреть на ее полуобнаженное тело, хотя он и заприметил прокол в пупке и еще одно тату, на бедре и в форме звезды.       — У вас все в порядке? — нерешительно спросил он.       Было даже слишком очевидно, что тут произошло что-то очень нехорошее. И не то, чтобы Уильямсу хотелось в это все вникать, вовсе нет. Он никогда не лез не в свое дело. Просто ему хотелось понять, что происходит конкретно с Тони, ведь это его друг.       — О, в полном, — огрызнулся Эдуард. — Будет еще лучше, когда я окажусь как можно дальше от него, — он зыркнул в сторону Карьедо, но тот остался безразличен к этому жесту. — Ты идешь?       На сей раз он обратился к Эрне. Та кивнула и потянулась за своей одеждой. Она быстро надела свободные штаны и майку, а после чуть взъерошила свои волосы.       — Идем.       Фон Бок явно был рад уйти. Он даже не попрощался ни с кем, а просто ступил за порог, а вот Эрна посмотрела на Антонио:       — И помни, испанское дерьмо, о том, что я сказала. Ты знаешь, как меня найти, — Карьедо мотнул головой, точно пытаясь избавиться от назойливой мухи, а Эрна посмотрела на Уильямса. — Пока, кто бы ты там ни был. Помоги своему другу, он деньги потерял и теперь на мели.       Дверь за ней закрылась, а Мэттью тут же посмотрел на Антонио. Потерял деньги? Это ужасно, ведь у него каждый цент на счету. Неужели дело в этом? Хотя нет, это не объясняет слишком многого.       — Тони, это правда?       Наконец, Карьедо уселся на кровать, полностью выбравшись из-под всего того, что на нем лежало. Он выглядел весьма неважно, так непривычно для всегда красивого и обаятельного Карьедо.       — Я не терял деньги, — сказал он. — У меня их украли. Но это никак не докажешь, у меня есть только предположения. И ни цента в кармане. А до ближайшей зарплаты еще две недели, — он посмотрел в глаза Уильямсу. — Ты ведь понимаешь, что я никогда бы не потерял деньги? Я же не такой идиот, черт возьми.       Мэттью тут же присел рядом с ним.       — Конечно, Тони. Тебе стоило сразу позвонить мне.       Карьедо замотал головой. Что ж, Уильямс прекрасно знал о том, что он — парень гордый. Он будет не спать ночами и работать, не покладая рук, но никогда не будет просить денег. Эта его черта всегда восхищала Мэттью, но ведь иногда все же стоит принимать помощь от друзей, которые о нем искренне волнуются.       — Я разберусь, Мэтти, — все так же хрипло сказал Антонио. — Что-нибудь придумаю.       Уильямс кивнул, а сразу после полез в карман и достал свой кошелек. Заметив это, Карьедо тут же вскинул головой.       — Лучше молчи, — усмехнулся Мэттью.       Он достал три сотни и протянул их другу, но тот замотал головой.       — Я не возьму, чувак.       — Еще как возьмешь, — уверенно отозвался Уильямс. — Потом вернешь, если получится. А если нет, то и пошло оно нафиг. В любом случае я хотя бы буду знать, что у тебя есть деньги.       Но Карьедо все так же смотрел волком, явно оскорбленный и даже пристыженный. И Мэттью хорошо его понимал. У него с собой было не так много денег, но он готов был отдать все, ведь это для друга. Вся сложность тут именно в том, чтобы Антонио переступил через свою гордость и принял помощь.       — Нет.       — Я не собираюсь спорить, Тони, — Уильямс уверенным жестом сунул деньги в руку друга так, что тот просто растерялся. — Я понимаю, что ты привык сам решать свои проблемы, но хочу помочь. Для этого и существуют друзья, ведь так?       Он улыбался, а Карьедо был растерян. Обдумав все, он выдохнул:       — Я верну.       — Даже если не вернешь — ничего страшного. Твое благополучие для меня важнее денег.       Тони рассеяно кивнул ему.       — Спасибо, Мэтти.       Уильямс похлопал его по плечу.       — Не за что, друг. Я могу что-то еще сделать?       Он огляделся. Обычно в этой комнате царил идеальный порядок, но минувшим вечером на порядок явно забили, а потому вещи Антонио, как чистые, так и не самые свежие, были свалены кучей на спинку стула и край кровати, ботинки валялись у тумбы, как раз под учебником высшей математики.       — Нет, — Карьедо мотнул головой. — Я тут сам… Ну, приведу себя в порядок и в понедельник приду на занятия. Мне просто и правда немного нездоровилось, но это ерунда.       Услышав это, Мэттью довольно кивнул:       — Я рад это слышать. Давай, приходи в себя. И позвони, если что. Мне сейчас надо идти, Мэгги ждет.       — Ага. Спасибо еще раз.       Уже уходя, Уильямс снова посмотрел на друга. В разум неприятным червячком проникла мысль о том, что он что-то упустил, что-то недоглядел, но Антонио улыбнулся ему в своей привычной манере, сияя белоснежными зубами, так что тревоги тут же отпали.       — Увидимся в понедельник.       — Да, удачи тебе.       Как только Мэттью ушел, Карьедо перестал улыбаться. Он посмотрел на деньги в своих руках. Три сотни — приличная сумма. Уильямс не такой богач, чтобы вот так легко сорить деньгами, он бережливый человек. И если он с такой легкостью отдал эти деньги ему, значит, ему в самом деле не наплевать на Карьедо.       — Спасибо, Мэтти. Ты слишком хороший друг.       На сердце было тревожно. Антонио ясно ощущал, что он уже во что-то вляпался, во что-то очень нехорошее. Но вряд ли он сможет выбраться целым из этого болота.

***

      Когда Тодор и Тереза оказались в доме, там уже царила суматоха. Первым делом парень увидел незнакомую ему молодую женщину, которая доставала бутылки из ящика. Рядышком с ней стоял манежик, в котором сидел маленький ребенок с блондинистыми волосками, совсем еще маленький, явно не достигший первого года жизни.       Вот женщина подняла взгляд. У нее было миловидное личико с пухлыми щечками и большими глазами, светлые волосы были коротко стрижены и прикрывали уши. Такая прическа ей определенно очень шла.       — Привет, — улыбнулась она.       Кажется, бутылки были с пивом. Тодор даже не успел об этом подумать, потому как по лестнице спустились Штефан и Тино. И судя по всему, они что-то обсуждали. Едва увидев друга, Калиш бросился к нему и обнял, явно испытав облегчение от того, что тот все же вернулся целый и невредимый.       — Наконец-то, — выдохнул он. Отстранившись, Штефан улыбнулся в своей привычной манере. — Мы уже готовимся. Советую тебе спрятать свое барахло в комнате и закрыть ее на ключ, а то вдруг кто-то устроит разврат прямо на твоей кровати. Кстати, это Айно, старшая сестра Тино и Вилле, наша соседка. Она тоже будет нам помогать. А это ее сын, Бернард. Ты еще узнаешь его характер. Айно, это мой лучший друг Тодор, он тоже здесь живет.       Велков немного растерялся от потока информации, но все же кивнул.       — О, понятно. Приятно познакомится.       — И мне, — мило отозвалась Айно.       Сложно было не улыбнуться ей в ответ.       — Отличная хата, чуваки.       Тем временем Тереза уже успела изучить гостиную взглядом, и увиденное ей явно пришлось по душе. Калиш покосился на нее так, будто вообще увидел только что. Хотя вполне возможно, что он и правда ее сразу не заметил. Если ее вообще реально не заметить.       — А это кто?       Он быстро начал догадываться. Несмотря на экстравагантный внешний вид, Тереза была очень похожа внешностью на Софию и Родериха, нельзя усомниться в том, что они родственники. Даже сам Велков сразу это понял, хотя и не знал по факту о наличии у Родериха племянницы.       — Это Тереза Эдельштайн, — представил Тодор девушку. — Двоюродная сестра Софии, она приехала в Штаты минувшей ночью. Тереза, это Штефан, Тино и… — он невольно запнулся, — Айно.       Тереза так и светилась от удовольствия.       — Всем привет! Я уже жду не дождусь тусы!       Оказавшись поближе в Калишу, она совершенно неожиданно обхватила руками его лицо и еще более неожиданно поцеловала в губы. Все произошло настолько быстро, что Штефан не успел среагировать. Он так и застыл с округлившимися глазами и вопросом в них, как, к слову, и Тодор. Наблюдавший за этим Тино задрал одну бровь, теперь наблюдая за Терезой с куда большим интересом.       — Добро пожаловать, — немного неуверенно сказал он.       Тереза активно закивала.       — Спасибо, пупсик. У меня очень много энергии, и чтобы не уничтожить случайно этот офигенный дом, я вам помогу, — сообщила она. — Что надо делать?       Штефан все так же стоял как истукан. Он еле обернулся, все так же силясь задать вопрос, но Айно хмыкнула, решив не утруждать парня.       — Пойдем, я скажу, что надо делать.       — Отлично!       Тереза поспешила к ней, а Тодор подошел к Калишу.       — Ты в порядке?       Тот обернулся теперь уже в его сторону.       — В порядке? Меня только что поцеловала в губы какая-то девица, — потрясенно выдал Штефан. — Девица, — повторил он, — меня. В губы. Какого черта это было?       Не будь Велков сам так удивлен, он бы с большим удовольствием засмеялся. Хорошо, что Калиш не решил выяснять у самой Терезы, что это было, она ведь напрочь отбитая девица. От нее в самом деле не знаешь, чего вообще ожидать.       — Уверен, это был сугубо дружеский жест.       Тино тоже подошел поближе и похлопал Штефана по плечу. Тот хмыкнул и утер губы.       — Надеюсь, больше таких жестов не будет.       Откуда-то сверху послышался стук каблуков. Не стоило и гадать, кто это может быть, так что Тодор не удивился, когда увидел итальянку, имени которой никак не мог запомнить, и ее черного кавалера, если такое обращение вообще котируется к подобному человеку.       — Как же здесь шумно. Устроили какой-то балаган.       Штефан едва не крякнул от возмущения.       — Уж кто бы говорил. Или что, траходром чем-то лучше балагана?       Кьяра самодовольно хмыкнула, как раз проходя мимо него. Они с Амади держались за руки, и стоит отметить, внешне как пара они смотрелись потрясающе экзотично: она такая низенькая и миниатюрная, с каштановыми локонами и в коротком платьице, а он здоровяк и бицепсами, еще более внушительный на фоне своей подружки. Но это только при взгляде со стороны. Как люди они решительно не нравились никому из тех людей, что обитали в этом доме, особенно Штефану.       — Если бы у тебя была девушка и регулярный секс, ты бы не осуждал меня за мою личную жизнь.       Амади довольно заулюлюкал, следуя за Кьярой. Благо они ушли быстро.       — Что? — возмутился Калиш.       Конечно, Кьяра не знала о том, что у Штефана нет девушки именно потому, что девушки его в принципе не интересуют, однако регулярным сексом он точно не обделен. Но ведь не говорить же о таких подробностях, правда? Это явно лишнее.       — Забей, друг, — хмыкнул Тодор. — Она просто безмозглая дурочка, не более того.       Штефан выдохнул, стараясь сдержаться от праведного гнева и естественного выброса эмоций. Велков хорошо знал о том, что другу подобное дается весьма непросто.       — Я уже хочу, чтобы этот день быстрее закончился, — признался Калиш. Он посмотрел на Тино: — Вы тут справляетесь? Мне надо поговорить с Тодором кое о чем.       Тот улыбнулся.       — Конечно, здесь все под контролем.       — Отлично.       Им и правда нужно было поговорить. Калиш поманил друга за собой. Они направились наверх.       — А где Вилле? — спросил Тодор между прочим.       — На работе. Скоро вернется. Милошевичи его немного остерегаются, так что его присутствие на вечеринке будет нам на пользу.       Когда они оказались в комнате Штефана, Велков огляделся. Кругом царил идеальный порядок, даже старый сундук покойной старухи стоял весь сияющий, точно отполированный.       — Ты как?       Калиш выдохнул и уселся на край кровати.       — Я не знаю. Вчерашняя ночь была очень странной, произошло слишком много всего. А этот день… Многое должен решить.       Тодор кивнул, снова ощущая свою вину. Это ведь его ошибка привела ко всей этой катавасии. Если бы он нормально повел себя с Гагой, ничего бы такого не было, и Штефану не пришлось бы так переживать и спасать его от расправы.       — Все плохо?       Он присел рядом с другом. Велкову важно было знать все. Штефан мотнул головой.       — Нет, могло быть куда хуже, я в этом уверен. Гага пообещала мне, что поговорит с братьями и все утрясет, а еще пригласит своих друзей. Наша задача сейчас — провести эту вечеринку на высоком уровне, чтобы если не подружиться с Милошевичами, то хотя бы не враждовать с ними. Еще пришлось пригласить Макензи, Оксеншерна тоже, это вообще без вопросов. Соседа из дома напротив я приглашал пару дней назад, он сам придет. Выпивку мы купили, Айно и Тино сообразят закуски.       Тодор напрягся. Он всегда ощущал, если Штефан не договаривает. Сложно объяснить, как такое возможно вообще, просто они слишком хорошо друг друга знали.       — Что-то случилось, да? — спросил он. — Что-то помимо того, что тебе пришлось ночью говорить с Гагой.       Калиш выдохнул. Он ответил не сразу, точно обдумывал в голове, стоит или не стоит признаваться. Ну, точно что-то случилось, при том определенно важное.       — Да, — кивнул Калиш. — И это меня потрясло даже сильнее, чем то, что Милошевичи мне вчера вечером выбили стела в окне.       Тодор округлил глаза.       — Выбили стекла?       — Угу, — Штефан почесал затылок. — Мы с Тино их уже поменяли, все нормально, хотя когда в окно вчера забросили камень, я действительно чуть не обосрался.       — Ужас какой…       На сей раз Калиш даже засмеялся.       — Ерунда. Их потом наш сосед разогнал, тот который из дома напротив. Он был таким спокойным, а они послушно разбежались. Явно его уважают, думаю, он был для них всех учителем в школе.       Велков лишь кивнул, запоздало поняв, что они, в общем-то ушли от темы.       — А что случилось-то? — спросил он.       Едва спросив, Тодор посмотрел в лицо друга и понял, что тот не хочет отвечать. Это было слишком очевидно для него.       — Давай как-нибудь потом, ладно? Это… сложно.       Велков кивнул, думая о том, что он теперь сам должен делать. Калиш сделал уже больше, чем достаточно, пора уже как-то самому загладить свою вину. Например, лично поговорить с Гагой и все ей объяснить. Не испортить с ней все окончательно.       — Если захочешь об этом поговорить, я всегда готов тебя выслушать, — только и сказал Велков.       Штефан посмотрел на него и благодарно улыбнулся.       — Спасибо, друг, — кивнул. — Кстати, что здесь делает эта ненормальная девица? Откуда она вообще взялась?       Тодор пожал плечами.       — Приехала ночью. Доминик и София сами в шоке. Она в Штатах несколько часов, но уже успела их задолбать, а потом попросилась со мной, сказала, что хочет на тусовку.       Калиш криво усмехнулся.       — Однако… Ладно, разберемся и с этим. Может, она пустит свою энергию на то, чтобы запудрить мозги Милошевичам.       На сей раз усмехнулся Тодор, он ведь думал о том же. Что ж, Штефан и правда что-то сообразит, а пока Велков должен сам сообразить, как ему поговорить с Гагой в ближайшее время.

***

      Гага Милошевич оказалась на крыльце, услышав крики. Ничего хорошего такие крики никогда не предвещали, обычно за ними следовала драка, а дальше синяки и ссадины, которые нужно обработать. Гордана вышла следом за ней. Ее черные кудри были собраны в высокий хвост, а из одежды на ней был только махровый банный халат.       — Твоего благоверного бьют? — спросила она, с интересом поглядывая во двор.       Гага тут же мотнула головой. Ее сестра имела в виду Тодора, но его тут и не наблюдалось. Зато было другое знакомое лицо — Резар Джака. Гаге этот человек никогда не нравился. Он жил в соседнем районе, но часто ошивался в Саут Сайде и имел какие-то дела как с отцом Гаги, так и c ее братьями. Пару раз он делал ей откровенные намеки, но девушка сразу дала ему понять, что не заинтересована в подобном. А потом еще и Вук, ее отец, это подтвердил.       — Ты задрал, ублюдок! Опять решил захомутать мою долю!       Кричал Дамир. Его голос Гага узнала сразу. Наверное, потому и испугалась сперва, решив, что брат и правда накинулся на Тодора, ведь с ним она сама еще не говорила, только с Драганом. Самый старший из братьев пообещал разобраться, и он точно уже успел это сделать. Но Дамир всегда был себе на уме.       — Да что ты несешь? Я бы не посмел!       Резар что-то пытался объяснить и ловко уворачивался от летящих в него ударов, а Дамир снова и снова кидался вперед. Они практически носились по всему двору, и со стороны это выглядело даже глупо.       — Что б вам блять передохнуть, суки… — выругался появившийся за спиной у Гаги Драган. Его явно разбудили. — Ну и какого хера тут блять происходит на этот раз?       Гага пожала плечами.       — Понятия не имею. Ваш старый знакомый пришел, а Дамир бросился на него с кулаками.       Драган широко зевнул. Гага покосилась на него, замечая щетину на лице и немного красные от недосыпа глаза. Не мудрено, спал Драган мало, лег буквально часа три назад. Он планировал отсыпаться до самого обеда, но, видно, не судьба.       — Вот сука пиздец, — лаконично отметил он, смотря на брата.       Странно, но он совершенно не спешил вмешиваться. Тем временем Дамир поймал Джаку, схватив за рукав джинсового пиджака. Резар вообще всегда и везде ходил в этом пиджаке, словно вовсе нет другой одежды.       — Где мои две сотни?!       Резар не стал вырываться, когда понял, что его не пытаются ударить.       — Дай мне пару дней. Ты должен понимать, что это не делается вот так сразу, Дамир. Запасись терпением.       — Я и так жду неделю, черт возьми!       Они кричали едва ли не на всю округу. Гага уловила взглядом проходившую мимо калитки девушку, в которой она узнала Сигни Йоргенсен, что жила в конце улицы. Вернее, она была родом из Саут Сайда, а на текущий момент училась в Иллинойском университете, так что в этом районе она бывала редко. Проходя мимо, Сигни демонстративно затолкала наушники в уши посильнее, чтобы не слышать чужой ругани, а Гаге стало искренне стыдно за брата и за ту потасовку, что он устроил с утра пораньше.       — Что они не поделили? — спросила она у Драгана.       Тот хмуро пожал плечами.       — В душе не ебу.       — Еще только пара дней, друг, — сказал тем временем Джака. — Ну, разве я тебя подводил хоть раз?       Он улыбнулся и подмигнул, а Дамир в самом деле успокоился.       — Пара дней, значит? — спросил он.       — Ни днем больше, — тут же пообещал Резар. — Я не подведу. Мы оба будет в плюсе. Ты же помнишь, что на кону и моя выгода тоже. Мы в одной лодке, друг.       Немного подумав, Дамир отпустил его рукав.       — Ну, смотри у меня.       Драган хмыкнул.       — Пиздец блять, и стоило ради этой хуйни меня будить?       Он развернулся и ушел обратно в дом, а Гага усмехнулась.       — И правда…       Дамир был весьма взрывным человеком, не стоило особо напрягаться, чтобы вывести его из себя. Но при том и успокаивался он очень быстро. Выскажи пару аргументов, и все — он спокоен как удав. В целом, это очень даже хорошо, ведь скольких драк удавалось избежать, если знать подход к Дамиру. Вот Драгана этим не проведешь. Он если решил кому-то ноги сломать — сломает, чего бы ему это ни стоило. Один лишь Сава был отходчивым и не конфликтным в принципе, эдакий гуманист. Но если трех братьев объединяла какая-то общая цель, они превращались в настоящую машину для убийств.       Гага выдохнула и вернулась в дом. Гордана вовсе исчезла, когда она только успела уйти — не понятно. Впрочем, и не важно. Были вещи важнее, например, осознание того, что на вечеринке Штефана Гага увидит Тодора. Им надо поговорить о том, что произошло, и это будет уже скоро.       В ближайшие пару часов Гага успела сделать много дел. Сперва она прибралась в собственной комнате, потом в комнате Драгана, совместной комнате Савы и Йована, в комнате отца, которую сейчас занимал Дамир, а уже после в гостиной. Этот труд был привычным для нее, а Гордана если и помогала, то редко, предпочитая смотреть телевизор. Было очень сложно заставить ее что-то делать, Гордана была любителем не напрягаться и лениться целыми днями.       Приведя дом в порядок, Гага заглянула на всякий случай к Драгану и убедилась в том, что он крепко спит, а после снова вышла на крыльцо. Сава и Йован куда-то опять подевались, а вот Дамир на пару все с тем же Резаром теперь рубился в карты, устроившись на каком-то потрепанном матрасе в центре двора. Где они вообще нашли этот матрас? Время неуклонно близилось к полудню, когда у калитки показался уже второй за утро гость. Гага сглотнула, осознав, кто это.       — Это еще кто?       Вопрос задал Джака, при том вполне тихо и спокойно, так что Гага еле расслышала. Дамир обернулся всем корпусом, сжимая в руках карты, и напряг зрение.       — Эм-м… Да хрен его знает.       В пору было рассмеяться над этой ситуацией, но Гаге было вовсе не до смеха. Она не сдвинулась с места, прекрасно понимая, что ее с крыльца не видно.       — Здравствуйте.       Гость неуверенно пересек заграждение и оказался во дворе. Он переминался с ноги на ногу и поглядывал в сторону дома, явно надеясь на то, что в поле зрения появится Гага.       — Здрасте, — отозвался Дамир. — Ты кто?       Тот сглотнул. Гага тут же поняла нечто важное — не только Дамир не знает, как выглядит человек, которого он собирался четвертовать минувшим вечером.       — Я Тодор Велков, с соседней улицы.       Гага не знала, что предпринять. Конечно, Тодор молодец, он проявил смелость, придя сюда, да еще и в одиночку, но ведь от Дамира вовсе не знаешь, чего ожидать. Будить Драгана тоже не стоит, он будет настолько зол, что это сделает все еще хуже.       — Стоп… Велков? — на лице Дамира мелькнуло узнавание. — Тот самый Велков, которого мы ищем с минувшего вечера?       Джака аж оживился.       — Он что-то вам сделал, брат?       Дамир едва ли не крякнул от возмущения.       — Он Гагу обидел!       Велков не тронулся с места, когда Дамир вскочил на ноги, бросив свои карты на матрас. Куда логичнее было бы, конечно, хотя бы отступить.       — Все совсем не так.       Слушать его Милошевич, разумеется, не был намерен, это было очевидно. Он размял кулаки, уже готовый устроить мордобой, а Резар с готовностью встал рядом с ним.       — Сейчас я тебе устрою, падла.       Гага замотала головой. Нет, нельзя просто стоять и смотреть на это, тем более, что Тодор и не думает сбегать от расправы. Дамир просто настроен подраться, и завелся он моментально. Но его так же моментально можно и угомонить.       — Тодор!       Все трое парней оглянулись в ее сторону, когда Гага сорвалась с крыльца. Она быстрым шагом помчалась к ним. Велков посмотрел на нее как на спасителя всего мира, Резар с откровенным недоумением, а Дамир с явным пониманием. Что ж, Драган с ним и правда говорил, но Дамир хотел выместить злобу на неугодном соседе. И он бы точно это сделал, не появись рядом Гага.       — Привет, — неуверенно выдохнул Тодор.       Гага, однако, улыбнулась и с совершенно невозмутимым видом приобняла его, прижавшись сбоку.       — Шутник ты, братец, — хмыкнула она, обращаясь к Дамиру. — И не представил толком моего парня.       Тот нахмурился.       — Твоего кого?       Но Гага не была намерена что-то объяснять. Она коснулась рукой щеки совершенно сбитого с толку Тодора и, не позволяя ему что-то осознать, приподнялась на носочки и коснулась его губ своими. Поцелуй получился быстрый и короткий, но на Велкова он произвел воистину неизгладимое впечатление.       — Ну, блин… — Дамир надулся, словно ребенок, у которого отняли игрушку. Он обернулся к Резару. — Еще партеечку?       Тот недоуменно кивнул.       — Ага.       Они ушли, а Гага улыбнулась Тодору. С Дамиром она разобралась, теперь самое время поговорить уже с Велковым и все утрясти. Хотя тут, пожалуй, и говорить не о чем, все предельно ясно. Словно подтверждая ее мысли, Тодор счастливо улыбнулся и сам потянулся к ней за еще одним поцелуем.

***

      Альфред упустил момент, когда отец вернулся домой. Он застал его в гостиной, немного утомленного, с едва заметными темными кругами под глазами, облаченного в накинутый поверх рубашки и классических брюк темный бархатистый халат. Эту привычку отца Альфред никогда не понимал и вряд ли вообще когда-нибудь поймет.       — Привет, пап.       Подняв на него взгляд, Артур кивнул.       — Доброго дня, сын.       Джонс хмыкнул. Да, уже полдень.       — Как дела? Ты давно вернулся?       Артур снова не ночевал дома. Не впервой, конечно, он часто либо ночевал на работе, либо уезжал в другие города по важным делам. К этому Альфред привык, как привыкла и Алиса.       — Около часа назад, — отозвался мужчина. — А у тебя сегодня выходной? Не думал, что застану тебя дома.       — Не совсем, — Альфред присел на диван рядом с отцом. — Сегодня тренировка, через месяц очень важный матч. Парни немного психуют. В прошлом году команда проиграла Нью-Йорку.       — Я слышал, что у Нью-Йоркского университета очень сильная команда, их мало кто побеждал.       Джонс хмыкнул. Он не ожидал, что отец знает что-то подобное.       — Сильная, — согласился он. — Они просто гребанные титаны мира американского футбола. Но мы тоже не слабаки. Тренер молится на ничью, но я настроен на победу.       Артур посмотрел на сына, оторвавшись от утренней газеты, которую он читал.       — Мне нравится твой настрой. Всегда нужно стремиться к победе, чего бы оно ни касалось.       — Я тоже так думаю.       Альфред сглотнул, когда Артур снова вернул свое внимание к газете. Он подумал почему-то об Иве и том, что должен будет скоро оказаться у него дома. Никакой тренировки у Джонса не было. Вернее, была, конечно, но только в понедельник. Но Артуру об этом знать точно не следует. Есть такие вещи, которые лучше скрывать даже от родителей.       — Как поживает Мэттью? Он приходил к нам недавно, если не ошибаюсь?       Джонс кивнул.       — Да, приходил. У него все хорошо, он встретил девушку и, кажется, влюбился. А я случайно их свел и даже немного горжусь этим.       — Вот как? А что насчет твоей девушки?       Альфред едва не подавился воздухом. Да уж, сложно вот так разговаривать с отцом о девушке, которой у него вовсе нет. И ведь не признаешься в том, что у него появился парень. Артур не поймет.       — А что? — спросил он в ответ.       Артур с деловитым видом перелистнул страницу. Газета неприятно зашуршала. Джонс зачем-то уставился на профиль отца, думая о том, что Артур, в общем-то, никогда прежде не интересовался его личной жизнью. Думал, небось, что в этом еще нет никакой нужды, сыну ведь только стукнуло семнадцать. Сколько должно пройти лет, прежде чем он начнет спрашивать о том, когда сын женится на приличной девушке из приличной семьи?       — Ничего, — отозвался Артур. — Я даже не знаю, как ее зовут, сколько ей лет и чем она занимается, но мне интересно узнать хоть что-то, а ты вовсе не спешишь делиться.       Альфред пожал плечами.       — Ну, у нас все пока… как бы это сказать… Не так уж и серьезно. Но когда будет серьезно, я тебе все расскажу.       Неужели придется придумать несуществующую девушку? Глупость какая. Выдумать имя и целую биографию? А потом что? Нанять левую девушку, чтобы она играла роль пассии? Или Ивана переодеть в девушку? Да уж, глупейшая мысль.       — Ладно, я тебя понял.       Тон Артура не позволял усомниться в том, что к этой теме они еще вернутся. Не понятно, правда, когда, но это не так уж и важно. Джонсу надо заранее готовится к тому моменту.       — Пап, — нерешительно начал он. — А как ты понял, что любишь маму? Я никогда об этом не спрашивал, но всегда было дико интересно узнать.       Альфред не был уверен в том, что вообще стоит поднимать эту тему, но любопытство и правда пересилило. Артур оторвался от газеты. Не смотря на сына, он сложил ее и положил на колени. Такой задумчивый… Наверное, воспоминания до сих пор причиняли боль.       — Это произошло практически сразу, — ответил он после минутной паузы. — Я был сложным подростком, в котором проснулся дух бунтарства. В то время все были такими, в том числе и Джессика. Не знаю, была ли это любовь с первого взгляда, но когда я увидел, как она танцует… — Артур, наконец, посмотрел на сына. — Это не пример для подражания, ни в коем случае, так что сделаем скидку на бурные времена, — сказал он серьезным тоном. — Так вот, молодежь бесновалась и жгла шины, кто-то бил стекла машин, а Джессика, смеясь в голос, залезла на крышу автомобиля. Кто-то включил музыку, и она начала танцевать.       — Ничего себе, — выдохнул Альфред.       Он не мог даже вообразить подобное, но парню нравилось представлять родителей такими: Артура самым настоящим панком, возможно с ирокезом, с кастетом и дубинкой на перевес, или же с гитарой или огромной колонкой, а рядом с ним Джессику, отъявленную тусовщицу, которая без проблем могла среди общего хаоса просто забраться на чужой автомобиль и начать танцевать. Невероятная романтика улиц родом из Лондона конца девяностых и начала двухтысячных.       — Это было чистое безумие, — кивнул Артур. — Джессика была сумасшедшей, но мало кто мог увидеть за блестящим фасадом ранимую душу. Узнав ее настоящую, я словно влюбился в нее во второй раз. Родители не одобряли мой выбор, но мы все равно поженились, сделали все наперекор всем и были счастливы.       Джонс восторженно выдохнул.       — Ты никогда прежде мне этого не рассказывал.       Да уж, выбить из Керкленда такие откровения практически нереально, если он сам того не хочет. Артур пожал плечами.       — Я не очень люблю говорить о ней в прошедшем времени. При всем своем безумии Джессика была моей любимой женой, ее смерть стала для меня ударом. В память о ней ты носишь ее фамилию, как она того и хотела. И я рассказываю тебе это сейчас просто потому, что надеюсь, что моя история поможет тебе разобраться со своими чувствами.       Альфред улыбнулся. Сложно объяснить, но это откровение отца очень много для него значило.       — Я сейчас в таком восторге, что готов пойти слушать музыку вашей с мамой молодости и представлять вас молодыми.       На ум пришло их с Ивом знакомство. Оно… странное, да. Нестандартное. Наверное, знакомство Артура и Джессики тоже было диким и нестандартным для своего времени, хотя судить, конечно, сложно. Артур усмехнулся и снова взялся за газету, а Джонс чертыхнулся, потому как телефон в его кармане завибрировал.       — Есть какие-то планы после тренировки? — спросил Керкленд, покосившись на телефон в руках сына.       — Пока точно не знаю, — Альфред разблокировал телефон. — Мэттью что-то говорил о том, что у Тони проблемы, я хочу поехать к нему в общежитие и все разузнать. А еще я так и не поздравил Гилберта с получением должности, с ним тоже стоило бы увидеться.       — Понятно.       Артур снова замолк, точно вообще потеряв интерес к происходящему вокруг, а Альфред тем временем увидел имя отправителя сообщения. Это был Ив. Парень тут же разволновался.        «Хотел сказать, что жду тебя сегодня, но планы немного изменились. Наташа и Ник идут на вечеринку, Оли тоже не будет дома. Как минимум на несколько часов я буду дома один. Надеюсь, ты понял намек».       Джонс растерянно перечитал сообщение несколько раз, прежде чем до него дошел смысл этих слов. Он еле сдержал свои эмоции, помня о том, что рядом сидит отец. Ив будет дома один, и он его ждет. Вот как тут не понять-то? Даже от мысли о том, на что рассчитывает Ив, у Альфреда становилось тесно в штанах. Как теперь вообще дожидаться времени встречи? Ведь Брагинский должен сперва поехать в клинику вместе с Ником.       — Получил хорошие новости? — тактично поинтересовался Артур.       Джонс вдруг понял, что улыбается во весь рот. Хорошо еще, что он не начал издавать всякие звуки от радости.       — А? Да, хорошие…       Керкленд кивнул, а Джонс подскочил на ноги.       — Я пойду… — сказал он, — Соберу вещи для тренировки.       — Не забудь про обед.       — Ага.       Альфред на всем ходу помчался к себе в комнату. Ив будет один, он будет его ждать. У них будет секс, наверное, как и в прошлый раз в комнате Брагинского. И он, наверное, снова оседлает Альфреда, как и в прошлый раз. От всех этих мыслей парня бросало в жар. Осталось только дотерпеть, всего лишь несколько часов.       Телефон вновь завибрировал. Джонс опомнился, что он даже не ответил на первое сообщение.       «Но если ты хочешь, мы пойдем на вечеринку, там будет весело».       Альфред откровенно нервно хихикнул и набрал ответ.       «Я хочу тебя трахнуть, Ив. А это лучше сделать у тебя дома, где нам никто не помешает».       Ответ от Брагинского не заставил себя долго ждать.       «Мне нравится ход твоих мыслей, Ал».       Это была провокация чистой воды, но Джонсу это определенно нравилось. Ив наверняка понимает, в каком он состоянии, и он сам определенно жаждет уединиться с ним.       «Тебе сегодня еще не такое понравится, сладкий».       Прозвучало немного коряво, но Альфреду было не до красивых эпитетов. Он хотел Брагинского, и тот хотел его. Не было ничего важнее этой простой истины.       «Ловлю на слове».       Джонс кивнул сам себе. Надо будет купить презервативы, а сразу после — в Саут Сайд, к Иву. И пусть весь мир катится к черту.