***
Ему кажется, что последние недели похожи на какой-то мучительный бег по кругу. Все валится из рук, он стал неимоверно рассеянным и вот-вот впадет в депрессию. Ноэми поглядывает на него с беспокойством, но пока не спешит лезть с разговорами - она знает, если захочет, он расскажет сам. Рикман всё чаще по вечерам приглашает его выпить и сыграть шахматную партию, но Петир не хочет. Он вообще ничего не хочет. Он идет после занятий домой и сидит перед телевизором, глядя перед собой невидящим взглядом. Кет не звонит уже больше двух недель. Его решимость продолжать с ней отношения тает с каждым днем. Господи, почему же с ней так сложно! Он думал, что не любит её больше. Мало кто хранит восторженное чувство первой любви всю жизнь, вот и Петир Бейлиш был уверен, что все это в прошлом. Он уже не наивный пятнадцатилетний мальчишка, готовый на любую глупость ради возлюбленной. Но стоило только ей вновь появиться в его жизни, как всё вернулось с новой силой, разрушив его равномерное, спокойное существование. Её глаза, запах, её волосы, улыбка, голос, её поцелуи – всё это ворвалось в его сердце как вихрь, мгновенно сметя всякое благоразумие и рассудительность. Поначалу он надеялся, что теперь всё будет иначе, что это мучительное чувство неопределенности, подвешенности, осталось в прошлом и больше никогда его не посетит. Они оба теперь взрослые люди, и между ними будет нечто большее, чем просто сумбурные встречи… Наивный дурак! Надеяться на подобное можно было с любой другой женщиной, но не с Кэт. Он опять ровно там же, где был двадцать лет назад. Тогда он без конца ждал её у маленькой калитки в заборе между их домами, а она выглядывала из окошка своей комнаты на втором этаже, хихикала, махала ему рукой и кричала: «Я сейчас!», и не шла. Часами. Один раз он прождал её целый день в их укромном месте под яблонями, до позднего вечера. Несколько раз порывался уйти, но возвращался, вздыхал и вглядывался до боли в глазах в окно ее комнаты. Ушел так и не дождавшись её, в опустившихся сумерках, голодный и продрогший. Ведь она обещала. Она сказала, что пойдет пообедать, а сама уехала в город с родителями и ничего ему не сказала. При встрече просто пожала плечами. «Я забыла, Петир». Она никогда ничего не объясняла. И всегда забывала про него. Он злился на нее, обещал себе, что не будет больше подходить к ней, но как только видел ее синие глаза и ярко-рыжие волосы, всё начиналось с начала. Она манила его, как ночной фонарь манит мотыльков. Это было одержимостью. Сейчас, по прошествии стольких лет он знал, что это была одержимость, удивлялся собственной наивности, стыдился себя, такого глупого и влюбленного, готового на что угодно ради одной улыбки… Но что изменилось сейчас? Петир Бейлиш со стоном закрывает глаза. Когда ему было тринадцать, а ей уже пятнадцать или шестнадцать, он заявил ей: «Ты моя девушка и должна меня слушаться!». Она щёлкнула его по носу, фыркнула и ушла. Он, глотая злые слезы, разбил кулаки в кровь о деревянный забор между их участками. Он обещал себе, что больше не взглянет на нее. После этого они не виделись почти месяц. Но она всегда возвращалась. Возвращалась к нему, так он думал. Она всегда приходила под яблони, обхватывала его руками за шею и говорила ему на ушко: «Поцелуй меня, Петир. Никто не смотрит, поцелуй меня». И он целовал её. Даже когда обижался на неё, стоило ей прижаться к нему, обхватить его руками, и он обо всем забывал. И целовал её. Она никогда не просила прощения, только улыбалась, чуть прикусывая губы, и у него начинала кружиться голова. Разве можно было на нее злиться, когда она была так прекрасна? Она смеялась над ним. Закидывала голову назад и хохотала, когда он называл ее «своей девушкой», трепала за щеку и убегала. А потом возвращалась и целовала его под цветущей, одуряюще пахнущей яблоней. Ему казалось, что они созданы друг для друга, что она обязательно будет его, что они всегда будут вместе. Просто это Кет, его Кет, взбалмошная, смешливая, порой жестокая, но он готов был мириться со всем этим, лишь бы она была рядом. Она полюбит его так же, как он ее, когда увидит, как огромна его любовь к ней. Она и сейчас его любит, он был уверен. Просто… Просто она такая, его Кет. А потом появился Старк... Что ж, по крайней мере, он научился хорошо целоваться. К тринадцати годам он уже был профессионалом по поцелуям. Немногие его ровесники могли сказать подобное о себе. Это значительно облегчило его дальнейшую личную жизнь. В колледже у него даже было что-то вроде «репутации», и на вечеринках всегда находились девчонки, которые хотели с ним целоваться. И не только целоваться... Хотя у него так и не было постоянной девушки, и он ни с кем встречался дольше, чем несколько недель, он всё же был довольно популярен. Так что, по крайней мере, за это он должен, видимо, сказать Кэт спасибо. Там, в колледже, Петир вдруг с удивлением понял, что нравится противоположному полу. Более того, противоположный пол особенно не протестовал против того, чтобы провести с ним ночь. Но ни одна из этих девочек так и не стала… нужной ему. Он совсем не помнил их лиц. Для него долго не было никого, только Кэт. Он много раз обещал себе, что больше не будет её ждать. Обещал тогда, пообещал и теперь. Но её отсутствие ощущалось почти физически, как ощущается в горах нехватка кислорода. После первого случая он уже был готов к этому, ждал этого, и всё равно её молчание стало для него ударом под дых. Он не мог дышать полной грудью, и за рёбрами постоянно ныло и ныло, тянуло и тянуло. Как будто проснулась его старая рана, когда он чуть не лишился жизни из-за неё. Тогда он тоже не мог дышать... «К чёртовой матери всё это!- думает он, вдыхая прохладный осенний воздух, направляясь к своей квартире через пустынную лужайку. - Что это за любовь, если чувствуешь себя так паршиво?!» Хотя у него, наконец-то, появился повод ей позвонить. Её дочь сбежала из школы, и на неё напал какой-то псих. Кажется, это достаточный предлог? Правда, он пообещал девочке, что не расскажет Кэт... Но и упустить такой случай, он тоже не может. Он мог бы не говорить о побеге и психе, а просто сказать, что у Сансы стресс и она плохо выглядит. Это звучит убедительно? «Не очень», - вынужден признать он. Вообще-то, ему не обязательно искать предлога. В конце концов, он может позвонить Кэт просто так. Но какое-то глупое мальчишеское упрямство не позволяет ему так просто сдаться на милость своей любимой мучительнице. Словно услышав его молитвы, провидение, наконец, посылает ему хорошую причину поговорить с Кэт: Санса записывается на его факультатив. Событие это достаточно значимое, желаемое и неоднократно обсуждаемое с Кэт. Он ей звонит. Замечает с досадой, что пальцы его дрожат от нетерпения, пока он ищет её номер в списке. Внутри тоже всё подрагивает. Он прочищает горло и несколько раз резко выдыхает, чтобы успокоить нервы. - Привет, Петир!- говорит она в трубку радостно. - Как удачно, что ты позвонил! Я как раз собиралась звонить тебе сама! Ему очень хочется в это верить. Очень-очень хочется, но врожденный скептицизм не позволяет. - Неужели? - Да! Я соскучилась! - Если ты соскучилась, могла бы позвонить раньше, - он не удерживается от упрека и злится на себя за это. - Я и собиралась. В ее голосе ни оттенка сожаления. Она даже не понимает, почему он сейчас может быть обижен. О, Кет, Кет… Но это теперь неважно. - Я звоню сообщить тебе новость. - Хорошую? - Вполне. О твоей дочери. Она… - ОК, давай не по телефону. - Не по телефону? - Да. Давай встретимся. Это вызывает у него целую бурю противоречивых эмоций: радостное ликование и предвкушение перемежаются с детской обидой и сдабриваются ядовитым сарказмом. Так что он даже замолкает. Внутренне он наблюдает за борьбой этих эмоций и ждет, которая из них победит, прежде чем что-либо ответить Кэт. Останавливается где-то посредине. - Это мило. Встретиться, конечно, можно. Только тебе опять придется приехать ко мне. Я занят и не могу ехать в Лондон. Он старается сделать голос серьезным и даже суровым. Сейчас она положит трубку и он больше никогда не услышит ее… К черту, это лучше, чем постоянно мучиться неизвестностью. Но все внутри него сжимается в комок, когда он замолкает. «Она не поедет к тебе, дурак. Это же Кэт...». Другая его часть, та самая, пятнадцатилетняя, молит про себя: «Пожалуйста, Кэт…» - ОК, я приеду,- говорит она весело. Он едва не роняет телефон от неожиданности. - Ты приедешь? - переспрашивает он с изумлением, но быстро берет себя в руки. И добавляет уже более твердо: - Давай в пятницу. И я хочу, чтобы ты осталась на всю ночь. Мне надоело не высыпаться. - О!- смеется она. - А ты уверен, что я вообще останусь с тобой? Петир зажмуривает глаза, пытаясь унять дрожь во всем теле. - Ты останешься, - говорит он как можно более твердо. - Ты останешься со мной на всю ночь, или тебе вообще незачем приезжать. Всё остальное можно обсудить по телефону. Она замолкает на том конце провода, и он ждет, затаив дыхание и не разжимая глаз. - Хорошо, Петир, - наконец произносит она. - Я приеду в пятницу и останусь на всю ночь. Ты стал ужасный нахал, еще хуже чем был. Но мне нравится... Она смеется в трубку. Он осторожно выдыхает. Кейтлин Старк послушалась его. Она приедет… «Надо будет поблагодарить девочку за совет», - думает Петир Бейлиш ошарашено.***
Ему нравилось, как она стонет, приглушенно вскрикивает, шепчет его имя. Как она цепляется за него пальцами, обхватывает его ногами, словно ищет в нем опоры, словно её уносит огромной волной, и она пытается удержаться. По крайней мере, так чувствовал он сам, и ему нравилось думать, что и она тоже. Она оставляла на его спине и плечах красные полосы — следы ногтей, которые потом долго саднили. Ему это тоже нравилось. Это было вещественным свидетельством того, что она принадлежала ему, что она его любила. Пусть только в те минуты, когда была в его объятиях, когда она вонзала ногти ему в спину и сама при этом стонала, словно от боли, когда она шептала ему: «Еще, еще, Петир», он верил, что она его любит. Ему нравилось, когда она неожиданно нападала на него, набрасывалась, как дикая кошка. Прижимала его стене и раздевала. Или садилась на него сверху, прижимала его руки у него за головой и яростно целовала его губы. Его это умиляло. Она была такая мягкая и хрупкая, и вместе с тем такая дикая и необузданная, как маленький котенок, который хочет казаться тигром. Он ей позволял. Ему нравилось, когда она его просила. Так уж повелось между ними, с того самого первого раза, когда он её поцеловал. Он тогда страшно смущался — она была такой красивой девочкой, к тому же старше его, — а она его уговорила, убедила попробовать. Тогда это была просто детская игра. Это и сейчас игра. Она просит, потом требует, потом умоляет. Он сдается не сразу, уступает нехотя. Это его месть за ожидание, за её молчание, за его боль. Такая сладкая месть. Потому что в конце они оба стонут, и оба оказываются без сил. Ему нравилось лежать на ней после всего, уткнувшись лицом ей в шею, пока она гладила его по голове, пропуская свои пальчики сквозь его кудри, водила руками по его спине, ласково самыми кончиками пальцев, и говорила ему в ухо: «Мой хороший мальчик». Тогда ему хотелось плакать от счастья, но конечно, он не показывал ей этого. Ей нельзя было показывать. Ему нравилось её любить в такие моменты. Это было так просто, как дышать. Тогда между ними не было ничего: ни обид, ни недоразумений, ни воспоминаний, только они двое и их любовь. Пока они были вдвоем в постели, он был абсолютно счастлив и мог не думать ни о чем другом. Потом они вставали, одевались, и мир возвращался назад, со всеми своими проблемами и вопросам, с того места, где они их оставили. - Принеси воды… Он, уже одетый, останавливается перед ней со стаканом. Глядя на то, как она лениво перекатывается на бок на его растерзанной кровати, Петир набирается решимости и говорит: - Так дальше не пойдет. Кет вопросительно вздергивает брови, прикуривая сигарету. Он продолжает: - У меня есть с кем заняться сексом раз в неделю. Мне не нужно этой нервотрепки. Я хочу определенности, Кэт. Она молчит, чуть улыбается распухшими от поцелуев губами. За окном уже синие сумерки, в спальне темно. Ее глаза влажно поблескивают в темноте. - Давно ли ты стал таким скучным консерватором? - Я всегда таким был. Мне не пятнадцать лет, Кэт. Реши для себя, чего ты от меня хочешь, но не надо играть мной, как шариком на резинке. Она протягивает руку за стаканом, делает несколько глубоких глотков. Капли воды стекают по ее шее. И он сам дергает кадыком, вторя ее глоткам. - У меня такое ощущение, что я коварный соблазнитель, а ты трепетная барышня, Петир, - говорит Кет, отдавая ему стакан. - Так и есть. Ты коварная барышня, а я трепетный соблазнитель. Учитывая, чем это кончилось для меня в прошлый раз, думаю, можно понять мои сомнения. Он ей напоминает, и она морщится. Но уж шантажировать, так шантажировать. Кет садится на кровати, закутываясь в простыню. Он садится рядом. Хочется прикоснуться к ней, но нельзя. Сейчас нельзя. Сейчас он доведет дело до конца. - Думаешь, для меня это так просто? – голос у нее тихий и серьезный. Это его пугает. - У меня недавно умер муж… - Полтора года прошло, Кэт. - Это недавно, учитывая, что мы прожили с ним вместе почти восемнадцать лет. Петир вздыхает: - Не стану спорить — тебе видней. Я никогда не был женат, не могу судить. Воспоминания о Старке отдаются неприятным чувством, которому он даже не может дать названия. Досада и раздражение? - У меня взрослая дочь. Если она узнает о нас… - Она знает о нас. Кет резко оборачивается: - ЧТО? Ты ей сказал? Ты с ума сошел! Петир усмехается: -Я? Как ты себе это видишь? Думаешь, я позвал её после уроков, посадил на стульчик и рассказал ей, что трахаю её мать? Она у тебя умная девочка, Кэт, она сложила два и два. Кэт нервно вскакивает и начинает ходить взад-вперед, делая одну затяжку за другой. - Откуда ты знаешь, что она знает? - Она сама мне сказала. Вернее, она спросила, но по её тону было понятно, что она уже пришла к правильным выводам, - Петир следит за ней глазами. - И что ты ей ответил? - Ничего. Сказал, чтобы поговорила с тобой. Она хватается за голову. Сигарета чуть не падает из ее пальцев. - О, Господи! Этого еще не хватало! - Что ты паникуешь? По-моему, она восприняла новость нормально. Кстати, именно после этого она и записалась ко мне на курс. - Мне плевать на твой дурацкий курс, Петир! Что мне теперь ей говорить?! Он слегка обижается на «дурацкий курс». - Не знаю. Твоё дело. Но продолжать прятаться, как подростки, по-моему, глупо. К тому же, она хорошо ко мне относится. Кет усмехается. - Давно ли? Ты же говорил, она тебя невзлюбила. - Сначала, да. Но потом она ко мне прониклась. Я, знаешь, как хорошее вино – меня надо распробовать, - смеется он. - Ты — самодовольный идиот, Петир. Это единственное, в чем я уверена, - она слегка морщится, кусает ноготь. Тушит окурок в пепельнице. - Поэтому ты и приехала из Лондона ко мне в постель? Теперь его очередь поддеть ее. Ее паника потихоньку проходит, но она все еще выглядит удрученной. - Черт бы тебя взял… Что я ей теперь скажу? - По-моему, ты преувеличиваешь, Кэт. Всё будет нормально. Она уже взрослая. И я тоже. Подумай, пожалуйста, над тем, что я сказал, Кэт. Он тянет её к себе за руку, и она почти падает к нему на колени. Он целует её медленно, сначала легко касаясь её губ губами, потом глубже и настойчивей. Она расслабляется в его руках, становится податливой. Её пальцы скользят ему под рубашку. - Когда тебе надо быть дома?- шепчет он ей в губы. - Я совершенно свободна все выходные… Мир исчезает в её поцелуях, и ему вновь кажется, что он совершенно счастлив.