***
Он просыпается со стоном, с сильной болью в спине и шее, и не сразу понимает, где находится. Только что вставшее солнце заливает кабинет красноватым светом сквозь полуоткрытые жалюзи. Ощущение ржавой арматуры в груди не исчезает, оно такое явственное, что он с тревогой ощупывает себя. Но нет, это был всего лишь сон. Петир приподнимется и снова стонет от боли, теперь уже в голове. Перед глазами все плывет, все тело болит, горло осипло. Он, кряхтя, нагибается за ботинками, пол качается ему навстречу. Все-таки заболел, вот незадача. Непросохшая одежда неприятно холодит тело. Он со стоном встает с тахты, потирает лицо обоими ладонями. Так и есть, у него жар. Все, что ему сейчас хочется – доползти до своей квартиры, наглотаться аспирина, забиться в угол дивана и уснуть. Петир вспоминает прошедшую ночь – ссора с Кет, а потом Люси, Рикман со своими шуточками, стакан с виски, еще один… Холод, дождь, ночь, мост… Рыжая девчонка, обнимающая его. Петир морщится. Господи, до чего он дошел! Мало того, что нализался, еще и обнимался посреди ночи со своей ученицей. Теперь девчонка накрутит себе бог весть что. У него и так полно проблем. Может, еще и расскажет своим подружкам… Он качает головой, застегивая пальто. Санса непохожа на своих подружек, насчет этого он может быть спокоен. Она вообще оказалась другой… Не такой, как он подумал сначала. Она умная девочка. Он вспоминает их разговор этой ночью. Он рассказал ей про Кет, про свою влюбленность в неё, и даже, кажется, про Неда Старка, к которому до сих пор испытывал неприязнь. Что она теперь о нем думает? Черт побери, зачем он вообще пил… Он переводит взгляд на свой стол и видит краешек конверта, выглядывающего из раскрытого ящика для бумаг. Она написала ему письмо, а он так и не прочёл его... Петир вспоминает ее блестящие глаза, взгляд полный любопытства... И еще чего-то, похожего на нежность. Она обнимала его, гладила по голове, даже вроде поцеловала в лоб... Он берет конверт, держит его в руках несколько секунд и открывает. С легким чувством страха. Он боится того, что может там увидеть. «Только не признание в любви. Только не это. Пожалуйста, Санса Старк, не добавляй мне проблем».«Дорогой профессор Бейлиш!
Наверное, я опять выставляю себя полной дурой, но думаю, моей репутации в ваших глазах уже мало что повредит. Честно говоря, я выпила целую пинту пива для храбрости. Хотя, наверное, не стоит признаваться в этом своему преподавателю, но я знаю, что вы меня не сдадите. И потом, вы же не просто мой преподаватель — вы мой друг. Вы сейчас морщитесь и качаете головой? Хорошо, почти друг. Во всяком случае, я бы хотела, чтобы вы были моим другом. Я представляю себе ваше лицо, когда вы это читаете… У меня уши горят. Идиотская затея, понимаю! Но знаете, может, я всегда была дурой, но не трусихой. Я никогда в жизни не сказала бы это вам в лицо, поэтому приходится прибегнуть к эпистолярному жанру. Круто я выразилась, да? Я иногда умею. Так вот, что я хочу сказать. Во-первых, хочу извиниться за то, что устроила в прошлую пятницу. Вы уже и сами знаете, что я полна идиотских затей... Просто так получилось, что я увидела телефон матери в машине и поняла, что она здесь, у вас. Мне стало так обидно! Просто невыносимо обидно. Конечно, мне следовало вести себя по-другому. Хотя и не знаю, как. Чтобы вы сделали на моем месте? Как бы то ни было, мне очень жаль, что я втянула вас в наши с матерью отношения. К вам у меня никаких претензий нет, как я говорила. Вы вели себя со мной честно, честнее, чем она. И мне очень-очень жаль, что вам пришлось быть свидетелем нашей ссоры. Хотя для нас с матерью в той сцене не было ничего нового и необычного — мы всегда так ссоримся. Вас это шокирует? Еще раз, простите меня, пожалуйста, и не думайте, что я какая-то дикарка. И за алкоголь простите. Это просто глупость. Все подростки делают такие глупости, правда ведь? Только не все попадаются... А еще, хочу снова поблагодарить вас за ту историю в Бате. За то, что вы помогли мне и никому не рассказали, ни полиции, ни маме. Честно говоря, я до последнего думала, что вы расскажите. Я здорово накосячила тогда, и мне подумать страшно, что было бы, если бы я не наткнулась на вас. У меня до сих пор коленки трясутся, когда я вспоминаю этого урода. И тот наш разговор в номере… Хотя я не сразу разглядела, какой вы на самом деле. Сначала мне показалось, что вы совсем другой, и я рада, что ошиблась. После того случая, я поняла, что была полной дурой, думая о вас плохо. Вы очень хороший, профессор Бейлиш. Действительно очень хороший. А мне очень трудно понравиться, я знаю. Только вы наивный и думаете о людях лучше, чем они есть на самом деле. Наверное, вы тоже подумали обо мне плохо в самом начале. Взбалмошная, наглая девчонка, трудный подросток. Все так думают. Относятся ко мне, как к ребенку. Но вы первый, кто не полез с нравоучениями, кто не начал нудеть о правилах и хорошем поведении. Вы просто говорили со мной на равных. И за это я вам благодарна. Вы очень интересный и добрый, хотя поначалу и кажетесь эдаким ловеласом. Извините меня, если это вас обидит. Вы даже не осознаете этого, я знаю. Того, как выглядите в своих пиджаках, со своей улыбкой и походкой, как разговариваете... Знаете, некоторые думают, что вы делаете так специально, и мало кто понимает, что вы просто такой и делаете это все без задней мысли… Я совсем была бы не против, если бы вы стали моим отчимом. Но в этом-то и проблема. А теперь по поводу моей матери и вашего с ней романа. Я знаю, что не имею права туда лезть, это некрасиво с моей стороны, и бла-бла-бла… Я уже много некрасивых вещей сделала, будет одной больше, какая разница. Я очень много думала об этом, и знаете, мне вас очень жаль. Она вас не любит. Она просто не умеет любить. Я не знаю, любила ли она когда-нибудь отца, наверное, по-своему любила. По крайней мере, когда-то в начале. Она так убивалась на его похоронах. Потом я поняла, что она убивалась больше по своей размеренной роскошной жизни, по удобству, по тому, что отец всегда решал все проблемы, а теперь придется ей. На поминках, она уже обсуждала с кем-то, куда ей лучше направить активы от бизнеса отца. Она даже кокетничала, непроизвольно так, как будто не специально. Это было ужасно. Я знаю, что она хочет от вас. Того же, что и от меня. Чтобы ей было удобно, чтобы мы слушались ее во всем, смотрели ей в рот и восхищались ей. Она вас убьет, мистер Бейлиш. Вы любите звезды, историю, книги, музеи, кельтов своих – она будет смеяться над этим. Это все глупости. Любить надо то, что любят все, что не вызовет обсуждения, то, за что не должно быть стыдно. Я не хочу, чтобы она вытравила это из вас, потому что это замечательно. Вы не такой как все, вы не думаете о том, смешно это или нет, вы просто любите и делаете то, что вам нравится. Это такая редкость. Я люблю ее, потому что она моя мать, но это не мешает мне видеть ее недостатки. Наверное, вам неприятно все это читать, но мне бы не хотелось увидеть вас с разбитым сердцем, или, того хуже, другим. Сдавшимся ей и ненастоящим. Я уверена, что этого не произойдет, потому что вы сильный. Вы сомневаетесь, делаете ошибки, мучаете себя, но вы сильный. Вы не дадите себя сломать. У вас с мамой ничего не получится, рано или поздно вы это поймете. Ну вот, я это написала. Зачем, сама не знаю. Очень странная ситуация, да, профессор Бейлиш?» Петир хмурится. Стоит недвижно некоторое время, глядя на исписанный листок. Это совсем не то, что он ожидал. Это не объяснение в любви, а скорее наоборот. Странная смесь извинений, неловких оправданий и предупреждений. Хотя о нём самом девочка отзывается вполне благожелательно, но вот её высказывания в адрес матери... Петир уже понял, что отношения между Кэт и дочерью более, чем натянутые. Ему, конечно, не стоит принимать это письмо всерьёз. Ему вообще не хотелось бы быть втянутым в это глупое противостояние между матерью и дочерью — это сугубо их семейные дела. Он не желает принимать ни чьей стороны. А Санса просто пытается оправдать своё поведение! Хотя не исключено, что она права, когда говорит, что подобные ссоры для них не новы. Кэт вон тоже не слишком была шокирована произошедшим... Что касается всего остального, это всё дикое преувеличение. Петир и сам знает, что легкомысленность и, может быть, некоторая заносчивость Кэт не чужды. Но в душе она всё-таки хорошая. Она просто большая трусиха — сказывается суровое воспитание Хостера Талли. Кэт привыкла бояться открыто высказывать свои чувства, если они могут вызвать осуждение её отца. Даже теперь, когда Хостер умер, он всё равно ещё крепко держит её. Но всё далеко не так трагично, как описывает Санса. Впрочем, в девочке говорят эмоции, юношеский максимализм... А было бы хорошо, если бы она помирилась с матерью. Может быть, Петиру удастся это сделать? Ради спокойствия и благополучия всех, ему нужно попробовать их помирить. И хотя он, строго говоря, не член семьи, но их давняя дружба с Кэт некоторым образом его обязывает… Однако, есть и что-то странное и неправильное в том, что он теперь заботится о семье Нэда Старка. Вся жизнь его теперь полна странностей и неправильностей. Чем дальше, тем больше... Петир вздыхает и бредет к двери. Занятий у него сегодня не было, но несколько его коллег проводили в субботу факультативы. Не хватало еще, чтобы ученицы увидели профессора Бейлиша с похмелья, растрепанного и измятого. Ему надо отоспаться и принять таблетки, обо всем остальном он подумает потом. Извинится перед Сансой и Кет тоже… Ему нужно извиниться. Он понимал, чего стоило для Кэт приехать сюда. Она всегда была гордой. А он был слишком издерган, слишком заведен... На улице он стоит немного под деревом, вдыхая свежий воздух. Газон еще мокрый, как и ветви деревьев. Несколько капель падают ему за шиворот, когда он опирается на ствол молодого тиса, почувствовав головокружение. - Петир? Он оборачивается. - Что ты здесь делаешь? Ноэми Руссель, одетая в спортивную кофту с капюшоном и кроссовки, с тревогой рассматривает его. - Привет, bébé, – бормочет Петир. – Утренняя пробежка? - Ты же знаешь, что я бегаю по утрам, - улыбается она, подходя ближе. На ее задорном личике горит румянец и она чуть задыхается от бега. – Слушай, ты неважно выглядишь. Ты что, не ночевал дома? - Нет, - качает он головой. – Я… Она принюхивается. - Bon Dieux, Петир! От тебя несет, как от… - …ирландца, - усмехается он. – Должен же я как-то соответствовать стереотипам. - Что с тобой? – она кладет теплую руку ему на лоб совсем как Санса минувшей ночью. – Ты горишь весь. - Я попал под дождь ночью. - Ночью? - Ага. Гулял я. Ноэми смотрит на него внимательно, прищурившись. Она всегда все понимала без слов. - Пойдем, - она тянет его за рукав. - Куда? - Домой. Лечиться. - Да брось, я в порядке. Просто поспать надо. - Allez, Петир! Не хватало еще, чтобы ты разболелся. Он послушно идет за француженкой, опустив голову. Кругом еще пусто и тихо, только невидимые птицы поют в ветвях деревьев. Они подходят к его квартире и Ноэми, скрестив руки на груди, смотрит, как он долго, чертыхаясь, ищет ключ от двери в карманах. Ключ провалился в порванную подкладку кармана на пиджаке. - Зашить надо, - виновато пожимает плечами Петир, и Ноэми кивает. Она выглядит немного встревоженной, и он добавляет: - Я в порядке, правда. - Если бы ты себя видел со стороны, ты бы так не говорил. - Все так плохо? - Oui, Петир. Наконец дверь открыта. Петир осторожно просовывает голову вовнутрь и прислушивается. В квартире царит тишина, и пахнет табаком. Кэт, наверное, спит. Или уехала. Но если она всё же спит, будет крайне неловко завалиться домой рано утром, с похмелья, разя алкоголем да ещё в компании с молодой девушкой. Если Кэт всё-таки осталась дожидаться его, то после такого она точно уедет. - Подожди, - говорит он шепотом Ноэми, неловко к ней оборачиваясь. Он чувствует себя очень глупо. Ему очень стыдно перед Ноэми, но лучше так, чем лишний раз ссориться с Кэт. Ноэми усмехается иронически. - Проверь, - говорит она с легким пренебрежением. - Я подожду. Петир краснеет, и проходит внутрь, стараясь двигаться бесшумно, чтобы невзначай не разбудить Кэт. Бесшумно не получается — он спотыкается о порог, налетает на комод, чуть не опрокидывает вешалку. Если бы Кэт была в квартире, она бы уже проснулась... Но квартира пуста. Петир стоит посреди комнаты и огорченно оглядывается. Он, конечно, подозревал, что так и будет, но всё равно не может скрыть горького разочарования. Ноэми появляется на пороге гостиной. Несколько секунд она изучает его лицо, а потом говорит мягко: - Тебе надо отдохнуть, mon vieux. Ты в самом деле выглядишь паршиво. Петир вздыхает. Он действительно чувствует себя неважно. Он с наслаждением опускается на диван и закрывает глаза. Сил у него не осталось. Голова кружится, словно он проваливается куда-то... Через несколько мгновений он чувствует, как к нему прикасаются теплые руки. - Приподнимись, Петир. Она помогает ему раздеться, стаскивает пальто, пиджак, рубашку и футболку, в которой застревает голова. - Где у тебя одежда? - В спальне, в шкафу. Она уходит, возвращается с его вещами в руках. Ему стоило бы смутиться тому, что она рылась в его шкафу, в его вещах, белье, но сил у него сейчас нет. Совместными усилиями они меняют ему одежду на сухую, и Петиру совсем не до приличий, настолько паршиво он себя чувствует. - Ложись, - она укладывает его на диван и накрывает пледом. Он практически сразу забывается на несколько минут тяжелой дремотой, потом Ноэми будит его. - Вот, выпей это. - Чай? - Чай, - кивает она. На вкус это совсем не чай, но он пьет. Горячая жидкость приятно согревает его изнутри, становится легче. Он чувствует, как Ноэми садится в ногах. - Когда ты ел последний раз? Петир хмурится, вспоминая. - Вчера... Утром, кажется. - Утром? Утром ты пьешь один кофе, Петир. - Правда? Она усмехнулась. - Тебе надо поесть. - Я не хочу… - Лежи и молчи, petit bêta. Он лежит и молчит. На этот раз сон не идет. Его начинает знобить, и он получше укутывается в плед. Глаза останавливаются на пепельнице на журнальном столике. Она переполнена сигаретами. На фильтре каждой из них виден след от помады. Кет. Значит, она не уехала сразу после его ухода, она была здесь, ждала его. Когда она уехала? Мысли в голове ворочаются тяжело, как каменные валуны. Он повел себя как подросток, как пятнадцатилетний мальчишка. Конечно, в ссоре была и ее вина, но ведь она сделала шаг навстречу. Кейтелин Старк просила у него прощения! Черт побери, разве это не самое сильное свидетельство её... если не любви, то, по крайней мере, неравнодушия с ее стороны? - Вот, - Ноэми ставит перед ним тарелку, отвлекая от невеселых мыслей. – Поешь хоть немного. Он ест, даже не замечая вкуса еды, нос заложен, чувства осязания напрочь отсутствуют. Вообще Ноэми неплохо готовит. Французы — известные гурманы... - Спасибо, - говорит Петир, с усилием глотая последний кусок омлета. Горло ужасно болит при глотании. - Это все из-за нее? – вдруг спрашивает Ноэми. Она сидит напротив в кресле, подложив под голову кулачок и смотрит на него странным взглядом – с жалостью и досадой. - Хмм? - Из-за этой женщины, с которой ты встречаешься? Петир осторожно отставляет тарелку. - У меня… много проблем в последнее время. - Я могу чем-то помочь? Мы же друзья, помнишь? Он вздыхает и откидывается на диване. - Спасибо тебе. Я.. расскажу… Позже. Ноэми и вправду не заслужила его недоверия. Может быть, она сможет дать дельный совет? Она же женщина в конце концов… Он вспоминает недавний разговор и вновь чувство безысходности накатывает на него. Слепой дурак! Ноэми вовсе не хотела быть ему просто другом, а он так обидел ее. Но все же сейчас он благодарен ей за заботу... Петир вздыхает. Смотрит в пустую тарелку и вдруг чувствует жуткую тошноту. Вот проклятие! Он сглатывает, сдерживаясь изо всех сил, но ничего не помогает. Его вывернет прямо сейчас. Прямо здесь. Он встает с дивана. Ноэми поднимает голову. - Ты чего? Петир понимает, что если откроет рот, все это вывалится прямо здесь. Он кидается в коридор, не разбирая дороги, эта дрянь уже подступает к горлу. Он распахивает дверь в ванную, делает рывок к унитазу и падает на колени. Его всего колотит, а спазмы просто выкручивают желудок наизнанку. Никогда в жизни его еще так не тошнило. Его всё еще выворачивает, когда Ноэми подходит к двери и стучится. - Петир! Он оглядывается на дверь в совершенном ужасе. Он не успел ее запереть. «Господи, Ноэми, только не заходи сюда. Только не сейчас». Очередной приступ настигает его, и его тошнит уже какой-то желтой дрянью, обжигающей гортань. Желудок уже пуст, но его все равно скручивает. Черт, как же ему хреново! Ему даже страшновато стало. - Тебе плохо? - спрашивает Ноэми из-за двери взволнованным голосом. - Не заходи! - выдавливает из себя Петир. - Пожалуйста. - Что с тобой? Он нажимает на кнопку слива дрожащей рукой. Запах вокруг стоит ужасный. - Я сейчас. Слабость во всем теле такая, что он еле держится на ногах, но живот вроде отпустило. Он сует голову под воду, а потом долго полощет рот, выпивает немного воды. Все тело сильно колотит, но тошнота ушла. Он облегченно вздыхает. - Петир? Он закрывает воду и сидит еще немного на краю ванной. Вода капает с волос на пол. Какой кошмар. Сейчас он выйдет, и Ноэми опять будет рассматривать его своими глазищами, как будто в самую душу смотрит. Он открывает дверь и выходит в коридор. Ноэми стоит у стены. - Тебе плохо? – повторяет она. Петир кивает, не глядя ей в глаза. Но ее взгляд очень хорошо чувствует. - Ты такой бледный. Тебя тошнило? Он кивает еще раз - Наверное, много съел. Ничего страшного. Бывает. Ноэми ободряюще улыбается. - Пойдем. Он идет за ней следом в гостиную. - Садись, - кивает она на диван. Петир послушно садится, ссутулясь и прижав колени к друг другу. - Я сейчас, - она уходит опять куда-то. Вот теперь ему невыносимо хочется спать. - Вот, держи, - он вздрагивает от звука ее голоса. Ноэми протягивает ему на ладони какую-то розоватую таблетку и держит стакан воды в другой руке. - Это поможет. - Мне уже нормально, - говорит Петир. - Пей, говорю. Ты весь зеленый, - она хмурится. Он запивает таблетку двумя глотками, Ноэми забирает стакан у него из рук и ставит на столик. - Ты замерз? Тебя колотит всего. После произошедшего в ванной его лихорадит. На коже выступили мурашки, он в самом деле замерз. Ноэми мягко толкает его на диван и укрывает пледом. - Спи. Не думай ни о чем. - У тебя факультатив же… - Не беда. Спи, горе ты мое луковое. Петир слышит в ее голосе улыбку и улыбается в ответ, прежде чем провалиться в сон. Но слишком быстро, как ему кажется, через секунду, он просыпается, резко открывая глаза, от того, что что-то происходит... Он моргает, пытаясь сфокусировать взгляд и понять, что его разбудило. То, что он видит совершенно сбивает его с толку — близко-близко он видит чью-то шею и чувствует теплые губы на своих губах. Ноэми. Не очень соображая, что делает, Петир отвечает на поцелуй, раскрывает губы, проводит по ним языком. Потом он судорожно вздыхает, и она отпрыгивает от него – немного красная от смущения и виновато улыбающаяся. Петир смотрит на нее во все глаза, соображая, что только что произошло. Так. Он проснулся, а она его… целовала что ли? Целовала? Он задает самый дурацкий и банальный вопрос: - Эй, ты чего? Ноэми все еще улыбается, до самых ушей залитая румянцем. - Да ничего. - Ничего? Он приподнимается. - Ты меня поцеловала? Она пожимает плечами, как ни в чем не бывало. - Ну да. Мне захотелось тебя поцеловать. По-матерински. Ты такой несчастный, больной весь. Мне просто жалко тебя. Любая женщина бы пожалела. - Пожалела? Пожалела меня? Какое-то странное чувство овладевает им. Слишком много его жалеют в последнее время. Санса, Рикман, теперь вот Ноэми. Неужели он настолько жалок? - Послушай, мы же говорили об этом! Ноэми… Он почти стонет – от головной боли, от досады, от ощущения своей неизбежно разваливающейся жизни. - Говорили, - Ноэми встает и отходит к окну, обняв себя руками. В спортивной короткой маечке она выглядит очень хрупкой. – Прости, Петир, но знаешь, это очень тяжело… - Что тяжело? Да что она знает о том, что по-настоящему тяжело? Он собирается высказать ей все, что думает по этому поводу – как безответственно она поступает, как у него сейчас много проблем, что он доверял ей и считал своим другом… Но Ноэми стоит у окна, и ее силуэт так печален, что слова застревают в его груди. Через долгую, мучительную паузу она начинает говорить. - Тяжело любить, зная что никогда не будешь рядом с этим человеком. Видеть его каждый день, и не сметь прикоснуться. Любоваться его улыбкой, которая адресована не тебе. А если и тебе, то только как другу… Прости. - Ты… - он с трудом сглатывает. – Ты обо мне говоришь? - Какой же ты дурачок, - она оборачивается с улыбкой, но глаза мокрые от слез. – Милый, добрый дурачок. За это я тебя и люблю. - Я… - он не знает, что сказать. Он догадывался конечно, но услышать признание в любви вот так довольно неожиданно. - Не надо, не извиняйся только. Ты не виноват. Сердцу не прикажешь – вековая непреложная истина. Ноэми подходит к нему и ласково проводит ладонью по лбу. - Ну вот, температуры уже почти нет. Я пойду, пожалуй. Она берет с кресла свою толстовку и идет к двери. - Подожди, - Петир встает, чуть покачиваясь. - Ну зачем ты встал? - Ноэми, - он подходит ближе. – Ты замечательная. Ты добрая, умная и очень красивая девушка. Любой мужчина посчитал бы за счастье быть рядом с тобой… - Я знаю, - смеется она, но в глазах видна боль. – Ты сам не осознаешь, что теряешь. Петир облегченно вздыхает. - Ты умница. Ему очень жаль ее. Он знает, что такое безответная любовь. Уже на пороге, выйдя за дверь, Ноэми оборачивается к нему. - Кстати, я подала прошение о переводе. - Что? - Извини, - на ее лице на мгновение проступает безысходное и очень горькое отчаяние. – Я не могу видеть тебя так близко, Петир. - Но ведь… - Не сейчас. После учебного года. Ты сам ведь не собираешься здесь задерживаться. Он молчит, только смотрит на нее. Милая, добрая Ноэми. Потом делает шаг к ней и крепко обнимает ее. - Прости меня, - шепчет он ей в ухо. – Прости, правда. - За что? – Ноэми обнимет его в ответ и кажется, обычное жизнерадостное настроение вернулось к ней. – Ты же не виноват, что ты такой… Она не договаривает, звонко чмокает его в щеку и сбегает по ступенькам. Петир долго смотрит ей вслед, а потом возвращается на диван. Он все еще хочет спать. А еще стереть себе память и оказаться где-нибудь далеко, на другом краю земли.