***
Он просыпается и долго щурится и хлопает глазами, приходя в себя. В комнате царит полумрак, но по тонкой полоске света, проникающей в комнату сквозь неплотно задернутые шторы, понятно, что уже далеко за полдень. Голова не болит, и тошнота прошла. Но слабость всё ещё одолевает его. Такая слабость, что первое же усилие, которое он делает, чтобы сесть на диване, вызывает головокружение, и испарина покрывает его лоб. Он почти ничего не ел уже больше суток. Если не считать того омлета, который сделала ему Ноэми, и которым его сразу же вытошнило. Хорошо бы сейчас горячего кофе и чего-нибудь перекусить. Он оглядывается. Взгляд его снова падает на пепельницу, полную окурков. Кэт... Разве она не вернулась к нему нынче утром? Он помнит, как обнимал её... - Кэт! - зовет он севшим голосом. - Кэт, где ты? Она не отзывается. Петир тяжело поднимается с дивана и бредёт на кухню. Но там никого нет. Он включает кофеварку и тащится в спальню. - Кэт, ты спишь? - говорит он тихо. Но спальня тоже оказывается пуста. Он тяжело приваливается к дверному косяку и озадаченно озирается. Неужели ему приснилось? Такой живой сон! Такой реальный! Он снова идет на кухню и делает себе огромный сандвич, внезапно чувствуя, что он дико голоден. Стоя посреди кухни с чашкой кофе в одной руке и бутербродом в другой, Петир откусывает большие куски хлеба с ветчиной, запивает их горячим кофе и глотает, почти не жуя, несмотря на боль в горле. Что же, она всё-таки уехала? Судя по окуркам, она ждала его довольно долго, всё время, пока он сидел у Рикмана, а потом набирался с ним и с Тревором в «Брутон Касл». Может быть, даже тогда, когда он, вернувшись из Брутона, пошёл не себе на квартиру, а в офис и завалился там спать. Она ждала его полночи, а он так не пришёл... И она уехала, одна, в дождь, посреди ночи. А он даже не позвонил ей! События последних суток никак не хотят складываться в его голове в логичную картину. Он напился с Рикманом и его кузеном, потом под дождем рассказывал Сансе о своем детстве, потом очутился в своем офисе, под утро вернулся домой… Ноэми. Здесь была Ноэми... И Санса? Опять эта девчонка... Неужели Кет ему привиделась? Петир бросает остатки сандвича на стол и отставляет чашку. Поев немного, он чувствует себя несколько бодрей. Поэтому в комнату он возвращается довольно быстрым шагом. Его пальто аккуратно висит на спинке стула. Он хватает его и ощупывает карманы в поисках телефона. Когда он, наконец, находит его и включает со страхом и надеждой, на экране высвечивается: «Пять пропущенных звонков от абонента — Кэт». Он опускается на диван обессиленно. Она звонила ему! А он даже не слышал звонка! Кэт, должно быть, подумала, что он намеренно не подходит к телефону. «Ты идиот, Петир Бейлиш! Какой же ты идиот!» Он прячет лицо в ладонях. Теперь она не вернется. После всего, что она сделала, после всех её шагов навстречу ему и такого явного пренебрежения с его стороны, она, наверное, очень обижена. Она приехала к нему из Лондона специально, чтобы извиниться за своего ужасного приятеля, она доверилась ему, рассказала ему такие вещи о себе, которые наверняка никому больше не рассказывала. И что он сделал? Накричал на неё, ушёл, бросив её одну в квартире, напился и не возвращался домой всю ночь. И даже не позвонил и не написал ей! Даже не ответил на её звонки! Боже! Что она теперь подумает? Если бы кто-то намеренно пытался разрушить их отношения, у него не вышло бы лучше, чем вышло у самого Петира! Внезапно ему хочется курить. Он снова ощупывает пальто, но сигарет не осталось. И даже зажигалка куда-то пропала. Наверное, он обронил её там, на мосту... А потом Санса Старк дала ему свою, чтобы прикурить. Он морщится. Чёрт знает, чем он занимался всю ночь! Он снова вспоминает автобусную остановку, блестящие глаза совсем рядом и свою пьяную болтовню. Хорош преподаватель! Остается только надеяться, что Санса никому не проболтается. Довольно с него неприятностей! Но всё же она доставила его домой, и распрощалась с ним вполне мирно. А под утро снова явилась к нему. И снова со скандалом. Из-за чего на этот раз? Он силится вспомнить и не может. Он, похоже, отрубился прямо посреди скандала... И что она сделала? Ушла? Он снова оглядывается. Смотрит на плед, которым был укрыт. Это он сам сделал? Или это девочка его укрыла? Петир вздыхает. Видела бы его сейчас его мать! Она дала бы ему подзатыльника и оттаскала за вихры. «Господи, сколько можно делать глупостей, Петир! Бог знает, сколько тебе лет, а ты всё ещё ведешь себя, как мальчишка, и вечно влипаешь в какие-то истории!». «Что же мне делать теперь?» - думает он. Есть только один способ вернуть Кэт — поехать к ней самому и извиниться. Сегодня суббота, у него есть время добраться до Лондона и поговорить с ней. Надо только сначала привести себя в порядок. Он снова встает и направляется в ванную. Сил на душ не хватает, поэтому он просто хорошенько умывается, разглядывая в зеркале свое бледное лицо, круги под глазами и однодневную щетину. Бриться кажется слишком сложным и совершенно излишним. Освежившись и переодевшись, он возвращается в гостиную и смотрит в окно на не прекращающийся дождь, раздумывая. Хотя он чувствует себя гораздо лучше, чем нынче ночью, он всё ещё болен и слаб. Нечего и думать садится за руль в таком состоянии. Поехать на электричке? Он представляет себе вагон, полный народу, вокзал в Лондоне, сырой ветер с Темзы, серые улицы, мелкий дождь, толкотню в метро, мокрые зонты... Взять такси до Лондона? Его телефон на столе вдруг начинает звонить. Он вздрагивает, бросается к нему и с надеждой смотрит на экран. Вздыхает разочарованно, нажимает кнопку приема и подносит телефон к уху. - Петир, мой друг! Простите, что беспокою вас. Хотел узнать, как вы себя чувствуете после вчерашнего, - голос Рикмана бодр и полон такой веселости, которая кажется Петиру почти неуместной на фоне его личных трагедий. - Мы с Тревором просидели вчера у милейшей Люси почти до самого закрытия и, боюсь, немного перебрали. Эта женщина, доложу я вам! Ваш уход её расстроил. После этого её настроение испортилось, и даже тому парню, её якобы бойфренду, не удалось улучшить его. Бедняжка Люси! Но выпивку она нам подавала исправно! Так что сегодня с утра мы с Тревором оба не в форме. Я уже слишком стар для подобных кутежей. Представьте себе! Мы проспали сегодня полдня! Проснулись, стыдно сказать, почти в десять! В десять! Представляете? Вы правильно сделали, что ушли, вы оказались разумнее нас. - Я не заслуживаю такой лестной оценки, Адам. Вчера я по глупости решил прогуляться немного, чтобы проветрить голову, и попал под дождь. Боюсь, я совершенно болен сегодня. - Да, голос у вас сиплый! Вам что-нибудь нужно, друг мой? Я немедленно пришлю к вам Тревора. Он купит вам лекарств, - голос у Рикмана становится обеспокоенным. - О, не стоит... - Никакого беспокойства, уверяю вас! Тревору все равно нужно пойти в аптеку, если он собирается сесть сегодня за руль... - За руль? - Да! Представляете, ему нужно сегодня вечером быть в Лондоне. Так что ему лучше привести себя в форму, если он хочет вести машину. - В Лондоне... - повторяет Петир эхом. - Дружище, могу я зайти к вам прямо сейчас? - Зачем же, Петир? Если вы больны, не стоит себя утруждать. Мы сами зайдем к вам. Через четверть часа, да? Так вам нужно что-нибудь из лекарств? Или из еды? Мы собирались заказать себе еды на дом... Через сорок минут Петир сидит, закутавшись в плед, поглощает жареный картофель с треской и горошком и обговаривает с Тревором детали того, во сколько они собираются выехать сегодня в Лондон... .***
Дорога до Лондона занимает обычно около двух с половиной часов. Но идёт дождь, а Тревор Браун не из тех, кто рискует на дороге. Он едет со скоростью, наверное, не быстрее 50 миль в час. Петиру кажется, что машина просто ползёт. Еще не поздно, но из-за дождя на улице темно. Петир на пассажирском сиденье откидывает голову на подголовник и закрывает глаза. С закрытыми глазами он, по крайней мере, не видит, с какой муравьиной скоростью они едут. Долгое время они оба молчат. Петир всё ещё не очень хорошо себя чувствует, а Тревор погружен в свои мысли. Он вообще молчаливый и довольно замкнутый, и Петиру нравится это его качество. Хотя он понимает теперь, почему у бедного физика не складывается личная жизнь... Словно услышав его мысли, Тревор прочищает горло и говорит своим бухающим голосом: - Хотел извиниться перед вами... Петир приоткрывает один глаз и косится на доктора Брауна. - За что? - у Петира голос слабый, тихий и осипший. - За вчерашнее. Я вчера, откровенно говоря, перебрал. Я был немного... навязчив, и прошу меня извинить. - Ерунда, - говорит Петир и снова закрывает глаз. С закрытыми глазами говорить гораздо легче. - Мы все вчера несколько перебрали. И профессор Рикман сильно преувеличил мой... опыт. Тревор насмешливо хмыкает. Его зычное «хм!» резонирует внутри машины и внутри черепной коробки Петира. - Адам вообще склонен преувеличивать. Для физика это качество непростительное. Хотя, он ведь астрофизик, - он добавляет капельку пренебрежения в свой тон. - Астрофизики не настоящие физики. Но в отношении вас, Петир, я готов ему поверить. Вы производите такое впечатление, что я готов поверить... - Это обманчивое впечатление, уверяю вас. Из нас троих я, возможно, самый больший неудачник, когда речь заходит о женщинах. Рикман хотя бы был женат и счастливо прожил в браке много лет. И, насколько я понимаю, жил бы с ней до сих пор, если бы не трагические обстоятельства... И у вас была девушка, с которой вы были вместе долгое время, не так ли? - Три года, - говорит Тревор сдержанно. - Мы жили с ней три года. Три года, прежде, чем она... Он замолкает. Петир вскидывает брови. Три года это, конечно, не вся жизнь, но не так уж и мало... У Петира никогда не было отношений, которые длились бы три года. Если не считать детскую дружбу с Кэт... - Она полюбила кого-то другого? - спрашивает он осторожно. - Надеюсь, - отвечает Тревор. - Надеетесь? - Петир открывает глаза и даже приподнимает голову, чтобы с удивлением взглянуть на собеседника. - По-моему, - говорит тот взвешенно, и становится заметно, что он много об этом размышлял. - По-моему, лучше, когда тебя бросают ради кого-то другого. В жизни всякое случается, мы не выбираем, в кого влюбляемся. Но если она влюбилась и не смогла ничего сделать с этим чувством и потому бросила меня, это понятно, логично и честно с её стороны. Любовь просто случается с людьми, и никто не виноват. Если же она бросила меня просто потому, что не могла больше меня выносить, если предпочла одиночество, лишь бы не быть со мной, это, мне кажется, гораздо обидней, ужасней и безнадежней. И это означает, что это полностью моя вина. Петир задумывается над его словами. В этом есть рациональное зерно. Но лично его всегда угнетало, когда его бросали ради кого-то другого. Это как если бы он участвовал в каком-то дурацком конкурсе, где его внимательно осмотрели, протестировали, вынесли оценку и забраковали... - Она работала у нас над проектом по... Это неважно... Молодая, привлекательная...- продолжает тем временем Тревор. - Когда она обратила на меня внимание, я очень удивился. Она была моложе меня, и такая... Ну знаете... Тревор делает неопределенный жест рукой, чтобы выразить, какой необыкновенной была девушка. Голос его становится нежным, теряет свою зычность и делается низким и глухим, как вибрация линейного ускорителя. Он смотрит перед собой и говорит куда-то в пространство. Петир глядит на него искоса. - Я сделал ей предложение через две недели после того, как мы стали встречаться. Она засмеялась, сказала, надо получше узнать друг друга... Мы были вместе три года, а я до сих пор не уверен, что хорошо её знаю. Она меня часто удивляла. Бывают такие люди... Она так говорила обо мне, знаете, так верила в меня, что я сам стал чувствовать себя особенным, - он усмехается. - Женщины это умеют... Самые счастливые три года в моей жизни. Три года сплошной эйфории. У вас так бывало? А потом... Всё кончается рано или поздно, правда? Наш проект не сработал. Так бывает в науке. Мы провели тысячи экспериментов, но не получили ожидаемый результат. Это случается довольно часто... Но для меня конец проекта, стал концом всего. Она ушла из нашего центра, уехала, кажется, в Штаты. Сказала... Сказала, что ошиблась во мне, что у меня нет перспектив в науке, что моё время прошло, и шансы упущены. Сказала, что не хочет упустить свои шансы вместе со мной. Не знаю... Лучше бы она просто влюбилась в какого-нибудь аспиранта... Петиру становится жаль этого большого, доброго, немного нескладного человека. Он похож на медведя, думает Петир. Такой огромный плюшевый медведь, странный увалень с грустными глазами. - Мне жаль, - говорит он тихо. - Нет! - Тревор машет рукой. - Я всё равно рад, что это случилось в моей жизни. Было бы гораздо хуже, если бы её никогда не было. Но Адам прав в том, что после неё у меня не очень-то ладится с женщинами. - Да, - произносит Петир задумчиво. - После такого всё остальное кажется пресным, сложно найти кого-то, кто дотянулся бы до того уровня, той метки, что оставила она... Тревор смотрит на него внимательно. - Это ведь вы сейчас о себе говорите, дружище? У вас, признайтесь, тоже было нечто подобное? - Нет... - говорит Петир неохотно. - У нас с самого начала всё было безнадёжно. Она, видите ли, была замужем... - О... - только и произносит Тревор. - Но когда мы познакомились, я этого не знал. Хотя... Наверное, просто не хотел знать, не хотел ничего замечать. Знаки все были налицо... Вообще, Петир ненавидит вспоминать эту историю. Вторая большая глупость в его жизни. Если первая чуть не стоила ему жизни, то за вторую он заплатил карьерой. Ему потребовался ни один год, прежде чем он сумел вытравить из себя воспоминания и связанную с ними боль. И всё равно каждый раз, когда он думает об этом, он чувствует отголоски той боли. Не так, как с Кэт, по-другому. Тогда с Кэт он был совсем юн, и все чувства его были как молодое вино — очень яркие и насыщенные, но все на поверхности. А в тот второй раз... Он уже не был мальчиком. Более того, он уже имел опыт с Кэт, но всё равно попался в ловушку. Нет, не так! Сам нырнул туда, добровольно и с удовольствием. Хотя понимал, что ничего хорошего из этого получиться не может. Но обманывал себя раз за разом. И чувство, владевшее им было пьянящим и терпким, с тяжелой сладостью и долгим ядовито-свинцовым послевкусием. Он знал, что это всё неправильно, но остановиться не мог. Пока не стало слишком поздно. Любовь ударила ему в голову мгновенно, как крепкое вино. Любовь с первого взгляда. Оказывается, так бывает. Она понравилась ему сразу, едва он её увидел, несмотря на свою экзотическую внешность: черные глаза, темные волосы, уложенные в аккуратный пучок, и кроваво-красная помада. Словно она была из оперы «Кармен», только розы в волосах не хватало. Дорогой и слишком строгий светло-серый костюм не шел к её внешности. Но даже он не мог скрыть её соблазнительных изгибов, высокой полной груди, тонкой талии и крутых бедер. Знойная красота, почти неуместная в здешних широтах. Но была при этом во всем её облике какая-то трогательная беззащитность, которая не вязалась с образом роковой красотки. То, как она оглядывалась вокруг немного растерянно, как поднимала бокал к лицу, словно хотела спрятаться за ним, как слегка насмешливо вздергивала брови, выслушивая напыщенные речи членов попечительского совета, по-детски прятала улыбку, чуть щурила умные глаза. Как она беззаботно махала рукой на все эти набившие оскомину рассуждения, однообразные вопросы и дежурные комплименты. Она была явно не в своей тарелке среди всех этих людей, как ребенок, попавший в компанию взрослых, который пытается соответствовать обстановке, но находит всё это слишком скучным и одновременно нелепым. Когда он подошел к ней, в её взгляде явственно обозначилось смирение перед очередным скучным разговором и неизбежным потоком банальностей. Она слегка вздохнула и попыталась сделать вежливое лицо. У неё не получилось. Он засмеялся. - Я еще даже не открыл рот, а вы уже скучаете. Откуда вы знаете, что я буду говорить? - Не знаю, но могу предположить, - сказала она, оправдываясь смущенно. - Если вы член совета или преподаватель здесь, темы для разговора у вас такие же, как и у всех. - Предположим, я ни то и ни другое... - Тогда что вы делаете на этом мероприятии? - Предположим, я проник сюда с какими-нибудь тайными целями. - Шпион? Секретный агент? - она улыбнулась, - Ну слава богу! Это что-то новенькое. Остальные здесь ужасно скучны. Расскажите мне что-нибудь шпионское. - Хмм... Ну, поскольку я шпион, который выдает себя за учителя истории, мне придется всё-таки придерживаться своей легенды. Но кое-что я вам всё же расскажу... Они болтали о чем-то совершенно не относящемся ни к их жизни, ни к их работе. Она смеялась. Смех делал её гораздо моложе. Она казалась совсем девчонкой, живой, веселой, умной и немного нахальной. Она так наслаждалась их беседой, что он подумал, что ей, видимо, не часто доводится с кем-то вот так поболтать на разные отвлеченные темы и посмеяться. Ей нравилось смеяться, как будто, это ей тоже случалось делать редко. Через десять минут её внешность уже не казалась ему экзотической. Почти сразу она стала звать его Джеймс, как Джеймса Бонда, а он её Эмма, в честь Эммы Пил. Потом это стало их маленькой шуткой. Под этим именем он её и запомнил... Её настоящее имя, имя её мужа, вызывало теперь неприятные воспоминания. Для него она навсегда осталась Эммой. Странно, что тогда, в их первую встречу, он так и не спросил, как её зовут, хотя они проболтали почти весь вечер. Когда спустя две недели он случайно встретил её в городе, он так и окликнул её: - Эмма! Мисс Эмма Пил! Она обернулась и засмеялась. - Здравствуйте, Джеймс! Потом они еще несколько раз встречались в городе, и каждый раз их случайные встречи заканчивались долгими беседами за чашкой кофе в ближайшей кофейне. Он стал специально бывать там, где встречал её, в надежде снова её увидеть. - Вы меня преследуете? - спросила она весело после очередной такой случайной встречи. - Это очень заметно? - улыбнулся он. - Для шпиона конспирация у вас ни к черту! Тогда он позвал её на свидание. На настоящее свидание. Она колебалась минуту прежде, чем согласиться. Сомнение легло тенью на её лицо. Сомнение и чувство вины. Он должен был понять еще тогда, но он не захотел увидеть очевидного. В отличие от Тревора, он признался ей в любви прямо на первом же свидании, переполняемый пьянящим чувством абсолютного счастья, почти сразу после того, как они, всё ещё тяжело дыша, разжали объятия. Ведь он наконец нашел, что искал — свою единственную... Тот вечер в «Эспланаде» врезался в память в мельчайших деталях. Их разговор, что он ей сказал, и что она ему ответила... - Вы её любили? - спрашивает Тревор. -Я был ею пьян, - отвечает Петир. - У меня даже развилось что-то вроде зависимости, наподобие алкогольной или наркотической, с эйфорией и абстинентным синдромом... Я никак не мог с ней расстаться. - И что было потом? - Потом? Потом её муж узнал, был скандал, она уехала, а я остался без работы. А потом оказался здесь. - Мне жаль, - теперь это Тревор говорит ему. - Но ведь сейчас вы едите в Лондон к женщине? - Да, к женщине. - И вы её любите? - Думаю, что да... - Тогда я пожелаю вам удачи, Петир. Надеюсь, у вас всё будет хорошо. - Спасибо, дружище, - Петир слегка улыбается. Они оба опять надолго замолкают. Оба задумчиво смотрят в пустоту, каждый думая о своём. Потом доктор Браун произносит будто сам себе, с тем же задумчивым и отсутствующим выражением: - Вы всё же смогли полюбить кого-то другого, Петир. Значит, это возможно? Думаю, что при таких исходных данных следует не искать кого-то, кто сможет дотянуться до прежней марки, не пытаться заменить незаменимое, а полностью сменить направление... Поставить совершенно новую марку. Как думаете? - Думаю, вы на правильном пути. - Как вы считаете, стоит мне сменить гардероб? Адам настаивает, что я должен больше внимания уделять своей внешности. А я, по правде говоря, не очень это умею... - Не знаю, Тревор, - отвечает Петир искренне. – Но, думаю, независимо от того, смените вы гардероб или нет, вам есть, что предложить женщине. Я вас почти не знаю, но вы кажетесь мне человеком умным, интересным и порядочным. А это немало. Не может быть, чтобы женщины не смогли этого оценить. Просто будьте собой, покажите им, какой вы на самом деле отличный парень. А галстуки... Что ж галстуки! Если вам это действительно важно, купите журнал «GQ» или «Esquire» и выберите себе точно такие, как на картинках. Но если честно, не в галстуках счастье. Тревор усмехается смущенно. - Вообще-то этот галстук с подковами ужасен, я сам знаю. Но его подарила мне она... У неё, знаете, совершенно не было вкуса, ещё меньше, чем у меня. Он смеётся своим громовым хохотом. - Но знаете что, Петир? Я больше не буду его носить. Никогда. «GQ» и «Esquire», говорите? А на них можно оформить подписку? Петир тоже слабо смеется. - Послушайте, - говорит Тревор, отсмеявшись. - Возьмите вот — моя визитка. Вот здесь ручкой, видите? Это адрес моего брата в Лондоне. Я остановился у него. Адам тоже всегда у него живет, когда бывает в столице. Оставьте себе на всякий случай. Ну то есть, я надеюсь... я думаю, что у вас всё будет хорошо. Но просто чтобы предусмотреть все возможности... Надеюсь, вам не понадобится, но на всякий случай... Ну то есть... -Спасибо, Трев, - говорит Петир с благодарностью. - Я тоже надеюсь, что мне не понадобится. -Но всё равно, там мой адрес в Женеве и телефон с мейлом. Так что, если будете в Швейцарии, милости прошу. -Спасибо. У меня нет с собой визитки, но я вам пришлю свои контакты на почту. Они смотрят друг на друга и кивают, весьма друг другом довольные. Хороший парень, этот Тревор Браун. И Швейцария отличная страна. И вообще интересно было бы побывать в ЦЕРНе... Дождь припускает сильнее. Тревор включает дворники на лобовом стекле и еще снижает скорость. Когда они подъезжают к Лондону уже почти семь часов, и на улице совсем темно. - Приехали, дружище! - провозглашает Тревор громовым голосом, и Петир открывает глаза, выныривая из дремоты. - Куда вас подбросить в Лондоне?