Я узнала, что стала женщиной, когда мне было тринадцать лет: проснулась однажды и увидела окровавленные простыни под собой. Я испугалась. Испугалась, потому что не знала, что это может значить. Пришедшая в мою комнату служанка застала меня всю в слезах и растерялась, а увидев простыни, улыбнулась и сказала: «Вы теперь взрослая женщина, миледи. Скоро у вас будет супруг». Но отец не спешил выдавать меня замуж. Множество лордов привозили своих сыновей посвататься, дарили мне подарки и упрашивали отца отдать меня за их благородных отпрысков, отец же был непреклонен. И теперь, когда я перестала быть Старком, мне хочется задать ему только один вопрос: «Почему?».
Я проснулась раньше Тирона. Он спал крепко, укрывшись одеялом с головой. Может и не спал вовсе, а просто не хотел со мной сталкиваться. Я тоже не хотела говорить с ним, а тем более смотреть на него. Я сползла с кровати, и первое, что бросилось мне в глаза — маленькие пятна крови на кремовых простынях. Только в этот раз эта кровь не будет для меня знаменательным событием, а скорее символом неволи. Служанка робко постучалась, и я велела ей войти. Она мельком глянула на моего спящего мужа, а потом на меня, добродушно улыбаясь. Утренний туалет прошёл быстро. Волосы я собрала сама. Вторая служанка принесла завтрак, а потом они обе покинули теперь уже наши покои, оставляя меня совсем одну. Я не притронулась к завтраку до тех пор, пока от кровати не послышалось шевеление. Тирион уселся на постели, потирая глаза кулаком. Увидев меня, уже одетую и готовую завтракать, он только кивнул и слабым голосом сказал: — Доброе утро, моя леди. — Доброе утро, мой лорд, — холодно вторила ему я. После того, что было этой ночью, зачатки всех хороших к нему чувств испарились. Я продолжаю его ненавидеть, как и всегда. И он это отлично понимает. — Как вы себя чувствуете? — осторожно спросил он, подходя к столику и обхватывая пальцами кубок с вином. — Сносно, — в той же интонации ответила я. Или как может чувствовать себя птица, посаженная в клетку и накрытая тканью? — Вы должны быть честны со мной. Теперь мы супруги. У нас должно быть хотя бы понимание, если нет любви. Я не сделал с вами ничего того, чего бы вы сами не хотели. Держать обиду на меня за весь этот свадебный балаган, что устроили моя дорогая сестрица и отец — жестоко. Вам не кажется так? Он давно хотел это сказать. Его слова бьют меня по щекам, не оставляя сил даже посмотреть на него. Он прав. Абсолютно прав. Но поделать с собой я ничего не могу. Я могу только злиться, ненавидеть и презирать даже тех, кто этого не заслуживает. Иначе справиться с тяжестью в груди не могу. — Прошу прощения. Мне нужно на воздух, — сдавленно вымолвила я, поднимаясь со стула. — Мы должны поговорить, — твёрдо сказал Тирион. — Это важно. Талия. Он схватил меня за руку, заставляя задержаться. Единственное, что я смогла сделать, так это с силой вырвать свою руку и брезгливо глянуть на него. Под моим взором он стал казаться ещё более маленьким, чем был всегда. Говорить или делать что-то ещё он не стал, позволяя мне покинуть покои и унестись стремительно в сад. В спасительное одиночество.***
Дни потекли своим чередом. Мы спали в одной постели, завтракали за одним столом и молча гуляли по парку часами. Потому что так было нужно. Нужно было создавать видимость счастливой четы, продолжать функционировать и не в коем случае не плакать. Это я поняла. Это я выбила на затворках своего сознания и думала об этом ежечасно. Каждую ночь я ставила между нами подушку, и эта самая подушка была как Стена, ограждающая меня от него. Он покорно сносил всё: злые взгляды, частые срывы и крики, пренебрежение и истерики. Наверное, его терпение было твёрже стали, ведь другой человек на его месте давно бы влепил мне звонкую пощёчину и накричал бы на меня. Отец часто разговаривал со мной. Пустяковые беседы о том, о другом разбавляли мои будни, помогая окончательно не сойти с ума. Отец выглядел потрёпанным. Словно тяжкое бремя десницы короля отнимает у него годы жизни всё быстрее и быстрее. Его глаза стали ещё более задумчивыми и ещё более отрешёнными. Я пыталась выяснить у него, что же гложет его сердце и почему он так выглядит, но на всё это он отвечал: «Я скучаю по дому». И я тоже скучала. Скучала так сильно, что каждую ночь видела во сне высокие холмы, покрытые редкой травой, мягкий летний снег и сильный ветер, пробирающий до костей. Видела Богорощу, усыпанную жёлтыми листьями, и пруды, наполненные чёрной смоляной водой. Слышала пение птиц в лесах и чувствовала прикосновение матери к моим волосам. Ни один замок, ни один красивый и богатый край никогда не смогут заменить это всё. Потому что рождённый на Севере всегда будет стремиться сердцем туда. Иногда мы говорили и с Сансой. Она много щебетала о Джоффри и о том, как она переживает, что он стал уделять ей меньше внимания. Я же вспоминала своего лютоволка и мечтала скинуть Джоффри с башни, когда он засмотрится куда-нибудь. Арья занималась танцами, после которых приходила вся в синяках и ссадинах. «Интересные танцы», — думала я, наблюдая как этот комочек хаоса носится по моим покоям. Всё это медленно, но верно приближало нас с Тирионом к знаменательному событию — к поездке на Стену. Я готовилась к этому дню, ощущая, наконец, что немного начала оживать. Предстоящая встреча с Джоном грела моё сердце и давала цель открывать глаза каждое утро и продолжать жить. Тирион начал сборы очень рано. Распоряжался о каретах, сопровождении и просто был где-то, но не со мной. Я была благодарна. Мне стоило больших усилий переносить его присутствие поблизости. В это утро лил сильный дождь. Он заливал грязный камень городских дорог, сносил потоком красную пыль с каменных стен и освобождал воздух от тяжести духоты, делая его сладким и мягким. Багаж собран, кони готовы, сердце приятно трепещет перед долгой поездкой и её долгожданным итогом. Отец попрощался со мной ещё утром. Обнимал долго, зарывшись пальцами в мои волосы. Я плакала, явственно ощущая, что мы не увидимся очень долго. Потом мы попрощались с Арьей. Она просила писать ей всё, что я буду видеть на Стене, и обязательно передавать привет Джону. Я трепала её жесткие волосы и шёпотом обещала, что обязательно расскажу обо всём лично. Когда мы уже загружали свои вещи в повозку, ко мне подошла Санса. Её лицо было грустным и встревоженным. Она молча обняла меня и сунула в руки какую-то цепочку. Разжав ладонь, я увидела тонкой работы камень, не драгоценный даже. Она улыбнулась, а я провела ладонью по её щекам, одними лишь губами говоря: «Спасибо, сестра». Если быть предельно честной перед собой, то я даже жалела Тириона. Мой отец, сёстры, да даже служанки — все они пришли попрощаться, желали хорошего пути и рассыпались в признаниях в любви. А Тирион был один. Ни Серсея, ни Джейме не удостоили его даже улыбкой. А его отец уже давно отправился домой — кстати, тоже не попрощавшись. Наверное, это невыносимо больно — чувствовать себя одиноким даже тогда, когда ты окружён бесчисленным множеством людей. С ним стремятся дружить, ведь его отец — богатейший человек в королевствах и, чем чёрт не шутит, Тирион однажды может заменить его. Таких людей обычно держат подле себя. Но большое количество подпевал не могло сгладить того факта, что он одинок и брошен. И даже его жена не способна стать ему семьей. Когда со всеми прощаниями и приготовлениями было закончено, мы уселись в маленькую карету. Я быстро глянула на его отрешённое лицо. Я чувствовала, что я обязана что-то сказать, как-то поддержать его. Дать хоть какую-то надежду на то, что в этом огромном мире у него есть шанс быть с тем, кому он будет важен. Не сейчас, возможно, но потом определённо. — Мне жаль, — слетело с моих губ. Я хотела сказать иначе, не так явно. Он удивлённо вскинул брови, даже не глянув на меня. Придётся продолжать говорить. — Мне действительно жаль, что все так получается. Я… Я не буду обещать вам, Тирион, что я стану мягкой и покладистой прямо сейчас. — Мне это и не нужно, — сухо сказал он. Карету тряхнуло. Послышался стук конских копыт о камень, ливень заливал дорогу и его капли иногда попадали и на меня через приоткрытое окошко кареты. — Вы устраиваете меня такой, какая вы есть. Только вот одна беда — я вас не устраиваю. Его обида слишком ядовитая. Она сочится из каждого слова, обжигая мою кожу. Я ежусь невольно, ведь это оказывается трудно перенести. — Все только началось, Тирион. Я думаю, у нас будет много времени на то, чтобы смириться со всеми недостатками и стать счастливой семьей. — Я вру так убедительно, что сама в это верю, о боги! — Жизнь покажет, — туманно изрекает он. Я чувствую, что дальше разговор не пойдёт: он не желает сейчас изливать душу или пытаться достучаться до моей. Он устал. Я устала. Живём дальше.***
Мы были в пути уже больше недели. Я устала от постоянной тряски и пропахших рвотой постоялых дворов. Меня тошнило от кислого вина и невкусной, пресной пищи, но я не жаловалась. Это стоило того, чтобы вновь увидеть Джона. С Тирионом мы почти не разговаривали. Чем ближе мы были к Северу, тем мрачнее и нелюдимее становился он. Даже веселые байки путешественников, которых мы встречали в тавернах, не развлекали его. Он не пил, не ел и постоянно проводил время в одиночестве, оставляя меня совершенно одну. От скуки и печали я не знала, чем себя занять. Поэтому я много писала писем Арье и пересказывала ей всё, что видела на своём пути. От пьяных рассказов хозяина таверны про Братство без Знамён, до прекраснейших пейзажей, которые я видела каждый день своего пути. В этот странный день Тирион впервые заговорил со мной о нашем будущем. Он высказал своё желание после путешествия заехать в Винтерфелл, а потом направиться в Ланниспорт. — Отец настаивал на том, чтобы мы жили поближе к нему, — мрачновато сказал он. Мне оставалось только кивнуть. Удел женщины — подчиняться мужу, даже если перспектива жить в не особо приятном месте её не радует. Мы решили прогуляться. Этот постоялый двор отличался от предыдущих. Здесь останавливалась исключительно стража, поэтому он не решался оставлять меня одну: мало ли что может придти в голову перепившим солдафонам? Прохладный ветерок трепал мои волосы. Это было приятно. Утро оказалось на редкость тёплым, пахнущим будущей грозой. Я наслаждалась прикосновением короткой травы к своим ногам, не жаркими солнечными лучами и свежим трепетом беснующегося ручья. Тирион принёс с собой фляжку с вином и четыре красных яблока. Расположившись у каменного берега, мы молча наслаждались тишиной и теплом, делая крупные глотки сладкого вина и поедая эти яблоки, вкуснее которых мне даже не доводилось ещё пробовать. — Прекрасная леди, прекрасный лорд, — вдруг послышалось жалобное стенание. — Подайте бедной женщине на тарелку супа и кубок морса. Обернувшись, я увидела немолодую женщину, опиравшуюся на толстую ветку, как на трость. Её грязные лохмотья развевал ветер, а лицо, исчерченное шрамами, с тёплой улыбкой смотрело то на меня, то на моего мужа. Тирион молча поднялся с травы и выудил монету. Женщина прохромала до него и грязными пальцами перехватила золотой бок, благодарно глянув ему прямо в лицо. — Я умею предсказывать судьбу, — тихо сказала она. — Если леди и лорд пожелают, я могу рассказать им о том, что их ждёт. — Не стоит, — ответил Тирион. — Судьбу лучше не знать. Страх чего-то неизбежного быстрее сведёт в могилу, чем незнание этого неизбежного. — Ваше право, — продолжая улыбаться, сказала женщина. Она уже собралась уходить, как я резко вскочила на ноги и подлетела к ней. — Вы всё же хотите послушать? Я кивнула. Женщина протянула сухую руку, намекая на то, чтобы я дала свою ладонь. Тирион заметно напрягся, наблюдая за мной. Я дала свою ладонь ей. Женщина цепко ухватилась за неё, провела тонким пальцем по линиям на ладони, а потом нахмурилась. Я долго смотрела на неё безотрывно, боясь даже моргнуть, словно не хотела упустить какое-то волшебство. — Леди будет счастлива, — наконец, сказала она. — Леди имеет прекрасного мужа, который будет любить её до самой смерти. У леди будут долгие дни любви, в которых она забудет о всех несчастьях. До тех пор, пока золотой лев не загрызёт молодого волчонка. Только тогда покой растворится. — О чём ты говоришь? — напряжённо спросила я, вырывая свою руку. Женщина только головой покачала, внимательно смотря мне в глаза. — Я вижу леди красивой, но мёртвой. Леди умрёт счастливой, на руках у любимого человека, — продолжила она. — А в утробе леди будет маленький лорд, который бы вырос красивым и прекрасным рыцарем с серым плащом на плечах. Леди встретит свою семью и обретет покой, но… — Хватит! — голос у Тириона был полон ярости. Женщина вздрогнула и тут же отошла от меня, опасливо поглядывая на Беса. Он смотрел на неё злыми, полными холодной стали, глазами. Таким я видела его впервые. — Хватит нести эту чушь! Моя жена не желает это слушать. Я тоже не желаю. Я дал тебе золото, а теперь уходи прочь, старая лгунья. — Как скажет маленький Лорд, — почтительно поклонившись, сказала она. Медленно переставляя ноги, женщина ушла, оставляя меня в полном замешательстве. Я нерешительно глянула на Тириона. — Талия, — мягко сказал он. — Ты в порядке? Она напугала тебя? — Да, — честно сказала я, всматриваясь в свою ладонь. — Неужели, я действительно умру? Он подошёл ко мне и ухватился рукой за мою руку. Притянув мою ладонь к себе, он заставил меня сесть на колени. Инстинктивно подчинившись ему, я упала коленями в траву и возвела глаза, полные тревоги на его лицо. Он выглядел спокойным. Это давало надежду. Хотя, правда, я не знала, что там внутри его головы. О чём думал сейчас этот человек? — Ты не умрёшь, — прошептал он. — Она — всего лишь шарлатанка. Никто не может предсказать будущее. Любое твое действие, каждый твой вздох и решение — всё это меняет картину твоей будущей судьбы. И тем более — там, в Септе, когда я накинул на твои плечи свой плащ, я дал обещание перед богами, что стану защищать тебя и оберегать от всех невзгод. А свои обещания я всегда держу. Я не смогла удержаться и крепко обняла его, своего мужа. Человека, который, несмотря на всю боль, что ему причиняют раз за разом, остаётся благороднейшим на всем белом свете. Он крепко прижал мою голову к своей груди, и я услышала быстрый стук его сердца. Он напуган. Напуган мыслью о том, что его обещанию, возможно, не быть исполненным.