Уж замуж невтерпеж

      — Кто такой этот Томас?       — Это длинный разговор, — отрезал отец, но из комнаты не выходил.       — Не длиннее ночи, — я сделала шаг вперед. Мне нужны ответы!       — И отдохнуть отцу не дашь? – отец воспроизвёл на лице какое-то подобие улыбки, а вот глаза оставались серьезными.       — На том свете отоспимся, — отступать я была не намеренна.       — Молли! – одернула меня тетушка, но отец лишь отмахнулся, устраиваясь в кресле.       — Я поговорю, Мюриэль, — папá положил руки на подлокотники и кивнул мне на диванчик.       После ухода тетушки разговор так и не начался. Я не торопила отца, а он не спешил. Он, конечно, мог молчать долго, но без ответов отсюда выходить я не желала.       — Ты знаешь политику Волан-де-Морта?       — Магглокровки обучаются с раннего возраста, — вдаваться в подробности – себе дороже. Да, они важны, но сейчас они будут только отвлекать.       — Это одно из направлений, — согласно кивнул отец, — основная цель Томаса Реддла – это сохранение Статута Секретности.       — Логично, но непонятно.       — Альбус также искренне радеет за грязнокровок, как и желает объединить миры магглов и магов, — размеренно пояснял родитель, а я пыталась найти логику. Судя по всему, логика – проблема не только женщин, но и Дамблдора.       — Псих, — переварив ранее сказанное, прокомментировала я.       — Однако, последователи у него есть.       — И? Чем же они занимаются?       — Всячески саботируют нынешний уклад. Распространяют слухи про Тёмную магию, а сами пытаются порвать Завесу, - и столько горечи было в голосе отца, как будто это убивает его. Медленно. Мучительно.       — Завесу? – осторожно переспросила я.       — Грань между мирами волшебников и простецов. Сейчас, ты хоть на Трафальгарскую площадь выйди и начни пускать искры. Кроме прутика в твоих руках, более необычного они не увидят.       — Они не видят магию? А её последствия?       — Только последствия, остальное скрывает Завеса, — кивнул отец, — если её порвать в достаточно многих местах – она рухнет. Магам негде будет спрятаться. Нас просто уничтожат.       — Если есть чему рушиться, почему нельзя её закрыть?       — Тогда магглокровки останутся по ту сторону, и уже оттуда будут пытаться пересечь границу.       — Ладно, — полемика подождет, — что предлагает Реддл?       — Убрать бунтарей, — хмыкнул отец, как будто говорил о естественных вещах.       — Весело, — хихикнула я в чай, а следом со всей серьезностью посмотрела на главу семейства, — поэтому ты и не хотел отпускать меня в школу?       — Да, и в этом году ты не...       — Не поеду туда, — заверила я со всей горячностью. Видимо, убедила – разговор затих ненадолго.       — Томас рассказал про Бомбарду в...       — В следующий раз будет Авада, — перебив, я поставила чашку на журнальный столик. Всё, что мне было нужно – я узнала.       — Хм... В общем, послезавтра с тобой позанимается Маркус. У меня будут дела, — осторожно сказал отец. Как по мне, зря он опасается моей реакции. Сейчас меня уже ни на что не хватит.       — Спокойной ночи, — попрощалась я.       — Приветствую гриффиндорку года, — Нотт поцеловал мою руку, чуть склонившись в поклоне. На заднем плане Малфой прыснул в кулак.       — Пошли заниматься, — настроение было паршивым. Разводить театр для такого неблагодарного зрителя, как Люциус – последнее, чего хотелось. А потому я была очень рада, когда Нотт не стал разводить пляски народов мира. Перейдя в тренировочный зал, который напоминал очень малых размеров полигон, мы занялись делом. Мы: я бегала, а Нотт критиковал. То руки я не там держу, то спина прямая, то наоборот сутулилась, как Филч.       На втором кругу у меня начали гудеть ноги, на третьем хотелось упасть и не вставать, а на четвертом Нотт дал команду «Вольно». Удивительное дело, но после моей «смерти» на поле боя (беговой дорожке) жизнь не казалась серой и беспросветной. Вылечил, называется, мою депрессию жених.       — Палочка тебе будет не нужна, — отдышавшись и встав напротив Нотта, я демонстративно убрала инструмент в кобуру.       — Что ты знаешь о самообороне?       Белая рубашка на завязках открывала просто неприличный обзор на грудь жениха, а закатанные рукава акцентировали внимание на жилистых руках с выпирающими венами. А если учесть ещё и то, что он сложил руки на груди...       — Коленом между ног, в нос. Пустить искру или бежать, — отведя взгляд, я пожала плечами.       — Хм, откуда такие...       — Это между нами – девочками!       Я сказала, как отрезала. Больше к вопросу о таких знаниях мы не возвращались. Зато Нотт пытался мне поставить удар, чтобы в случае чего я могла дать в нос не ожидавшему такое противнику. Его внешний вид отвлекал, в особенности большой треугольник неприкрытой груди. Когда же в очередной раз он остановил мой удар, схватив за предплечья, моё терпение лопнуло. Превозмогая боль, я вывернула немного руки и дернула за шнуровку.       На недоуменный взгляд я улыбнулась чеширской улыбкой.       — Простудишься!       — Такая забота – я тронут, — грудным голосом произнес Нотт.       — Не обольщайся, всего лишь вежливость, — я, как завороженная, смотрела на него, благодарствуя, что язык, как всегда, не соединен с мозгом.       — Бомбарда в Томаса и Люциуса была тоже вежливостью?       Он говорил тихо, но его хотелось слушать. Опустив голову, я пыталась привести мысли хотя бы в относительный порядок.       — Ради старого слизеринца не побоялась выступить против Волан-де-Морта, — поцокал языком Маркус.       Казалось, он везде. Голос ласкал слух, пальцы почти нежно сжимали руки и сам он стоял почти вплотную.       Понимая, что сейчас я сделаю что-то не то, я вырвала свои руки из ослабленного хвата и пулей вылетела из тренировочного зала.       Уже отдышавшись под душем в собственном доме, я поняла одну вещь: я влюбилась в этого хама и порядочную сволочь. Влюбилась в слизеринца, человека, который был старше меня почти на восемь лет.