Научи меня жить

На следующий день, как и обещала, Нанаба договорилась с врачом о прогулке, и уже к обеду она вместе с Майком была в парке, что находился близ госпиталя. Место было хорошо озеленено, повсюду росли высокие клены, цветы, аромат которых можно было учуять и без сверхъестественного нюха, а где-то посередине был даже фонтан. Но несмотря на всю эту красоту, место было пропитано неким отчаянием, атмосфера невольно угнетала, даже Нанабу, которая все утро пытается поднять настроение Майка. Вот, пройдет мимо пациент с перевязанными глазами, перемещаясь лишь с помощью трости, или проедет коляска со стонущим солдатом без рук и ног, и всякое настроение совсем пропадает. Хотелось сказать Майку: «Видишь, ты не один такой. Могло быть и хуже», но такое утешение и утешением не назовешь. К тому же большинство здешних калек разведчики, многие из которых даже узнали Майка и успели выразить соболезнования, а особо убитые горем вместо сочувствия лишь позлорадствовали, мол «всем офицерам давно тут место, а то только нашими жизнями и можете рисковать». Но Майку, кажется, было все равно и на сочувствие, и на чужой гнев. Он, как и в больнице, особо не выражал эмоций и толком не говорил. — Теперь будем гулять каждый день, — Нарушила тишину Нанаба. Все это время она шла позади и катила коляску вдоль аллеи, время от времени бросая взгляды на светлую макушку перед собой. Говорить с ним сейчас было не легко. Каждым словом она боялась обидеть его, сказать что-то лишнее о жизни, о службе, о его состоянии, поэтому тщательно подбирала слова. — Тебе нравится? Майк лишь крепче сжал пальцы на подлокотнике. Нравится? Как может нравиться подобное положение? Вывезла его, как собачку, на прогулку, на всеобщий показ, чтобы все вокруг окончательно убедились, насколько он теперь никчемен. И каждый скрип этого чертова колеса напоминал ему о том, что больше он никогда не сможет сам пройтись ни по одной из дорог. Разве что во сне. Но говорить ей этого майор не собирался, в конце концов, ей тоже сейчас не легко. Поэтому вопрос остался без ответа. — Тебе не тяжело? — Нет, совсем нет, — Поспешно ответила Нанаба и поцеловала Майка в макушку, — Все хорошо, не волнуйся. Лучше просто наслаждайся прогулкой и не думай о лишнем. — Ты слишком много времени тратишь на меня. — У меня всегда будет время на тебя… — Нанаба даже не смогла сдержать расстроенный тон. С каждым таким словом между ними словно возрастала стена, уже выше, чем стены вокруг города. Он словно говорит с чужим ему человеком. — Надеюсь, я не помешал? — Майку даже не нужно было поворачивать голову, чтобы узнать старого друга. И даже не по голосу — по запаху. Чернила, старые книги и черный чай. Смит всегда пах вещами, окружающими его, поэтому еще с первой встречи заинтересовал еще тогда юного Майка, который до этого не встречал людей без своего запаха, как и после. — Прости, что не навестил раньше. — У тебя наверняка есть дела важнее, чем навещать старого калеку. Или ты что-то хотел? — Хотел навестить друга, — Эрвин подошел ближе и положил широкую ладонь Майку на плечо. — Ну как ты тут? Нанаба говорит, что ты плохо справляешься. Нанаба кашлянула и взглядом показала командиру, что о таком не стоит говорить. — Майку просто нужно время. Любой бы долго… — постаралась смягчить она. — Все нормально, — Прервал ее Майк. Как будто он не знал, о чем они шепчатся за его спиной. Наверняка уже все офицеры об этом знают. Ненадолго повисло молчание, а Эрвин озадаченно почесал затылок. Тактик из него был отличный, вот и сейчас он нашел лучший выход из ситуации — сменить тему: — Есть и хорошая новость: я поднял на совете вопрос по твоему состоянию, и за твои заслуги тебе дадут дом в городе. Так что как выпишут, сможешь посмотреть свое новое имущество. — Разве это не здорово, Майк? — Нанаба взяла майора за руку и попыталась улыбнуться, но в ответ не получила и доли радости. — Да, очень здорово, — мрачно ответил Майк. Хотя какая разница, где он будет — в больнице, дома или даже на улице. Жизнь уже никогда не станет прежней. — Нанаба, не оставишь нас на минуту? — Эрвин, кажется, уже не выдержал такой обстановки и решил сам поговорить с Майком. — Конечно…- Девушка слабо кивнула и поспешно оставила мужчин наедине. — Майк… — Серьезно начал Эрвин и встал напротив друга, но, немного подумав, присел на корточки, чтобы быть на одном уровне. — Ну и долго ты еще будешь таким убитым? Уже почти месяц прошел с вылазки. Я знаю, тебе сложно, но ты ведь всегда мог пересилить что угодно. Так пересиль и это. — Тебе никогда не понять меня, Эрвин, — сухо ответил майор и отвел взгляд в сторону, где под деревом на лавочке сидела Нанаба, что-то разглядывая под ногами. — Еще никогда на меня не сваливалось такое. Ещё и Нанаба… Теперь из-за меня вся ее жизнь пойдёт под откос. — Может и не понять, но цени свою жизнь. Думаешь, Нанабе было бы легче, если бы тебя тогда и вовсе убили? — Серьёзно спросил Эрвин. — Она от тебя и на шаг не отходила, пока ты был в отключке. Бегает вокруг тебя, как верный щенок, а ты ее отталкиваешь. Думаешь, ей легко? Хотя бы ради нее ты должен вернуться к жизни. Она ведь тебя не бросила, Майк, разве это не должно давать тебе сил? Тебя все вокруг поддерживают. У тебя есть шанс начать новую жизнь. Ну подумаешь, не поедешь больше за стены. Сам сотни раз проклинал разведку, вот и отдохни наконец от нее. Начни жить для себя, а не для выполнения служебного долга. — Может, в чем-то ты и прав. А может, ей действительно было бы проще, если бы я умер. Погоревала бы месяц-другой, потом нашла бы себе другого, того же Гергера, который вокруг нее вечно вертелся, здорового, с руками и ногами, и жила бы с ним счастливо, — Майк помрачнел сильнее прежнего, до боли сжимая подлокотники коляски, но после лишь тяжело вздохнул, словно сдаваясь напору Смита. — Я буду стараться ради неё… — Говори меньше глупостей и выброси все лишнее из головы. Все еще у вас будет, вот увидишь. Жизнь ведь продолжается, — Эрвин ободряюще похлопал его по плечу и махнул Нанабе, чтобы та возвращалась. Майор лишь слабо кивнул и устало закрыл глаза. Все эти слова о хорошей жизни казались обычной сказкой, которой никогда не дано сбыться. Ничего и никогда уже не будет как прежде. Теперь остаётся лишь эта ненавистная ему жизнь.