Cause you don’t know what you’ve got, until it’s gone © Linkin Park
Центральный парк едва ли мог считаться самым красивым местом в городе, но он определенно имел одно весомое преимущество, явно выделявшее его из числа остальных достопримечательностей. Там всегда было безукоризненно чисто. Всегда. Вне зависимости от сезона и только что отгремевших празднеств, после которых мусор хоть ковшами выгребай. Ни брошенные посреди дороги окурки, ни разбитые возле скамейки бутылки, ни раскиданные вдоль решетки кучи перегнивших листьев, ни выброшенные на свободу упаковки из-под чипсов, ни любой другой тому подобный хлам не смущал взгляд гулявшего по парку пешехода. Все всегда было чисто и аккуратно, словно каждый день город ждал приезда высокопоставленных лиц или готовился к проведению какого-нибудь важного мероприятия. Впрочем, навряд ли парк мог бы похвастаться подобными привилегиями, если бы не находился через дорогу от администрации, которая тщательно следила за его состоянием, не желая наблюдать под своими окнами очередную свалку. В летнюю и весеннюю пору по утрам там было особенно хорошо: практически лишенные посетителей аллеи тонули в тени высаженных будто по линейке высоких кустарников, разноцветные цветы и травы мерно покачивались от порывов ветра, в воздухе разносился сладкий запах черемухи и шиповника; парк был похож на сонное сказочное царство, где повсюду царила атмосфера умиротворения и неспешности. Плотная стена живой изгороди, расположенная по всему периметру территории, служила отличной защитой от посторонних глаз и позволяла почувствовать себя окончательно отдаленным от цивилизации. Нора любила это место, оно служило ей одним из самых ярких напоминаний о детстве и о тех кажущихся сейчас нереалистичными временах, когда мама еще была жива. И даже по прошествии долгих шестнадцати лет после ее смерти Блэквуд продолжала чувствовать возле себя ее присутствие и каждый раз, когда заходила в парк и непроизвольно погружалась в те волшебные воспоминания, ожидала, что ее вот-вот окликнет знакомый голос. Болезненное осознание того, что этому уже никогда не суждено было случиться, не сразу поселилось в ее сознании, но и ему не удалось уничтожить ее привязанность к этому месту, скорее даже наоборот — оно его усилило. Нора никогда не изменяла своей привычке и, как только у нее выдавалась свободная минутка, незамедлительно приходила в парк, занимала еще издавна полюбившуюся ей скамейку, наиболее отдаленную от центральной части парка, и начинала взахлеб читать, совершенно забывая про время. Она проводила за этим занятием не один час, и лишь наступление сумерек способно было заставить ее оторвать глаза от книги и сообразить, что пора было уже выдвигаться в сторону дома. Но, как это и водится, после какого-либо коренного перелома в жизни человеку свойственно менять свое мнение касательно многих вещей, в том числе и некогда горячо любимых. После случая с похищением Блэквуд долго еще не появлялась в излюбленном месте и, можно сказать, даже избегала его. Она боялась разочароваться в своих чувствах, не хотела, чтобы из-за поглотившего ее в последнее время тотального равнодушия она перестала ощущать даже ту магическую для нее энергетику, наполнявшую парк. Первые полгода она еще крепилась и старалась занимать все свое свободное время (которого у нее теперь, надо признаться, было не так и много) чем-нибудь другим и всегда пыталась выстраивать свой маршрут так, чтобы он не пересекался с центральной улицей, где находилась администрация, а соответственно, и парк. Но все же тяга к воспоминаниям оказалась намного сильнее, чем Нора поначалу думала; и это относилось не только к воспоминаниям о матери… Сопротивляться долго она не смогла, да под конец уже и не видела в этом смысла — нездоровое равнодушие ко всему уже стало ее верным спутником по жизни, она ничего не могла с ним сделать, разве что периодически глушила его в себе, когда этого требовал случай, а в остальное время — просто не замечала. Походы в парк решено было возобновить, и решение это, после длительных колебаний, далось на удивление легко. Ее реакция оказалась не такой сухой, какой она ее себе представляла, но все же Нора не без сожаления заметила, что прежнего спектра чувств она уже не испытывала, и не была уверена, что вообще сможет это когда-нибудь сделать. Многие вещи, казавшиеся ей раньше особенными, наполненными скрытым смыслом, виделись ей теперь в своем обычном, невзрачном свете; и это не могло не разочаровывать. Нора явно ощущала, что незаметно для самой себя потеряла одно из своих самых любимых качеств, которое она в себе очень ценила и всеми силами пыталась преумножать, — умение видеть красоту в обычных вещах. Теперь старинные деревья с витиевато сплетенными ветками были для нее ничем не примечательны, полуразрушенная кирпичная стена в дальнем углу парка — лишенной всякой загадки, кованая ограда с изящными узорами казалась ей аляповатой и даже громоздкой, совсем некрасивой, Нора искренне не понимала, как она могла ей когда-то так сильно понравиться. «Это называется взросление, — думала про себя Блэквуд, без доли заинтересованности разглядывая некогда дорогие ее взгляду виды. — К тому же закон подлости еще никто не отменял: когда чего-то очень тщательно избегаешь, именно оно потом с тобой и случается. И ничего удивительного в этом нет». И подобное разочарование постигало ее раз за разом в самых неожиданных сферах, так что после наиболее обидных первых разов она уже перестала обращать на него внимание; впрочем, как и на многое другое. Нора часто ловила себя на мысли, что это была не она, что это была не ее жизнь, что ее место было где-то в совершенно другом месте и что предназначение у нее изначально должно было быть тоже совсем другим — все должно было быть другим. Но время постепенно вытесняло из ее головы эти рассуждения, и вскоре Блэквуд решила к ним больше не возвращаться, ибо прекрасно понимала, что они были точно так же пусты и бессмысленны, как и ее прошлые мечты, из-за которых она сейчас тут страдала и над которыми теперь заставляла себя смеяться. Так было проще. Проще смириться и настроиться на другой, правильный лад. Выбор был сделан уже давно, три года назад, и за все это время она, по правде сказать, ни разу не усомнилась в его правильности, разве что на первых порах никак не могла отказаться от неуместного сожаления и глупых мечтаний, в которых идеализировала свою возможную альтернативную жизнь. Постепенно она влилась в иллюзорно новую рутину, и на короткий срок ей даже показалось, что она была не так уж и плоха, как она себе ранее представляла. Но с каждым прожитым месяцем вереница однообразных событий начинала душить ее все сильнее и сильнее, как и прежде вызывая острое желание сбежать от действительности. Нора ужасно злилась на себя за свои бредовые, слишком завышенные ожидания, они жутко ее бесили, и за относительно недолгий срок ей внезапно удалось их в себе заглушить. Практически насовсем. Без них было намного проще жить, да и правильнее, в чем она себе пусть и не сразу, но все же призналась. Но как бы там ни было, произошедший с ней случай сильно отразился на ее характере и заметно его изменил. Находясь в окружении друзей и родственников, Блэквуд притупляла свои новые привычки и качества, лишь бы только не слышать регулярно отпускаемых в ее адрес претензий касательно ее «странностей». Впрочем, иногда она все же позволяла себе уходить в себя и с головой погружалась в глубокую задумчивость, какой ранее у нее не наблюдалось. И сегодня был именно такой день. Сидя в кафе того самого парка и неустанно размешивая уже давно растворившийся сахар в кофе, Нора отстраненным взглядом смотрела на резвившихся на площадке детей и рассеянно слушала нескончаемые тирады Патерсона, который ни на минуту не замолкал, компенсируя тем самым ее молчание. Но вот он что-то спросил у нее, а она не ответила. Стив неодобрительно покачал головой и тронул Блэквуд за руку. — Ты меня совсем не слушаешь, — мягко упрекнул ее парень, с легким укором и в то же время с нежностью глядя ей в лицо. Нора вздохнула и отложила, наконец, ложку в сторону. — Нет, почему же, слушаю. Просто ты только и говоришь что о работе. Извини, конечно, но слушать в третий раз историю о том, как Алекс перепутал камеры и выпустил не того заключенного, и выражать при этом неподдельное участие я не могу. — А, так я это уже рассказывал? — Два раза, Стив, два раза. И не смей делать вид, будто ты этого не помнишь. Ты просто не знаешь, о чем со мной поговорить, потому и повторяешься. Патерсон насмешливо хмыкнул, но не нашелся, что ответить. Она была права: он действительно не знал, о чем завести разговор. И с каждым разом это случалось все чаще и чаще и грозилось перерасти в настоящую проблему. Раньше все было значительно проще: их общение было легким и непринужденным, они никогда не смущались и не молчали в обществе друг друга, им не приходилось судорожно придумывать темы для разговора — они всегда находились сами, и даже самые банальные из них было интересно обсуждать. Но ситуация в корне изменилась, и бедному парню ничего не оставалось делать, кроме как методом проб и ошибок заново прощупывать почву и пытаться полностью завладеть вниманием своей собеседницы. Кстати о внимании. Это была проблема номер два. Патерсон был более чем уверен, что порой Нора с трудом выносила его общество и насильно заставляла себя с ним разговаривать, и очень сильно от этого страдал; но даже не столько от уязвленного самолюбия, сколько оттого, что не мог понять причину ее подобного поведения. Впрочем, влюбленным людям свойственно все преувеличивать, и потому Стив со своими предположениями был прав лишь отчасти. Блэквуд действительно иногда было сложно с ним общаться: она быстро от него морально уставала и под конец диалога могла только кивать в ответ и вставлять коротенькие комментарии, лишь бы только не обидеть собеседника. Но при этом она вовсе не испытывала к нему никакой неприязни и не избегала его, если только в небезызвестные моменты полного абстрагирования, впрочем, в этих случаях не только Стива постигала участь быть отвергнутым, ибо Нора начинала сторониться абсолютно всех. Другое дело, что в последнее время она стала делать это чаще обычного, что, разумеется, не ускользало от внимания Патерсона. Но, несмотря на небольшие сложности в их общении, которые по желанию вполне можно было не замечать, Блэквуд понимала, что Стив был ей нужен, и не собиралась своим порой неконтролируемым поведением окончательно возводить между ними стену. Да, периодически у нее случались обострения: она переставала взвешивать каждое свое слово, переставала считаться с чувствами окружающих, переставала отдавать себе отчет в совершаемых действиях, но при этом вовсе не желала кого-то оскорбить или обидеть, и со временем это стало доступным не только для ее собственного понимания. Что же касается Патерсона, то он еще в самом начале смекнул, что к чему, и заранее приготовился мириться с очередными причудами Блэквуд. И за его титаническое терпение к ее выходкам она была ему бесконечно благодарна. Они помолчали несколько секунд, о чем-то глубоко задумавшись. Нора рассеяно смотрела на игравшее в ярко-зеленой листве солнце и беззвучно шевелила губами, будто что-то напевала; Стив же, не отрываясь, сверлил ее взглядом. — Ладно, хорошо, — вдруг громко сказал он и откинулся на спинку стула, — пусть так. Тогда сделаем по-другому. О чем ты хочешь поговорить? Нора не ответила: она продолжала разглядывать крону деревьев и на полном серьезе не услышала заданного ей вопроса. — Многоуважаемая миссис Патерсон, позвольте вам напомнить, что я сижу прямо напротив вас! — вспыхнул Стив и, резко придвинувшись к столу, помахал рукой перед лицом собеседницы. — И мы тут как бы разговариваем, представляешь? Да-да, и такое случается! Будь добра отвечать, когда спрашивают. — Я же просила не называть меня так! — мгновенно очнувшись от такого обращения к себе, парировала Нора. Она терпеть не могла, когда Патерсон примерял на нее свою фамилию, впрочем, как и саму его фамилию. И в последние дни она ее особенно раздражала. — Бесишь, серьезно! Мы это уже обсуждали. А если это отсылка к предстоящей свадьбе, то давай обойдемся без обмусоливания формальностей. Все равно каждый останется при своем мнении. — Прекрасно, очень приятно, спасибо. Не припомню, кстати, чтобы мы это обсуждали. — Неудивительно. — Тебя что-то не устраивает в моей фамилии? — Да. — И что же? — Ее существование. Боже, Стив, отстань! Я же говорила, что не хочу менять свою, ты меня, прошу прощения, чем слушаешь? Парень поджал губы и, совсем как ребенок, демонстративно отвернулся. Пора бы ему уже было нормально реагировать на скачки ее настроения, и особенно в эту пору. — И какая же муха, позволь полюбопытствовать, укусила тебя на этот раз? — Апрельский рецидив, — нервно хмыкнула Нора и стала выкручивать кольцо на пальце, как делала всегда, когда начинала волноваться. — Я так и думал, — глухо отозвался Патерсон и сощурился на стоявшее в зените солнце. — Каждый год одно и то же, одно и то же… Может, отпустишь уже? — Я отпустила. — Врешь. Можешь рассказывать это кому-нибудь другому. Я же вижу, что это не так. — Нет, Стив, правда, я отпустила. — Блэквуд заставила себя поднять глаза на парня и выдавила жалкую улыбку. — Я себя вовсе не накручиваю, да я вообще не думаю об этом! Честно. Просто иногда почему-то накрывает… оно само как-то, я даже понять ничего не успеваю, как… Сам знаешь, в общем. — Не накручиваешь, говоришь? — протянул Патерсон, косясь на ее открытую сумку, висевшую на спинке стула. — А это обязательно с собой каждый день таскать? Дань памяти отдаешь, что ли? Нора проследила траекторию его взгляда и нахмурилась, увидев видневшийся из сумки красный переплет. Она резко застегнула молнию и злобно сощурилась на Стива. — Вот тебе какая разница, что я там читаю, а? Сам за три года ни разу книгу в руки не взял, молчал бы лучше. — Я даже не знаю, что из этого хуже: постоянно перечитывать одно и то же или же не читать вовсе. — Патерсон задумчиво наклонил голову на бок. — Как ты рьяно его защищаешь… Почему ты его защищаешь? — К-кого? — внезапно задрожавшим голосом переспросила Блэквуд, увидев в адресованном ей вопросе совсем другой подтекст. — Генриха, Нора, Генриха! Это ведь не бог весть какое произведение! И не в лом же тебе его по сто раз прогонять, уже наизусть, наверное, выучила. Так и зачем все это, спрашивается? Атмосферу былых дней, может, навеивает? Или воспоминания какие пробуждает? Нет, ты не думай, мне просто интересно. Нора смерила Стива вопросительным взглядом и впервые за долгое время почувствовала себя загнанной в угол. Давно забытое, отвратительное ощущение. — Я не знаю, — честно призналась она. — Я вообще не думала об этом. Мне просто нравится его читать, что в этом такого? — Пф, ничего. Абсолютно ни-че-го. Просто каждый раз после прочтения этой бесовщины, по-другому не назовешь, тебя будто подменивают, а разгребать это потом мне, дорогуша. Вот что в этом такого. Когда-нибудь выкину эту книгу к чертовой матери. — Я тебя самого сейчас выкину! — моментально вспыхнув, повысила голос Нора и инстинктивно схватилась за сумку, как за самое дорогое в своей жизни. — Ты тут моими вещами-то не распоряжайся, пожалуйста, слишком много на себя берешь. — Выкину, выкину, — не слушая ее, приговаривал Патерсон, — это все из-за этой штуки, не было бы ее — уже давно бы все нормализовалось. А так ты сама себя по кругу гоняешь, с таким раскладом тебе никакое время не поможет, что три года, что десять — все бесполезно будет. — Может, тогда и книжные магазины вместе с интернетом выкинешь? Зачем уж мелочиться. Стив многозначительно на нее посмотрел. — А дело и не в произведении. Дело именно в книге, конкретно в этом издании, если угодно. Не думаю, что есть смысл напоминать тебе, от кого ты ее получила. Сама, наверное, только об этом и думаешь при прочтении. — Стив, не говори ерунды, — необычайно мягким голосом произнесла Нора и сжала руку парня в своей, желая всеми силами опровергнуть до боли очевидное утверждение. — Я тебе еще раз повторяю: я о нем совсем не думаю и не вспоминаю о тех событиях, честное слово. Я, конечно, понимаю, что вы все считаете меня в край отбитой, но не до такой же степени! Зачем мне каждый раз возвращаться к тому, что своими последствиями искалечило мне не один год жизни? Зачем вспоминать то, от чего еще месяц потом кошмары будут сниться? Зачем ворошить то, что всеми силами пытаешься забыть? Стив небрежно передернул плечами. — Не знаю, тебе виднее. Просто каждый раз, когда ты убеждаешь меня в том, что ты уже давно все отпустила и что тебе на него плевать с высокой колокольни, я вспоминаю твое поведение в суде, я вспоминаю выражение твоего лица, когда ты просила меня организовать ему побег, я вспоминаю твои истерики после того, как его перевели в психушку, я вспоминаю многое другое и просто не могу поверить твоим словам. Я достаточно тебя знаю, ты слишком постоянна для такой резкой перемены. Либо ты врала тогда, либо ты врешь сейчас, и последнее больше походит на правду. Голос Патерсона был пропитан таким отчаянием и болью, что у Норы невольно стиснулось сердце от жалости к нему. Она встала со своего места, обошла стол и обняла парня со спины, положив подбородок ему на макушку. — Более нелепой ревности я еще не видела в своей жизни, — мягко упрекнула его Блэквуд и глубоко вздохнула. — Прекращай, Стив, я серьезно, прекращай. Это еще большой вопрос, кто себя накручивает. — Я просто не понимаю, — никак не реагируя на ее слова, продолжал Патерсон, — я не понимаю, почему ты так к нему относишься, что это за связь между вами, откуда она вообще могла взяться! Я, черт подери, не понимаю этого! — вскричал он, но был тут же успокоен нежным поглаживанием по голове. — Я больше всего на свете хотел, чтобы ты забыла о тех событиях, чтобы ты вновь стала прежней, чтобы ты была счастлива, чтобы… Ну что мне еще нужно сделать?! Ну же! Что? Стив резко вскинул голову, и его умоляющий взор встретился с ее тихо улыбающимся. — Ничего, Стив, ничего. — Нора мягко провела пальцами по щеке парня и поцеловала его в нос. — С чего ты вообще взял, что я несчастлива? — Это видно по твоему поведению. Счастливые люди так себя не ведут. — Вот уж нашел аргумент! Мое поведение как раз таки вообще не отражает моих эмоций. К тому же давай не будем забывать, что у такой впечатлительной дурочки, как я, с нервами всегда было плохо, и ожидать от меня какой-либо стабильности как минимум неразумно. И, как бы я ни была счастлива и рада, на моем лице ты об этом точно не прочтешь. Патерсон окинул ее внимательным взглядом и усмехнулся. — Вот уж точно, особенно когда все, что на нем обычно написано, так это либо равнодушие, либо ненависть ко всему человечеству. И как прикажешь отгадывать, что там на самом деле? — Никак. Просто поверь мне на слово. — Очень хитро, мисс Блэквуд, очень хитро. Стив усадил девушку себе на колени и уткнулся лицом ей в шею. — Никому никогда не отдам, — пробубнил он, крепче сжимая шатенку в объятиях. — И если мне еще несколько лет придется сражаться с твоими фантомами, то я лучше запасусь терпением. — Сделай милость, оно тебе определенно понадобится. — Что ты сказала? — Да расслабься ты, я шучу. — Нора заставила себя улыбнуться и понарошку толкнула парня в плечо. Он усмехнулся и полез за поцелуем, но Блэквуд вдруг резко отстранилась и серьезным тоном добавила: — И только посмей хоть пальцем тронуть бедного Генриха! Выселю. — Из моего же, на минуточку, дома, — как бы между делом поправил Патерсон. — Да даже если и так. Я не шучу, Стив. Огребешь по полной. — Уже дрожу и в страхе убегаю, — подыграл брюнет и все-таки поцеловал девушку. Но она почти мгновенно высвободилась из его объятий, и не успел он ничего сообразить, как она уже стояла у выхода из кафе и, накинув на плечо сумку, собиралась уходить. — Куда сейчас пойдешь? — спросил Стив и тоже поднялся. — У нас в морге практика должна быть сегодня. — Очень жизнерадостно. Кого резать будешь? — Если ты не прекратишь перебегать под шумок дорогу на красный, то тебя. — Было бы забавно. — Я тоже так думаю. — Это лучшая мотивация, чтобы стать прилежным пешеходом. Обещаю больше не нарушать. — Он, совсем как в детстве, отдал честь шатенке и, получив приказ «вольно!», по-армейски притопнул ногой. — Тебя проводить? — Не надо, — тихо отозвалась Нора и слабо улыбнулась парню. — До вечера. Он ей что-то ответил в своей шутливой манере, но она его уже не слушала. Блэквуд быстро вышла из парка, желая как можно скорее скрыться из поля зрения Патерсона, провожавшего ее взглядом, и смогла спокойно вздохнуть, только когда отошла от ограды метров на сто. Никакой практики у нее, разумеется, не было, зато, благодаря нехитрой отговорке, было море свободного времени, которое она могла потратить на что ей заблагорассудится. Но вместо того, чтобы провести вырванные обманом часы свободы с пользой, Нора, не разбирая дороги, просто шла куда глаза глядят, ведомая внезапно ударившей ей в голову идеей потеряться в первом попавшемся глухом районе. Ей срочно была необходима смена обстановки, ибо некогда обожаемый парк уже успел набить оскомину, а посещение его вместе со Стивом — оказалось вдвойне невыносимым времяпрепровождением. И ей очень бы хотелось знать: почему все так сложилось. Почему она постоянно надевала какие-то маски и притворялась, что ее все устраивает, хотя меньше всего хотела бы это делать? Почему видела проблемы там, где их не было и не могло быть? Почему постоянно все драматизировала? Почему всех сторонилась, но при этом, оставаясь наедине с собой, ощущала себя необычайно одинокой? Почему чувствовала себя всеми брошенной даже в объятиях родного ей человека, готового ради нее горы свернуть? Почему делала то, что не хотела делать? Говорила то, что не собиралась говорить? Уж не слишком ли она себя и вправду накрутила? Уж не слишком ли разнежилась и распустилась? Зачем она сама себе усложняла жизнь? «Надо избавляться от этих глупостей, — размышляла про себя Нора, со злостью пиная попадавшиеся ей под ноги камушки, — это уже смешно, в самом деле! Ну вот чего тебе надобно?! Чего. Тебе. Еще. Надобно? Глупая, инфантильная девчонка с умственным развитием шестнадцатилетки! Так всю жизнь и проживешь в своих мечтаниях, самонадеянная идиотка, зла на тебя не хватает! Как же ты меня бесишь, честное слово!» Блэквуд схватила особенно большой камень, об который предварительно споткнулась, и со всей силы швырнула его вниз с моста, жалея о том, что под ней была всего лишь вода, а не чья-нибудь голова. Размышления обо всем и ни о чем конкретно настолько ее поглотили, что она и не заметила, как вышла на небольшую набережную, отделенную от жилых кварталов плотным кольцом дубовых аллей. «Ну наконец-то. Хоть где-то еще не была», — подумала Нора и направилась прямиком через мост, хмуро разглядывая представшие ее взору новые виды. Она углублялась все дальше и дальше в находившийся по ту сторону реки сквер и сворачивала с тропинки каждый раз, когда встречала на ней неторопливо прогуливавшихся людей. Ей хотелось побыть одной, хотелось ото всех спрятаться. Поворот мелькал за поворотом, и вот Блэквуд поняла, что еще немного и она заблудится окончательно, но эта мысль ее лишь позабавила и заставила еще трижды изменить траекторию своего пути, чтобы уж совсем наверняка. На всякий случай она отключила телефон, чтобы не дай бог чей-нибудь несвоевременный звонок не прервал ее уединения, и продолжила анализировать всю свою жизнь, начиная с самых первых воспоминаний и заканчивая днем сегодняшним. Мысли приходили разные, в сумме получался один сумбур, и чем больше она думала, тем сильнее во всем разочаровывалась, хоть в глубине души и понимала, что едва ли имела право на какие-либо жалобы. «У многих людей нет и половины того, что есть у тебя, лучше уж молчи, — обращалась она сама к себе, стараясь надавить или на совесть, или на давно уснувший здравый смысл, и тут же сама себе мысленно отвечала: — А разве всегда нужно довольствоваться только тем, что имеешь? Неужели человек не может желать себе лучшей участи и делать все для ее достижения? Не думаю. Идеология буддизма меня никогда особо не привлекала, и даже если бы мне и хотелось стать вторым Сиддхартхом Гаутамой, у меня бы все равно ничего не вышло». Невербальный спор с самой собой мог бы продолжаться бесконечно долго, точно так же, как и бессмысленное петляние по аллеям, если бы блуждающий взор Норы вдруг не уперся в видневшееся неподалеку огромное здание лимонного цвета. Решив, что она уже достаточно заблудилась, чтобы начать спрашивать дорогу, Блэквуд направилась в сторону желтевших между стволов стен, надеясь встретить там хотя бы одну живую душу, и желательно тоже не потерявшуюся. Но чем ближе она подходила к зданию, тем больше вопросов оно у нее вызывало, так что вскоре Нора уже шла не столько ради узнавания своего дальнейшего маршрута, сколько ради удовлетворения вспыхнувшего в ней любопытства. Срезав добрую половину пути переправой через газоны, шатенка уперлась в высокую чугунную ограду, окаймлявшую территорию со зданием лимонного цвета. Блэквуд принялась продвигаться вдоль нее, на ходу проводя пальцами по частым прутьям, и старательно высматривала людей по ту сторону от решетки. Кругом было поразительно тихо и пустынно, отчего даже собственные шаги казались ужасно громкими. Нора старалась ступать и дышать как можно тише, не желая нарушать царившую вокруг тишину звуками своего присутствия. Ее взгляд скользил по вымощенным гравием дорожкам, по пестревшим здесь и там клумбам, по расставленным через каждые десять метров скамейкам, надеясь найти хотя бы одного способного ей помочь человека, но встречал лишь на славу облагороженную территорию, еще более красивую, чем в городском парке. Блэквуд было уже совсем отчаялась и хотела прекратить свои непродуктивные поиски, как вдруг откуда-то издалека до ее слуха стали долетать приглушенные расстоянием голоса, а из-за угла показался новый корпус, намного больше первого. «Ну слава тебе господи!» — подумала девушка и заметно ускорила шаг, мысленно проклиная себя за глупость и недальновидность. «Скорее всего, это или какая больница, или дом престарелых, — размышляла она, вглядываясь в гулявшие по аллеям парочки, состоявшие преимущественно из пожилых людей. — Да даже если и так, должны же они хотя бы примерно знать, где здесь выход в город! Не с закрытыми же глазами их сюда везли, честное слово. Пусть хоть пальцем ткнут, а дальше я уж сама». Нора поравнялась с неспешно бредущим вдоль ограды стариком и, заранее приготовившись орать во всю мощь легких, громким голосом начала: — Извините, сэр, вы не могли бы мне, пожалуйста, помочь? Старик никак не отреагировал на ее слова и продолжил идти своей дорогой, что-то тихонько бормоча себе под нос. «Зараза. Глухой все-таки», — Блэквуд недовольно поджала губы и набрала побольше воздуха в грудь. — Сэр! Прошу прощения, я к вам обращаюсь! Вы не могли бы мне помочь найти отсюда выход? Я тут просто немного заблудилась. Получилось намного громче первого раза, впрочем, результат был аналогичен предыдущему, с тем лишь различием, что старик удивленно поднял брови и как-то странно мотнул головой, как если бы адресованная ему просьба возмутила все его существо. — Ну, и черт с тобой, — бросила Нора и направилась в сторону гулявших неподалеку двух пожилых женщин, надеясь, что у них ситуация со слухом будет более располагающей к переговорам. Отчасти так оно и было, но внятного ответа Блэквуд все равно не получила. Зато прослушала занимательнейшую лекцию о качестве еды в данном заведении и о том, как жутко по ночам тут скрипят ставни. То, что в окнах были стеклопакеты, а не деревянные рамы, Нора заметила еще с первых секунд, но указывать своей собеседнице на эту деталь не стала, ибо уже начала сомневаться в адекватности пенсионерки: уж слишком много расхождений с действительностью было в ее рассказе. Быстро отделавшись от разговорчивой женщины в цветастом халате, Блэквуд направилась далее вдоль ограды, отмечая про себя, что спрашивать дорогу у полоумных стариков была такая себе идея. И чем дальше она продвигалась, тем отчетливее понимала, что забрела в явно не располагающее для прогулок место, и в половину из-за того, что наверху ограды появилась колючая проволока, а на окнах второго корпуса — решетки. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, многие больницы прибегали к тем же мерам безопасности, особенно если кругом была глухая местность. Третья попытка оказалась более плодовитой, чем все предыдущие: средних лет женщина, ни на мгновение не перестававшая загадочно улыбаться, с пониманием выслушала уже выученную наизусть речь Норы и, часто причмокивая, сочувственно покачала головой. — Понимаю… — начала она задумчивым голосом. — Так ты, значит, не из этих будешь? — Из этих это из каких? — непонимающе переспросила Блэквуд, подавляя кипевшее внутри нетерпение. Женщина тихо присвистнула и с заговорщическим видом прильнула к решетке, бросая на шатенку многозначительный взгляд, от которого последней стало сильно не по себе. — Не из здешних. — Знаете, нет. Была бы — не спрашивала бы про выход. — Да… понимаю… Нынче посетителей не много. — Женщина внезапно начала быстро кивать головой, ускоряя ритм с каждой секундой, и вдруг резко ткнула пальцем куда-то в сторону. — У него спроси, — потяжелевшим голосом сказала она, — он здесь все знает. Поможет. Он всем помогает… Выписывается завтра. Счастливчик. Да… Понимаю. Нора отпрянула от странной женщины и в спешке направилась в указанном ей направлении, молясь всем богам, чтобы ее поиски наконец уже увенчались успехом. «Все. В последний раз спрошу, где эта чертова дорога, и буду в случае чего уже сама выбираться, — думала она, выискивая взглядом того самого человека, способного ей помочь. — А то еще немного, и слабоумие начнет передаваться по воздуху. И каким же образом, скажите пожалуйста, я должна угадать, который из них тот самый благодетель? Черт, не надо было так быстро убегать, могла бы и уточнить, а то теперь придется до каждого докапываться. Так, стоп…» Внезапно она замедлила шаг и с сомнением стала вглядываться в случайно попавшую в поле ее зрения фигуру мужчины, помогавшего какому-то старику присесть на скамейку. Она не могла видеть его лица: он стоял к ней спиной, но что-то в его силуэте показалось Блэквуд знакомым. Очень и очень знакомым. Рост, спина, плечи… Либо она спятила, либо… Нет, это невозможно, просто нереально! Не бывает таких совпадений! Она обозналась, она ошиблась, это не должно было случиться! Сердце застучало с удвоенной силой, а горло свело обжигающим спазмом. Нора почувствовала, как у нее затряслись руки, и, чтобы не упасть, вцепилась в нагретые на солнце прутья. Она прислонилась лбом к ограде и, тяжело дыша, несколько секунд ничего не выражающим взглядом следила за мужчиной в дымчато-синей футболке. Он продолжал стоять к ней спиной и, ободряюще похлопывая старика по плечу, в чем-то добродушно его уверял, отчего морщинистое лицо пенсионера то и дело расплывалось в лучезарной улыбке. И чем дольше Блэквуд за ним наблюдала, тем сильнее убеждалась в своей догадке. И от этого ей становилось непередаваемо страшно… Судорожно вцепившиеся в прутья пальцы внезапно разжались, а руки безвольно опустились по швам. Она не решилась позвать его. Она продолжала молчать. Осознание происходящего начало приходить к ней только тогда, когда мужчина в дымчато-синей футболке стал удаляться в глубь парка, предварительно попрощавшись со своим товарищем. Расстояние между ними увеличивалось с каждой секундой все больше и больше, а она все продолжала недвижимо стоять и смотреть ему вслед. Мгновение… Еще одно… — Стой! Адресованный в пустоту крик сорвался с ее губ прежде, чем Нора успела зажать себе рот. Она только сейчас поняла, где находилась. Все правильно, все сходится: странное поведение пациентов, решетки, проволока, удаленность от жилой зоны… Как ее еще не выгнали отсюда! Блэквуд испуганно огляделась по сторонам в поисках камер, но, к ее счастью, они располагались на другой стороне корпуса. Нельзя было шуметь, нельзя было привлекать к себе и десятую долю того внимания, что она уже успела к себе привлечь! И особенно сейчас. Проклятье… Ноги сами понесли ее в обратную сторону, туда, где минут пять назад она видела невысокую калитку без проволоки, являвшуюся, вероятно, черным ходом. Перед глазами все плыло, от переполнявшего ее волнения воздуха предательски не хватало. Нора ежесекундно оглядывалась, выискивая глазами знакомый силуэт, и каждый раз холодела, теряя его из виду.«Быстрее! Еще быстрее!»
Ограда в том месте оказалась действительно невысокой, при наличии ловкости и силы через нее можно было с легкостью перелезть. Только вот силы у Блэквуд не было… А между тем силуэт уже затерялся среди многочисленных стволов деревьев.«Думай, думай скорее! Время на исходе! Давай же!»
Нора отчаянно простонала и закусила губу, быстро оглядываясь по сторонам. Вдруг в ее глазах зажегся решительный блеск. Она скинула висевшую у нее на плече сумку и, ни секунды не колебаясь, забросила ее за ограду метра на четыре. — Ну вот, — прошептала Блэквуд, разминая кисти рук, — теперь ты просто обязана туда попасть. На все про все три минуты. Время пошло. Но ее попытки были напрасны. Пару раз ей все же удалось подтянуться на достаточную высоту, чтобы перекинуть ногу через верх ограды, но не подготовленные к большим нагрузкам руки мгновенно уставали и не могли выдерживать вес тела даже в течение десяти секунд, из-за чего в конце концов приходилось спрыгивать на землю. Слезы от злости на саму себя застилали ей глаза, кожа на ладонях горела, а кое-где уже виделись кровоточащие ссадины, но Нора не собиралась сдаваться и неустанно цеплялась за чугунные прутья, в глубине души надеясь, что на этот раз ей хватит сил подтянуться. — Девушка, а, девушка, а что это вы тут делаете? — внезапно как гром среди ясного неба раздался вопрос, заставивший сердце испуганно сжаться. Блэквуд вздрогнула и, сдунув с лица выпавшую из пучка прядку, посмотрела сверху вниз на говорящего. Ее взору предстал молодой парень, на вид лет семнадцати, крепко сжимавший двумя руками метлу. Вид он имел абсолютно безобидный и даже робкий, а по его лицу было видно, что он был озадачен ничуть не меньше самой Норы. Поняв, что терять ей уже нечего, шатенка решила попытать удачу. — Перелезаю, не видишь, что ли, — небрежно бросила она в ответ, словно в ее действиях не было ничего предосудительного. Парень удивленно моргнул. — Но это закрытая территория, сюда нель… — А я, по-твоему, этого не знаю? — Так зачем же тог… — Видишь сумку? — Вижу. — Вот ее-то мне достать и надо. Или, может быть, ты думаешь, я сюда погулять залезаю? Парень еще больше сконфузился и стал что-то усиленно соображать. — Я могу вам ее подать, — неуверенно начал он, но был тут же перебит презрительным смешком. — Чудак человек! Ты расстояние между прутьями видел? Она между ними ни при каком раскладе не пролезет. — Тогда я могу ее перекинуть. — Я тебе сейчас перекину! Перекинет он! Не накопил еще, чтобы перекидывать. — И что же тогда делать? — с детской наивностью спросил незнакомец, с опаской косясь на шатенку. — Послушай, мальчик, — развязно начала Нора, чувствуя себя при этом последней тварью, — ты вообще дворник или как? — Да. То есть нет… — он запнулся и воровато огляделся по сторонам. — Мне просто дали помести, — шепотом добавил он и расплылся в счастливой улыбке. — Я здесь частенько по уборке помогаю.«Прекрасно. Просто прекрасно. Ну, давай, чего ж ты ждешь! Начинай использовать душевнобольных людей в своих целях, хуже уже не будет. Давай, у тебя мало времени»
— То есть у тебя и ключей от калитки нет? — Нет, мисс. — Хреновый же из тебя дворник. — А вот и неправда! — вскричал парень, уязвленный до глубины души подобным замечанием. — Меня все хвалят, говорят, что я на отлично справляюсь со своими обязанностями! Вы не можете так говорить! Вы просто не видели. — Конечно, не видела, отсюда не особо-то и заметно. А вот если бы ты помог мне перелезть через ограду, я бы смогла оценить твою работу. При слове «перелезть» парень испуганно замотал головой из стороны в сторону. — Но сюда же нельзя! Меня наругают, если я вам помогу. — Ой, да брось. Сказал бы сразу, что у вас бардак на территории, а не придумывал бы дурацкие отговорки. — У нас не бардак! — Так докажи это! — раздраженно крикнула Нора, но тут же осеклась, осознав опасность подобных вспышек, и вновь перешла на спокойный тон. — Докажи это. Я просто посмотрю и сразу же уйду, мне другого не надо. Я же не враг какой, честное слово. К тому же у вас моя сумка. — Как она вообще здесь оказалась? — Лучше не спрашивай. Так ты поможешь мне или нет? — вопрос прозвучал резко и безжалостно, не оставляя другого выбора, кроме как дать положительный ответ. Парень какое-то время еще неуверенно потоптался на месте, с сомнением оглядываясь по сторонам, но потом все же решил подчиниться, бережно положил свою метлу на землю и подошел к ограде. — Давайте, только быстро, — прошептал он, вытирая безостановочно бегущую по подбородку слюну, и подставил девушке свое плечо в качестве опоры. Блэквуд не заставила себя долго ждать и в мгновение ока перелезла через ненавистную ограду. Сколько минут она потеряла? Пять? Десять? За это время он уже мог уйти достаточно далеко, чтобы навсегда скрыться у нее из виду; она могла опоздать. От этого предположения по спине пробежал холод. Нет, она не могла опоздать! Она найдет его, сейчас же, сию минуту найдет. — Так вы пойдете со мной смотреть на дорожки? — доверчиво спросил парень и осторожно тронул задумавшуюся девушку за рукав. — Позже, — отмахнулась от него Нора, пытаясь определить, в каком направлении ей нужно было двигаться. Она была слишком ослеплена своей идеей, чтобы анализировать свое поведение и умирать от раскаяния. — А сейчас мне нужно кое-кого найти. Ты хорошо ориентируешься на территории? — Ну… да, — протянул парень и поднял с земли метлу, — я ведь много где убираю. Может, пойдем уже? — Нет, погоди. Скажи, что в той стороне? — Вот в той? — он скривил губы и почесал затылок. — Да ничего… парк. Скамеек много. Пруд есть. — Туда часто врачи заходят? — Да нет, что им там делать-то. У нас тут только тихим гулять разрешено, для контроля нет причин. Я вот, например, тихий, потому и помогаю, мне даже метлу дали, видите? — Он с гордостью протянул ее Норе. — Может, пойдем уже, а? — Подожди, как тебя зовут? — Эдрик. — Вот что, Эдрик, выслушай меня очень внимательно. Я верю, что ты хороший парень и еще более замечательный дворник, и потому поручаю тебе ответственное задание. — Какое? — глаза Эдрика засветились. В то мгновение он очень сильно напоминал Блэквуд Хедвига; и от этого сравнения ей стало жутко. — Видишь ли, я когда шла вдоль ограды, увидела, что кто-то из пациентов сильно намусорил прямо на главной аллее, представляешь? И боюсь, все будут думать, что ты недостаточно хорошо убираешься. Нам ведь такого не надо, верно? — Парень взволнованно замотал головой. — Я тоже так думаю, поэтому давай ты сейчас пойдешь туда и все там уберешь, хорошо? Ты ведь любишь это дело? Вот и отлично. А я тогда чуть попозже подойду, договорились? — Договорились, — отозвался Эдрик. — А вы точно придете? Точно-точно? — Точно. Только не говори никому о нашей дружбе, ладно? А то вдруг еще нам запретят видеться. Схема с дружбой как всегда безотказно сработала. Парень часто-часто закивал и быстрым шагом направился в сторону главной аллеи, крепко сжимая в худых руках метлу. Блэквуд проводила его грустным взглядом и впервые за все это время почувствовала укол совести. Впрочем, она не сильно жалела о содеянном и решилась бы на это вторично, если бы того требовал случай. Она сделала то, что должна была сделать, и отступать уже было слишком поздно. Нора шумно выдохнула и стремглав бросилась в ту сторону, куда — по ее предположениям — мог уйти он. Мысль, что она могла его упустить, неустанно билась в ее голове, отчего шатенка начинала бежать еще быстрее, подгоняемая почти животным страхом не успеть. Она все еще не могла поверить в происходящее, слишком уж нереалистичными ей казались последние минуты ее жизни. Неужели бывают такие совпадения? Неужели в коем-то веке удача решила ей посопутствовать? Все чересчур удачно складывалось, все было ей на руку, она должна была ухватиться за предоставленную возможность, она во что бы то ни стало должна была успеть! Не могло все оборваться в последний момент, нет, не могло, это было просто невозможно! Она сейчас найдет его, он уже где-то совсем рядом, она чувствует это. Но нельзя было забывать и об осторожности: нужно было всех сторониться и в то же время спешить, оставаться незамеченной, но в конечном итоге все равно выйти к людям — двойственная, жутко противоречивая ситуация, из которой необходимо было как можно скорее найти выход. Единственный и верный. Без права на ошибку. Нора рвалась к нему с такой силой, словно от этого зависела ее жизнь, но при этом, если бы ее спросили, зачем она это делает, не знала бы, что ответить. Возможно, если бы она дала себе хотя бы минуту на осмысление всего происходящего, то непременно бы поняла, что своим вмешательством сделала бы только хуже, но здравый смысл изменил ей с первых же секунд. Мгновенно поглотившее ее чувство было намного сильнее ее самой, она не могла и не хотела ему противиться — просто безропотно подчинялась. Сейчас она видела в нем не просто человека, некогда кардинально изменившего ее жизнь, не просто старого друга, понимавшего ее с полуслова. Сейчас он был для нее чем-то большим, чем-то таким, что не поддается никакому описанию. Сейчас она видела в нем тот самый смысл, который безуспешно искала в течение долгих трех лет. Сейчас она видела в нем отражение себя самой, отражение своего прошлого, отражение своих несбыточных мечт, от которых она вынуждена была отказаться. Сейчас она видела в нем все то, что уничтожила в самой себе; сейчас он был для нее маяком, он помог ей вновь почувствовать себя живой и, сам того не осознавая, вернул ей веру в ее «воскрешение». И уже только ради того, чтобы ощутить это чувство в полной мере, она готова была бежать за ним хоть на край света. Нора ни на секунду не сомневалась в том, что-то бы действительно он, и даже мысли не допускала, что могла ошибиться.Нет, не могла. В таких вещах не ошибаются
Не видь она его хоть десять лет, она и тогда бы его узнала. Времени не удалось стереть ее воспоминания об этом человеке, она слишком ревностно их охраняла, слишком ими дорожила, чтобы позволить себе забыть. Нора бежала и удивлялась самой себе из прошлого: как она могла с такой легкостью поверить словам Лилит о том, что его увезли в другой город! Как она могла так быстро от него отказаться! Даже не удосужилась проверить — просто разом вычеркнула из жизни. Она же считала его частью себя, он же был единственным, с кем она чувствовала себя настоящей. Она знала, что приняла тогда единственное верное решение, и не жалела о нем даже сейчас. Ей просто хотелось еще раз вернуться к прошлому, к тем эмоциям, к той атмосфере… И она бежала, впервые за все это время бежала от действительности, желая вновь почувствовать себя той беспечной Норой, готовой поступать согласно своим чувствам, а не сухой рациональности и логике. Ей был необходим этот побег, побег от самой себя. И дело было даже не в нем. Ее поиски длились недолго. И выбранное ею направление оказалось на удивление правильным. Она нашла его неспешно прогуливавшимся вдоль небольшого пруда в наиболее отдаленной части парка. Прислонившись к могучему дубу, Блэквуд какое-то время во все глаза наблюдала за ним, не в силах отдышаться и поверить в реальность происходящего.Вот он здесь, он рядом, буквально в десяти метрах от нее! Она нашла его! Это он, это правда он!
Она позвала его, но он не откликнулся, лишь поднял голову и мельком огляделся по сторонам. «Не расслышал», — подумала Нора и заставила себя оттолкнуться от ствола, без которого, казалось, была не в силах устоять на ногах. Не помня себя от волнения и переполнявших ее эмоций, она с разбега бросилась ему на шею и сама не заметила, как начала плакать. — Нашла, нашла! Я нашла тебя! Господи, Дэннис, я нашла тебя! — сбивчиво тараторила она, цепляясь дрожавшими пальцами за ткань его футболки. — Прости, прости, что я им поверила, я просто дура, Боже, я самая настоящая дура! Прости. Нора всхлипнула и сильнее прижалась к своему похитителю, руки которого были почему-то по швам; с тем же успехом она могла бы обнимать статую, но Блэквуд, находясь в высшей степени нервного возбуждения, не сразу придала этому значения. — Надо было сразу сообразить, — продолжала она, — боже, ты, наверное, меня ненавидишь! Мне не стоило бежать за тобой? Да? Не стоило? Дэннис, умоляю, не молчи! Мы это уже проходили. Скажи хоть слово! Мужчина все же положил свои руки ей на плечи, но — вопреки ее ожиданиям — в то же мгновение мягко отстранил ее от себя. Заплаканный взгляд синих глаз встретился с удивленным взглядом голубых. И прежде чем Нора успела что-либо сообразить, с его губ сорвался вопрос: — Простите, девушка, мы разве знакомы?***
Сердце мгновенно замерло и пропустило несколько ударов.«Нет-нет-нет! Все должно было закончиться по-другому! Совершенно, совершенно не так!»
Ноги подкосились, но сильная рука вовремя подхватила ее под локоть, предотвращая падение. — Годдарх? Самуэль? Генрих? — дрожащим голосом принялась перечислять все запомнившиеся ей имена Нора, испуганно вглядываясь в лицо своего похитителя. — Мистер Притчард? Ян? В голубых глазах напротив, цвет которых она отличила бы из тысячи, читалось все то же удивление и как будто даже… жалость? «Господи! — пронеслось в голове у Блэквуд. — Он ведь думает, что я сумасшедшая». — Девушка, извините, вы обознались. — «Дорогая Нора, хочу пожелать тебе в этот новый год исполнения всех твоих желаний и, самое главное, чтобы на тебя никогда не ругалась твоя мама!» — скороговоркой начала шатенка и со всей силы стиснула руки мужчины в своих, пытаясь поймать его взгляд.— «Постарайся ее радовать, во всем ей помогай и всегда первой извиняйся, даже если не понимаешь, что такого натворила». Похититель вдруг смертельно побледнел и хотел было что-то сказать, но Блэквуд не дала ему такой возможности и с маниакальной точностью продолжила цитировать его воображаемое письмо к ней: — «Но я верю и знаю, что на свете существуют любовь и нежность, и когда-нибудь я докажу всем, что не стоит мстить и злиться, стоит лишь простить и возвыситься над проблемой». Ну же! Ну! — Т-ты? — только и смог выговорить мужчина, с ужасом глядя на девушку. — Я… — едва слышно отозвалась она и наконец отпустила его руки. Кевин, не прерывая зрительного контакта, сделал несколько шагов назад, словно Нора представляла для него смертельную опасность, но тут же овладел собой и остановился. — Я… я не знаю, что сказать, — пробормотал он и дважды прошелся рукой по гладко выбритой голове, шумно выдыхая. — Я сейчас немного… — он издал что-то наподобие нервного смешка, — немного в шоке. Ты просто появилась из ниоткуда, я… я совсем не ожидал твоего появ… Черт, да какой там не ожидал! Я даже не знал: живы ли вы! Как, нет, не как… что ты тут делаешь?! Как ты вообще сюда попала? Или у тебя здесь кто-то лежит? — Ты, — спокойно ответила Нора, погасшим взором глядя на своего похитителя. — Я?! — Да, ты. Я случайно заметила тебя на главной аллее и почему-то решила, что не переживу, если не переговорю с тобой. Собственно, поэтому я и здесь. — Ради меня?! — А ты догадливый. — Ради меня… — нахмурившись, повторил Кевин, будто силился понять смысл этих слов. Видя его замешательство, Блэквуд поспешила добавить: — Впрочем нет, не ради тебя, можешь не ломать голову. — Он вопросительно поднял на нее глаза. — Я хотела переговорить не с Кевином. Мне нужен был другой ты. Тот, кто меня похитил. — Послушай, ты даже не представляешь, насколько мне жаль, и если бы я мог… — Я не об этом. Я вовсе не виню тебя. У меня есть своя голова на плечах, и я прекрасно понимаю, что бывают случаи, когда люди себе не принадлежат. — Тогда зачем же… — Ты не поймешь, я сама-то себя не понимаю. Никто не понимает, — тихим голосом добавила она, глядя на темную гладь пруда. — Мне просто до смерти было необходимо переговорить с ним. По крайней мере, мне так казалось. — Боюсь, что такой возможности у тебя больше не будет. — Кевин посмотрел на девушку и удивился тому, как сильно она изменилась в лице после его слов. — Я без понятия, сколько их было, — вроде как двадцать три, — но их больше нет. Никого из них. — Совсем? — Врачи говорят, что да. Оно и неудивительно: здешние методы из любого больного сделают нормального человека. — Он грустно усмехнулся. — Впрочем, моя болезнь была запущенной, кто знает, как все может обернуться. Говорят, иногда и обычного напоминания хватает, чтобы какие-то личности вернулись. Так что твое появление здесь крайне нежелательно, не думаю, что мне вообще следовало заговаривать с тобой. Нора не ответила и бесшумно опустилась на рядом стоявшую скамью. Немного поколебавшись, Кевин сел следом. — Тогда почему ты все еще здесь? — бесцветным голосом спросила Блэквуд, не отрывая взгляда от тихой ряби на воде. — Почему не убегаешь? Не зовешь охрану, в конце концов? Я ведь, получается, только что совершила незаконное проникновение на закрытую территорию. Считай статья. — Не знаю, — честно признался мужчина, щурясь от бившего в глаза солнца, от которого не спасала даже густая крона склоненного над ними дуба. — Думаешь, мне все же стоит от тебя бежать? Нора пожала плечами. — Как знаешь. Я бы на твоем месте бежала. — Почему? — От страха. Рецидив — вещь паршивая, а в твоем случае и подавно. Тебе не стоит куражиться, Кевин. Если ты не можешь меня видеть, так только скажи об этом — я сразу же уйду. — В этом нет никакой необходимости. Я еще понимаю, если бы вслед за моим выздоровлением меня ожидала долгожданная выписка домой, тогда бы я еще мог ревностно охранять свое психическое здоровье, а так… Он страдальчески поморщился и отвел взгляд в сторону. — А так мне все едино: хоть одно расстройство, хоть десять. Я заслужил это, я заслужил это все. И нет смысла сейчас пытаться из себя что-то изображать. Я просто больной на голову ублюдок, таким и жить-то на свете не должно быть дано, а я, как видишь, живу, хоть и не понимаю зачем. Нора сцепила пальцы в замок и на мгновение зажмурилась, ослепленная солнечными бликами на воде. — Что потом? — тихо спросила она, не без удивления замечая, что ее больше не волновала его судьба. То был не он, и этим было все сказано. — Потом? — механически повторил Кевин, и губы его расплылись в кривой усмешке, в которой выражалось все его презрение к собственной персоне. — А потом у нас долгие тридцать четыре года отбывания наказания в колонии строгого режима. — Что?! — не веря своим ушам, мгновенно вспыхнула Нора. — На каком это основании? — Спроси-ка лучше об этом у майора Блэквуда. Ты же вроде его племянница, как мне говорили. — Но это же произвол! — В данном случае я бы назвал это единственным верным решением. — Да что за бред! Это против всяких правил! И ты не думал бежать? — Бежать? — удивился Кевин. — Ты шутишь? Бежать? Я бы никогда в жизни этого не сделал. Я пожизненно опасный для общества человек, и я это понимаю; к тому же я действительно виновен. Каждый должен отвечать за свои поступки, и я не исключение. — Но ведь то был не ты, — словно из последних сил пытаясь кому-то что-то доказать, перебила его Нора. — Ты не можешь нести ответственность за то, чего не совершал. — Однако майор Блэквуд считает по-другому, и тут я полностью с ним солидарен. На его месте я бы тоже хотел засадить такое чудовище на пожизненное, пусть и незаконным образом. Так всем будет лучше. — Откуда у тебя столько ненависти к себе? — спросила Нора, непонимающе щурясь. — Ты не только не пытаешься уйти от наказания, но и требуешь его сверх меры, в глубине души наверняка понимая, что не заслуживаешь его. И что-то мне подсказывает, что это далеко не мазохизм. От ее слов Кевин грустно усмехнулся. — А что ты думаешь я еще могу испытывать к себе? Только страх и ненависть. Я боюсь себя, оттого и ненавижу. Ненавижу свой страх, ненавижу свою слабость. Все просто. Называй, как хочешь, суть от этого не изменится. Нора повернулась в его сторону и долго на него смотрела, будто пыталась найти какую-то подсказку в его чертах, точно так же, как некогда на нее смотрел он… Вдруг ее взгляд потяжелел и замер в одной точке. — Что с твоим носом? — А, это-то… — Кевин потер криво сросшуюся переносицу. — Не знаю, врачи сказали, что меня уже таким привезли. Упал где-нибудь, наверное. — Нужно быть очень везучим, чтобы так упасть, — заметила Блэквуд, недоверчиво разглядывая место перелома. — А я, по-твоему, не подхожу под описание? Все симптомы как раз налицо. Нора слабо улыбнулась и вновь перевела взгляд на воду: это ее успокаивало. Ей почему-то не хотелось лишний раз смотреть на Кевина, и потому она искала любой предлог, чтобы отвернуться. Кевин же наоборот внимательно ее рассматривал и подмечал малейшие изменения, происходившие в ее лице во время их диалога. Какое-то время они оба молчали. — А я вот замуж выхожу, — лишенным всяких эмоций голосом зачем-то сказала Блэквуд. — Свадьба через три месяца. — Поздравляю, — последовал машинальный ответ. — Не с чем. — Почему же? Силком тащат, что ли? — Похоже на то. — А между тем рабство отменили полтора века назад. — А это добровольное рабство, — выдохнула Нора. — Я сама себя на него обрекаю. — Не любишь его? — спросил Кевин, с нескрываемой жалостью глядя на шатенку, словно трагедия ее несчастливого замужества вмиг стала его личной проблемой. Блэквуд поджала губы. — Не знаю. Я уже ничего не знаю и не понимаю. Мы с ним знакомы с самого детства, он очень хороший, добрый, надежный, я ему доверяю, как самой себе, но… Я не уверена, что-то, что я к нему чувствую, можно назвать любовью в романтическом плане. Скорее, я люблю его как лучшего друга, впрочем нет, сильнее, но это все равно не то. Боже, что я такое говорю! Прости, тебе ни к чему эта информация, только голову зря забьешь. Забудь. Нора вытерла выступившие на глазах слезы и резко выдохнула. Боковым зрением она видела, что Кевин смотрел на нее, не отрываясь, но была не в силах отплатить ему тем же. — Ты кого-нибудь когда-нибудь любил? — после непродолжительной паузы глухо спросила она, заранее зная ответ. Кевин слегка приподнял брови и едва заметно покачал головой. — Нет. И кто знает, как бы все сложилось, если бы смог. А ты? — Я тоже нет. Впрочем… однажды мне показалось, что я была близка к этому состоянию. — Нора заставила себя поднять глаза на своего похитителя, но, встретившись с ним взглядом, мгновенно испугалась ударившего ей в голову предположения. — Впрочем, нет! Нет, это все ерунда, никого я по-настоящему не любила. И ключевое слово здесь «показалось». Она чересчур резко отвернулась от собеседника, словно он нанес ей смертельную обиду, и вновь прибегла к своей успокаивающей методике; но на этот раз воде не удалось унять ее волнения. Они молчали; и чем дольше длилось это молчание, тем невыносимее Блэквуд становилось в обществе Кевина. Ей сейчас очень хотелось как можно скорее убежать от этого человека и больше никогда в жизни о нем не вспоминать, навсегда позабыв об их сегодняшней встрече! Но вместо этого она продолжала недвижимо сидеть и не находила в себе сил даже подняться. Необходимость что-либо говорить тоже внезапно пропала: Нора понимала, что все, что она только могла сказать, уже потеряло всякий смысл. Его ведь больше не было. И чем яснее она это осознавала, чем отчетливее видела бессмысленность всех своих предыдущих переживаний и действий. «А может быть, его никогда и не существовало, — думала Блэквуд, рассеянно глядя перед собой. — Может, Стив прав и то была всего лишь моя фантазия, мой идеальный, выдуманный образ. Я сама наделила его сверхкачествами и сделала из него идола для поклонения, в то время как он с самого начала предупреждал меня, что я ошибаюсь. Что ж, так мне и надо; пожизненное разочарование в самой себе — вполне достойное наказание за самообман и легкомыслие. Только времени жалко. Очень жалко времени…» От размышлений ее отвлек внезапно прозвучавший вопрос Кевина: — Извини, что спрашиваю, я вовсе не собирался подглядывать, просто у тебя сумка открыта, и я краем глаза увидел переплет. Это случайно не Генрих VII? — Случайно Генрих, — отозвалась Блэквуд. — Можно я возьму? Просто в детстве был опыт знакомства с этим произведением, так сказать. — Кевин почесал затылок. — Хочу проверить: помню ли я что-то из него. — Поверь мне, помнишь. Бери, конечно, он твой. — Да нет, мне не надо, я просто… — Нет, он действительно твой, думаю, ты и сам это сейчас определишь. — Нора шумно выдохнула. — Прошу тебя: забери его, иначе я выкину его в первую попавшуюся мусорку. — Не уверен, что не сделаю того же, но спасибо. Похититель достал книгу и принялся тщательно ее рассматривать, прежде чем приступил непосредственно к чтению. Блэквуд слегка отсела от него и, уперевшись локтями в колени, закрыла лицо руками. Ей было тошно от окружавшей ее атмосферы, тошно от Кевина, тошно от себя самой и от своих глупых ожиданий, с провальным треском разбившихся прямо у нее на глазах. Она ничего больше не хотела, ее ничего здесь больше не держало, то был совсем другой человек, и Нора искренне удивлялась, как могла раньше этого не понимать. «Уходи! Уходи сейчас же! — билась в голове мысль, с которой шатенка раз за разом соглашалась, но почему-то не спешила претворять ее в жизнь. — Тебе здесь нечего делать, это не твой человек, это не твоя жизнь, так беги отсюда!»«Точно. Бежать…»
Нора будто очнулась от тяжелого сна и в последний раз с болью посмотрела на своего похитителя, мысленно навсегда с ним прощаясь. Он все это время сосредоточенно читал, и только сейчас Блэквуд заметила, что книга была открыта на форзаце. Сердце моментально сжалось от страха быть рассекреченной, но Нора тут же вспомнила, что в ее боязни больше не было смысла. Пусть читает. Ей на это все равно. Внезапно мужчина вскинул на нее глаза и отложил книгу в сторону. — Уже уходишь? — более низким, чем обычно, голосом спросил он. Блэквуд вздрогнула и опустилась обратно на скамью. Ее полный сомнения взгляд хаотично забегал по его лицу, пытаясь определить: или ей сейчас показалось, или она сошла с ума… — Знаешь, тебе все-таки стоит переписать последнюю строфу, тогда и рифма изменится, — абсолютно бесстрастным тоном заметил мужчина и скрестил руки на груди. — А то как-то негоже писать про любовь, не испытывая ее. Последняя искра надежды вспыхнула в ее душе с особою силой и готова была либо разжечь новое пламя, либо навсегда погаснуть. — Дэннис… — Вернее то, что от него осталось, — мрачно отозвался похититель и хмуро посмотрел на шатенку. — Я же просил тебя больше не приходить, неужели это так трудно сделать? Она ничего не ответила и молча уткнулась лицом ему в плечо. Он невесомо прошелся рукой по ее волосам и без былых колебаний притянул девушку к себе. Блэквуд сжалась в комок у него на груди и задержала дыхание, вслушиваясь в рваный ритм его сердца. — Что мы будем делать дальше? — едва различимым шепотом спросила она, широко распахнутыми глазами глядя на изрезанную рябью гладь пруда. Дэннис судорожно вздохнул и ответил не сразу. — Не знаю, Нора. Я не знаю…