Тихая жизнь Кота и Его Леди.

7:30 Мари просыпается с первыми лучами солнца. Она уже забыла своё спонтанное, но от того не менее логичное желание узнать личность Нуара. Вдруг она вспоминает вчерашний поцелуй... со всего маху прыгает на свой стул и кружится, что-то говоря в потолок с таким тупо-влюблённым выражением восторга(тупым и влюблённым, в оригинале, в самом сериале, там очень тупое выражение, а тут она его переплюнула), а Кот, решивший повидать свою любимую Парижанку, останавливается на соседней от её дома крыше и просто наслаждается её смехом, всё ещё сжимая в руках букет голубых орхидей. Он осторожно перепрыгивает на её мансарду, замечая какое-то маленькое существо, летающее по комнате, но списывает это на бессонную ночь, и тихо стучит в крышку деревянного люка. Маринетт вскакивает со стула (одновременно говоря Тикки спрятаться, и с немного заикающимся от страха и напряжения нервов голосом), спрашивает: "Кто это?" Вместо ответа Нуар лёгким движением открывает люк, и, аккуратно спрыгнув на середину комнаты, протягивает Маринетт цветы. Она целует его в щёку и мило краснеет, принимая их... Адриан наконец-то просыпается, и с сожалением в не-очень-то-громком голосе поднимает Плагга. Этот маленький дьяволёнок ночью нашёл экстренные запасы сыра, на всякий случай, и съел их все. В итоге Адриану пришлось ночью искать камамбер по всему Парижу, облазив все магазины, где могли продавать эти "чёртовы вонючие головы", и, порядком вымотанный, он всё-таки нашёл какой-то элитный магазин и невольно удивился политике ценообразования, протягивая выуженные из кармана пальто купюры... В это же время, утром, одновременно с Адрианом, просыпается Мари, которой снился такой же сон. Всё было настолько реально, что она уже испугалась своего раскрытия (заодно и действий Нуара), хотя против последнего в общем-то ничего не имела: Нуар ей очень даже понравился, а поцелуй был приятной "вишенкой на торте" после подаренных прекрасных орхидей, и всё это было настолько приятным и прекрасным, настолько волновало и приносило такую массу удовольствия, что Мари уже невольно пожалела, что это был (пока ещё) только сон. Она бы предпочла вставать так каждое утро, и, если бы это понадобилось, вставала бы ещё раньше (обычно она, как вы все знаете, очень постоянно *классная формулировка, просто прикалываюсь, но не будем об этом*, то есть всегда, опаздывала на занятия), и даже бы раскрыла Нуару свою личность, хотя она ещё сомневалась, хочет ли он этого. Но сейчас для наших забитых-под-завязку-гормонами героев наступало, пожалуй, самое тяжёлое испытание в жизни подростка ― учёба. Так что мы плавно перемещаемся на перекрёсток, к которому спешат мужественные озабоченные-спасители-Парижа, опять настолько погружённые в себя, а, если быть точнее, в события спящей недавности, что опять не заметили друг друга до момента столкновения. Жестокая действительность сбила(в том смысле, что соединила, как гвоздями сбивают что-либо *ну не умею я объяснять, ааааа...*) их так основательно, что Адриан пролетел несколько метров, когда Маринетт, согнувшись от силы удара, "нечаянно" продемонстрировала на нём Уки-гоши(простой бросок через бедро, ну вы поняли, просто название хотел "покрасивше" найти), и всё-таки встретился с тем столбом**, успев проронить только сдавленное ― Ой ― и сполз по нему, как "Алёша"***, но только, к сожалению, этим всё и ограничилось... Очнулся он в медпункте один-хрен-знает-как-именуется-заведение имени Франсуа Дюпона. Он валялся в больничной койке, а Мари с виноватым видом сидела на взятом с прихожей стуле, понуро опустив голову, и сжимала в руках сумочку, из которой что-ТО ВЫГЛЯДЫВАЛО? последнюю фразу он, видимо, произнёс вслух, так как девушка уставилась на него своими бездонными васильковыми глазами, в которых он понемногу начинал тонуть, а маленькая красная вспышка пронеслась за её спину, спрятавшись в волосах, и Адриан, решив отложить всё это на потом, хотя это-было-ой-как-странно-и-наталкивало-на-определённые мысли, поэтому просто спросил самый банальный вопрос, который он только смог придумать, загружая одну свободную от бурной умственной деятельности извилину и пытаясь придать голосу, грозившему сорваться на писк от увиденного, спокойствия: "Сколько времени?" Мари не нашлась, что ответить, только молча повернула голову, показывая на часы, а сама, думая, что Адриан отвлёкся, начала быстро выговаривать Тикки за её самовольность. Адриан попытался перевести взгляд куда-либо, но декольте в футболке Мари, когда та упёрлась локтями в ноги и запустила руки в волосы, покачивая головой, но вырез и мелькающий там кружевной бюстгальтер побуждали на очень-не-невинные-и-немедленные-реакции-организма. Спустя минуту она поднимает глаза, и, увидев направление взгляда Адриана, взвизгивает и вскакивает со стула, одновременно закрывая руками очертания окружённых кружевом, но скрытых под футболкой трёхмерных полуокружностей, а он с криком удивления падает с кровати, и прикладывается головой об сверкающий чистотой мраморный пол, а дальше была темнота, только крик Мари, зовущей о помощи, задержался в сознании... Постепенно он начал приходить в себя. Перед ним стоял... ангел? "Опять сказал мысли вслух" - подумал Адриан, когда на щеках очертания лица проступил румянец. Наконец смутные очертания сформировались... в Маринетт. Она смущённо протягивает свою руку, он делает то же самое, и Мари с невероятной для такой хрупкой девушки силой легко поднимает его. Потом зачем-то(ну Адриан тупой!) притягивает его к себе и целует в щёчку(повествование со стороны Адриана)*. Он приравнивается к помидору, и "ангел", подставив ему своё плечо, ведёт его к выходу из школы, по пути они встречают Хлою. Та, конечно, пытается устроить скандал, но Адриан, что-то шепнув ей на ухо, сразу охлаждает её пыл, и она обречённо отходит в сторону, сжав кулаки, крутя желваки, а убийственности её взгляда позавидует и Медуза. ― Что ты ей сказал? ― Что она будет терпеть тебя, или "Адрианчик" будет относиться к тебе холоднее, чем температура на Полюсе. ―честно ответил Адриан. Хлоя хоть и становилась при нём мягче, но доводить до белого каления она умела мастерски, так что Адриан решил обезопасить Мари от своей крышесносной-абсолютно-невыносимой подруги детства, чтобы поберечь нервы своего первого настоящего друга. Так они, чудом избежав Сезер и Ляифа, покинули школу, и пошли домой к... Мари? Никто из них так и не понял, как они пришли к этому решению, но возможность попробовать "великолепные", как говорила Алья, круассаны вызвала в желудке давно не евшего Адриана оглушительное, по его личному мнению, урчание, а начавшееся на голодно-нервно-послеударной почве слюноотделение заставило его, выкинув вежливость и свою абсолютно-не-вызванную-этой-милой-и-заставляющую-считать-его-про-себя-по-китайски-от-одного-до-десяти-и-обратно-при-каждом-её-наклоне-в-любую-сторону-в-своей-ой-какой--юбке немногословность, проглотил ком в горле, попытался замаскировать очень-даже-мужской-комок другого рода, и всё-таки начал с ней беседу, стараясь не представлять её без футболки, в этом чёрном, с зелёными вставками, кружевном белье, иначе норовил снова найти неприятности на свой до сих пор болящий зад, а то и не только на него... Маринетт, каким-то невероятным образом переубедившая отца три-битых-об-стену-в-порыве-истерики-по-поводу-фика(спасибо! Николай знает, Николай поймёт) раза Тома, который уже испёк все свои кулинарно-кондитерские шедевры, от одного запаха которых мозг(который и так уже уплывал, далеко, не прощаясь, со слезами на глазах, сморкаясь в белый платок, логика обнимала его, что-то шепча ему на ушко, а рассудок забился в самый тёмный угол палубы и захлёбывался рыданиями) переставал работать, а урчание живота приблизилось к опасному для человеческого слуха порогу громкости. Он молча ел чизкейк, который он недавно попробовал, зайдя в их пекарню, и молча удивлялся тому, сколько всего может измениться в твоей жизни за неполные двенадцать часов бодрствования, и втихую любуясь ей, да, да, у вас со зрением всё хорошо, вы не волнуйтесь, он пока что не... нет, всё-таки вставать из-за стола он пока не будет Изращенец, я тебе глаза сейчас мигом прочищу!**. Мари же просто пытается не уснуть ― всё-таки день измотал её основательно, не столько физически, сколько эмоционально(да, меня сегодня судьба отметелила, а фики вернули на позитив), переживала за Адриана, когда из рассечённой брови полилась кровь, когда он упал, и слабый, но очень мерзкий хруст заполнил комнату, отдаваясь от стен... Она пытается держаться, бьёт себя по щекам, когда он "не видит", щипает себя во все рамочно-приличные места, мотает головой из стороны в сторону. Он видит, как она медленно сползает, изо всех сил сопротивляясь земному притяжению, которое будто специально затянули, как пружину, отчего она всё-таки прикладывается щекой к ребристой поверхности стола. Адриан берёт своё пальто(да и бог с ним, всё равно фотосессия уже прошла, и оно больше не понадобится), сворачивает его в подобие подушки, чуть чуть приподнимает её голову, её волосы щекочут ему запястье, и он тихо фыркает, аккуратно подкладывает под голову Мари, немного подбивает его. Он ещё несколько минут посидел, любуясь... Леди? Мари? Ответ на этот вопрос ожидал его завтра, а пока он попрощался с её родителями, которые были очень рады его дружбе с ней, попросил их извиниться за него, за то, что он так сильно вымотал её сегодня, но всё-таки быстро, пока её родители "отвернулись" подбежал к ней и поцеловал в лоб, пулей мчась обратно и видя гордо поднимающийся кулак Дюпен-Чена "Так держать!" Мари Мари спит и видит сон, А во сне том он. День ― мой друг, Адринетт Ночь мой враг, Но в ней ― свобода. Рая личный уголок. Это хоку, и это два разных стиха, но они перекликаются. Раз ты, мой читатель, Вынес это всё спокойно. Благодарен я тебе. Лайк, коммент, Не много надо. Не жадничай.